Глава II: Катастрофы XIII века

В 1204 году, впервые за свою девятивековую историю, Константинополь, выдержавший осады персов, аваров, славян, арабов и турок, был побежден и захвачен западными крестоносцами. Тот факт, что эти враги были латинскими христианами и после захвата города установили на Босфоре свою собственную империю и свой собственный патриархат, глубоко повлиял на отношения между латинским и византийским христианством последующих веков.

Двадцатью годами позже, в 1223 году, совокупные силы русских и куманских князей были разгромлены полчищами Чингисхана, перевалившими через Кавказ после завоевания Персии. Сражение произошло на реке Калке, к северу от Азовского моря. Десятью годами позже внук Чингисхана Батый перешел через Урал, ворвался на русские равнины с северо-востока и начал систематическое завоевание и ограбление Руси. Киев был взят и разрушен в 1240 году.

Эти две катастрофы изменили политическую структуру Восточной Европы и Средиземноморья. Завершилась традиционная поляризация между Восточной и Западной Римскими империями, проявившаяся в последний раз в драматической борьбе Мануила I Комнина (1143–1180 гг.) и Фридриха I Барбароссы (1152–1190 гг.). Латинское христианство, формальновозглавляемое папой, подавило своего соперника на Босфоре. В действительности западное христианство было далеко не однородно, разные национальные государства боролись за главенствующее положение, но в глазах греков и славян единственным держателем римского «империума» представало папство. Кроме того, по крайней мере для русских, существовала и другая постоянная угроза – мощная империя монголов. Западное же христианство никогда не имело серьезных столкновений с монголами, и, когда папы стали искать пути для миссионерского проникновения в Азию, между ними завязались дипломатические и торговые отношения. ⁴⁸

Между двумя новыми империями располагались небольшие национальные государства: языческая Литва, Галицко-Волынское княжество, Болгария и Сербия; последние три религиозно и культурно были связаны с Византией. Эти страны сумели сохранить свою независимость, успевая задабривать то татар, то западные державы. Первого можно было достичь, выплачивая дань Золотой Орде, второго – признав, хотя бы номинально, главенство папы.

В первые десятилетия XIII века казалось, что Византия мертва и как «империя», и как «содружество», что латинское христианство отождествилось с самой западной цивилизацией и вскоре должно столкнуться с Азией. Однако в действительности ни проникновение латинян в восточное Средиземноморье, ни покорение Руси татарами не было столь разрушительно, как казалось вначале. Религиозные, культурные и даже политические узы «византийского содружества» крепились преимущественно церковью, исторические катастрофы не смогли их разрушить, что со временем, в конце XIII и XIV веке, сделало возможным возрождение.

1. Византия: смерть и воскресенье

Захват Константинополь крестоносцами в 1204 году был событием чрезвычайным, однако непредсказуемым и внезапным его назвать нельзя. Мирное сосуществование на Среднем Востоке было невозможно, потому что и идеологически, и политически, и экономически крестоносцы слишком явно противостояли Византии.

Идеологически, – укрепление на западе Священной Римской империи и реформы папства, утверждавшие каноническое первенство папы во всем христианском мире, были несовместимы с византийской идеей империи, сложившейся в эпоху Константина и Юстиниана. Для византийцев Константинополь был единственным «Новым Римом»; византийский император был единственным «римским самодержцем» («автократом»). Церковь же управлялась совместно пятью патриархами – Рима, Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима, – и папа Римский институционально и доктринально разрушил это согласие. Единство христиан могло быть достигнуто лишь возвращением к прежнему порядку. Византийцы, конечно, отлично умели совмещать твердость позиций с практическим компромиссом: императорам Иоанну II (1118–1143 гг.) и Мануилу I (1143–1180 гг.). Комнинам удалось достичь взаимопонимания с германской Империей. Однако Мануил вскоре столкнулся с имперскими притязаниями Фридриха I

Барбароссы, который в послании к византийскому императору требовал, чтобы «греческий царь» подчинился ему, настоящему императору. ⁴⁹ В конце XII века, в правление преемника Барбароссы Конрада IV, союз Германской империи с норманнским правителем в Сицилии создал прямую угрозу Византии, в которой видели главную помеху интересам запада.

В политическом отношении, создание латинских герцогств в Палестине и Сирии, которые византийцы считали своими территориями, временно захваченными арабами, создавало постоянную вражду между греками и латинянами. Великие императоры из династии Комнинов – Алексей, Иоанн и Мануил – умели направить движение крестоносцев в нужное им русло и даже иногда добивались от них вассальной присяги; слабые же императоры из рода Ангелов (1185–1204 гг.) стали легкой добычей для своих западных врагов, которых при Алексии II (1180–1183 гг.) и Андронике I (1183–1185 гг.) громили ожесточенные антилатинские мятежи, завершившиеся в 1183 году зверской расправой с латинянами в Константинополе.

