Слово в неделю о мытаре и фарисее и в день памяти святителя Григория Богослова
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Дорогие мои, други наши, три события, три памяти должны одновременно воскреснуть сегодня в нашем сердце и уме. “Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче...” – зазвучало вновь во всеуслышание в храмах Божиих. И повеяло тихим покаянным временем поста. Евангельские фарисей и мытарь заставляют нас сегодня заглянуть в свое сердце и увидеть в нем или фарисейское: “...я не таков, как прочие человецы...” – или, узрев там бездну греха, склониться перед Богом с мытаревым смирением в покаянии (Лк.18:11).
А день кончины великого вселенского учителя и святителя Григория Богослова 25 января 389 года, память которого пережила шестнадцать столетий, не напомнит ли нам всем о том, что и к нам однажды придет этот всем ведомый, но никому неизвестный, всеми ожидаемый, но мало кому желанный час смертный?
И чем тогда оправдается наша лукавая совесть пред Всеиспытующим Судией? И когда мы сравним свою жизнь с жизнью Григория Богослова и свою веру с верой его, не замедлит ли вырваться из самой глубины сердца нашего покаянный вздох мытаря: “Боже, милостив буди мне грешнику” (Лк.18:13).
Как не вспомнить в сей день и о праздновании иконе “Утоли моя печали” в память великого благодеяния Матери Божией, многими чудесами явленного народу Божию на Руси в 1771 году во время страшного бедствия – чумы и доныне утоляющей печали наши.
Три события разновременные, но все три подтверждают одно – жизнь человеческая идет в потоке Промысла Божия, и дивное попечение имеет Творец о создании Своем. Учит Господь, назидая нас и словом Своим евангельским, и жизнью избранников Своих, и решительным вторжением в жизнь человеческую Божией благодати силою чуда.
Вот мы теперь живем суетно, у нас нет внимания, чтобы увидеть в своей жизни следы Промысла Божия, у нас нет разумения понять, что же хочет от нас Господь в данных нам обстоятельствах жизни.
А все это потому, что мы забываем о единственной цели земного бытия, о том, что оно – только путь в вечность. Мы забываем и часто становимся дерзкими богоборцами, противниками Божиих определений о нас, не принимая непреложной истины, что единственно крестным подвигом жизни человека начертывается его путь во спасение – в блаженную вечность. Только узкие и тесные врата ведут в Царство Небесное.
Но дверь Божественного милосердия отверста всегда, от начала и до скончания мира. Только как нам отверзать дверь окамененного человеческого сердца навстречу Богу, этому надо учиться, об этом надо думать.
Будем же мы с вами говорить ныне обо всем этом на примере крестного пути жизни великого вселенского учителя и святителя Григория Богослова. И будем же внимательны, дорогие мои, ибо уверен, что богатство жизни святителя дарует каждому из нас то, что нужно именно ему.
Будущий святитель Григорий родился в 328 году в Греции в семье знатного рода: православной христианки – матери Нонны и язычника – отца Григория. Мать, глубоко и искренно преданная воле Божией, покорно проходя чрез посланное испытание – неверие супруга – сочетала напряженную духовную жизнь с жизнью практической, деятельной. Молясь о близких своих, она подкрепляла молитву силой своего милосердия, и результат ее трудов не замедлил явиться.
Отец святителя не просто уверовал во Христа и принял Святое Крещение, но вскоре стал сначала пресвитером, а позднее и епископом Назианским. А сколько слез и трудов стоило праведной Нонне такое преображение супруга, знает лишь Бог.
