Глава III
Теория о зле, как необходимом якобы атрибуте всего сотворенного – ограниченного и несовершенного. Логическая несостоятельность сего учения и совершенная чуждость сего учения понятию о Творце-Боге. «Vis plastica» и «vis harmonica» в частном тварном бытии. Зло не может обусловливаться актом творения. Возможность явления зла мыслима в творении не иначе, как в мире разумно-свободных сотворенных существ. Сущность зла и оказательность его в существе падшего разумно-свободного существа. Зло и разрушение, зло и страдание, зло и ожесточение во зле. Блаженное и счастливое бытие. Определение добра по его существу; определение зла по его началу и его оказательству. Идеальное зло в озлодействованной падшей воле частного разумно-свободного существа. Выводы.
Если «понимать мир, – говорит Ульрици, – как творение Божие, следовательно, как отдельное от Него и, по самой своей сущности, условное, относительное, конечное и временное, являющееся, развивающееся, которое есть только то, чем оно бывает, и потому только в конце своего развития может достигнуть возможного для него совершенства, то из этого следует, что мир представляет необозримо великий процесс развития, который повсюду идет вперед, от несовершенного к совершенному, хотя, может быть, и не везде одинаково быстро. И если только в достижении цели наивозможнейшего совершенства мировых существ возможно полное удовлетворение, полное чувство наслаждения своим существованием, вследствие полного согласия с самим собою и целым, то из этого следует, что на пути к совершенству чрез область еще несовершенного, негармонического, несоразмерного именно это несовершенство и должно быть чувствуемо как неприятное, как зло, как страдания и боль.
Таким образом, зло, по своему общему понятию, в котором оно совпадает с понятием несовершенного, заключается уже в самом понятии мирового; вина заключается не в вечных истинах, не в слепых непреодолимых законах или априористической возможности или невозможности – самая деятельность мира, если его понимать как творение, требует зла» (Бог и Прир. Ульр. 2 272–273).
При таком объяснении источника и происхождения зла во вселенной, самое зло, очевидно, отождествляется с актом творчества; а так как с понятием тварности соединяется понятие ограниченности и несовершенства, в сравнении с безграничным и всесовершеннейшим Творцом-Богом, то зло, следовательно, есть необходимое и неизбежное следствие Божественного творческого акта. Что, значит, находится в бытии чрез творчество, а в таком бытии находится все сущее, кроме самого Бога, то необходимо должно быть в такой фазе бытия, которая для всякого частного бытия неизбежно должна быть злом.
Развивая это учение о зле до его последних и конечных выводов, а не останавливаясь на полпути, как делают последователи сей теории происхождения зла в мире, мы получим крайнее смешение понятий и представлений о Боге, как Творце мира, об акте творчества, как Откровении Божием в творении и деле Божием, а равно будем иметь одну из безобразнейших, чудовищных и безотраднейших доктрин, какие когда-либо трактовали о конечных причинах.
В самом деле, ведь всякое тварное существо никогда – в целой вечности не может и, по самой идее Бога, не должно сделаться безотносительно и абсолютно совершенным, адекватным совершенству, мыслимому в Боге: значит, несмотря ни на какое относительное совершенство тварного бытия, несмотря ни на какой пройденный творением путь совершенствования, зло пребудет существующим вечно для творения, как остаток в нем несовершенства и его ограниченности, и оно вечно будет присущим всякому частному тварному бытию, как не могущая никогда быть пройденною та или другая степень его несовершенства, степень его только приближения к Богу, а не адекватности с Богом.
При этой вечной настоятельности зла для тварного бытия, самое зло будет входить необходимым элементом во всякое частное бытие, и не только континуация зла будет поддерживаться ограниченностью и относительным лишь совершенством тварного бытия, но и допускать минуацию зла во вселенной нет никаких логических оснований.
