Об основных началах русского церковного права

Главным, основным началом законоположения русской Церкви, и всех постановлений, к собственному управлению её относящихся, изначала было и есть: неизменное сохранение в России учения веры и уставов православно-кафолической восточной Церкви.

Довольно, во свидетельство этой истины, указать только на главнейшие эпохи нашей церковной истории. В самом начале русская Церковь основалась принятием веры и крещения от православного Востока. Особенную важность этому обстоятельству придает то, что принятие веры от Греции было следствием сравнения и выбора учений, не только разных вер, христианской, еврейской, магометанской, но и разных исповеданий одной и той же веры христианской. По рассуждению, опыту, убеждению, – преимущество отдано исповеданию восточному. Отсель все внимание правительства, равно и церковного, и гражданского, было постоянно обращено к утверждению и сохранению православия, – в вере, обрядах, установлениях. Мы видим это из самых первых наших официальных актов, церковных и гражданских. Первый из русских митрополитов, Илларион, при своем рукоположении в сан святительский, исповедал православную веру по символу никейскому-цареградскому, и в заключение говорит: «верую же в 7 собор правоверных святых отец, и его же отвергоша, и аз изметаю; и его же прокляша, и аз проклинаю. И яже писанием предаша нам, приемлю, – к кафоликии и апостольстей Церкви притекаю... и тако верую и пред народы исповедаю».¹ Как это исповедание составлено и произнесено по образцу восточному, так и служило образцом для всех, после Иллариона бывших, митрополитов и епископов, которые, сообразно церковным правилам, произносили исповедание при своем посвящении. Такое же исповедание веры еще прежде Иллариона произнес сам великий князь Владимир, во время своего крещения, с обещанием ненарушимо хранить его и не принимать учений иных.² Этим же исповеданием великий князь запечатлевал важнейшие из своих постановлений, Церкви касавшихся, как напр. Устав о церковных десятинах и судах, где он говорит: «то все дал есмь по первых царей уряженью и по вселенских святых семи зборов (соборов) великих святитель». «Кто переступит си правила, яко же есмы управили по святых отец правилом в по первых царев управленью… да будет проклят в сий век и будущий семию зборов святых отец вселенских».³ Один и тот же дух видим во всех, сохранившихся до нас, памятниках первого периода русской Церкви. Так, например, митрополит Иоанн (XII в.) дает замечательные правила ради сохранения православной веры и уставов православной Церкви. «Иже опресноком служат и в сырную неделю мяса ядуще и кровь и давленину, (разумеются латины), сообщатися с ними (разумеется церковное общение) и служити (в церкви) не подобает; ясти же с ними, нужде суще, Христовы ради любви, отнюдь не есть возбранено. Аще же кто хощет сего убегати, извет имея чистоты ради или немощи, (да) отбегнеть; блюдите же ся, да не соблазн от сего, или вражда и злопоминание родится, и подобает от большего зла изволити (избирать) меньшее». Это правило особенно замечательно тем, что с одной стороны, со всею строгостью ограждает чистоту православной Церкви и целость её уставов, с другой, исключает всякую нетерпимость: ибо запрещает православным иметь только церковное общение с иноверцами, а внешнего, или гражданского не касается, и даже предупреждает, чтоб самое удаление от них в безразличных предметах, например, в пище, чистоты ради, не было поводом ко взаимной вражде и соблазнам. Другое правило: «иже не причащаются в рустей земли, и в великое говенье (пост) мяса едят, подобает великим образом их исправляти, и возвращати на правоверное учение». Также: «иже не приимают святых тайн ни одиною летом, аще не отца духовного звязани будут не причащатися? И ты веси яве тем всем чюжем быти нашел веры, отверженным от зборныя Церкви, и всею силою потщися взбранити и направляти их на веру правую; имей к ним наказание и поученье не одиною, ни двожды, неразлучно (неотступно), дóндеже уведают и разумеют во истину и добру научатся. Не покоряющихся же ся и своея злобы не отлучающихся, чужи имети от зборныя (соборной) кафолической Церкви, и наших заповедей недостойны и непричастны».⁴

От XIII столетия, в бедственный период нашей Церкви, под игом монголов, имеем весьма замечательный церковный акт – собор, во Владимире, под председательством митрополита Кирилла (1274). Много замечено в Церкви беспорядков и злоупотреблений; внутреннее состояние Церкви требовало усовершения: но основное начало всех постановлений собора составляло – сохранение первобытной чистоты Церкви, не в одном вероучении, но и во всем благочинии, сообразно преданиям древней кафолической восточной Церкви. Так говорит собор: «со всяцим хранением опасне блюсти правила святых апостол и по тех бывших преподобных отец наших, жизненное слово имущих; своими пречистыми законоположеньями, аки некими стенами чудными, оградивших Божию Церковь, и камень твердости в основу вложиху... От святых правил да просветит ны Бог, да никакоже преступающе отеческие заповеди, горе наследуем». Затем излагаются и подтверждаются на разные случаи, правила апостольские, соборные, отеческие. Вообще этот собор есть важный памятник древней чистоты и твердости нашего церковного законоположения.⁵