Сын же ее впоследствии, с благодарной любовью вспоминая мать, писал: “Мать моя, наследовав от отцов святую веру, наложила и на детей своих сию златую цепь. В женском теле нося мужественное сердце, она для того только касалась земли... чтобы чрез здешнюю жизнь приготовиться к жизни небесной...” И венец жизни Нонны – это ее супруг, ставший епископом, ее сын Григорий – великий вселенский учитель, святитель и богослов, и сын ее Кесарий – врач, достигший больших высот во врачебном искусстве, но почитавший высшим счастьем и благом своим быть православным христианином; а дочь Нонны Горгония повторила во многих чертах жизнь своей благочестивой матери. Не оставила святая Нонна миру ничего, кроме живых памятников – детей своих, которые несли в себе, а святитель Григорий и по сей день несет миру, ее не зримые никому материнские труды.
И не к нынешним ли матерям обращен пример жизни боголюбивой святой Нонны, ведь главное дело жены-матери, благословенное ей Богом от природы, быть истинно матерью-христианкой, потому что в детях ее всегда кроется будущее мира.
Когда Григорий выучился читать, из материнских рук он получил в подарок книгу жизни – Священное Писание. При этом мать открывает отроку тайну его рождения и одновременно дает родительское завещание на всю жизнь. “Исполни же мое материнское желание, – сказала Нонна, – помни, что я вымолила тебя у Господа, а теперь о том молюсь, чтобы ты был совершен...”
Впоследствии Григорий всю свою жизнь изумлялся избранию своему. “Меня сподобил Христос преимущественной славы. Сперва дал меня в дар матери, которая молилась из глубины сердца, и Сам (Господь) принял меня в дар от родителей, а потом ночным видением вселил в меня любовь к целомудренной жизни”, – писал святитель Григорий.
Бережно взращивала мать сына, и в помощь ее трудам чудо Божие укрепило его душу.
Чудный сон – видение, поразившее его детский ум, осталось в сознании святителя как первое ощутимое прикосновение к святыне. В глубоком сне ему представилось, что стоят возле него две прекрасные девы в белых одеждах. Мальчик сразу ощутил, что это не простые смертные, и на вопрос: “Кто они?” – получил ответ: “Одна из нас – чистота, а другая – целомудрие. Мы предстоим Царю Христу. Сын, соедини ум свой с нашими сердцами, чтобы тебя принесли мы на небеса и поставили пред светом Небесной Троицы”.
Чистота и целомудрие – вот путь к Небесному Отечеству, путь к Богу.
И мальчик вступает в юность, уже зная истинную ценность добродетелей. Он знает, что не злато и богатство, не блеск учености и премудрости составляют истинное сокровище жизни, но чистота сердца и ума, целомудрие помыслов и тела, только это надо хранить как зеницу ока. Григорий воспринял завет в детстве, пронес, сохранил его в юности. Именно чистотой смог Григорий принять от Бога дар служителя Слова.
Но вернемся теперь в наши дни, к нам, желающим быть с Богом. Кто сегодня может дерзновенно сказать, что он и сам сохранил эти великие в очах Божиих сокровища – чистоту и целомудрие и дал понятие о них своим детям? Ну, а если не сохранили эти добродетели сами и детям своим не передали, то только мытарево смирение, мытарев покаянный глас может очистить погрязшую в нечистоте душу и омыть прокаженное тело.
Боже, милостив буди нам грешным!..
Но обратимся в назидание себе к следующему периоду жизни будущего святителя. Рано окончилось домашнее воспитание Григория. Благочестивая мать, видя твердость сына во благочестии, без страха отпускает девятилетнего мальчика в страну далече, чтобы дать ему полное и разностороннее образование.
Григорий отправляется в Кесарию, там он впервые встретился с юношей Василием – тоже будущим святителем Церкви Христовой. Из Кесарии Григорий отправился в Александрию, а затем в Афины. Мир раскинул перед юношей все свое богатство, но и все свои соблазны.
На пороге взрослой жизни, при выходе его в новый обширный мир, как Божие предупреждение, во время плавания Григория по морю разразилась страшная буря, прообразуя собой будущие житейские бури, ожидающие его. Двадцать дней, не чая остаться в живых, лежал на корме юноша Григорий, вымаливая у Бога, чтобы “убийственные воды морские не лишили его очистительных вод крещения”. В это время он еще не был крещен. Именно тогда юноша дал обет Богу посвятить всего себя, всю жизнь свою только Ему. И если первое его стремление к Богу было данью послушания матери, то этот обет – уже сознательное и добровольное избрание узкого и прискорбного пути вослед Бога.
