Глава 2. Святитель Василий Великий

Святитель Василий Великий родился около 329 года в Кесарии Каппадокийской, находящейся в Понтийской области, – так называлось северо-восточное побережье Малой Азии, где сейчас находится Турция. Его родители принадлежали к зажиточным семьям, отец был юристом в Неокесарии. Василий и его братья получили очень хорошее образование и воспитание. В возрасте восемнадцати лет Василий отправился в Константинополь, где слушал лекции знаменитого софиста Ливания, а потом провел несколько лет в Афинах, где еще существовала старая афинская академия, основанная Платоном. Там он подружился с будущим святым отцом Церкви Григорием Назианзином (Богословом), а также познакомился с будущим императором Юлианом (Отступником), который тоже был студентом академии.

Два брата Василия впоследствии стали епископами. Большую роль в духовном воспитании Василия сыграла также его сестра, монахиня Макрина, впоследствии причисленная Церковью к лику святых. Несмотря на то что его родители были христианами, Василий крестился только в 354 г., в возрасте двадцати пяти лет. В те времена к крещению относились чрезвычайно серьезно. В целом крещение рассматривалось как важнейшее жизненное событие, и обычай откладывать его (иногда даже до самой смерти, как в случае императора Константина I) был широко распространен.

Приняв святое крещение, Василий проникся чрезвычайным энтузиазмом, столь свойственным неофитам (новообращенным). Он захотел вплотную познакомиться с монашеской жизнью и отправился путешествовать в Сирию и Египет. Увлекшись аскетическими идеалами, он стал духовным сыном Евстафия Севастийского -знаменитого подвижника и главы крайней монашеской группы. Преувеличенный аскетизм Евстафия, требовавшего, чтобы все христиане придерживались монашеской дисциплины, был осужден на соборе в Гангре Пафлагонской (ок. 340 г.), хотя это осуждение не помешало дружбе Евстафия с Василием (окончившейся, правда, разрывом).

Примерно год спустя чрезмерный пыл Василия утих, и он сменил аскетизм на более умеренный образ жизни. Вместе с Григорием Назианзином и несколькими другими друзьями он основал в имении своего отца «аристократическую» христианскую общину. Друзья вели полумонашеский образ жизни, сообща молились и читали философскую и богословскую литературу. Особенно они увлекались Оригеном и совместно опубликовали антологию избранных мест из Оригена под названием «Филокалия», или «Добротолюбие» (не путать с другим «Добротолюбием», составленным Мака-рием Коринфским и святым Никодимом Святогорцем в конце XVIII века и представляющим собой собрание аскетических и мистических писаний IV-XV веков).

В 360 году Василий был посвящен в чтецы, что ознаменовало конец его монашеской жизни. В 364 году он был рукоположен во пресвитера епископом своего родного города Евсевием Кесарийским, а в 370 году избран архиепископом Кесарии Каппадокийской. К этому периоду относится его деятельное участие в церковных делах: он организует благотворительность, помогает бедным, заступается за всех гонимых и несчастных. В сочетании с безупречно строгим образом жизни все это принесло Василию огромную популярность.

Помимо этого Василий ревностно занимался и общецерковными делами. Он старался противодействовать арианам, пользовавшимся поддержкой императора Валента. В это время среди восточного епископата почти никто не принимал никейского исповедания. Сам Василий был рукоположен «омиусианами» (то есть сторонниками подобосущия Сына Отцу). Близкое ему духовенство сознательно не поддерживало еретических арианских взглядов, но все же отказывалось принять идею единосущия Отца и Сына, провозглашенную Ни-кейским собором. Василию предстояло объяснить единосущие таким образом, чтобы оно стало приемлемым для этих епископов, колебавшихся где-то между арианством и Православием.

Борьба Василия против арианства приобретала серьезный характер. Назначенный правителем Каппадокийской провинции арианин Модест потребовал от Василия признания правоты арианства, в противном случае угрожая сместить его с кафедры. Стремясь оказать давление на Василия, Валент разделил Каппадокию на две части, оставив его митрополитом «первой» Каппадокии, а в другой части посадив арианского архиепископа Анфима Тианского. Стремясь избежать арианского за-силия, Василий продолжал назначать православных епископов в переданной Анфиму части Каппадокии. Так, епископом нисским стал брат Василия Григорий. Стараясь теснее сплотить силы Православия, Василий вступил в переписку со святителем Афанасием Александрийским и с папой римским Дамасом. В это же время он начал заниматься писательской деятельностью. В своих многочисленных произведениях он защищает ни-кейское единосущие, утверждая при этом наличие в Боге трех ипостасей. Кроме этого он написал много сочинений на духовные и аскетические темы.

Василию пришлось много пострадать как от ариан, так и от православных. Ариане ненавидели его как прямого врага, а приверженцы правой веры считали его слишком уступчивым в отношении «полуариан» («оми-усиан»).