Особенным средством к сохранению чистоты древнего православия, был неразрывный, во всех отношениях союз нашей Церкви с греческою, и даже подчинение ей, как матери, в учении, иерархии, благочинии. Наши епископы, при своем посвящении, давали, между прочим клятву – «еже не приимати иного митрополита, но токмо от Царяграда посылаемого, от соборной и апостольской Церкви».⁶ В таком союзе с Востоком наша Церковь находила для себя оплот, как против внешнего влияния иноверных учений, так и против внутренних волнений от ересей и расколов.⁷ Это соединение Церквей было совершенно в духе древней вселенской Церкви. На всякое отделение от Востока у нас долго смотрели, как на дело не только незаконное, но и опасное для внутренней чистоты и целости нашей Церкви. Так в независимом от патриарха поставлении литовского митрополита, столько же представлялось опасным нарушением внешнего единения церквей, сколько нарушением внутреннего единства нашей Церкви. На всякое отделение от Востока у нас долго смотрели, как на дело не только незаконное, но и опасное для внутренней чистоты и целости нашей Церкви. Так в независимом от патриарха поставлении литовского митрополита, столько же представлялось опасным нарушение внешнего единения церквей, сколько и нарушение внутреннего единства нашей Церкви. По этому случаю митрополит Фотий в своих окружных по всей России посланиях (1416–19) писал: «якоже источник водный, един той текущ, разливается по многих странах и напаевает и прохлажает словесных и несловесных и вся прозябления земная влагою растит и плодит: сяце же аборная (кафолическая) и апостольская Церкви Константинограда, яко же от источника паче духовного и бессмертного повсюду текущи, такоже и киевской и всея Руси митрополии, поизначального чина же и пошлины, строить попечение и брежение, и посылает единого митрополита Киеву и всея Руси. И тако должно сущим всем епископам, князьям, вельможам, священникам и инокам, и всему христоименитому исполнению послушати его» ... «Се убо сборная и апостольская Церкви, от востока солнца даже до запада, и от конец до конец вселенной, учить божественным и священным правилам, каковое должни суть покорение имети епископы к сборной Христовой апостольстей Церкви: и никакоже нигде же обретеся кто таковое створити беззаконие, якоже они (епископы литовские) створиша».⁸ И заключает: «мне же и не волею написавшу сия вся, но разивствиа ради сего и мятежа бывшего от несмысленех людей, а еже написах, не от себе, но от божественных правил нудим есемь, ово убо на утверждение христоименитым Господним людем, ово же на соединение Божиа Церкви и на обращение заблуждыших. Вы же, чада мои возлюбленная, достоит вам всем единомудренно молитися о соединении Божия Церкви и о спасении своем, також и о заблуждьших всех, яко да единомысленно, в купе, будем едино стадо и едина паства Христу». С своей стороны патриархи, при поставлении наших митрополитов, обязывали их в настольных грамотах: «блюсти и хранити общая предания святые, апостольской и соборной Церкви не подвижно и не оскудно и преисполнено (вполне); ничтоже инако мудрствовати, ни творити в пределах своей митрополии, кроме правил св. апостол и св. отец вселенских.⁹ К тому же обязывали митрополиты каждого новопоставленного в России епископа.¹⁰ Такой предостерегательный характер имеют вообще все наши церковные правила того времени (ХV столет.)¹¹

Как глубоко мысль о неразрывном единении, с древле-кафолическою Церковью лежала в основании нашего церковного управления, тому особенно сильное доказательство – история митрополита Исидора. Против унии единодушно действовали церковное и гражданское правительство. Особенными посланиями на Восток, они обличали отступничество Исидора, и слышав о колебании в православии самого греческого императора и патриарха, настойчиво требовали от них согласия на то, чтобы митрополит в России избираем и поставляем был – русский, и русскими властями. Это время составляет эпоху в истории нашей Церкви, потому что отсель наша Церковь утвердила в себе уже не посредственный только, через Грецию, но и самобытный союз с древле-кафолическою Церковью, став самостоятельным, деятельнейшим и одним из главных её членов. Так великий князь Василий Васильевич писал к патриарху после соборного совещания в Москве: «ныне прииде к нам (Исидор) и многа странна и чужа принесе в наше православное христианство, через (вопреки) божественные и священные правила, святых апостол и богоносных отец и через божественное законоположение, еже предано быть святыми апостолы и богоносными отцы святой соборной апостольской Церкви гречестей и всему православному христианству... Мы же сия слышавши и видевши, созвахом боголюбивыя епископов отечества нашего, и повелехом им взрети на тая божественная и священная правила святых апостол и богоносных отец, еже прияхом от святыя великия сборныя апостольския Божия Церкви греческия, истинного православия... И явися всем нашим боголюбивым епископом русским и всему православному христианству, якоже чюже есть и странно от божественных и священных правил Исидорово все дело и прихожение».¹²

Впрочем, местное избрание и поставление русского митрополита не было, и не почиталось, нарушением духовного союза с православным Востоком: этот союз оставался непоколебим, как союз единого стада Христова, под сению единой веры и благодати. Тот же князь, уведомляя императора Константина Палеолога о возведении на митрополию св. Ионы, писал: «за великую нужду сие сотворихом, а не кичением, ни дерзостью, а сами есмы во всем благочестии, по древнему нам преданному православию, якоже и выше писахом; в том тако и будем до конечного нам временного живота и до скончания века. И Церковь наша русская святейшие митрополии русские, святые Божия вселенския сборныя апостолския Церкви премудрости Божия святыя София цариградския благословения требует и ищет, и во веем по древнему благочестию повинуется; и тот нам отец Иона, митрополит всея Руси, по томуж, всячески требует оттоле благословения и соединения».¹³ Сам митрополит Иона к патриарху цареградскому Геннадию писал: «и благословение от твоея великия святыни требовати хощем; также ото всех, кто ли ни будет патриарх на патриаршестве, съблюдая Церковь Христову и держа истинное великое православие».¹⁴ Но когда вслед за сим открылись новые покушения папизма на унию в Литве, собор великороссийских пастырей в Москве единогласно высказал свое призвание: «на утверждение правых велений православныя нашея християнския веры, и на сохранение церковных преданий, еже предано быть нам святыми правилы святых апостол и святых отец богоносных вселенских учителей, и не разлучно утвердити о Святем Дусе мир и любовь и соединение, церковного ради утверждения и тишины, якоже по прежнему изначальству, общая предания предаша нам всем православным христианам».¹⁵ В этом же духе, как весь собор, так и митрополит Иона, отдельно, писали свои послания в Литву к епископам, князьям, и народу, также и в разные великороссийские епархии, увещевая всех хранить «божественная и священная святых апостол и святых богоносных отец правила, иже повелевают великим духовным настоятелем великия сборныя апостолския Церкви, юже Христос своею кровию искупи, таковое и неленостное в своей врученной нам пастве попечение имети о истинной православной вере греческой, чтобы никакой плевел не всеялся меж истинныя пшеницы благочестия, но тако бы было, якоже приаша исперва святии вселенские семь соборов от святых верховных апостол, таже и нам предаша, утвердивше неподвижно; а ничтоже ново приимати, нияже прияхом, отлагати».¹⁶ Хотя цель этих благонамеренных действий не достигнута: митрополия русская разделилась окончательно после смерти св. Ионы: но указанные нами акты принадлежат истории нашей Церкви, как свидетельства основных начал и духа её управления.