Нельзя умолчать и о чудесном откровении, данном Григорию Богом в это трагическое время его жизни. Юноше было открыто, что именно молитва матери возбранила стихии погубить его. Один из спутников Григория, вместе с ним совершавший это путешествие, увидел, как во время бури к кораблю подошла мать Григория, властной твердой рукой взяла корабль и повела в тихую пристань. Вскоре после этого стихия умиротворилась.
А Григорий, пережив бурю в душе, понял, что жизнь его и смерть всецело в руках Божиих. И вступил он в столицу империи, в шумный мир человеком, сокровенным в своем сердце.
И жил в ней уже как в пустыне. Пища его была пища пустыни, одежда – одежда нужды. Он жил близ императорского двора, но ничего не искал у двора.
Впоследствии святитель вспоминал: “Для меня приятен кусок хлеба, у меня сладкая приправа – соль; и питие трезвенное – вода. Мое лучшее богатство – Христос”.
А если главное в жизни – Христос, то вся жизнь подчинена Ему. Поэтому, живя в великом граде, полном соблазнов, Григорий знал лишь две дороги: первая и превосходнейшая вела в храм, вторая – к преподавателям светских наук.
Господь послал в подкрепление юноше друга, единомышленника и сотаинника Василия, впоследствии названного Великим. Так вдвоем они начали возрастать от силы в силу, учась покорять дух свой Богу, а плоть – духу.
Вот вы можете мне возразить, что исключительное время и исключительные обстоятельства взрастили сих великих столпов Церкви. Но не в то же ли время, и не в тех ли обстоятельствах, и не у тех ли учителей учился тот, кто стал великим отступником и гонителем Церкви – Юлиан Отступник?
Да, они все трое, как говорят, сидели за одной партой и какое-то время даже были друзьями. Почему же расходятся пути человеческие?
Да, это дело сатаны. Широк и пространен путь, ведущий в погибель, узок путь, ведущий в жизнь. Каждый человек выбирает сам.
Господи! Помогай нам!
И сегодня, как в IV веке, святость и отступничество существуют рядом в одной жизни. Смотрите же, как опасно ходите, все рядом – и спасение, и гибель.
Юноши Григорий и Василий, в пример юношеству нашего времени, чистотою жизни обрели глубину ума. Блестяще окончив учебу, они оба сделали еще один важный шаг к Богу, к святости. Они навсегда умерли для мира, а мир умер для них. Познав светские науки, они вселились в пустыню, чтобы в совершенстве изучать главную науку жизни, – науку познавать Бога – и утвердиться в своем знании и избрании.
Это время святитель Григорий вспоминал с особым чувством. И желал он тогда вдали от всяких житейских попечений, вдали от шума мирского чистым сердцем и умом возноситься к Богу всю оставшуюся жизнь. Но иное определение о нем было начертано Промыслом Божиим. Его стремление к личному подвигу приносилось в жертву Святой Церкви, раздираемой в то время многочисленными еретическими лжеучениями. И дар слова, данный Григорию от Бога, был призван послужить Церкви. “Сей дар приношу я Богу моему, сей дар посвящаю Ему – это одно, что осталось у меня и чем богат я; от всего прочего отказался по заповеди Духа”.
В тридцать три года с принятием священного сана окончилось для Григория время ученичества. И вышел будущий святитель на служение и проповедь, неотступно следуя за возлюбленным Христом Спасителем. Десять лет он помогал своему отцу епископу пастырским служением, разделяя с ним все труды и тяготы его. По истечении этих десяти лет святитель Василий Великий, который тогда был уже архиепископом Кесарийским, посвятил священника Григория во епископа.