Святитель Василий разрушил свое здоровье неустанным подвижничеством. Он умер 1 января 379 года в возрасте 49 лет, лишь немного не дожив до торжества своих богословских идей на Втором Вселенском Соборе в Константинополе (381 г.). Богословские заслуги святого Василия состоят не только в разрешении арианского кризиса и умиротворении Церкви. Он также сыграл огромную роль в «приручении» монашеского движения. Убедившись на собственном опыте, что чрезмерное монашеское рвение может привести к разрыву монашества с Церковью, и в то же время сознавая важность монашеского движения для церковной жизни, он всеми силами старался предотвратить уход монахов из Церкви. Будучи уже епископом, он опубликовал монашеские правила в двух редакциях, пространной и краткой. Его же стараниями в монастырский распорядок были введены восьмикратные общие молитвы в течение дня: утреня, вечерня, повечерие, полунощница и молитвы -первого, третьего, шестого и девятого часов.

Основные творения святого Василия Великого

1. «Против Евномия», в трех книгах. Евномий был представителем крайнего арианства и основателем ереси аномеев. Он утверждал, что природа Сына не только не тождественна, но даже и не подобна (греч. ανόμοιος (аномиос), неподобный: отсюда аномейство) природе Отца. Помимо этого Евномий считал, что наш разум может иметь верное рациональное представление о природе Божества. Возражая Евномию, святой Василий защищал православное учение о Святой Троице.

2. «О Святом Духе». Книга написана доступным, легким языком. В ней Василий доказывает божественную природу Святого Духа.

3. Беседы, или проповеди (гомилии):

– «На Шестоднев», комментарий к 1-й главе книги Бытия (9 бесед).

– 16 бесед на разные псалмы.

– Полный комментарий к книге пророка Исайи.

– 21 проповедь на различные темы, из которых наиболее известно «Увещание к молодежи о том, как извлечь наибольшую пользу от чтения языческих авторов». В этой проповеди говорится о необходимости и пользе светского образования.

4. 365 писем к различным лицам, в которых содержится много богословских рассуждений, особенно о Святой Троице. Число 365 не случайно, оно имеет символический смысл, соответствуя числу дней в году. Некоторые письма не подлинны: одни составлены из произведений святого Василия, а другие вообще написаны не им, а его друзьями или его братом, Григорием Нисским.

5. «Монашеские правила», пространные и краткие. В них Василий определял монашество не как обособленное движение, а как особую категорию христиан, ведущих определенный образ жизни. Основной идеей «Правил» было избавиться от индивидуалистического понимания монашества. Если человек решил уйти в монашество, он уже не может делать все, что хочет, так же как и мы, живя в миру, подчиняемся правилам человеческого общежития. Для святого Василия монашество представляло не исключительную, но идеальную форму христианской жизни. Его «Правила» чужды всякого формализма и отличаются здравомыслием и человеческой чуткостью.

Святой Василий Великий писал также о литургической жизни Церкви. Замечания на богослужебные темы рассеяны в его письмах и встречаются в книге «О Святом Духе». Известная нам Литургия Василия Великого была составлена в более поздний период, однако ученые считают, что евхаристическая молитва этой Литургии действительно написана самим Василием (в отличие от Литургии, носящей имя Иоанна Златоуста, которая восходит к гораздо более позднему времени).

Богословские взгляды святителя Василия Великого

Космология

Учение Василия Великого об устройстве мира (космология) излагается в его комментариях к первой главе книги «Бытия» («Шестоднев»). Эти комментарии представляют собой блестящий пример того, как умный и образованный богослов использовал современные ему достижения человеческого познания для защиты и проповеди христианства. Целью Василия было объяснить христианство в категориях эллинизма, с тем чтобы можно было проповедовать Евангелие образованной части греческого общества. Он прекрасно понимал, что нет никакого конфликта между научной информацией и библейским Откровением (конфликт, искусственно возрожденный в наше время), ибо Библия не является (и не претендует являться) источником научной информации.

Объясняя историю сотворения мира в категориях греческой философии того времени, Василий ссылается на Платона (особенно на диалог «Тимей»), а также на комментарии неоплатоников (Посидония), указывая на коренное философское (а не научно-информационное) расхождение библейского мировоззрения с языческим греческим. Его «Беседа вторая» (Быт. 1, 1) начинается с прямого опровержения античного представления о сотворении мира. В начале сотворил Бог... (Быт. 1,1). Значит, было начало, значит, и самое время было сотворено. Эта мысль совершенно чужда греческому миропониманию, которое всегда определяло истину в категориях вечности. Далее Василий обсуждает различные значения слова «начало», αρχή (архи), имеющего два основных значения в греческом языке: «начало во времени» и «начало как основополагающий принцип». Вообще греки предпочитали употреблять это слово в философском смысле (как «основополагающий принцип»), но святой Василий старался соединить оба значения и намеренно сохранял некоторую двусмысленность с целью передать одним словом мысль о том, что «принцип» был основан во времени. (Та же идея -в названии основного труда Оригена «О началах».)