Тогда как, с отделением литовской митрополии от московской, в южной Церкви начались нестроения, враждебное усиление чуждой власти, потрясение древнего церковного порядка и благочиния, наконец жестокие бедствия православия, – Церковь великороссийская пребыла непоколебимою, и благоденствовала неизменною твёрдостью в своих вековых началах учения и управления. В борьбе с домашними врагами, стригольниками, жидовствующими и другими, еретиками и раскольниками, она торжествовала, и всяк их побеждала силою преданий и правил древлекафолических, апостольских и отеческих, которые непрерывно сохраняла. Так писал митрополит Фотий в послании к жителям Пскова, по поводу ереси стригольников: «Церковь Божия, утвержденная Богом и данным нам законом новым, и ограждена повеленьями апостольскими и укрепляема божественными и святых отец правилами семи сборов, светится паче солнца, яко сущее небо земное украшена, и красящеся непобедимым благолепием православия».¹⁷ Все того времени пастырские послания, в разные концы России, повторяют одно: «чтобы жили все под законом Божиим, и держали и имели, по преданию божественных апостол богоносных отец, чин великого Божия священства, и жили все и держали тое от божественных и священных правил и от Божьей Церкви преданое православие истинное, и чисте и непреложне тем божественным и священным преданием покарающеся и верующе.¹⁸ Всякое отступление от этих преданий и правил в вере, в богослужении, в благочинии церковном, в образе христианской жизни, было строго обличаемо.

Но доселе наше церковное законодательство развивалось только по частям, в отдельных церковных актах, каковы были повременные пастырские послания, по мере нужд. Уже по обновлении России, с отвержением монгольского ига и утверждением спасительного единодержавия, возникла мысль – обновить и развить церковное законоположение, в полном составе его, по указаниям опытов. Мысль эта, предположенная царем Иоанном Васильевичем, и митрополитом Макарием, раскрыта на соборе 1551 года. Хотя эта мысль не выполнена с успехом, – и потому, что не доставало сил, довольно крепких для такого важного дела, и потому, что оно встретило на соборе противоборство ложных мнений, сильных своим упорством и грубостью: но по крайней мере поддержано и усилено основное начало церковного порядка, – сохранение преданий и правил Церкви древле-кафолической, без всяких изменений и нововведений. Так определил собор: «на большая утверждения, всем святителем, митрополиту, и архиепископам, и епископам, посылати дозирати, с духовным поучением, к попам и диаконам и ко всем православным христианам, по всем городам и по селам, коемуждо в своем пределе, соборных священников, добрых, искусных, могущих и иных в духовных ползовати, чтобы церковные чины по всем святым церквам о всем было по преданию святых апостол и святых отец, по божественному уставу и по божественным правилом, ничтоже претворяющи».¹⁹

За сим является в нашей Церкви патриаршество. Патриаршество не произвело никаких существенных перемен в нашем церковном управлении: тем мене оно могло изменить основные начала его. Напротив, в учреждении его высказывалась мысль – украсить и утвердить этим возвышением нашей иерархии торжество в нашем отечестве православной, кафолической Церкви, не спокойной и не безопасной среди мрака лжеучений и страстей Запада, – бедствовавшей среди тягостного под чуждым игом унижения православного Востока.²⁰ Россию хотели сделать средоточием православно-кафолической Церкви, как в первые века Христианства средоточием её был Рим, как в следующие века был Константинополь. Русской иерархии хотели придать более величия и силы, – в отпор властолюбию пап, – в поддержание угнетенной иерархии Востока. Самое избрание и проставление патриарха царь предлагал совершить, «аще писания божественная не прорекують, по правилом св. апостол и отец, и по соборному русских и греческих пастырей уложению».²¹ При посвящении внушаемо было патриархам: «наипаче блюсти и хранити общая предания святыя апостолския Церкви неподвижно и непреткновенно, и ничтоже инако творити, ниже привносити, кроме преданий святых апостол и святых отец канон и правил»;²² и патриархи, также, как и епископы, читали во всеуслышание исповедание православной веры и свое клятвенное обещание, – «чтобы правую и непорочную веру христианскую содержати цело и ненарушимо. К сим же приимаю и вселенских семи соборов изложение, иже на сохранение правых велений собрашася, исповедаю яже от них уставленая, каноны и уставы любити и соблюдати, елики священными нашими отцы по различным временом и летом изобразишася, и всех, их же они прияша, и аз приимаю, их же они отвратишася, и аз отвращаюся; еще же и церковный мир исповедаю соблюдати, и ни единем же нравом противная мудрствовати, во всем животе своем, во всем последуя и повинуяся святым апостолам и святым вселенским семи собором».²³