Каким же мог быть епископ Григорий? От младенческих пелен прошедший путь духовного возрастания в Боге вплоть до пустынножительства, обогащенный всяческим познанием и внешнего, и внутреннего, несущий в себе свет Божественного ведения – он был святым епископом. Епископ-то был святой, да мир-то грешный. А князь мира сего не терпит святости, всеми средствами изощряясь низложить ее. И поток бедствий обрушивается на подвижника. На кафедру, куда был рукоположен епископ Григорий, его не пустил другой архиерей, в котором возобладал дух соперничества. Смерть близких святителя следует одна за другой, и только проникновенные надгробные слова выдают ту скорбь, которую носит он в сердце. И лишь целебный бальзам уединенной молитвы укрепляет страдальца. И это стремление к пустынному уединению не покидает святителя Григория всю жизнь: из пустыни он вышел только по зову Церкви, по долгу послушания ей.
В возрасте пятидесяти лет начинается самый напряженный подвиг святителя. В то время Православная Церковь в Константинополе находилась в предсмертной агонии. Свет истины мерцал только в катакомбах. Сорокалетнее господство арианства, которое само по себе было страшной ересью, породило и другие многочисленные секты. Заблудший народ, “сидящий во тьме и сени смертной”, предавался бесконечным “богословским” спорам и прениям. Ремесленники, лавочники, торговцы спорили о Божественности Христа, и споры эти порождали такие чудовищные богохульства, что люди погибали безвозвратно. Тех же, кто миновал этой напасти, бес держал в плену роскоши и омерзительных плотских страстей.
И вот в это пекло ада был призван святитель Григорий – смиренный старец, согбенный, изможденный подвигами поста, молитвы и слез. В Царьграде никто не воспринял его появления серьезно. В доме своих родственников пришлось святителю Григорию устроить домашнюю церковь, которую он назвал “Анастасия”, что значит “Воскресение”. По мысли святителя, здесь должно было воскреснуть совсем поникшее было в Константинополе православное учение.
Первые службы и проповеди его зазвучали в пустой домашней церкви. Но длилось это недолго. Первое невыгодное впечатление от старца-епископа вскоре сменилось в народе глубоким изумлением и почтением к нему. Громко, убедительно, властно зазвучало его слово.
Но чем больше собиралось к святителю сначала просто слушателей, а потом и молящихся, тем сильнее росло сопротивление ему торжествующего зла. Враг рода человеческого, уязвляемый святым мужем во главу, восстал на него всем своим могуществом. И только Бог хранил избранника Своего. Не раз архиерей со своей паствой был побиваем камнями прямо во время богослужения. Таинство Крещения многие принимали в своей крови. Но вид смерти не устрашил святителя Божия. И иные стрелы готовил его сердцу враг всякой правды: клеветы, ненависти, насмешки, измены тех, кого святитель Григорий прижимал к сердцу своему, как родных детей.
И ни разу не изменил архиерей всеоружию Божию против врага – терпению, смирению, кротости. Дело Божие спело его усердием и приносило плоды. Святитель Григорий назидал православных, смирял еретиков силой Божественного слова и всех равно учил своей строгой святой жизнью.
Так боролся с врагом-диаволом святой муж. Боролся за Церковь, за паству, за каждую заблудшую душу – боролся и побеждал. Народ Божий приобрел истинного пастыря, и дело восстановления Православия в Константинополе было совершено. В 380 году император утвердил указ против еретиков.
А последнюю, самую значительную победу одержал великий вселенский святитель и учитель Церкви в 381 году на Втором Вселенском Соборе, который проходил под председательством самого святителя Григория. На этом Соборе правда Божия восторжествовала окончательно: Церковь получила незыблемый до скончания века Символ веры – залог нашего спасения.
Именно на Втором Вселенском Соборе Духом Святым через святых отцов был восполнен составленный в Никее и окончательно определен Символ веры нашей. А святителя Григория этот Собор утвердил Патриархом Константинопольским.