Обсуждая значение первого дня творения, Василий пользуется привычным для греков числовым символизмом. Число семь в Библии символизирует «этот мир», наш реальный тварный мир, сотворенный Богом в семь дней. Число восемь символизирует будущий мир, вечность. Восемь – это семь плюс один, поэтому первый и восьмой день как бы совпадают по своему значению: так, воскресенье – это последний, восьмой день, день конца ветхого мира и в то же время первый день нового творения. Такой же числовой символизм мы находим и в книге «Откровения святого Иоанна Богослова»: семь Церквей (Откр. 1, 20), семь ангелов (Откр. 2, 1), семь печатей (Откр. 5, 1) и т. д.; с другой стороны, восьмой день, воскресенье, – день Господень, день суда (Откр. 1, 9). Этот день – не что иное, как конец старого и начало нового мира, знаменуемый катастрофой и судом. Христос воскрес из мертвых в воскресенье – в день, следующий за субботой, и потому и в первый день недели, первый день обновленного, спасенного бытия. Старославянское слово «неделя», обозначавшее воскресный день, утратило связь с эсхатологическим смыслом воскресной Литургии и отражает мирское понимание воскресенья как дня отдыха (от «не делать»). Другой пример числовой символики в «Откровении» – число три с половиной, обозначающее Антихриста, то есть зверя, убившего свидетелей Христа (Откр. И, 9, 11). Три с половиной – это половина от семи, а семь – число «этого мира». Сатана разрушает «этот мир», вносит в него разделение и смерть, поэтому его число – три с половиной.

Использование числового символизма позволяет святому Василию истолковать понятие вечности языком, близким греческим философам. Греческой мысли была совершенно чужда идея «начала времени». В то время как евреи довольствовались простым утверждением факта: «В начале сотворил Бог...», греки любили задавать вопросы вроде: «А что делал Бог до того, как Он начал творить?» Василий в ответ на это объяснял, что начало во времени было также и началом в философском смысле слова, что в первый день Бог сотворил весь мир «в принципе». Он как бы дал творению первоначальный толчок. Все последующее развитие, «эволюция», разворачивание событий происходит само по себе, и первые главы книги «Бытия» символически повествуют о том, как это происходило.

В библейском рассказе о сотворении мира Василий видит много символов и недосказанности: так, в его понимании «шесть дней» не надо понимать буквально. В области физики и естествознания Василий пользуется Аристотелевой физикой и комментариями на нее неоплатоников. Его «Шестоднев» – серьезная попытка продемонстрировать, что научная мысль вполне совместима с библейским откровением, что между ними нет никакого противоречия. Такая попытка была бы как нельзя более своевременна в наше время, когда многие искусственно возрождают конфликт между Библией и наукой. Библейское откровение и христианская мысль объявляются мракобесием на том основании, что изложенное в них учение «ненаучно». Те, кто так рассуждает·, забывают о том, что Библия не есть источник научной информации: она рассказывает о том, Кто сотворил мир (наука на этот вопрос ответить не может), и о том, что мир действительно был сотворен. А как это сотворение фактически произошло, Библия не сообщает. Василий отвечает на этот вопрос по «Физике» Аристотеля, а мы в наше время неизбежно прибегаем к теории относительности Эйнштейна, к достижениям ядерной физики, генетики и другим новейшим открытиям. Библия же не говорит на языке науки, а символически сообщает о Том, Кто «в начале» Своей премудрой волей сказал «да будет».

В «Шестодневе» святой Василий также обсуждает вопрос о сотворении человека. Он подробно развивает свое учение об образе Божием в человеке. В этом учении человек предстает как теоцентрическое существо, все бытие которого призвано отражать божественную жизнь и который сотворен по образу и подобию Бо-жию. В то же время человек есть «микрокосм», он как бы собирает, обобщает (в святоотеческой терминологии – рекапитулирует) в себе весь тварный мир, центром и венцом которого он призван быть. Подробно антропологическое учение отцов-каппадокийцев будет обсуждаться в главе о святом Григории Нисском.

Учение о богопознании

Проблема богопознания, то есть возможности знания Бога и общения с Ним, обсуждается в полемической книге «Против Евномия». Евномий был ариани-ном, и в богословии его чувствуется сильное влияние греческой философии, которое он не сумел должным образом превозмочь и примирить с христианским откровением. Основные моменты его учения сводятся к следующему: во-первых, богопознание возможно на уровне тварного бытия путем познания Бога через Его проявления в этом мире. Полученное таким образом знание имеет косвенный, символический характер, так как мы познаем не самого Бога, а узнаем о Боге, как если бы мы читали написанную о Нем книгу. Во-вторых, согласно Евномию, нам доступно также и непосредственное знание Бога. Поскольку человеческий разум имеет божественное происхождение, он может, очистившись и возвысившись, достигнуть созерцания божественной сущности. Именно из этого убеждения вытекали арианские заблуждения Евномия, ибо он утверждал, что через созерцание Бога нам открывается возможность определения Бога с помощью одного лишь слова «нерожденный», άγέννητος (агеннитос). Бог – и при этом Евномий имел в виду Бога Отца – отличается от созданного Им мира лишь тем, что у Него нет источника: Он не рожден, в отличие от всего остального творения, включая Его Сына, Который, согласно Евномию, есть тварь.

Святой Василий расходился с Евномием по всем пунктам. Во-первых, при сотворении мира Бог пользовался Своей реальной властью, Своим Словом. В творении присутствует реальная божественная жизнь. Поэтому в созерцании тварного мира нам доступно истинное знание Бога, а не только символы, или, как называл их Евномий, «нереальные образы» (φάντασμα, фантаста.