В самом деле, что может ручаться за то, что, при вечной не только «potentia», но и «praesentia» зла, оно – ослабленное и уменьшенное количественно и качественно, экстенсивно и интенсивно вновь и вновь не явит себя со всею силою ниспадением тварного существа в прежнее, как бы уже пройденное совершенство? Ведь сущность зла и элемент зла, принадлежащий будто бы природе всего тварного, нисколько не устранились бы тем обстоятельством, что тварное бытие, оставаясь по-прежнему ограниченным и конечным, подвинулось лишь по ступеням своего относительного совершенства: муки рождения в дальнейшем пути восхождения от силы в силу, от степени в степень для него остались бы прежние, да и не изменилась бы даже интенсивность сих мук рождения, так как новое рождение, рождение в большем и высшем должно, естественно, сопровождаться и новыми муками рождения – большими и сильнейшими.
Значит, на пути к совершенству, выражаясь словами Ульрици, именно это несовершенство должно быть чувствуемо как неприятное, как зло, как страдания и боль. Что же, будет ли конец для тварного Бытия? Логически размышляя, сего конца нельзя ни полагать, ни предвидеть: зло должно оставаться вечным для тварного бытия? Нельзя поэтому не согласиться, что такое мировоззрение было бы самым безотрадным и отчаянным для человека, если бы оно было истинным, т.е. что «зло будто бы совпадает с понятием несовершенного, заключается уже в самом понятии мирового», что будто бы «самая деятельность мира, если его понимать как творение, требует зла».
Впрочем, принять такое мировоззрение немыслимо, коль скоро мир есть творение Божие, и виновник всякого частного бытия есть Бог. Если нелепо думать, как говорит сам же Ульрици, «что Божественное всемогущество может создать Бога, т.е. нечто безусловное, абсолютное, совершенное», а «что творение поэтому может быть только относительно совершенно, а, следовательно, должно быть вместе и несовершенно» (Бог и прир. Ульрици 2, 272), то нелепо было бы думать о Боге-Творце, чтобы в Его творении не было планомерности и целесообразности, каковые впрочем атрибуты творения сам же Ульрици с особенною силою справедливо защищает и утверждает.
Сия же – планомерность и целесообразность, как проявление премудрости и всемогущества Божия совместно, должны обнимать собою телеологически не образ только тварного существа, в смысле морфологическом, как «vis plastica», но должны ту же «vis plastica» перенести в самое содержание образа тварного бытия, как «vis harmonica», а потому как в субстанции своей и во всем своем целом, так в обнаружении своей жизни, сил и способностей своих, всякое частное тварное бытие, если только остается оно верным своему образу, адекватным началом истинной своей жизни, не может не быть и не оставаться всегда счастливым и блаженным.
Путь к дальнейшему совершенству был бы не путем страдания и боли, а блаженнейшим и счастливейшим путем раскрытия в себе сил и дарований по содержанию и по природе своего образа, путем радости и нахождения себя всякий раз и всегда в адекватной своему образу полноте бытия. Быть тем, чем творение по началам и по содержанию своего образа должно быть, значит быть равным самому себе, быть в норме своего бытия, а это значит быть в радости бытия, быть счастливым и блаженным. Мыслить о творении Божием иначе, т. е. допускать в нормальном раскрытии, обнаружении и развитии жизни творения «неприятное, страдания и боль», одним словом, «зло», значило бы нелепо мыслить о самом Творце-Боге, т.е. значило бы приписать Богу не только недостаток могущества и премудрости, но даже недостаток доброй воли – любви и благости, что было бы противоречием самому понятию Бога – «catradictio in adjecto».
Творение из рук Творца-Бога могло выйти не иным, как только добрым, и добрым во всем: в своем образе как целом, в природе и содержании сего образа, равно в силах и средствах нормальной жизни и нормального развития своего частного индивидуального бытия. Бог не мог сотворить ничего другого, кроме такого, что добро и прекрасно в себе самом не только тогда, когда оно стало быть, но и тогда, когда оно стало жить и развиваться, т.е. всегда и вечно, если только законы и норма всякого частного бытия, положенные Богом, останутся сохраненными и неотринутыми, как единственно свойственные и единственно собственные норма и законы сего частного бытия.