От времен патриаршества, весьма важный памятник церковного законодательства есть собор 1667 года. Он был, можно сказать, представителем в России всей православно-кафолической Церкви: ибо на нем были, кроме русского патриарха и епископов, патриархи александрийский и антиохийский, с другими восточными святителями. Предметы рассуждений соборных были особенно важны: надлежало произвести суд о состоянии русской Церкви, по случаю смут, происшедших в ней из-за некоторых мнений, обрядов, исправления книг, дел Никона. Нужно было ее очистить, утвердить, оградить на будущее время от подобных беспорядков, решить, пребыла ли она верною коренным началам своего учения и управления, и до какой степени она имеет нужду в каких-либо переменах. Что же постановил собор о нашей Церкви? «Святейшии патриарси, скажем словами актов соборных, наши соборы и дела, и рассуждения слышавши, глаголали, яко тако есть истинно, и право рассудили, и с нами во всем согласно, яко же мы держим и мудрствуем изначала: тако и вы соборовали есте и мудрствовали, зане сие предание есть св. апостолов и св. отцев и св. Церкви чин древний – и своим благословением наши соборы и рассуждения утвердиша».²⁴ Что касается до частных мнений и обрядов, возникших в народе, под видом древних, отеческих – тот же собор патриархов вменил «ни во что же, зане мудрствоваша невежеством своим безрассудно; яко же восхотеша, сами собою, не согласяся с греческими и древними словенскими книгами, ниже со вселенскими патриархи, о том советоваша».²⁵ Собственно о исправлениях, сделанных в Церкви, высказано следующее прекрасное и на все времена пригодное замечание: «там же убо яко в греческих книгах не абие быть конечное совершение во всех странах единогласно, ибо и доныне всякия страны Церковь по обычаю своему чины утверждает и в совершенство возводит: тако и наша православная российская Церковь от многих их преводов един хотящи совершенный сотворити, не весьма своея страны чин и обычай отставляющи, паче же любезно благолепная содержащи, – что дивно есть, аще совершенного ради исправления, по богохвальным своим и греческия Церкви обычаем, мало нечто изменяет. Не охуждаются сим и прежняя исправления, но на вящший совершения степень возводятся». В общем заключении своих постановлений собор положил: «соборне заповедуем всем вам клирикам и всякого чина христианам покарятися во всем без всякого сомнения и прекословия св. восточней апостольстей Церкви; – и кийждо священник своя дети духовныя да учат почасту в церквах и наедине, дабы покорялись все во всем, без всякого сомнения святей восточней Церкви».²⁶

Те же основные начала управления, которые непрерывно сохранены во все периоды нашей Церкви, неизменно действуют и в законах настоящего периода. Законы, как церковные, так и гражданские, Церкви касающиеся, выражают их ясно и положительно.²⁷

При обращении к нашей Церкви иноверцев, как из разных христианских обществ, так и евреев, могометан, язычников, наша Церковь требует от них торжественного исповедания, в следующих словах: «вся апостольская предания и отец святых, яже Церковь святая, кафолическая, соборная содержит, свята и душеспасительна быти верую, исповедую и приемлю». Также: «вся от св. отец на семи вселенских и поместных соборах преданная, узаконенная и изъясненная, кроме всякого усомнения приемлю и исповедую».²⁸

Местное наше законоположение – Духовный регламент, в правилах о учреждении св. Синода, прямо говорить: «управления основание есть закон Божий, в священном Писании предложенный, так же каноны, или правила соборные, св. отец», и пр.²⁹ Первым правилом для епископов регламент полагает следующее: «должни суть епископы иметь всяк у себя соборы вселенские и поместные, и что в оных заповедано, как их же чину, так и всему клиру должное, знать гораздо, что не может быть без прилежного и частого чтения.³⁰ Тоже самое повторяет устав епархиального управления, или консисторий: «основания епархиального управления и суда суть: закон Божий, в св. Писании изложенный, каноны св. апостолов, соборов вселенских и поместных и св. отец».³¹

В частных законоположительных определениях – тоже. Так наши епископы, при своем посвящении в сан святительский, дают торжественную, пред всею Церковью, клятву: – «блюсти каноны святых апостолов, и семи вселенских и благочестивых поместных соборов, иже на сохранение правых велений суть узаконены: и елико по разным временом и летом от истинно поборствующих по святей восточней православной вере, каноны и святыя уставы суть изображены, и та вся хранити крепче и ненарушне до кончины моея жизни сим моим обещанием свидетельствую: и вся яже они прияша, и аз приемлю, и их же они отвратишася, и аз отвращаюся».³² Или: «обещаюся учити врученные мне люди и ни единым убо нравом в чесом противная православной восточной христианской вере мудрствовати вся дни живота моего». Подобным образом прочее новопоставляемые священнослужители обязуются: «вседушно прилежати чтению божественных писаний, и не инако сие толковати, но яко же святые и богоносные отцы наши великим согласием истолковали; исповедавших своя совести вязати и решити благоразумно, по правилом святых апостолов, и учению богоносных отец, по уставу же святыя восточныя Церкве...».³³

Так же ясно и положительно, говорим, выражаются эти начала в законах государственных, к Церкви относящихся. Император Петр великий, излагая свои мысли о учреждении св. Синода, в грамоте к восточным патриархам, писал: «оному же духовному святейшему Синоду определили мы, через учиненную инструкцию, дабы святую Церковь управляли во всем по догматом святыя православныя кафолическия Церкви восточного исповедания неотменно, и оные догматы имели бы за правило непогрешимое своего правления, в чем оные и присягою в святей соборней Церкви, целовашем святого креста и подписанием саморучным, себя обязали».³⁴ Сохранение учения и правил православно-кафолической Церкви входит в состав основных законов государства. Наши основные законы говорят: «первенствующая и господствующая вера в Российской империи есть христианская – православная, кафолическая, восточного исповедания».³⁵ По тем же законам, как император, престолом всероссийским обладающий, сам лично не может исповедовать никакой иной веры, кроме православной, так, по сану своему и долгу, он есть верховный покровитель и защитник Церкви, блюститель её догматов и всего правоверия.³⁶ Далее о предупреждении и пресечении преступлений против веры наши законы говорят: «как рожденным в православной вере, так и обращенным к ней из других вер, запрещается отступать от неё и принимать иную веру, хотя бы и христианскую».³⁷ «Всякое малейшее помешательство Церкви православной в правилах её, в священнослужении, и всякое отвлечение от неё, строжайше запрещаются».³⁸ Законами «запрещается заводить или распространять между православными какие-либо ереси и расколы».³⁹ Эти же начала развиваются в подробных гражданских постановлениях об охранении православной Церкви, предупреждающих и пресекающих всякие преступления против нее, как например порицание православной веры, оскорбление святыни, нарушение церковного благочиния, несоблюдение в народе правил и постановлений православной Церкви, и т. д. Все эти узаконения занимают первое место в уставах нашего гражданского благочиния, и нарушения их судятся, как государственные преступления.⁴⁰ Те же начала строго охраняются в самом образе мыслей общества: ибо, по законам нашим, «произведения наук и искусств подвергаются запрещению, как скоро в них содержится что-либо клонящееся к поколебанию учения православной Церкви, её преданий и обрядов, или вообще истин и догматов христианской веры.⁴¹ Даже кто откроет споры, противные православию, на того наши законы повелевают без суда налагать молчание.⁴²

