Пятидесятилетие преставления приснопамятного отца Иоанна Кронштадтского. Юбилейный сборник (1908–1958 гг.)

Благотворительный Фонд имени о. Иоанна Кронштадтского в гор. Ютика Н.Й. США, считая своим долгом и выполняя цель и задачу своей деятельности, издает настоящий Юбилейный Сборник ко дню пятидесятилетия со дня блаженной кончины приснопамятного батюшки отца Иоанна (1908–1958).

Немало книг, статей и отдельных брошюр вышло в свет из печати об этом Великом Молитвеннике Земли Русской, но этот пастырь Православной Церкви, этот пророк и чудотворец нашего времени ТАК ВЕЛИК, что все написанное о нем – это малая толика того, что можно и следует написать о нем для христианского мира. Наш Сборник, с помещенными в нем ценными статьями о жизни, о значении для православного мира, о деяниях и творениях во славу Христа Спасителя отца Иоанна, предоставленными нам Архипастырями, Пастырями нашей Православной Церкви, почитателями и современниками о. Иоанна, не может заполннть того, что еще не написано об отце Иоанне Кронштадтском. Но мы надеемся, что наша работа все же частично восполнит этот пробел и мы своим Юбилейным Сборником дадим возможность многим ознакомиться ближе и больше с жизнью, деятельностью, чудесами и пророчествами Кронштадтского батюшки, а тем самым лучше понять и глубже полюбить о. Иоанна, как Молитвенника и Заступника пред Престолом Всевышнего за нашу многострадальную Родину и Русский народ.

Правление Фонда приносит глубокую благодарность всем, приславшим свои статьи и воспоминания, а также всем жертвователям, приславшим свою жертву на издание Сборника, и этим оказавшим нам неоценимую помощь в увековечении памяти приснопамятного отца Иоанна Кронштадтского.

Правление Фонда им. о. Иоанна Кронштадтского. 1958 год. г.Ютика, Н. Й.

Великий всероссийский праведник, молитвенник и чудотворец приснопамятный отец Иоанн Кронштадтский родился 19 октября 1829 года в селе Сура, Пинежского уезда, Архангельской губернии, на далеком севере России, в семье бедного дьячка Илии Сергиева и жены его Феодоры. Наречен он был Иоанном в память преп. Иоанна Рыльского, св. Церковью в этот день празднуемого.

В детстве грамота плохо давалась слабенькому здоровьем мальчику. Это его печалило, но это же подвигло и на особенно горячие молитвы к Богу о помощи. И чудесная помощь не замедлила. После одной из таких горячих молитв ночью мальчика вдруг точно потрясло всего, точно завеса опала с его глаз, «как-будто раскрылся ум в голове», стало легко и радостно на душе. С тех пор он начал отлично учиться, одним из первых окончил духовное училище, первым окончил Архангельскую духовную семинарию и был принят на казенный счет в С.-Петербургскую духовную академию. В это время умер его отец, и мать осталась в крайней бедности. Это очень огорчало любящего сына, и он, найдя себе заработок путем переписки, зарабатываемые деньги в сумме 10 рублей в месяц, целиком посылал горячо любимой матери, будучи счастлив такой возможностью помогать ей.

Учась в академии, о. Иоанн помышлял о принятии иночества и посвящении себя миссионерской деятельности среди дикарей Сибири и Америки (Аляски), но наблюдение над окружающей жизнью скоро показало ему, что «дикари» культурного Петербурга нуждаются в просвещении их светом подлинной Христовой веры не меньше, чем дикари Сибири и Америки. В связи с этими мыслями у него повторилось одно из детских видений; он увидел себя во сне священником Андреевского Кронштадтского собора и принял это, как указание свыше. По окончании академии, он, как это требовалось церковным обычаем от мирских пастырей, вступил в брак с дочерью протоиерея Константина Несвитского, Елисаветою. Но это был брак только фиктивный, нужный ему для прикрытия его самоотверженных пастырских подвигов. В действительности он жил с женой, как брат с сестрой. «Счастливых семей, Лиза, и без нас много. А мы с тобою, давай, посвятим себя на служение Богу», так сказал он своей жене, оставаясь девственником до конца дней своих.

12 декабря 1855 года он был посвящен в священники и определен в Кронштадтский собор св. Андрея Первозванного. Войдя впервые в этот собор, он был глубоко потрясен тем, что это был именно тот самый собор, который представлялся ему еще в его детских видениях. С тех пор вся жизнь и пастырская деятельность о. Иоанна протекала в Кронштадте, почему многие, забывая его фамилию «Сергиев», стали называть его «Кронштадтским».

Кронштадт был местом административной высылки из столицы разных порочных людей. Кроме того, там много было чернорабочих, работавших в порту. Все эти люди ютились на окраинах города в жалких лачугах и землянках, попрошайничали и пьянствовали. Среди них-то и начал свою пастырскую деятельность о. Иоанн. Ежедневно стал он бывать в их убогих жилищах, беседовал, утешал, ухаживал за больными и помогал материально, раздавая все, что имел, нередко возвращаясь домой раздетым и даже без сапог. Эти кронштадтские бедняки, «подонки общества», которых о. Иоанн силою сострадательной пастырской любви опять делал людьми, возвращая им утраченный ими человеческий образ, первые «открыли» святость о. Иоанна. Это открытие очень быстро восприняла вся верующая народная Россия.

Но не одну материальную помощь оказывал о. Иоанн страждущим людям и не только морально воздвигал от глубины падения силою своего пастырского слова. Скоро открылся в нем и дивный дар чудотворения, который прославил его на всю Россию и даже за пределами ее. Сохранилась точная запись рассказа самого о. Иоанна о первом его чуде своим сопастырям-священникам. Глубоким смирением дышет этот рассказ: о. Иоанн в этом чуде усмотрел «новое себе послушание от Бога молиться за тех, кто будет этого просить». И по молитве его стало совершаться множество дивных чудес. Излечивались молитвою и возложением рук о. Иоанна самые тяжкие болезни, когда медицина терялась в своей беспомощности. Исцеления производились, как наедине, так и при большом стечении народа, а весьма часто и заочно. Достаточно было иногда написать письмо о. Иоанну или послать телеграмму, чтобы чудо исцеления совершилось. Исцелял о. Иоанн и мусульман, и евреев, и обращавшихся к нему из-за границы иностранцев.

Скоро вся верующая Россия потекла к чудотворцу. Наступил второй период его жизни, его подвигов. Сначала он сам шел к народу в пределах одного своего города, а теперь народ устремился к нему и притом со всех концов России. Тысячи людей ежедневно приезжали в Кронштадт, желая видеть о. Иоанна и получить от него ту или иную помощь. Еще большее число писем и телеграмм получал он; кронштадтская почта для его переписки должна была открыть особое отделение. Вместе с письмами и телеграммами текли к о. Иоанну и огромные суммы денег на благотворительность. О размерах их можно судить только приблизительно, ибо, получая деньги, о. Иоанн тотчас же все раздавал. По самому минимальному подсчету через его руки проходило в год не менее одного миллиона рублей. На эти деньги о. Иоанн ежедневно кормил тысячу нищих, устроил в Кронштадте «Дом Трудолюбия» со школою, церковью, мастерскими и приютом, основал в своем родном селе женский монастырь и воздвиг большой каменный храм, а в С.-Петербурге – женский монастырь на Карповке, в котором и погребен.

Надо представить себе, как проходил день у о. Иоанна, чтобы понять всю тяжесть и величие его подвигов и трудов. Вставал о. Иоанн ежедневно в 3 часа ночи и готовился к служению литургии. Около 4 часов он отправлялся в собор к утрени. Здесь его уже встречали толпы паломников, жаждавших получить от него хотя бы только благословение. Тут же было и множество нищих, которым о. Иоанн раздавал милостыню. За утреней о. Иоанн непременно всегда сам читал канон, придавая этому чтению большое значение. Перед началом литургии была исповедь. Исповедь из-за громадного количества желавших исповедываться, была введена общая. Производила она на участников и очевидцев потрясающее впечатление: многие каялись вслух, выкрикивая, не стыдясь, свои грехи. Андреевский собор, вмещавший до 5.000 человек, всегда бывал полон, а поэтому очень долго шло причащение, и литургия раньше 12 часов не оканчивалась. Во время службы письма и телеграммы приносились о. Иоанну прямо в алтарь, и он тут же прочитывал их и молился о тех, кого просили его помянуть. После службы, сопровождаемый тысячами верующих, о. Иоанн выходил из собора и отправлялся в Петербург по бесчисленным вызовам к больным. И редко когда возвращался домой ранее полуночи. Надо полагать, что многие ночи он совсем не имел времени спать. Так жить и трудиться можно было, конечно, только при наличии сверхъестественной помощи Божией. Самая слава о. Иоанна была его величайшим подвигом, тяжким трудом. Всюду, где бы он только ни показался, около него мгновенно вырастала толпа жаждавших хотя бы только прикоснуться к чудотворцу. Почитатели его бросались даже за быстро мчавшейся каретой, хватая ее за колеса с опасностью быть изувеченными.

По желанию верующих, о. Иоанну приходилось предпринимать поездки в разные города России. Эти поездки были настоящим триумфом смиренного Христова служителя. Стечение народа определялось десятками тысяч, и все бывали объяты чувствами сердечной веры и благоговения, страхом Божиим и жаждою получить целительное благословение. Во время проезда о. Иоанна на пароходе толпы народа бежали по берегу, многие при приближении парохода становились на колени.

Будучи замечательным педагогом-законоучителем, о. Иоанн в течение 25-ти лет своего священнического служения преподавал Закон Божий в гимназии и городском училище, производя своими уроками неотразимое, незабываемое впечатление на учащихся, но затем должен был это оставить, ибо не было никакой возможности сочетать законоучительство с тем всероссийским подвигом пастырского служения, который, как послушание, смиренно принял на себя великий праведник.

Был о. Иоанн и замечательным проповедником, причем говорил он весьма просто и чаще всего без особой подготовки – экспромтом. Он не искал красивых слов и оригинальных выражений, но проповеди его отличались необыкновенной силой и глубиной мысли, а вместе с тем и исключительной богословской ученостью, при всей своей доступности для понимания даже простыми людьми.

Несмотря на свою занятость, о. Иоанн находил, однако, время вести как бы духовный дневник, записывать ежедневно свои мысли, приходившия ему во время молитвы и созерцания, в результате «благодатного озарения души, которого удостаивался он от всепросвещающего Духа Божия». Эти мысли составили собою целую замечательную книгу, изданную под заглавием: «Моя жизнь во Христе». Книга эта представляет собою подлинное духовное сокровище и может быть поставлена наравне с вдохновенными творениями древних великих отцов Церкви и подвижников христианского благочестия. В полном собрании сочинений о. Иоанна издания 1893 г. «Моя жизнь во Христе» занимает 3 тома в 1.000 с лишком страниц. Это – совершенно своеобразный дневник, в котором мы находим полное отражение духовной жизни автора. Книга эта на вечные времена останется свидетельством того, как жил наш великий праведник и как жить должно всем тем, кто хотят не только называться, а и в действительности быть христианами.

Замечательным памятником святой личности о. Иоанна и неисчерпаемым материалом для назидания являются также три тома его проповедей, содержащие общим счетом до 1.800 страниц. Впоследствии накопилось еще очень много новых сочинений о. Иоанна, издававшихся отдельными книжками в огромном количестве. Все эти слова и поучения о. Иоанна – подлинное веяние Св. Духа, раскрывающее нам неисследимые глубины Премудрости Божией. В них поражает дивное своеобразие во всем: в изложении, в мысли, в чувстве. Каждое слово – от сердца, полно веры и огня; в мыслях – изумительная глубина и мудрость, во всем поразительная простота и ясность. Нет ни одного лишнего слова, нет «красивых фраз». Их нельзя только «прочитать» – их надо всегда перечитывать, и всегда найдешь в них что-то новое, живое, святое.

«Моя жизнь во Христе» уже вскоре после выхода своего в свет, настолько привлекла к себе всеобщее внимание, что была переведена на несколько иностранных языков, а у англиканских священников сделалась даже любимейшей настольной книгой.

Основная мысль всех творений о. Иоанна – необходимость искренней горячей веры в Бога и жизни по вере, в непрестанной борьбе со страстьми и похотьми, преданность вере и Церкви Православной, как единой спасающей.

В отношении к своей родине – России о. Иоанн явил собою образ грозного пророка Божия, проповедующего истину, обличающего ложь, призывающего к покаянию и предрекающего близкую кару Божию за грехи и за Богоотступничество. Будучи сам образцом кротости и смирения, любви ко всякому человеку, независимо от национальности и вероисповедания, о. Иоанн с великим негодованием относился к тем безбожным, материалистическим и либеральным течениям, которые подрывали веру русского народа и подкапывали тысячелетний государственный строй России. Последующие события кровавой русской революции и торжества безбожного и человеконенавистнического большевизма показали, насколько был прав в своих грозных предостережениях и пророческих предвидениях великий праведник земли Русской.

Скончался о. Иоанн 20 декабря 1908 года, заранее предсказав день своей смерти. На погребении присутствовали десятки тысяч народа, а у гробницы тогда и в последующее время совершилось немало чудес. Необычайные то были похороны! На всем пространстве от Кронштадта до Ораниенбаума и от Балтийского вокзала в Петербурге до Иоанновского монастыря стояли громадные толпы плачущего народа. Такого количества народа не было до того времени ни разу ни на одних похоронах – это был случай совершенно беспримерный. Похоронное шествие сопровождалось войсками со знаменами, военные оркестры исполняли «Коль славен», через весь город стояли войска шпалерами. Лобызавшие руку покойного свидетельствуют, что рука оставалась не холодной, неокоченевшей. Заупокойные службы сопровождались общими рыданиями людей, чувствовавшими себя осиротевшими. Но в отпевании не было ничего скорбного: оно напоминало собою светлую пасхальную заутреню, и чем дальше шла служба, тем это праздничное настроение у молящихся все росло и увеличивалось. Чувствовалось, что от гроба исходит какая-то благодатная сила и наполняет сердца присутствующих какою-то неземною радостью. Для всех ясно было, что во гробе лежит святой, праведник, и дух его незримо носится в храме и объемлет своею любовию и ласкою всех собравшихся отдать ему последний долг.

Похоронили о. Иоанна в церкви-усыпальнице, специально устроенной для него в подвальном этаже созданного им монастыря на Карповке. Вся церковь замечательно красиво облицована белым мрамором; иконостас и гробница – тоже из белого мрамора.

И до настоящего времени, по молитве о. Иоанна, совершались и продолжают совершаться многочисленные чудеса. Ни у кого из верующих нет ни малейшего сомнения в его святости, и общим желанием является скорейшее его прославление – официальное признание его Церковью находящимся в лике святых и разрешение служить ему молебны, как святому. Это грядущее торжество прославления нашего великого всероссийского праведника будет поистине великим торжеством Святого Православия.

Епископ Аверкий

19 октября 1829 года, на далеком севере России, у псаломщика церкви села Суры, Пинежского уезда, Архангельской губ., Ильи Сергиева родился хилый и слабый ребенок, названный Иоанном, в честь св. Иоанна Рыльского, – будущий Светильник Церкви Христовой.

С малых лет Ваня ходил с отцом в свою бедную, убогую церковку, прислуживал в алтаре, читал богослужебные книги, сделался набожным и благочестивым. Самою любимою его книгою было святое Евангелие. Все это легло мальчику прочной религиозной основой на его долгую и славную затем жизнь во Христе.

Когда, собрав последние крохи, родители отдали Ваню в приходское училище, – наука долго не давалась ему, – не было памяти: он плохо понимал, а хуже запоминал то, что объяснял учитель и был последним учеником. Тогда мальчик стал горячо, как умел, просить Господа – открыть ему разум и помочь ему в ученьи. Молитва была услышана, – он окончил училище одним из первых; был переведен в семинарию, которую кончил первым, равно как и Петербургскую духовную академию.

12 декабря 1855 года кандидат богословских наук Иоанн Ильич Сергиев был посвящен в сан священника и назначен в собор св. апостола Андрея Первозванного в гор. Кронштадте. С тех пор и начал он среди знавших его называться о. Иоанном Кронштадтским.

С первых же дней служения Церкви Божией – молодой священник стал служить и людям: посещал квартиры и лачуги бедняков, вникал в их безотрадную жизнь, утешал несчастных, вразумлял заблудших, раздавал неимущим свое жалование, а иногда свою ряску и сапоги; не раз приходил он домой босиком... Скоро своей добротой, простотой и кротостью – о. Иоанн завоевал сердца всего бедного рабочего Кронштадтского люда.

12 октября 1882 года на собранные по грошикам деньги о. Иоанн открывает для бедняков и сбившихся с круга людей, первый в России «Дом Трудолюбия», скоро разросшийся в громадное благотворительно-просветительное учреждение. В 1888 г. им же открывается для бездомных Ночлежный приют и в 1891 году – Странноприимный дом, – громадное каменное четырехэтажное здание-подворье для неимущих людей, приезжавших в Кронштадт со всех концов России за молитвой к о. Иоанну.

Ежедневно, в 6 час. утра, Батюшка служил в соборе раннюю обедню со многими другими священниками и иеромонахами, которые за счастье считали ему сослужить. Молился он вдохновенно, – с умилением, радостью, глубоким благоговением и твердым упованием на безграничное милосердие Божие. Просфоры для поминания на проскомидии приносились в алтарь целыми корзинами. Ежедневно на имя о. Иоанна получалось до 1.000 писем и телеграмм, – из России и других стран, – с просьбой помолиться об исцелении безнадежно больных. И на другой день за литургией он молился за них словами: «помяни, Господи, всех заповедавших мне молиться о них». Молился Батюшка всегда с таким волнением и напряжением духовным, что обливался пóтом. Причащающихся после общей исповеди бывало иногда так много, что на святом Престоле стояло иногда несколько больших Чаш, из которых священники сразу приобщали затем верующих. В конце литургии о. Иоанн неизменно произносил краткую, но сильную и вдохновенную проповедь; говорил ясно, просто и властно. Проповеди эти потрясали слушателей и глубоко западали в сердца.

Всю свою долгую и светлую Пастырскую жизнь о. Иоанн, – памятуя всегда, что «вера без добрых дел – мертва есть», – наполнял делами широкого благотворения. Прежде всего, каждый день он разменивал в лавке 10–15 рублей на медь и лично раздавал нищим, собиравшимся перед обедней у собора. Деньги, которые богатые люди давали Батюшке на «его бедных» в конвертах, часто на значительные суммы, в несколько тысяч рублей, – о. Иоанн никогда не считал, а сейчас же раздавал эти конверты нуждающимся и неимущим. Поистине, при этом «правая рука его не знала, чтó делала левая», но внушение Божие руководило им. И многих, очень многих несчастных, которых своею прозорливостью провидел великий Пастырь и которые были на краю полной гибели, – спасла во благовремении поданная денежная помощь.

Еще при жизни добрый Пастырь Земли Русской сподобился дивного небесного дара чудотворения. Сколько страждующего люда не только в пределах великой и необъятной Родины нашей, но из многих других государств и стран получили благодатныя исцеления только лишь по горячей вере и молитве о. Иоанна. Его непрестанно, и денно и нощно, и лично, и телеграммами и письмами, вызывали к тяжко, безнадежно больным, – и добрый любвеобильный Батюшка никому не отказывал, ехал по первому вызову и молился вместе с болящим у его постели, низводя благодать Божию и исцеление. Под конец жизни этот вид служения человечеству стал для о. Иоанна тяжелым и изнурительным подвигом: он, в буквальном смысле слова, ни днем, ни ночью, не имел покоя, достаточного отдыха и сна: от него требовали непрестанной, неусыпной молитвы, страшного телесного и духовного напряжения. И добрый Пастырь Христов безропотно и до конца дней своих нес этот свой земной крест, – сгорая от нескончаемого жара и пламени такой молитвы.

К этому тяжелому подвигу служения человечеству в последние годы жизни о. Иоанна присоединился еще и мучительный личный недут. Батюшка кротко и терпеливо переносил ниспосланные ему страдания и никогда на них не жаловался.

1908 год был в этом отношении очень тяжел; по всем признакам светильник Христов на земле сущий, – медленно угасал. Он отверг предписания знаменитых врачей – поддерживать силы скоромным питанием. Вот его слова: «благодарю Господа моего за ниспосланные мне страдания для предочищения моей грешной души. Оживляет – Святое Причастие» – и приобщался каждый день.

10 декабря, собрав остаток своих сил, о. Иоанн отслужил последнюю литургию. Затем он слег, и не вставал с постели. В ночь на 20-ое декабря больному было особенно плохо, – в полусознательном состоянии он метался, жалуясь, что ему тяжело и душно. В Андреевском соборе немедленно, ночью, была отслужена литургия, дабы успеть причастить умирающего. Все служившее духовенство и многочисленный народ – плакали за этой обедней навзрыд. Горе было всеобщим и потрясающим... С большими усилиями удалось приобщить болящего. Бессознательное состояние и неправильное прерывистое дыхание возвещало близкий неизбежный конец...

В 7 час. 40 минут утра 20 декабря 1908 года – на 80-м году жизни, – о. Иоанн мирно в Бозе почил. Душа Праведника тихо отлетела в горния обители к Престолу Царя царей... Печальный перезвон колоколов возвестил Кронштадту, России, всему православному и инославному миру о кончине Великого Светильника Церкви Христовой.

Погребение о. Иоанна было исключительно торжественным. После пребывания тела в Кронштадтском соборе – оно было перевезено для отпевания и погребения в Петербург. Но до этого множество народа хлынуло в Кронштадт. Из Ораниенбаума – кибитки, дровни, сани тянулись по льду черной вереницей целый день, и в Кронштадте даже крыши домов были усеяны народом. В ночь с 21-го на 22-ое декабря, после длительной Заупокойной Утрени, беспрерывно народ шел прощаться с любимым пастырем. Утром была совершена Литургия. После этого начался перевоз тела в Петербург. При установлении гроба на колесницу, военный оркестр играл «Коль Славен». За гробом в Кронштадт шло не менее двадцати тысяч человек. У всех попутных церквей служили Литию. Войска стояли шпалерами вдоль следования процессии. Целых три часа шли до Ораниенбаума и оттуда по Балтийской железной дороге гроб был доставлен в Петербург и от вокзала, через весь город, процессия двинулась на Карловку. По личному распоряжению Государя шли по набережным мимо всех дворцов. По словам монахини Анастасии, на балконе Зимнего Дворца в это время находилась Царская Семья. Всюду стояли плачущие толпы народа. Отпевал почившего митрополит Петербургский и Ладожский, первоиерарх Русской Церкви, с несколькими епископами и бесчисленный сонм духовенства. После Литургии, перед отпеванием, надгробное слово говорил протоиерей Орнатский. Особым рескриптом, данным на имя митрополита Антония Петербургского и Ладожского, Государь повелел ежегодно, в день смерти о. Иоанна, совершать его поминовение во всех церквах Империи. На основании этого рескрипта, Св. Синод среди других своих распоряжений, относящихся к прославлению памяти о. Иоанна, предписал внести в программы духовных семинарий, ознакомление с его жизнью и деятельностью. Гробница о. Иоанна находится в нижнем миниатюрном храме-усыпальнице Иоанновского женского монастыря на речке Карповке в Петербурге. Весь этот Храм-памятник и гробница Праведника были сделаны из чудного белого мрамора. На гробнице (с правой стороны Храма) лежит Св. Евангелие и резная митра, под которой горит неугасаемый розовый светильник. Море света от тысяч свечей богомольцев заливало этот дивный белый храм. Служение литургии и панихид здесь походило всегда на Пасхальную Заутреню, и говорило не о мрачной смерти, а о Вечном Светлом Воскресении. Какая-то бесконечная радость и просветленность охватывали душу после сладостной молитвы у гробницы дорогого Батюшки.

Святая Русь могучей многоводной рекой потекла к дорогой могиле своего Праведника. Многие приносили запечатанные письма (которые потом сжигались) с молитвами, обращенными к о. Иоанну за помощью в том или ином деле. Сохранилось немало показаний о том, что на могиле о. Иоанна происходили исцеления от различных болезней.

Большевистская богоборческая власть, дабы преградить дорогу и поставить нескончаемому потоку паломничества верующих плотину – закрыла доступ к усыпальнице. Тогда верующие стали молиться снаружи монастыря и класть земные поклоны у того места нижней церкви, где была дорогая сердцу каждого белая гробница. Там ли находятся останки Праведника ныне – никто с уверенностью сказать не может. Да исполнится во всем и всегда Воля Божия!...

Благий Человеколюбче! Иже тварь единым словом соделавый и из нея человека создавый, – посети неизреченным Твоим человеколюбием падшего раба Твоего, яко да не погибнет до конца дело руки Твоея...

Господи! Имя Тебе – ЛЮБОВЬ: не отвергни меня заблуждающагося человека.

Имя Тебе – СИЛА: подкрепи меня, изнемогающего и падающего.

Имя Тебе – СВЕТ: просвети душу мою, омраченную житейскими страстями.

Имя Тебе – МИР: умири мятущуюся душу мою.

Имя Тебе – МИЛОСТЬ: не переставай миловати меня.

Дорогие братья.

Умер дорогой наш батюшка отец Иоанн.

А мы-то думали, что еще долго-долго будет он жить. Ведь, кого любим, тому желаем долгой жизни. Тем более, что мы не привыкли его видеть старым, больным. Он и в 75 лет всегда бодр и юн духом.

Вот он, бывало, быстро всходит по лестнице и еще в дверях дома громко приветствует всех своим свежим, резким голосом: «Здравствуйте, друзья мои; здравствуй, мамочка; здравствуйте, детушки; няня, здравствуй».

И входя во внутренние комнаты, одного погладит, другого потреплет, иного поцелует и всех благословит.

А потом подходит к заранее приготовленному столику для молитвы и освящения воды, и когда молится, не только просит Господа, а иногда требует об исполнении просьбы, ради великой Голгофской жертвы Сына Божия, и молится часто своими словами.

Когда же кончит молитву, то начинают подходить к нему присутствующие, чтобы поведать ему, и непременно на ушко, о чем-то важном, чего вслух и сказать нельзя. И на кого он взглянет строго, другому улыбнется, иного побьет по больному месту, кому и денег даст, не считая их. И все отходят от него ободренные, успокоенные, обласканные.

И дни, месяцы счастливая семья вспоминает потом о посещении отца Иоанна, – о том, что и кому он сказал, как посмотрел, что сделал.

И вот умер о. Иоанн. И везде, где ни скажут эти три слова – «умер отец Иоанн» везде поймут, кто умер. Умер вот он, бездыханно предлежащий пред нами пастырь о. Иоанн Кронштадтский. Ибо везде знали его и всюду чтилось имя его, и в городах, и в селах, и в столицах, и в самых глухих углах нашей родины. Даже за границей знали нашего великого пастыря и почитали его. Когда смертельно болел в Крыму Государь Император Александр III-ий и о. Иоанн был вызван к нему, тогда все газеты мира писали и о нашем знаменитом молитвеннике и чудотворце. Потом о. Иоанн получал много писем на всех языках из разных государств Европы и даже Америки. Вот писал ему один мальчик из Швеции. «Я слышал, что ты лечишь людей – молитвою; моя мама сошла с ума и лежит в больнице; мне скучно без мамы. Помолись, чтобы мама выздоровела». Молодые из Америки писали, что они очень счастливы и просят о. Иоанна помолиться, чтобы и впредь им жить также счастливо. Из Германии просили прислать освященной о. Иоанном воды или масла, просили и денег. Присылали свои волосы, прося благословить их, и выражали веру, что его благословение распространится и на все их существо...

Что же это за явление – о. Иоанн в конце девятнацатого и начале двадцатого века, во времена безбожия и неверия? Как объяснить его происхождение и дивный подвиг всей его жизни?

Для верующих ответ на эти вопросы так же прост, как объяснение Пресвятою Девою Марией Ея величия: «Призрел Господь на смирение рабы Своея» и «сотворил Мне величие Сильный» (Лк.1:48–49). Так же точно и величие о. Иоанна есть дело Божьей благодати, пребывавшей на нем со дня его рождения.

Вспомните некоторые случаи из его жизни. Вот он родился болезненным, хилым. Его наскоро окрестили, опасаясь, что умрет, а он дожил до 80 лет.

Вот он в духовном училище захворал смертельно. Врач советовал ему в пост есть скоромное. Но мать не согласилась и он не нарушил закона церковного о посте. Ныне этому случаю не придадут значения; но вспомните, не так ли строго блюли закон о посте и пророк Даниил, сохраненный Богом от челюстей львиных и его три друга, спасенные в разженной печи вавилонской.

Вот он в Академии, юноша богобоязненный, скромный, чистый, самоуглубленный. Первая книга, которую он приобретает на заработанные им первые деньги, были Беседы св. Златоуста на Евангелие от Матфея. И он, уединившись в аудитории, читает их с восторгом, как бы живого представляет себя великого христианского проповедника и рукоплещет ему.

Вот он окончил курс и решается принять священный сан. И ему, никогда ранее не видавшему Кронштадтского Андреевского собора, представляется он в видении, в ясных очертаниях. В этот собор поставляется он пастырем, с ним не разлучается в течении 53-х лет, здесь совершает он свой трудный пастырский подвиг.

Какими началами руководится в своем пастырском служении о. Иоанн. Прежде всего, живой пламенной верой в Бога. Его вера не есть лишь дело ума, нет, она переполняет его сердце, объемлет все его существо, он живет ею, каждый миг, во всяком положении. Он зрит пред собою, в себе и в людях Бога Благого, Милосердного, Спасающего. Вот Он подает тебе спасающую десницу, наказует тебя и милует, питает, одевает, животворит. Не может Он, – думал и верил горячо о. Иоанн, – не отозваться на моление Своих нежно любимых детей.

Этою верою жил, дышал о. Иоанн, в особенности при совершении им «мироспасительной», как он выражался, литургии. Тут он преображался, делался светлым, радостным. Он сознавал и чувствовал, что совершает Жертву, спасительную для всего мира. Когда пели – «Распныйся, Христе Боже, смертию смерть поправый», он стремительно брал с престола св. Крест и многократно лобызал его. Перед произнесением слов – «приимите, ядите» и «пийте от нея вси», как бы слыша их из уст Самого Господа, он предварял их словами: «о, любезного, о, сладчайшего Твоего гласа». Когда совершался момент пресуществления Святых Даров, он торжественно произносил вслух, падая на колени: «велия благочестия тайна – Бог явися во плоти» и другое: «Слово плоть бысть и вселися в ны»... При этом одушевленном возгласе пастыря-молитвенника чувствовалось всеми, что, да, действительно, здесь на престоле возлежит истинное Тело Христово. И когда затем о. Иоанн обеими руками, с глазами полными слез, с величайшим умилением брал то святой дискос, то потир и как бы восторженно любовался содержимым в них, то думалось: да, он воистину причащается как бы из рук Самого Господа, пьет животворящую Кровь как бы из Его пречистых жил. Этою пламенною верою в животворность Святых Таин Тела и Крови Господа объясняется то, что о. Иоанн так любил причащать людей и, будучи 75-летним старцем, бывало простаивал по 3–4 часа, чтобы причастить тысячи богомольцев. Это он называл – прививать бесплодные ветви к плодоносной маслине – Христу.

Живая вера в Бога толкала о. Иоанна в мир, в среду тех несчастных людей, которых Господь благоволил именовать Своими меньшими братьями. По принятии священного сана, о. Иоанн входит в среду так называемых «посадских», босяков, бывших людей, пьянством и пороками лишивших себя образа Божия. Из пастырского сожаления к ним, он учит их и благотворит им: кому даст сапоги, кому пальто, кому денег, каждому по нужде его. Он не руководится расчетами холодной филантропии и не разбирает, чтó привело человека к пропасти, он помогает всякому нуждающемуся в куске хлеба, но он же полагает начало и разумнейшему способу христианской благотворительности: устраивает в Кронштадте Дом трудолюбия, послуживший прототипом теперь нередких повсюду в России домов трудолюбия и работных домов.

Его подвиг не ограничивался молитвою и служением слова. Возвращаясь к себе домой, часто после целодневного труда среди множества людей, когда казалось бы естественным дать себе отдых, он садился за перо и изливал свои задушевнейшие мысли и чувствования о Боге и правде, о Церкви святой и таинствах, о грехе и благодати, об искуплении рода человеческого. Это – дневники о. Иоанна – дневники не в смысле ежедневных записей внешних событий его жизни, но показатели его внутреннего роста; его борений с внешним человеком, его устремлений к Богу. Это – «Богопознание и самосознание о. Иоанна, приобретаемыя из опыта», как он сам выразился о своих дневниках. Из них составилось впоследствии знаменитое сочинение о. Иоанна: «Моя жизнь во Христе». Она должна быть настольною книгою каждого христианина, не только почитателя приснопамятного батюшки. Из черновых ежедневных записей о. Иоанна можно видет еще одну черту его подвига: это постоянное бодрствование над собою, держание себя на виду, – Энохово «хождение пред Богом». Заметив за собою малейшее падение, он тотчас же бичует себя, оплакивает свой грех и кается пред очами Всевидящего Господа.

Непрерывное горение о. Иоанна верою, как горение свечи пред иконой, постоянный самосуд над собою, жизнь во Христе, принесение всего себя в жертву меньшей братии, всё это и создало о. Иоанна. Его дела – плоды духа. Представьте их себе не как слова, не как даже качества, но в живом воплощении, и Вы поймете Кронштадтского пастыря.

Это – любовь, радость, мир, долготерпение, вера, кротость, воздержание. Был ли о. Иоанн чудотворец? «Кто Бог велий, яко Бог наш, Ты еси Бог, творяй чудеса един». Чудо может творить только Бог. Но о. Иоанн, был то же, что чудотворная икона: ее прославил Господь, пред нею люди верующие горячо молятся и от нея получают исцеления. Так и о. Иоанн: сам – пламенеющий верою, он со всех сторон получает мольбы о предстательстве пред Богом. На нем встречались благоволение Божие и людское горе, воздыхающее о Божьей помощи, и милосердие Божие обильно изливалось чрез него на людей. Сам о. Иоанн был чудо, как кто-то хорошо сказал о нем.