Во-вторых, святой Василий был убежден, что, несмотря на свою сотворенность Богом, человеческий разум не может постичь божественной сущности, разум «пресыщается», его ограниченность не позволяет ему постичь трансцендентное. Для Евномия Бог представлялся как «простая сущность». Человеческий разум познает либо лишь образы и символы, либо проникает в сущность и овладевает ею. Согласно святому Василию, одни лишь божественные проявления (или «энергии») в тварном мире доступны человеку, но сущность Бога трансцендентна и превосходит всяческий человеческий помысел.

В-третьих, святой Василий протестовал против употребления Евномием термина «нерожденный», которое предполагало, что Сын Божий – тварь. «Рожденность» или сыновство именно не есть тварность. Василий обращал внимание на различие двух похожих причастий: άγέννητος (агеннитос)™ и άγένητος (агёнитос). Первое означает «нерожденный», а второе – «неставший». Сын рожден от Отца, но о Нем нельзя сказать, что Он стал, то есть пришел в бытие из небытия, как весь остальной тварный мир. Он вечно рожден Отцом.

Вопрос о божественной сущности непосредственно влечет за собой обсуждение троичной природы Бога как единства трех Лиц. В системе Евномия Бог равняется Своей сущности, из чего вытекает Его простота, неделимость. Для Василия опыт божественного начинался с личной встречи со Христом. Христианское откровение утверждало божественную природу Христа, провозглашало Его божественной личностью, Лицом, но Лицом, отличным от божественного Лица Отца и от божественного Лица Духа. Таким образом, в полемике с Евномием возникла и стала ясна необходимость объяснить троичную природу Бога. Каким образом возможно утверждение, что Бог одновременно одна Сущность и три Лица?

На Первом Вселенском Соборе в Никее (325 г.) было принято вероопределение, в котором отношение между Сыном и Отцом определялось как единосущие. («Верую... во единого Господа Иисуса Христа... единосущного Отцу...»). Нужно заметить, что на Никейском соборе эта формулировка была принята без особых раздумий и обсуждений, почти что между делом. Позднее некоторые епископы спохватились, что, пожалуй, совершили ошибку. Слово единосущие вызывало сомнение по двум основным причинам. Оно вводило в соблазн простых верующих, так как было единственным небиблейским словом в Символе веры. Более образованным христианам единосущие не нравилось потому, что этот термин был осужден на Антиохийском соборе (268 год) как модалистский. Тогда, в III веке, следуя Оригену, говорили, что Бог существует в трех ипостасях. Но греческое слово «ипостась» в Аристотелевой терминологии означает примерно то же самое, что и «сущность», поэтому единосущие для многих предполагало, что три божественные ипостаси имеют относительное значение и представляют собой всего лишь различные способы выражения (модусы) одной и той же сущности. Такое понимание, при котором не существует реального различия между Лицами или ипостасями Святой Троицы, было осуждено как модализм. С другой же стороны, на латынь слово «ипостась» переводилось как «субстанция» – слово, которое по-латы-ни мало отличается от слова «эссенция», которым переводилась греческая у сия, «сущность». Поэтому для западных богословов учение о трех ипостасях было равносильно учению о трех сущностях, что звучало как недвусмысленное троебожие, и этим объясняется, почему западное духовенство всегда стояло за единосу-щие. Вопрос о трех ипостасях и одной сущности явно был вопросом терминологии: необходимо было внести ясность в определение «ипостаси» и «сущности» таким образом, чтобы стало возможным проповедовать богословие и по-гречески, и по-латыни и в то же время избежать как модализма, так и «троебожия».

После Никейского собора восточные епископы почти единодушно решили отвергнуть единосущие. Западное же духовенство, плохо разбиравшееся в богословских тонкостях, не вникало в эти проблемы и продолжало придерживаться православной никейской веры. Восточные епископы убедили Константина I в неправильности единосущия, и на Востоке началось преследование его сторонников. Через 10 лет после Никейского собора (335 год) изгнание святого Афанасия Великого ознаменовало победу арианства в восточной Церкви, которая продолжалась вплоть до смерти императора Валента (378 год).

Богословские споры вокруг единосущия не затихали. Крайнее арианство представляли аномеи вроде Евно-мия, утверждавшие, что Сын «не подобен» Отцу. Более благочестивые ариане предпочитали говорить, что Сын «подобосущен» Отцу, добавляя лишь одну маленькую йоту к слову «единосущный». Таких умеренных ариан было очень много, и в 70-е годы IV века они были вполне готовы принять православную формулировку, предложенную отцами-каппадокийцами – святыми Василием Великим и Григорием Назианзином.

