LV. Нечто об Амуре ¹⁰²

Река Амур, одна из огромнейших рек не только в Poccии, но даже в целом мире, – несмотря на то, что она течет в умеренном климате, на протяжении почти пяти тысяч верст, и принимает в себя множество рек с обеих сторон из коих две, теку с правой стороны, т. е. от полдня, даже оспаривают у нее первенство, – до настоящего времени и, можно сказать, даже до 1854 года, конечно, по воле Провидения, оставалась в забытье и даже многим из соотечественников наших едва была известна только по имени. Но теперь, когда по ней сплыли два огромнейших рейса, а ныне еще третий, она возбудила внимание многих, а с тем вместе разные толки об ней. Так, напр., одни говорят: зачем занимать Амур, когда у нас без того много мест, еще незаселенных; другие называют ее неудобной к судоходству, – один из таковых едва не с клятвой уверял меня, что он слышал от бывшего на Амуре чиновника, что на нем есть непроходимые пороги; а иные, напротив, особливо из первых основателей заселений на Амуре, желая выхвалить Амур, превозносили его до чрезвычайности, увеличивая все до крайности. Прошедшая война доставила случай и мне сплыть по Амуру¹⁰³ и кое-что заметить, слышать и видеть. И с моей стороны было бы даже недобросовестно не высказать моих замечаний и мнений касательно Амура, а прежде всего –тому, кто более всех интересуется и кому более всех необходимо знать об Амуре, тем более, что все мнения и сведения слышим об Амуре, очень небеспристрастны: те и другие слишком иногда увеличивают выгоды и невыгоды, представляемые Амуром, увлекаясь своими видами. Прежде всего следует указать на цель занятия Амура. Конечно, главная цель есть одна: т. е., приобрести во владение наше такую огромную реку и тем яснее определить границу нашу с Китаем. Но цель эта совмещает в себе множество разных целей, частных и общих, отдаленных и ближайших.

Цель занятия Амура, Русскими: а) отдаленная. Главнейшая и важнейшая из отдаленных целей занятия левого берега реки Амура (о правом я не говорю как о чужом) на всем протяжении его, по мнению моему, есть та, чтобы благовременно и без столкновения с другими державами приготовить несколько мест для заселения Русских, когда для них тесно будет в России, а это может быть очень в непродолжительном времени, потому что число рождающихся против умерших, по одним только православным метрическим сведениям, каждогодно превышает более нежели пятьсот тысяч – а .места по Амуру, начиная почти от Стрелочного караула и до самого устья Амура, представляются удобными для поселения; а между тем. самая река представляет большое и важное, удобство для сообщения Сибири с океаном. Эта. цель занятия Амура многим (с кем мне случилось об этом говорить) кажется новой и странной, и это конечно оттого, что они не совсем знают количество народонаселения, ежегодно у нас, возрастающего¹⁰⁴ и которое, при обыкновенных обстоятельствах, должно возрастать со временем уже более, чем по полумиллиону в год; и притом им кажется, что у нас в России, и особенно в Сибири, еще премножество мест, которые можно и должно населять.

Действительно, смотря на карту, напр., Сибири и зная число ее народонаселения, нельзя не видеть, что при таком необъятном пространстве оной, жителей в ней чрезвычайно мало, и то почти только около дорог. Но отделите из этого пространства всю северную половину и северо-восточную часть. даже до Амура – как совершенно неудобные к большому населению, по суровости климата, по гористой и каменистой почве и по непроходимым болотам и тундрам. Если здесь, даже и в самом глубоком севере, и есть жители, то они существуют или звероловством, или рыболовством, или хлебом, доставляемым им с величайшими усилиями. Но что это за существование? Северо-восточный же угол Сибири, т. е. от Камчатки к северу и северо-западу, только до тех пор будет иметь скитающихся по леденистым тундрам оной жителей, пока у них не истребятся олени, у них пищу, и одежду, и кров; а когда не будет там оленей, – что весьма не невозможно, судя по Гижигинским Тунгусам, имевшим некогда бесчисленные стада оленей, а ныне не все имеют их и для переезда, – то никакими (место не разобрано) не заселить этого края. Потом, с другой стороны, отделите Киргизскую степь, Саянский хребет, При-Байкальские горы и за Байкалами так называемую Братскую степь, с небольшими исключениями, песчаные места около Кяхты и все места, лежащие от большой Забайкальской дороги к северу, тоже с небольшими исключениями, – и вы увидите, что удобных для заселения в Сибири мест остается не больше четвертой части; но и из этой части надобно отделить еще места гористые, песчаные, каменистые, лесистые и занятые водой; и вы согласитесь. что Сибирь, кроме еще, быть может, нескольких мест в Тобольской губернии, почти уже вся заселена; а за Байкалом у раскольников становится уже тесно, а ежели где и найдутся еще места удобные к расчистке и разработке, то их надобно оставлять для избытка народонаселения самих Сибиряков. Следовательно, поселять в Сибирь людей из России почти невозможно. Много ли и в самой России мест, удобных для заселения и еще не заселенных, особенно таких, которые бы с первого раза представляли удобства. для сообщения, – удовлетворительно сказать не могу; но положим, что и много; но чрез 30–40 лет заселятся и там, а потом куда девать избыток? За 200 лет и даже менее, кто мог думать, что из Германии и Ирландии должны будут переселяться люди в Америку? – Следовательно, занятие Амура, т. е. заблаговременно приготовить место для будущих поселений, отнюдь не лишне и не безрассудно; напротив того, надобно это как можно скорее, дабы кто-нибудь из Европейцев не предупредил нас; а тогда без ссоры и без войны нельзя уже будет занять Амура¹⁰⁵.

