УКРАШЕНИЕ

Одежда назначена для прикрытия, а не для украшения (2:158, см. ОДЕЖДА, 625).

Внешнее украшение от ослепленного ума происходит

О сем украшении зде полагается разсуждение потому, что тое от ослепленнаго ума происходит, и что тем ослепленный человек ищет себе славы и чести суетной от одежды, которая должна его гордость низлагать и к смирению приводить, как ниже покажется; а паче личное жен украшение без всякаго извинения есть ослепление ума и развращение плотскаго и нехристианского сердца (2:158).

Внешние украшения предпринимаются ради соблазна

Большая еще суета и срам христианству есть, что жены белилами, красками и мастьми лица своя намазуют. Ибо ради чего оне делают сию безделицу? Причины другой сыскать невозможно, как только чтобы людям показаться, или, что хуждшее того, понравиться, и в любовь войтить. В ложницах оне о сей безделице не пекутся; краски здравия не предают, разве только вредят. Едина причина сия есть, чтобы люди глаза свои на них обращали. Правда, обращают глаза свои люди, но многии с глазами и сердца обращают и от того око душевное весьма помрачают. Не малая юным и неутвержденным сердцам брань от прелести сей належит (2:159–160).

Внешнее украшение есть потеря ЦЕЛОМУДРИЯ

Выставляют на торг тое, что непродаемое есть, что хранить должно так, как зеницу ока. Ах, бедная тая христианыня, которая лице свое румянит, но душу свою помрачает; лице украшает, но души своея благообразие теряет, и, как чудовище, душею пред Богом и Ангелами Его святыми является! (2:160).

Украшение внешнее есть исправление дела Божия

Таковым лиц своих украшением, кроме того, что целомудрие потеряли, переправляют Божие дело, которое есть совершенное и не требует исправления, и потому противу Создателя своего, Который возраст тела и доброту лица всякому свою дарует, весьма грешат, и обиду Ему делают, подобно тому невежде, который образ, добре от живописца написанный, переправил бы, и тем живописца не мало бы обидел: тако и жены, переправляя лица своя, немалую обиду и досаждение делают Создателю своему. Приличнее христианыням умывать лица своя слезами, нежели раскрашивать белилами и красками (2:160).

Украшения внешние есть помощь диаволу в искушении

Не малая бо брань юному сердцу бывает от лица женска, кольми паче от таковаго лица, которое на прельщение мастями и красками украшается. Ибо диаволу нет лучшаго и удобнейшаго орудия к прельщению юных сердец и ловлению в сеть нечистоты, как лице женское, а паче искусно устроенное, и вонями и мастями намазанное. Таковое лице есть сильная стрела, которою он ударяет в юныя сердца и уязвляет многих. Сего ради женам, которыя чают на суд Христу предстать и о всем ответ отдать Ему, должно внимать Христову оному страшному слову: «горе человеку тому, имже соблазн приходит!» Единаго человека соблазнить страшно, яко всякий человек кровию Христовою искуплен: кольми паче многих, за которых кровь Христова излияна (2:162).

Украшение внешнее препятствует МОЛИТВЕ

Молитве же не такая, какую оне на себе имеют, утварь приличествует: а какая? Смирение, сокрушение сердечное, умиление, слезы, плач. Сими молитва утварьми украшается, и к престолу Божию восходит, и очесам Божиим благоприятна бывает, и желание свое получает. Тако молилися святыя жены: «Анна», матерь Самуила Пророка (1Цар. 1), «Иудифь» (Иудифь. 9), «Есфирь» (Есф. 4, 17), и услышаны от Бога. Сим последовать должны жены, которыя имя Христово исповедуют, когда хотят с пользою душ своих входить в церковь и молитися. Оная же утварь, которая состоит из злата, белил, красок, мастей и прочиих материй, не ино что значит, как тщеславие, пышность, гордость мира сего, надмение, око лукаво, соблазн, разжжение и прочия страстныя плоти прихоти. С сими ли убо пред Богом являться? К Богу бо приходим, и пред Богом стоять хощем, когда приходим на молитву. Тако ли Бога умилостивлять должно? тако да смиряться пред Ним? Сие есть прелесть, а не молитва; гордость и пышность, а не смирение; умножение грехов, а не умаление; большее оскорбление и прогневание, а не умилостивление милосердаго Бога (2:160–161).

Украшение внешнее свидетельствует о нерадении о душе

Кто печется о телесном украшении, тому недосуг пещися о душевном. О чем бо занята у кого мысль, о том и тщится, того и ищет, в том и время проводит. «Идеже бо сокровище ваше, ту и сердце ваше будет» (Мф. 6, 21). Самое сие украшение щегольское показует сердце, желающее суетныя чести и славы, что и закону Божию противно: «не любите мира, ни яже в мире» (1Ин. 2, 15), и вере христианской не сходно, которая на вечную честь и славу взирает, и тоя ищет и ожидает; и званию христиан неприлично, которые к вечным и небесным позваны; и должности их противно, которые душу, а не тело украшать должны, и «горняя мудрствовать, а не земная» (Кол. 3, 2) (2:159).