Среди сторонников Православия в то время также существовали разногласия. Приверженцы так называемой староникейской веры вслед за святым Афанасием хотели принятия единосущия без каких бы то ни было добавлений или разъяснений. Отцы-каппадокийцы или «новоникейцы» настаивали на необходимости принятия как единосущия, так и учения о трех ипостасях. Для того чтобы правильно объяснить смысл этой идеи, чтобы истолковать в терминах греческой философии, каким образом «один равняется трем», они предложили новое понимание Аристотелевых категорий сущности и ипостаси. Согласно Аристотелю, имеется два рода сущностей – первая сущность, называемая также ипостасью, и вторая сущность. Аристотель верил в существование только конкретных, реальных объектов, поэтому в его понимании реальное существование имеют только ипостаси, или первосущ-ности. Вторая сущность – не более чем абстракция; мы можем представить ее себе, но реального конкретного бытия она не имеет. В новоникейском учении святых Василия и Григория вторая сущность также имеет реальное, хотя и трансцендентное существование. Нововведение состояло в том, что понятие ипостаси, то есть Аристотелева конкретного бытия, было связано с понятием личности – категории чуждой и даже просто незнакомой греческой философии, но основной для христианской библейской веры.

Согласно каппадокийскому богословию, в Святой Троице Отец, Сын и Дух Святой – три божественные ипостаси, три первосущности, каждая из которых имеет отдельное, личное бытие. Их вторая сущность, единая для всех трех, также носит реальный характер, и в этом смысле к ней применимо понятие единого Бога. Источник различия между Лицами Святой Троицы не в сущности – сущность у них одна, а в их ипостасном взаимоотношении. Таким образом, каппадокийская мысль избавляла учение о Троице как от арианского субординационизма по сущности (то есть неравенства, соподчинения Лиц), так и от релятивистского модализма (при котором Лица Троицы рассматриваются как различные выражения одной и той же сущности).

Введя личностный подход к пониманию Святой Троицы, каппадокийцы значительно углубили понимание проблемы по сравнению со староникейской формулировкой. Они старались объяснить христианскую веру своим современникам и утихомирить раздоры внутри Церкви. Однако святого Василия немедленно обвинили в проповеди троебожия. Не понимая всей глубины учения о трех ипостасях и одной сущности, некоторые считали, что новоникеиская вера проповедует существование трех богов и одной абстракции. В западном богословии учение каппадокийских отцов не было воспринято с полным пониманием, и западные представления о Троице до сих пор страдают некоторым мода-лизмом (с этим связано западное учение о Fllioque).

Но на Востоке дело каппадокийских отцов увенчалось успехом. Их богословие было утверждено Вторым Вселенским Собором (381 год), до которого святому Василию не удалось дожить, и стало основополагающим в православном учении о Святой Троице. Именно поэтому каппадокийцы стали почитаться истинно «вселенскими учителями и святителями».

Учение о Духе Святом

Очень важное значение имеет небольшая книга святого Василия «О Святом Духе», адресованная Амфи-лохию, епископу иконийскому. В этой книге Василий полемизирует с еретиками, отрицавшими личную природу Святого Духа, которых он почему-то называет «топиками». Топики определяли Духа как богоприсут-ствие, как дар благодати Божией, но не как субъекта, не как личность, Лицо Святой Троицы, Которому Церковь молится и воссылает славу. Помимо очевидного расхождения с литургической традицией эта ересь была еще одной формой субординационизма, ибо утверждала неравенство Лиц Троицы. В книге «О Святом Духе» замечательна та форма, в которую святой Василий облекает свое опровержение; хотя из всего им сказанного ясно следует, что Дух Святой есть Бог, что по своей сущности Он не ниже Отца и Сына, Дух не назван прямо «Богом». Это яркий пример икономии, церковного домостроительства, согласно принципам которого Василий прежде всего заботился о мире в Церкви. Будучи тонким дипломатом и благоразумным пастырем, Василий был тверд в существенных вопросах, но соблюдал большую осторожность в формулировках, не желая никого шокировать или вводить в соблазн. За это его критиковал святой Григорий Богослов. Тут нужно заметить, что святой Василий сыграл большую роль в разработке Никео-Царьградского Символа веры и, возможно, что именно благодаря ему в этом Символе веры Дух Святой тоже прямо не назван «Богом»: «...и в Духа Святого, Господа Животворящего, от Отца исходящего, почитаемого и славимого вместе с Отцом и Сыном; Который говорил через пророков».

В целом подход святого Василия к проблеме личного бытия Духа очень свеж, реалистичен и проникнут библейской духовностью. Все, что мы говорим о Духе, прямо касается нашей веры, а вера неразрывно связана со спасением, которое мы получаем через крещение. Все три – вера, крещение и божественные Имена – не магические формулы и обряды, но живая реальность, приносящая нам спасение:

...Если отлучение Духа от Отца и Сына в крещении опасно крещающему и неполезно приемлющему крещение, то как же мы безнаказанно можем отторгать Духа от Отца и Сына? Вера и Крещение суть два способа спасения, между собою сродные и нераздельные. Ибо вера совершается крещением, а крещение основополагается верою, а та и другое исполняются одними и теми же Именами. Как веруем в Отца и Сына и Святого Духа, так и крестимся во имя Отца и Сына и Святого Духа. И как предшествует исповедание, вводящее во спасение, так последует крещение, запечатлевающее собою наше согласие на исповедание.