В экономическом отношении, – главная угроза исходила от Венеции, крупнейшей морской державы, стремившейся взять под контроль торговые пути из Западной Европы на восток; Византия была помехой и здесь.

Внутренняя политика Византийской империи в правление Комнинов способствовала росту больших владений, которые принадлежали военной знати. Пока императорская власть была достаточно сильна, чтобы контролировать эту византийскую разновидность феодализма, сохранялась видимость единства империи. Однако после 1180 года быстрая смена императоров и их неспособность справиться с политическими проблемами разрушили фасад византийской моши. Особенно заметной была слабость империи на Балканах. В 1183 году сербский жупан Стефан Неманя смог, при активной венгерской поддержке, установить прочную независимость. Почти в то же время восстание в Болгарии, к югу от Дуная, возглавлявшееся братьями Петром и Асеном, повлекло за собой кровавые сражения с византийцами, которые закончились фактическим признанием Византией независимой Болгарии со столицей в Тырново. При царе Калояне (1197–1207 гг.), младшем брате Петра и Асена, Болгария стала главной силой на Балканском полуострове.

Общий развал коснулся и таких отдаленных провинций, как Кипр, где в последние годы XIII столетия провозгласил себя императором Исаак Комнин, и Трапезунд, где два внука Андроника I – Алексей и Давид – с помощью грузинской царицы Тамары установили независимую империю (1204 год).

Поэтому, когда в 1204 году крестоносцы захватили «царицу городов», на территории бывшей империи уже существовали элементы будущей политической структуры: Трапезунд на востоке, Сербия и Болгария на Балканах. Но основание Латинской империи в самом Константинополе, венецианский патриарх на престоле Иоанна Златоуста и Фотия в Святой Софии были событиями необычайного символического значения: они вызвали не только естественный патриотический протест греков; греческие богословы и иерархи впервые сознали всю серьезность папских притязаний. До 1204 года византийская полемика с латинянами сосредотачивалась на прибавлении ими «филиокве» к Символу веры, на вопросах богослужения и церковной дисциплины, которые расценивались как серьезные, но поправимые ошибки запада. Когда папа Иннокентий III назначил Фому Морозини патриархом, большинство византийцев увидело, что западное христианство действительно верит в исключительные и универсальные права папы, как преемника Петра, то есть совсем по-другому понимает церковь. ⁵⁰

Впрочем, вскоре стало ясно, что вожди крестоносцев не обладают ни военной силой, ни внутренней сплоченностью, необходимыми, чтобы полностью подавить сопротивление Византии. Через несколько месяцев после падения Константинополя образовалось два греческих государства, претендовавших быть законными преемниками империи: Эпир и Никея. В Эпире Михаил Дука возглавил коалицию местных греческих аристократов, принял титул «деспота» и утвердил свою столицу в Арте. В 1224 году он освободил Фессалоники от латинян и был коронован «римским императором». Тем временем зять императора Алексея III, Феодор Ласкарис, собрал вокруг своей столицы в Никее земли западной Малой Азии. В 1208 году он тоже принял титул императора.

Завоевание Константинополя латинянами повлекло за собой умножение числа «имперских» центров – Трапезунд, Никея, Фессалоники, Кипр, затем Болгария, и, кроме того, Латинская империя в самом Константинополе. Повсюду правители претендовали быть «императорами римлян». При полном распаде реальной империи, парадоксальным образом, в политическом сознании современников возрождалась сама имперская идея: никто, даже балканские славяне, не удовольствовался созданием национальных государств. Они либо продолжали номинально подчиняться универсальному организму империи (причем иногда папство заменяло Константинополь в качестве носителя законной имперской власти), либо объявляли передачу империи («translatio imperil») столице своего собственного государства. Гораздо позже, в XV и XVI веках, когда созидалась идеология «Москвы – третьего Рима», Московская Русь руководствовалась в своей политике той же внутренней логикой.