Тело, которое вскоре в прах и землю обратится, украшать, а о душе бессмертной нерадет, великое есть безумие, как всякому сие видно. Невозможно бо тому не нерадеть о душе, который тело свое на показание и тщеславие украшает. Знак бо сердца миролюбительного, тщеславного и гордого таковое украшение, которое душу потемняет. Едина бо есть ДОБРОДЕТЕЛЬ – украшение души. Сею она, как утварию себе приличною, украшается; а оною, яко тщеславною и гордостною, помрачается (2:162).

Украшение телесное не имеет никакой пользы, а украшение души вводит в жизнь вечную

Что тебе в телесной красоте, которая ныне цветет, а утро увядает и в ничто обращается? Сего ради как хотящии внити в чертог земнаго царя, и пред лицем его явитися, и трапезы его приобщитися, очищают себе и убираются в лучшее и пристойнейшее одеяние, чтобы негнусными очесам царским показаться: тако наипаче хотящему внити в чертог небеснаго Царя, и светлейшему Его лицу предстати, и великой оной вечери приобщитися, должно очистить себе от скверны и порока: «не имать бо вонь внити всяко скверно» (Апок. 21, 27), – и достойною онаго чертога одеждою одеятися, дабы не услышать от Царя страшнаго гласа: «друже! како вшел еси семо, не имый одеяния брачна?» (Мф. 22, 12), – и с посрамлением не быть изверженным и вверженным во тьму кромешнюю, «иде будет плач и скрежет зубом» (Мф. 22,13) (2:164).

Украшение тела и пренебрежение души есть погибель и того и другого, а украшение души есть спасение и души и тела

Когда тело украшается, а душа пренебрегается, то и тело и душа погибнут. Понеже по общем воскресении, когда тело с душею совокупится, что душа, в небрежении пожившая, постраждет, тоежде и тело страдати будет, и обоя купно смертию безсмертною умирати будут.

Когда душа украшается, то и тело, с душею совокупившееся, в свое время красоту восприимет, «егда тленное сие», по свидетельству Апостола, «облечется в нетление, и смертное сие облечется в безсмертие» (1Кор. 15, 54). Чим более душа украшается ныне, тем большия красоты сподобится и тело по воскресении. Тогда будет «слава», иным «как солнцу», иным «как луне», иным «как звездам» (1Кор. 15, 41). Чим же более украшается тело ныне, а душа пренебрегается, тем большее тогда и на душе и на теле явится безобразие. Скаредность бо небрежливыя души и на теле тогда покажется, во обличение ея и в показание всем, что она в мире не по Бозе жила, но по своим прихотям ходила, и не Христу, но миру работала (2:163).

Украшение тела не прибавляет ему красоты, а украшение души делает ее прекраснейшей

Тело как ни украшается, красоты не прибавится ему: рябый, черный, морщливый, щедрявый, косоглазый и проч., как ни украшается, таков же и непременен пребывает: душа же, чим более удаляется от мира и мирских похотей, и чим более «совлекается ветхаго человека с деяньми его, и облекается в новаго человека» (Кол. 3, 9–10), тем краснейшая делается. Ибо тогда образ Божий, который есть божественное и неизреченное ея украшение, в ней, как очищаемом зерцале смотрящаго в тое, показуется. Ныне красота души не видна на теле, когда праведнии и грешнии един внешний вид имеют, хотя то и святыя души благообразие, и грешныя злообразие из дел и слов часто примечается, как от вкуса яблоко; но тогда, когда откроются сынове Божии и сынове мира сего, покажется благолепие ея, то есть души, образ Божий в себе имеющия (2:164).

Следует избегать суеты и пышности, а пристойность и аккуратность соблюдать

Зде охуждается щегольство, пышность, гордость житейская, суета и слепота развращеннаго сердца, а не пристойность; охуждается роскошь и самолюбие, которое о пользе ближняго небрежет и по большей части с обидою ближняго бывает, а не умеренность, которая в гражданстве и общем житии почти нужна; такожде излишнее попечение о смертном и тленном теле, а небрежение о безсмертной души охуждается. Ибо, которым сердцем овладела суета мира сего, в том нет попечения о души и вечном ея спасении (2:166).

Украшение души в чем состоит? (2:164, см. ДУША, 317).

Украшения. Четвертая глава, третьей статьи, первой части, первой книги «О истинном христианстве» (2:158–167).

Украшение женское. «Плоть и дух» (1:140–141).