На самом деле, не чудо ли собирать к себе в наше маловерное время тысячи людей со всех концов России, заставлять их каяться, плакать о своих грехах, молить Бога о помиловании?!

Не чудо ли одним появлением вызывать радость, восхищение и надежды тысяч людей, где бы он не появлялся!

Не чудо ли основать четыре обители, не говоря о многих других, получавших помощь от о. Иоанна, молитвенную и материальную, тогда как основание и одной обители считается лучшим камнем в венце преподобных отцов, основателей монастырей!

Не чудо ли получать по 500–600 тысяч в год от людей, считавших за счастье жертвовать руками о. Иоанна, на храмоздательство, на расширение религиозно-просветительной и благотворительной деятельносги, в пользу бедных!

Вот какого пастыря, дорогие братья и сестры, мы потеряли в лице о. Иоанна, потеряли и горько оплакиваем свою потерю.

Но не будем плакать. Он не умер, но жив. Жив Бог, жива душа почившего. Он пересилился к Источнику благодати и, стоя у Престола Господня, будет действеннее ходатайствовать за нас пред Богом.

Ныне день печали только по внешнему человеку, по духу же великий праздник, праздник веры и святой Церкви православной. И я скажу, хотел бы сказать через ваши головы на всю Русь:

Вы, хулители святой Церкви, говорящие, что Церковь отжила свой век и должна быть заменена иными руководящими началами жизни.

Вы, имеющие очи, чтобы не видеть, и уши, чтобы не слышать, вы одебелевшие сердцем.

Вы были вчера в Кронштадте, чтобы видеть проводы того, кто в морской крепости России был ее крепостью духовной. Вы видели вчера встречу бездыханного пастыря, какую уготовала ему столица? Нет, вы смежили очи свои! Так приидите же к гробу сему и по нашим увлажненным слезами очам, по нашим разрывающимся сердцам узнайте, чтó дала нам мать-Церковь, какое дитя породила и воспитала она.

Братья-сопастыри мои. Это – наш праздник, праздник пастырства. О. Иоанн был наиболее полным и совершенным воплощением идеала доброго пастыря, душу свою полагающего за овцы, под которым Господь Иисус разумел Себя Самого. И если мы хотим быть солию земли и светом мира, если хотим вести людей к совершенству, быть духовными вождями народа, мы должны идти путем о. Иоанна, изучать его творения, подражать ему и в вере, и в благочестии, и в труде, и в терпении, и во всем.

Дорогие сестры обители сей. Вы плачете, потому что лишились своего отца и благодетеля, – считаете себя осиротевшими.

Не плачьте. Теперь он ближе к вам и никогда уже не уйдет от вас. В нем вы приобрели себе игумена. С вами будут его честные останки; вместе с останками его здесь будет витать и его бессмертный дух. Ходите на его могилку молиться, плакать, каяться в своих грехах, просить его совета и наставления. Водите к нему и паломников, которые непрерывной чередой пойдут к нему. Сюда не зарастет народная тропа.

Дорогие братья. Мы должны почитать себя счастливыми что присутствуем при его погребении. Будем [же] помнить его наставления, подражать его вере глубокой и жизни святой!

А ныне соединимся все в одной молитве, чтобы Господь Бог очистил отца Иоанна от всякой пылинки греха, убелил его белее снега и принял его в сонм небожителей, ближайших к Престолу Своему, да ходатайствует отец Иоанн у Престола Царя Небесного за Русь святую, за Церковь православную, за Царя-Помазанника Божия, которого он так горячо любил, за всех нас, да славится и чрез отца Иоанна и чрез нас пречестное и великолепное имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

12 января 1909 года последовал Высочайший Рескрипт о ежегодном молитвенном поминовении о. Иоанна Кронштадтского на имя Митрополита С.-Петербургского Антония следующего содержания:

* * *

Преосвященный Митрополит Антоний С.-Петербургский.

Неисповедимому Промыслу Божиему было угодно, чтобы угас великий светильник земли русской, всенародно чтимый пастырь и праведник отец Иоанн Кронштадтский.

Всем сердцем разделяя великую скорбь народную, о кончине любвеобильного пастыря и благотворителя, Мы с особым чувством обновляем в памяти Нашей скорбные дни предсмертного недуга в Бозе почивающего Родителя Нашего Императора Александра III, когда угасающий Царь, любимый народом, пожелал молитв и близости любимого народом молитвенника за Царя и Отечество. Ныне, вместе с возлюбленным народом Нашим, утратив возлюбленного молитвенника Нашего, Мы проникаемся непременным желанием дать достойное выражение сей совместной скорби Нашей с народом молитвенным поминовением почившего, ежегодно ознаменовывая им день кончины отца Иоанна, а в нынешнем году приурочив оное к сороковому дню оплакиваемого события.

Будучи и по собственному душевному влечению Нашему, и по силе основных Законов Первым блюстителем в Отечестве Нашем интересов и нужд Церкви Христовой, Мы со всеми верными и любящими сынами ее ожидаем, что Святейший Синод, став во главе сего начинания, внесет свет утешения в горе народное и зародит на вечные времена живой источник вдохновения будущих [служителей] и предстоятелей алтаря Христова на святые подвиги многотрудного пастырского делания.

Поручая Себя молитвам Вашим, пребываем к Вам благосклонным.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою начертано:

НИКОЛАЙ.

Царское Село, 12 Января 1909 года.

* * *

Во исполнение сего Рескрипта Св. Правительствующий Синод постановил: В сороковой день кончины отца Иоанна Кронштадтского совершить Божественную Заупокойную Литургию Св. Синоду в полном его составе и панихиду. Чтó и было исполнено в свое время.

Великий праведник нашего времени отец Иоанн Кронштадтский происходил из старого священнического рода Сергиевых, давшего России больше 12-ти поколений священнослужителей. В своей речи при освящении сурского храма о. Иоанн лично засвидетельствовал, что его род священствует на русской земле свыше 350 лет.

Дедушка о. Иоанна, по имени Михаил, тоже был священником. Отец же его Илья Михайлович по причинам, оставшимся нам неизвестными, не мог выйти в священнослужители и занимал скромную должность псаломщика при храме святителя Николая в маленьком сельце Сура, Архангельской губернии.

Село Сура расположено при слиянии реки Суры с Пинегой, в свою очередь впадающей в Северную Двину. Сурова, но величаво-прекрасна природа русского севера. Живописен высокий берег Пинеги, на котором прилепились бедные, но прочно сколоченные деревянные избушки сурян. За рекой широкие зеленые луга, а за ними горы железной руды красного цвета, ослепительно белые утесы алебастра и гипса с причудливой формы обрывами и пещерами, увенчанные вечно зеленой шапкой хвойного леса.

Жить, однако, среди этой суровой красоты нелегко. Лютая студеная зима продолжается около восьми месяцев. Весны и осени почти нет. Лето тоже очень короткое, но зато необыкновенно великолепное. Природа после зимней спячки, как бы мгновенно просыпается и спешит пожить. Напряженно спешат взять, что можно от земли за этот краткий период северного лета и местные обитатели.

В этом-то холодном северном сельце Суре 19 октября ст. ст. 1829 года, в ночь с пятницы на субботу, родился младенец Иоанн – будущее солнце Русской Церкви. 19 октября Православная Церковь празднует память преподобного Иоанна Рыльского, наиболее чтимого святого Болгарской Церкви. В России в те стародавние времена строго соблюдался древний церковный обычай давать новорожденным имена не по собственному выбору, а те, которые они сами себе приносили, т.е. нарекать имя того святого, память которого пришлась в день рождения ребенка.

Мать о. Иоанна, которую звали Феодора, не чаяла, что младенец проживет до утра, а потому упросила мужа пригласить местного священника совершить крещение ночью в их доме. Дитя при крещении было названо Иоанном в честь пр. Иоанна Рыльского. Умереть, однако, Господь ему не судил. Он остался жив, на радость своим благочестивым родителям, а, в будущем, на радость всему верующему русскому народу. С годами он несколько окреп, хотя был в детстве, по собственному признанию, слабым и болезненным мальчиком [1].

Согласно единодушному свидетельству всех биографов, о. Иоанн в детстве был кротким, тихим, глубоко религиозным ребенком. Он был не по летам задумчив, любил уединение, а вместе с тем был чрезвычайно отзывчивым на человеческие страдания и скорби. Сам о. Иоанн в своей автобиографии пишет о себе следующее: «С самого раннего детства, как только я помню себя, лет четырех или пяти, а может быть и менее, родители приучили меня к молитве и своим религиозным настроением сделали из меня религиозно-настроенного мальчика» [2].

В церкви маленький Ваня бывал с отцом ежедневно, не пропуская ни одного богослужения. Особенно любил он молиться святителю Николаю, которому был посвящен их храм. Великому Угоднику и Чудотворцу видимо угодны были эти чистые детские молитвы, и он излил на своего юного почитателя многие из своих благодатных даров. Недаром, впоследствии отца Иоанна часто называли русским Николаем Чудотворцем.

Эту особую благодатность пятилетнего мальчика живо чувствовали его односельчане. Вот как вспоминает о сем одно лицо, помнившее детские годы отца Иоанна: «Разболеется ли кто, пропадет ли у кого из сурян лошадь, или какая другая беда приключится, идут они, бывало, к дьячковскому мальцу, чтобы он помолился Богу, и по молитве его бывало облегчение в скорбях» [3].

В летнюю рабочую страду маленький Ваня охотно, с любовию и усердием помогал своим бедным родителям в полевых работах, а когда бывал свободен, любил уединяться на сельском кладбище, где проводил время в молитве и в созерцании красоты Божьего мира. По его собственным словам, он с раннего детства очень любил природу, тихий лес, величавую водную гладь родной Пинеги, полевые цветы. Часами он сиживал в лесу, наблюдая за птичками и их жизнью.

По навершении пяти лет Ваню начали обучать грамоте. Он так пишет о сем в своей автобиографии: «На шестом году отец купил для меня букварь, и мать стала преподавать мне азбуку; но грамота давалась мне туго, что было причиной немалой моей скорби. Никак мне не удавалось усвоить тождество между нашей речью и письмом; в мое время грамота преподавалась не так, как теперь. Нас всех учили: «аз», «буки», «веди» и т.д., как будто «а» – само по себе, а «аз» – само по себе. Долго мне не давалась эта мудрость, но, будучи приучен отцом и матерью к молитве, скорбя о неуспехах своего учения, я горячо молился Богу, чтобы Он дал мне разум – и я помню, как вдруг спала точно пелена с моего ума, и я стал хорошо понимать учение. «Когда Ваня, таким образом, овладел грамотой, его благочестивый родитель, где только мог, старался доставать для него книжки: жития святых, рассказы об Иисусе Христе и др. Особенно любил Ваня читать отцовское св. Евангелие, с двойным церковно-славянским и русским текстом, которое он потом увез в школу и хранил до конца своей жизни. Ежедневное посещение богослужений и чтение на клиросе также духовно питало мальчика. «Душа богослужения», как он потом любил выражаться взрослым, стала ему близкой и понятной, можно сказать – с младенчества.

Когда Ваня болел, а это случалось с ним в детстве часто, – он видел, как его благочестивая мать целые ночи со слезами молилась за него. Это располагало его самого к ночной молитве, которую он потом любил всю свою жизнь.

Однажды, во время ночной молитьы, когда Ване было всего шесть лет, его осиял необычайный свет, он увидел приближающегося ангела. Отрок сильно испугался и смутился, но ангел промолвил: «Не бойся, я твой ангел-хранитель и невидимо тебя всегда охраняю». После этого ангел стал невидим. Так тихо и молитвенно прожил Ваня в Суре до десятилетнего возраста.

Серафим, Епископ Чикагский и Детройтский.

Примечания:

1 Речь о. Иоанна по случаю исполнившегося своего 70-летия. «Церк. Вед.», 1909 г.

2 Автобиография о. Иоанна, напечатанная впервые в журнале «Север» за 1888 г.

3 «Православный Собеседник», 1909 г., I. 352.

В текущем 1958 году, 20-го декабря, а по новому стилю уже 2-го января 1959 года, исполняется 50 лет со дня блаженной кончины Приснопамятного Батюшки о. Протоиерея Иоанна Сергиева, прославленного не только на Святой Руси, но и, смело можно сказать, почти на весь мир своею святостью, пророчеством и чудесами.

Многие считали за великое счастье побывать в г. Кронштадте в Соборе Св. Апостола Андрея Первозванного, где Батюшка служил, видеть его и получить благословение. И мне ли грешному человеку, и может быть последнему из могикан, проведшему свою жизнь до самой его кончины около него, в торжественный день 50-летнего Юбилея его со дня смерти, смолчать, не поделившись с читателем тем, что так ярко осталось в моей памяти!

Родился я в г. Кронштадте в 1883 году, 17 марта, в день Св. Праведного Алексия Человека Божия, каковое имя я и ношу. 25 марта, на восьмой день, в великий праздник Благовещения, я был крещен в том же Соборе.

Родители мои были верующие люди и Собор Св. Апостола Андрея Перзозванного был их утешением в скорбях и печалях. Семья наша была многочисленна и как-то по родительской традиции, все рождающиеся дети получали Св. Крещение именно в этом Соборе, а не дома, как это у некоторых признавалось необходимым, притом получали имя того святого, который поминался в день их рождения. Моя мать брала меня всегда к Обедне к началу Богослужения, и я, по ее рассказам, пребывал в Соборе всю Службу, а когда, будучи младенцем уставал, то и засыпал там, после чего она относила меня направо к колоннам, клала на деревянный пол, где я и почивал до конца Службы.

Будучи 8 лет я возымел желание петь в хоре, и вот, в один прекрасный день, после Литургии, я подошел к регенту хора Ивану Николаевичу Кусову и попросил его взять меня к себе петь, на что он согласился, поставив меня в группу дискантов, заставив на первых порах держать ноты и прислушиваться к поющим мальчикам.

В 10 лет, я уже ознакомился с обиходным пением, зная почти наизусть, на гласы, тропари, кондаки, стихиры на Господи воззвах и каноны.

Помню торжественный день для меня, когда впервые, в 11 лет я одел кунтуш с золотыми кистями и весь в позументах. И как же гордо, хотя и непривычно стоял я в нем, и какой неземной радостью исполнялось мое сердце, горя любовью ко всему Божественному! А когда дорогой Батюшка о. Иоанн, выйдя на клирос произнес, как сейчас слышится: «ах, какие красавцы!», то тут и передать трудно, что было на душе, ибо такая похвала была наилучшей для нас наградой. Но надо сознаться, что красавцы в кунтушах бывали и большими озорниками, что и заставляло доброго Пастыря нас и пожурить.

Чистый воск, из которого в те времена выливались свечи, гнулся очень охотно в наших руках, выявляя неуместный талант вылеплять разные фигурки вроде кошек, птичек и т.п., вызывая тем смешки мальчиков. Тут появлялся Батюшка со строгим замечанием: «дети, вникайте в Богослужение, то что вы делаете есть великий грех». И станет нам так стыдно вдруг, что мы как-то все непроизвольно произносим: «простите, Батюшка», а он со своей чарующей улыбкой положит кому-нибудь из нас руку на голову и уже станет легко на душе.

О. Иоанн всегда служил раннюю Литургию, позднюю же изредка, по большим праздникам. Вначале я был принят в большой хор из 60-ти человек певший позднюю Литургию, а потом Господь поставил меня петь раннюю, где регентом был Адам Моисеевич Мигицкий, хор которого носил название «Батюшкиного хора», в нем я и оставался до конца.

Кронштадтский Андреевский Собор имел две достопримечательности, о которых я хочу рассказать в своем скромном повествовании. Первая, это замечательный, пудов 600, а может быть и больше, колокол, пожертвованный странником Антонием, на собранные по грошам деньги.

Когда его привезли, мне выпало счастье участвовать в поднятии его на колокольню, для чего были вызваны воинские части и народ. Поднимали его на толстых канатах протянутых во всю Андреевскую улицу вплоть до Батюшкиного дома. Впоследствие мне приходилось и благовестить, раскачивая тяжелый язык. Густой звук колокола раздавался так, что даже содрогался воздух не только около, но и за 7 верст в г. Ораниенбауме.

Вторая достопримечательность, это часы установленные над колокольней, которые, мало того что показывали время, но и играли всегда в 9 час. утра «Коль славен», в 12 ч. дня «Боже Царя храни», и в 12 ч. ночи «Се жених грядет в полунощи». Выйдешь, другой раз, на улицу в 12 ч. ночи и умиляешься слушая эти мелодии.

Андреевский Собор был окружен садом, имевшим несколько железных ворот, которые к окончанию Службы закрывались. За оградой, о. Иоанна ждала всегда коляска запряженная вороным ретивым конем, управляемым кучером Мотиным. Народ старался узнать с какой стороны поедет Батюшка, на что «Федосеич», как называли сторожа сада, сейчас же намеренно указывал не ту сторону, где он должен был выходить, и таким образом отсылал народ ожидать в другой конец. Заставляло его так поступать полное безумие людей готовых жертвовать жизнью, чтобы только увидать Батюшку.

В коляске, или зимою в санях, сидел о. Иоанн обыкновенно со своим псаломщиком И. П. Киселевым.

Если случайно обнаруживалось кем-либо, где поедет Батюшка, женщины преимущественно совершенно теряли разум, бросаясь под копыта лошади со словами: «слава Тебе, Господи, пострадала за Христа!» Для того чтобы оне отстали И.П. Киселев раскидывал по сторонам деньги.

Велико было милосердие дорогого Батюшки! Сколько раз я был очевидцем, как он принимая от жертвователя конверт с деньгами, не раскрывал его, а тотчас передавал псаломщику говоря: «Иван Павлович, возьми», но тут появлялся кто-нибудь вроде бедного студента, просящего о помощи, я сам это видел, как уже раздавалось около: «Иван Павлович, дай», не имея понятия о сумме в пакете. Щедрость его была настолько велика, безгранична, что каждое утро у Петербургских ворот, раздавались без разбора деньги, одинаково со всеми – и пропойцам, также женщинам с детьми, да и вообще каждому просящему помощи.

По указанию о. Иоанна раздавал эти деньги местный житель некто Корнев.

Очень многие обманывали Батюшку, но он это как бы не замечал и, когда ему указывали кто этим промышляет, он отвечал: «Бог ему Судья», а когда советовали взять другого из служащих, он говорил: «пусть уже грешит один, а то еще и другой будет впадать в грех».

Возвращаясь мысленно в Собор и к особенной, исключительной в нем службе о. Иоанна, я должен сказать, что невозможно забыть совершаемой Батюшкой Проскомидии. Он весь трепетал и слезы неудержимо лились из его глаз.

Строго относился он к прихожанам приступающим к Святому Таинству Причащения, не допуская растрепанных или неаккуратно одетых. Помню еще, и как бы слышу голос дорогого Батюшки к одному парню со всклокоченной головой: «Степка, растрепка, отойди от Святой Чаши, причешись вперед». Женщин с непокрытой головой также не допускал к Св. Причастию.

Однажды, по окончании Службы, когда о. Иоанн вышел на амвон, к нему подошел рослый мужчина с черной бородой, прося благословения. О. Иоанн отступил от него простерши правую руку ладонью к нему и грозно вокричал: «Нет тебе моего благословения, ибо и жизнь твоя будет по твоей фамилии». Недоумение видевших и слышавших это скоро выяснилось: это оказался Распутин.

В летнее время Батюшка о. Иоанн ездил часто из Кронштадта в Ораниенбаум на пароходе и был такой случай: пароход «Утро», на капитанском мостике которого он находился, огласился руганью и спором. В 3-ем классе, внизу, ехал разный люд, позволявший себе всякие непристойности. Однако, когда капитан крикнул: «прекратите шум, едет с нами о. Иоанн», сразу настала гробовая тишина, притом многие поснимали шапки и раздалось: «дорогой наш кормилец, благослови». Батюшка осенил их широким крестом и ругань более не возобновлялась. Так любил народ своего Пастыря. Даже в «Татарских рядах» в г. Кронштадте, где татары торговали всяким хламом, уважали и любили его, не иначе называя, как «Бáта Иван». Свои же русские, особенно женщины, переходили в своей любви к нему всякия границы, истерично выкрикивая, что он Иисус Христос, чего о. Иоанн совершенно не переносил, гневаясь на них и крича им в свою очередь: «не смейте меня так называть!»

Не может быть и речи, что Батюшка не обладал силой изгонять нечистых духов.

Однажды в Собор один сибирский купец привез свою одержимую жену, которая увидав о. Иоанна сразу закричала: «Что тебе до меня, что тебе нужно от меня». В ответ на это Батюшка о. Иоанн спокойно сказал: «мне нужно, чтобы ты вышел из сей рабы Божией». Женщина грубым голосом, подстрекаемая бесом, говорит: «она моя раба, не выйду». Приложенный крест к устам страждущей и слова: «Именем Господа нашего Иисуса Христа, выйди», заставили женщину наконец сказать: «оставь, не мучь, выйду». Содрогание всего тела, пена и полное омертвение положили на пол несчастную, а Батюшка накрыв ее эпитрахилью причастил Св. Таин, подняв ее уже здоровой.

Много чудес творил о. Иоанн, всего не упомнишь.

Его любили все, может быть, за исключением только немногих, а главным образом любила беднота за его великую любовь к обездоленным и несчастным.

Перед концом своего повествования я хочу рассказать еще одну историю, касающуюся такого человека, которого я, живя в его доме, разумеется отлично знал. Это был известный своим богатством дворянин Владимир Дмитриевич Никитин. Его собственный 5-ти этажный дом, был на Соборной улице г. Кронштадта вблизи Андреевского Собора. Жили они вдвоем с женой и были почитаемы всеми в городе. Главной его добродетелью была помощь бедным. Простой и искренний в обращении со всеми без разбора и крайне добросердечный, это была его выдающаяся черта. Бывало в квартиру его придет дворник, а на дворе распутица, прямо в гостиную или столовую и жена увидя заволнуется: «что ты, Сидор, в грязных сапогах ввалился», но тут Владимир Дмитриевич скажет ей: «Липочка, ну что же что сапоги грязные, душа его может быть чистая».

Деньги свои он почти все раздавал и на замечание супруги, что они станут нищими, отвечал ей, что если и так, – богатство за то ждет на небесах. И действительно, такой щедростью он дошел до нищеты полной, когда остался один схоронив свою жену. Ходил он в плохой одежде, несмотря на то, что его не раз избирали на высокий пост Городского Головы.

Приснопамятный Батюшка о. Иоанн его очень любил и помогал ему. Года через два после смерти жены умер и он, и был, при многочисленном стечении народа, отпет о. Ианном с сонмом духовенства. При прощании Батюшка сказал прочувственное слово об усопшем, выставляя его добродетель, и в заключение следующие слова: «вот Праведник раб Божий Владимир, переселяется от нас на Небо, на главе его сияет венец Царствия Небесного».

Провожала его вся знать города во главе с военным губернатором Вице-Адмиралом Кознаковым, а гроб на руках несли до самого Троицкого Кладбища оборванные и грязные нищие.

В 1904 году мне пришлось временно оставить Кронштадт и по Божиему велению, вернувшись домой в 1908 году я был осведомлен о болезни дорогого Пастыря, а 20-го декабря, проснувшись утром, я услыхал на улице вопли и рыдания. Это отошел великий наш Заступник, Праведник и Пророк, Небесный Покровитель, Приснопамятный о. Иоанн Ильич Сергиев.

Господь сподобил меня последний раз отдать ему, уже мертвому, земной поклон, прося молитвенного заступления за долголетнего его певчего, грешного раба Божия Алексия.

Я очень счастлив, что в связи с событием 50-ти летнего Юбилея со дня кончины дорогого Батюшки, мне привелось восстановить в памяти светлые моменты его святой жизни.

Алексий Макушинский

15 мая 1958 г.

Только один раз в жизни я имел возможность видеть о. Иоанна, но зато очень близко, на расстоянии не более двух шагов. И его образ запечатлелся в моей памяти и до сего дня также ясно, как и в тот же памятный день.

Это было на заре моей «самостоятельной» сознательной жизни; как помню, была еще теплая осень 1897 года, я был тогда уже два месяца гимназистом, в приготовительном классе. Черниговская классическая гимназия, одна из первых, основывавшихся в царствование Александра 1-го в ряде губернских городов. Наш город Чернигов, столь же древний, как и Киев, местоположением своим на более возвышенном берегу реки Десны несколько напоминает Киев и привлекал своими историческими древностями путешественников по России. Но особенно наш город славился своим массивным Византийской стройки, каменным Спасо-Преображенским собором, построенным Черниговским князем Мстиславом, сыном крестителя Руси, св. кн. Владимира, храмом начатым и достроенным еще ранее собора св. Софии в Киеве. (Кн. Мстислав Черниговский умер в 1034 г., на 20 лет раньше своего старшего брата Ярослава Мудрого (1019–1054) и достроил свой Черниговский собор раньше, чем Ярослав свою св. Софию Киевскую, строившуюся семь лет – 1045–1052 – и законченную лишь за два года до смерти своего основателя, Ярослава).

За несколько месяцев перед приездом о. Иоанна г. Чернигов пережил событие единственное за свою более чем тысячелетнюю историю, прославление и открытие мощей своего Святителя св. Феодосия Углицкого, архиепископа Черниговского (1896 г.) уже двести лет покоившегося в старинном соборе, где он святительствовал в последний период своей деятельной жизни. Это было первое из прославлений святых Угодников за время царствования Императора Николая Второго. И о. Иоанн, посещая нашу гимназию, не мог не посетить и находившийся насупротив собор, чтобы поклониться чудотворным мощам недавно всероссийски прославленного святого.

Батюшку о. Иоанна в Чернигове уже знали по его предыдущим посещениям исторического города и исцелениям, о которых много рассказывали и о которых немало слыхал уже и я от моей многолетней бабушки, устного летописца Черниговской жизни, как прошлого, так и современного ей настоящего. Эти бабушкины истории бывали иногда мрачно-романтическими, связанными с последними трагическими признаниями на смертном одре, много лет тяготевшими на совести долго болевшего умирающего и раскрывшимися на исповеди о. Иоанну.

Долго, почти до наступления сумерок, ждала вся гимназия, собранная в актовом зале, прибытия знаменитого батюшки. О. Иоанн должен был прибыть на пароходе по Десне, хотя и мелевшей за жаркое лето, но почти везде судоходной, а, во время весенних разливов, необозримой в нижнем течении между Черниговом и Киевом. Пароход для много путешествовавшего по России батюшки, был специальный, ходивший не по расписанию. Ожидали напряженно, не зная в точности часа прибытия о. Иоанна и, чтобы быть наготове скоро встретить батюшку, – так как пароходная пристань была в расстоянии всего лишь нескольких минут, оставались после уроков все время в актовом зале, сохраняя построение рядами по порядку классов. И хотя, мы приготовишки, больше испытывали лишь простое любопытство, но уже знали и много слыхали об о. Иоанне, знали, что он личность знаменитая и необыкновенная, но в чем собственно его особенность, этого мы не понимали и не очень задумывались над этим вопросом. Я, по крайней мере, не представлял себе как-либо особенно батюшку, который «однако творил чудеса». Напряженное ожидание, любопытство, нетерпение и волнение под конец нас, младших, так утомили, что нам разрешено было сидеть прямо на полу на своих местах, сохраняя порядок по два ряда на каждый класс. Численный состав классов с годами, однако, все уменьшался и последний, восьмой класс, уже не добирал тогда и одного полного ряда. Приготовительный класс стоял впереди, перед большим портретом Государя во весь рост. Актовый зал нашей провинциальной гимназии был не очень велик. Промежуток между стеной с портретом Государя и первым рядом приготовишек, где стоял и я, и в котором должен был проходить и все время находиться о. Иоанн, также не был велик. Мы сразу же первыми сели на пол под снисходительно презрительными взглядами стоявшего за нами первого класса; но как не крепились первоклассники, потом один за другим садились и они, и мы не скрывали своего торжествующего удовлетворения, когда, наконец, и весь их класс последовал нашему примеру; дальше шли лишь исключения, а как вели себя старшие мы не решались наблюдать: там, на далеком конце зала, все были взрослые олимпийцы, к которым мы были преисполнены живейшего почтения.

Но вот, наконец, сигнал: о. Иоанн приехал и сейчас войдет в зал. Разговоры стихли, лишь шепчутся кое-кто; еще минута, и мы увидим того, кого знает вся Россия, кто и нас заставлял задумываться и ощущать близость Божию, слушая о его чудесных исцелениях. Вот сразу все стихло, тишина абсолютная; несколько сотен глаз устремились в одну точку, – к дверям, где появляется одинокая фигура в рясе. Мои глаза впились в нее, все внимание, вся мысль на ней. Чувствуется в подсознании, что момент исключительный, быть может не повторимый никогда более. О. Иоанн входит не торопясь, даже медленно, не смотрит в нашу сторону; он идет прямо к противоположному окну, где слева в углу икона и смотрит только туда. Чтобы подойти к иконе, нужно сделать несколько шагов вдоль нашего первого ряда, поперек зала; и в эти несколько мгновений, пока он приближается к окну, где возле стоял и я, ряд острых впечатлений и взволнованных чувств пронеслись в сознании. Он подошел к иконе, остановился, и наш церковный гимназический хор начал «Царю Небесный». Но прежде чем начать молитву, расскажу что я увидел и какой образ запечатлелся у меня и сейчас. Ничто так не поразило меня, как его цвет лица, одинаково повсюду ровный, густой розовый, почти красный; гладко лежащие, светло шатенные волосы, не очень большие синие, глубокие глаза; они смотрят ласково и мягко, но серьезно и внимательно: молодое, как будто без единой морщинки, светлое лицо; его фигура изящна и гармонична, он не высок, но несколько выше среднего; не широк, но и не узок в плечах. Идет спокойно, прямо и легко; был одет в шелковую, муаровую синюю рясу, с красивым крестом, рисунка я не успел рассмотреть, все на него смотрел.

Пока пели, я внимательно следил за его движениями, такими особенными, не похожими на других. Лишь хор начал петь, он перекрестился и так, как я еще не видел, так как сами мы так не крестились, на совсем вытянутой руке, широким движением, так что всем видно. Он стоит тут же около меня, я хорошо вижу его лицо в профиль. Он не смотрит никуда, только на икону вверх, часто крестится и кажется, что он забыл все окружающее, только в одну точку смотрит раскрытыми глазами, вверх на икону. Ни одного лишнего движения во время молитвы; его состояние чувствуется и мне передается. Важный серьезный момент!

Но вот пение кончилось, кончилась и молитва. О. Иоанн поворачивается обратно, смотрит на наши ряды, внимательно и несколько задерживаясь, и идет медленно к выходу. Он ничего не говорил, смотрел на нас мягко и пристально, и вышел из зала, а мы все стоим на своих местах, стоим тихо, никто не разговаривает. Наконец и нам можно выходить и расходиться. Я совсем не помню, о чем мы тогда говорили между собой, да и говорили ли? Куда пошел после о. Иоанн, я не знал и не расспрашивал об этом. Да и кто бы стал много объяснять маленькому приготовишке, все равно не много поймет, пусть помолчит лучше. Видел. Ну и будь тем доволен; и все тут.

Да, я видел святого на своем веку. Видел разных знаменитостей с большими именами, русских и иностранных. Видел разбойников и палачей чекистских и нацистских, но святого только одного за всю жизнь. Его образ незабвенен, как образ матери, родителей... Это воспоминание только и может быть единственным, и я имею то, чего нет у других и, помимо своего желания, кажется, горжусь этим...

И все-таки я видел святого, видел его!...

С. К. Высоцкий.

1958 г.

Печальным, редким перезвоном

Над Русью скорбный час пробил

В тот час сном тихим, непробудным

Великий пастырь опочил...

Угас чистейший светоч веры

Елей бесценный догорел

И дух служителя Христова

К Престолу Бога отлетел...

О, Русь! – Страна моя родная!

Ты хорошо ли поняла

Какую страшную потерю

Ты с этой смертью понесла?

Кому теперь в час скорби тяжкой

Когда болит твоя душа,

К кому за словом утешенья

Пойдешь ты, Русь, теперь – куда?

Кому теперь свои страданья,

Болезни, язвы понесёшь,

Кого попросишь помолиться?

К кому с слезами припадешь?

Кто верой пламенной, живою

Глубокой, чистой, как кристал –

Поддержит веры нашей пламень

Чтоб он совсем не потухал!

И верим, что в селеньях горних

В сияньи славы неземной

Нас не оставит Пастырь добрый

Своей молитвою святой.

Что в дни унынья и страданий

Он наши скорби облегчит

И путь наш жизненный печальный

Лучем надежды озарит.

Томяся здесь тоской разлуки

Тебя мы будем призывать

К тебе расслабленные руки

В молитвах станем простирать.

И веры дух имея бодрый

Мы твердо будем уповать

Что Ты наш Пастырь, кроткий, добрый

Всегда нам будешь помогать.

И величаво вдохновенно

Твой образ дивный и святой

В душе народа век священный

Всегда останешься живой.

Н. Иванов.

22-го мая 1909 года, в 9 часов 30 мин. утра тихо отошла к Богу, после долгих страданий, вдова Отца Иоанна Кронштадского, Елизавета Константиновна Сергиева (дочь протоиерея Кронштадского собора К. П. Несвицкого). Причиной смерти, по определению пользовавшего ее врача, послужила старческая дряхлость с нарастающим упадком сердечной деятельности. Господь сподобил ее долго и усердно готовиться к переходу в вечную жизнь: последние годы Елизавета Константиновна, следуя заветам и наставлениям своего супруга-молитвенника, приобщалась вообще очень часто, или в соборе, или на дому, когда слабость в ногах не позволяла ей выходить из дому, а последний год – ежедневно; приобщилась она и 21-го мая, но это, как оказалось потом, было в последний раз: в этот день с шести часов вечера она перестала глядеть на свет Божий, а с десяти часов не стала говорить, ничем не выказывая сознания.