Однако в XIII веке продолжал существовать один очень важный институт, который не поддавался общему процессу разложения и оставался мощным средством объединения: это был православный Константинопольский патриархат. В 1204 году, когда 13 апреля крестоносцы ворвались в город, правящий патриарх Иоанн X Каматерос укрылся во Фракии, в Дидимотихе, где латинское господство вскоре было свергнуто местной греческой знатью, призвавшей на помощь болгар. ⁵¹ 14 апреля 1205 года болгарский царь Калоян разгромил латинян у Адрианополя. Ка-лоян, заклятый враг новых хозяев Константинополя, тем не менее номинально признал духовный примат папы: 7 ноября 1204 года римский кардинал посвятил в Тырново болгарского архиепископа Василия, а Калоян получил от папы королевскую корону. Вряд ли укрывавшийся в Болгарии патриарх Иоанн сочувствовал этому. Возможно, что именно политический оппортунизм Калояна был одним из решающих факторов, заставивших византийскую церковь искать опору для выживания не в Европе, а в Азии. После смерти Иоанна Каматероса (1206 год) патриарший престол оставался вакантным в течение почти двух лет, и новый патриарх, Михаил Авториан, был избран не в Болгарии, а в Никее (1208 год), вслед за чем последовала императорская коронация «деспота» Никеи Феодора Ласкариса. ⁵²

Это событие оказалось решающим для возвышения Никейского царства: коронация правящим патриархом удостоверяла законность императорского титула. ⁵³ Избирая Никею в качестве местопребывания изгнанного патриарха, церковные иерархи, которых, безусловно, переманивали по крайней мере еще две страны – Эпир и Болгария, – фактически определяли будущее византийской цивилизации.

Наконец, того ореола законности обретенной власти, который теперь окружал императора Никеи, не хватало Феодору Ангелу, коронованному не патриархом, а архиепископом Охридским после взятия Феодором Фессалоник (1224 г.). Законная преемственность власти оставалась в XIV веке важным обстоятельством и для Византии, и для Руси.

У нас нет достаточных сведений об избрании в Никее патриарха в 1208 году. Важную роль в этом событии играли политические таланты Феодора Лас-кариса. В любом случае, выборы получили широкую церковную поддержку и признание даже вне территорий, контролировавшихся Никеей. Новый патриарх немедленно взял в свои руки власть и контроль над административным аппаратом церкви, в том числе – над отдаленными митрополиями, входившими в его юрисдикцию, – в Трапезунде и на Кавказе, в России и на Балканах. Слабость политической базы компенсировалась дипломатической гибкостью. Патриарх, например, понимал, что прямое административное управление болгарами и сербами невозможно, так как византийцы не имеют больше военного контроля на Балканах. Правители Болгарии и Сербии легко могли выторговать церковную независимость у греков, а при необходимости и у пап. Смиряясь перед неизбежным, никейский патриарх в 1219 году рукоположил св. Савву автокефальным епископом Сербским, а в 1235 году признал права болгарского патриарха в Тырново. Не так давно византийцы добровольно ни за что не пошли бы на такие уступки, но у изгнаннической Никейской империи не было другого выхода. Пока, благодаря этим широким жестам, она получала существенные преимущества: признание своей собственной канонической законности и почетного первенства у болгар и сербов, прекративших опасные сношения с папой Римским. Ниже мы увидим, что такая же гибкая церковная политика принесла и в России не менее положительные для Византии результаты.

В истории подробно описано, как благодаря выдающимся правителям политически и экономически укреплялась Никейская империя. В 1261 году это привело к освобождению Константинополя. Реставрация была бы невозможна, если бы в период латинского завоевания (1204–1261 гг.) не продолжало существовать «византийское содружество», основанное на прочных религиозных и культурных связях, а также на гибкости административных институтов.

В 1261 году, после освобождения греками Константинополя, императору Михаилу VIII Палеологу (1259–1282 гг.), который узурпировал никейский престол, удалось короноваться вторично в Святой Софии. Он стал вдохновителем и первой жертвой блестящей, но часто противоречивой и самоубийственной дипломатической игры с востоком и западом, направленной на выживание освобожденной столицы. Чтобы предотвратить угрозу со стороны Карла Анжуйского, норманнского повелителя Сицилии, активно готовившегося к восстановлению латинской власти на Босфоре, он начал с папством переговоры о соединении церквей, что лишило бы всяких оправданий новое нападение крестоносцев на Константинополь. Чтобы достичь этой цели, он сначала сам принял римскую веру, исповедав ее в личном заявлении, составленном латинскими богословами, а потом велел своим послам подписать постановления Лионского собора 1274 года. Наконец, он возвел Иоанна Векка, сторонника этого союза, на патриарший престол. Это вызвало ожесточенную внутреннюю борьбу в Византии и только на время отклонило угрозу со стороны Карла Анжуйского. Сицилийская угроза была со временем нейтрализована не папством, а другим союзником Михаила, Педро Арагонским, и мятежом в Сицилии, – тогда во время известной «сицилийской вечерни» была вырезана вся норманнская знать (1282 год).