Однако при отсутствии, таким образом, «praesentia» зла, разумно-свободному творению, с другой стороны, присуща была «potentia» зла, и самое зло могло явиться первоначально не иначе как в мысли разумно-свободного существа как ложь и фикция о своем якобы абсолютизме, а потом сии ложь и фикция могли и должны были перейти в волю разумно-свободного существа, как противление воле Божией и порядку, положенному Творцом в бытии частного и частных существ, следовательно, как отрицание в себе основ своего образа, как уклонения от законов и нормы природы своей сущности, как измена себе самому и Богу, как несоответствие всему и во всем, чем индивидуальное существо должно было бы быть по своему назначению.
Зло, таким образом, понимая мир как творение Божие, могло явиться в мире разумно-свободных существ, сотворенных Богом, в волевом акте их самоопределения против закона и правды бытия во вселенной: ложь и фикция личного – тварного абсолютизма против Бога-Творца и вопреки Его воле – вот начало зла во вселенной. Являясь отрицанием закона, правды и истины во имя лжи и фикции, зло, само собою разумеется, должно перейти в разрушение природно-сущих добра и красоты по содержанию образа разумно-свободного существа, должно воплотиться в дисгармонию, в неприятное, в страдание и боль во всем существе разумно-свободного существа.
Первою, следовательно, неправдою во вселенной и первым грехом могли быть ложь и фикция своего абсолютизма в мысли разумно-тварного творения Божия, что должно было произвести как бы выход и удаление от себя самого, противоестественность, ненормальность в частном личном бытии, и рождением зла в мире могло быть поэтому склонение личной воли разумно-свободного существа к тому, что в его мысли явилось как духовное любодеяние, как увлечение своею мыслью, как гордость свободно-разумного существа, возомнившего себя самозаконным, самодовлеющим и самоопределяющим в абсолютизме собственной воли; но на самом деле этот абсолютизм воли был только злодейским актом прежде всего против самого существа.
Началом зла, следовательно, во вселенной могло быть личное падение разумно-свободного существа, как грех его пред Богом и ложь пред самим собою. В воздействии своем грех и ложь должны были произвести остановку и прекращение планомерного и закономерного развития падшего существа, дисгармонию в нем, страдание, а в состоянии и направлении его воли – злобу, ненависть, враждебное чувство ко всему, что верно идее своего образа и своему призванию, следовательно – верно Богу.
Чувство неудовлетворенности, отсутствие покоя, ощущение опустошенного и разрушенного в себе блага бытия, лишенного в себе самом довольства и радости, знойное и злобное богохульство, как отражение и антитезис своего якобы абсолютизма, яростно-возмущенное стремление противодействовать Богу – таковы должны быть внутренние явления в состоянии падшего разумно-свободного существа. Там, где нет сохранения своего образа, где разумно-свободное существо является неадекватным природе сего образа, нет, следовательно, планомерного, закономерного, целесообразного и гармонического развития, нет радости бытия, нет покоя и счастья; там страдание, там зло, зло во всем – и в себе самом, и в направлении воли.
Только то блаженно и счастливо, что верно себе самому, т.е. природе своего образа, что живет и развивается в норме и законах, присущих творению, как «данные ему волею Божиею»: вне сего «данного» нет жизни – именно потому, что оно есть «данное» и нет другого «данного», а может быть сие другое – «неданное» только фикцией, ложью и грехом. Поэтому на вопрос: что есть добро? – можно ответить: добро есть все, что истинно, планомерно, закономерно, целесообразно и гармонично в себе самом, что адекватно, верно «данному» Богом в природе образа частного бытия, что верно, следовательно, идее Божией о творении, и потому верно воле Божией и вообще Богу.