Последнее слово ее было: «хочу», сказанное ею в ответ на предложение выпить святой водицы, но проглотить ее она уже не могла; вскоре после этого матушка впала в бессознательное состояние, а на другое утро мирно скончалась во время чтения канона на исход души. На Фоминой неделе, по своему личному желанию, она особоровалась и после того несколько раз говорила: «как я рада, что особоровалась и приготовилась». Погребение тела Елизаветы Константиновны состоялось в воскресенье, 24-го мая, в г. Кронштадте, в левой стороне соборного садика.

Почившая родилась 4-го мая 1829 года, в г. Гдове, где отец ее, протоиерей Константин Петрович Несвицкий, служил в городском соборе и был благочинным церквей Гдовского уезда. Переведенный в Кронштадт ключарем Андреевского собора, он, по слабости здоровья, не мог долго занимать это место и в 1855 году передал его священнику Иоанну Ильичу Сергиеву, женившемуся на дочери его, Елизавете Константиновне. Когда она выходила замуж, на ее руках находились: престарелый отец, трое взрослых братьев и две сестры; все жили вместе и на долю Елизаветы Константиновны, исполнявшей обязанности хозяйки и матери (протоиерей Несвицкий овдовел в августе 1855 года) выпадало немало забот и хлопот. Затем, несколько лет спустя братья ее получили более обеспеченные места, давшие им возможность поселиться отдельно, а сестер своих матушка выдала замуж за учителей Петербургской Духовной Семинарии, впоследствии священников, причем все попечения об их устройстве и обзаведении приняли на себя о. Иоанн и Елизавета Константиновна.

Не имея достаточно личных средств, о. Иоанн в обоих случаях сам обходил состоятельных прихожан, прося их помочь сделать приличное приданое своячницам. Многие давали охотно, но многие, вероятно, встречали молодого батюшку с тем чувством недоброжелательства, которое часто у нас сопровождает доброделание. После замужества, сестры ездили гостить в Кронштадт, и в одну из этих поездок, в 1870 году, у младшей сестры матушки, в квартире О. Иоанна, родилась дочь, это была я.

Через некоторое время меня увезли домой, но Господу Богу угодно было, чтобы мой истинный дом был в тихой, мирной квартирке незабвенного Пастыря, под его благословенным кровом. В 1872 году умер мой отец, оставив мать без всяких средств. Тогда дядя, видя беспомощное положение нашей семьи, сказал тете: «детей у нас нет, возьмем и воспитаем, как дочь». Сказано-сделано, и вот я очутилась, по воле Божией, на попечении незабвенных, бесконечно дорогих для меня дяди и тети, которые неустанно пеклись обо мне, заботились обо мне, берегли меня, как только нежно любящие родители могут заботиться и лелеять свое любимое дитятко.

Как о. Иоанн никогда не жил личною жизнью, отдавая себя на служение человечеству, так и Елизавета Константиновна никогда не жила для себя, только круг ее деятельности складывался уже, ограничивался служением родным и близким; их радостями она радовалась, их скорбями скорбела. Я помню ее, когда ей было лет сорок пять. Очень подвижная, с добрым благоразумным лицом, вечная хлопотунья, она любила всех обласкать, пригреть и накормить; как сейчас смотрю на нее, подвязанную белым передником, в кухне, делающую сладкий пирог; любила она сама постряпать, сама купить провизию, сама за всем присмотреть, чтобы все было чисто и вкусно.

Сколько раз, помню, дядя, отведывая любимый яблочный пирог, приговаривал: «мастерица ты у меня стряпать пироги».

Приветливая, всегда ровная, ласковая, Елизавета Константиновна любила, когда кто из знакомых навещал ее; тогда она прямо закармливала гостя или гостью, а дядя, видя ее гостеприимство и искренность, не один раз говорил, указывая на хлопотливую хозяйку: «настоящая она матушка». Среди хозяйственных работ, тетя не забывала и меня; все свободное время проводила со мною, спала в одной комнате с нами, учила меня читать и писать по-русски и по-французки, а когда я поступила в гимназию, сама приготовляла мне завтраки, ежедневно провожала меня в гимназию и встречала, спрашивала уроки.

Помню, перед тем, как тетя стала учить меня, дядей был отслужен молебен в Андреевском соборе святым Косьме и Дамиану и пророку Науму; сам дядя водил меня на вступительный экзамен в гимназию, платил все время за меня из своего кандидатского оклада, и с неослабевающим интересом следил за моими успехами, просматривая еженедельно тетрадь с отметками и подписывая ее.

Что же удивительного, если я, при таких условиях, благодатных, блестяще окончила курс учения; это было большою радостью для незабвенных моих воспитателей, и дядя многим знакомым спешил сообщить приятую для него новость: «племянница и воспитанница наша, Руфа, окончила гимназию с золотой медалью».

К своему великому супругу-молитвеннику тетя, как только я себя помню, всегда относилась с благоговейной любовью и почтительностью. Когда он, усталый, приезжал домой с треб или из храма Божьего, она торопилась снять с него сапоги, помочь раздеться и заботливо укрывала его, укладывая отдохнуть в постель. Тогда мертвая тишина водворялась в квартире; так ревниво оберегала тетя кратковременный отдых труженика-пастыря.

Будучи вообще слабого здоровья, дядя часто хворал, и тогда тетя превращалась в неутомимую сиделку: проводила все ночи напролет у постели больного, а днем сама приготовляла для него кушанье. Помню, в 1879 году о. Иоанн опасно занемог: у него сделалось воспаление обоих легких.

По целым часам он лежал с закрытыми глазами, в забытье, а когда приходил в себя, часто говорил: «голова болит невыносимо, точно молотом ударяют по ней». Один раз тетя сидела около кровати дяди и горько плакала; открыв глаза, батюшка посмотрел на нее и сказал: «не плачь, Лиза, Бог даст, поправлюсь, а если нет, Бог и добрые люди не оставят тебя; я никого не оставлял, и тебя не оставят».

Прошло несколько дней, и однажды утром тетя вбежала в детскую и дрожащим от волнения голосом воскликнула: «дяде лучше, кризис прошёл!» Мы с тетей посмотрели друг на друга, крепко обнялись, и обе заплакали, но уже слезами радости.

Когда незабвенный батюшка предпринимал свои частые, а потом и ежедневные поездки в Петербург, тетя никогда не ложилась спать не дождавшись дяди, хотя-бы это было около часу ночи, несмотря на то, что здоровье ее вообще было не из крепких; она постоянно страдала головными болями и несколько лет подряд бессонницей. С течением времени, матушка, по слабости, принуждена была отказаться от некоторых забот о батюшке, какое это было для нее, бедной, тяжелое лишение!

Припоминается мне еще следующий случай. Несколько лет тому назад дядя, приняв ванну, зимой вышел в сени в туфлях: тетя страшно растревожилась и, не имея уже возможности по болезни ног сама быстро двигаться, послала сказать батюшке, что он рискует простудиться, выходя на воздух легко одетым после ванны. Возвращаясь из сеней, дядя прошел в гостиную, где сидела тетя, и сказал ей, ласково хлопая по плечу: «спасибо тебе, родная, за заботы твои обо мне; только не беспокойся, – ноги у меня тепло одеты».

О. Иоанн глубоко ценил такую заботливость с ее стороны о себе и отвечал ей тем же. Когда болезнь не давала возможности незабвенному батюшке ездить в Петербург, а впоследствии даже по Кронштадту, он ни один день не сел обедать, не зайдя в гостиную или в комнату тети, смотря по тому, где она была, и не позвав ее в столовую; он говорил: «Когда я обедаю один, у меня и аппетита нет». Не было вечера, когда бы дядя не зашел к тете проститься и благословить ее перед сном: «доброй ночки желаю тебе», «спи спокойно», «Господь с тобой», «да хранит тебя Бог», – вот те приветствия, которые он говорил ей, перед уходом в кабинет на покой.

За несколько времени до кончины батюшки, захворала матушка инфлюенцей; тут-то особенно проявилась заботливость дяди о ней. Нельзя было без слез умиления видеть, как дорогой страдалец, еле ходивший, несколько раз днем и каждый вечер перед сном благословлял ее, гладил по голове, приговаривал: «бедная, бедная», «вместе мы с тобой страдаем», «вместе мы с тобой мучаемся», «оба мы страдальцы». И долго, бывало, стоит около ее кресла, покачивая головой и с жалостью смотря на больную; а иногда с ее лица переведет скорбящий взор на образ и долго, долго, безмолвно молится за нее... Обыкновенно, когда кто-либо справлялся у дяди о здоровье его или тети, он неизменно отвечал: «оба мы плохи», «оба мы собираемся умирать», «оба мы готовимся к смерти».

Один раз, когда дяде сказали, что тете плохо, он пришел к ней и сказал: «не унывай, Господь милостив; Он даст тебе терпения пережить страдания и быть совсем здоровой».

В ноябре, обедая вместе с тетей и двумя приезжими, дядя стал говорить им, что здоровье его совсем плохо. Тетя, желая ободрить его, сказала: «весной тебе бывает всегда лучше; придет весна – поправишься»; на это дядя возразил: «весной, ты говоришь? ты-то до весны доживешь, а я – нет». Предсказание батюшки сбылось: он почил в декабре, она – в мае.

Когда незабвенный дядя 6-го декабря не имел уже сил совершать литургию, а приобщался каждое утро на дому, он приходил в комнату больной инфлюенцей тети – со святой чашей и приобщал ее, говоря: «Господь мой и Бог мой!», «со страхом Божиим и верою приступи», «прими тело и кровь Христовы», «мир тебе, старица, поздравляю тебя».

Последний раз батюшка пришел в комнату матушки 17-го декабря утром, приобщил ее, а с 18-го он не покидал кабинета. В особенности после кончины дяди здоровье тети ухудшилось: стала быстро развиваться общая слабость, ноги и руки стали совсем плохо работать, сердце начало постепенно сдавать. Сильно тосковала она по незабвенном почившем, не могла без слез слышать его имени; никак не могла осиротевшая тетя примириться с мыслью, что дяди не стало; она говорила окружающим: «мне все кажется, будто Иван Ильич не умер, а куда-то уехал, как уезжал, бывало, в Москву, и опять приедет».

Незадолго до смерти, матушка увидела у одной знакомой брошь-портрет батюшки и неутешно заплакала, восклицая: «Иван Ильич, Иван Ильич», а когда стали утешать ее тем, что ему теперь блаженно-хорошо, она сказала: «ему-то хорошо, а мне как тяжело без него, ведь 53 года были вместе».

Предчувствуя близкую свою кончину, матушка часто, сидя в кресле, устремляла взоры на образ и говорила: «надо мне приготовиться, надо просить у Бога простить все мои грехи». Часто вспоминала она и утешалась словами незабвенного батюшки, нашего общего предстателя пред Господом Богом, сказанными им 17-го декабря, когда ему передали, что больная матушка очень горюет, не имея возможности, по болезни, придти в кабинет и ухаживать за ним: «скажи жене, что она всегда со мной, и я всегда с ней». Эти слова все время ободряли страдалицу, утешали ее в долгих страданиях надеждою, что и после кончины своей батюшка не оставит ее, возьмет скоро к себе, встретит ее в обители небесной и предстательством своим доведет до престола Всевышнего.

Обыкновенно тетя на ночь надевала подрясник дяди или спала, покрывшись им. Каждый раз, когда я ехала в Иоанновский монастырь, она всегда говорила мне: «поклонись от меня дяде» и горько, неутешно плакала. Начинала ли у ней болеть сильно рука или нога, она сейчас же просила помазать больное место маслицем с гробницы незабвенного Батюшки.

Глубоко верующая и религиозная, матушка только и надеялась на милосердие Божие и всем сердцем стремилась к спасению душевному. «Иван Ильич, благослови меня, помолись за меня», несколько раз в день просила тетя своего великого супруга-пастыря, которого, к ее горю, пришлось ей пережить. По кончине его, искренно, со слезами молясь сама, тетя, по своему величайшему христианскому смирению, страшилась, что молитвы ее не скоро будут услышаны Господом, и всегда других просила молиться за нее. Когда я на ночь ежедневно уходила домой, то она, после вечерних пожеланий, постоянно говорила мне: «помолись за меня». Шла ли я ко всенощной или к обедне, я всегда слышала из уст ее ту же просьбу, идущую из глубины сердца: «помолись за меня», и я молилась за нее, как только умела.

Однажды днем, перед моим приходом, тете сделалось нехорошо, и тут она ничем не стала себя успокаивать, как только надеждой на милость Божию: «сегодня суббота» говорила она, «Руфа пойдет ко всенощной и помолится за меня». Так велика была вера ее в силу молитвы вообще, что она даже по моему грешному молению надеялась получить облегчение.

Оканчивая этот краткий очерк, посвященный светлой памяти незабвенной почившей, нельзя не остановиться с удивлением на двух ее отличительных чертах: крайнем смирении и кротости; в этих двух высочайших добродетелях христианских выказалось все величие ее души. Ни на кого не сердилась, ни на кого не имела злобы. Если кто и огорчал ее, делал ей неприятное, она безропотно сносила и от души прощала всем. На вопрос обращенный к ней: «имеете ли против кого вражду?» Матушка неизменно отвечала всегда одно и то же: «нет, ни на кого». Прощая сама обиды, она и других учила поступать так; бывало скажет: «не сердитесь, Бог Сам укажет, кто прав, кто виноват, а вы простите».

Никогда не позволяла себе тетя входить в дела великого пастыря и молитвенника, никогда она не старалась выдвинуться и стать наряду с ним; оставаясь постоянно в тени, она сияла отблеском его славы, она светилась отражением высоких христианских его добродетелей; как нежная сестра и любящая мать, она неустанно берегла общее сокровище, и больная, слабая, почти без ног, всех предупреждала, всех умоляла: «не шумите, батюшка отдыхает», «не принимайте пока никого, батюшка нездоров». Батюшка сам знал ее душу, высоко ценил в ней чистоту, кротость и смирение и так отзывался о ней: «жена у меня – ангел». Все ли знали, что за спиной великого праведника, отца Иоанна, стоит охранительница его, – готовая душу свою положить за него? Если не знали этого тогда, пусть знают теперь и пусть искренно помолятся все за старицу чистую, старицу кроткую, рабу Божию Елизавету!

Беспредельная благодарность тебе, чудная, самоотверженная мать-воспитательница, и вечная память о тебе, славная жена-девственница светильника земли Русской, – да живут в нас, в наших детях и внуках!

(Из воспоминаний Р. Г. Шемякиной. Изд. «Кронш. Вестник» 1909 г.)

«Блажени кротцыи, яко тии наследят землю» (Мф.5:5).

Поистине полна евангельской кротости, изображенной в этой заповеди блаженства, была почившая матушка Елизавета Константиновна, супруга досточтимого о. Иоанна, великого светильника и молитвенника земли Русской, известного не только в пределах России, но даже за границей.

Почившая являлась олицетворением не одной этой заповеди Спасителя – но еще и другой: «блажени нищии духом, яко тех есть Царство Небесное» (Мф.5:3).

Она всегда держала себя в тени и в высшей степени показывала себя скромной. Другая бы на ее месте могла возгордиться и всем дать почувствовать, кто она и кто ее супруг. Но никогда не было заметно в матушке стремления к этому, и всеми силами старалась она избегать всяких почестей. Когда обращались иногда к почившей с просьбою, чтобы добиться свидания с о. Иоанном, она смиренно отклоняла это. В своей квартире, хотя она была и хозяйкой, но была ею только по имени: на самом деле дом о. Иоанна принадлежал всем, и почившая этому не была препятствием, а наоборот – своим незлобивым вмешательством способствовала о. Иоанну в его святых трудах.

Свежая могила усопшей да послужит нам вечным напоминанием о матушке Елизавете Константиновне, скромной, кроткой, незлобной, сумевшей сохранить эти высшие достоинства женщины даже при тех исключительных условиях, в которые она была поставлена жизнью.

На надгробном ее памятнике уместнее всего было бы начертать: «здесь кротость, здесь смирение», и ничего больше не следует писать: всякий, знавший Елизавету Константиновву прочитав эти слова, сразу поймет, кто лежит под этим могильным камнем, – поймет, что под ним покоится само воплощение двух высочайших христианских добродетелей – кротости и смирения, этих лучших украшений души.

Да будет почившая матушка, супруга о. Иоанна, вечным и добрым примером нашим женам и дочерям!..

(Издание «Кронштадтский Вестник» 1909 г.)

«Русский Николай Чудотворец». «Пасхальный батюшка». «Всероссийский молитвенник». «Солнце Русской Церкви». «Святой провидец». «Великий праведник». «Гость райской стороны».

Вот какими любовными наименованиями наградила благочестивая православная Русь своего любимейшего пастыря батюшку отца Иоанна Кронштадтского!

Даже из прославленных русских угодников мало кто был так почитаем на Руси, как отец Иоанн. Разве преподобный Серафим Саровский – тоже пасхальный, тоже весь сияющий отраженным райским светом.

Мир во зле лежит. И удел земных человеков претерпевать великие скорби в сей земной юдоли. «Многи скорби (даже) праведникам» – глаголет св. Псалмопевец (Пс.33:20). То же свидетельствует и Сам Господь Иисус Христос. Вспомним Его Заповеди Блаженства. В них как бы два плана. Первая половина каждой заповеди – земной удел человека: смиряться, плакать о грехах, быть кротким, алкать и жаждать правды, быть гонимым. Вторая половина – небесный план, Царствие Божие. Там – радость и утешение, там – зрение Бога, там на небесах сыны Божии великую мзду обретут.

«Да обретут ли?» – вопрошает с сомнением, с головой во тьму греха погрязшее человечество.

Всемилостивый Господь ответствует ему... Пасхой. Пасха – прообраз райского жития воскрешенной и преображенной плоти человеческой. Пасхальное настроение – небесное настроение. Пасхальные человеки – небожители. Мало таких, но были и есть. Первый среди них Николай Чудотворец, скорый помощник, победный, радостно-торжественно ходящий пред Богом, преизбыточествующий великой сострадательной любовию ко всем страждущим. Белый, радостный, пасхальный. Св. Николай и поможет, часто в мелочах, и утешит, и согреет, и возлюбит, как родное дитя, даже закоренелого грешника. Как такого милостивца не возлюбить ответно?

Пасхальным духом радостного прославления Господа святителя Николая преисполнен и отец Иоанн Кронштадтский. Потому-то и прозвали его русским Николаем Чудотворцем и пасхальным батюшкой.

Светловолосый, голубоглазый, с любовной светлой улыбкой на устах, весь светящийся причастной радостью (почти полвека ежедневно причащался), – он поистине являл собой земного ангела и небесного человека. Самому себе не принадлежал совсем, особенно во вторую половину своего жития. Только Богу и людям.

Его можно, конечно, назвать и богоносцем. Господь Иисус Христос даровал христианам Свое Пречистое Тело и Свою Святейшую Кровь, чтобы как бы сроднить их с Собой, обожить, сотворить причастниками Пакибытия. Отец Иоанн, чрез ежедневное причащение Св. Таин полностью восприял в себя благодатные Божие дары, сделался родным, присным Христу Спасителю, подлинным Богоносцем, храмом Бога Живого (1Кор.3:16).

«Сыне, даждь ми твое сердце» – говорит Господь (Притч.23:26)... и «Отец Мой возлюбит тя, и Мы приидем к тебе, и Обитель в тебе сотворим» (Ин.14:23).

Видеть такого Богоносца, слышать его вдохновенные молитвы и соучаствовать в них составляло великое духовное наслаждение для русского народа. Отец Иоанн проходил в своей жизни перед ним, как носитель веры побеждающей, торжествующей, ликующей. Потому-то так неудержимо тянулись к нему люди, так жаждали его. Они говорили в себе: «Пусть мы немощны и грешны, но, вот, есть в мире праведник; который препобеждает греховную человеческую природу. Есть такая душа христианская, которая преодолела грех и получила благодатную силу великого молитвенного дерзновения, которая только и торжествует о красоте сладчайшего Иисуса».

О такой вере русского народа в праведника на земле прекрасно сказано в «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевского. Эту веру имел даже Смердяков – искалеченный жизнью безбожник, один из прообразов современного большевизма.

Кто из нас не стремился хотя бы только мысленно повидать праведника, святого человека? И какую неизреченную радость испытывали те, кому посчастливилось, часто после долгих и нелегких поисков, обрести праведника и насытить свою алчущую душу от его пира веры...

Но, вернемся к отцу Иоанну.

Какую истину христианскую паче иных возлюбил отец Иоанн? О чем наипаче он любил проповедывать? – На это хорошо отвечает Блаженнейший митрополит Антоний в речи, сказанной в Петербурге в сороковой день кончины великого кронштадтского пастыря.

«Излюбленная мысль отца Иоанна, которая главенствует в его проповедях и дневниках, – говорит владыка Антоний, – есть та дорогая для православного сознания истина, что все мы в Боге составляем одно: ангелы, святые угодники и христиане, совершающие свое спасение, живые и умершие. Ближайшими способами этого единения являются: возношение души нашей к Богу в молитве и теснейшее соединение со Христом Богом в святейшем Таинстве Евхаристии...»

Отец Иоанн, как известно, не отличался какими-либо гениальными способностями. Говорил он просто, без всякого витийства. Тем поразительней было влияние его слов на народ, который часто всей церковью рыдал и громко каялся во время его проповедей.

Разгадку сего удивительно дивного явления дает нам, в молодых годах скончавшийся, Таврический епископ Преосвященный Михаил (Грибановский). Он так выразился про отца Иоанна:

«Это человек, который говорит Богу и людям только то, что говорит ему его сердце: столько он проявляет в своем голосе чувства, столько оказывает людям участия и ласки, сколько ощутит их в своем сердце; и никогда в устах своих не прибавит сверх того, что имеет внутри своей души. Это есть высшая степень духовной правды, которая приближает человека к Богу».

И действительно, отец Иоанн был во всем сама искренность, сама правда. Это сказывалось у него особенно во время молитвы; некоторые возгласы он произносил, следуя своему возвышенному душевному настроению, громко и восторженно, а другие тихо и спокойно. В служении его Богу все было проникнуто этой высшей искренностью. Ничего от позы. Ни одного фальшивого тона.

Через эту свою искренность, через непрестанное алкание и жаждание правды Божией отец Иоанн стяжал чистоту сердечную, которая открыла его духовному взору лицезрение самого Божества.

Другой характерной особенностью отца Иоанна, как и святителя Николая, о чем упоминали выше, была его великая сострадательная любовь к людям. Это поистине сверхчеловеческий подвиг. Легко любить близких, родных, друзей. Когда кто-либо из них заболеет, молитва сама просится в душу. Можно помолиться за постороннего, когда просят, что и делает наше духовенство. Но, суметь помолиться за постороннего, как за своего родного и близкого, как за своего отца или мать, за сына или дочь, когда они в беде, – это дано немногим. А молиться таким образом ежедневно и за сотни людей – это уже вышеестественно, это особый чудесный дар Божий. И сим даром вполне обладал отец Иоанн, тем самым уподобляясь самому Дародавцу Христу Спасителю.

Потому-то стали находиться люди, почитавшие отца Иоанна за вторично воплотившегося Иисуса Христа. Возникла целая секта иоаннитов, решительно осужденная как Церковью, так и самим отцом Иоанном.

Итак, отец Иоанн был великой любви человек, был он великий молитвенник и чудотворец. Но этого мало. Господь наделил его еще даром прозорливости, даром прозрения будущего, даром пророческим. Он поистине был послан Богом к русскому народу как бы небесным вестником предупредить его о грозных грядущих испытаниях, если он не опомнится, не покается и не возвратится на Божии стези, по которым он шествовал без малого тысячу лет и с которых так легкомысленно и преступно стал сходить в последние десятилетия перед революцией. Не вина отца Иоанна, что народ не внял его пророческому голосу.

Отец Иоанн сподобился также исповеднического венца и даже как бы мученичества. Всяк зол глагол изрыгали на него почти все либеральные газеты, а их, увы, тогда было большинство в России. С репертуара столичных и провинциальных театров в последние годы его жизни не сходила пьеса «Черные вороны», в которой один из персонажей был злой и пасквильной карикатурой на отца Иоанна. Наконец, он был однажды и физически избит до полусмерти и изувечен изуверами от революции – предтечами большевизма. До конца своей жизни ему не удалось оправиться от последствий этого ужасного избиения. Может быть, он и не хотел избавиться от сего соучастия крестному подвигу Спасителя.

Такова была жизнь во Христе этого великого праведника нашего времени.

Нам надо углубляться все более и более в эту святую и великую жизнь, правильнее сказать житие. Надобно изучать с любовию каждый даже мелкий штрих его. С тихим умилением выслушивать простые безыскуственные повествования исцеленных отцом Иоанном или их сродников. Многие из этих повествований похожи одно на другое, но ведь это живая правда, подлинные свидетельства. Это быль. А простая неприкрашенная быль бесконечно ценнее самой красивой фантазии.

Очень душеполезно черпать чистую живую воду из бездонного кладезя его Духом Святым просветленного богомудрия. Как бы с ним самим беседовать, читая его творения.

Наш Архиерейский Собор 1953 года единодушно признал, что отец Иоанн есть истинный угодник и праведник Божий, стяжавший великую благодать и милость у Господа. Собор пока не решился взять на себя почин в устроении всенародного торжества прославления, предоставляя это дело особому указанию воли Божией. В то же время он постановил обратиться к почитателям отца Иоанна с предложением усугубить молитвы о приближении часа прославления сего великого угодника Божия.

Откликнемся же, братие, на сей архипастырский зов и в молитвах своих, утренней зорькою ранней или поздним тихим вечером, в каждодневии воздохнем молитвенно от всего сердца о приближении вожделенного времени всенародного прославления отца Иоанна.

Его же самого, как живого, станем слезно умолять, с сокрушенным сердцем о предстательстве за нас грешных, в общенуждии нашем, и за многострадальную, истерзанную, измученную Родину – мать нашу – Россию.

Епископ Серафим Чикагский и Детройтский.

Есть особая притягательная сила – для пастыря в особенности – в личности приснопамятного о. Иоанна Кронштадского, даже в его портретном облике, влечение к его писаниям, к его дневнику «Моя жизнь во Христе». Есть что-то особенно умиротворяющее в записях его дневника, не говоря уже о том, что самые предметы речи возвышают, духовно настраивают, укрепляют. Когда вы раскрываете книгу, глаз с трудом отрывается от нее, и рука как бы сама переворачивает одну за другой ее страницы. Откуда это влечение сердец к о. Иоанну? Несомненно, в этом случае имеет огромное значение то, что о. Иоанн наш современник в широком смысле слова, а в самом тесном смысле современник старшего поколения среди нас. Среди нас он родился, в знакомой нам обстановке вырастал, в нашей школе, какую и мы проходили, воспитался, в нашей среде священствовал, на нашей памяти отошел в вечную жизнь: – весь наш. Но есть и более важная сторона. Он делал свои записи для себя, а вместе и для нас. Он заносил в свои дневники собственныя мысли, отвечал на вопросы собственной души, но, в некоторой доле, это были вместе и наши вопросы, ответы на наши недоумения, здесь нередко подтверждение наших личных решений. Оправдывается то, что он сам записывает в дневнике: «Мы от других часто слышим, или читаем нередко в сочинениях других то, что Бог положил на наши умы и сердца, что мы сами лелеяли, т.е. часто мы встречаем свои любимейшие мысли у других...», а затем дает объяснение этому. «Разве не един Господь Бог разумов, разве не един Дух Его во всех ищущих истины? Разве не един Просветитель наш, просвещающий всякого человека, грядущего в мир?» (Моя жизнь во Христе, т. I, 45–46).

Вот основная причина влечения к о. Иоанну, им самим указанная. Он отвечает на запросы нашего собственного духа. И как человек сильной веры, глубокой православно-религиозной мысли и полного единства между словом и делом, отвечает совершеннейшим образом, становясь нашим другом, руководителем, утешителем, обновителем, духовным просветителем.

Богословие о. Иоанна, миросозерцание его глубоко православно. Может ли оно, потому именно, быть предметом особой, специальной речи? Не дано ли оно уже в православном катихизисе? Что нового в нем может быть открыто?

Конечно, богомыслие о. Иоанна по своему содержанию есть богомыслие, переданное от отцов, соборное, святоотеческое, апостольское, основанное на Евангелии. У него не найдем новинки, вероисповедного модернизма. Однако, это-то и привлекает особое внимание, привлекает потому, что на этой основе о. Иоанн высказывает свое общее мировоззрение, то, что можно назвать личной христианской философией.

Верующие люди относятся по разному к принятым ими истинам веры. Одни принимают их не рассуждая, как бесспорный авторитет. Другие стремятся соединить их с общим своим миропониманием, веру с разумом. Но так или иначе, каждому надлежит соединить свою веру со своей жизнью, со своими поступками. Если содержание нашей веры не отражается на содержании и качестве наших поступков, если для нашего поведения безразлично, как веруем мы, тогда вера перестает быть живой. Нужен синтез веры и жизни, а еще лучше – веры, разума и жизни, – веры, разума, сердца и жизни. Чем полнее кто живет жизнью Церкви, тем полнее должен быть этот синтез. Вполне понятно, как он нужен пастырю. И в лице о. Иоанна нам дан образец гармонии богословского знания с общим пониманием жизни и вместе с личным духовным отытом. Перед нами цельная, глубоко гармоничная христианская личность, идеальный христианский пастырь.

Полезно знать, как, под какими влияниями складывалась эта гармоничность личности о. Иоанна. Об этом говорит нам он сам.

Основной составной частью здесь было Священное Писание. «С первых дней своего высокого служения Церкви... принялся я, – пишет о. Иоанн, – за чтение Священного Писания Ветхого и Нового Завета, извлекая из него все назидательное для себя, как для человека вообще, так и для священника в особенности» (Краткая автобиография в журнале «Север» за 1888 г.). В беседе с пастырями он рассказывает: «Во время свободное от богослужений и пастырской деятельности я читаю Священное Писание Ветхого и Нового Завета, особенно же святое Евангелие – это драгоценнейшее для нас благовестие о нашем спасении. При чтении я стараюсь вдумываться в каждый стих, в каждую фразу, даже в отдельные слова и выражения. И тогда, при таком внимательном отношении к святой книге, как бы приподнимается такое богатство мыслей, богатство основоположений для проповедей, что никакому проповеднику не исчерпать этой глубины Божией» (Беседы с духовенством в Сарапуле в 1904 г.). Читая дневник о. Иоанна, можем заметить, что все книги Священного Писания представлены в дневнике выдержками, но так, что вы нигде не почувствуете нарочитого подбора текста, нет нагруженности текстами, необычайно естественно здесь слияние элемента личного с божественным. Обычный прием у о. Иоанна – заключать свою личную мысль изречением Слова Божия, замыкать им свою запись так, как слово «аминь» утверждает слова молитвы или совершительные слова таинства.

Другой составной частью было чтение святых Отцев. «Прочитав Библию с Евангелием и многие творения Златоуста и других древних Отцев, а также русского Златоустого Филарета Московского и других церковных витий, я почувствовал особое влечение к званию священника и стал просить Господа, чтобы Он сподобил меня благодати священства и пастырства словесных овец Его»... (Речь в день 25-летия священнослужения). О. Иоанн редко в своем дневнике называет св. Отцев, и нужно быть хоть несколько знакомым с их писаниями, чтобы почувствовать силу их влияния на склад мыслей о. Иоанна и на самую форму их выражения в дневнике, в частности, влияния св. Златоуста, св. Василия Великого, св. Григория Богослова и писаний подвижнических. В часто применяемой собеседовательной форме записей чувствуется дух Златоуста, в рассуждениях о Пресвятой Троице – св. Григория Богослова, в полноте мысли, выраженой богатством синонимов и эпитетов – св. Василия.

Знаем, наконец, как высоко ценил о. Иоанн весь состав богослужебных книг. Он сам говорит: «Каноны на утрени я всегда читаю сам. Какое багатство содержится здесь, какое глубокое содержание, какие чудные примеры горячей веры в Бога, терпения в скорбях, верности долгу в самых лютых мучениях предлагает нам здесь Церковь ежедневно. Чрез чтение канонов душа мало-помалу сама проникается высокими чувствами и настроениями тех праведников, которых прославляет Церковь, живет среди церковных воспоминаний и чрез то привыкает к церковной жизни. И я, можно сказать, воспитался в церковной жизни на этом чтении, почему и другим, кто искренно желает приобрести духовное богатство, советую обращать серьезное внимание на чтение канонов по Октоиху, Минеи или Триоди».

Все эти влияния так отразились на личности о. Иоанна, что Бог, вера, Церковь стали содержанием всей его жизни, и содержание это слилось с его чистым, здоровым, гармонически развитым и полным жизненной энергии духовным и физическим существом. Высокое содержание наполнило достойный сосуд. Одним из следствий этого явилось то, что для самого о. Иоанна истины веры представляются не отвлеченными положениями, а живыми силами, выражающимися в жизненных образах. О. Иоанн мыслит представлениями, и такому образу мысли он учит нас. Он пишет: «Говорят: мы скоро устаем молиться. Отчего? Оттого, что не представляете пред собой живо Господа, яко одесную вас есть. Смотрите на Него непрестанно сердечными очами, и тогда ночь целую простоите на молитве и не устанете. Что я говорю – ночь! Три дни и три ночи простоите и не устанете. Вспомните о столпниках...» (I, 180).

«Молясь, – пишет он в другой раз, – нужно все творение представлять как ничто пред Богом, а Единого Бога Всем, все содержащим, везде сущим, действующим, все оживляющим» (I, 187). Потому так богаты сравнениями, уподоблениями и символами его мысли о самых высоких предметах веры.

Как зажигательное стекло зажигает дерево, когда оно, сосредоточив в своем фокусе солнечные лучи, наведет их на одну точку, так и молитвой воспламеняется сердце, когда «мысленное Солнце Бог, образы Богородицы и Ангелов с возможной полнотой и силою сосредоточиваются в центре нашей души, в сердце» (I, 115).

Непосредственное воплощение веры в соответствующей христианской деятельности, нравственное приложение к жизни каждого, можно сказать, пункта веры составляет характерную черту в миропонимании – в жизнепонимании о. Иоанна. У него богословие в мысли и богословие в жизни.