Такая политика – поиска союзников и создания «вторых фронтов» за спиной врага ⁵⁴ – повела к соглашениям между Михаилом и ханом Хулагу и его сыном Абагой, монгольскими правителями Персии и Ирака, которые угрожали туркам сельджукам в Малой Азии, чем предотвращали их нападение на Никею или Константинополь. Абага даже женился на побочной дочери Михаила Марии (1265 г.) и проявлял определенный интерес к христианству. Переговоры хана с папством ⁵⁵ показывают, что персидский союз прекрасно сочетался с политикой Михаила по отношению к Риму: в его расчеты, таким образом, входило создание оси Рим-Константинополь-Персия, направленной как против Карла Анжуйского, так и против турок сельджуков.

Однако у этой политики были свои слабые места. Во второй половине XIII века Монгольская империя, созданная Чингисханом, распалась на несколько враждуюших кланов. Против Хулагу и Абаги выступали ханы Золотой Орды, правившие Русью и заключившие союз с египетскими мамелюками. Они постоянно нападали на византийские территории, потому что Михаил был другом их врагов. Чтобы задобрить их, византийский император выдал другую свою побочную дочь – Евфросинию – за татарского хана Ногая.⁵⁶

В противоборстве с Венецией, поддерживавшей Анжуйскую династию, Михаил в значительной степени зависел от Генуи, которой даровал значительные торговые преимущества в Черном море и которая в силу своих коммерческих интересов в Крыму и низовьях Дона стремилась к хорошим отношениям с Золотой Ордой. Таким образом, образовывалась другая политическая ось, включавшая Геную, Константинополь и Золотую Орду. Эта ось была враждебна папству (которое отлучило Геную от церкви за союз с Михаилом) и стала дополнительным дипломатическим и военным орудием в руках императора. Михаил VIII Палеолог погиб в 1282 году, возглавляя четырехтысячную армию татар, которую его зять Ногай послал против восставшего греческого деспота Иоанна Дуки. Он, возможно, разорвал бы союз с папством, если бы успел, поскольку эта связь стала политически бессмысленной после «сицилийской вечерни». Союз с Генуей и Золотой Ордой унаследовали преемники Михаила. И в XIV веке этот союз играл значительную роль в политике Византии по отношению к Руси.

2. Монголы наСреднем Востоке и в Европе

На развитие Восточной Европы глубоко повлияло одно из крупнейших событий истории – образование Монгольской империи, которая к 1300 году простиралась от Балкан и Карпат до Тихого океана и от лесов северной Руси до Междуречья. Эта империя сдерживала силы турок в Малой Азии и тем самым на протяжении еще двух веков косвенно способствовала выживанию Византии. В России татарское иго до конца XV века было определяющим фактором политической и культурной жизни; опустошенная страна смогла выжить, создавая новые центры государственности и цивилизации и тем самым совершенно по-новому определяя свое будущее. Роль византийской дипломатии и культурных традиций в создании этой новой политической географии стала решающей именно в связи с временным совпадением византийских и татарских интересов в Восточной Европе.

В 1206 году был сделан решающий шаг к избранию в качестве «императора» («кагана» или «хана») молодого вождя одного из монгольских племен. Его звали Темучин, но он получил новое имя (или титул) – Чингиз. ⁵⁷ Племя Темучина принадлежало к племенному объединению «монголов». Другое племенное объединение, примкнувшее к этому союзу, называлось татарами. С течением времени именно последнее название стали употреблять в отношении империи Чингисхана; на западе оно употреблялось в искаженном виде «тартары» (что фонетически напоминало мифический Тартар). К 1225 году завершилось покорение монголами Центральной Азии, Персии и Северного Китая, включая Пекин. В июне 1223 года два монгольских военачальника – Дэбе и Субудай – из Персии перевалили через Кавказ и на реке Калке нанесли сокрушительное поражение русским и куманским отрядам, но вскоре вернулись в Азию. Перед смертью (1226 г.) Чингисхан разделил свою огромную империю между четырьмя сыновьями. Северо-западные области, включавшие Казахстан и часть Урала, отошли к старшему сыну Джучи. Поскольку Джучи умер на несколько месяцев раньше отца, северо-западный улус наследовал его сын, внук Чингисхана, Батый. В 1229 году собрание племенных монгольских вождей избрало Угудея, третьего сына Чингисхана, великим ханом. Его столица находилась в Каракоруме, и ему подчинялись остальные ханы, в том числе Батый.