Такое направление самых гражданских законов к охранению православия в отечестве вытекает из тех благословенных отношений нашей Церкви к государству, и государства к Церкви, которые образуют между ними исконный, неизменный союз в единстве духа. Этот союз составляет также одно из коренных начал нашего церковного права: оно развивается и действует не иначе, как в связи и единении с правом государственным. Средоточие этого союза, опора этого единства – есть власть царская. Церковь сознает и сохраняет свои отношения к государю, – как помазаннику Божию, поставленному Вышнею рукою на царство, в котором и она (Церковь) находится. Поэтому Церковь признает власть царскую священною, неприкосновенною и непререкаемою; почитает ее, как власть в государстве самодержавную, неограниченную, которой и все члены Церкви, равно и служащие и начальствующие в ней, как члены – вместе и – общества гражданского, суть подданные, обязанные повиновением беспрекословным; как власть верховного покровительства и наблюдения в Церкви, действующую мерами государственными, не только в предупреждении и пресечении преступлений против неё, но и в самом церковном благоуправлении.⁴³ Соответственно таким понятием о царской власти, Церковь почитает священнейшим долгом ограждать её величие и неприкосновенность, – ограждать своим учением, своими правилами, своим духовным влиянием на совесть и нравы народа.

Такие понятия о царской власти и отношения свои к ней наша православная Церковь в частности выражает:

а) в торжественном священнодействии царского миропомазания, которым царская власть освящается, и помазанный, как самим Богом поставленный и вознесенный на царство, исполняется особенных даров благодати, не только для укрепления сил в подвигах высокого служения своего, но и для того, чтобы в действиях своей самодержавной власти быть чистым орудием воли Божественной, после которой нет на земле власти высшей, как власть царя.⁴⁴

b) во всенародных молениях о царе как повседневных, при каждом церковном священнослужении, так и особенных, во дни торжеств государственных, как-то во дни священного венчания государя на царство и вступления на престол, – когда Церковь нарочито усиливает свои молитвы «о еже благословитися царству его благословением Царя Царствующих; о еже укреплену быти скипетру его десницею Вышнего» и т. д.⁴⁵ Собственно в отношении к себе самой, Церковь о царской власти молит: «даждь им Господи мирное царство, да и мы в тишине их тихое и безмолвное житие поживем, во всяком благочестии и чистоте». Также: «удержави его (царя) царство, даруй ему глубокий и неотъемлемый мир, возглагали в сердце его благая о Церкви твоей, да в тишине его тихое житие поживем».⁴⁶

с) в некоторых особенных действиях, по отношению к царской власти; так Церковь аа) принимает и свидетельствует всенародную присягу на подданство государю;⁴⁷ бб) всех своих служителей, не исключая и высших, обязывает присягою к неизменной верности и покорности ему, каждый раз, при их вступлении в должность; вв) в своих поучениях к народу, в духовном просвещении его законом Божим, в своем нравственном влиянии на совесть и жизнь общественную, неослабно внушает чистую и совершенную преданность престолу, беспрекословную покорность царской власти и воле; гг) нарушение воли, или оскорбление чести царской, всякий враждебный замысел против неё, – предупреждает, обличает и запрещает, как тяжкий грех, и поражает своим духовным судом; изменников царю не признает и своими членами, не терпит их в обществе своих сынов православных и предаете анафеме.⁴⁸

Соответственно отношениям, в каких поставляет себя Церковь наша к царской власти, и эта власть определяет свои отношения к Церкви. Обозревая всю историю нашей Церкви, во все времена, во всех обстоятельствах её, видим одно, постоянное отношение к ней государей русских: это всегда ревнители её веры, охранители её уставов, защитники её прав, блюстители её благоустройства и благоуправления. Обратим внимание на те официальные акты, в которых торжественно и положительно выражались эти отношения. Первый христианский государь Руси, Владимир, в уставе о церковном суде определяет: «своим тиуном приказываю, церковного суда не обидети; те суды Церкви даны суть; то все дал есмь, по первых царев уряженью; и во вселенских семи святых сборов, великих святителей».⁴⁹ Отсель начинается непрерывный, до позднейших времен, ряд жалованных грамот, данных государями Церкви и духовенству на освобождение от податей, на владение разным имуществом, разные привилегии, гражданские, судебные, и пр. Сохранившиеся до сели акты древних времен наполнены такими грамотами.⁵⁰ Основание всех их одно: уважение князей и царей наших к Церкви и ревность о её благосостоянии. Еще великий Мономах в завещании к детям своим писал: «епископы и попы, и игумены чтите, с любовью взимайте от них благословение, и не устраняйтеся от них, и по силе снабдите и любите, да примете молитву от них к Богу; не мозите ся ленити ни на что же доброе: первое к Церкви» … и пр.⁵¹ В период монгольского порабощения, наши князья не хотели приобретать иноземной помощи отечеству ценою православия. Не смотря ни на какие обольщения от римского папы, сильно прозвучал перед ним голос князя-ревнителя своей Церкви, Александра Невского: «вся добре вемы, а от вас учения не приемлем». Это был голос не только за чистоту православного исповедания веры, но и за права отечественной Церкви: ибо главная мысль папских предложений всегда была одна, – подчинение русской Церкви своему главенству.