Но любителю пустыни именно тогда Бог судил вернуться в пустыню. Для мира церковного, предотвращая возникшие на Соборе разногласия по поводу избрания его Патриархом, святитель сам пожелал скрыться в уединение, которое любил измлада, которого и сейчас желала душа его.
За понесенные труды святитель Григорий просил Собор отпустить его на покой. В прощальном слове он подвел итог трудам своим во славу Божию. Святитель говорил:
“Прости, “Анастасия”, получившая от благочестия наименование, ибо ты воскресила нам учение, дотоле презираемое!
Прости, место общей победы над ересью, Константинополь, в котором водрузили мы скинию (Православную Церковь), сорок лет носимую и странствующую в пустыне!
Прости, великий и славный храм, получивший настоящее величие от Слова, храм через меня сделался Иерусалимом!
Прости, кафедра – эта завидная и опасная высота.
Прости, собор архиереев, почтенных сановитостью и летами.
Простите мне, служащие Богу при священной трапезе!
Простите, страннолюбивые и христолюбивые домы, помощники моей немощи!
Простите, любители моих слов, простите и парадные стечения...
Простите, Восток и Запад!
За вас и от вас терпим мы нападения: свидетель сему Тот, Кто примирил нас. А сверх того, и паче всего воскликну:
Простите, Ангелы, хранители и моего здесь пребывания и отшествия отсюда.
Прости мне, Троица, мое помышление и укрепление.
Чада, сохраните предание”.
После сего великий святитель и учитель Церкви удалился в пустыню. Не оставляя пустыни в последние два года жизни, архиерей Божий, ревностный к истине Христовой, утверждал Православие своими письмами и стихами. Умер святитель в возрасте шестидесяти двух лет.
По смерти святителя Григория Церковь усвоила ему имя Богослова, таинника Божия, как светлому прописателю и служителю Святой Троицы.
А вот его предсмертное стихотворение:
“Последний подвиг жизни близок; худое плавание окончено: уж вижу казнь за ненавистный грех, и вижу мрачный тартар, пламень огненный, глубокую ночь, позор обличенных дел, которые теперь сокрыты. Но умилосердись, Блаженный, и даруй мне хотя вечер добрый, взирая милостиво на остаток жизни моей!
Много страдал я, и мысль моя объемлется страхом; не начали ли уже преследовать меня страшные весы правосудия Твоего, Царь? Пусть сам я понесу свой жребий, переселившись отсюда и охотно уступив снедающим сердце напастям, но вам, которые будут жить после меня, даю заповедь: нет пользы в настоящей жизни, потому что жизнь эта имеет конец”.
Неисповедимы судьбы Божии. “Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом”, – говорит Писание (Притч.19:21). Пример жизни святителя подтверждает истинность этих слов, и пример его для нас поразителен.
Вся жизнь святителя прошла в гонениях, вся в трудах, вся в великом терпении. Его гнали, а он благословлял и самоотверженно трудился во славу Божию для духовной пользы мира. Какой короткой была его жизнь! Но за шестьдесят два года он сумел сделать столько, что по сей день от его трудов мир питается здоровой пищей духа.
Вот и смотрите, дорогие мои, что может совершить человек силой Духа, силой Божией!
Я рассказал вам немного, но и это дает понять, что совсем нет у нас основания вставать пред Богом, как фарисей. Понурив головы свои, должны мы сказать: “Да, Господи! мы не такие, как прочие человецы, которые умели жить в Боге, умели со смирением и полным доверием принять все невзгоды, посланные им Тобою на жизненном пути во спасение”.
Да, мы не такие, мы не дерзаем сравнивать себя с ними. Мы – рабы неключимые есть.
Жизнь многих из нас уже преклонилась к закату, а мы еще и теперь не начали делать ничего из того, что повелено нам Богом совершить на земле. Боже, будь же милостив нам, грешным. Аминь.
25 января (7 февраля) 1993 года