* * *

Как же богословствует о. Иоанн. Бог есть Сый, едино существующее. «Для истинно верующего – Бог везде и все, а тварей как бы не существует, всякое вещество земное и всех видимых миров как бы исчезает, и нет для него и одной мысленной линии пространства без Бога» (I, 159). Постоянен Бог, духи Ангелов и человеков: «все остальное – мыльный пузырь. Не унижаю этими словами творения, но говорю о нем сравнительно с Творцом и блаженными духами» (I, 23). Отсюда прямой нравственный вывод: не прилепляться к вещественному, временному бытию.

На протяжении всего дневника, напоминает о. Иоанн о Боге, что Бог – «Простое Существо», следуя древней святоотеческой мысли (напр., у св. Григория Нисского). И именно как Простое Существо, Бог вездесущ, все проникает, все наполняет. Потому Бог столь близок миру и людям. Бог – Простая Любовь (I, 393). «Господь при бесконечности Своей такое простое Существо, что Он весь бывает в одном имени Троица, или в имени Господь, в имени Иисус Христос» (II, 422).

Если так, то и человеку, чтобы быть в единении с Богом, нужно, по благодати Его, стяжать совершенную простоту добра или святости любви (I, 366). И верить «должно просто, говоря себе: я верую во все, просимое в простоте сердца, и прошу всего просто» (I, 349). «Люби без размышления: любовь проста. Также без размышления веруй и уповай: ибо вера и упование также просты» (I, 393). «Истина проста» (I, 349). Таким образом, от мысли о Боге идет общая жизненная заповедь простоты во всем, а в частности, в обращении с людьми. «Простота да сопутствует тебе везде; особенно будь прост в вере, надежде и любви, ибо Бог Простое Существо Единица приснопоклоняемая, – и наша душа проста. Простоте нашей препятствует плоть тогда, когда мы угождаем ей...» (II, 164). «Старайся дойти до младенческой простоты в обращении с людьми и в молитве к Богу. Простота – величайшее благо и достоинство человека. Бог совершенно прост, потому что совершенно духовен, совершенно благ. И твоя душа пусть не двоится на добро и зло» (II, 301).

* * *

Бог есть Троица Единосущная. «Бог Отец – жизнь, Бог Сын – жизнь, Бог Дух Святый – жизнь: Троица Святая – жизнь» (I, 111). «Какая полнота жизни бесконечная!» восклицает о. Иоанн, говоря об отношении Ипостасей в Боге, – и потом снова в той же записи, говоря о равенстве их: «Какая полнота жизни!» и о единстве их снова: «Какая полнота жизни!» (II, 344).

Полнота жизни божественной отражается в богатстве, разнообразии жизни сотворенного мира, в щедрости Божией, рассыпанной в мире. «Мир, как произведение Живого, Премудрого Бога, полон жизни: везде и во всем жизнь и премудрость, во всем видим выражение мысли, как в целом, так и во всех частях. Это настоящая книга, из которой можно, хотя и не так ясно, как их откровения, учиться Богопознанию. Прежде чем стал мир, был только живой беспредельный Бог; когда мир из небытия вызван к бытию, Бог, конечно, не сделался ограниченным; вся полнота жизни и беспредельности осталась при Нем; но эта полнота жизни и беспредельности выразилась и в тварях, живых и органических, которых безмерно много и все одарены жизнью» (I, 60). Мир однако ограничен, и в своей ограниченности служит точкой опоры для телесных тварей, чтобы они не исчезали в беспредельности (I, 60).

«Подобно тому, как душа носит тело свое: так Бог носит всю вселенную, все миры, будучи не объемлем ими; душа наполняет все тело, – и «Дух Господень исполни вселенную» (Прем.1:7); только душа ограничивается телом, хотя и несовершенно, потому что может носиться везде; а Дух Господень не ограничивается миром и не заключается в мире, как в теле» (I, 19).

Наблюдая мир, удивляемся, как щедро наделил Творец Своих тварей способностями, искусством, нежными и прекрасными формами, дал им самим творческую способность. «Дивны дела Твои, Господи! на каждом шагу в каждое мгновение жизни» (I, 80). «Невольно возбуждаешься к славословию, когда видишь бесконечное разнообразие сотворенного на земле, в царстве животном, царстве растительном и минеральном. Какое мудрое устройство во всем – в великом и малом. Невольно славословишь и говоришь: Чудны дела Твои, Господи, вся премудростию сотворил еси; слава Ти, Господи, сотворившему вся» (I, 142).

«Кто это в цветах так премудро, тонко, прекрасно устрояет, образует безобразное, т.е. безвидное, бесформенное вещество земли? Кто дает ему такую удивительную форму? Творец, дай нам лобызать в цветах Твою премудрость, Твою блатость, Твое всемогущество» (I, 53).

«Господь – причина и постоянная поддержка (держава) моей органической телесной жизни, чрез действие легких, желудка, сердца, жил, мускулов, – и духовно-органической жизни – чрез ум и мышление, чрез озарение сердца светом Своим» (II, 272).

И здесь снова, среди мыслей о полноте жизни и щедрости и мудрости Божией, о. Иоанн дает соответствующее нравственное назидание.

«Господь имеет полное уважение к созданной Им природе и ее законам, как произведению Своей бесконечной, совершеннейшей премудрости; посему и волю Свою совершает обыкновенно чрез посредство природы и ее законов, напр., когда наказывает людей или благословляет их. Чудес потому не требуй от Него без крайней нужды» (II, 282). Это один вывод. И другой: Если так щедр Творец, если Его щедротам нет числа, если земля, по Его повелению, доставляет в изобилии питание и одежду человеку, то и «всякий христианин, особенно священник, подражай щедротам Господа, да будет трапеза твоя открыта всякому, как трапеза Господня. Скупой – враг Господа» (I, 68).

Отсюда у о. Иоанна призыв к полноте пастырского делания. Отсюда и полнота его личного пастырства. Как пастырь он предостерегает себя и сопастырей от односторонности в христианском подвиге.

«Не должно ни у кого спрашивать, – пишет он, – нужно ли распространять Славу Божию пишущею рукою или добрыми делами. Это мы обязаны делать по мере сил своих и возможности. Таланты надо употреблять в дело. Когда будешь задумываться об этом простом деле, то диавол, пожалуй, внушит тебе нелепость, что тебе надо иметь только внутреннее делание» (I, 348). «Священник должен быть то же в мире духовном, в кругу своей паствы, что солнце в природе: он должен быть светом для всех, живительной теплотою, душою всех» (II, 202). – «Сладчайший мой Спасителю! Ты, исшед на служение роду человеческому, не в храме только проповедывал слово небесной истины, но, обтекая города и селения, никого не чуждался, ко всем ходил в домы, особенно к тем, которых полное покаяние Ты предвидел божественным взором Своим. Ты не сидел дома, но имел общение любви со всеми. Даруй и нам иметь это общение любви с людьми Твоими, да не заключаемся мы, пастыри, от овец Твоих в домах наших, как в замках или темницах, выходя только для службы в церкви или для треб в домах, по одной обязанности, однеми заученными молитвами. Да раскрываются уста наши для свободной в духе веры и любви речи с нашими прихожанами. Да раскрывается и укрепляется христианская любовь наша к духовным чадам чрез живое, свободное, отеческое собеседование с ними...» (II, 146).

Продолжим богословие о. Иоанна.

«Бог есть Дух... А дух чем проявляет себя? Мыслию, словом и делом. Поэтому Бог, как простое Существо, не состоит из ряда или из множества мыслей, или из множества слов или (из множества) творений, но Он весь в одной простой мысли – Бог Троица, или в одном простом слове – Троица..., но Он же весь и во всем сущем, все проходит, все наполняет Собою...» (I, 131).

В единстве Святой Троицы дан образ и нам. Как Троица Бог наш есть Едино Существо, «так должны быть и мы едино. Как прост Бог наш, так должны быть и мы просты, так просты, как бы все мы были один человек, один ум, одна воля, одно сердце, одна доброта без малейшей примеси злобы, – словом, одна чистая любовь, как Бог есть Любовь» (I, 130).

* * *

Перейдем к тому, как выражено у о. Иоанна учение о каждой Ипостаси Святой Троицы и, прежде всего христианское учение о Боге Отце. Как часто представляют Бога Отца Ипостасию далекой от мира! В философских религиозных построениях нередко учение о Боге Слове, или Логосе, объясняется в том смысле, что Бог Отец, как Абсолют, несоизмерим миру относительному, изменчивому, и потому не может иметь с ним непосредственного соприкосновения, а следовательно, нуждается в посреднике между Собой и миром, – и что таким посредником является Бог Слово, Сын Божий. Такой взгляд отразился, между прочим, и в философской системе Вл. Соловьева. Этот взгляд проникает часто и в наши обыденные религиозные понятия: Бог Отец, живущий в «свете неприступном», представляется по этой самой причине отдаленным от земного мира и от нас, людей. Равным образом, мысль об отдаленности Бога Отца от человека чувствуется в римо-католическом учении об искуплении, когда искупление человеческого рода кровию Сына Божия объясняется необходимостью удовлетворения Богу Отцу за нанесенное Ему грехом человека оскорбление.

Совсем не такому представлению учит нас о. Иоанн.

Бог, Отец Слова, есть и наш благий и любящий Отец. «Говоря «Отче наш», мы должны верить и помнить, что Отец Небесный никогда не забывает и не забудет нас, ибо какой даже земной добрый отец забывает и не печется о своих детях?.. Помни, что Отец Небесный постоянно окружает нас любовию и попечением и не напрасно называется твоим Отцем. Отец – это не имя без значения и силы, а имя в полном значении и силе» (I, 198). «Не тем ли больше Его надо признать благим, что Он дал... величайший дар Его благости, премудрости и всемогущества – разумею свободу..., не поколебавшись неблагодарностью получивших дар, чтобы яснее солнца светила всем благость Его? И не доказал ли Он самым делом безмерной любви Своей и бесконечной премудрости Своей в даровании нам свободы, когда, по падении нашем в грех и удалении от Него и духовной погибели, Он послал в мир Сына Своего единородного, в подобии образа тленна человека, и отдал Его на страдания и смерть за нас?» (I, 99–100).

«Христианин! помни и носи всегда в мыслях и в сердце великие слова молитвы Господней: «Отче наш, Иже еси на небесех». Помни, Кто наш Отец, – Бог – Отец наш, Любовь наша; кто мы? – дети Его, а между собой братья; в какой любви между собою должны жить дети такого Отца? «Аще чада Авраама бысте были, дела Авраамля бысте творили» (Ин.8:39); какие же дела должны делать мы?» (II, 39–40). «Наша жизнь есть любовь, – да, любовь. А где любовь, там и Бог, а где Бог, там все добро... Итак с радостию всех питай и услаждай, с радостию всем угождай и надейся во всем на Отца Небесного, Отца щедрот и Бога Всякого утешения. Приноси в жертву ближнему то, что дорого тебе...» (II, 39). Так, видим, о. Иоанн обращает основные догматы в непосредственное нравственное наставление, показывает, что всякая истина веры хранит в себе моральный смысл.

В духе древних Отцев, о. Иоанн прибегает к уподоблениям для различения Ипостасей Святой Троицы, а именно: представляя Бога Отца как Ум или Мысль, Бога Сына как Слово Отчее, и Бога Духа Святого как Божественное Дело, – о. Иоанн богословствует об Отце, прежде всего, как о Божественной Мысли. От Ума Божественного, от Мысли Божественной – всякая мысль в мире. «Вообще в мире мы видим царство мысли, как во всем составе видимого мира, так, в частности, на земле, в обращении и жизни земного шара, в распределении стихий света, воздуха, воды, земли, огня (в сокровенности), тогда как другие стихии разлиты во всех животных – в птицах, рыбах, гадах, зверях и человеке, – в их мудром и целесообразном устройстве, в их способностях, нравах, или привычках, – в растениях, в их устройстве, питании и проч., словом, везде видим царство мысли, даже в бездушном камне и песчинке» (I, 8).

Божественная мысль имеет свое отображение в человеческой мысли. «Мы потому и можем мыслить, что есть беспредельная мысль, как потому дышим, что есть беспредельность воздушного пространства. Вот отчего называются вдохновением светлые мысли о каком-либо предмете. Мысль наша постоянно течет именно под условием существования беспредельно мыслящего Духа. Вот почему Апостол говорит: «мы не доволни есмы от себе помыслити что, яко от себе, но доволство наше от Бога» (2Кор.3:5). Вот почему и Спаситель говорит: «не пецытеся, како или что возглаголете, дастбося вам, что возглаголете» (Мф.10:19). Видишь, и мысль и даже само слово (вдохновение) приходит к нам отвне, это впрочем в состоянии благодати и в случае нужды» (I, 7).

Какое же назидание извлекает о. Иоанн из размышлений о Мысли Божественной? То напоминание, что должно избегать всякой неправды мысленной, бояться лжи, не грешить помышлением, так как ложные мысли сами собой отдаляют нас от Бога и склоняют к подчинению силе диавольской. «Грехи помышления в христианине – немаловажное дело, потому что все угождение наше Богу заключается, по свидетельству св. Макария Египетского, в помышлениях: ибо помышления суть начало, от них происходят слова и деятельность, – слова, потому что они или дают благодать слышащим или бывают словами гнилыми и служат соблазном для других, растлевают мысли и сердца других...» (I, 106).

* * *

Второе Лице Святой Троицы – Сын Божий, Ипостасное Слово Отца. Этот догмат дает о. Иоанну повод часто любомудрствовать в своих записях о силе и действенности всякого слова, не только Божественного, но и человеческого.

«Слово есть Творец и Бог наш, всякое слово Его есть истина и дело. Таково должно быть и наше слово (ибо мы во образ Божий сотворены)». – «Слово есть выражение истины, самая истина, бытие, дело. Слово предшествует каждому существу, каждой вещи, как вина их бытия – прошедшего, настоящего или будущего» (I, 260). «Как же нужно дорожить особенно всем тем, что исходит от Самого Ипостасного Слова – Евангельским словом, писаниями свв. Отцев, молитвами» (I, 16). «Христианин! дорожи каждым словом, будь внимателен к каждому слову; будь тверд в слове; будь доверчив к слову Божию и к слову святых человеков, как к слову жизни. Помни, что слово – начало жизни» (I, 196). «Слово еще потому нужно уважать крепко, что в едином слове бывает вездесущий и все исполняющий, единый и нераздельный Господь,... в одном имени Сам Сый Господь...» (I, 197). «Помни, что в самом слове заключается и возможность дела; только веру твердую надо иметь в силу слова, в его творческую способность. У Господа неразлучно с словом дело... Так и у нас должно быть, ибо мы образы Слова...» (II, 134). «Слово есть сила... И о людях говорят: у него необыкновенная сила слова. Видишь, слово есть сила, дух, жизнь» (I, 135). «Каждое слово, как зернышко, принесет тебе плод духовный – зрелый колос. Кто из молящихся не испытал этого? Не напрасно Спаситель сравнивал семя со словом, а сердце человеческое с землею» (II, 138). «Нужно веровать, что за словом, как тень за телом, следует и дело, так как у Господа слово и дело нераздельны: «ибо Той рече, и быша; Той повеле, и создашася» (Пс.148:5)... То беда, что мы маловерны и отделяем слова от дела, как тело от души, как форму от содержания, как тень от тела» (I, 186).

Ясно, что в большинстве приведенных мыслей о. Иоанн говорит о молитве, о силе молитвенного слова, сказанного с верою.

Но на деле не всякое слово сохраняет свою силу. О. Иоанн замечает: «Слово в устах одних – дух и жизнь, а в устах других – мертвая буква (например, во время молитвы и проповеди)» (II, 256). Наконец, слово может быть силой отрицательной. «У диавола, отпавшего от Бога, осталась одна тень мысли и слова без истины, без сущности дела, ложь, призрак; и как истинное слово, будучи образом Бога-Слова и от Него происходя, есть жизнь, так ложное слово диавола, будучи образом его, есть смерть; ложь непременно есть смерть, ибо, естественно, причиняет душе смерть то, что само отпало от жизни в смерть» (I, 207).

Второе Лице Святой Троицы называется также Ипостасной, т.е. Личной, Премудростию Божией. Почему верим мы, что Премудрость Божия имеет личное свойство? О. Иоанн отвечает: «Как же в Боге не быть Премудрости самоличной, как в Боге не быть Творцу, как Ему не иметь Своей живой, самосущей Премудрости? Посмотри ты на все в мире, как все премудро!... Сообрази: как Бог, создав множество разумных, личных, мудрых живых существ, Сам не родил из Себя личную Премудрость? Лепо ли это? Возможно ли это? Сообразно ли это с совершенствами Творца? – Так в Боге должна быть Ипостасная Премудрость, или Ипостасное Слово Отца, равно как и Дух Животворящий, от Отца исходящий и в Сыне почивающий...» (I, 57).

* * *

Дух Святый есть третье Лице Святой Троицы. «В тебе есть дыхание, вещественное, неличное, а у Бога, как Само-Живота, оно – Дух Личный, не разливающийся, но простой, все оживотворяющий» (I, 57). «Ты еще спросишь: отчего в Боге третье Лице называется Духом и отчего Он – особое Лице, когда Бог и без того есть Дух? – отвечаю: Дух Божий назван Духом по отношению к твари: Господь дохнул Ипостасным Духом Своим – и явилось, по манию Его Животворящего Духа, бесчисленное множество духов: «Духом уст Его вся сила их» (Пс.32:6); дохнул Духом Своим в состав человеческий: «и бысть человек в душу живу» (Быт.2:7), и от этого дыхания доселе раждаются люди и будут рождаться до скончания века, по заповеди: «раститеся и множитеся» (Быт.1:28). Если столько личных отдельных существ Господь сотворил Духом Своим, то как же не быть Лицем, или личным творящим Существом Самому Духу Божию?... Если есть бесчисленное множество сотворенных личных духов, то Самому ли Богу оставаться без Духа, как без Своего Лица – Самостоятельного, Ипостасного?» (I, 56).

«Дух Святый, подобно воздуху, все наполняет и все проникает: везде сый и вся исполняяй» (II, 60). «Сам Господь Иисус Христос уподобляет Духа Святого в Его действиях водной стихии (Ин.7:38–39), воздуху или ветру (Ин.3:8)» (I, 261). «Как комнатный воздух имеет тождество с внешним и от него происходит, как он необходимо предполагает наружный, всюду разлитый воздух, так душа наша – дыхание Духа Божия – предполагает существование вездесущего и всеисполняющего Духа Божия» (II, 243). «Дух есть, иже оживляет (Ин.6:63). Духу Господню в тварях принадлежит оживотворение их со времени их творения, а Сыну Божию – сотворение, приведение их от небытия в бытие... Дух Святый созидает нас во чреве матери нашей; Духу Божию принадлежат наши духовные блага» (I, 312).

Душа наша живет Духом Святым, Им мы молимся, Им духовно очищаемся, Им спасаемся. «Как дыхание необходимо для тела, и без дыхания человек не может жить; так без дыхания Духа Божия душа не может жить истинною жизнью. Что воздух для тела, то Дух Божий для души. Воздух подобие некое Духа Божия. Дух идеже хощет дышет (Ин.3:8)» (I, 6). «Кто усердно молится, тот привлекает в себя Духа Святого и молится Духом Святым» (II, 196). «Молитва есть дыхание души, как воздух дыхание естественного тела. Дышим Духом Святым. Ни одного слова молитвы не можешь сказать от всего сердца без Духа Святого» (II, 196). «Как естественно, сладостно и легко дышать воздухом, так должно быть естественно, легко и сладостно дышать Духом Святым» (II, 221).

«Как в разговоре с людьми посредником между нашими словами и словами другого служит воздух, находящийся везде и все наполняющий, и чрез воздух слова долетают до слуха другого, а без воздуха невозможно было бы говорить и слышать: так в духовном отношении, в сообщении с безтелесными существами посредником бывает Дух Святый, везде сый и вся исполняяй» (II, 332).

«Единем Духом напоихомся: Видишь, Дух Божий, как вода или воздух, окружает нас со всех сторон» (II, 339).

«Долго я не знал во всей ясности, как необходимо укрепление нашей души от Духа Святого. А теперь Многомилостивый дал мне узнать, как оно необходимо. Да, оно необходимо каждую минуту как дыхание, – необходимо на молитве и во всей жизни... Надобно, чтобы сердце наше стояло на камне. А камень этот – Дух Святый» (I, 90–91).

«Все благочестивые люди – напоение единого Духа Божественного, подобно напоенной губке». – «Утешитель Дух Святый, исполняя всю вселенную, проходит сквозь все верующие, кроткие, смиренные, добрые и простые души человеческие, живя в них, оживляя и укрепляя их; Он бывает все для них: свет, сила, мир, радость, успех в делах, особенно в благочестивой жизни, – все доброе...» (I, 162–163).

Так видим, что и догмат о Святом Духе в мысли о. Иоанна тесно связан с жизнью. Учение о Духе Святом есть одновременно учение о жизни мира и об источнике и питании всякого благочестия и святости.

* * *

Таково учение о. Иоанна о Пресвятой Троице. В Боге, Единице Триипостасной, вся полнота жизни внутрибожественной и бытия мира. Отражение свойств Божественных представляет собою вселенная, материальный мир, и в особенности, человек. Отсюда сделаем общий вывод словами о. Иоанна: «Чтобы сделаться чистыми образами Пресвятой Троицы, мы должны стараться о святости своих помышлений, слов и дел. Мысль соответствует в Боге – Отцу, слова – Сыну, дела – Духу Святому всесовершающему» (I, 106).

«Господь твой есть Любовь: люби Его и в Нем всех людей, как чад Его во Христе, Господь твой есть Огнь: не будь холоден сердцем, но гори верою и любовию. Господь твой есть Свет: не ходи во тьме и не делай ничего в темноте разума, без рассуждения и понимания или без веры. Господь твой есть Бог милости и щедрот; будь и ты для ближних источником милости и щедрот. Если ты будешь таким, то получишь спасение со славою вечною» (I, 107).

Такою должна быть наша жизнь, ибо мы носим в себе образ Божий.

Но на деле «мы большей частью живем в сомнениях, маловерии, неверии, «очи имуще и невидяще, уши имуще и не слышаще, сердце окамененно имуще» (Мк.8:17–18)» (II, 361). «Мы замечаем в себе борьбу веры с неверием, доброй силы со злою, духа церковности с духом мира... Знаете отчего это? – спрашивает о. Иоанн, и отвечает: от борьбы двух противоположных сил: силы Божией и силы диавольской. И я чувствую в себе борьбу двух противоположных сил. Когда я стану на молитву, то иногда злая сила давит мучительно и погружает мое сердце, чтобы оно не могло возноситься к Богу», – записывает о. Иоанн в одной из сравнительно начальных своих записей. Веяние злой силы диавола подобно яду, попадающему в тело. Царство жизни и царство смерти идут рядом. И невольно встает вопрос: зачем Господь попускает быть диаволу и действовать даже в добрых душах?

И в этом о. Иоанн видит промыслительные планы Божии. «Не испытаешь на себе действий злых козней духа злого, не узнаешь и не почтишь как должно благодеяний, даруемых тебе Духом благим; не узнавши духа убивающего, не узнаешь и Духа Животворящего. Только по причине прямых противоположностей добра и зла, жизни и смерти – мы узнаем ту и другую... Слава Богу, Премудрому и Всеблагому, что Он попускает духу злобы и смерти искушать и мучить нас! Иначе, как бы мы стали ценить утешения благодати, утешения Духа Утешительного, Животворящего!» (I, 55).

Для того даны нам Святая Церковь, святые таинства ее и все благодатные ее установления, чтобы мы имели возможность находиться под постоянным воздействием всепобеждающей благодати Божией.

Действия благодати Божией открыто видим в жизни. Горд ли кто был, самолюбив, зол – но стал кроток и смирен, стал таким силою благодати. Неверующий – верующим – силою благодати. Сребролюбивый – нестяжателен, правдив, щедр – силою благодати. Чревоугодник был, сделался воздержником из сознания нравственной высокой цели – по благодати. Ненавистником, злопамятным был – сделался человеколюбивым – по силе благодати. Холоден был к Богу, к храму – переменился, стал горяч к Богу – по действию благодати. «Отсюда видно, что многие живут вне благодати, не сознавая ее важности и необходимости для себя и не ища ея... Многие живут во всяком изобилии и довольстве..., но благодати в сердцах своих не имеют, этого бесценного сокровища христианского, без которого христианин не может быть истинным христианином и наследником Царствия Небесного» (II, 209–211).

«Признак милости к нам Господа или Пречистой Матери Его, после или во время молитвы, есть мир сердечный, особенно после действия какой-либо страсти, которой свойство – отсутствие мира душевного. По душевному миру и какой-то святой неге сердечной мы легко можем узнать, что молитва наша услышана и благодать просимая подана» (II, 292).

Пользуйся же, христианин, Божией сокровищницей благодати! «Когда молишься Отцу и Сыну и Святому Духу – в Троице единому Богу, – не ищи Его вне себя, но созерцай Его в себе, как в тебе живущего, совершенно тебя проникающего и знающего. Не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас (1Кор.3:16)» (II, 252).

Помни, «что душа твоя есть как бы некоторый отпечаток Божества, и все богатство души заключается в Боге, как в сокровищнице (Сокровище благих), откуда мы можем почерпать всякое духовное благо молитвою веры и терпением и очищением себя от всякия скверны» (II, 319).

«Как вод преизобильное множество на земле, и все пьют их, приходят и черпают даром, так Господь есть как бы океан духовных вод, приходи и черпай всякие блага духовные почерпалом истинной, твердой и непостыдной веры. Только простри это сердечное почерпало и непременно зачерпнешь изобильно воду жизни, прощение грехов и мир совести. Но сомнения бойся: оно лишает тебя средства почерпать всякую милость Божию» (II, 257).

Воды от этого источника найдешь также в общении со святыми в молитве; они – в благодатной жизни Церкви. «Священство или вообще все святые суть священные водоемы, из которых благодатная вода сообщается прочим верующим. «Реки из чрева его потекут воды живы» (Ин.7:38)» (II, 296).

Так поучает нас о. Иоанн основным истинам христианской веры и жизни, построенной на этих истинах. Ценность для нас его богословия заключается в теснейшей связи между его богословской мыслью, его словом и его жизнью, всей его пастырской облагодатствованной деятельностью. Ценность в том, что его личная жизнь оправдала, доказала, осуществила его веру. «Опыт!» – «На опыте!» этим восклицанием часто заканчивает о. Иоанн свои отдельные записи. «Сколько раз я ни молился с верою, Бог всегда слушал меня и исполнял молитвы Мои» (II, 321). Что может быть сказано сильнее этих слов?

Протоиерей Михаил Помазанский.

В этом году, 1958 – 20 декабря исполняется 50 лет со дня блаженной кончины приснопамятного настоятеля Кронштадтского Собора Протоиерея Иоанна Сергиева, во всей России известного под именем Протоиерея Иоанна Кронштадтского.

О. Иоанн Кронштадтский в своих «Мыслях о Богослужении Православной Церкви» писал: «есть люди, для которых Литургия – все на свете».

О. Иоанн Кронштадтский был великий молитвенник Земли Русской. Отличался благочестивой святой жизнью, творил много чудес, и оказывал неимущим широкую помощь.

Отдаваясь молитве, он особенно высоко ставил Божественную Литургию, которую он считал вечным великим чудом и отдавался ей всецело. И безусловно, когда он писал в мыслях о Литургии, то конечно он разумел прежде всего самого себя, как говорил известный в бывшем Петербурге Протоиерей о. Павел Лахотский, хорошо знавший о. Иоанна и очень часто сослуживший ему.

Он накануне 2-ой годовщины 19 Декабря ст. ст. 1910 года держал речь в собрании Общества религиозно-нравственного просвещения об о. Иоанне Кронштадтском, как совершителе Божественной Литургии.

Эту речь и предлагаем нашим читателям, посвящая ее 50-летию блаженной кончины о. Иоанна Кронштадтского.

«Есть люди, для которых Литургия – все на свете». (Мысли о. Иоанна о богослужении православной Церкви, стр. 63).

Когда о. Иоанн писал эти слова, то разумел прежде всего самого себя. Известно, что с первых дней своего священства он стремился совершать Божественную Литургию как можно чаще, а в последние 35 лет своей жизни совершал ее ежедневно, кроме тех дней, утро которых проводил в пути, или в которые был тяжко болен. Но и то, если он ехал по железной дороге, спешил к утру сделать перепутье, чтобы можно было в близлежащем монастыре или селе, если таковых не оказывалось на самой дороге, совершить Евхаристию и причаститься, а если путешествовал на пароходе в родную Суру, или ехал по Волге или Каме, то располагал заранее свое время так, чтобы не оставаться несколько дней подряд без священнодействия и причащения.

Очевидно он не только живо чувствовал и ясно сознавал, но и опытом личной жизни все величайшее значение для своей жизни и деятельности этого великого таинства. И действительно, он и говорил и писал, что свою бодрость, свою неутомимую энергию, свою положительно непосильную обыкновенному смертному, деятельность, оставлявшую ему для сна и покоя не более 4-х часов в сутки, он объясняет тем, что ежедневно, по милости Божией, он совершает великое таинство и причащается св. Таин.

В своих дневниках он очень часто обращается мыслью и благоговейным чувством к Божественной литургии и не находит даже на своем, богатом для выражения духовных понятий, языке достаточно слов, чтобы изобразить ее величие и плоды для верующих.

«Что величественнее, трогательнее, животворнее на земле служения литургии? Тут изображается и совершается величайшее таинство любви Божией к роду человеческому – соединение Бога с человеками» (Мысли о богослужении, стр. 61).

«Без таинства Тела и Крови, без литургии, могло бы забыться величайшее дело любви, премудрости, всемогущества Спасителя нашего, могли бы утратиться плоды Его страданий; посему Он повелел творить таинство, таинство Тела и Крови Его и не только в воспоминание, но и в теснейшее общение с Ним. Громогласно, во всеуслышание, во всем мире совершается это таинство». (Там же, стр. 87–88).

«Все мы любим жизнь, но в нас нет истинной жизни без источника жизни – Иисуса Христа. Литургия есть сокровищница, источник истинной жизни: потому что в ней Сам Господь, Владыка жизни, преподает Себя Самого в пищу и питье верующим в Него и в избытке дает жизнь причастникам Своим, как Сам говорит: «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный», «Аз приидох, да живот имут и лишше имут» (Ин.6:54, 10:10). Если бы мир не имел Пречистого Тела и Крови Господа, он не имел бы главного блага, блага истинной жизни – («живота не имате в себе» – Ин.6:53), имел бы лишь призрак жизни» (Там же, стр. 69).

«Божественная литургия есть непрестанное и величайшее чудо в благодатном царстве Божием; есть, так сказать, непрестанное заколение Агнца Божия и излияние Его крови пречистой; воспоминание Его искупительных страданий, смерти, воскресения, вознесения и второго Его пришествия, ибо Он «единою Себе принес Отцу» (Евр.7:27) за весь мир, присно закалается и освящает причащающиеся, есть непрестанно продолжающаяся и до конца мира продолжаться имеющая жертва Богочеловека Богу Отцу Своему за нас грешных. «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся: ибо Господь за всех пострадал, и умер, и воскрес, и потому всем родам человеческим во все дни напоминает и будет напоминать о Своей жертве и преподавать ее всем искренно верующим и желающим спасения в пищу и питие для очищения и обновления до скончания века, чтобы все верные могли спастись и все грешники нераскаянные были безответны» (Там же, стр. 69).

«Мысль литургии – да вси едино будут о Христе. К соучастию в Божественной литургии призываются на проскомидии и литургии все святые, начиная с Божией Матери. Со священником участвуют в служении все святые и все ангелы» (стр. 74). «Кроме того, через литургию я ежедневно обновляю свое общение во Христе со всею земною Церковью. О, литургия, всемирная, вселенская! О, литургия, воистину божественная и обожающая человека, небесная и творящая людей из земных небесными» (стр. 75). «В какой близости друг к другу находятся и небожители, и землежители, и Божия Матерь и все святые, и все мы, православные христиане, когда совершается Божественная, всемирная, пренебесная, всеобщительная литургия! Боже мой! Какое прерадостное, животворное общение» (стр. 80).

О. Иоанн имел дерзновенный взгляд на литургию. «Совершая благоговейно и чистым сердцем литургию, можно и должно крепко надеяться, что мы испросим через нее у Бога все, потребное для душ и телес наших: оставление грехов, здоровье, спасение и во всем благопоспешение живым и милость Божию, оставление грехов и упокоение со святыми всем в вере, покаянии и уповании вечной жизни преставившимся. Литургия всесильна, вседейственна, ибо вообразите, какая жертва на ней приносится? Сам Единородный Сын Божий. Если же Бог Сына Своего Единородного для нас не пощадил, то как не даст нам с Ним всего (сравн. Рим.8:32)? Апостол недоумевает, как может быть иначе» (стр. 70).

У о. Иоанна слово и настроение никогда не расходились с делом и жизнью. Как он понимал литургию, как учил о ней, так и совершал ее, совершал необыкновенно, вживаясь в каждое слово возгласов и молитв, отдаваясь весь безраздельно воспоминанию о Господе Иисусе Христе, Который на литургии «и приносящий и приносимый, и жертва и архиерей» (Молитва на литургии).

Присматриваясь к нему на литургии и в Кронштадте, и в разных храмах С.-Петербурта, нельзя было не видеть, что каждую литургию он совершал так, как бы она была первою, совершаемою им в жизни литургиею, всякий раз с новою, свежею, если так можно выразиться, благодатию. Быть может, и даже вероятно, для этого постоянного поновления своего настроения, он охотно соглашался служить в разных храмах, где внешне новая обстановка, новые сослужащие как бы подновляли его впечатления. Он любил, даже пребывая в одном городе, в одном монастыре несколько дней, служить в разных храмах, иногда выражал желание послужить там-то.

Он жил духовно от литургии до литургии. Все остальное было для него второстепенным, не захватывало и не заполняло его души так, как литургия. Много раз приходилось наблюдать его после совершения таинства и пред совершением, рано утром, и его настроение, речи, всё поведение подтверждали, что для него литургия – все на свете.