(«О Святом Духе». Гл. 12)

Связь между водою и Духом в крещении объясняется следующим образом: в воде топится и умирает ветхий человек, вода крещальной купели – орудие смерти для всего греховного. Но мы поднимаемся из воды, воскресая к новой жизни, и это воскресение осуществляется действенным присутствием Духа. Утверждая власть Духа воскрешать нас к новой жизни, Василий косвенным образом доказывает Его божественную природу:

А таким образом делается ясным... почему вместе с Духом и вода. Поскольку в крещении предположены две цели, истребить тело греховное, чтобы оно не приносило уже плодов смерти, ожить же Духом и иметь плод в святыне, то вода изображает собою смерть, принимая тело как бы во гроб, а Дух сообщает животворящую силу, обновляя души наши из греховной мертвенности в первоначальную жизнь. Сие-то значит «родиться свыше водою и Духом» (Ин. 3, 3, 5), потому что умерщвление наше производится водою, а жизнь творится в нас Духом... Поэтому, ежели есть какая благодать в воде, то она не из естества воды, но от присутствия Духа... Духом Святым – восстановление наше в рай, вступление в Небесное Царство, возвращение в сыноположение, дерзновение именовать Отцом своим Бога, соделываться общниками благодати Христовой, именоваться чадами света, приобщиться вечной славы, одним словом, приобрести всю полноту благословения и в сем и в будущем веке, когда в себе, как в зеркале, отражаем благодать тех благ, какие предназначены нам по обетованиям и которыми через веру наслаждаемся как уже настоящими. Ибо, если таков залог, то каково совершенное? если таков начаток, то какова полнота целого?

(Там же. Гл. 15)

Святитель Афанасий Великий говорил, что если Христос не Бог, то мы не спасены (то есть не обоже-ны). Святой Василий рассуждает таким же образом в отношении Духа Святого. Будучи «жизни Подателем», Дух не может не быть Богом, и более того – именно через Него мы и получаем обожение:

Через Духа – восхождение сердец, руковождение немощных, усовершение преуспевающих. Дух, воссияв очищенным от всякой скверны, через общение с Собою делает их духовными. И как блестящие и прозрачные тела, когда упадет на них луч света, сами делаются светящимися и отбрасывают от себя новый луч, так духоносные души, будучи озарены Духом, сами делаются духовными и на других изливают благодать. Отсюда предведение будущего, разумение таинств, постижение сокровенного, раз-даяние дарований, небесное жительство, ликостояние с ангелами, нескончаемое веселие, пребывание в Боге, уподобление Богу и крайний предел желаемого – обожение.

(Там же. Гл. 9)

Далее Василий показывает на примерах, что при внимательном чтении Священного Писания мы обнаруживаем, что все, что ни делает Христос, Он делает в Духе или через Духа:

Дух Святой во всем совершенно неотлучен и неотделим от Отца и Сына... Во-первых, Дух соприсущ самой плоти Господней, став ее помазанием и неразлучно со-пребывая с нею no-написанному: На кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, тот есть... Сын... Мой возлюбленный (Ин. 1, 33; Мф. 3, 17) и Как Бог Духом Святым и стою помазал Иисуса из Назарета (Деян. 10, 38). Потом всякое действие совершалось в присутствии Духа. Дух был соприсущ и искушаемому от диавола. Ибо сказано: Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола (Мф. 4, 1). Дух не оставил и воскресшего из мертвых. Ибо, обновляя человека и опять возвращая ему ту благодать, которую вдохнул в него Бог и которую человек погубил, Господь дунул в лицо ученикам и что говорит при сем: Примите Духа Святого. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся (Ин. 20, 22–23). А управление Церкви не явно ли и не непререкаемо ли производится Духом? Ибо сказано: ...Бог поставил в Церкви во-первых Апостолами, во-вторых пророками, в-третьих учителями; далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцеления, вспоможения, управления, разные языки (1Кор. 12, 28). Ибо сей чин установлен с разделением даров Духа.

(Там же. Гл. 16)

Итак, Дух совершенно неотделим от личности Христа, Его жизни, Его поступков. Дух явственно сопутствует Христу в основных событиях Его жизни: крещении, искушении, смерти на Кресте, в совершении чудес, в учреждении Церкви и управлении ею. Из этого следует, что основное «дело» Духа – знаменовать присутствие Христа, являть Христа в людях, в природе, в Церкви. Третье Лицо Святой Троицы само не воплощается, не делается человеком, как второе. Поэтому Дух остается как бы в тени, но всюду и везде являет воплощенного Сына.

В книге «О Святом Духе» мы находим знаменитый текст о Предании. В нем говорится о важности таких обычаев и верований, как осенение себя крестным знамением, обряды совершения Евхаристии или Крещения, которые не даны в Священном Писании, но дошли до нас через церковное Предание, передаваясь из поколения в поколение. Описание святого Василия является интереснейшим источником сведений о литургической жизни Церкви в IV веке:

Из догматов и проповедей, соблюденных в Церкви, иные имеем в учении, изложенном в Писании, а другие, дошедшие до нас от апостольского предания, прияли мы в тайне. Но те и другие имеют одинаковую силу для благочестия. И никто не оспаривает последних, если хотя немного сведущ он в церковных постановлениях. Ибо если бы вздумали мы отвергать неизложенные в Писании обычаи, как не имеющие большой силы, то неприметным для себя образом исказили бы самое главное в Евангелии, лучше же сказать, обратили бы проповедь в пустое имя. Например (напомню сначала о первом и самом общем); кто из возложивших упование на имя Господа нашего Иисуса Христа письменно научил знаменовать себя крестным знамением? Какое Писание научило нас в молитве обращаться к Востоку? Кто из святых оставил нам на письме слова призывания при показании Хлеба благодарения и Чаши благословения? Ибо мы не довольствуемся теми словами, о которых упомянули Апостол или Евангелие, но и прежде и после них произносим другие, как имеющие великую силу в совершении таинств, приняв их из не изложенного в Писании учения. Благословляем же и воду крещения и елей помазания, и даже самого крещаемого, по каким изложенным в Писании правилам? Не по соблюдаемому ли в молчании и таинственному преданию? Что еще? Самому пома-зыванию елеем научило ли какое писаное слово? Откуда и троекратное погружение крещаемого человека? Из какого писания взято и прочее, относящееся к крещению, -отрицаться сатаны и ангелов его? Не из этого ли необнародованного сокровенного учения, которое отцы наши соблюдали в непытливом и скромном молчании, очень хорошо понимая, что достоуважаемость таинств охраняется молчанием?

На что непосвященным непозволительно даже и смотреть, прилично ли было бы учение о том выставлять напоказ письменно... Законополагавшие вначале о Церкви апостолы и отцы достоуважаемость таинств охранили сокровенностью и соблюдением в молчании. Ибо вообще то уже не таинство, что разглашается вслух народу и всякому встречному.

Такова причина, по которой предано иное и неизложенное в Писании, чтобы не требующее усилий знание догматов, по привычке к оным, не сделалось для многих удобопрезираемым. Ибо иное – догмат, а иное – проповедь. Догмат умалчивается, а проповедь обнародывает-ся. Но вид молчания – и та неясность, какую употребляет Писание, делая смысл догматов, к пользе читающих, трудным для уразумения.

(Там же. Гл. 27)

Из этого текста мы получаем представление о христианском отношении к литургической жизни того времени, столь сильно отличавшемся от нашего. Все, что было связано с таинствами, с литургической жизнью Церкви, было окружено тайной, принадлежало «необнародованному сокровенному учению», о котором надлежало хранить молчание, соблюдая так называемую дисциплину секретности. Святой Василий указывает на различие между догмой и киригмой (проповедью). Под догмой он понимает литургическое предание о таинствах, под керигмой – все, что в нашем понимании связано с богословием: учение о Святой Троице, Христе, Писании, нравственности и прочее. Обсуждение литургической жизни Церкви также служит Василию контекстом для объяснения значения Святого Духа в христианской жизни. Это значение не явствует из Священного Писания, но не справедливо ли то же самое и в отношении других важных аспектов нашей веры и связанных с нею обычаев, о которых Писание умалчивает и которые передаются «в тайне благочестия»?

Но самое исповедание веры в Отца и Сына и Святого Духа из каких у нас писаний? Ибо если в сообразность благочестию, на основании предания о крещении обязаны будучи так и веровать, как крестимся, излагаем исповедание, подобное крещению, то пусть дозволят нам по той же сообразности воздавать славу, подобную вере... Когда так много неизложенного в Писании и оно имеет такую силу в тайне благочестия, ужели не дозволят нам одного речения, которое дошло к нам от Отцов, которое нашли мы сохранившимся вследствие неумышленно соблюдаемого обычая в Церквах неповрежденных и которое имеет немаловажное основание и доставляет силе таинства немалое подкрепление?

(Там же. Гл. 27)

Интересны разъяснения святым Василием отдельных литургических обычаев:

Посему во время молитв все смотрим на Восток, но немногие знаем, что при сем ищем древнего отечества, рая, которое насадил... Бог в Едеме на Востоке (Быт. 2, 8). В первый день седмицы совершаем молитвы, стоя прямо (то есть без земных поклонов и коленопреклонений), но не все знаем тому причину. Ибо не только как совоскресшие со Христом и обязанные искать вышних в воскресный день прямым положением тела во время молитвы напоминаем себе о дарованной нам благодати, но и потому сие делаем, что этот день, по-видимому, есть как бы образ ожидаемого нами века. Посему, будучи началом дней, у Моисея назван он не первым, а единым. Ибо сказано: И был вечер, и было утро: день один (Быт. 1, 5), потому что один и тот же день возвращается многократно. Посему он же есть и единый и восьмой, изображающий собою... состояние, которое последует за теперешним временем, оный непрекращающийся, невечерний, несменяющийся день, оный нескончаемый и нестареющий век. Посему Церковь по необходимости научает питомцев своих совершать в сей день молитвы стоя, чтобы при частом напоминании о нескончаемой жизни не вознера-дели мы снабдить себя напутствиями в представлению в оную. Но и вся Пятидесятница есть напоминание о воскресении, ожидаемом в вечности. Ибо единый и первый оный день, семикратно умноженный на число семь, совершает семь седмиц священной Пятидесятницы, потому что, начинаясь первым днем седмичным (воскресным), им же и оканчивается, по пятидесятикратном обращении дней между ними... Поэтому она уподобительно подражает веку, как бы в кругообразном движении с тех же знаков начинаясь и теми же знаками оканчиваясь. В сию-то Пятидесятницу церковные уставы научили нас предпочитать прямое положение тела в молитве, сим ясным напоминанием как бы переселяя наш ум из настоящего в будущее. Но и каждым коленопреклонением и вставанием от земли на самом деле показываем, что через грех пали мы на землю и человеколюбием Сотворившего нас воззваны на небо.