б) Ближайшая цель. Из ближайших целей занятия Амура есть – снабжение Камчатки и других приморских и заморских наших мест хлебом и другими Сибирскими и отчасти Русскими произведениями, – снабжение путем удобнейшим, вернейшим, и дешевейшим, чем чрез Охотск на Аян, и даже чем вокруг света. Честь России (о других причинах не говорю) не дозволяет бросить Камчатку и прочие приморские места, хотя они слишком дорого стоять казне и никогда не в состоянии будут окупать не только всех издержек и пожертвований казны, но даже и одних только пенсий, производимых служившим там, а между тем они не в состоянии прокормить даже своих жителей без подвоза из других мест; ибо не говоря уже об Охотском и Гижинском округах, в которых решительно никогда не может быть хлебопашества, по грубости климата и почвы и по близости моря¹⁰⁶, но даже и в самой Камчатке (где по реке сего имени, точно есть несколько мест, которые при усиленной разработке могут производить хлеб), при всех усилиях и пожертвованиях со стороны правительства, хлебопашество не может развиться в удовлетворительном размере, и главное потому, что жители оной всегда будут в состоянии покупать не только хлеб, но и чай и потребности, даже до роскоши, на свои соболи, которые, при некоторой предосторожности, никогда не переведутся в огромных и пространных хребтах, едва только в некоторых местах доступных, и то одним промышленникам, и особливо когда хлеб в Камчатке, доставляемый по Амуру, будет стоить втрое дешевле, а со временем и еще дешевле. О других целях занятия Амура, тоже весьма немаловажных, как-то: возможности сбыта произведений Сибири, – на первый раз хотя сырые кожи, возможности заведения легкого флота, т. е. который бы имел углубления не более 12–14 футов и проч. не мое дело говорить. Скажу только, что занятие Амура, даже при небольшом заселении берегов оного, скоро и сильно может развить деятельность в Забайкальском крае. Вопросы. Когда обозначена цель занятия Амура, тогда сами собой рождаются многие вопросы, напр.: а) Удобен ли Амур для судоходства? б) Удобны ли берега его для заселения? в) Где первоначально сделать заселения? г) Кем заселить и заселять, и какими способами? и проч. На последний вопрос отвечать могут только администраторы и знающие политическую и отечественную экономию люди. а) Удобен ли Амур для судоходства? Лучшим ответом на это может быть то, что уже три года по нем сплавляли баржи с большими грузами, сидящие от 2¹/₂ до 4 футов в воде, и наконец пароход «Надежда», сидящий до 4¹/₂ футов, поднялся вверх не только до начала Амура, но даже по Шилке до Сретенска, находящегося выше Шилкинского завода в 70 верстах. Конечно, баржи и самый пароход сидели на мели; но это не от недостатка воды, а от незнания фарватера. Грунт в Амуре почти везде или песчанен, или илист; течение в нем самое большое – не более 8 верст в час, а во многих местах от 5 до 2 верст, в так называемых «щепах». В Хинганском хребте, хотя течение самое быстрое и берега каменисты, но для плавания совершенно безопасны; тут можно плыть во всякое время. правда, берега не везде удобны для пристанища. Но во избежание неудобств, могущих быть при этом и во многих случаях, весьма хорошо иметь якоря на всякой барже. б) Удобны ли (левые) берега Амура для заселения? Все сведения, какие имеются теперь об этом, еще весьма поверхностны, не исключая даже и гг. ученых, путешествовавших на Уссури. К сожалению, в настоящее время я имею под рукой только записку одного из означенных путешественников, г. Максимовича. Всякий, кто только ни проплывал по Амуру, не может не сказать, что на берегах Амура, начиная почти от Стрелки и до Лимана и далее, почти решительно нет места, где бы не мог жить или хлебопашец, или скотовод, или огородник и даже садовод, или рыболов, или дровосек. А сколько таких мест, которые с первого взгляда всякому представляют все удобства для заселения со всеми хозяйственными заведениями!

Но при всем том, этот вопрос, и прежде всех, требует основательного и беспристрастного решения. Для этого необходимо послать особую экспедицию из людей специальных, опытных, в числе коих должны быть, между прочим, и лучшие, и опытные хлебопашцы из крестьян и скотоводы из знающих это дело. Экспедиция эта должна, во-первых, осмотреть весь левый берег вдоль, начиная от Албазина до последних хребтов, пред Кизи, а поперек – от беретов материка Амура до хребтов, неудобных к заселению; во-вторых, указать прямо на места, где хлебопашество может развиться быстро и где – со временем, как это сделал г. Максимович в своей записке, – относя к первым Уссурийскую долину, в 30 верстах выше устья оной, а к последним некоторые места на Амуре, – и тогда сам собой решится второй вопрос, т. е. где прежде, всего нужно и удобно сделать заселения. Прежде нежели я могу сказать что-либо от себя в ответ на вышеозначенный вопрос, я скажу, что оба берега Амура, выключая одного Китайского, или правильнее сказать, Манчжурского города Айгуна (сахалян улахотон) с несколькими близь его лежащими селениями, можно сказать, не заселены и ждут переселенцев; ибо что значить несколько десятков домиков и шалашей и, по предположению г. Максимовича, 1500–2000 человек, разбросанных по обеим берегам от Айгуна, и до последнего хребта пред Кизи? От стрелки же до Айгуна привитающие Минегры составляют самую ничтожную часть населения, если только можно назвать населением несколько берестяных юрт. От Кизи до устья и по лиману обитающие Гиляки и Мангунды своим и небольшими селениями могут еще показывать, что берега не пусты, и все это население находится большей частью на правой, т. е. не на нашей стороне Амура. Из 100 деревень Гольдов, обитающих на пространстве 700 верст, на левом берегу только 29, по замечанию г. Максимовича.

Но и все это население, взятое вместе и с городом. что значит на таком огромном пространстве, какое занимает Амур от начала до конца своего? Оно только может служить одним из первых и важных доказательств тому, что на Амуре климат и воздух не вреден для человека, и это так должно заключить и по записке г. Максимовича, где он говорит, что хотя левый берег Амура низкий, и на большое пространство; но это пространство изрыто рукавами реки и большей частью понимается водой, следов. все глухие протоки и озера каждогодно освежаются свежей водой.

Здесь я считаю нужным пересказать кое-что из того, что говорить в этом отношении в своей записке г. Максимович. Он, прежде всего, все виденные им места, от устья Амура и даже до Сунгари, разделяет на три полосы: полосу хвойных лесов, полосу листовых и переходную. К первой он относит все прибрежья Татарского пролива, лимана и части Амура от устья за мыс Тырь на около 120–150 версты. ко второй–места от реки Хунгари вверх по Амуру, даже до Хинганского или Гинганского хребта, а пространство между рекой Хунгари и ниже, до Богородско-Михайловского хребта, он относит к средней переходной полосе. Очевидно, что таковое разделение не может быть отнесено ко всему Амуру, хотя и довольно справедливо в своем объеме. Весь Амур может быть, по мнению моему, разделен на три главные части, резко отличающейся одна от другой: первую–от Стрелки почти до устья Зеи, вторую – от Зеи до последних гор пред Кизе, и третью – от сих последних гор до лимана. В первой полосе г. Максимович находит немного мест, годных для поселения (конечно, хлебопашцев). Говоря о полосе листовых лесов, он рекомендует преимущественно правый берег, а об левом он говорит, что на всем пространстве, от Хунгари даже до Сунгари, берег представляет широкую низменность, изрезанную множеством маленьких и часто узких рукавов с песчаным или глинистым и илистым грунтом, покрытую лугами, тальниками и подверженную во многих местах на большом пространстве наводнениям; и но всему этому берегу он не видал ни одного места, годного для поселения, выключая одного – около хребта Оджал.