Невыразимо добрый и общительный, он никогда не отказывался разделить после литургии трапезу с сослуживцами и своими почитателями, а у себя в Кронштадте, в нарочитые дни, непременно сам устраивал для них угощение.

Вот он, переговоривши с некоторыми, особо в его утешении и помощи духовной и телесной нуждающимися, после литургии в алтаре, где-нибудь на лестнице, по дороге из храма в дом, или, в укромном уголке квартиры, входит быстро в комнату, где приготовлена трапеза, приветливо, при общем оживлении, со всеми здоровается, садится на приготовленное для него место и некоторое время молчит, сосредоточен в себе, видимо живет еще воспоминаниями от совершенной литургии, ибо отдельные замечания и молитвенные, благодарные обращения дышат этими воспоминаниями, затем он заводит разговор непременно на тему о Церкви, о храме, о богослужении. Мысль о единении всех верующих о Христе в Божественной литургии продолжает управлять его действиями и он, пусть тут близко сидят радушные хозяева трапезы, начинает наливать всем, близко сидящим, вино и ласково угощает их, переливает из своего сосуда в другие, берет густую ветку винограда, разделяет ее на части, угощает всех около находящихся, а некоторых подзывает к себе издали и дает им в руки, разламывает на части апельсин и с ним делает то же, кладет в чужие стаканы и чашки сахар, хотя бы туда его много было положено раньше, и все это сопровождает разными назидательными наставлениями, могущими составить, если бы их собрать вместе, своего рода «сокровище духовное». Но до конца трапезы о. Иоанн никогда не досиживает, быть может потому, что обычная обстановка и темы разговоров в это время не будут соответствовать, по своей суетности, его настроению, а еще вероятнее – ему нельзя. Он здесь уже утешил, согрел и осветил своим светом, теперь надо торопиться к другим, особенно к больным, старым и немощным, которые сами не могут придти к нему, а жаждут видеть его и ждут с нетерпением.

И здесь приходилось замечать, что он живет все еще воспоминаниями о Божественной литургии. Вот входит он к больному (чего Бог сподобил меня быть несколько раз свидетелем), его с трепетною радостью встречают, а больной (или больная) благодарит его за молитвы, сообщает, что ему после прошлого посещения о. Иоанна стало легче, – что он надеется, что и теперь будет ему легче, а о. Иоанн дерзновенно отвечает: «непременно надейся, ведь я недавно совершил Божественную литургию, во мне Христос Спаситель, Всемогущий Бог. Твоя вера нужна, а Он все может сделать», или ту же мысль выражает другими словами.

Алчба и жажда совершения Евхаристии и приобщения св. Таин выражались у о. Иоанна и в том, что он никогда почти не выдерживал до того срока, в который назначена литургия: он всегда приезжал и начинал служение немного, а иногда и значительно, раньше, чем назначал.

Как именно совершал о. Иоанн Божественную литургию, – это описать чрезвычайно трудно, хотя приходилось служить с ним много раз, и все существующие описания не передают, да и не могут передать того, что можно было только благоговейно созерцать, не имея сил проникнуть в тайники духа о. Иоанна и верно понять, что там совершается. А там совершалось, без сомнения, тоже своего рода священнодействие – полное соединение этого, востановленного святою жизнью и целожизненным горением пред Богом, чистого образа Божия с Своим Первообразом.

Вся Церковь небесная – пророки, апостолы, мученики, святители, преподобные и все небожители были для о. Иоанна во время литургии близкими, живыми собеседниками.

Поражали все его возгласы. Он произносил их отрывисто, резко, громко, подчеркивая и растягивая некоторые слова, иногда, даже в середине возгласа, поворачиваясь к народу, как бы особенно приближаясь к нему в это время своею молитвою за народ. Молился он также необыкновенно. То он совершенно оставлял на время крестное знамение, а только низко кланялся или устремлял свой взор к нему, то коленопреклоненный стоял долго без всякого движения. Молитвы он читал так, как будто видит перед собою Спасителя, или Богоматерь, или святых, то в глубоком смирении в прах повергаясь пред ними, то дерзновенно, как бы требуя исполнения просимого.

Иногда о. Иоанн употреблял жесты, или особого рода движения, согласованные с его внутренними в то время переживаниями, а потому вполне естественные и едва ли кем заподозренные в их искренности. Так, во время песни о воплощении Сына Божия «Единородный Сыне и Слове Божий...», он брал с престола святой крест и несколько раз с умилением, а иногда и слезами, целовал его. После пресуществления Свв. Даров он иногда несколько раз приближал к себе дискос со Святым Телом или св. Чашу с Кровью Спасителя, ставя их на край престола и низко наклонялся над ними, целовал края свв. сосудов, и слезы умиления обильно текли по его ланитам, так что нужно было вытирать их платками, которые и вынимал о. Иоанн то из одного, то из другого кармана своего подрясника.

К некоторым литургийным молитвам, положенным по чину, о. Иоанн прибавлял свои моления, большею частью одни и те же, им самим напечатанные в книге «Мысли о Богослужении Православной Церкви», но иногда и особые, судя по времени, месту и обстоятельствам служения. Все эти моления – выражение дара глубокого проникновения в значение Голгофской Жертвы и Божественной литургии, как повторения этой жертвы. Особенно трогали сослужащих ему краткие прибавления к словам Спасителя: «Приимите, ядите, Сие есть Тело Мое...» и «Пийте от Нея вси...» Пасхальной песни: «О, Божественного, о любезного, о сладчайшего Твоего гласа, с нами бо неложно обещался еси быти до скончания века, Христе...», и после благословения Свв. Даров слов апостола: «Велия благочестия тайна: Бог явися во плоти», и «Слово плоть бысть и вселися в ны».

Нельзя было не заметить, что сряду после причащения Свв. Таин, лицо о. Иоанна просветлялось, осиявалось радостью, обычная усталость и утомленность сразу исчезали, и он становился «юным» и бодрым, каким все мы и привыкли видеть его до самой последней болезни.

Нельзя не сказать, что архипастыри, пастыри и верующие миряне чрезвычайно дорожили молитвенным общением с о. Иоанном во время литургии, им или его участием совершаемой. Его наперерыв звали служить на праздники и церковные торжества. Если центр праздника Божественная литургия, если о. Иоанн совершитель ее, который давал понять ее силу и значение, то можно ли не желать, чтобы он был? Без него, при его жизни, и праздник был как будто неполным, и потому он служил не только во всех храмах Кронштадта, почти всех – Петербурга, но и во многих храмах Москвы и едва ли не во всех больших городах России. Соглашался он служить на праздниках весьма охотно: литургия – его жизнь; он рад, что другие желают проникнуть в тот Божественный дар людям, который он сам так ясно понимал и так полно переживал в литургии. Где он служил, там всегда собор, много священников и диаконов; где он, там и народа бездна, народа верующего, истинно-православного, того народа, которым вера в грешном, разлагающемся духовно, мире держится, да и самый мир стоит этим народом. Где он, там торжество любви и братства, там – пир веры. Значение о. Иоанна в этом отношении огромно и еще мало оценено. Окруженный постоянно, при служении литургии, сонмом священнослужителей, он являлся для них учителем в самом важнейшем деле их служения. Воистину он был здесь пастырем пастырей!

Время отодвигает от нас благодатное и одухотворяющее пребывание с нами о. Иоанна. Уже два года протекло со дня его кончины. Но пройдут и многие годы, а мы не забудем, не можем забыть этого яркого светильника Православной Церкви. Мы не только не можем забыть его сами, но на нас лежит священный долг – передать память о нем и благоговение к нему нашим потомкам...».

Я привел речь протоиерея Лахотского.

К этому с своей стороны хочу прибавить следующее: я видел о. Иоанна Кронштадтского служащим в нашем Морском Соборе в Кронштадте и в нескольких наших военных церквах Петербурга и обратил внимание на его манеру, когда благословлял народ при возгласе «Мир всем», он оставался стоять лицом к народу, преклонив голову, пока певчие не пропоют «и духови твоему».

Мне это очень понравилось, и, подумав над этим проникновенно, понял, что смысл его действия: на благословение его ему отвечают «и духови твоему», он, выслушивая это, преклонением головы, благодарит.

У нас в епархии тоже есть священник, так поступающий. Я поинтересовался у его окружающих, видел ли он когда-либо о. Иоанна Кронштадтского служащим? Получил отрицательный ответ. Значит, он сам осмысленно дошел до этого.

Е. Махароблидзе. (Секретарь Епарх. Управ. Германской Епархии).

«Церковныя Ведомости» 3–4. г. Мюнхен 1958 г. Апрель м.

Введение.

«Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Лк.11:17).

Никогда еще ни об одном из святых или праведников не говорили и не писали так много, как об отце Иоанне Кронштадтском. Поэтому мы ставим себе задачей не столько дать полный образ его, всем нам хорошо известный, сколько охарактеризовать его эпоху и уяснить себе историческое значение личности отца Иоанна. О нем и его творчестве коснемся только отчасти.

Отец Иоанн жил в то время, когда духовный кризис переживаемый Россией, достигал своего высшего предела: фатальная раздвоенность царила во всех областях жизни нашего государства.

С одной стороны духовное возрождение в подвижничестве, начавшееся в 19-м веке и охватывавшее верующих русских людей, давало свои богатые всходы; с другой, – подавляющее большинство общества было захвачено противоположным течением; чуждым нам, шедшим с запада, атеистических и революционных воздействий.

Отец Иоанн весь вышел из стихии духовного возрождения, он весь в ее духе и свете; и волна этого возрождения высоко вознесла о. Иоанна на вершину своего гребня. Господь высоко поставил на свечнице этот горящий Свой светильник.

Другая волна безбожия и разрушения, волна антихристова духа, воздвигла на вершину Льва Толстого, который и стал общепризнанным его пророком. Властно и грозно восстал о. Иоанн против врагов церкви и государства, непрестанно обличая их, призывая к покаянию, угрожая карой Божией. В этом было его пророческое призвание и служение.

Перейдем теперь к более подробному рассмотрению нашей темы.

I. ОТЕЦ ИОАНН В ДУХЕ И СИЛЕ ДРЕВНЫХ СВЯТЫХ ОТЦОВ.

«Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Лк.12:49).

Путь к святости.

После Петровских реформ и последующих за ними, направленных против монашества, наступила упадочная эпоха в русском монашестве; но уже с 19 века намечается духовное возрождение.

Основание этому положил архимандрит Паисий Величковский: со второй половины 18 столетия он занимается переводами с греческого на славянский аскетических творений свв. Отцов (Добролюбие) и возрождает в своем монастыре в Молдавии древне-восточное подвижничество. В нем, в этом подвижничестве, центр тяжести лежит не на внешнем, а на внутреннем подвиге, а именно, в преодолении «ветхого человека», достижении бесстрастия. Конечной целью всех подвигов становится непосредственная встреча с Богом – «стяжание Духа Святого». В связи с этим восстанавливается старческое руководство в духовном делании.

Возрождение монашества в России связано еще с именем митрополита С.-Петербургского Гавриила. В 1793 г. он издает «Добротолюбие»; кроме того, назначает учеников Паисия настоятелями многих Русских монастырей, которые и восстанавливают в монашеском подвиге древнюю традицию, перед этим у нас почти забытую.

В эпоху возрождения возникают сонмы св. подвижников. К раннему периоду относится величайший Святой – преп. Серафим Саровский (1759–1833).

В Саров его направляет старец Досифей, поддерживавший духовную связь с Паисием Величковским. Досифей заповедал преп. Серафиму непрестанно творить Иисусову молитву. В Саровском лесу преп. Серафим подвизался с о. Марком и игуменом Назарием, который в свое время был вызван митроп. Гавриилом в Петербург для участия советами при поправке темных мест перевода на славянский язык «Добротолюбия», как знающий духовную жизнь из личного опыта. Надо полагать, что о. Назарий привез «Добротолюбие» в Саров. «Дар святости у преп. Серафима, – говорит известный церковный историк, – как всяк дар Свыше сходяй, от Отца Светов», а личные достижения Преподобного от его героического подвига. Его наука духовная и помощь ему учительная от той живительной реки русского аскетического возрождения, по которой Преподобный возжелал вести ладью своего жития».

Отец Иоанн Сергиев родился в 1829 г., незадолго до кончины преп. Серафима и, подобно ему, возжелал повести ладью своего жития по тем же светлым водным струям духовного возрождения.

Мы не знаем, кто из духовных лиц был особо близок о. Иоанну в пору его учения в Академии, кто был его духовником. Или были учителями одни книги? Можно утвердительно сказать то, что в ту эпоху не было недостатка в опытных подвижниках-руководителях, их можно было встретить на каждом шагу. А также стали появляться в печати одна за другою и аскетические творения. То была пора расцвета духовного возрождения.

К этому времени ученики учеников старца Паисия сосредоточились, главным образом, в Оптиной Пустыни, которая стала духовным центром и прославилась своими прозорливыми старцами и своей просветительной деятельностью. Начиная с 1847 г., во главе со старцем Макарием, группа профессоров и писателей переводят с греческого и издают святоотеческие творения. Их деятельность – распространение святоотеческой литературы – совпадает с академическими годами о. Иоанна (1851–1855) и первыми годами его священства.

В то же самое время близ Петербурга настоятельствовал архимандрит Игнатий Брянчанинов (1807–1867) в основанной им Сергиевой Пустыни. Это был привлекательный и обаятельный образ истинного подвижника.

Вначале царствования Николая 1-го, он первым окончил Военное Инженерное училище, будучи стипендиатом Императрицы и любимцем Государя, но предпочел монашеский подвиг, открывавшейся перед ним блестящей мирской карьере.

Архим. Игнатий был учеником оптинского старца иеросхимонаха Льва и автором «Аскетических опытов», в коих он излагал на основании учения свв. Отцов путь «внутреннего делания», предостерегая от обольщения. Как писатель, архим. Игнатий обладал редким литературным талантом и поэтическим даром. Уже в годы священства о. Иоанн в Кронштадте, а именно в 1858 г., архим. Игнатий был хиротонисован во епископы и отбыл в Ставрополь. После него настоятельствовал в Сергиевой Пустыни [1] архим. Игнатий Малышев, его любимый ученик, воспринявший дух своего учителя.

Известна связь о. Иоанна с Сергиевой Пустынью в его молодые годы; она не прекращалась и впоследствии: при кончине о. Игнатия Малышева в 1898 г. о. Иоанн читал ему молитву на исход души.

Другим выдающимся современником о. Иоанна был епископ Феофан Вышенский Затворник (1811–1894), около двадцати лет (с 1873–1890) работавший над русским переводом «Добротолюбия» и своими писаниями и письмами руководивший верующей частью современного ему поколения. Еще в сане иеромонаха он был инспектором С.П.Б. Академии. Это было между 1856 и 58 гг., т.е. до[2] пребывания в Академии о. Иоанна (1851–1855). Когда о. Феофан, возвратясь с Востока, стал ректором Академии, он о. Иоанна уже там не застал. Так что возможно, что они никогда не встречались лицом к лицу.

Тем не менее известно, что еп. Феофан из своего затвора впоследствии предупреждал о. Иоанна об опасности избранного им пути: целителя немощей человеческих болезней вне стен монастыря, без монашеского искуса и послушания.

Но исключительный путь этот был избран о. Иоанном не самовольно. Илларион, сподвижник преп. Серафима, подвизавшийся в Решминской пустыни, подвигнул его на этот путь через старицу Параскеву Ивановну Ковригину. Отец Илларион ей сказал: «Пришло время тебе идти на путь добра, оставив дом свой. Иди в Кронштадт, там воссияло новое светило Церкви Христовой – о. Иоанн! Иди и служи ему! – мое благословение будет с тобой». По словам о. Иоанна эта старица убедила его молиться об исцелении болящих.

Хотя о. Иоанн священствовал в миру и не имел монашеского пострижения, но внутренняя жизнь его была вся в монашеском подвиге, согласно святоотеческой традиции. Он постоянно говорит о внутреннем духовном делании, о «невидимой брани» – не только против страстей, но и против «духов злобы поднебесных», говорит об «умно-сердечной молитве» и силе и действенности «Имени Иисусова».

О своем духовном делании он подробно рассказывает 12 декабря 1900 г. в «Слове» своем по поводу сорокапятилетия со дня рукоположения в священство [3].

Здесь он касается первых шагов своих на пути духовной брани.

Но самоиспытание, познание самого себя, непрестанная молитва – были делом всей его жизни до самого конца. Глубочайшее смирение было его щитом и забралом: «Я по телу – земля и пепел, а душа моя живет и покоится только Богом. Он и светлость мысли моей, и крепость сердца моего, собственно я – ничто».

Вот что говорит о. Иоанн о себе в упомянутом «Слове». «...Рукоположенный в священники и пастыри, я вскоре на опыте познал с кем я вступаю в борьбу на моем духовном поприще, именно с сильным, хитрым, недремлющим и дышащим злобою и гибелью и адским огнем геены, князем мира сего и с духами злобы поднебесными... Эта борьба с сильным и хитрым невидимым врагом воочию показала мне, как много во мне немощей, слабостей и греховных страстей, – как много во мне имеет князь мира сего, и как я должен много бороться с собою, со своими греховными наклонностями и привычками и победить их, чтобы быть, по возможности, неуязвимым от стрел вражиих.

Началась духовная брань, самонаблюдение, изощрение духовного зрения, обучение себя непрестанной тайной молитве и призыванию Всеспасительного Имени Христова; как псалмопевец царь-пророк Давид, я постоянно стал «возводить сердечные очи в горы» – на небо, откуда приходила ко мне явная, скорая державная «помощь» (Пс.120:1–3) и враги мои сильные обращались в бегство, а я получал свободу и мир душевный...

Доселе продолжается во мне эта брань; и долгое время духовной брани научило меня многому и особенно – опытному познанию всех тонкостей духовной брани, всех бесчисленных козней невидимых врагов и твердому, всегда уверенному призыванию имени Господа Иисуса, перед которым они стоять не могут; в этой невидимой брани я познал всегдашнюю близость ко мне Господа, Его безмерную благость, скоропослушливость Его, бесконечную святость Его существа, для которого противен и гнусен один «помысел неправедный» (Притч.15:26) и одно мгновенное изволение на грех, или услаждение грехом, которая (Святость Бога), неотменно и непреложно ищет и требует от всех нас святости в помыслах, святой горячности в чувствах, святости во всех движениях нашей воли, в словах, в делах. В этой брани я познал бездну долготерпения к нам Божия; ибо Он Един ведает всю немощь нашей падшей природы, которую Он милостиво принял на Себя, кроме греха (1Пет.2:22; Ис.53:9; 1Ин.3:5, 4:10), и потому повелел «семью семьдесят раз» прощать грехи (Мф.18:22) падающим в них; и Он окружил и окружает меня всякий день радостями избавления от них миром и пространством сердечным. Испытанное мною милосердие Божие и близость ко мне всегдашняя Господа уверяет меня в надежде вечного моего спасения и всех руководствуемых и послушающих меня во спасение, по слову Писания «Се аз и дети, яже ми дал есть Бог» (Евр.2:13 (и) Ис.8:18)».

Затем о. Иоанн говорит о том, как «служа во всеоружии божественные дивные службы и причащаясь ежедневно святейшего и животворного таинства», он ощущал в себе «животворность его для души и тела, победу его над грехом и смертью, оправдание, мир, свободу, дерзновение духа».

Таким образом, через внутреннее делание «и ежедневное сосредоточенно-благоговейное служение Литургии», о. Иоанн восходил от силы в силу, достигал и сподобляясь все больших и больших даров Св. Духа.

По слову Апостола: «...к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова» (Еф.4:12) «...иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третих, учителями; далее иным дал силы чудодейственые, также дары исцелений, вспоможения...» (1Кор.12:28).

И все эти дары как мы знаем, были в изобилии излияны на о. Иоанна и эти харизмы широко вещают об его святости. В кратком очерке не будем касаться его прозорливости, чудотворений, бесчисленных совершенных им исцелений, но перейдем к его творчеству, о котором скажем несколько слов.

О богословии о. Иоанна.

В творениях своих о. Иоанн вдохновляется исконным святоотеческим Православием.

Православие не есть отвлеченная философия, или доктрина человеческого интеллекта, хотя бы и основанная на Евангелии, не только своеобразие богослужения, или обряда, догмата, быта, но живая связь с Богом, подлинная жизнь в «Духе Святе», в Церкви, которая есть не что иное, как Евангельская истина, раскрываемая нам в боговдохновенных творениях святых Отцов и постановлениях Вселенских соборов, Церковь, возглавляемая Самим Христом и управляемая здесь на земле преемственной от апостолов иерархией, есть мистическое тело Христово, в котором Дух Святой все созидает, животворит, собирает, объединяет. Все в ней гармонично и органически связано, как в живом организме: так богословие и аскеза, мистика и подвиг неразделимы. Догмат обуславливает аскезу, и, наоборот, в аскетическом подвиге раскрывается догмат.

Так богословие о. Иоанна, заключенное в его творениях, прямо вытекает из его аскезы. Оно теоцентрично и является возрождением духа древних святых Отцов. Такого рода богословие, сопряженное с личной святостью, рождается по вдохновению свыше и по своему характеру отличается от богословских построений ученого разума.

О. Иоанн учил только тому, что знал из личного опыта, а образование и знания его только расширили его умственный горизонт и давали возможность находить формы изложения.

Творения о. Иоанна свободны от западных влияний гуманизма, или морализма. Будучи сам живым сосудом Духа Святаго, он пьет из того источника, откуда пили свв. Отцы и, таким образом, перебрасывает мост из древней духоносной эпохи к нашему времени. Близки ему не современники, а такие отцы и учители, как Иоанн Златоуст (IV в.) или Симеон Новый Богослов (X в.) [4], а также автор «О жизни во Христе» – Николай Кавасила (XIV в.).

Если дневник личного мистического опыта о. Иоанна – «Моя жизнь во Христе» можно сравнить с грудой самоцветных камней, то книга Кавасилы «О жизни во Христе» есть непрерывная золотая цепь равных, связанных между собой звеньев логических рассуждений, вытекающих одно из другого. Это стройная философская система.

Митрополит [5] Николай Кавасила (ум. в 1371 г.) в молодости принимал деятельное участие в придворной и политической жизни бурной эпохи при Палеологах и Кантакузенах. Он участвовал в знаменитых исихастских спорах и был на стороне Григория Паламы, перед которым он преклонялся. Об его отрицательном отношении к противникам исихазма свидетельствует его трактат о «Болтовне Никифора Григоры» (Хранится в рукописи).

Николай Кавасила был выдающимся церковным писателем. Его главные творения: «О жизни во Христе» и «Толкование Божественной Литургии». Первое из них было переведено с немецкого на русский яз. свящ. М. Боголюбским и издано в 1874 г. в СПБ., а второе вошло в состав сборника «Писания св. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию богослужения». Т. III СПБ. 1857. В рукописи оно хранится в Парижской нац. библиотеке, переписанное рукою монаха Афонского Иосафа – бывшего императора Иоанна Кантакузена, который в заглавии именует своего друга «Мудрейшим, ученейшим и святым между святыми».

Ученые католики отзываются об этом творении следующим образом: «Оно насыщено материалом из священного Писания и патриотическим и все связано в четкую доктрину сильным спекулятивным умом, подчиненным светлому благочестию. Симеон Солунский, лучший из последующих литургистов, пользовался им, подражал ему, но с меньшим талантом и одаренностью».

Надо полагать, что о. Иоанн был знаком с этими творениями митр. Николая Кавасилы. Оба они ему созвучны.

Николай Кавасила развивает мысль, что христианин должен уже в этом тленном мире начинать жизнь, которая достигает совершенства только после смерти. Жизнь заключается в единении со Христом и осуществляется через таинства: «только под действием таинств могут родиться органы восприятия духовной жизни, которые и дадут возможность в день оный войти в общение со Христом».

В первом слове творения Кавасилы в сжатом виде разобраны Таинства: Крещение, Миропомазание, Евхаристия. Евхаристию Кавасила выделяет среди других таинств. У о. Иоанна всегда можно найти параллельные места. Известно, что о. Иоанн, как и Кавасила, больше всего говорит об Евхаристии. «Моя жизнь во Христе» проникнута вся и воодушевлена литургическим настроением. «Насколько нам известно из истории Церкви, – говорит один писатель, – никогда не было такого восторженного совершителя, любителя, поклонника и восхвалителя Божествеиной Литургии, как батюшка о. Иоанн Кронштадтский. Даже Иоанн Златоуст, – этот великий учитель Церкви, едва ли восторгался Литургией, говорил о ней, влек к ней собственным восхищением и словом более, чем блаженный о. Иоанн». Так он говорит: «Что Господь всегда с нами, очевидным доказательством тому служат Его божественные животворящие Тайны: здесь Он дает нам осязать Себя, вложить руки сердца нашего в гвоздинные язвы Его и вложить персты наши в ребро Его».

Дав общее понятие о значении таинств в первом слове, Кавасила в последующих – разбирает каждое из них в отдельности и посвящает два последние слова: – 6-ое: о средствах, как сохранить жизнь во Христе, почерпнутую в таинствах и 7-ое: о преображении души, совершающемся под действием таинств.

Приведем несколько показательных мест, свидетельствующих о родстве душ 2-х православных богословов, отдаленных 6-ю веками друг от друга.

Говоря о том, что «здесь на земле духовная жизнь состоит в теснейшем единении со Христом», Кавасила уточняет интимность этого единения, он говорит: «В Писании указаны аллегории-притчи этого единения: оно указывает то на жителя и дом, то на лозу и ветви, то на члены и главу, то на брак, но ни одно из них не равно этому единению, ибо оно не может быть выражено словами, т.к. оно гораздо сильнее той связи, которая приводится в аллегории».

О. Иоанн неоднократно в поэтических образах повторяет: «Бог мое бытие, мое дыхание, мой свет, моя сила»... «Рассуди, как велик человек, – говорит он, – «Бог в нем пребывает и той в Бозе» (1Ин.4:15), так что в благочестивом христианине живет как бы не человек, а сам Христос: «Живу же не к тому аз, но живет во мне Христос» (Гал.2:20), потому что вся душа делается Христовою, как железо в горящих угольях все делается огненным, как бы горящим углем: все – огонь, все – свет, все – теплота!»

Далее Кавасила изъясняет, что Христос в духовной жизни «Все во всем»: «Будучи Питателем, Он вместе с тем и Пища, и Сам доставляет хлеб жизни, Сам же есть то, что доставляет. Он жизнь для живущих, миро для дышащих, одежда для желающих одеться. Им только можем мы ходить, и Он же есть и Путь, и, кроме того, Отдохновение на пути и Предел его».

«Как приблизился к нам Господь через воплощение, – говорит о. Иоанн, – Его мы вкушаем, пьем, им дышим, в Него облекаемся! – О, какое чудное облачение, прекрасное, нетленное, премирное, сладостное, светлое, теплое, укрепляющее душу... Божественная Литургия есть поистине небесное на земле служение, во время которого Сам Бог особенным, ближайшим, теснейшим образом присутствует и пребывает с людьми, будучи Сам невидимым Священнодействователем, приносящим и приносимым».

«Моя жизнь во Христе».

Творение о. Иоанна «Моя жизнь во Христе» – это дневник созерцателя, запись озарений и откровений, молитвенная устремленность души к Богу и действительная встреча с Ним: «Очи Владыки в храме Божием обращены к каждому из нас, – говорит о. Иоанн, – Сердце Владыки обращено к каждому из нас! можно ли требовать большей близости. Когда встанешь на молитву, обремененный грехами многими и одержимый отчаянием, начни молитву с упованием духом горящим, вспомни, что Сам Дух Божий способствует нам в немощах наших, ходатайствуя о нас воздыханиями неизглаголанными. Когда ты вспомнишь с верою об этом в нас действии Духа Божия, тогда слезы умиления потекут из очей твоих и на сердце будешь ощущать мир, сладость, оправдание и радость о Духе Святе, ты будешь глаголом сердца вопиять: Авва Отче».

Вдохновенно говорит о. Иоанн о Церкви, как о вечной Истине, как о Теле Христовом и поэтому ее единственности и единстве всех членов в ней через Христа: «Церковь есть вечная истина, потому что соединена с Истиной – Христом и одушевляется Духом Истины: «Аз с вами есмь во вся дни» (Мф.28:20), «Церковь – Тело Его» (Еф.1:23), говорит Апостол».

«Аз есмь Лоза, – говорит Господь, – вы же рождие» (Ин.15:5), т.е. Церковь едина, святая, соборная и апостольская. Потому-то как свят Господь, так свята и Церковь; как Господь есть «Путь, Истина и Живот» (Ин.14:6), так и Церковь, потому что Церковь одно и то же с Господом, есть «тело Его от плоти и от костей Его» (Еф.5:30), или «рождие» Его, внедренное в Него – Лозу живую, и питающееся от Него и возрастающее в Нем. – Церковь никогда не представляй отдельно от Господа Иисуса Христа, от Отца и Святого Духа».

О. Иоанн возвращается к святоотеческому восприятию Церкви, как жизни в таинствах; тайна Церкви раскрывается в Святейшей Евхаристии, в ней сосредоточие христианского бытия:

«Литургия – дух и живот; ее мысль: «Да вси едино будут» (Ин.17:21) во Христе; всех надо носить в сердце, за всех искренно молиться. Человек безмерно возлюблен Богом, как образ Божий; человек – падший образ Божий, восстановленный крайним истощанием за него Сына Божия. Благодарение Святой Троице, спасшей нас! Человек непрестанно восстановляется, обновляется, спасается пречистым Телом и Кровью Христовой, обожается. Литургия – величайшее чудо благости и премудрости всемогущества Господа Бога, непристанное чудо: с радостью и страхом, с любовью к Богу и со взаимной друг к другу любовью надо всегда присутствовать при совершении ее. Во время Литургии всегда невидимо силы небесные служат».

О. Иоанн призывает всех к «простоте» – к восстановлению «цельности личности».

«До своего падения Адам был весь внутренне собран присушей ему божественной благодатью и творчески устремлен к Богу в совершенной любви к Нему, в исполнении Его божественной воли. Он весь был в Богообщении и Богосозерцании. В нем все проявления троечастного состава человеческого существа (т.е. духа, души и тела), гармонически сочетались и иерархически подчинялись высшему началу в человеке – его духу. Дух и господствовал над всем, все устремляя к единой высшей цели. Первозданный человек был весь пронизан благодатью Св. Духа и просветлен. Стихии мира не могли вредить человеку, и он был бессмертен».

Грех – это жало смерти, внес в человеческое естество яд распада и разложения. Отошла от него божественная благодать, оберегавшая и собиравшая его воедино. Тогда все силы души пришли в расстройство и противоречие. Тело восстало на дух – раб на своего господина. Таким образом, исказился строй души и возник расстроенный человек – человек греха.

Страсть это нечто новое, привнесенное извне, устремление прежних свойств и способностей от должного к недолжному.

Так, высшее проявление духа, его способность устремляться к горнему, к Богу, потеряв общение с Божеством, обратилось вниз и разменялось на любовь к самому себе и ко всему низшему, тварному.

Цель подвига – есть восстановление утерянной цельности личности.

«Главный характер верующего мышления, – говорит И. В. Киреевский, на основании св. Отцов, – заключается в стремлении собрать все силы души в одну силу, надо отыскать то внутреннее сосредоточие бытия, где разум и воля, и чувство и совесть, прекрасное и истинное, удивительное и желаемое, справедливое и милосердное, и весь образ ума сливается в одно живое единство, и таким образом, восстанавливается существенная личность человека в ее первозданной неделимости, которая и выявляется в простоте, ибо простота есть следствие единства всех сил души человека, этой цельной личности и устремленности к добру и полное отвращение от зла».

О простоте о. Иоанн говорит постоянно. Начало ее в Боге: «Единый простой Дух в трех Ипостасях, единая в трех Лицах Премудрость все от небытия в бытие привела. Единая триипостасная Мудрость – Бог» (Т. II, стр. 416).

«Люби без размышления: любовь проста. Любовь никогда не ошибается. Также без размышлений веруй и уповай: ибо вера и упование так просты; или лучше: Бог, в Коего веруем и на Коего уповаем, есть простое Существо, так же, как Он есть и простая любовь. Аминь».

«Господь так свят, так прост в святости Своей, что один помысел лукавый или нечистый лишает нас Бога, сладкого и пресладкого, чистого и пречистого мира и света душ наших. Отсюда святые все – свет, все единое благоухание, как свет солнца, как самый чистый воздух. Господи, даждь мне сию простую святыню». (Т. I, с. 393).

«В молитве и во всяком деле своей жизни избегай мнительности и сомнения и дьявольской мечтательности. Да будет око твое душевное просто, чтобы было светло все тело твоей молитвы, твоих дел и твоей жизни».

«Душа наша проста, как мысль и быстра, как мысль и как молния» (стр. 9).

«Призывай несомненно, в простоте сердца, Господа Бога, также и Ангелов и святых, которые по благодати Божией и по общению, или единению с Богом и простоте своего существа, чрезвычайно быстро, наподобие молнии, и слышат и исполняют по воле Божией наши молитвы».

..."Да будем просты, да ходим в простоте сердца со всеми! Будем помнить свое высокое звание и избрание и да стремимся неуклонно к почести горнего звания Божия о Христе! Мы чада Божии и наследники Христа» (Рим.8:16–17) (стр. 108).

«Душа наша простое существо, потому она не может в одно и то же время любить Бога и, например, деньги» (Мф.6:14, 24).

«Душа наша простое существо, как образ и подобие Божие... Итак, твори непрестанно волю Божию и будешь прост, мирен».

«Старайся дойти до младенческой простоты в обращении с людьми и в молитве к Богу. Простота – величайшее блого и достоинство человека. Бог совершенно прост, потому что совершенно духовен, совершенно благ. И твоя душа пусть не двоится на добро и зло».

Из простоты вытекает единство в любви.