В течение четырех лет (1239–1242) орды Батыя, руководимые Субудаем, распространили власть великого хана на всю страну. Татары разрушали города, которые оказывали им сопротивление, вырезали население, но систему управления менять не собирались. Их господство выражалось в том, что местные князья обязаны были, под угрозой нового набега, платить им дань. Первой была завоевана Центральная Россия, после того как в 1237 году пала Рязань. В 1238 году был сожжен Владимир. После передышки в 1239 году татары двинулись на юг и в 1240 году захватили три крупнейших центра Киевской Руси: Переяславль, Чернигов и Киев.

Продвигаясь дальше на запад, татары в 1241 году покорили Галицкое княжество, Венгрию, вторглись в Хорватию и, взяв Дубровник (Рагузу), вышли к Адриатическому морю. Другая часть пересекла Польшу, Силезию и Моравию. Однако весной 1242 года Батый получил известие о смерти Угудея и вернулся в Азию, предвидя на родине борьбу за власть. Он сохранил прямое управление Русью, включенной в состав огромной территории, называвшейся Кипчак. Его постоянная резиденция была расположена на нижней Волге и называлась Золотой Ордой; со временем на ее месте вырос новый город – Сарай. Русские князья должны были ездить туда на поклон к кипчакскому хану, чтобы получить ярлык на княжение. Некоторых заставляли предпринимать длительное путешествие в Каракорум, чтобы предстать перед великим ханом. ⁵⁸

Хотя татары практически не коснулись системы управления, их нашествие было, несомненно, национальной и культурной катастрофой для Руси, политическим унижением для князей и экономической чумой для всего населения. Однако, как указывают все историки, завоеватели поставили церковь в привилегированное положение и освободили ее от налогов, которые платили все остальные. ⁵⁹

Такая политика определялась не только религиозной терпимостью, которая действительно была характерна для Монгольской империи, но и соображениями международной политики: русская церковь возглавлялась греческим митрополитом, и ее можно было использовать в качестве канала для важных международных контактов. Поэтому церковь на Руси стала главной хранительницей византийских культурных ценностей и византийского мироощущения; церковь сознательно использовала возможности, которые создавала новая политическая ситуация в Восточной Европе. Очень мудро и гибко отнеслось к положению на Руси и правительство в Никее, сумев таким образом сохранить в неизменном виде наследие старой «ойкумены», несмотря на натиск крестоносцев с запада и почти неограниченную власть татар.

Жестокое и кровавое завоевание северо-восточной Руси татарами и падение Киева в 1240 году поставили в относительно привилегированное положение только одну область бывшего Киевского государства: западные княжества Галицкое и Волынское, управлявшиеся великим князем Даниилом Романовичем (1221–1264 гг.). Зимой 1240–1241 года орды Батыя только прошли через эти земли, разрушив города и номинально покорив княжество. В то время князя не было, Даниил искал поддержки в соседних Венгрии и Польше. После того как Батый ушел дальше на запад, князь смог вернуться домой и предпринять несколько дипломатических маневров, благодаря которым его княжество заняло независимую позицию в качестве одного из буферных государств между востоком и западом.

Во-первых, Даниил взял в свои руки церковные дела. Кафедра митрополита Киевского и всея Руси была вакантна, потому что занимавший ее грек Иосиф исчез (может быть, вернулся на родину), когда татары захватили Киев. Патриархат, находившийся в изгнании в Никее, был, естественно, не в состоянии сразу заместить кафедру, что открывало возможность для узурпации. Об одной такой узурпации мы знаем: Угровский епископ Иоасаф самочинно присвоил себе права митрополита, но был смешен Даниилом. Точная дата этого события неизвестна. ⁶⁰ Неясно, назывался ли Иоасаф митрополитом «Киевским и всея Руси» или только «Галицким»: в последнем случае он стал бы предшественником позднейших попыток Галича получить церковную автономию. В любом случае, отрицательная реакция Даниила показывает, что великий князь стремился влиять на судьбу всей русской церкви, а не только своего княжества.

По возвращении домой, он возвел на кафедру митрополита «Киевского и всея Руси» своего ставленника Кирилла. ⁶¹ Митрополит Кирилл, русский по происхождению, занял кафедру, которую до того времени замещали почти исключительно греки; его деятельность в качестве главы русской церкви была исключительно долгой и плодотворной (1242–1281 гг.).

Особенность поставления Кирилла заключается в том, что прошло по крайней мере шесть лет между его выдвижением великим князем Даниилом (1242 г.) и поездкой в Никею для получения обычного и канонически необходимого утверждения патриархом (1248–1249 гг.). Был ли он в течение этого времени только нареченным митрополитом ⁶² или его поставил собор русских епископов, как это было в предыдущих двух случаях избрания русских митрополитов (Иллариона – 1051 год, Климента – 1147 год)?