Переходя же к описанию средней полосы, он очень рекомендует место для поселения недалеко от Кизе, вверх, в верстах 90 или 100, где найден им дикий виноград, который, по словам туземцев, всегда дозревает. Говоря о северной полосе, Он говорит, что от устья до Михайловского, мест, удобных для населения в ней, весьма мало. Выше Михайловского встречается довольно пространства и ровные места, а далее луга встречаются чаще, но травы на них еще грубы.

Мнение же мое, какое я в проплав мой по Амуру мог составить о том, вот какое. Амур в вершине своей хотя сжат горами так же, как и Шилка, но уже при самом начале своем. т. е. у самой Стрелки, представляет на левой стороне место для заселения удобнее и пространнее, чем на самой Стрелке, или в Горбице, и даже и выше по Шилке, почти до Сретенска, таковых мест немного¹⁰⁷. Но чем ниже (по Амуру), тем более и чаще попадаются места для заселения, сначала для двух, трех семейств, а потом – для пяти, десяти и двадцати, как напр. по реке Невир, а на месте около бывшего Адбазина (не говоря уже о самой реке Албазихе, текущей по обширнейшей долине, простирающейся в вершине за горизонт) может существовать уже не одно село. Горы здесь отдалились от берега на довольно большое расстояние; а ниже Албазина чем далее, тем еще более и чаще встречаются удобные для заселения места, одни других обширнее и на взгляд лучше. Только в больших изгибах реки, около 2-го Китайского караула, места потеснее. Но и тут найдутся места для небольших селений от изгибов. Горы невысокие и покрытые кустарниками и березником, и часто отходят от берегов, оставляя обширные низменности. Особенно прекрасное и лучшее из всех, по мнению моему, для заселения хлебопашцев место – пред последними горами, находящимися пред устьем Зеи и подходящими кь берегу. Тут, по-видимому, может существовать несколько больших селений; ибо равнина, идущая по берегу верст на 60 или 70, внутрь простирается верст на 15 или 20 и верхними изгибами своими едвали не доходить она и до самой Зеи; невысокие горы с прилежащими или отдельными холмами, окружающие сию равнину, покрыты листовым лесом, а на холмах большей частью виден один только березник; а там. где березник, обыкновенно бывает «чистый и лучший чернозем. Ранних морозов здесь вообще бояться, кажется, нечего; скорее хлебопашец может терпеть от засухи. Но травы, растущие по берегам, отчасти доказывают, что и засуха здресь не совсем вредит. Пред устьем Зеи, на подошве послјдних гор, лежащих от самого устья верстах в 10 или 12, прежде всех должен быть город и не менее как губернский, который сверх значения своего вблизи Айгуна и заведывания местами вниз по Амуру, может командовать верховьями Амура и Зеи, тоже, по всем вероятностям и по рассказам бывших на ней миссионеров, не на одну сотню верст вверх от устья способна к заселению и хлебопашеству, и которая, протекая большое пространство между отрогами Станового хребта и принимая в себя с левой стороны значительную реку Селимджа, а с правой идущую в параллель с Амуром безымянную (р. Ур), едва ли не богаче всех строевыми сосновыми и лиственичными лесами. Следовательно, город этот может пользоваться произведениями обеих рек. Луг, лежащий на стрелке между Зеей и Амуром и примыкающий к вышеозначенным последним горам, представляют богатейшее и обширнейшее место для посева всяких овощей и хлебов¹⁰⁸ и даже для разведения садов. Вышеозначенные горы, названные мной «последними», в самом деле могут так называться, потому что от них и до самого Хинганского хребта на берегу Амура нет гор; по крайней мере, с лодки не видать было, тогда как с той же точки на правой стороне видны горы почти на всем протяжении, то отдаляющиеся, то приближающиеся к Амуру; только с левой (а может быть, и с правой) стороны р. Буреи видны вдали невысокие горы, а близ устья оной небольшое возвышение. Хинганский хребет с левой стороны начинается горами сначала отдельными, невысокими и вдали от реки (и едва ли он не есть продолжение Буритских гор); потом, чем ближе к «щепам», тем горы становятся выше, круче и подходят ближе к берегу, кое-где раздвигаясь и отходя от берега, пока наконец не станут вдоль реки крутым и высоким хребтом, который, впрочем, весь покрыт лесом всякого рода, в числе коего много кедра. И только изредка они разделяются круто берегами речки. Пройдя таким образом около 60 верст, горы круто отворачиваются в сторону и теряются из вида; и только пред устьем и за устьем Сунгары они подходят на вид в первом месте – отдельными невысокими горами, а в по невысоким и покатым мысом, и потом еще в двух местах я заметил невысокие возвышенности, тоже не близко от берега, покрытые лесом; впрочем, последнее можно принять за тополевую рощу. Наконец, вблизи последнего поворота речки на восток к Кизе, является на левом берегу Амура хребет гор, вдруг начинающийся у берега высокой горой, который, кажется, называется Аджаль; и потом горы продолжаются по обоим берегам уже вплоть до устья Амура, почти не прерываясь, – и то приближаясь к берегу, то отходя иногда (особенно пред Кизе и за ним, и пред мысом Тыр) довольно на большое пространство, образуя тем обширные луга и озера.

Берег от Кизе до устья по правой стороне весь покрыт горами, во многих местах приходящими к самой реке, и, замечательно, что почти во всех тех местах, где отходят горы от берега, находятся озера, имеющие сообщения с рекой и представляют возможность иметь сообщение с морем. Г. Максимович в своей записке, как выше сказано, говорит, что он от хребта Аджаль до самой Уссури не видал места, годного для поселения. Скажу и я тоже, разумея собственно берега, – как об этом пространстве, так и о пространстве от устья Зеи до гор, прилежащих к Хинганскому хребту, – выключая места около города и, быть может, еще при устье Буреи. если только находящаяся тут возвышенность тверда. Ибо здесь берега состоять или из глины, или ила, или песка.