Это единство всех разумных существ коренится в Боге. Бог по существу един, и все что в Боге едино с ним, о. Иоанн говорит: «Как Троица – Бог наш Едино существо, хотя и Три Лица, так должны быть и мы – едино. Как прост Бог наш, так должны быть и мы просты, так просты, как бы мы все были один человек, один ум, одна воля, одно сердце, одна доброта без малейшей примеси злобы, – словом, одна чистая любовь, как Бог есть Любовь. «Да будут едино, якоже Мы едино есмы» (Ин.17:22)».

"Бог есть Сый (Сущий). В Нем все святые, разумные и свободные существа, – одно». «Якоже Ты, Отче, во Мне и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут». Я ничто: все Бог во мне и во всех Бог, и для всех все Бог. Отче наш, Иже еси на небесех. Не обращай внимания на бесовские смущения, разделения и вражды. Тверди все – одно. Мы, говори, – одно».

Мы члены единого Тела Христова – Церкви, отсюда и наше единство, которое действенно осуществляется в Евхаристии: «Доколе, – спрашивает о. Иоанн, – св. Тайны, нами принимаемые, будут напоминать нам, что «едино тело есмы мнози» (1Кор.10:17) и доколе не будет в нас взаимного сердечного единения между собой, как членов единого тела Христова?»...

Призывая всех к единству, о. Иоанн указывает, что причина разделений суть грех и страсти: «Достигай, человек, единства, – говорит он, – всячески избегай духовного разделения посредством самолюбия, гордости, зависти, сребролюбия, сомнения, маловерия»... Единение – Бог. Разделения – диавол. Разделение церквей дело диавола; ереси, раскол, – дело диавола.

Это глубокие мысли о. Иоанна о единстве имеют особое значение в наше упадочное время оскудения веры и любви, и происходящих отсюда церковных раздоров и расколов. Они потому только и возможны, что нами совершенно утеряно восприятие Церкви, как единого мистического Тела Христова, и мы забыли, что отпадение от Него влечет за собою гибель, подобно тому, как погибает ветвь, отсеченная от дерева, ибо прекращается ток благодати.

По слову Иоанна Златоуста, всю полноту ответственности за раскол несут не только учинители раскола, или иерархи и духовенство, но и все миряне, последовавшие за ними, как поддерживающие раскол.

* * *

Тайне святости посвящено немало рассыпанных по страницам дневника размышлений: «...Для Святых – все Бог, так что святые – истые боги». Аз, Сам Бог, коего слово истина, рек: «бози есте» (Пс.81:6).

Многократно богословствует о. Иоанн о Боге-Слове и о действенности слова: «Помни, что в самом слове заключается и возможность дела; только веру твердую надо иметь в силу слова, в его творческую способность. У Бога неразлучно со словом дело; ни одно слово к Нему не воротится изнемогшим: «не изнеможет у Бога всяк глагол» (Лк.1:37); так и у нас должно быть, ибо мы – образы Слова, и Слово приискренне соединилось с нами, чрез воплощение, обожив нас, приняв в причастники Божественного естества».

«Словесное существо! помни, что ты имеешь начало от Слова Всетворца и в соединении (через веру) с зиждительным Словом, посредством веры сам можешь быть зиждителем вещественным и духовным»...

«Помни, что в самом слове заключается и возможность дела; только веру твердую надо иметь в силу слова, в его творческую способность».

«...Если ты... с чувством говоришь слова молитвы, то слова твои не возвратятся к тебе тощи, без силы (как шелуха без зерна), но непременно принесут тебе те самые плоды, которые заключаются в слове, как плод в оболочке! Но если ты слова бросишь попусту, без веры, не чувствуя силу их, как шелуху без ядра, то пустыми они к тебе и воротятся. Шелуху бросаешь, шелуха и вернется».

Многих и других тем касается о. Иоанн, но этим закончим и перейдем к его пророческому служению и значению этого служения, как последнего Божьего предостережения и призыва к покаянию Русского народа перед страшной Божией карой.

II. ПРОРОЧЕСКОЕ СЛУЖЕНИЕ.

«Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Мф.23:37).

19 век и начало 20-ого были не только расцветом в монастырском подвижничестве, это была эпоха возрождения во всех областях жизни государства.

В церковном искусстве, после периода вырождения, наблюдался поворот к прекрасным древним образцам.

Высшая духовная школа освобождалась от чужеродных инославных влияний и выходила на самобытный путь. Создавалась самостоятельная Богословская наука.

Благодаря ряду православных Императоров, восстанавливалось каноническое служение Монарха, как верного сына Церкви и охранителя Православия. Антиканонический синодальный строй был обречен, и дело шло к восстановлению патриаршества.

Во всем чувствовался подъем.

Россия шла быстрыми шагами к расцвету своей культуры, к вершине своего благополучия, могущества и славы.

Но одновременно с творческими, созидательными силами еще быстрее развивались силы центробежные, разрушительные.

Подавляющее большинство русского общества было заражено тлетворным, безбожным, революционным духом, шедшим к нам с Запада, столь гениально изображенным в «Бесах» Достоевского. Вместе с безбожием быстро распространялось и нравственное разложение.

Даже некоторые из лагеря разрушителей временами чувствовали в какой тупик зашла левая интеллигенция и завела за собою и всю Россию.

С наибольшей силой и образностью говорит об этом А. Блок в читанном им реферате в декабре 1908 г. Он чувствует обреченность интеллигенции: «она осуждена бродить, двигаться и вырождаться в заколдованном кругу. Без высшего начала неизбежен всякий бунт и буйство», начиная от вульгарного «богоборчества декадентов, кончая откровенным самоуничтожением, – развратом, пьянством, самоубийством всех родов».

«Интеллигенция все более охватываемая «волей к смерти» из чувства самосохранения бросается к народу, искони носящему в себе «волю к жизни», наталкивается на усмешку и молчание». «Мы, – говорил он – сделали для народа все, что могли. Волю, ум, сердце положили на изучение народа. А народ? Он смотрит на нас, молчит и усмехается... Все та же легкая усмешка, то же молчание, себе на уме, да благодарность «за учение» и извинение за свою темноту, в которой чувствуется – «до поры до времени»...

«Перед этой усмешкой, – говорит Блок, – умрет мгновенно всякий наш смех и станет нам страшно и не по себе».

– «Что, – спрашивает он – если тот гул, который возрастает так быстро, что с каждым годом мы слышим его яснее и яснее и есть «чудный звон» колокольчика (Гоголевской) тройки? Что, если тройка летит прямо на нас? И, бросаясь к народу, мы бросаемся прямо под ноги бешеной тройки, на верную гибель: Я боюсь даже, вопрос ли это? Не совершается ли уже где-то, пока мы говорим здесь, какое-то страшное и безмолвное дело? Не обречен ли кто-либо из нас бесповоротно на гибель?» Блок видит куда они зашли, к чему привели Россию, но раскаяния в нем не было: он сразу же примкнул к большевикам.

Яркую характеристику того, что творилось на Руси, в конце еще прошлого [XIX] столетия, делает в 1901 году в журнале «Кормчий» замечательный современник о. Иоанна – Архиепископ Харьковский Амвросий (1820–1901) в целой серии статей, написанных в предчувствии близкой смерти, которая вскоре не замедлила последовать.

«Что сказать о нашей, так называемой, легкой литературе, – говорит старец-Архипастырь, – усердно распространяемой в народе? Это проводник легкомысленных и бесталанных творений, извращающих народный вкус и отучающий его от духовного серьезного чтения.

А что из себя представляет наше образованное общество, так любящее свободно и самоуверенно судить о всех вопросах и современных событиях и явлениях? Это – рынок, где обмениваются и предлагаются всякие дешевые либеральные идеи и суждения.

Конечно, на меня посыплются за эти строки самые резкие порицания и обвинения в обидах, причиняемых мною всем высшим сословиям и образованнейшим классам нашего общества. Но кто-нибудь должен же открыть глаза беспечным и ослепленным людям, идущим на гибель и влекущим за собою великий народ!!

Я – старик, свыше восьмидесяти лет, продолжаю жить уже в пятое царствование и почитаю грехом умереть, не высказавши горькой правды моему Отечеству.

Я видел своими глазами все реформы прошлого [XIX] столетия, благоприятные и неудачные, в области просвещения, государственных и общественных учреждений, видел быструю перемену в народных нравах и удивлялся, как это наши мыслящие люди не замечают ниспадения нашего народа с той твердой умственной и нравственной высоты, на которой стояли наши предки, не видят, как расхищаются наши духовные силы, утрачивается чистота и благоустроенность нашей семейной жизни, простота и скромность обычаев.

Пусть меня порицают за мои смелые и жесткие речи. Мои слова находят оправдание в современных событиях и неоспоримых фактах: наши высшие классы и передовые сословия пропитываются духом неверия и отрицания учения Христова. Они утрачиваются для Церкви и отрываются от миллионов православного народа, которому мы должны быть руководителями. Их неверием и либерализмом заражаются полуобразованные чиновники, купцы, приказчики до волостных писарей включительно».

Затем владыка в ярких красках описывает то нравственное разложение, которое с катастрофической быстротой все больше и больше охватывает простой народ и беспомощность наивных мер, принимаемых «народолюбцами» против этого зла. «Картина печальная, – говорит он, – и затем продолжает: Случилось ли Вам видеть, что остается от роскошных полей зрелой пшеницы, после того, как пройдет над ней градовая туча? – вы видите одне голые соломинки и колосья, вбитые в землю...

Читали ли вы когда-нибудь, что остается на тучных полях, когда пронесется по ним неприятельская армия, или на месте их произойдет сражение? Только горький плач землевладельцев может свидетельствовать о силе постигшего их бедствия...

Вот опасность, угрожающая нашей Церкви и нашему великому народу!"

Также и Митрополит Филарет Московский еще задолго предчувствовал ужасную будущность России. Епископ Леонид (Кавелин) передает об этом в своих воспоминаниях. Нижеследующий отрывок был написан в 1871 г., через четыре года после смерти Митрополита, – и напечатан в «Русском Архиве» в 1901 г.

«Однажды, – пишет он, – я заметил Владыке, (около 1865 г.), что было бы желательно закрепить письменно его мысли по поводу разногласия с раскольниками. Митр. Филарет ответил: Какой смысл? – Для будущего, – возразил я. Тогда с волнением и подъемом Митрополит начал говорить о том, что он чувствует, что будущее покрыто темной тучей и когда гроза разразится, люди глубоко потрясенные ударами этой грозы, потеряют память обо всем том, что было перед этой бурей.

Месяца за два перед смертью (1867) он сказал Настоятелю Сергиевой Лавры, что он начинает видеть свое прошлое яснее, чем раньше. Настоятель его спрашивает: А будущее? – Будущее тоже, – ответил Митрополит: – Что видите вы в будущем? – Ужасную грозу, которая идет к нам с Запада».

Грядущую разруху и причины ее видел и старший современник о. Иоанна – Феофан Затворник (1815–1894) еще в 60–70 г.г. прошлого [XIX] столетия и говорил: «3авязли в грязи западной по уши и думают: все – хорошо!.. Через поколение, много через два, иссякнет наше православие... Зачем это приходили к нам французы? (1812). Бог послал их, истребить то зло, которое мы же у них и переняли... Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему».

"Православие, самодержавие, народность, – вот что надобно сохранять!!! Когда изменятся сии начала, русский народ перестанет быть русским. Он потеряет тогда свое священное трехцветное знамя».

Владыка Феофан все время боролся с тлетворным духом безбожия и революции своими проповедями и письмами.

Еще ранее о каре Божией, надвигавшейся на Россию за богоотступничество предостерегали наши великие подвижники и святые, как преп. Серафим Саровский, о. Иллиодор, подвижник Глинской пустыни, которому было известное видение о грядущих судьбах России, а также – оптинские старцы и др.

Об этом предвидели и говорили и наши великие писатели и мыслители, как Достоевский, затем К. Н. Леонтьев, который ясно указывал на причины распада, а еще раньше других предупреждал Ив. Киреевский.

Из современников о. Иоанна многие видели и говорили о разрухе, и боролись с ней, но громче всех раздавался обличительный и пророческий голос о. Иоанна. На себе он вынес всю тяжесть пророческого служения.

С исключительной силой излились на о. Иоанна злоба и ненависть во дни первой революции, когда он резко и открыто восстал против нее и разошелся с «передовой» общественностью. Дело доходило до оскорблений и физической расправы, так, что о. Иоанн находился в постоянной опасности. Организовалось Общество защиты о. Иоанна под председательством московского митрополита Макария.

В его время целая плеяда «передовых» писателей издевались над Церковью и государственным строем, стараясь перещеголять один другого в кощунствах и издевательствах. Но всех их превзошел Лев Толстой.

Вот слова о. Иоанна, обращенные к ним: «Вот современные наглые ругатели: Толстой и все его приверженцы и последователи, истые антихристы, лжецы, по Апостолу Иоанну: «Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына» (1Ин.2:22)...

Верует ли Лев Толстой в Сына? Не верует! Что же отсюда следует? «Страшно еже впасти в руце Бога живаго» (Евр.10:31). Да веруем же все до конца жизни и да «держимся твердо исповедания нашего» (Евр.4:14)».

В «Кормчем» за 1901 г. мы находим такие строки:

«Если мы, оставляя все произведения Толстого, возьмем две главы в романе «Воскресение» где описывается обедня в острожной церкви, то и этого будет достаточно, чтобы придти в ужас от злобной насмешки графа над православным величайшим таинством – святой Евхаристией. А его хулы над нашими чудотворными иконами! Поистине бледнеют перед этими хулами на Христа и Его Церковь те обвинения на Господа Иисуса и те насмешки над Ним, какие были высказаны распявшими Господа Иудеями на суде над Ним и особенно во время распятия. Те, по крайней мере, лишь условно отрицали божество Христа».

Не так давно проф. Сперанский в газете «Русская мысль», говорил о том, что Толстой был беспримерным явлением государства в государстве, что вокруг него была очерчена черта безусловной неприкосновенности. Старый хитрец Суворин в своем дневнике справедливо замечал: «В России два царя: Николай Второй и Лев Толстой. Который сильнее? Николай Второй ничего не может сделать Толстому, а Толстой непрерывно расшатывает трон Николая 2-го».

И сам Толстой это подтверждает: «И я делал все, что мог, чтобы достигнуть этой цели (попасть в тюрьму). Может быть, если бы я участвовал в убийстве, я бы достиг этого: называл их царя самым отвратительным существом, бессовестным убийцею, все их законы Божии и государственные – гнусными обманами, всех их министров и генералов – жалкими рабами и наемными убийцами: все это мне проходит даром!»

О. Иоанн отвечает ему от имени Господа: «...Кровь Нового Завета, Мною излиянную за весь мир в муках крестных, попираете и скверну возмнили ее (Толстой) и как свиньи попираете дары Мои. Но Бог поругаем не бывает. Он в праведном гневе Своем надругается вашему несмыслию, вашей тупости, вашему лукавству, злобе и гордыни и развеет вас, как пыль ветром... «Умрете во грехах ваших, если не будете веровать в Меня» (Ин.8:24), говорит Господь фарисеям. Горе Льву Толстому, не верующему в Господа и умирающему во грехе неверия и богохульства. «Смерть грешника люта» (Пс.33:22). И смерть его – Толстого – будет страхом для всего мира. Конечно, это скроют родные».

Обращаясь к ученым о. Иоанн пророчески угрожает: «Вы с высоты ваших кафедр презрительно относитесь к Господу Богу, Слову Его, не замечая, что погибель ваша не дремлет. Господь раздавит вас, да так раздавит, что неизвестно, где и кости ваши будут валяться».

С мольбой обращается о. Иоанн к русским людям.

«Научись, Россия, веровать в правящего судьбами мира Бога Вседержителя и учись у твоих святых предков вере, мудрости и мужеству. Господь вверил нам, русским, великий, спасительный талант Православной веры... Восстань же русский человек!.. Кто вас научил непокорности и мятежам бессмысленным, коих не было прежде на Руси?.. Перестаньте безумствовать! Довольно! Довольно пить горькую полную яда чашу и вам, и России».

«Боже праведный! И пастыри и паства безответны пред Тобою. «Вси уклонишася вкупе непотребни быша: несть из нас творяй благостыню, несть даже до единаго» (Рим.3:12). «Что, наконец, будет при существующем беспорядке в нашей жизни? Беззаконие разливается по земле; царство врага распространяется, – царство Твое сокращается; мало избранных Твоих; в сердцах коих, Ты почиваешь, – много рабов диавола, в сердцах коих, как тать, восседает исконный человекоубийца. Что сотворишь с нами, Господи? Кровь Завета Твоего вопиет от земли, но евангельский глас Твой не проникает в сердца христиан. Заповеди Твои в небрежении, церковные уставы в попрании, – что сотвориши с нами, Господи?»

В 1907 г. во время полного затишья на Руси, видя общую нечувственность и нераскаянность, и проникая своим пророческим взором в близ предстоящия страдания русского народа, святой старец – о. Иоанн, обремененный тяжкими недугами, сам будучи на краю могилы, многократно грозно пророчествовал в храме Леушинского подворья и в порыве пламенной жалости не говорил уже, а кричал, вздымая руки горе: «Кайтесь: приближается ужасное время, что вы и представить себе не можете!» «Впечатление было потрясающее, ужас овладевал присутствующими, и в храме раздавались плач и рыдания. Мы с женой, – говорит Сурский, недоумевали: что же это будет? Война? Землетрясение? Наводнение? Однако, по силе слов Пророка, мы понимали, что будет что-то много ужаснее и высказывали предположение, что ось земная перевернется».

«Людям первого допотопного мира, – говорит о. Иоанн, – дано было времени на покаяние 120 лет и они были предупреждены, что за грехи будет наказание от Бога – потоп. Время шло, а люди развращались и не думали о покаянии и не верили проповеднику покаяния, праведному Ною, – и слово Божие исполнилось в точности. Евреи не верили пророкам, что они будут пленены Вавилонским царем, и продолжали идолопоклонствовать – и пошли в плен, и Иерусалим был разорен, и все богатство перешло в Вавилон. Современные Иисусу Христу иудеи не уверовали во Христа, как в Мессию, и умертвили Его крестной смертью, и пророчество Христа о Иерусалиме вскоре исполнилось, иудеев истребили римляне без пощады.

Так и в нынешнее время народ обезумел, не внемлет воплю св. Церкви, говорит – это сказки, нас обманывают священники для своего дохода.

О, слепые, о, жестоковыйные и не обрезанные сердцем, не на ваших ли глазах все события, предсказанные Евангелием и ныне сбывающимися? Вот война истребительная, голодовка, моровые поветрия. Неужели и теперь не верите в Правосудие Божие? Но знайте, что суд при дверех и Господь скоро грядет со славою «судить живых и мертвых» (2Тим.4:1)!"

Как и в древности Господь посылал пророков для призыва к покаянию, так и теперь во время богоотступничества русского народа к нему был послан великий пророк, подтверждавший свое предвидение грядущей кары Божией бесчисленными знамениями прозорливости и чудесами.

Но не внял Русский народ призыву Пророка и этим обреченность стала неизбежной.

* * *

Путь к возрождению России, а также и к личному спасению каждого из нас указан о. Иоанном и этот путь единственный, иного пути нет.

Послесловие.

«И глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Мф.13:15; Ис.6:9–10).

Как уже говорилось, о. Иоанн открыто выступил против революции в защиту веры и престола. Как известно, он торжественно благословил хоругви-знамена Союза Русского Народа и стал почетным его членом.

В книжке об о. Иоанне – Чеховского издательства приводятся слова протоиерея Сергия Четверикова, где он, говоря об этих «винах» о. Иоанна, продолжает: «однако все эти «вины» о. Иоанна, если бы оне и были, нисколько не омрачают чистого и привлекательного его духовного облика»... затем о. Четвериков снисходительно прощает эти «вины»: «в оценке о. Иоанна надо стать выше всех этих внешних и случайных сторон его жизни».

Таким образом, в глазах о. Четверикова все пророческое служение о. Иоанна всего лишь «внешняя и случайная сторона его жизни».

О. Четвериков в данном случае является представителем левой общественности и выявляет ее сочувственное отношение к революции.

Человек левых убеждений по своему душевному устроению не может проникнуть в сущность святости, его понимание закрыто благодатное состояние боговдохновенного пророка, когда последний видит все в истинном свете, и говорит не свое, а то, что Бог ему внушает.

Пророчество о. Иоанна сбылось буквально, но «они» глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их».

Возрождение России возможно только чрез покаяние, упорство же во грехе революции отдаляет наш возврат на родину.

Ив. Концевич.

Примечания:

1 Сергиева Пустынь, расположена близ г. Ораниенбаума, находящагося на пути из Кронштадта в Петербург.

2 Опечатка. Д. б. «после...» (прим. – А. К.).

3 О. Иоанн был рукоположен во священство 12 Декабря 1855 г. в СПБ. крепости в Петропавловском соборе.

4 Прот. Помазанский. К 50-летию со дня кончины о. Иоанна Кронштадтского. Жизнь в церкви – жизнь в благодати. Преп. Симеон Новый Богослов и о. Иоанн Кронштадтский о Церкви и благодати. «Прав. Путь», 1957 г.

5 Ученые-католики установили, что Николай Кавасила не был Архиепископом Солунским, как было принято считать его доселе в исторической науке: Д-р проф. Арх. Киприан именует Кавасилу митрополитом Диррахийским.

Кануло в бесславии полвека,

Как угас божественный Пророк,

Истинно любивший Человека

И молитвой гнавшего порок.

Из селений Северного Края,

В благости суровой простоты,

Вышел, ярким светочем сияя

Пастырь несравненной чистоты.

Редкостным, проникновенным словом

Потрясал он черствые сердца,

Собирая под своим покровом

Жертвы для убогих без конца.

Стал он покровителем бездомных,

Старцев, нищих, вдовых и сирот,

Сохранив монашескую скромность,

И ведя монашеский живот.

В радостном, молитвенном служеньи,

Призывая в помощь небеса,

С подлинною силой вдохновенья,

Он творил при жизни чудеса.

Он горел, как вдохновенный инок,

С мужеством и святостью в лице,

И его единый в мире снимок

Был в простой избе и во дворце.

В жертвенном горении за Веру,

Не щадя своих последних сил,

Он своим волнующим примером

Истину Святую утвердил.

Души православного народа,

Крепнувшего силой единства,

И усыновленного природой,

Озарились Светом Божества.

Коротко царило Просветленье,

Жертвенник божественный угас...

Следом, знаменуя потрясенья,

Глухо прозвучал Ужасный Час.

Началось великое безбожье,

Распри, казни, войны, голод, мор...

Истина попралась гнусной Ложью,

Воцарился дьявольский Террор...

С жутким убиением Монарха,

Всей Его Семьи и верных слуг,

Звери доконали Патриарха,

Заключив Россию в Адов Круг...

Сорок лет царило Преступленье –

Мрачное попранье Божества,

Сокрушая силу противленья

Духа и Сознанья большинства.

Но когда народ, вернувшись к Богу,

Одухотворит свою страну

И прославит нового святого,

Бог ему отпустит всю вину.

С радостным, ликующим «Осанна!»

Воцарится вечный Мир в сердцах,

И святое имя Иоанна

Озарит вселенную в веках.

Юрий Псковитянин.

Май, 1958 года, Буэнос Айрес.

Отец Иоанн был глубоким мыслителем, великим духовным писателем и учителем Церкви. Творения его составляют около 4.500 печатных страниц в том числе по несколько проповедей на каждый воскресный и праздничный день целого года и на разные случаи.

В 1859 году вышли в свет «Катехизическия беседы» о. Иоанна, в которых он излагает в общедоступной форме основные догматы христианства.

«Полное собрание сочинений настоятеля Кронштадтского Андреевского собора, о. Иоанна Ильича Сергиева» содержит в себе шесть томов:

1-ый том (520 стр.) – беседы о Боге – Пресвятой Троице, беседы о блаженствах евангельских, слова и поучения на праздники Господни и слова и поучения на праздники Божией Матери.

2-ой том (725 стр.) полный годовой круг слов, поучений и бесед на недельные (воскресные) дни и св. Четыредесятницу.

3-ий том (591 стр.) поучения, слова и речи на храмовые праздники Кронштадтского Андреевского собора и разные случаи, слова на высокоторжественные дни и житие, страдания и чудеса всехвальные великомученицы Евфимии.

4, 5, 6-ые томы содержат в себе 1-ю, 2-ю и 3-ю части книги «Моя Жизнь во Христе, или минуты духовного трезвения и созерцания, благовейного чувства, душевного исправления и покоя в Боге».

Книга «Моя Жизнь во Христе» содержит 840 стр., переведена на английский язык и сделалась настольной книгой многих верующих христиан.

Затем были выпущены отдельными книжками: «О кресте Господнем» и «Поучение перед исповедью», слова и поучения за 1896 – 1907/8 г.г. и много брошюр и других выпусков.

В 1909 году было напечатано посмертное издание под названием «Живой Колос с духовной нивы Протоиерея Иоанна Ильича Сергиева-Кронштадтского». – Выписки из дневника за 1907–1908 г.г.

Создается вопрос: когда же о. Иоанн успел написать все это множество книг? Он писал, где только было возможно: в дороге, в вагонах железных дорог, и на пароходах, когда ехал к больным или путешествовал на родину и по России, а корректуру его произведений в типографии держали его почитатели.

(Из книги И. К. Сурского).

* * *

«Как дыхание необходимо для тела, без дыхания человек не может жить, так без дыхания Духа Божия душа не может жить истинною жизнию. Что воздух для тела, то Дух Божий для души. Воздух подобие некоторое Духа Божия. «Дух идеже хощет, дышет»... (Ин.3:8)».

* * *

«С каким вниманием, с каким благоговением, с какою любовью, миром и благодарением мы должны произносить всегда имя Божие и молитву Господню: «Отче наш»... и все прочие молитвы. Имя Божие велико, свято, страшно, и одно именование Его для верующего – блаженно»...

* * *

«Отдайте, молельщики, Богу ваше сердце, – то любящее, искреннее сердце, которым вы любите своих детей, родителей, благодетелей, друзей, в котором вы ощущаете сладость непритворной чистой любви»...

* * *

«Молитву старается лукавый рассыпать, как песчаную насыпь; слова хочет сделать, как сухой песок без связи, без влаги, т.е. без теплоты сердечной. Молитва, то бывает храмина «на песке», то храмина – «на камне» (Мф.7:24–26). На песке строят те, которые молятся без веры, рассеянно, с холодностью, – такая молитва сама собою рассыпается и не приносит пользы молящемуся. На камне строят те, которые во все продолжение молитвы имеют очи вперенные в Господа и молятся Ему, как живому, лицем к лицу беседующему с ними»...

* * *

«Иногда в продолжительной молитве только несколько минут бывают угодны Богу и составляют истинную молитву и истинное служение Богу. Главное в молитве – близость сердца к Богу, свидетельствуемая сладостью Божьего присутствия в душе»...

* * *

«Ласкайся к Спасителю и Божией Матери – как искренний сын или дочь: ласкайся – говорю – прочитывая сердечно каноны, акафисты Иисусу Сладчайшему и Божией Матери; ласкайся и к святым горячими молитвами и положенными канонами и акафистами, и не будешь посрамлен. Вскоре же сам ощутишь в своем сердце ласку небесную от Духа Святого, но и не унывай, если сердце твое хладно чрез мрачные веяния врага бесплотного. Господь все видит и никто не отходит тощ от Него, и скоро дает каждому по заслугам. Терпи – ибо сказано: «терпением вашим спасайте души ваши»... (Лк.21:19)».

* * *

«Имея Христа в сердце, – бойся, как-бы не потерять Его, а с Ним – и покоя сердечного. Горько начинать снова; усилия прилепиться к Нему снова по отпадении будут тяжки и многим будут стоить горьких слез. Держись всеми силами за Христа. Приобретай Его и не теряй святого дерзновения перед Ним»...

* * *

«Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким судимы будете» (Мф.7:1–2). Господи, даруй нам не судить живых, тем менее – умерших. Ты один праведный Судия, – как Творец и Законодатель живых и усопших. А нам даруй строго судить себя самих; и просить прощения и оставления грехов, вольных и невольных – усопшим»...

* * *

«Ведущие духовную жизнь видят сердечными очами, как кознодействует диавол, как руководят Ангелы, как Господь державно попускает искушения и как утешает»...

* * *

«В конце концов мы должны будем оставить здешний краткий век, – перейти в вечность, явиться к святому и праведному Судии и Творцу всех Богу и дать отчет о своей жизни. Как и с чем мы явимся? Какой суд и приговор Его услышим на всю вечность? – Вот о чем мы должны чаще размышлять, о чем заботиться. О, помышляйте все об этой будущей судьбе и готовьте дела свои благие, плоды свои духовные, – да не явится никто бесплодным деревом. – Торопитесь делать добрые дела свои»...

* * *

«Каждому из нас желательно, чтобы, по отшествии нашем из сей жизни, ближние наши нас не забывали и молились о нас. Чтобы это исполнилось, надо и нам любить усопших ближних наших. «Тою бо мерою, еюже мерите – возмерится вам» (Лк.6:38), – говорит Слово Божие. Поэтому поминающего усопших – помянет и Бог, и люди по его отшествии от мира сего»...

* * *

«Братья! какая цель нашей жизни на земле? Та, чтобы по испытании нашем земными скорбями и бедствиями и после постепенного усовершенствования в добродетели при помощи благодатных дарований, преподаваемых в Таинствах, – нам опочить по смерти в Боге, покое нашего духа. Вот почему мы поем об умерших: «упокой, Господи, душу раба Твоего». Мы желаем усопшему покоя, как края всех желаний, и молим о том Бога. Не безрассудно ли поэтому много скорбеть над умершими? «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мф.11:28), – говорит Господь. Вот покойники наши, христианскою кончиною уснувшие, приходят на этот глас Господа и упокояются. Чего же скорбеть?..»

Дневником привыкли мы называть книгу о. Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе». Только формально правы мы, делая так. Это отнюдь не дневник, если придавать этому понятию привычный для него смысл. Об этом свидетельствует и то краткое вступление, которое счел нужным о. Иоанн предпослать этому своему изданию. «Все содержащееся в нем, – пишет о. Иоанн, – есть не что иное, как благодатное озарение души, которого я удостоился от всепросвещающего Духа Божия в минуты глубокого к себе внимания и самоиспытания, особенно во время молитвы». Из этих слов ясно, что «дневник» о. Иоанна, (остающийся формально таковым, поскольку записи делаются по-дневно), в своем содержании исчерпывается чем? В него заносится один лишь благодатный итог дня. В этом «дневнике», следовательно, нет, по самому его заданию, ничего из того, что обычно составляет непременное содержание дневника; в нем нет ничего, что автор говорил бы о себе, в нем нет ничего «личного». Ибо тот духовный «опыт», на наличие которого о. Иоанн иногда нарочито указывает, не есть что-то «личное».

Да, все это лично пережито, – в этом смысле все записанное в дневнике о. Иоанна глубоко и проникновенно «лично», и в этом особенная убедительность всего, им на бумагу положенного. Но оно не только пережито, но и изжито. Вот что существенно! Когда, в какой момент тянется рука о. Иоанна к перу и бумаге? Только в тот момент, когда все в данный момент переживаемое преодолено в своей житейскости, в своей плотяности, в своей душевности. Этот благодатный результат, только он один и оказыается содержанием «дневника». Пастырь добрый делится «опытом» духовного просветления со своей паствой, которой проспективно является весь русский народ и даже все человечество.

Если бы то было иначе – как бы мог о. Иоанн наименовать свой дневник «Моя жизнь во Христе»? Ведь если бы то был обычный дневник, пусть и глубоко христианского писателя, то было бы это описанием личного его «пути ко Христу». И в тот момент, в какой начинается писание о. Иоанна, должны были бы замкнуться уста пишущего. Ибо, если бы то был обычный дневник, то есть литературная исповедь, повесть о себе, о своих личных переживаниях, то что еще можно сказать, если автор сподобился того, чтобы «облещись во Христа». Нужно было быть о. Иоанном, чтобы написать такой «дневник», в котором в форме подневных записей, делаемых под свежим впечатлением пережитого, перечувствованного, передуманного – давался бы не, так сказать, духовный полуфабрикат своего внутреннего мира, имеющий ценность и значение лишь как свидетельство об укрепляющейся доброй направленности ко Христу, а осуществляемый на протяжении целой жизни некий «охват во Христе» всевозможных конкретных жизненных содержаний, рождаемых данным днем, данной минутой.

Единственность этой благодатной книги в том именно и заключается, что в тот момент, когда обычно у людей должны были бы замкнуться уста, чтобы дать душе возможность «жить во Христе» в молчании и, если открываться впредь, то только в личном обращении с человеками, которых Господь приводил бы к такому их со-человеку, избранному Им для учительства и душепопечения, – именно в этот момент рождается у о. Иоанна неудержимая потребность универсального общения с людьми. Пусть оно выражается в записях келейных – эти записи являют собой разговор со всем человечеством – поучением ему, вытекшим из только что «лично» пережитого.

Нет другой такой книги, потому что нет другого такого человека, как о. Иоанн. Публичное явление святости – в этой публичности обретающее свой нарочитый смысл, свое особое призвание, свое истинное назначение, как бы от Бога промыслительно назначенное послушание – этого не было от века. Публичная жизнь во Христе, публичное подражание Христу – не искусственное и надуманное, а действительное воспроизведение в себе «опытное» Христа – этого не было еще в мире. И это явлено о. Иоанном не только потоком чудотворений, но и этим благодатным дневником, задача которого живой «опыт» обретенного «во-Христе-бытия» сделать доступным каждому.

Неисчислимы чудеса, явленные и являемые о. Иоанном. Но величайшим из чудес его не надо ли признать самую его «Жизнь во Христе» чудодейственно воплощенную и в его благодатном дневнике? Блажен тот, кто прикасается к этому чуду, открывая свою душу благодатному его воздействию. Попав в руки христианина, эта книга становится всежизненным спутником на пути ко Христу – незаменимым. Это – путь спасения. Он становится таковым для отдельных людей. Он не может не стать и общенародной тропой, если Россия ко Христу обратится. Он открыт и всему человечеству, поскольку оно ко Христу, ко Христу истинному, устремится, отвращаясь от лже-христов и лже-пророков.