(Там же. Гл. 26)

Множество различных сведений о литургической жизни Церкви рассеяно в письмах святого Василия. В письме 93-м он говорит об обычаях, связанных с получением Святого Причастия. Он рекомендует ежедневное или как можно более частое причащение:

Я сам причащаюсь четыре раза в неделю: в день Господень (воскресенье), по средам, пятницам и субботам, а также в другие дни, если случается праздник какого-нибудь мученика.

Наша Литургия Преждеосвященных Даров по средам и пятницам остается свидетельством практики частого причащения, описанной святым Василием:

Если во времена гонений кто-нибудь бывает вынужден причаститься из своих собственных рук, в отсутствие священника или диакона, пусть это не создает никаких затруднений.

Из этого следует, что в принципе христианам разрешалось держать Святые Дары дома и причащаться собственноручно, если обстоятельства препятствовали участию в Евхаристии или присутствию священнослужителя. Этот обычай имел почтенное обоснование:

Все отшельники в пустыне в отсутствие священника держат причастие дома и приобщают сами.себя.

Описывая один из местных обычаев, Василий сообщает, что в Александрии и Египте существовало общее правило для всех мирян – держать Святые Дары у себя дома. Только в V-VI веках Церковь перестала доверять мирянам самостоятельное обращение со Святыми Дарами и ввела в употребление лжицу (ложечку). Право получать причастие в руки было сохранено за духовенством и за одним лишь мирянином – византийским императором, а позднее и за русским царем, но только в день его коронации.

Очень важным для обсуждения некоторых вопросов канонического права является знаменитое письмо святого Василия к Амфилохию «О крещении еретиков». Известные каноны святого Василия представляют собой выдержки из этого письма.

В IV веке Церковь предстала перед проблемой: перекрещивать или не перекрещивать

еретиков, пожелавших стать православными, и что делать с верующими, получившими

крещение от еретиков. До IV века все единодушно считали, что невозможно получить

крещение вне Церкви, ибо вхождение в Церковь возможно только через крещение. Поэтому крещение, полученное от еретиков, недействительно, а еретики, желающие присоединиться к Церкви, должны быть крещены заново.

В IV веке внутреннее положение Восточной Церкви изменилось. Все восточные епископы, за исключением одного лишь святого Афанасия, были – хотя бы формально – арианами. Сам Василий получил рукоположение от полуарианских епископов. Почитаемый в нашей Церкви святым император Константин получил крещение от крайнего арианина Евсевия Никомидийского. В такой ситуации простое четкое решение было невозможно. Василий предлагает различать степени еретичности:

Ибо древние определили принимать то крещение, которое ни в чем не отступает от веры. Поэтому иное назвали ересями, иное – расколами, а иное – недозволенными сборищами. Ересями, если которые совершенно отторглись и стали чуждыми по самой вере; расколами, если в разногласии между собою по некоторым церковным причинам и по вопросам, допускающим уврачева ние; и недозволенными сборищами собрания, составляемые непокорными пресвитерами или епископами и невежественным народом. Например, если кто по обличении в грехе удален от священнослужения и не покорился правилам, но сам себе присвоил председательство и священнослужение, а с ним вместе отступили и другие, оставив единую Церковь, то сие есть недозволенное сборище. А быть в разногласии с принадлежащими к Церкви в учении о покаянии есть раскол. Ереси же суть: ересь манихеев, валентинян, маркионитов... потому что здесь разногласие касается самой веры в Бога. Поэтому древними отцами рассуждено крещение еретиков отметать совершенно, а крещение раскольников, как принадлежащих еще к Церкви, принимать; находящихся же в недозволенных сборищах по исправлении надлежащим покаянием и обращением присоединять опять к Церкви; таким образом, нередко занимавшие церковную степень и отступившие с непокорными по своем покаянии приемлются в тот же чин.

(Правило 1, в письме к Амфилохию)

Признавая, что крещение неотделимо от Церкви, святой Василий предлагает крестить заново только настоящих еретиков, ибо их разногласие с Церковью «касается самой веры в Бога». Схизматиков же или участников недозволенных собраний, то есть тех, кто расходится с Церковью по менее важным вопросам правил, обычаев или дисциплины и «принадлежащих еще к Церкви», можно присоединять к Церкви без крещения, но после надлежащего покаяния.

Василий настаивает на строгом соблюдении правил, но в то же время говорит о необходимости пастырской интуиции, позволяющей различать правое от неправого. Церковь, напоминает он, прежде всего заботится о спасении всех людей, и домостроительство церковное состоит в том, чтобы «строгостью правила не положить препятствия спасаемым».

В течение последующих веков Православная Церковь всегда руководствовалась этим принципом, установленным святым Василием, принимая через крещение только тех, кто ни в коей мере не принадлежал к Церкви, и всегда проявляя снисхождение к тем, кто был в разрыве с ней, но не по причинам сознательной ереси, отвергающей основы христианской веры.