Вполне раскрылась охранительная сила державной власти для блага Церкви – в известной истории митрополита Исидора. Мы уже указывали грамоты великого князя Василия Васильевича на Восток. Здесь видны не только личные действия великого князя в отношении к Исидору, но и вообще дух отношений к Церкви наших древних государей: они признавали своим правом и священным долгом – действовать в ней своею властью, но в одном неизменном духе, – в духе охранения её чистоты, целости, самобытности. Так пишет великий князь Василий к патриарху цареградскому: «взимает к себе благочестивый царь Русския земля Владимир, на свое отечество, от святыя великиа сборныа и апостолскиа Церкве царствующего града, и от правящего Божию Церковь святейшего патриарха и божественного еже о нем священного сбора, на русскую землю митрополита. По нем же, укрепляеми и сдержими благочестием, сынове его и внуци его, и правзуци его, по роду, такоже творяху, от времене до времене вземлюще святейших митрополитов на свое отечество, на русскую землю, от царствующего града, овогда грека, иногда же от своея земля поставляемого святейшим вселенским патриархом нашего русина, а не от Рима, ни от папы, ни от латыни. И благодатью Божией, земля наша и сущих окрест нас братий наших, великих князей державы и поместных князей и начальников, елико кто под собою имеет, все суть во благочестии и в православной вере христианской живущие, … от предания и заповедания оного святого и великого прародителя нашего, и до сего настоящего нынешнего времени, в нем же и мы ныне Божею блогодатию жительствуем».⁵² Далее о митрополите Исидоре: «якоже прииде к нам Исидор, и от первого дне начять тщатися к сборному путешествию; и колико възбраняхом ему да не пойдет»... И яко не възмогохом увещати его и от путнаго шествиа възбранити, и много паки глоголахом ему о сих: «аще убо пойдеши и паки аще имаши възвратитися к нам, то принеси к нам древнее наше благочестие и православную веру, еже патриархом от прародителя нашего, великого Владимира, еже держит великиа сборнаа и апостолскаа Божиа Церковь греческая; а иностранно, и ново, и чуже от тоя сборныя Церкве не приношай к нам; понеже аще и принесеши что ново, то неприятно будет нам то».⁵³ Кроме других отступлений Исидора от православия, князь вменял ему в вину и то, что он «подда и поработи пас под отлученную, многих ради ересей, святыми и богоносными отци римьскую Церковь и римьского папу...; надо всеми же семи створи его всему нашему православному христаньству отца и учителя и всем церквам главу». О том же и в том же самом духе писал князь к императору Константину Палеологу.⁵⁴

В нашем отечестве: Церковь и государство изначала составляли одно нераздельное отечество для православных сынов России. Ни в понятиях и чувствах народа, ни в устройстве и управлении России, они никогда не были разделены между собою: поэтому и для государей русских попечение о царстве и Церкви всегда было нераздельно; управляя первым, они блогоустрояли вместе с тем и последнюю; охраняя последнюю, они охраняли первое. Таким образом и возвышение русского самодержавия было благоприятно для Церкви: ибо возвышалась сила власти, её охраняющей. Поэтому наши пастыри так усердно подвизались словом и делом, не только для примирения родовых прав в великом княжении, но и положительно – для утверждения во всей России единодержавия.⁵⁵ Также смотрели и на внешния отношения русского престола к иноземным царствам: в его политической независимости, могуществе, торжестве над враждебными народами, видели ограждение целости и самобытности Церкви и её собственное торжество. Так писало русское духовенство к великому князю Иоанну III на Угру: «молим всемилостивого Господа Бога о благосостоянии святых Божиих церквей, и о многолетном здравии великого твоего господства,.... о всем нашем христолюбивем воинстве, людях православных, и о подвизе вашем, еже с Божиею помощью и заступлением, мужествене, добре стоите за дом святыя и живоначальныя Троицы, Отца, и Сына и Святого Духа, и за дом пречистые Богородицы и великого чудотворца Петра митрополита, и за все Божие святые Церкви все русские земли, и за свою святую чистую нашу пречестейшую веру, яже во всей поднебесной, якоже солнце, сияше православие в области и державе нашего отчества и дедства и прадедства великого твоего господства».⁵⁶ Также писали потом к Иоанну IV во время похода его на Казань.⁵⁷

С утверждением в России единодержавия, Церковь положительными, государственными законами ограждена в своих правах и в порядке своего внутреннего управления. Неприкосновенность её суда, не только духовного, но и внешнего, в своих делах и лицах, ей служащих, утверждена законами.⁵⁸ Преступления против Церкви верховная власть преследовала своим судом и, гражданскими казнями, сверх суда церковного.⁵⁹ Самое законодательство государственное, при его обновлении и усовершении, поставлено в связь и соотношение с основными законами православной Церкви, чтобы от неё заимствовать чистый дух божественной религии и правды, долженствующей ограждать и одушевлять гражданский быт христианских народов. По таким побуждениям царь Иоанн Васильевич отдавал свой судебник на рассмотрение собора, чтобы «аще достойно сие, дело утвердить по правилом св. апостол и св. отец». С своей стороны царь внес в судебник статьи об охранении гражданскою властью священных правил, их целости и ненарушимости, как в жизни самих служителей Церкви, так и в быту народном.⁶⁰ Особенный дух ревнителя церковной чистоты и благочиния, показал в себе царь созванием собора (1561), предложением ему многочисленных и разнообразных вопросов «о церковных чинах».⁶¹ В царских же приговорах и наказах обнародованы важнейшие из соборных постановлений⁶². Свои мысли о господствующей вере царь сам выразил следующими словами к Максиму Греку, по случаю ереси Бакшина: «якоже предаша исперва божествении апостоли, иже самовидци бывше и слуги словси Божию, и по них их приемници и съпрестолники, святые и богоносные отци, ясно предаша Церкви и утвердиша, и запечатлиша. Сице убо аз проповедую истинную православную веру: яже они приаша и предаша сиа, и аз приемлю, имъже они приобщишася, сих и аз приобщаюсь, ихже они отвратишася, сих и аз отвращаюсь. Тамже убо умыслих сице: да сберутся вси, елици сущии обретаются под областию моею, архиепископы и епископы, архимандриты же и игумены и черноризцы, иже во благочестии пребывающии, яко да исторгнуть терние из чистыя пшеницы, и будут споспешници святым вселенским семи сборам, ... иже проповедаша благочестия таинство, якоже и ныне нами недостойными держимо есть».⁶³