Архимандрит Константин.

1958 г.

«Иисусу Христу, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию Своею и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков, аминь.» (Откр.1:5–6).

Высшие звания из всех званий на земле, которыми облекла людей благость Божия, есть звания царское и священническое: тому дана полная, высочайшая власть на земле, – а этому – власть небесная – отворять и затворять небо, решить и вязать грехи человеков (Мф.18:18); возрождать в новую жизнь – из тленной в нетленную, из нечистой в чистую, переводить из временной в вечную, освящать и обоготворять.

Выступая перед вами, отцы, братия и сестры, с моим скромным и простым словом в знаменательный для меня день исполнившегося сорокапятилетия моего священнического служения Богу и людям, Создателю и созданию Его, – я, прежде всего, считаю святым долгом воздать славу и благодарение, честь и поклонение Вседержавной Троице, избравшей меня недостойного на это великое пастырское ходатайственное и священнодейственное служение: ибо за все, что было доброго и назидательного во мне за это время, я должен Ему, Триипостасному Богу моему, Его благодати, в немощах моих совершавшейся, мои же были только немощи и преткновения, которые Он же милостиво покрывал Своею благодатию за покаяние мое; во-вторых, я должен дать отчет в том, что сделал в продолжение моего священствования в жизни церковно-общественной. Не восхвалять себя хочу я с этого святого места, – как принято в мире хвалить и только хвалить деятелей на разных поприщах общественного служения, не льстить себе или кому-либо, а говорить чистую правду, – говорить о своих немощах и борениях, – ибо и Апостол Павел, таинственный небошественник, «восхищенный до третьего неба», хвалился не добродетелями, «а немощами своими, да вселится в него сила Христова» (2Кор.12:2, 9). Итак, даю себе и вам отчет: что я сделал, ставши священником, и что сделал в этом сане?

Рукоположенный во священника и пастыря (это было 12 декабря 1855 г.), я вскоре на опыте познал, с кем я вступаю в борьбу на моем духовном поприще, именно – с сильным, недремлющим и дышущим злобою и погибелью и адским огнем геенны князем мира сего и с духами злобы поднебесными, как говорит Апостол: «наша брань не против плоти и крови, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф.6:12): начались искушения, обнаружились пакости вражии, немощи, уязвления, преткновения; враги, как разбойники, стали преследовать меня в духовном шествии моем и в служении Богу моему. Это значило, что Господь, Пастырь добрый, ввел меня в искус и в опытное духовное обручение, чтобы я познал, с какими врагами имею дело, приняв на себя иго Христова священства, с кем должен бороться, от кого хранить словесных овец, как ограждать их от змия всей бездны, от льва рыкающего и ищущего всякий день кого бы поглотить (1Пет.5:8), и низринуть в ад, – как вооружаться против него и побеждать его с помощью единого Христа-Бога, Который Сам победил его за нас и ради нас Крестом Своим и смертию Своею, сломив его силу и дав нам в оружие спасительное знамение Креста. Эта борьба с сильным и хитрым невидимым врагом воочию показала мне, как много во мне немощей, слабостей и греховных страстей, как много имеет во мне князь века сего, и как я должен много бороться с собою, со своими греховными наклонностями и привычками и победить их, чтобы быть, по возможности, неуязвимым от стрел вражиих.

Началась духовная брань, самоблюдение, изощрение духовного зрения, обучение себя непрестанной, тайной молитве и призыванию всеспасительного имени Христова; как псалмопевец царь-пророк Давид, я постоянно стал возводить сердечные очи на небо, откуда приходила ко мне явная, скорая, державная помощь (Пс.120:1–2), и враги мои сильные обращались в бегство, а я получал свободу и мир душевный... Доселе продолжается во мне эта брань; и долгое время духовной брани научило меня многому и особенно – опытному познанию всех тонкостей духовной брани, всех бесчисленных козней невидимых врагов и твердому, всегда уверенному призыванию имени Господа Иисуса, пред Которым они стоять не могут; в этой невидимой всегдашней брани я познал всегдашнюю ко мне близость Господа, Его безмерную благость, скоропослушливость, Его бесконечную правду и милость, бесконечную святость Его существа, для которой «противен и гнусен один помысл неправедный» (Притч.15:26) и одно мгновенное изволение на грех или услаждение грехом, – которая неотменно, непреложно ищет и требует от всех нас святости в помыслах, святой горячности в чувствах, святости во всех движениях нашей воли, в словах и делах. В этой духовной брани я познал бездну долготерпения к нам Божия; ибо Он един ведает всю немощь нашей падшей природы, которую Он милостивно Сам принял на Себя, кроме греха (1Пет.2:22; Ис.53:9; 1Ин.3:5, 4:10), и потому повелел «семью семьдесят раз прощать грехи» (Мф.18:22) падающим в них; и Он окружал и окружает меня всякий день радостями избавления от них и миром и пространством сердечным. Испытанное мною безмерное милосердие Божие и близость ко мне всегдашняя Господа уверяет меня в надежде вечного моего спасения и всех руководствуемых и послушающих меня во спасение, по слову Писания: «се аз и дети, яже ми дал есть Бог» (Евр.2:13; Ис.8:18).

В чем еще было мое делание, по восприятии мною священного сана? В совершении Богослужения, спасительных таинств и в проповеди слова Божия... При совершении Таинств я часто размышлял о том, в каком достоинстве был сотворен Богом в начале человек, и как легкомысленно и неблагодарно [он] утратил его, и каким ужасным бедствиям он подверг себя и все потомство; как благостно, мудро, предупредительно был огражден человек Творцом от падения и как легко было сохранить себя и весь род от пагубы; сколь человеколюбиво Господь взыскивает вольною-волею падший род человеческий; какое дивное человеколюбивое средство изобрел ко спасению, сделавшись Сам Ходатаем пред Богом Отцем и создав на земле для общего спасения единую Церковь Свою при Своем личном Главенстве и руководстве ею, с чудными спасительными таинствами возрождения, очищения, освящения, обновления, усыновления и самого общения с Божественным естеством в Тайне причащения Пречистого Тела и Крови Сына Божия – с постоянным проповеданием слова Божия и руководством освященных Духом Святым и полномочных благодатию пастырей. Служа во всеоружии благодати Божественные дивные службы, я часто удивлялся неизреченной милости Божией, облекшей немощного, бренного человека благодатию священства и даровавшей ему власть и полномочие приносить молитвы Творцу за весь мир, за всех людей, за все звания и сословия, за Царя и за всех сущих во власти, за Святейший Синод и за освященный Собор, за всех людей, и ходатайствовать пред Ним о даровании всех благ небесных и земных. Совершая Божественную литургию почти ежедневно, я приходил каждый раз в умиление и часто проливал слезы, вспоминая о неизмеримо великом снисхождении к нам Божием, о Его воплощении, житии на земле Бога с человеками, Его кротости, смирении, учении, чудесах бесчисленных в людях, путешествиях по градам и весям, о зависти и ненависти к Нему людей, коих Он пришел спасать и примирять с Отцем небесным, о Его страданиях и смерти по наветам врагов Его, – о славном воскресении и победе над смертию и даровании всем воскресения, о вознесении на небо и сидении одесную Бога Отца, – и, наконец, о втором, славном и страшном Его пришествии на землю.

Совершая ежедневно страшные и животворящие Тайны Тела и Крови Христовых, за нас и за весь мир, страдальчески принесенных в жертву за нас Богу и Отцу Своему, – я поражался величием Божией к нам благодати, снисхождению, истощанию Христову, милости, долготерпению, правде и премудрости Божией, проявившихся в этой всемирной и премирной Жертве. Причащаясь ежедневно этого святейшего и животворящего Таинства и ощущая в себе всегда животворность его для души и тела, победу его во мне над грехом и смертию, оправдание, мир, свободу и дерзновение духа моего, – я исполнялся радости и благодарения Богу за причащение столь великой, спасительной Тайны.

Видя пред собою сердечными очами Бога во плоти, я исполнялся дерзновения молить Бога о всем мире, о святой церкви во всех концах земли и во всех народах и племенах, о умиротворении, распространении и защищении ее, о Царе и царствующем Доме, о всех властях – духовных и гражданских, о всех сословиях государства. Видя пред собою в святых Тайнах Самого таящегося Господа, Творца и Вседержителя, я помышлял: вот семя свято, которым держится весь мир. «Семя Свято стояние его» (Ис.6:13). Вот Тот, Который есть прежде всех и Которым стоит все, вся вселенная: «Той есть прежде всех и всяческая в Нем состоятся» (Кол.1:17). Но довольно слова.

Благодарю Господа, удостоившего меня видеть этот день сорокапятилетнего служения моего в сане священника – день, в который святая церковь празднует память [святителя Спиридона Тримифунтского, современника] святителя Николая Чудотворца, также бывшего на первом вселенском соборе и также прославленного чудесами. С этого дня солнце делает поворот к востоку, – свет начинает прибывать и день возрастает, а тьма и ночи умаляться. Желаю от души и молю Господа, чтобы и во мне и во всех моих духовных чадах и во всех людях тьма грехов умалялась и совсем исчезла, и во всех сердцах воссиял свет веры и благих дел, чтобы я мог сказать с Апостолом: «тма мимоходит и свет истинный уже сияет» (1Ин.2:8). Аминь.

Протоиерей Иоанн Сергиев.

«Братие, ловите слухом сердца каждое слово Спасителя в Евангелии и прилагайте к сердцу; это не слово человеческое, которое часть бывало лживо, пусто, бессильно, блазненно, а слово Божие, слово истины, слово всемогущее. Каждое слово Господа есть жизнь для нас и все сказанное устами Спасителя сбудется до иоты – ничто не прейдет».

* * *

Свидетельство самого о. Иоанна о благодатном озарении души, которого он удостоился от всепросвещающего Духа Божия.

Вместо предисловия в книге «Моя Жизнь во Христе» изд. 1894 г., переизданной впервые за границей Благотворительным Фондом имени о. Иоанна Кронштадтского в гор. Ютика США, о. Иоанн пишет: «Все содержащееся в моем издании есть не иное что, как благодатное озарение души, которого я удостоился от всепросвещающего Духа Божия».

* * *

Учение о. Иоанна о молитве.

«Я угасаю, умираю духовно, – говорил о. Иоанн, – когда не служу несколько дней в храме, и возгораюсь, оживаю душою и сердцем, когда служу, понуждая себя к молитве не формальной, а действительной, духовной, искренней, пламенной. Люблю я молиться в Храме Божием, в св. Алтаре, у Престола и Жертвенника, ибо чудно изменяюсь я в Храме благодатию Божиею; в молитве покаяния и умиления спадают с души моей узы страстей и мне становится так легко: как бы умираю для мира и мир для меня, со всеми своими благами; я оживаю в Боге и для Бога, для единого Бога и весь Им проникаюсь и бываю един дух с Ним; я делаюсь как дитя, утешенное на коленях матери; сердце мое тогда полно пренебесного, сладкого мира; душа просвещается светом небесным! все светло видишь, на все смотришь правильно, ко всем чувствуешь содружество и любовь, к самым врагам, и охотно их извиняешь и прощаешь! О, как блаженна душа с Богом! Церковь – истинно земной рай! Какое дерзновение имеешь к Господу и Богородице! Какую чувствую кротость, смирение, незлобие! Какое беспристрастие к земному! Какое горячее желание небесных наслаждений! Язык не может изречь того блаженства, которое вкушаешь, имея Бога в сердце своем! С Ним все земное – прах и тлен».

«Надо нудить себя и против воли делать усердные, с чувством и продумыванием молитвы, поклоны – непременно поклоны! – это нужно против гордости нашей гнездящейся в глубине сердца. Гордость не любит кланяться».

«В молитве требуется, – говорит о. Иоанн, – во-первых, чтобы предмет молитвы был высказан определенно, или по крайней мере, в сердце было ясное сознание и желание его, – во-вторых, чтобы это желание было высказано с чувством и живым упованием на милость Владыки или Божией Матери, в третьих, нужно твердить намерение впредь не согрешать и творить во всем волю Божию: «се здрав еси, ктому не согрешай, да не горше ти что будет» (Ин.5:14)» (см. «Моя Жизнь во Христе», стр. 249).

«Когда молишься о чем-либо Господу, или Пресвятой Богородице, или Ангелам и святым, прося их предстательства о себе или о других людях перед Богом, – тогда слова, выражающие твои прошения, твои нужды имей за самые вещи, за самое дело, которого ты просишь у Господа и веруй, что ты уже имеешь верный залог в получении предмета твоих прошений в самих словах, коими означается этот предмет. Например: ты просишь здоровья себе или кому-либо: слово: здоровье имей за самую вещь, за самое дело; веруй, что ты его уже имеешь по милости и всемогуществу Господа, ибо самое слово, название, во мгновение у Господа может быть делом, – и получишь непременно просимое за свою непоколебимую веру. «Просите и дастся вам. Елико аще молящеся просите, веруйте, яко приемлите, и будет вам» (Мф.7:7; Мк.11:24)».

«Если ты живою верою и добродетелью, особенно кротостью, смирением и милосердием соединен с Богом Триипостасным, проси у Него, чего хочешь, чего научит тебя просить Дух Святый: и будет тебе; – или скоро, во мгновение, в один час, или через некоторое время, по усмотрению премудрости Божией (Мк.11:24).

Когда во время молитвы усомнишься в возможности исполнения какого-либо прошения твоего, то вспомни, что со стороны Бога вся возможна суть даровать тебе, кроме прямого зла, которое свойственно только диаволу, – что самое слово или самое прошение твое о чем-либо есть уже верное ручательство со стороны твоей, что исполнение его возможно: ибо, если я могу помыслить только о чем-либо, возможно ли оно для меня или невозможно, то это «что-либо» непременно возможно для Господа, для Которого одна мысль есть уже дело, если Он благоволит осуществить ее, да и для тебя в слове уже существует это благо, и только не существует это благо, и только не существует в деле – но для приведения прошения в исполнение у Него – Сын Творец и Совершитель Дух Святый. К возможности все осуществлять присоедини Его бесконечную благость, по которой Он есть Источник приснотекущий, как бытия, так и всех даров бытия. Он есть Бог дарований, Бог милости и щедрот. «Просите и дастся вам, ищите и обрящете, толцыте и отверзется вам» (Мф.7:7).

К этому присоедини премудрость Божию, которая в даровании умеет избирать для нас благо самое лучшее, самое соответствующее нашему духовному и телесному состоянию. С твоей стороны требуется твердая, несомненная уверенность в возможности исполнения для Господа твоего прошения, и еще то, чтобы прошение твое было непременно благое, о благом, а не о чем-либо худом. "Даст, – сказано, – благо просящим у Него» (Мф.7:12) («Моя Жизнь во Христе», стр. 253)».

«У людей мало молящихся, слабо сердце, когда они хотят молиться, сердце их расслабляется и расслабляет их руки, тело и мысли, и трудно им молиться. Надо преодолеть себя: постараться молиться всем сердцем, потому что хорошо, легко молиться всем сердцем».

«В молитве главное, о чем нужно прежде всего позаботиться, – это живая, ясновидящая вера в Господа: представь Его живо пред собою и в себе самом, – и тогда, если хочешь, проси о Христе Иисусе в Духе Святом, и будет тебе. Проси просто, ничтоже сумняся, – и тогда Бог твой будет все для тебя, во мгновение совершающий великие и чудные дела, подобно тому, как крестное знамение совершает великие силы».

* * *

«Моя жизнь во Христе, Ему же пою во вся веки» (Канон о. Иоанна).

В жизни Русского народа, той его ветви, которая носит название великороссов, ведущей ветви русского народа, обращает на себя внимание внешняя «бедность селений», как бы равнодушие и безразличие русского народа к своему дому, к своей избе, к внешним формам своей жизни.

И, это при том обстоятельстве, что русский народ одарен совершенно исключительной способностью понимания красоты и стремления к ней.

Русские сказки – это шедевр блеска и сияния. Жар-птица – главный элемент мечтаний героев русской сказки – это по истине – «жар птица», горящая всеми красками и сияющая блеском, на который только способно воображение мечтательного русского человека.

Сказочный Иван Царевич, нежный красавец, одет в изумительные красочные одежды, еще красочнее, светлее и лучезарнее одежды раскрасавицы царевны, такой красавицы, что красивее и быть не может. И все, что окружает эту замечательную по красоте сказочную пару – все ярко и красиво.

Об этой красоте грезил русский народ с самого начала своей жизни, грезит и по сей день, грезит среди всей своей скудости. Красивы и чисты старинные одежды русской женщины – белые и в них она «лебедка», чище и белее птицы, как лебедь, русское воображение не знает.

Посмотрите какие красавцы русские богатыри, на каких конях они сидят, какое богатое и как украшено их вооружение.

Чувство красоты вложено в русский многоликий характер.

А, вот жилище, «черная изба» – неприветлива и часто мрачна, в ней, правда, есть красный угол, где иконы, под иконами чистый стол, на нем каравай хлеба, как благословение Божие, покрытый полотенцем, за ним совершают трапезу, молчаливо, степенно, как это совершает русский человек.

Русский человек, в средней полосе России, окружен неказистой природой, перелески, луга, мелководные речушки. Есть, правда, Брянские леса, есть царица Волга, есть мощные и величественные реки Севера, есть и тайга, и Урал и, все есть, но повседневная окружающая природа – какая-то тихая, шелестят вечно беспокойные листья осины, с ней связано жуткое сказание о гибели предателя Иуды, орешника и нашей душевной березки.

В этой обстановке, с первого часа Святого Крещения в водах Борисфена, судьбы которого не предвидел Геродот – затеплилась в славянской русской душе Христова лампадка, теплится по сей день и будет теплиться и до скончания века сего.

Самое теплое человеческое чувство, дающее самую большую радость и удовлетворение, – это смирение пред Богом, пред людьми, пред самим собой. Как же не быть смиренным пред лицом не постижимой природы. Все хозяйственные надежды русского пахаря в руках Божиих. Возрастающая и веселящая взор нива в один краткий миг, может быть градом обращена в ничто, засуха часто губит все труды пахаря. И вместе с тем, таинственно, по слову Спасителя, зерно падающее в землю и как бы умирающее, и только потому, что оно умирает, рождается к жизни и дает жизнь человеку.

Опора русского человека – Господь, свой Русский Спас, Божия Матерь, так близко принимающая к Своему сердцу людское и особенно бабье горе и печали. Царица Небесная всегда с грешным народом, всегда на земле, Она утешение в скорбях, как Мать, Она все понимает, все переживает и об этом так замечательно поется в Акафистах «Радуйся» и радостью Богородицы и мы все радуемся, ибо необозримо богатство того, чем в Богородице радуется весь мир.

Вовне жизни русского народа, храмы Божии, монастыри за белыми стенами. Вся земля была покрыта и вновь будет покрыта храмами Божией Славы. Храм – то образ величия Божия – здесь золото, порфир, здесь драгоценные камни, переливающиеся радостным блеском. Одежды Св. Престола и одежды служителей у Престола – это парча, – пурпуровый виссон.

И когда окончена страда, когда собран урожай и наступил благостный отдых, тогда вся крещеная Русь приходит в движение, идет на поклонение святыням, от храма к храму, от монастыря к монастырю, идет налегке, освободившись от забот и от вещей.

Через плечо котомка с переменой белья, на плечах старенькая сермяжка, в руках посошок. Легкий сон под ракиткой, пополоскался в теплой речке, где как шаловливые дети носятся пескарики, помолился на Восток, размочил хлебец в воде, да еще если прибавить зеленого луку, – вот тебе и пища Божия, хлеб насущный, что у Господа нужно просить только на сей день.

Чудесная диетическая пища – какие зубы, какие бороды, какой цвет лица, гибок и строен русский человек, с ласковой улыбкой в синих глазах, с посадкой головы – великодержавен.

Богу хвала, Богу слава, Ему жилище славы и хвалы и на бедной русской земле, среди темных срубов изб, высятся храмы, издали сверкающие своими золотыми куполами.

«Не нам, не нам, а Имени Твоему», в Твоем Имени и Держава и Царство от века и до века.

«Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не может служить Богу и маммоне» (Мф.6:24).

Так вот русский народ, не отдавая себе часто отчета, непосредственно воспринял эти слова Спасителя и в течении всех веков своей жизни мамоне не служил и сейчас не служит, а с мамоной дьявола борется. Русский народ служил Богу и искал царства Божия и правды Его особенно правды Его ищет и по сей день и этого никто отрицать не может. По слову Евангельскому – все приложилось ему.

Разве без помощи Божьей Россия, окруженная со всех сторон недругами и завистниками, могла стать тем, чем она была и будет – Домом Пресвятой Богородицы с Успенским, что в Московском Кремле, всея Руси Кафедральным Собором, в восполнении храма Св. Премудрости Божией, что сооружен царем Юстинианом в Цареграде.

Ощущение царя Юстиниана прекрасно предает поэт Н. Гумилев:

Этот Рим,

Гордясь своей языческой славой,

Понять не хочет, что отныне солнце

Для всей земли – один Константинополь.

А что собор святой Софии...

Нынче

Еще одна воздвигнута колонна,

И главный мастер слышал серафимов,

Ликующих и сладостно поющих.

Современный свободный мир, гордясь своей языческой славой, понять не хочет, что спасение мира не в новом образовании на Св. Руси, носящей кличку СССР, не в безумии временной советской власти, мучающей и убивающей и тело и дух русского народа, а в вечной истине Святой Руси, которая вернется на отнятое у нее место.

Посмотрите на жилище приснопамятного отца Иоанна Кронштадтского, в котором он родился. Что может быть беднее и скромнее? И посмотрите на Кронштадтский Собор и на многое иное, им созданное.

Он служил только Богу, и Бог дал ему дар молитвы, дар чудотворения, дар пророческий и все остальное и в какой мере приложилось.

Его жизнь во Христе – должна быть нашей жизнью и тогда все приложится, приложится и восстание Святой Руси из мрака нечестия.

К. Н. Николаев.

Отец Иоанн Кронштадтский был пророком Божиим. Все его предсказания отдельным лицам или целым народам исполнялись или исполняются. Сколько раз о. Иоанн, на просьбы помолиться об исцелениях, отвечал: «будет здоров» или «здорова», и все они исполнялись. Всю свою жизнь он проповедывал и устно и писаниями своими и, отойдя к Господу, оставил предсказания тех ужасов, которые постигли Русский народ.

Мы помещаем в нашей книге, исполняя просьбы многих лиц, почитателей батюшки о. Иоанна и интересующихся его предсказаниями, выдержки из книги И. К. Сурского, касающихся пророчеств о судьбах России и Русских людей, о его предостережениях, и других сообщений о его прозорливости.

О судьбах России и русских людей.

В 1890 году одно благочестивое купеческое семейство города Кунгура, Пермской губернии, приехало в Кронштадт за благословением к о. Иоанну.

Во время личного с ними собеседования, батюшка, узнав, что они приехали к нему из Пермской губернии, сказал им: «Над Пермью висит черный крест» – уклонившись при этом от всяких объяснений сказанных им этих таинственных слов.

Кунгурские паломники поняли слова о. Иоанна в том смысле, что городу Перми угрожает какое-либо тяжкое бедствие, но после тех ужасных событий, которыя произошли на Урале в 1918 году, когда Крест тягчайших, воистину Голгофских страданий и мученической кончины прияли: праведный Царь Николай 2, со своей Супругой и Детьми, а также прочими членами Императорской фамилии, то становится ясно, что батюшка о. Иоанн за 28 лет провидел это небывалое в истории мира злодеяние, совершенное в пределах Пермской губ. и прикровенно говорил о нем.

* * *

Незадолго до блаженной кончины о. Иоанна, он любил часто служить обедню в подворье Леушинского монастыря, что на Бассейной улице в Петербурге. Мы с женою постоянно посещали эти службы и многократно о. Иоанн в проповедях своих грозно пророчествовал и громогласно взывал: «Кайтесь, кайтесь, приближается ужасное время, столь ужасное, что Вы и представить себе не можете!» Он не говорил, а кричал, подымая руки кверху. Впечатление было потрясающее, ужас овладевал присутствующими и в храме раздавались плач и рыдания.

Мы с женой недоумевали, что же будет: война, землетрясение, наводнение? Однако, по силе слов пророка, мы понимали, что будет что-то много ужаснее и высказывали предположение, что ось земная перевернется. Игумения же Таисия, 80-летняя старица, спросила о. Иоанна: «когда же, батюшка, это время будет?» О. Иоанн ответил: «мы с тобою, матушка, не доживем, а вот они – указал он рукою на монахинь, – доживут».

Теперь все, конечно, хорошо понимают, про какое время говорил о. Иоанн. В книге о. Иоанна «Новыя слова, произнесенныя в 1902 году», напечатано на стр. 47 «Слово на день Рождения Государя Императора Николая Александровича 6-мая». В этом слове говорит:

«...Да, через посредство державных лиц Господь блюдет благо царств земных и особенно благо мира Церкви Своей, не допуская безбожным учениям, ересям и расколам обуревать ее, – и величайший злодей мира, который явится в последнее время, антихрист не может появиться среди нас, по причине самодержавной власти, сдерживающей бесчинное шатание и нелепое учение безбожников. Апостол говорит, что дотоле не явится на земле антихрист, доколе будет существовать самодержавная власть. «Тайна бо уже деется беззакония, – говорит он, – но дотоле не совершится, доколе не возмется от нас державный: Дондеже держай ныне от среды будет, и тогда явится беззаконник, которого Господь убиет духом уст Своих» (2Фес.2:7–8 гл.)».

В другой проповеди о. Иоанн говорит, что «когда возмется от земли удерживающий (Самодержец), тогда придет антихрист».

* * *

Множество пророчеств о. Иоанна напечатано в творениях его, изданных задолго до войны и революции. Отец Иоанн умер в 1908 г., т.е. за 6 лет до войны. Вот некоторые из них:

«Господи, Ты истинный Господь тварей! Что замышляют против России и против святой Церкви Твоей немцы, поляки и финляндцы, исказившие Евангелие Твое, отпадшие от Церкви Твоей! Господи, что они замышляют! Они хотят до конца поглотить нас и разорить Церковь Твою, Храмы Твои, богослужение Твое, уставы Твои, постановление св. Апостолов и св. Отцов Вселенских и поместных Соборов. До чего мы дожили!

Господи, Ты видишь хитрость врагов православной веры и Церкви Твоей и их рвение одолеть ее! Положи им конец, да умрет с этими людьми все лукавое дело их! (Напечатано в книге «Живой Колос» 1909 г.).

В 1907 г. в период затишья о. Иоанн грозно прорекает:

«Царство Русское колеблется, шатается, близко к падению. Если в России так пойдут дела и безбожники и анархисты-безумцы не будут подвергнуты праведной каре закона, и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые правосудием Божиим с земли за свое безбожие и свои беззакония. Виновно и высшее правительство, потворствующее беспорядкам... Везде измена, везде угрозы и государственному имуществу. Так и впредь будет при слабом управлении. Бедное отечество, когда-то ты будешь благоденствовать? Только тогда, когда будешь держаться всем сердцем Бога, Церкви, любви к Царю и Отечеству и чистоты нравов... И чем бы мы стали, Россияне, без Царя. Враги наши скоро постарались бы уничтожить и самое имя России, т.к. Носитель и Хранитель России, после Бога есть Государь России, Царь Самодержавный, без него Россия – не Россия».

«Россия мятется, страдает и мучится от кровавой внутренней борьбы, от неурожая земли и голода, от страшной во всем дороговизны, от безбожия, безначалия и крайнего упадка нравов. Судьба печальная, наводящая на мрачные думы...

Но Всеблагое Провидение не оставит Россию в этом печальном и гибельном состоянии. Оно праведно наказует и ведет к возрождению. Судьбы Божии праведные совершаются над Россией...».

«Россию куют беды и напасти. Не напрасно Тот, Кто правит всеми народами, искусно, метко кладет на Свою наковальню всех подвергаемых Его сильному молоту. Крепись, Россия! Но и кайся, молись, плачь горькими слезами пред твоим небесным Отцом, Которого ты безмерно прогневала!..».

«Господь, как искусный врач подвергает нас разным искушениям, скорбям, болезням и бедам, чтобы очистить нас, как золото, в горниле. Душа, закосневшая во грехах всякого рода, не легко поддается чистке и врачеванию, но с большим принуждением и терпкостью, и только чрез долгий опыт терпения и страданий осваивается с добродетелью и начинает горячо любить Бога, Коего была чужда, научившись всяким грехам плотским. Вот цель бед и скорбей, посылаемых нам Богом в этой жизни. Они нужны, как отдельным лицам, так и целому народу, погрязшему в нечестии и пороках. Русский народ и другие, населяющие Россию, племена глубоко развращены, горнило искушения и бедствий для всех необходимо, и Господь, нехотящий никому погибнуть, всех пережигает в этом горниле» (Изд. 1908 г., «Новыя слова»).

Итак, великий пророк Божий Иоанн Кронштадтский совершенно ясно и определенно говорит, что все, что пережила Россия и русские люди, есть праведная кара Божья за великие грехи и что Бог не хочет окончательной гибели России и русских раскаявшихся, но пережигает нас, как золото в горниле, что Россию куют беды и что Господь Вседержитель не оставит Россию в этом печальном и гибельном состоянии, но ведет к возрождению.

Кроме приведенных Выше пророчеств о. Иоанна сохранились и специальные пророчества об эмиграции. Приводим целиком содержащее это пророчество письмо, напечатанное в журнале «Кавказский Казак»:

Письмо из Франции: Из советского «рая» получаю от детей письма. Жена с детьми жила в тестевом доме, а теперь живет на квартире. Место, на котором было нажитое родителями добро, заросло бурьяном. В 1900–1903 годах учился я в гор. Ораниенбауме в Офицерской Стрелковой школе, куда часто приезжал покойный Протоиерей Иоанн Кронштадтский, который говорил, что уже близко время, что разделится народ на партии, восстанет брат на брата, сын на отца и отец на сына и прольется много крови на Русской земле. Часть русского народа будет изгнана из пределов России, изгнанники вернутся в свои родные края, но не так скоро, своих мест не узнают и не будут знать, где их родные похоронены. Я покойнику протоиерею не верил. Но теперь вспоминаю его слова. Да! Когда придется кому вернуться в свой родной край, то действительно многие не узнают своих мест и не узнают, где похоронены их родные.

П. М.

9. 11. 1934 г.

Мы все хорошо знаем, что исполнились пророчества Иоанновы о том, что народ разделится «на партии, что восстанут дети на родителей и брат на брата, что прольется много крови и что часть народа будет изгнана из пределов России. Мы уже знаем также, что когда изгнанники вернутся в Россию, то своих мест не узнают и не будут знать, где похоронены их родные». Пророк говорит, что изгнанники вернутся в свои края, но не так скоро. Про кого пророк говорит: «вернутся»? Конечно про тех, кои выехали из России, а не про тех, которые родились в эмиграции. А кто может узнать или не узнать своих мест? Конечно те, кои их видели и помнят, т.е. люди выехавшие взрослыми и которые вернутся в зрелом возрасте, а не дряхлыми стариками. Отсюда – прямой вывод, что время возвращения очень близко (Том 1-ый, стр. 190–194).

О мировой войне, о революции и о спасении России с Востока.

В одно из воскресений осени 1916 г. в Петербургском Иоанновском монастыре, где собирались почитатели отца Иоанна, литургию совершал Московский митрополит Макарий. После обедни в покоях настоятельницы монастыря, игуменьи Анжелины, собрались несколько духовных лиц, а также и военных. Митрополит Макарий прочел собравшимся одно место из дневника о. Иоанна Кронштадтского, в котором были описаны его видения и предсказания, касавшияся России... Оказывается, что о. Иоанн за много лет до мировой войны совершенно точно занес в свой дневник и участников войны и ее исход. Военные неудачи царской России и связанную с ними революцию о. Иоанн тоже предсказал. Он указал на продолжительность господства революционных идей, на бесчисленные жертвы революции, на потоки крови, на горе и на несчастия всего населения. Освобождение России от ига о. Иоанн предсказал с «востока».

Этот дневник, хранившийся тогда в Иоанновском монастыре, был оригинальный экземпляр, писанный рукою самого о. Иоанна. Посторонним лицам дневник этот не показывался, потому о предсказаниях, отмеченных в дневнике, в литературе об о. Иоанне Кронштадтском не упоминается. Дальнейшая судьба этого дневника неизвестна (Том 2-ой, стр. 323).

Прозорливость о. Иоанна.

При сооружении Иоанновского монастыря, делали пристройку жилого корпуса. Приехавший, как-то о. Иоанн посетил постройку и сказал: «Прибавьте, прибавьте для Лесненских монашенок». Никто ничего не понял, но воля о. Иоанна была исполнена и пристройка была увеличена. И что же? Через несколько лет после кончины о. Иоанна, во время Германской войны, после эвакуации западного края, где находился Лесненский монастырь, часть сестер его, в числе 40 человек нашли себе приют в пристройке Иоанновского монастыря.

Отсюда совершенно очевидно, что Дух Святый открыл о. Иоанну то, что должно случиться через много лет (Том 1-ый, стр. 178).

Пророчество о. Иоанна Кронштадтского Императору Александру III-му.

В 1893 г. был открыт повсеместный сбор пожертвований на сооружение Варшавского православного собора.

Когда слух о предполагаемой постройке дошел до о. Иоанна Кронштадтского, известного своей прозорливостью, то он сказал своим собеседникам: «С горечью вижу сооружение этого храма. Но таковы веления Божии. Недолго спустя после постройки его – зальется Россия кровью и распадется на многие кратковременные самостоятельные государства. И Польша станет свободной и самостоятельной. Но когда будет разрушен Варшавский собор, тогда доля испытаний постигнет Польшу. И тогда закроется ее последняя историческая страница. Звезда ее померкнет и потухнет. Но я предвижу и восстановление мощной России, еще более сильной и могучей. Но это совершится уже много позже.

Слова его произвели большое впечатление. Было доложено об этом Царю и оно произвело на него такое же сильное впечатление. Сначала Царь хотел отказаться от постройки собора. Его тотчас-же о. Иоанн Кронштадтский убедил не прекословить воле Божией, – и сбору пожертвований дали ход.