Отсутствие в наших источниках упоминаний о каком-либо протесте никейского патриарха против поставления русскими епископами митрополита может быть легко объяснено замешательством того времени и бегством назначенного Никеей митрополита Иосифа. Возможно, что на Русь распространилась благосклонность потерявших силу византийских властей по отношению к дочерним славянским церквам: разве изгнанный вселенский патриарх не признал самозванного болгарского патриархата в Тырново (1235 г.) и не утвердил существование независимой сербской церкви (1219 г.)? В любом случае, в 1246 году, еще до установления официальных контактов с греческим патриархом, митрополит Кирилл был полномочным посланником Даниила в Венгрии, где обвенчал сына Даниила Льва с дочерью венгерского короля Белы IV. ⁶³

Все источники подтверждают, что в 1248–1249 году Кирилл совершил требовавшуюся обычаем поездку к патриарху. Он возвратился оттуда законным митрополитом Киевским и всея Руси, единственным каноническим преемником своих греческих предшественников. Такая поездка и официальные связи с патриархатом принесли немалые выгоды не только самому Кириллу, но и его покровителю, великому князю Даниилу, и, без сомнения, Руси в целом. Даниил отчаянно, но безуспешно просил в Польше и Венгрии помощи против татар. В 1245–1246 году он ездил в Золотую Орду на поклон к Батыю. Эта поездка имела влияние и на церковные дела. Если в церковном отношении митрополит Кирилл, ставленник Даниила, мог получить признание как глава всей русской церкви только по благословении вселенского патриарха, то в политическом отношении для этого требовалось одобрение татар, которым подчинялась вся остальная Русь. В случае митрополита Кирилла оба условия были соблюдены. ⁶⁴

Но подчинение татарам в 1245–1246 гг. не было последним шагом все еще сильного и изощренного в дипломатии Даниила Галицкого. Русские и западные историки подробно описывают его длительные сношения с Венгрией, Австрией и папством; как мы видели выше, сам митрополит Кирилл принимал участие в некоторых его предприятиях. В 1245 году Даниил благосклонно принял папского легата Джованни Карпини, который по пути к великому хану посетил Русь. В 1248 году папские призывы к церковному единству ⁶⁵ и обмен посольствами привели к тому, что папа Иннокентий IV предложил Даниилу королевскую корону. Этой привилегией уже воспользовались православные правители Болгарии и Сербии. Однако Даниил отверг предложение, сославшись на то, что папа не в состоянии оказать ему существенную помощь против татар. ⁶⁶ Впрочем, некоторые временные военные и политические преимущества из контактов с папой он извлек, особенно в сношениях с Венгрией, Польшей, Литвой и Тевтонским орденом. И примечательно, что митрополит Кирилл поехал в Никею за каноническим утверждением к православному патриарху в изгнании только после отказа князя от предложения папы.

В последующие годы контакты между Даниилом и папством возобновились, и в 1253 году он принял королевскую корону. Мы не знаем, был ли митрополит Кирилл вовлечен в переговоры с папой. Следует с осторожностью относиться к сообщению папского легата Джованни Карпини о том, что в июне 1247 года великий князь Даниил и его брат Василий «вместе со своими епископами и другими знатными людьми» решили «считать папу своим высшим господином и отцом, а римскую церковь – своей госпожой и матерью»: упоминаний о том, чтобы жители Волыни и Галича или их православные епископы в это время желали принять веру римской церкви, не сохранилось. ⁶⁷ Скорее всего, они, как то сделали в начале века болгары и сербы, подчинились папской юрисдикции по политическим соображениям, приняв ее в качестве замены явно поверженного византийского «империума». ⁶⁸

Уже в 1257 году папа Александр IV (1254–1261 гг.) призывал к крестовому походу в Центральную Европу, как против литовских «язычников», так и против русских «схизматиков» – врагов Креста, проклиная Даниила за вероломство. ⁶⁹ Ясно, что непонимание – если только оно было – религиозной позиции Даниила уже рассеялось и что русские отвергли канонические и политические претензии, которые папство предъявляло западным русским княжествам.