Но это еще нисколько не доказывает, что на пространствах сих решительно нет нигде мест, для заселения годных. Если нет на самом берегу и подалее от берега; то быть не может, чтобы на подошвах гор, как он говорит, кое-где видимых на горизонте, а также и на подошвах гор, находящихся около Буреи и выше, не нашлось мест, удобных для хлебопашества в таком климате и при такой растительности, какая представляется на расстоянии от Айгуна до хребта Аджаль, Быть может, таковые места будучи от берега Амура в 30–-450 верстах, судя по карте, какая была у меня под рукой, – не более 100 верст, но не все же селения и деревни России стоят при больших реках и не всем же хлебопашцам и другим жителям заниматься рыболовством и торговлей с проплывающими по реке; за то они, судя по климату и растительности¹⁰⁹, с выгодой могут заниматься садоводством, а может быть, и пчеловодством; да и притом, если, как говорит г. Максимович, на указанном им пространстве, весь левый берег изрыть множеством протоков или рукавов, и если то же можно предположить и о левом береге от города до Хинганского хребта, то жители, которые поселятся на подошвах отдаленных гор будут иметь довольно удобное сообщение с Амуром. Но если предположить, что и в самом деле, и при подошвах гор не найдется нигде мест, удобных для чего быть не может; то весь левый берет представляет самый лучший по сравнении с Якутском, места для скотоводства в самых огромных размерах. Луга, понимаемые каждогодно водой, ручаются, что здесь никогда не может быть неурожая трав, как это случается в Якутске, когда Лена не затопляет низменностей; а что касается до хлеба, то одни хлебопашцы, которые поселятся в первой части Амура. т. е. с вершины оного до Зеи и по 3eе, могут прокормить хлебом не один миллион народонаселения.

Сказав все, что я знаю п предполагаю о местности верховья и средины Амура в отношении первого вопроса, надобно сказать что-нибудь в этом же, отношении и о местности последней части Амура, т. е. от последнего хребта гор пред Кизе до устья Амура. Г. Максимович в записке, своей говорит, что близ устья места для населения весьма мало; выше Михайловского селения (лежащего на средине, между Николаевском и Кизе) довольно пространных и ровных мест, и луга встречаются чаще: о местности же между Михайловским и Кизе он, к сожалению, не говорит почти ничего, потому что, как он говорит, эту местность он посещал поздно осенью и должен был спешить¹¹⁰, а между тем эта местность в настоящее время более всех других требует исследования и описания, потому что тут помещены два селения: Богородское и Иркутское. С вышеозначенным мнением г. Максимовича я не совсем согласен. Около Николаевска, действительно, весьма мало мест для населения, не говоря уже о хлебопашцах, для которых, кажется, нет места даже до самого Михайловского, но даже и для скотоводов, потому что ни около Николаевска, ни выше его верст на 40, можно сказать, решительно нет места для выгона необходимейшего для города скота; только около селения Личи, находящегося от Николаевска выше верстах в 7, есть несколько травянистых мест, но они едва достаточны и для самих поселян; и самый сенной покос (на Константиновском острове) слишком ограничен. Но чем выше от Николаевска, тем более сенных покосов и луговых мест, а за 70 верст от Николаевска (в Пальво, где зимовали суда) и далее около озер Ориг и (в подлиннике оставлен пробел) столько трав, что там можно иметь не одну тысячу голов скота. То же можно сказать и о местах, лежащих против новых поселений, на левой стороне реки и около их.

Что же, касается до мест удобных для хлебопашества, то в нижней части Амура, до поворота оного на юг, кажется, не найдется таких мест, а если бы и нашлись, то по близости к морю хлебопашество если и может удаваться, то очень редко по близости устья; далее же, т. е. от поворота на юг или мыса Тыр до Кизе, нашлись места для сего удобные, как, например, в Михайловском и Богородском селениях, в которых, особенно в первом, посеянные хлеба (как я видел 5 и 6 июля) очень хороши и уже начинали белеть. Только не помешает ли им также морской воздух, нередко до них доходящий. В селении Лича тоже посеян разный хлеб, и не поздно, т. е. в последних числах мая; но 19 июля на нем не видно было ни одного колоса, хотя зелень очень хорошая. Но если бы даже и каждогодно удавалось здесь хлебопашество, то рассчитывать на оное в значительном количестве нельзя, да и нет надобности. Во-первых, потому что не везде можно найти мест удобных для хлебопашества, по причине гористых и каменистых мест с одной стороны, низких, иловатых и болотистых – с другой; так, например, жители селения Иркутского не могут найти клочка земли, для того удобного, даже на 20 верст вокруг, да и в Кизе тоже немного таковых мест. Во-вторых, потому что хлеба привезут сверху сколько угодно, и потому жителям здешних поселений, но мнению моему, надобно обратить свои силы и труды преимущественно для разведения скота, который здесь всегда будет нужен, и в немалом количестве, как для жителей городов Николаевска и Кизе – постоянно, так и для проходящих судов – пока не переплавят сверху. Разведение скота вблизи Николаевска и Кизе, с одной стороны, занимающимся сей частью хозяйства доставить огромные выгоды и тем самым даст возможность к возделыванию и удобрению земли, а с другой – жителям городов доставить возможность всегда иметь одну из первых потребностей жизни – свежее мясо и, со временем, не за дорогие цены.

Итак, после всего вышесказанного, на первый вопрос, т. е. удобны ли При-Амурские места для заселений? – я могу сказать, что не говоря уже о правом берегу, как не нашем (впрочем, я полагаю, только до предпоследних гор пред Кизе), «левый берег почти весь, от вершины до лимана, удобен для заселения, сначала до устья Зеи – преимущественно хлебопашцами, оттуда до последнего хребта, пред Кизе, если не хлебопашцами, то скотоводами, а наверное – теми и другими (то же можно сказать – до Кизе) и наконец – скотоводами, к самому устью Амура. Климат и воздух, видно на жителях, везде здоров.