По учреждении патриаршества, отношения царского самодержавия к Церкви не изменились. Самое это учреждение состоялось «царского величества изволением».⁶⁴ Собственная мысль царя Феодора Иоанновича, в этом учреждении, была, – «утверждение совершенного в Церкви русской благочестия, и святыя православныя христианския веры, и почесть соборныя церкви царствующего града и древних порвопрестольников, Петра, Алексия» и пр.⁶⁵ Словом, мысль царская была, как мы уже заметили выше, утверждение в Москве, под охранением всероссийского самодержавия, столицы вселенского православия, – вместо древнего Рима, Иерусалима, Константинополя: «ваша страна, говорил царь, благодатию Божиею, во многорасширение приходит, наипаче же благочестивая наша вера, яже на основании апостол и пророк утверждена, возрастает и множится; и сего ради хощу, аще Богу угодно будет и писания божественная не прорекуют, яко да в царствующем граде Москве устроится превысочайший престол патриаршеский».⁶⁶ При этом особенная, замечательная мысль высказана была царю русским собором: «аще восхощет благочестивая ти держава, да возвестится о сем писанием вселенским четырем патриархом, и сим комуждо с своими митрополиты и епископы советовавшим и писанием между собою согласившимся, Богу помогающу, удобь таковое начинание к совершению приити возможеть: понеже благочестивая ти держава и мы век имем сих, яко столпы благочестию… наипаче же и сего ради, да не возмнитца, о благочестивый царю, инем языком, наипаче же пишущим на святую нашу веру латыном и прочим еретиком, яко в царствующем граде Москве патриаршеский престол устроился токмо единою ти царскою властию». На это летопись замечает: «благочестивый царь, сия слышав, не тяжко внять о сем, аще и по власти можаще высочайший престол патриаршеский устроити, яко царь и самодержец, но обаче изволи повиноваться воли Божия и святительскому совету, наипаче же по всему являяся, яко сын и послушник святыя Церкви».⁶⁷

В 1648 году издано Уложение царя Алексия Михайловича. В основных законах и в некоторых частных статьях оно касается церковных дел, в особенности преступлений против веры и Церкви. Но цель этого соприкосновения была одна, главная – покровительство православной вере со стороны государства, и сохранение в нем, под сению самодержавия, православной господствующей Церкви и церковного благочиния. С этой стороны Уложение основалось на общих неизменных началах: ибо указом царским комиссии для составления Уложения повелено было – «которыя статьи написаны были в правилах св. апостол и св. отец, и в градских законех греческих царей, и пристойны те статьи к государственным и земским делам, и те б статьи выписать...».⁶⁸ Из отдельных статей особенно замечательны:

«Которые иноземцы разных вер, некрещены живут, на Москве и в городех у иноземцев же некрещеных, разных же вер, по купчим, или полоняники, и похотят те иноземцы креститися в православную христианскую веру, и учнут о том бити челом государю, чтобы государь пожаловал велел их взять у тех иноземцев, у кого они во дворех живут, крестити в православную христианскую веру: и по тому челобитью тех иноземцев, крестити в православную христеянскую веру, а окупу за них давать иноземцем по пятинадцати рублев за человека».⁶⁹

«А будет кого бусурман какими-нибудь мерами, насильством, или обманом русского человека к своей бусурманской вере принудить, и по своей бусурманской вере обрежет, а сыщется про то допряма, и того бусурмана, по сыску казнить, сжечь огнем безо всякого милосердия. А кого он русского человека обусурманит, и того русского человека отослать к патриарху, или к иной власти, и велеть ему учинити указ по правилом святых апостол и святых отец.⁷⁰

«Будет кто вовремя святыя литургии и в иное церковное пение вшед в церковь Божию, учнет говорити непристойные речи патриарху, или митрополиту, или архиепископу ж епископу, или архимандриту, или игумену и священническому чину; и тем в Церкви божественному пению учинить мятеж, а государю про то ведомо учинится, и сыщется про то допряма, и тому бесчиннику за ту его вину учинити торговая казнь».⁷¹

«А будет какой бесчинник пришед в церковь Божию вовремя святыя литургии, и каким-нибудь обычаем, божественныя литургии совершить не дасть, и его изымав и сыскав про него допряма, что он так учинить, казнити смертью безо всякий пощады».⁷²

Между прочим, в царствование Алексия Михайловича на соборе 1667 года был вопрос: «аще еретики и раскольники, подобает ли наказаться градским законом, или токмо церковным наказанием»? Этот вопрос, в основании своем, касался отношений государства к Церкви, суда гражданского к делам веры. Собор решил положительно: «ей, подобает их наказати, и царским – сиречь градским законом и казнением» – и это подтвердил примерами из церковной истории Востока, под управлением православных греческих» государей.⁷³

На тех общих основаниях, какие мы выше указали, отношения самодержавной власти к Церкви открывались в следующих частных видах:

а) действия этой власти в Церкви были законодательные, в которых самодержавная власть – аа) издавала для Церкви, через её духовное правительство, законы и постановления, относительно порядка её управления и благочиния, также её прав и преимуществ в государстве;⁷⁴ бб) утверждала и обнародовала собственные постановления Церкви, для всенародного исполнения их в государстве;⁷⁵

b) действия наблюдательные, или права верховного надзора над состоянием Церкви, охранения православия в народе, наблюдение за церковным благочинием, действиями лиц, в ней управляющих и служащих, за исполнением в государстве её правил и т. д. – Сюда относились действия верховной власти в пресечении важнейших преступлений против веры и Церкви, особенно открытых и возмущающих мир Церкви, как-то ересей, расколов и пр.⁷⁶

c) действия, собственно правительственные (административные), как-то избрание и утверждение высших начальствующих в Церкви лиц, распоряжения относительно порядка её управления, направления церковных дел, по видам государства и к общей пользе отечества, и т. д.;⁷⁷

d) действия судебные, – Верховное право суда над высшим духовенством, гражданские казни преступников против веры и Церкви, и т. д.⁷⁸

Все такие действия в Церкви царской власти совершались в двух, постоянных пределах: 1) не иначе, как через церковное правительство, – отдельно ли через высших пастырей Церкви, или через общие соборы их; – 2) не иначе, как на общем основании собственных, коренных законов Церкви, каковыми всегда были – «божественные и священные правила св. апостол и богоносных отец, яже прияхом от святыя, великия, соборныя в апостолския Церкве восточныя».⁷⁹