Поставленный патриархом, митрополит Кирилл в течение более чем тридцати лет делал то, что и его греческие предшественники: в качестве главы церкви управлял той единственной административной системой, которая охватывала всю Русь от Карпат до верховьев Волги и от Новгорода до Золотой Орды. Будучи ставленником Даниила Галицкого, он не чувствовал себя связанным политикой своего высокого покровителя. Сразу после возвращения из Никеи он отправился во Владимир (1250 г.) и обвенчал дочь Даниила с великим князем Владимирским Андреем. В следующем 1251 году он посетил Новгород. Летопись столь часто упоминает о его присутствии в северной Руси, что он, без сомнения, пробыл там несколько лет подряд, войдя в тесное общение с ведущим политическим деятелем этого края: князем Александром Невским, который сначала княжил в Новгороде (1240–1252 гг.), а затем стал великим князем Владимирским (1252–1263 гг.). Митрополит Кирилл и хоронил Александра во Владимире в 1263 году, сам же умер в 1281 году в Переяславле-Залесском, уже после того, как созвал во Владимире очень важный собор русских епископов (1274 год). ⁷⁰ Фактически, Кирилл перенес свою деятельность на северо-восток, в области, непосредственно подвластные татарам, и в Новгород, который только что отразил (под предводительством Александра Невского) нападение тевтонских рыцарей и шведов. Последние под знаменем латинской христианской империи развернули крестовый поход против единственной области Руси, которая до сих пор не подчинялась татарской власти. Возможно, что столь решительный поворот митрополита Кирилла не был результатом его личного выбора. Нельзя также сказать, что митрополит предавал интересы галицкого великого князя, ведь он сам связал два княжеских рода брачными узами. Неубедительна и простая ссылка на «антизападные» настроения Кирилла. Ничто не говорит о том, что он был систематическим противником латинян. Ни в Византии, ни на Руси церковная иерархия никогда не была совершенно закрыта для переговоров с папством, несмотря на то, что большей частью сознавала политическую вынужденность и недолговечность тех попыток унии, которые предпринимались восточноевропейскими правителями. Кирилл и сам был непосредственно осведомлен о таких переговорах в бытность свою в Галиче. Кроме того, он занимал выжидательную позицию, будучи митрополитом Киевским и всея Руси, когда в Константинополе правил униатский патриарх Иоанн Векк (1276–1282 гг.), ставленник императора Михаила VIII Па-леолога, который принял Лионскую унию. В течение всего этого времени русский митрополит не прерывал отношений с патриархатом. В 1276 году подчинявшийся митрополиту Кириллу сарайский епископ Феогност присутствовал на заседании патриаршего синода во главе с Иоанном Векком, получил официальные ответы синода на канонические и дисциплинарные вопросы, возникшие в России, – и все это безо всякой оглядки на отношения патриарха с папством. ⁷¹ При этом русские знали о событиях в Константинополе. В 1283 году, по случаю избрания в Константинополе преемника Кирилла, Максима, патриарх Александрийский Афанасий II (который в это время находился в Византии) отправил на Русь грамоту, подтверждающую православность патриарха. Конечно, назначение грека Максима оспаривалось на том основании, что греческая церковь нетверда в вере и разделена междоусобицей, ⁷² но эти протесты лишились основы после смерти императора Михаила VIII (1281 г.), и мы можем предположить, что заверений, данных патриархом Александрийским, в качестве третьей стороны, было достаточно, чтобы успокоить русских. Максим благополучно занял Киевскую кафедру.

Несомненно, что как для митрополита Кирилла, так и для Александра Невского решающими в том выборе, который они сделали во второй половине XIII века, были соображения реальной политики. В качестве новгородского князя, Александр возглавлял русские войска в двух решающих битвах с западными крестоносцами: против шведов на Неве (1240 г.) и против тевтонских рыцарей на Чудском озере (1242 г.). После смерти отца и брата Андрея, Александр был признан Батыем великим князем Владимирским и подтвердил свою лояльность татарскому хану, который, в отличие от крестоносцев, проявлял терпимость к русской церкви и, более того, вообще к культурному наследию «византийского содружества», в которое входила Русь. Как верно отмечали некоторые историки, интересы Александра и его политика вполне совпадали с интересами и политикой Никейской империи периода ее усиления и упрочения при императоре Иоанне Ватаце. Эта политика строилась на следующих факторах: Монгольская империя неколебима, она ослабляет турок-сельджуков, угрожающих Никее и Константинополю, и ее можно рассматривать как фактическую союзницу против экспансии запада; она контролирует торговые пути между Русью и Византией; она в целом терпимо относится к православной церкви. Если Даниил Галицкий еще мог искать поддержки у западных соседей, то князь Александр Невский надеяться на нее не мог. Митрополит Кирилл, со своей стороны, нес ответственность за паству, большинство которой жило на землях, принадлежавших Александру (и Золотой Орде). Политика лояльности по отношению к Монгольской империи могла только укрепить традиционные и канонические узы между Византией и Русью, интересы которых совпадали. ⁷³