О почве земли и растительности берегов, выключая только приморья, и говорить нечего. В проезд мой из Николаевска в Кизе я во многих местах видел, что как бы лес ни был густ, но между ним видна трава почти столь же высокая, как и растущая на открытом месте; только там, где преимущественно растет лиственница и ель вместе, травы мало, ибо тут почва глинистая и тундристая. Сообщение рекой летом, как показал уже трехгодичный опыт, безопасно и будет весьма удобно и на баржах, и на пароходах мелко сидящих, когда будут лоцмана из самих жителей переселенцев¹¹¹. Леса для построек найдутся везде. Горы, сопровождающие Амур в начале верст на 400, изобилуют хвойным лесом. То же можно заключить и о берегах Зеи, в вершине и даже до половины и ниже. На Хинганском хребте, не говоря о лесах лиственных, не, мало кедра; о последней части Амура, т. е. от последних гор пред Кизе и далее, и говорить нечего: горы все (а их премножество) покрыты хвойным лесом. Правда, на большой части берегов Амура, т. е. на равнинах и возвышенностях от Зеи до Хинганского хребта и от него до последних гор пред Кизе –строевого леса не видать, выключая весьма немногих мест. Но быть не может, чтобы хвойного леса не было и на горах, к которым примыкаются означенные долины и возвышенности, если не на самых подошвах их, то по речкам и на хребтах. Но за то дровяного леса, считая таковым тальник, ивняк и тополь, по всем берегам островам весьма много. Что же. касается до последнего условия для селений, т. е. воды для пищи, то, не смотря на то, что в Амуре впадает множество разных и различных речек, вода в нем, хотя и не прозрачна, но безвредна, как это доказывают новые поселения; а между тем у тех селений, кои расположатся при горах, почти везде будут особые ключи, ручьи и речки.

Мест для расположения селений, говоря вообще, при самом береге – везде, но и не мало. От начала и до устья Зеи берега почти везде для этого удобны, несколько селений могут быть по ту и другую сторону Хинганского хребта и отчасти между горами, в первой половине оного. Также не мало найдется удобных для этого мест по ту и другую сторону последних гор пред Кизе и на протяжении оных; а быть может, и на самых равнинах найдутся места для того удобные, и не слишком далеко от реки.

в) Где первоначально сделать заселения? Чтобы заселить Амур на всем его протяжении только в том размере, чтобы можно было устроить по нем обыкновенный почтовый проезд, потребуется устроить более сотни одних только почтовых станций; и, следовательно, потребуется отыскать заселить более, сотни мест. Но не по всем местам могут существовать одних только станций, в некоторых и даже во многих местах нужны будут при них целые селения; иначе не найдется средства к содержанию самых станций; а, чтобы устроить все это в два, три года, потребны сильны меры и огромные средства. И потому, оставя до благоприятного времени учреждения настоящих почтовых станций и устройство многих селений вдруг, сначала, по мнению моему, надобно заселить только места, которые впоследствии (и прежде других) могут и должны иметь свое значение в каком-либо отношении, т. е. или административном, или хозяйственном, или торговом. Первое место, которое должно быть заселено, и как можно скорее и прочнее, по мнению моему, есть то, на которое я указывал выше, где и может и должен быть город, т. е. пред устьем Зеи; в то же. время необходимо сделать заселения пред Хинганским хребтом, или за оным и пред последними горами пред Кизе, а затем при устье Буреи, на Албазине и около Камарского караула, а также вблизи рек Сунгури и Уссури. В первых трех местах, или по крайней мере в двух первых, между прочим, может со временем сосредоточиться управление частями Амура, и, следовательно, могут быть города, а в прочих местах или около них может быть разводимо хлебопашество и скотоводство.

г) Кем заселять Амур и каким способом? Если главной целью заселения Амура будет та, которую я указал в начале сей записки, т. е. приготовить несколько мест для поселения Русских из Европы: то само собой разумеется, что самая большая части, переселенцев на Амуре должна быть из Европейской России, а не из Сибири.

А чтобы заселение Амура было прочно, было бы надежно и достигло возможного благоустройства, надобно, по мнению моему, заселить его так же, как в первые времена заселена была Сибирь, в которой самое прочное, лучшее и полезное население, как известно, составилось переселениями в Сибирь почти целых селений в зачет рекрутства и изгнанием нескольких семейств раскольнических за Байкал. Эти переселенцы, придя в Сибирь, принесли с собой все свои, общие всем обычаи, свои познания, свои порядки и свое трудолюбие; для них переменилось почти одно, только место, – а общество, т. е. их соседи, те же, что были и в России. Следовательно, начать иной порядок, иной образ жизни значило идти против общего мнения, – этого великого двигателя обществ, гражданств и царств. Если бы Сибирь заселялась так же, как она населяется в последнее время, т. е. одними ссыльными и заезжими с разных концов России гражданами, и чиновниками, между коими нет и не может быть почти никакого единства, кроме получения выгод; то какие бы меры ни принимало правительство для блага Сибири, Сибирь, без вышеозначенных двух важных в гражданском отношении элементов, никогда бы не могла достигнуть настоящего благосостояния¹¹².

И потому если населять Амур хотя и не ссыльными (которых, по мнению моему, там не должно быть решительно ни одного: иначе, как раз будут неприятности с соседями нашими), но семействами, набираемыми в разных губерниях и селениях; то население это плохо и не быстро пойдет к своей цели, – по разномыслию, по различию наречий, обычаев и проч., а главное – потому, что добрый честный и трудолюбивый крестьянин без особенно сильных причин не скоро захочет переменить место своей родины, оставить своих родных и проч. Следовательно, здесь без некоторого насилия обойтись будет нельзя. Семейства, которые были посланы в Сибирь на поселение в зачет рекрутства, конечно, оставляя свою родину, плакали и были оплакиваемы; но эти слезы давным-давно уже иссякли; в пустынях Сибири процветают селения и затем города. Но все это еще впереди, и быть может, еще далеко, – а теперь надобно говорить о настоящем. До Албазина, на Албазине и далее до Зеи, кажется, первоначально могут поселиться новые Забайкальские казаки, из бывших подзаводских крестьян; им это будет сделать и удобнее, и скорее, по многим отношениям. На прочие места пока вызывать лучших хлебопашцев из Сибири. Забайкальским раскольникам, говорят, становится тесно: можно дать и им какое-либо место или два, но так, чтобы они жили только одни. Что же касается до тех мест, где может быть разведено преимущественно скотоводство, туда поселить один улус Забайкальских Бурят, или лучше – несколько послегов (поселков) Якутов (которым тоже, со временем, будет тесно). Вопрос: как они переведут на Амур свой скот? можно решить так. Скот свой они весь могут отдать и передать Алекмютским золотопромышленникам, вместо которого должны будут купить им скот, за Байкалом. Сами же они могут переехать или тем путем, которым Якуты-подторговцы ездят на, Бурею, или чрез вершину Айдана перейти на Зею и по ней сплыть до места им назначенного, или лучше, ими самими выбранного, – или наконец чрез Якутск, по открытой Лене: только в этом случае они должны отправляться не из Якутска, а из Олекмы или еще выше, – иначе в одно лето не попасть на Амур; и все это, конечно, не без пособий от правительства.