Время шло и по построении собора слова о. Иоанна забылись. Вспомнили же о них только в то время, когда разборка собора шла полным ходом. Надо было случиться, что один из рабочих, старый поляк, еще принимавший участие в постройке собора, слыхал о словах о. Иоанна и рассказал другим и было замечено, что после этого работы стали производится очень неохотно т.к. его рассказ произвел большое смущение среди них... Кроме разрушения Варшавского собора было разрушено много других православных храмов и предназначили к разрушению православный собор в Ченстохове. Пророчество о. Иоанна, изреченное 46 лет тому назад, исполнилось точно – звезда Польши потухла и закрылась последняя страница ее истории (Том 2-ой, стр. 326).

И. К. Сурский – О. И. Кронштадтский.

Белград 1938 год.

Во дни пятидесятилетия со времени преставления приснопамятного пастыря отца Иоанна Кронштадтского слава его сияет, как лучезарное солнце.

Все новые и новые лучи от этого солнца, в виде постоянно открывающихся известий о бесчисленных чудесах исцелений, происходивших по одному его слову или даже телеграмме, озаряют нас. При воспоминании его имени чувствуется как бы бездонное море божественной благодати, носителем которой он был.

Что может быть славнее и богаче дара чудотворения?

Когда у людей испробованы все естественные силы, когда нет уже никаких надежд на человеческую помощь, тогда, почти уже отчаявшаяся, душа взывает к угоднику Божию и по его слову получает исцеление.

С чем сравнить этот дар?

Если сравнивать дар чудотворения с чем-либо земным, то в нем как бы соединяются и богатство и власть и премудрость и в то же время дар чудотворения всех их превосходит.

Кто богаче того, кто имеет дар чудотворения и что значат перед этим благодатным богатством земные богатства?

Чья власть выше того, кто имеет этот божественный дар? Какой повелитель или диктатор, или царь может сравниться с тем, кто повелевает законами природы?

Чья земная мудрость может сравниться с тем, кто носит в себе премудрость Божию?

И вот такой сверхчеловек был на нашей Родине, в русском народе и был нашим старшим современником.

За этот великий и светлый дар чудотворения русские люди главным образом и почитают о. Иоанна Кронштадтского.

Однако, слава о. Иоанна Кронштадтского одним даром чудотворения далеко не исчерпывается.

Есть еще другая, к сожалению менее известная сторона его деятельности, – это его дар пророчества.

Эту сторону его деятельность мы и постараемся изобразить своими бледными строками.

Звучит парадоксально, увы! современное состояние нашей поверженной и плененной Родины является славой о. Иоанна Кронштадтского. Если бы, после о. Иоанна и его пророчеств, Россия превратилась бы в какую-либо серенькую безбожную европейскую республику и прозябала бы в мещанском благополучии, то это было бы посрамлением о. Иоанна. Но вот то, что Россия сорок лет страдает – это является славой великого пастыря, потому что о наступлении этих страданий он горячо пророчествовал, но был «гласом вопиющего в пустыне».

Он был верный сын своей священной Родины, он горячо, как мало кто, любил дорогую Россию со всей беспредельной красотой русской жизни, но еще больше он любил Церковь Божию и Пресвятую Троицу, в благодатных лучах которой он жил. За то, что Россия в лице своих руководящих, преимущественно образованных и интеллигентных кругов, отступила от Св. Церкви, он не только пророчествовал о карах Божиих, но и призывал их.

«Бог поругаем не бывает, – говорил о. Иоанн. – Какое прискорбие, – продолжал он, – что служители Твои и сотрапезники Твоей Божественной трапезы ныне в пренебрежении и в поношении у людей века сего. Как они поносят священников Твоих и Церковь Твою и святое слово Твое, которое изрек Дух Святый. И доколе Ты терпишь их, доколе не уничтожишь их, уничижающих Тебя, Бога нашего, и не изгладишь имени их из числа живых. Да погибнет память их с шумом».

И действительно по слову этому случилось с Россией. Но это не был злой голос, накликающий беды на свою Родину. Нет, это был голос горячо любящего сердца, голос предостережения и обличения, это был воистину – «голос вопиющего в пустыне».

«Смотрю на Россию, – говорит о. Иоанн, – и ужасаюсь и скорблю, видя, как она страдает и еще пострадает, если не обратится всем сердцем к Вере Отечественной, к Церкви Православной».

«Россия, – говорит он в другом случае, – мятется, страдает, мучается от кровавой внутренней борьбы, от неурожая земли и голода, от страшной во всем дороговизны, от безбожия, крайнего упадка нравов. Судьба печальная, наводящая на мрачные думы».

«Злые времена – люди обратились в зверей, даже в злых духов. Ослабела власть. Она сама ложно поняла свободу, которую дала народу. Сама помрачилась умом и народу не дала ясного понимания свободы».

«Зло усилилось в России до чудовищных размеров и поправить его невозможно или крайне трудно».

Так говорил о. Иоанн в период 1904–1908 годов и при этом объяснял почему все это случилось.

«Нравы всех сословий русского народа, – говорил он, – ныне крайне расслабели, кто этого не знает и не замечает. Жизнь обыденная воссмердела всякими грехами – вероотступничество, неведение Бога, богохульство, особенно в ученом сословии, сделались как бы повальными, общими, разврат вошел в ежедневный обычай, печать и литература пропитаны соблазном. Все так или иначе изменили и изменяют Богу, оставили Господа и праведный гнев Его возгорелся».

«Общественные бедствия нас постигают за всенародные тяжкие грехи и беззакония».

В таком духе обличал общенародные пороки России великий пастырь, но его голос заглушала так называемая прогрессивная и лже-либеральная печать, которая дружно поносила его, как крайнего реакционера, черносотенца и ретроградного отсталого от просвещенного XX века человека.

Но отец Иоанн ясно понимал, откуда все это произошло на Русской земле.

«Нынешние переучившиеся интеллигенты, отчуждившиеся от своей матери Церкви пренебрегают дивным домостроительством Божиим о нашем спасении и самыми священными изображениями дел Божиих и святых Его, но зато интересуются до безумия декадентской блазненной живописью и скульптурой, глумясь над женщиной, этим нерукотворенным храмом, в котором мы получаем свой человеческий образ с человеческой душой. Иные бросают в эти образы сладострастия большие суммы, но зато с брезгливостью и с отвращением относятся к бедным обоего пола, жалея для них и копеек».

«Как люди измельчали, принизились, развратились, утратив совершенно дух христианский и стали язычниками, а иногда и гораздо хуже их по животному образу жизни».

«К такому состоянию нравов привела нашу интеллигенцию и отчасти простой народ разнузданная печать, особенно подпольная. Долго она домогалась полной свободы и, наконец, достучалась. Так или иначе этот серп пожнет и нас. И потом куда пойдет это жниво?... Страшный Суд ждет человечество».

Горячо любя Россию, о. Иоанн указывал, что фундаментом, на котором держится Россия является Православное Самодержавие.

«Чем бы вы стали Россияне без Царя? Враги наши постарались уничтожить и самое имя России, так как носитель и хранитель России после Бога есть Государь России, Царь Самодержавный и без него Россия не Россия».

Какое удивительное пророчество. Как будто бы видел великий пастырь эти четыре зловещие буквы – СССР.

Власть Православного Самодержца о. Иоанн неразрывно соединял с Божественным Промыслом. «Только Бог может уполномочить избранного человека на царство и вручить ему самодержавную власть, облекая его славою, величием и силой».

Обличал о. Иоанн тех политических деятелей, которые разрушали Россию.

«Нынешние беспокойные и непризнанные политики, – говорил он, – питают вожделения конституционного или республиканского правления и в России, но они не понимают истории и характера Русского народа, который не может быть без Царя Самодержавного, который живет им и в нем и в благополучии и в злополучии и на него одного, после Бога и Царицы небесной, возлагает свои надежды. Итак, будем благоговеть перед Царем, как данным от Бога самодержцем для блага России».

Обличая Россию, о. Иоанн указывал и практический путь для спасения от грядущих бед.

«Да приблизятся к престолу достойные помощники, имеющие Божию правую совесть, имеющие страх Божий, любящие Бога и Церковь Его, которую Он основал на земле и да бежат от Престола все, в ком сожжена совесть, в ком нет совета правого и мудрого, благонамеренного, как это недавно было с первым министром-предателем. Особенно вы, – продолжал он, – собирающиеся в 3-ую Государственную Думу и готовящиеся быть советниками Царю, которого держава занимает 6-ую часть света, изучите всесторонне ее потребности и нужды, болезни и раны Родины, ее бесчисленные сокровища земли и воды, коими так много пользуются иностранцы по непредприимчивости русских. Будьте правой рукой его, очами его искренними и верными, деятельными доброжелателями и советниками его, при этом богобоязненными, неизменными вере и отечеству».

Обличая Россию и горячо ее любя, о. Иоанн верил в светлое будущее России.

«Россию куют беды и напасти. Крепись Россия! – восклицал он. – Кайся и молись. Плачь горькими слезами перед твоим Небесным Отцом, Которого ты безмерно прогневала. Господь, как искусный врач, подвергает нас разным искушениям, скорбям, болезням и бедам, чтобы очистить, как золото в горниле. Вот цель бед и скорбей, посылаемых нам Богом в этой жизни».

Исполнились все пророчества о. Иоанна Кронштадтского в полнейшей силе. Воистину он был не только великий чудотворец, но и великий пророк.

Куда нам теперь идти? Все кумиры революции разбиты. Все, что казалось внешне спасительным и привлекательным повержено долу. Вместо розовых надежд на быстрое возрождение нашей Родины над нами висит грозная атомная бомба полного уничтожения.

Нам ничего более не остается, как только приникнуть к лучезарной славе великого чудотворца и пророка, возжечь в наших сердцах память о нем и просить и умолять его о том, о чем мы не просили его раньше, чтобы он совершил великое чудо над его горячо любимой Родиной – чудо исцеления России.

О! великий пастырь, соверши сие чудо, если не ради нас, грешных, то ради исполнения Твоего пророчества об очищении золота русской души в горниле огненных испытаний, ради славы имени твоего, ради славы Божией на Святой Руси.

Епископ Никон.

Прошло полвека со дня кончины о. Иоанна Кронштадтского. За этот период времени в России произошли великие потрясения, отразившиеся во всем мире и теперь все человечество дрожит перед наступающими гибельными событиями.

Предвидел ли это о. Иоанн?

На этот вопрос мы найдем ответ в литературных источниках, всесторонне освещающих пастырскую деятельность о. Иоанна.

1 марта 1881 года был убит Царь-Освободитель Император Александр II, который свои великие реформы хотел расширить и углубить. Он думал о том, какими путями вести борьбу с безбожием и нигилизмом в России, мешающими расширять эти реформы. Американский дипломат Эндрю Вайт, бывавший в России, писал: «Из всех злодеяний в мире, убийство Александра II – самое гнусное. Я не могу себе представить жестокого и глупого нигилиста, поднявшего руку на того, кто самой судьбой послан его родине, как лучший из всех ее правителей».

В день смерти Императора Александра II о. Иоанн сказал: «Не забудем, что кончина Императора Александра II есть громовой обличительный голос Отца Небесного. По нашим нравам мы стали недостойны такого Государя. Мы должны исправиться, нужно нравственное очищение, перемена нравов».

Свящ. А. Семенов-Тяньшанский в своей книге «О. Иоанн Кронштадтский» пишет: «Как достойный священник, как настоящий пастырь и просто как истинный христианин о. Иоанн Кронштадтский хотел дать людям наилучшее, что можно пожелать – приобщение к совершенной Божественной жизни. Но задача о. Иоанна была не легка, общерелигиозное состояние того времени нельзя назвать благополучным. Дворянский и чиновный слой русского общества, со времени петровских реформ, входя все глубже в русло западно-европейских культурных интересов и развлечений, все более отпадал от православной церковности. Преобладало более всего увлечение рационализмом, а позже вульгарным материализмом и догматическим социализмом, который к концу 19 века, для многих, стал предметом фанатической и слепой веры» (стр. 57–59).

Родоночальниками революционного движения в России являются декабристы, поднявшие восстание 14 декабря 1825 года, а первая прокламация под названием «К молодому поколению» была написана в 1861 году литератором П. Михайловым в царствование Императора Александра II. В прокламации было сказано: «Государь обманул ожидания народа – дал ему волю не настоящую, не ту, о которой мечтал народ. Молодое поколение, мы обращаемся к вам по преимуществу, что только в вас мы видим людей, способных пожертвовать личными интересами благу всей страны и считаем вас людьми, способными спасти Россию. Мы смело идем навстречу революции, мы даже желаем ее. Если бы пришлось вырезать сто тысяч помещиков, то мы не испугались бы этого. Ищите вожаков, способных и готовых на все, и да ведут они вас на великое дело, а если нужно, и на славную смерть за спасение отчизны, тени мучеников 11 декабря».

За революционную деятельность Михайлов был приговорен к 12 годам каторжных работ, но Император Александр II снизил наказание до 6 лет. Этот приговор вызвал возмущение русских литераторов и у издателя «Русское Слово» графа Кушелева-Безбородко собрались почти все литераторы и подписали петицию протеста: среди подписей были и такие имена: А. Краевский, П. Лавров, Н. Добролюбов, М. Достоевский, А. Майков, А. Писемский, И. Панаев и Н. Некрасов. Путь Михайлова в ссылку превратился в триумфальное шествие. В Тобольске Вице-Губернатор и все общество встречали его и засыпали книгами и журналами, приглашали в дома и доставляли его письма в Петербург нелегальным путем. В Иркутске дамы забросали Михайлова цветами. Его фотографические карточки покупались за огромные деньги. Это было в 1861 году, т.е, в начале пастырского служения о. Иоанна.

При вступлении на престол Император Александр III в своем манифесте от 29 апреля 1881 года писал: «Мы призываем всех верноподданных служить Нам и Государству верой и правдой, к искоренению крамолы, позорящей русскую землю, к утверждению веры православной и доброму воспитанию детей».

В царствование Императора Александра III благодаря твердой воле последнего, наступило революционное успокоение до вступления Императора Николая II на престол. Возникло Освободительное движение, во главе которого стояли: Набоков – сын министра Юстиции, П. Б. Струве – сын Вице-Губернатора, профессор М. И. Туган-Барановский – один из главных основателей русского марксизма: Князья Долгоруковы, Князь Шаховской, Колонтай – дочь видного петербургского полицейского чиновника, впоследствии ставшая коммунистической дипломаткой, и ныне здравствующие Е. Кускова и Тыркова-Вильямс – дочери помещиков. Две последние антирелигиозные современницы о. Иоанна, воспоминаниями которых мы воспользуемся, для того чтобы обрисовать ту картину общественной жизни, в которой протекало пастырское служение о. Иоанна в эпоху царствования Императора Николая II. А. Тыркова-Вильямс в своей книге «На путях к свободе» пишет: «Из дворянских гнезд, продолжая традицию декабристов, вышло немало либералов и революционеров. Крестьян сближало с Царем православие и интуитивное государственное чувство. Мужик понимал, какая Россия была великая держава, а мы, интеллигенты, плохо понимали. К государству мы подходили нежизненно, книжно. Религию не только марксисты считали пережитком вредных суеверий, но опиумом для народа. Первые течения русской мысли были ближе к народному мировоззрению, в них проявлялось понимание его. Их с народом объединяли бытовые традиции, православие и самодержавие, как раз то, от чего интеллигенция яростно открещивалась. Она от церкви отшатнулась, исподтишка ее высмеивала, опорочивала. Интеллигенция, благодаря своему религиозному невежеству, не понимала различия между торжественной правдой вечной церкви и недостатками и ошибками церкви земной. Не только молодежь считала религию чепухой, а Евангелие собранием мифов и суеверий, большинство интеллигентов отрицало религию. Людей верующих неохотно удостаивали высокого звания интеллигента. Русские, да и не только русские, образованные люди начали штурм небес задолго до организованного безбожия коммунистов» (стр. 52, 53, 57, 59).

Зная такое настроение большей части интеллигенции, о. Иоанн в своей проповеди говорил: «Большинство с пренебрежением, а некоторые с ненавистью и хулою относятся к Св. Церкви и ее служителям. Такое современное русское интеллигентное общество, отрекшееся от Христа. Не есть ли это новое, современное Голгофское поругание и можно ли воздержаться от публичного обличения современных богохульников и отщепенцев от Христа и от Церкви, покушающихся на ниспровержение престолов царских и Церквей Божиих и на убиение верных слуг царских и сынов Церкви и отечества».

Когда в 1904 году началась Русско-Японская война, о. Иоанн, предвидя грядущую революцию, призывал всех к покаянию и исправлению: «Еще только начинается война, – говорил он в своей проповеди, – а что будет впереди одному Богу известно. Нужно для России покаяние всех сословий, исправление нравов, отрешение от безумного безбожия, смирение и благоговение к заповедям Божиим и тщательное исполнение их. Милосердие и сострадание к обиженным и бедным. Настоящая кровопролитная война наша с язычниками есть праведный Суд Божий за грехи наши. Слушайте и читайте современные безверные интеллигенты: «Се гряду скоро и мзда Моя со Мною воздати коемуждо по делам его» (Откр.22:12)».

Эта проповедь не произвела никакого впечатления на левую интеллигенцию и не только на нее, но и на петербургское аристократическое общество, о настроении которого Митрополит Евлогий, бывший тогда Архиепископом Холмским, в своей книге «Путь моей жизни» пишет: «В Петербурге меня удивило: мы переживаем войну, как народное бедствие, горюем по поводу каждой неудачи, а в столице как будто ничего и не было. Мчатся коляски, в них разодетые дамы с офицерами. Неуместное, беспечное веселье в самый разгар Японской войны. Этот разрыв между народом и высшими сферами показался мне жутким» (стр. 157).

Находившиеся в эмиграции русские революционеры торжествовали по поводу начала Русско-Японской войны и восторженно встречали всякое известие о поражении русской армии. Тыркова-Вильямс пишет: «Чем хуже, тем лучше, говорили левые. Долой самодержавие. Падение Порт-Артура вызвало ликование. В Германии, в семье Струве только и было разговоров, как свергнуть самодержавие, все остальное не существенно. Ни себе, ни близким Струве ни в чем не отказывал. Деньги доставлялись единомышленниками из России легко и безопасно по почте и через банки. Я не могу вспомнить никого, кто бы крепко, трезво, до конца продумал, что надвигается на Россию. Мы все беды взваливали на самодержавие, а об его исторических заслугах забыли. Туган-Барановский говорил: Пролетариат все сметет. Исчезнет полицейское государство. Все будут свободны. При развитии авиации полицейское государство существовать не может. Воздух не знает ни границ, ни паспортов» (стр. 172, 206, № 2).

Пришла революция 1905 года, о которой Е. Кускова пишет: «Помню в нашей квартире в Петербурге, в канун революции 1905 г. сидели за столом Горький, Савва Морозов, артистка Андреева (жена Горького). И эти трое чего хотели? Бунта! Ничего среднего не принимали. Форм не искали – само выльется. В бунте обозначится и дорога. Народ найдет ее сам».

О. Иоанн в революции 1905 года видел предвестницу падения России и страдания не только русского народа, но и всего человечества и он говорил: «Господь видит все совершающееся в нашем отечестве и уже скоро изречет праведный суд Свой на дерзких и вероломных, дышащих злобой и убийством на всех служителей Церкви, и Царя и отечества. Что наконец будет при существующем беспорядке в нашей жизни? Что сотворишь с нами, Господи? Евангельский голос Твой не проникает в сердца христиан. Заповеди Твои в пренебрежении, уставы попраны. Держись Россия твердо веры твоей Церкви и Царя Православного, если хочешь быть непоколебленной людьми неверия и безначалия. А если отпадешь от своей веры, как уже отпали от нее многие интеллигенты, то не будешь уже Россией или Русью Святой. И если не будет покаяния у русского народа – конец мира близок. Бог отнимает благочестивого Царя и пошлет бич, в лице нечестивых, жестоких, самозванных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами».

Какое же впечатление произвела эта проповедь на интеллигенцию и в первую очередь на членов правительства? Обратимся к «Воспоминаниям» бывш. Премьер-министра графа Витте. Вот что он там пишет: «Служил о. Иоанн отрывисто. Повидимому он был человек необразованный. Он оказывал влияние своей проповедью и своим своеобразным образом жизни на простой русский народ, на меня он никогда впечатления не производил. Мои чувства в отношении о. Иоанна Кронштадтского подкупило то обстоятельство, что его очень чтил Император Александр III. Когда наступила Японская война, он подпал под влияние Дубровина и начал делать черносотенные выпады и проявил много действий недостойных отца Церкви. Все это произошло от того, что о. Иоанн был человек ума, но несколько свихнувшийся приближением к высшим и в особенности к царским сферам».

В чем заключались черносотенные выпады о. Иоанна и в чем выражалось его приближение к высшим и царским сферам, Витте не пишет, нет об этом ничего и в других источниках, написанных революционером. Известно только, что о. Иоанн никогда не был у Императора Николая II и будучи в 1907 г. назначен членом Св. Синода, ни разу не был на его заседании. Что же касается «недостойных поступков и ограниченного ума» о. Иоанна, по сравнению с гр. Витте, то мы предоставляем об этом судить читателю, после того, как он прочтет нижеследующую выдержку из «Воспоминаний» графа Витте: «Как-то вечером Морозов просил меня его принять. Я принял. Морозов начал говорить о необходимости покончить с самодержавием. Зная его давно, я сказал ему: Не вмешивайтесь в эту политическую драму, занимайтесь вашим торговым делом и передайте это Вашим коллегам. Морозов смутился, поблагодарил и ушел. Он попался в Москве и полиция, чтобы не делать скандала, предложила ему выехать заграницу».

Дабы более полно осветить эту «патриотическую» не черносотенную деятельность Премьер-министра Витте, дополним ее следующей выдержкой из книги Тырковой-Вильямс: «Правительство могло бы без труда справиться с немноголюдными революционными организациями, не будь они окружены своеобразной питательной средой. Заговорщиков прятали, поддерживали, им сочувствовали. Революция содержалась, действовала на деньги буржуазии. Террористам давали деньги богатые текстильщики, как А. Коновалов и Савва Морозов, чайные миллионеры, вроде Высоцких, титулованные дворяне, чиновники, доктора и инженеры с большими заработками, большие дельцы, банкиры» (стр. 57).

Кускова в статье «Мимоза» посвященной смерти жены Горького – М. Ф. Андреевой (НРС 10 Янв. 1954 г.) писала, что Морозов, во Франции, дал российской демократической партии 400 тысяч золотых рублей. Она же в НРС 18 июля 1952 г., в статье «Зигзаги жизни» пишет о том, как князь Долгоруков давал деньги на революцию.

Либерализм и революцию о. Иоанн отрицал за их антихристианскую основу: «Да знаете ли вы все, кому знать надлежит, – писал он, – что вся нынешняя наша революция есть прежде всего следствие отступления от веры, от нашего боголюбезного, святого, жизненного православия, имеющего в себе всю силу для верующего в него все упорядочить и внутренний наш и внешний мир, и всякую семейную, гражданскую и экономическую жизнь?»

После революции 1905 года против о. Иоанна была поднята целая кампания в левой печати, вплоть до театральных антирелигиозных постановок, как например «Черные вороны». Но это не остановило о. Иоанна, он еще резче стал обличать революционеров и правительство, во главе которого стоял граф Витте. В одной из проповедей в 1907 году он говорил: «Если в России так пойдут дела, и безбожники и анархисты-безумцы не будут подвержены праведной каре закона, и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые Правосудием Божиим с лица земли за безбожие и свои беззакония. Виновно и высшее правительство, потворствовавшее беспорядкам. Безнаказанность в России в моде, ею щеголяют. А оттого непрестанные у нас аварии с морскими и даже императорскими судами. Везде измена, везде угрозы жизни и государственному имуществу. Так и впредь будет при слабом управлении. Бедное отечество, когда-то ты будешь благоденствовать? Только тогда, когда будешь держаться всем сердцем Бога, Церкви, любви и к Царю и Отечеству и чистоты нравов. Вы с высоты своих кафедр презрительно относитесь к Господу Богу, слову Его, не замечая, что погибель ваша не дремлет. Господь раздавит вас, да так раздавит, что неизвестно, где и кости ваши будут валяться».

Мы знаем, что эти пророческие слова уже сбылись. Савва Морозов, увидев плоды своей революционной деятельности, застрелился во Франции, М. Горький отравлен своими единомышленниками-безбожниками. Струве, став религиозным человеком, умер в изгнании. Князья Долгоруковы расстреляны большевиками. Колонтай стала коммунисткой и тем самым участвовала в расстрелах бывших основоположников русской революции. После смерти Плеханова вышла в свет его книга: «Год на родине». В предисловии к этой книге рассказывается о его последних страданиях в России. Он умер в ужасных условиях, созданных той самой революцией, к которой он так страстно призывал всю свою жизнь. Писатель Мережковский писал: «Я умер заживо и вижу то, что не видят живые. Стою над пропастью, куда провалилась Россия, тысяча лет русской истории – и нет для меня ничего. У самых моих ног пустота, провал, а за ним страшная даль до края небес, до начала и конца времен, до «Атлантиды» и «Апокалипсиса». О, вы имеющие землю свою, тело свое, не завидуйте этой страшной русской всемирности!»

А вот что писал, в предсмертной исповеди, в 1939 году, писатель Иван Наживин: «Красная одурь росла, как на дрожжах; русский человек непременно требовал себе «Небо в алмазах». Заболел этой общественной оспой и я. Неба в республиканских и социалистических алмазах хотел и я. Только мы «передовики» можем устроить ее (России) дела, а все, что не с нами, подлежит анафеме и должно быть брошено на историческую свалку. Первая революция 1905 года очень охладила мои революционныя устремления, а вторая 1917 года и совсем, подсекла их в корне навсегда. Но разбег все же владел еще мною и я смотрел на деятелей старого режима с неприязнью. К великому моему сожалению в их число попал и Государь Николай II... А смерть не ждет... Поэтому, не откладывая дела, я считаю долгом своей совести теперь же покаяться в своей грубой и жестокой общественной ошибке: не Царь виноват перед нами, а мы перед ним, за нас пострадавшем. За наши ошибки мы пострадали очень строго, но все же нет тех страданий, которыми мы могли бы до конца искупить наше преступное легкомыслие и смыть с наших рук и душ кровь наших жертв, бедного Государя и его близких. Я очень прошу моих читателей, если они встретят в моих томах суровые отзывы о погибшем Государе, Государыне и их близких, истолковывать эти мои грехи в свете этого письма «всем»: я виноват в этой ужасной ошибке и готов еще и еще искупать ее, как мне укажет суровый рок».

После запуска безбожниками первого спутника, многие эмигранты восхищаются этим «научным достижением» русских ученых, совершенно забывая, что все достижения безбожников-коммунистов направлены к завоеванию всего мира, не считаясь с неисчислимыми человеческими жертвами. В НРС 8 октября, 1957 года сообщалось о том, что для того, чтобы отправить на Луну ракету, надо построить платформу высотой 100.000 футов над землей. Спрашивается, не современная ли это Вавилонская башня и для какой цели необходимо лететь на Луну? Разве на земле все уже благоустроено для мирной и христианской жизни народов, что ученым уже нечего делать? Нет, это наступает последнее время, о котором о. Иоанн предупреждал более чем полвека тому назад: «Если не будем вооружаться против живущих в нас страстей, – говорил он, – то общее беззаконие вывовет праведный гнев Божий и Бог повелит действовать смертоносным орудиям брани: из тысячи жерл полетит смерть на людей. Пусть же знают все Царства и народы, все Цари и подданные, что нет на земле ни одного непоколебимого Царства, не было и не будет. Коль скоро одолели людей безверие и безнравственность, тогда неизбежно падают Царства и народы. Долго ли существовать ему, этому миру грешному, этой земле – жилищу греха, обагренной кровию неповинных и невинных жертв, этому скопищу всяких мерзостей? Не наступает ли уже время всемирного очищения? Да, оно, конечно, уже близко. Если апостолы говорили о близости его, то мы тем более решительно можем говорить о близости кончины века».

С глубокой скорбью должны смотреть православные верующие люди на разные научные достижения, направленные для истребление человечества. Старое русское поколение – современники о. Иоанна, пережившие все ужасы гражданской и 2-ой мировой войны, обязаны разъяснять западному миру, в частности американцам, о надвигающейся каре Божией, в особенности это необходимо знать нашему молодому поколению, знающему английский язык, но не видевшему России. Наше поколение всегда должно помнить пророчества о. Иоанна Кронштадтского, чтить его и просить Его святых молитв у Престола Всевышнего о прощении грехов и избавлении человечества от надвигающейся кары Божией.

Энский.

1958 г.

В конце прошлого [XIX] столетия Юрьевский университет избрал своим почетным членом Л. Н. Толстого. Одновременно в почетные члены университета был избран и о. Иоанн Кронштадтский (протоиерей о. Иоанн Сергиев). Предложение об избрании Толстого почетным членом университета было сделано проф. Шмурло, против чего возражал проф. Царевский, указавший, что гр. Толстой сам отпал от Церкви и в силу этого лишил себя общения с православными, а потому и не может быть почетным членом университета.

Заявление проф. Царевского во внимание принято не было и избрание состоялось.

Получив уведомление об избрании его почетным членом университета, о. Иоанн Кронштадтский ответил на имя ректора следующим письмом:

«Удивляюсь малодушию и рабскому поклонению господ профессоров перед лицом графа Толстого и Иудину предательству Христа, так как имеющие общение с ним и даже приветствующие его сообщаются, по апостолу, делом злым. Благодарю Юрьевский Университет за честь звания почетного члена, но под одной категорией с безбожником быть не желаю».

Ректор Юрьевского Университета попытался затушевать эту неприятную историю, которая получила огласку, но о. Иоанн Кронштадтский остался непримирим и ответил еще более резко:

«Прочитав Ваше почтенное и почтительное, исполненное тонкой деликатности письмо ко мне и взвесив смысл его, я отвечаю Вам и Юрьевскому Университетскому совету, выбравшему меня большинством голосов своим почетным членом, решительным отказом от этой чести. Я не желаю ни под каким видом быть членом той корпорации, хотя и почтенной и высоко ученой, которая поставила меня, по прискорбному недоразумению, наряду с безбожником графом Львом Толстым, злейшим еретиком нашего злополучного времени, превосшедшего в своем высокоумии и гордыне всех бывших когда-либо еретиков. Не хочу быть рядом с Антихристом. Вместе с тем я удивляюсь, как индифферентно совет университета отнесся к осатанелому писателю и курит ему раболепно фимиам. Вот мой ответ на Ваше письмо» (П. Сергеенко «Толстой и его современники»).

В одной из своих проповедей о Льве Толстом приснопамятный о. Иоанн Кронштадтский сказал так:

«Недоучки и переучки не верят и в личного праведного Бога, а верят в безличное начало и в какую-то эволюцию мира и всех существ, верят бредням еретика Толстого и подобных ему безверов, а не Богу истинному, и потому живут и действуют так, как будто бы не будут давать ответа в своих словах и делах, обоготворяя самих себя, свой разум и свои страсти...»

В особенности предостерегал отец Иоанн молодежь от опасности заражения лживыми толстовскими листками. Вы знаете, что такое Лев Толстой, – говорил он, – это лев рыкающий, ищущий кого поглотить.

Отец Иоанн Кронштадтский предсказал Льву Толстому лютую кончину и это исполнилось.

(«Владимирский Вестник», Январь 1958 г.)

По благословению Батюшки о. Иоанна Кронштадтского был основан Пюхтицкий женский монастырь. Это было во второй половине 19-го века. Монастырь находился в Эстонии, в 20-ти верстах на юг от местечка Иевве, не очень далеко от города Нарвы.

В молодые годы наша мама поступила послушницей в этот монастырь. Когда основали этот монастырь, там было семь послушниц и мама была одной из них.

До поступления в монастырь, ее отец (наш дедушка), повез ее в Кронштадт к отцу Иоанну Кронштадтскому получить благословение на это. Мама нам рассказывала, что дедушка купил золотой крест для этого, а Батюшка отложил его в сторону и благословил ее своим большим кипарисовым крестом, сказав: «Крест большой, но не тяжелый, вынесешь и долго проживешь».

Слова Батюшки сбылись. Наша мама прожила до глубокой старости, она скончалась здесь на 82-ом году жизни и похоронена в Св. Троицком монастыре в Джорданвилле.

Отец Иоанн Кронштадтский часто навещал Пюхтицкий монастырь и для всех, как мама говорила, это было большой радостью. Он очень любил свой монастырь.

Приезжал он из Кронштадта и надо было проезжать всегда гор. Нарву. И вот, по словам нашей мамы, однажды проезжая в гор. Нарве железнодорожный мост, о. Иоанн прослезился и в слезах сказал: «Нарвушка, бедная ты Нарва, а ведь будет время, когда камня на камне не останется от тебя», и тут же добавил: «а мой монастырь будет всегда стоять». Под словами «мой монастырь» он подразумевал Пюхтицкий...

Прошли годы. Грозные годы второй мировой войны кончались. В 1944-ом году в декабре, в Германии, в Берлине мы узнаем через одного немецкого солдата, что от города Нарвы действительно остались развалины, – города нет.

В то же время мы узнали, что немецкие солдаты при отступлении в Эстонии укрывались в Соборе Пюхтицкого монастыря. Они чудом спаслись, так как снаряды не попадали в Собор, хотя большевики сильно обстреливали его.

Нужно отметить, что монастырь находится на горе и виден со всех сторон очень далеко и конечно был хорошей мишенью для них.

Монастырь Пюхтицкий и сейчас при большевиках стоит невредим – слова батюшки отца Иоанна Кронштадтского сбылись.

Пребывая в монастыре, наша мама получила на память фотографию от Отца Иоанна, с благословением и с его личной подписью. Эту фотографию мы решили переснять и послать Вам...

(Из письма М. и Ев. Таракуз, членов Фонда им. о. Иоанна Кронштадтского в гор. Ютика).