С новейшим развитием государственного права, при некоторых только изменениях во внешних формах (но никак не в основных началах) церковного управления, не изменялись отношения самодержавной власти к Церкви, ни в существе дела, ни в основаниях. Петр великий, при учреждении св. Синода, выражал сознание своего царственного долга, – и по предназначению от Бога, и по совести, – пещись о благосостоянии и благоуправлении Церкви: «между многими», говорит он в своем манифесте об открытии св. Синода, (равно и в грамоте к патриархам восточным о том же), «по долгу богоданныя нам власти попечении, о направлении народа нашего и прочих подданных нам государств, посмотря и на духовный чин, и видя в нем много нестроения, и великую в делах его скудость, несуетный на совести нашей возимели мы страх, да не явимся неблагодарни Вышнему, аще толикая от него получив благопоспешества, во исправлении, как воинского, так и гражданского чина, пренебрежем исправление и чина духовного. И когда нелицемерный Он Судия воспросит от нас ответа, о толиком нам от Него врученном приставлении, да не будем безответни».⁸⁰

Надобно заметить, что точно так сознавали свои отношения к Церкви православные государи Востока, и так выражали их в своих законах. Первый христианский государь, Константин великий, на соборе никейском, перед всеми св. отцами. говорил: «беспокойства и нестроения в Церкви для меня гораздо важнее всякой другой заботы; не столько внешние дела государства озабочивают меня, сколько дела церковныя. Поэтому, желая моим содействием помочь восстановлению мира Церкви, я немедленно созвал всех вас».⁸¹ Также: «я почитаю своим священным долгом – охранять в народе, составляющем Церковь православную, единство веры, духа, общее и согласное исполнение обязанностей религии: поэтому во всем, что касается веры и благочестия, я стараюсь содействовать всеобщему согласию мнений и учения в Церкви, чтобы не было никакого разноречия в вере и беспорядков в деле религии».⁸² Преемники Константина, Феодосий великий и младший, Валентиниан и Юстиниан, также почитали долгом царской власти – утверждать в империи господство православной веры, и охранять её учение и правила, – что выражали они и в манифестах при вступлении на престол и во многих эдиктах по церковным делам.⁸³ «Догматы Церкви, объявлял император Юстиниан, мы принимаем и охраняем, также, как св. Писание, а постановления Церкви, – как и законы государственные».⁸⁴ Вообще законы греко-римские следующим образом определяли отношение царской власти к Церкви: «государю предлежит охранять – как все, определяемое словом Божиим, так и постановленное соборами и св. отцами, и всенародно защищать православную веру и благочестие, как ревнителю законов Божеских».⁸⁵

Таким образом и настоящие, положительные (основные) законы государства нашего определяют: «Император всероссийский есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, блюститель правоверия и всякого в Церкви благочиния.⁸⁶ В управлении церковном самодержавная власть действует посредством святейшего правительствующего Синода, ею учрежденного».⁸⁷ Она действует вообще двояким образом: а) рассмотрением и утверждением докладов св. Синода, по делам, требующим Высочайшего решения; и б) объявлением св. Синоду, и через него обнародованием, непосредственных Высочайших повелений.⁸⁸ Такой порядок действий царской власти, издревле соблюдался и на Востоке, в православной Церкви. Так, как ныне самодержавные наши государи действуют через св. Синод, – в древние времена восточные императоры действовали через соборы пастырей Церкви. Православные государи – или сами предлагали соборам предметы для рассуждения, и через них объявляли свои постановления, Церкви касающиеся, или принимали мнения и представления от соборов и утверждали своею властью. «Мой долг, говорил император Константин, охранять в народах, мне подвластных, единую истинную веру, и наблюдать, чтобы все согласно и во всей чистоте исполняли правила религии. Но как для установления правил веры и благочестия необходимо совокупное рассуждение пастырей Церкви и их общий, согласный голос, то созывая для сего сколько можно более епископов на соборы, я присоединяю к ним и свое личное содействие, и всё, касающееся веры и Церкви, подвергаю общему с ними обсуждению, и таким образом стараюсь повсюду утвердить согласие в религии».⁸⁹ Такие же мысли высказывали и другие императоры, при случае важных дел в Церкви, и при созвании для их решения многочисленных соборов.⁹⁰ Вне этих повременных соборов, императоры писали и объявляли свои эдикты по церковным делам на имя окружных иерархов (патриархов), или областных синодов.⁹¹ Иногда царская воля сообщаема была уполномоченным по церковным делам сановникам, для объявления по церковному ведомству, и наблюдения за исполнением её.⁹² Духовное правительство, даже вселенские соборы пастырей, с своей стороны принимали предложения царской власти и сообразовались с ними в своих действиях, как скоро они клонились к благу Церкви. Так, например, VI вселенский собор, в своем постановлении о браке духовных лиц, выражает: «поскольку благочестивый и христолюбивый царь предложил сему святому и вселенскому собору, чтобы счисляющихся в клире, в другим божественная преподающих, представити чистыми и непорочными служителями, и очистити от скверны, прильнувшия к ним от незаконных браков, то мы согласно определяем и пр.⁹³ Равным образом соборы вносили в свои акты – представления к царской власти о нуждах церковных, или о необходимости новых постановлений для Церкви; как например в соборных правилах находим выражения: «подобает просити благочестивых царей, да благоволят узаконити» или «да повелит....» и пр..⁹⁴ «Ибо царскому человеколюбию, говорили св. отцы, предлежит пещися, чтобы кафолическая Церковь, благочестно Христу их возродившая, и крепостию веры воспитавшая, была ограждена их промышлением царским. Посему и подобает просити да распространять и утверждать законы в охранение Церкви, дабы по крайней мере сим страхом от наветов на Церковь, от произведения расколов и от еретического безумия, удержаны были люди, отлагающие помышление о вечном наказании».⁹⁵ Так сами св. отцы понимали отношения царской власти к Церкви! И спасительный дух таких отношений, во всей твердости и чистоте искони соблюденный в нашем отечестве, составляет одну из самых важных опор благоденствия Церкви и державы всероссийской!