Высказав все, что я только мог теперь сказать об Амурском крае, я считаю нужным сказать нечто и в частности о местах, занятых нами ныне на Амуре. Начну с Николаевска.

Николаевск стоит не на месте, не только в отношении удобств жизни, но даже и в главном значении своем. Не умею сказать, соответствует ли он всем требованиям в стратегическом отношении; морские же офицеры говорят, что находящиеся ныне; батареи не имеют между собой общей связи, а этому препятствует местность. Но мне кажется, лучшего места для укрепления Амура нет до самого Михайловско-Богородского хребта гор, т. е. на 150 верст от Николаевска. В морском отношении, Николаевск почти нисколько не соответствует всем главным условиям, кроме возможности стоянки судов; но таких мест, как в Николаевске, т. е. посреди реки, премножество по всему Амуру и столько можно найти несравненно лучше даже несколько повыше. В заливе же подле города могут стоять только гребные суда и баржи, не более – и то не всегда спокойно от волнений; а главное неудобство – то, что ни подле, ни вблизи Николаевска нет удобного места не только для зимовки судов и постройки новых, но даже и для починки. Чтобы вытащить шхуну «Восток» на берег для починки, надобно было отвести ее туда, где зимовали суда, т. е. в Пальво, за 60 верст выше Николаевска. Относительно удобств жизни Николаевск не представляет почти никаких, кроме изобилия пока дров. Первая потребность для существования человека – воздух долго не может быть постоянно чист, до тех пор, пока окружающие его болота и тундры, на которых он стоит, не иссохнут, а для этого надобно много времени и рук. Вторая потребность, вода, которой пользуются ныне жители Николаевска, берется из залива, не имеющего почти никакого течения; тут берут воду на чай, тут же моют и белье. Хотели помочь этому колодцем, но не удалось, – и конечно, не удастся: потому что возвышенность, на которой расположен город, во-первых, состоит из глины, а во-вторых, не примыкает ни к какой горе, и оттого в ней не может быть постоянных подземных ключей, – по крайней мере, тут, где стоит город. В колодце, правда, вода есть и, конечно, натечная сверху и даже очень прозрачна; но имеет неприятный запах. Возвышенность, на которой стоит Николаевск, состоит, как я сказал выше, из (желтоватой) глины, сверху покрытой слоем другого цвета – вязкой глиной и мхом, а чернозема на ней еще очень мало. И потому чрезвычайно трудно в самом городе иметь огород, тем более, что вся площадь покрыта сплошными пнями, лиственничными и еловыми. Правда, чрез два-три года, хотя и с большим трудом и усилиями (возможными, конечно, только для имеющих средства и достаток), но, как показывает опыт, можно будет завести огороды в самом Николаевске и которые время от времени будут делаться лучше и лучше. Но вот самый важный недостаток Николаевска: около него вблизи нет выгона для скота, кроме небольшой покрытой лесом площадки; а скот, как известно, составляет одну из необходимых потребностей для семейных, да и для всех. Сделать выгон невозможно никакими средствами и усилиями, по крайней мере, до тех пор, пока около Николаевска не будет расти березняк. Конечно, не все города имеют выгоны для скота, и не все городские жители имеют свой скот; но все они имеют возможность и даже с выгодой иметь молоко из подгородных сел и деревень. Но Николаевск не может иметь этого удобства; потому что жители ближайшей к нему деревни Личи, отстоящей в 7 верстах, тоже не могут иметь большого скотоводства, по причине небольших выгонов. При такой почве и местности Николаевска, само собой разумеется, что нет для прогулок; а это для городских жителей, ведущих сидячую жизнь, так же необходимо, как вода или воздух.

Сверх всего этого, еще то – и главное – неудобство, что Николаевск, во время нападения неприятеля, не безопасен от выстрелов даже обыкновенной артиллерии.

Говоря таким образом о Николаевске, я отнюдь не думаю винить основателей оного. Потому что здесь виноваты не люди, а обстоятельства. Первый основатель искал места только чтобы поставить зимовье (для наблюдения за входящими судами), – и это место представилось удобным и не для одного этого; а при перенесении Петропавловска на Амур было не до того, чтобы рассматривать и избирать удобства. Но теперь, когда военная буря прекратилась и настает необходимость устроить на Амуре порт и город, надобно обратить на это все внимание. И притом, как Николаевск, по местности своей, ни худ, но он несравненно лучше Охотска, Аяна и даже Ситхи (не разобрано). Он может уступить только Петропавловску, и потому переселившиеся из Камчатки на Амур не могут быть довольными Амуром.

Но где же, поставить Николаевск или – все равно – где основать город и порт? Вопрос этот требует основательного исследования и верного взгляда, и соображения всех обстоятельств, настоящих и будущих, и во всех отношениях. Что теперь требуется для упрочения Амура? Требуется, во-первых, чтобы как можно ближе ко входу в него с моря была крепость, порт и город, – если не все вместе, то одно от другого не в дальнем расстоянии. Ниже Николаевска, в лимане, говорят, решительно нет места удобного ни для укрепления, ни для порта. Нынешний Николаевский пост в стратегическом отношении представляет первое, и в сравнении с близлежащими к нему местами, лучшее для укрепления Амура место. Правда, есть для этого место еще лучшее, а именно – между Богородским и Михайловским селениями, Амур очень сжать гористыми берегами. Но это слишком далеко от устья, т. е. за 150 верст выше Николаевска. И потому в стратегическом отношении Николаевск, можно сказать, на лучшем месте, но только в этом; а если так, то в нем должны быть только укрепления и казармы для необходимого в зимнее время караула, и более ничего; а казармы для гарнизона могут быть выше, версты за четыре.