Добро, следовательно, есть все, что остается в своем бытии неповрежденным, непадшим и несогрешившим и, следовательно, по началу своему, все сущее от Бога, как творение, есть добро. Наоборот, зло, как ложь и фикция, не имеет самостоятельного своего начала в бытии. В собственном смысле зло никогда нельзя назвать «бытием» или «сущим»: оно может только привноситься в действительно «сущее», как разрушение гармонии бытия, как отрицание «сущего». И в этом случае, как отрицательное начало, оно должно явиться там, где волею частного разумно-свободного существа отринуты закон и правда бытия, т.е. где отринуто добро.
Будучи «несущим» и «небытием», зло должно было бы всякое частное бытие – падшее и согрешившее привести также к «небытию»; но так как сущее от Бога без воли Бога не может обратиться в ничто: то зло должно являть себя полным расстройством сущего. Как ничтожество, оно ничего не может от себя дать, а должно отнимать и расхищать; как отрицание, оно должно гасить и разрушать; как фикция и ложь, оно должно создать мечтательный противообраз истинному образу частного разумно-свободного существа; как антитезис добра и мрак, оно по силе и степени своего приражения, должно обнимать большим или меньшим хладом и тьмою все существо падшего творения, должно создавать хаотическое возбуждение и возмущение действующих в нем сил и способностей, самое же существование падшего разумно-свободного бытия должно обратить в горнило страданий и бедствий, погрузить в бездну неисходной скорби и печали, обратить личное бытие в муки отчаяния и проклятия, неся за собою возмущение и разрушение, насилие и угнетение, тяготу и страдание, беспокойство и дисгармонию, боль от нанесенной и незаживающей раны, муки смерти и самую смерть.
В таком именно виде мы и находим в Св. Писании учение как о происхождении и начале зла, так и о действии и воплощении зла во вселенной: с одной стороны, нравственное зло есть лживая самость тварного разумного существа, противоестественная фикция абсолютизма самости, есть извращение в самой самости, разрушение и насилие в ней самой; с другой – зло есть страдание, отчаянные вопли скорби, ужасные муки неудовлетворенности проклятого и разбитого в себе самом бытия. Так называемое физическое зло, как увидим, не есть в собственном смысле зло, а является таковым для расстроенного и больного состояния человека.
Возвращение, буде таковое оставалось бы возможным для падшего разумно-свободного существа, к правде своей природы и к норме истинного своего образа было бы возвращением согрешившего и падшего существа к своему первоначальному и исконному благу, было бы его спасением, было бы «пакибытием» в радости и блаженстве бытия. Наоборот – большее и большее озлодействование личной воли падшего существа будет большим и большим отчуждением от себя самого и своего блага и все большим страданием. Наконец, полное и совершенное озлодействование своей воли, потонутие, так сказать, в фикции и лжи своего абсолютизма будет идеальным проявлением зла в падшем разумно-свободном существе: такое состояние неизбежно должно влечь за собою вечную погибель и вечную смерть падшего разумносвободного существа.
Вопрос здесь не в том, почему идеально воплотившееся зло и вечная погибель тождественны друг другу, а в том, каким образом они могут не быть тождественны? Ведь некому дать спасение и не на чем его утвердить в идеально озлодействованном частном личном бытии: для спасения нужно не внешнее что-либо, а самая личность спасаемого, личность, являющаяся или, по крайней мере, желающая явиться в правде своего бытия, идеальное же зло сию-то правду и погасило в совершенно озлодействованном падшем разумно-свободном существе.
Таким образом, зло во вселенной, что само собой разумеется, могло явиться первоначально только в мире разумно-свободных сотворенных существ и должно было явиться как противобожие, возмущение против Бога и Его воли во имя своего личного автократизма, во имя абсолютизма личной воли сотворенного разумно-свободного существа, во имя якобы своей самозаконности и своей самодовлеемости. Фикция Божественного абсолютизма, вожделение самобожия должны были быть и, действительно, были как рождением зла, сущностию и корнем его, так и самым злом во вселенной: зло первоначально явилось, свидетельствует нам Св. Писание, в мире сотворенных, высших разумно-свободных, духовных существ – Ангелов, и уже из мира ангельского оно приразилось к миру человеческому и явилось как абсолютное противобожие и как фикция самобожественности.