8 января архимандрит Иннокентий писал знакомым: «Если между мной и князем Александром Николаевичем¹³⁵ не будет мира, то трудно мне будет являться на собрания к нему, и ему трудно будет терпеть меня. Таким образом, я, как сор, как умет духовный, должен быть выброшен из Петербурга. Если это угодно Господу, то, верно, к пользе общей – моей и других. Что делать? Мир как море, город как пучина, человек как легкая ладья, а наш брат, это говорю о себе, как легкое перо или как обломок доски, всюду носимый морем, потопляемый и извергаемый не только пучиной, но и каждой волной»¹³⁶.

В день Богоявления, 6 января, князь Голицын объявил назначение архимандрита Иннокентия, как бы за его заслуги, епископом в Оренбург – один из самых захолустных городов на окраине России. Хуже этой кафедры трудно было и подыскать: только раздражение князя Голицына против архимандрита Иннокентия могло повлечь за собой подобный выбор.

Гнев министра духовных дел был так велик, что он не хотел провести назначение законным порядком – через Синод. Он выхлопотал прямо у Государя высочайшее повеление о назначении архимандрита Иннокентия епископом Оренбургским. Очень может быть, что он хотел предотвратить этим всякую возможность ходатайств за него. Митрополит Михаил, мягкий и уступчивый, здесь не выдержал и принял самое живое и горячее участие в судьбе своего любимца и помощника. Ему особенно больно было то, что назначение архимандрита Иннокентия было сделано без синодального избрания, прямо от Императора, вопреки установившимся церковным порядкам. Митрополит Михаил здесь проявил столько нравственного мужества, что в присутствии Синода позволил себе сделать замечание князю Голицыну по поводу этого несправедливого назначения¹³⁷.

Митрополит решил попытаться переменить кафедру для архимандрита Иннокентия на более благоприятную по климатическим условиям, что было весьма важно для очень больного человека. В это время оставалась вакантной кафедра в Пензе. Поэтому митрополит Михаил на заседании Синода предложил перевести будущего епископа в Пензу. Князь Голицын с раздражением отвечал, что не было примера, чтобы епископа, еще не прибывшего в епархию, перемещали в другую¹³⁸.

Удивительно, что князь под влиянием личной обиды дошел даже до противоречия самому себе и историческим фактам. Для удаления архимандрита Иннокентия из Петербурга он допустил отступление от установившихся порядков, примеры чего были чрезвычайно редки и исключительны. Его ссылка на то, что не было примеров перевода епископа, не прибывшего в назначенную ему епархию, на другую кафедру, совершенно неверна. В 1799 году, т.е. двадцатью годами ранее рассматриваемого случая, состоялось назначение на вновь открывшуюся калужскую архиерейскую кафедру о. Серапиона Александровского, который, даже не побывав в Калуге, переведен был в Казань¹³⁹. Можно лишь удивляться степени озлобления министра духовных дел против архимандрита Иннокентия. Он знал его лично и, конечно, хорошо знал о его болезни, но все-таки оказался настолько жестоким, что не обратил никакого внимания на это обстоятельство. Настаивая на его назначении на Оренбургскую кафедру, он тем самым обрекал его на преждевременную смерть. Однако отказ Голицына переменить святителю Иннокентию место его будущего служения не остановил митрополита Михаила, который решился приложить все усилия для того, чтобы хоть сколько-нибудь помочь своему другу.

Митрополит обратился за содействием к княгине Софье Сергеевне Мещерской, пользовавшейся большим уважением Александра I. Император любил княгиню за ее благочестие, часто навещал ее и беседовал с ней о религиозных предметах¹⁴⁰. Как по просьбе митрополита Михаила, так и по своей любви к о. Иннокентию княгиня Мещерская приняла живейшее участие в его судьбе. Она убедила Императора, что архимандрит Иннокентий удаляется из Петербурга совершенно безвинно. Император захотел обстоятельнее ознакомиться с этим делом и, вероятно, по совету той же Мещерской пригласил к себе митрополита Михаила. Аудиенция митрополиту назначалась в самое неурочное время, и потому нужно думать, что дана была без ведома князя Голицына¹⁴¹.