Где же должен быть порт, т. е. верфь, гавань и место для зимовки судов? Протока Пальво, где зимовали суда, весьма удобна для первого: глубина в ней достаточна даже для кораблей, берег с одной стороны почти отвесно крут, а с другой отлог и тверд; течение в ней очень тихое; при проходе реки, как показал опыт, лед нисколько не опасен для судов, а местность представляет все удобства для расположения города. Правда, это место от Николаевска в 60 верстах; но это неудобство при пароходах не так важно; но вот главное неудобство этого места. Так как около этого места строевого леса очень немного, да и дровяного не очень изобильно, да хотя бы было и не менее Николаевска, он скоро истребится; и потому надобно будет лес или привозить, или приводить сверху или снизу Амура. Перевозить лес можно только зимой, иначе будет дорого и по для всех возможно; приводить же водой с той и другой стороны надобно против течения и на расстояние не менее 15 верст. Потому что протока Пальво есть вместе исток из озера Орль, имеющий несколько устьев, и притом верхний рукав протоки чрезвычайно извилист и длинен. Быть может, это неудобство может быть отвращено или уменьшено прорытием где-либо канала; а иначе как суда, так и все баржи к городу и порту надобно будет вводить пароходами и не менее двенадцати верст.

Где основать город? Как, с одной стороны, ни прекрасны климат и места по Амуру выше Кизе и как, с другой, ни дурен климат в последней части Амура, в сравнении с первым и особенно близ устья, но город должен быть не далеко от устья, и если можно, то при самом порте.

Местность, на которой ныне расположен Николаевск, можно сказать, есть самая худшая из виденных мной, даже на взгляд. Так что даже около селения Личи, отстоящего от Николаевска только в 7 верстах, и ближе оного версты на 3, местоположение и почва несравненно лучше и удобнее для расположения города. Но это место, как говорили мне, предполагается для поселения отставных матросов, а быть может, и для казарм Николаевского гарнизона. Следовательно, тут городу не место.

Новое место для порта и города. В проезд мой из Кизе в Николаевск чрез протоку Пальво, мне представилось одно место, по-видимому соединяющее в себе если не все, то многие удобства для устроения порта и города, и которое от Николаевска не более 40 верст. Это пред устьем той же протоки Пальво, – следовательно, удобствами, представляемыми Пальво, можно пользоваться без больших затруднений, – на левом же берегу Амура, значит, к солнцу, при довольно значительном заливе, имеющем, как говорят, не менее 10 фут глубины, следовательно, удобным для стоянки мелких и гребных судов. Здесь находятся три невысокие горы, одна от другой отделенные небольшими разлогами или падями, составляющие собой почти полукруг, дугой по северу; из них в основании своем, как казалось, почти круглые, а третья, к Николаевску – продолговатая с двумя понижениями. Все эти горы окружены и защищены от W. N. NO. и О. полукруглым, местами довольно высоким хребтом, оканчивающимся у берегов реки мысами Сибах к О. и Маго к W. Разлоги между вышеозначенными тремя горами и третий между мысом Маго и первой горой, смотрят один от NO, другой (средний) от N, а последний от NW. Средний из них, кажется, шире и длиннее, и ближе подходить к окружающему их хребту. Пред устьями их, кажется, есть довольно большой луг; на горах, покрытых лесом, большей частью виден березник, – следовательно, здесь грунт не худой, а горы довольно покаты.

Для порта одно неудобство, которое, впрочем, в другом отношении составляет большое удобство: это то, что большая часть залива, обливающего берега вышеозначенных трех гор, открыта в реку и во всю почти длину материка ее вверх по течению, и потому гребным судам стоять в заливе может быть иногда беспокойно; но это, кажется, можно отвратить, заградив часть залива сваями. Для стоянки же судов в реке здесь, кажется, нисколько не хуже, чем в Николаевcке, а быть может, будет еще и удобнее, если протока, идущая из материка между ним и устьем Пальво, имеет достаточную глубину. Город может быть расположен сначала в одном из разлогов, т. е. среднем или восточном, а впоследствии и в западном и на склонах самых гор. Одно только нужно узнать прежде: есть ли в этих разлогах особые реки или ключи, текущие в Амур. И мне казалось, что в среднем непременно есть, а быть может, и во всех; и если это так, то лучшего места для города вблизи устья Амура не найти. Почва лучше Николаевской (судя по листовым лесам); местоположение покатое, следовательно, грязи скоро будут просыхать; выгон для скота есть и пред городом, и в падях, и, вероятно, и за горами. Сенных покосов на против-и-около-лежащих островах, кажется, очень изобильно, и особенно в проток Пальво, верст за 10 или 20. Баржи, а также и плоты с лесом и дровами, сверху могут приплывать если не под самый город, то близко к нему. Правда, судам, входящим с моря в Амур и имеющим надобность быть у города, надобно будет проходить вверх по реке лишних почти 40 верст. Но если принять в расчет то, что купеческие и вообще парусные суда пароход должен брать на буксир от того места, от которого идти далее в лиман лавировкой уже нельзя, т. е. от мыса Сущова, отстоящий от Николаевска не менее 250 верст: то, что значит при таком расстоянии лишних 40 верст, и которое притом, при попутном ветре, могут пройти и без парохода. Есть еще место, которое стоит осмотреть, а именно на правом берегу Амура, несколько пониже вышеозначенного. Тут горы расходятся и представляют довольно широкую и длинную падь, которая лежит устьем к NW, а вершиной уходить к югу в горы.