Никейские императоры постоянно предпринимали дипломатические усилия, чтобы достичь понимания с западными державами, т. е. в первую очередь с императором Фридрихом II и папством. Но западная распря между империей и духовной властью, как и неуступчивость папства в воззрениях на церковь, разрушили надежды на объединение, которые питал византийский двор в изгнании. В 1256 году закончились провалом переговоры между папой Александром IV и императором Феодором II Ласкарисом, ⁷⁴ и никейское правительство предприняло шаги в противоположном направлении: к соглашению с татарами. В 1257 году император принял в Магнезии представительное татарское посольство, и почти немедленно византийское посольство отправилось в Золотую Орду. ⁷⁵

Наиболее значительными были последствия этих переговоров для Руси. Татарская власть консолидировалась и распространилась на Новгород (который так и не был покорен военным путем) и Галич с Волынью (великого князя Даниила вынудили порвать контакты с западом). Невозможно представить, чтобы эти события произошли без активного участия Александра Невского и митрополита Кирилла.

Татары приказали произвести податную перепись в северной Руси, но летописи специально отмечают, что «игумены, монахи, священники, клирики и все, кто зрит на Пресвятую Богородицу и епископа», податью не облагались. ⁷⁶ Десятью годами позже новый хан Менгу-Темир пожаловал митрополиту Кириллу ярлык, в котором расширял категории духовенства, не подлежащие обложению, и другие экономические привилегии церкви. ⁷⁷ Более того, в 1261 году в Сарай – ради многочисленной общины находившихся при ханском дворе русских, ради греческих дипломатов, часто приезжавших туда, и других православных посетителей столицы Золотой Орды – был назначен епископ, подчинявшийся митрополиту Кириллу. ⁷⁸

В свете этих событий мы можем лучше понять политику императора Михаила Палеолога в конце его правления, когда он, разочаровавшись в перспективах Лионской унии (1274 г.), склонился к союзу с татарами и Генуей. Мы уже видели, что русская митрополия игнорировала «униатство» Михаила, что даже после смерти великого князя Александра Невского в 1263 году она следовала политике лояльности по отношению к татарам и сопротивлялась посягательствам запада. Возможно, что митрополия, под нажимом хана, оказывала давление на Византию, чтобы удержать империю от союза с папством. Русские источники говорят о той роли, которую сыграли в установлении дипломатических контактов между Византией и Золотой Ордой епископ Саранский (который мог быть и греком) и русский митрополит. Согласно Никоновской летописи, епископ Саранский Феогност был послан в Константинополь «высокопреосвященным Кириллом, митрополитом Киевским и всея Руси» и «царем ордынским» Менгу-Темиром к патриарху и греческому императору Михаилу Пале-ологу. Он вез «письма и дары» и от митрополита, и от хана. ⁷⁹ Вряд ли можно сомневаться, что эти письма были связаны с помощью, которую оказывали татары Михаилу в его противостоянии Венеции и Анжуйской династии. Незамедлительно после смерти императора в декабре 1282 года уния с Римом была расторгнута, и Константинопольский патриархат вернулся к православию. Максим, преемник Кирилла, грек по происхождению, в 1283 году, сразу после поставле-ния в митрополиты, предпринял поездку в Орду.

В 1300 году этот же митрополит, по-прежнему именуемый митрополитом «Киевским и всея Руси», перенес свою постоянную резиденцию во Владимир, где и умер в 1305 году. ⁸⁰ Это событие – подготовленное деятельностью Кирилла – стало причиной многих важных изменений, которые ознаменовали XIV столетие.

Установление Латинской империи в 1204 году и татарское нашествие в Восточной Европе отметили конец Византии как политической, экономической и военной силы. Даже после освобождения Константинополя Михаилом Палеологом в 1261 году империя осталась небольшим государством, торговлю монополизировали генуэзцы, а на бывших территориях Византии возникли новые национальные государства – Болгария и Сербия, а также латинские герцогства. Влияние Византии определялось теперь исключительно традиционностью престижа «имперского города», высоким уровнем византийской культуры и искусства, восхищавших славянские народы. Однако, вне всяких сомнений, основой духовного и культурного единства Константинополя, балканских народов и Руси оставалась церковь. История русской митрополии, оставшейся один на один с Золотой Ордой и продолжавшей удерживать в своей юрисдикции всю без изъятий Русь, убедительно показывает высокую жизнеспособность религиозных и культурных ценностей, полученных от Византии. Перипетии ее существования в XIII веке уже обнаруживают черты церковной политики Византии в XIV: Византия – и особенно византийская церковь – часто искала возможности для церковной унии с папством, политических союзов с западными странами, но в перспективе предпочитала политику духовной независимости от запада. В культурном и религиозном отношении Византии меньше угрожали монголы и турки, нежели папство, тевтонские рыцари и западноевропейские королевства.