Настал день Высочайшей аудиенции. В конце февраля архимандрит Иннокентий писал своим знакомым: «С приготовлением всего дорожного немного помедлите. Сегодня в шесть часов вечера преосвященный митрополит будет у Государя, и потому судьба моя, может быть, решится иначе, чем предположено». Митрополит Михаил на аудиенции представил перед Александром I дело архимандрита Иннокентия в действительном виде и постарался доказать невиновность цензора. Добрый, мягкосердечный митрополит Михаил до такой степени расположил Государя в пользу архимандрита, что он не только согласился с просьбой о назначении последнего в Пензу, но даже пожелал лично видеть самого архимандрита Иннокентия и назначил для него день приема.

В письме от 5 марта архимандрит Иннокентий писал: «Государь Император сегодня хотел говорить со мной. Известие или требование придет через высокопреосвященного митрополита». Так архимандрит Иннокентий вместо епископа Оренбургского сделался епископом Пензенским, но все-таки должен был оставить Петербург, чего и добивался прежде всего князь Голицын¹⁴².

Архимандрит Иннокентий безропотно, с покорностью и полной верой в Промысл Божий отнесся к перемене в своей служебной деятельности. Далеко не так спокойно отнесся к его удалению архимандрит Фотий. Однажды, в уединенной беседе с о. Иннокентием, он стал было жестоко бранить и поносить князя Голицына за его несправедливость, гнев и жестокость по отношению к архимандриту. Последний не дал как следует высказаться Фотию, тотчас же остановив его. Затем он напомнил ему о заповеди Иисуса Христа любить врагов и благословлять проклинающих нас. Мало того,– прослезившись, он стал убедительно просить своего ученика о том, чтобы и тот помолился за князя, «да внушит ему Господь обратить сердце на благое»¹⁴³.

Архимандрит Иннокентий был хиротонисан 2 марта в Казанском соборе. В день посвящения, вечером, явился к нему с поздравлениями инок Фотий, и они в задушевной беседе провели время до полуночи. Фотий, заметив приятную перемену в лице учителя, которое сияло духовной радостью и умилением, спросил его о том, не сокрушается ли он о назначении в город Пензу. Епископ Иннокентий, приложив свою руку к сердцу, отвечал: «О, Боже! Как я могу быть недоволен даром Твоей Божественной благодати! Я недостойный раб, а почтен от Бога святейшим саном»¹⁴⁴.

Преосвященный Иннокентий относился с величайшим благоговением к епископскому сану, но в то же время по скромности своей стеснялся тех почестей, какие воздаются архиереям, и тех прав, какими они располагают. «Я теперь,– писал он уже из Пензы в Москву в июле 1819 года,– должен и писать, и говорить, и внушать то, что во славу Божию, устраняю себя. Мне кланяются, а поклонение принадлежит единому Богу, меня почитают, а честь и держава должна быть воздана Богу. Меня заставляют управлять и повелевать, а царство и власть, и сила суть единого Господа Иисуса Христа. Лучше в тишине, лучше внизу, лучше под спудом, лучше в пустыне, нежели в Египте, лучше на горе Елеонской, нежели в Иерусалиме».

Голицыным.

Письма свт. Иннокентия к княгине С.С. Мещерской. С. 31.

Сушков Н. Записки о жизни митрополита Филарета. С. 108–111.

Из воспоминаний митрополита Филарета. Православное обозрение. 1868. № 8. С. 524–525.

Иеромонах Леонид. История Калужской епархии.

Дневник квакера Грелье. Русская старина. 1874. Январь.

Автобиография архим. Фотия. Кн. 2. С. 52–55. Суш-ков Н. С. 111–115.

О гонении на архимандрита Иннокентия свидетельствуют некоторые и другие его современники. См.: Воспоминания А.П. Беляева. Русская старина. 1880. Сентябрь. Воспоминания священника Я.Л. Морошкина. Русская старина. 1876. Октябрь.

Житие преосв. Иннокентия, составленное архим. Фотием.

Там же.