Теперь, по порядку, следует сказать о Кизе или Мариинском посте, на месте ли он стоит. О Мариинском посте. Но прежде нежели я буду говорить о Мариинском посте, надобно решить главный вопрос: нужен ли он? Отвечать на этот вопрос удовлетворительно во всех отношениях может только тот, кто знает виды и намерения нашего правительства на этот край. Ибо если правительство захочет, то, так сказать, и самое невозможное сделается возможным; на что при обыкновенном ходе дел потребуются десятки лет, то может устроиться в два, три года. А так, как я не знаю таковых видов и намерений правительства, – буду отвечать на него, смотря с обыкновенной точки и принимая во внимание преимущественно мирный, гражданский быт. Принимая во внимание торговлю, какая может развиться на Амуре на первый раз, можно сказать, что Мариинск в настоящее время не нужен для торговли и даже, до тех пор, пока Амурская торговля наша не усилится и не разовьется до больших размеров, – а это может быть только тогда, когда Амур будет заселен или, когда доставка заграничных товаров по Амуру, по крайней мере, во всю Сибирь и при обыкновенной очистке, пошлиной, будет стоить дешевле, чем доставка с Нижегородской ярмарки. Тогда Мариинск, как ближайшая и гораздо удобнейшая точка сообщения реки Амура с морем, будет необходим. И само собой разумеется , когда в то же время от Декастри даже до Mapиинска¹¹³ будут устроены железные дороги; а иначе, т. е. если торговля наша на Амуре будет ограничиваться только сбытом Забайкальских простых произведений, как-то: сырыми кожами, солониной, пшеницей, или мукой, пенькой, маслом, садом, скотом и тому подобным, и получением за то вещей и припасов, необходимых только для При-Амурских команд и жителей п отчасти для Забайкальских, – тогда не только Мариинск, но и даже железная дорога от него до Бастры не нужны, потому что и при самой крайней дешевизне, за перевоз по железной дороге, для торгующих будет гораздо выгоднее сплавлять вышеозначенные произведения свои к устью Амура, тем более, что при помощи пароходов есть возможность сплавлять грузы даже на тех же самых баржах, на которых они будут сплавлять сами до островов Хазимов, а до сих островов могут доходить суда всякой величины и стоять там безопасно. И даже, если бы нужно было перегружать баржи в другие, более удобные, то и тогда для купцов это будет выгоднее, чем перевозить их по железной дороге. О перевозке же, товаров и припасов, которые будут привозиться из-за границы, и думать нечего. потому что все эти вещи удобно могут быть доставлены на пароходах, идущих по пути: потому что количество их пока ограничится только потреблением живущих вблизи устья Амура, следовательно, будет не слишком значительно. Итак, Мариинск и железная от него до Кастры дорога. для торговли еще долго не будут нужны.

Нужен ли Мариинск в стратегическом отношении? Если правительство, по своим видам, захочет иметь здесь тяжелый флот и с тем вместе, разумеется, устроить гавань для его судов в Декастри, как говорят, возведением мола между островами: тогда, конечно, Мариинск или какая-либо другая ближайшая к нему точка будут необходимы. Если же правительство ограничится только легким флотом, т. е. судами, сидящими в воде от 12 до 14 футов (которые, конечно, необходимы для оборонения Амура и который в случае войны, по мнению моему, также молот быть страшен неприятелю и своей численностью, как и корабли своей громадностью и силой, и который между тем, при перевесе силы неприятельской, удобно может скрыться за Амурские крепости), – если, говорю, правительство ограничится пока таким флотом: то, мне      кажется, для него не нужен Мариинск, потому что тогда не предвидится надобности ни укреплять, ни устраивать и самое Декастри. Мне скажут, что в таком случае неприятель может занять Декастри и оттуда действовать на Амуре. – Так. Но, во-первых, неприятель может занять Декастри только в таком случае, когда наш легкий флот будет или разбит, или принужден скрыться за батареи: следовательно, неприятель должен быть в больших силах, а это для него не совсем легко; во-вторых, если неприятель и займет Декастри, то не может удержаться долее зимы близ сильных укреплений. В-третьих, зимнего похода, на Амур он не предпримет, а летом грязи и непроходимые топи¹¹⁴ представят ему чрезвычайные затруднения для перехода на Амур и для перевозки артиллерии, когда в то же, время и с нашей стороны будут предприняты все меры против его действий. В-четвертых, таких переходов или перешейков, как представляется из Декастри в Мариинск, не один, – их насчитывают более 4-х; и если это так, то укрепив Декастри, нельзя оставить без некоторых укреплений и других удобных к переходу; потому что если неприятель имеет возможность овладеть Декастри и высадить сильный десант и послать его на Амур, то будет иметь возможность занять и все другие около их лежащие места для того, чтобы перейти чрез них на реку с сильным десантом. Я профан в военном деле, но думаю, что никто не решится на это даже при огромных силах и средствах. Берега здешние не Севастопольские, где неприятель огромным флотом своим мог подкреплять свой десант, так сказать, на каждом шагу ого движений, а, чтобы обезопасить легкий флот, стоит только укрепить устье Амура; а его надобно укрепить и без того, если мы хотим владеть Амуром; а чтобы обезопасить тяжелый флот, надобно устроить гавань в Декастри, укрепить ее или занять и укрепить Императорскую гавань и провести к ней железную дорогу: значит, надобно владеть рекой Уссури, а между тем, в то же время, иметь сильные крепости и в устье Амура; а какие предприятия потребуют страшных, чрезвычайных средств, потому что в то же время надобно заселять Амур.

На вопрос мой – для чего нам тяжелый флот? мне отвечают моряки: для того, чтобы в случае войны с Англией, угрожать ее торговлей в Тихом океане; да тогда она даже не посмеет предпринять с нами воину. Положим так: но это значит употребить огромнейшие средства для того, чтобы быть страшным одному неприятелю и, в то же время, быть слабее против другого, – или угрожать тому же неприятелю с одной стороны и одним способом, весьма нелегким для нас, и, в то же время, иметь менее, возможности противопоставить ему сильнейший отпор, с другой стороны. Потому что Англия явно может готовить огромнейший флот, с тем чтобы напасть на нас. Но мы не будем знать, с которой стороны они нападут на нас; значить, нам надобно быть сильными везде и, между прочим, и на Амуре, и в Императорской гавани, до которой доступ для нас с сухого пути требует огромных средств и главного – населения Амура.

По об этом довольно. Теперь спросим: на месте ли стоит нынешний Мариинский пост? Отвечаю: нет; и говоря так, я опять скажу, что я тем не хочу винить тех. кто избрал это место. Чтобы избрать лучшее место, надобно и время, и особенные средства, а их некогда было иметь основателям Мариинска. Местность Мариинска чрезвычайно мало представляет удобства для хозяйственных заведений. Площадь, на которой стоит Мариинск, болотистая и иловатая, и притом, как говорят Гиляки, в некоторые годы она понимается водой. Главное–ни в Мариинском, ни в Кизи нет хорошей воды, особенно осенью, когда из озера выносится тина и грязь.