Слово по случаю крестного хода в Одесском кафедральном соборе 13 мая 1856 г.

Как одни и те же причины производят неодинаковые действия! Новый мир, после упорной и тяжкой брани, какова была прошедшая, естественно для всех служит в отраду и успокоение; служит к тому же и для нас. Но вместе с тем, у нас радость о мире соединена с чувствами ущерба и лишения, тем чувствительнейшим, что они не вещественны, а духовны. Вследствие нового мира мы должны расстаться с этим чудотворным ликом Небесной Заступницы нашей, к которому так привыкли и очи и сердца наши. Поскольку Она пришла, невредимы; другие, более по видимому удаленные от опасности грады, должны оплакивать разорение своих жилищ и потерю имущества, а из жителей нашего града, когда⁵⁴ и удалялись некоторые, то снова всегда возвращались с миром в жилища свои.

Теперь, когда начинают приходить в известность замыслы против нас прежде бывших врагов наших, мы узнаем с удивлением, как один из военачальников неприятельских, вообразив, что Севастополь держится так упорно влиянием и пособием Одессы, неоднократно давал повеление своему праздно стоявшему флоту произвести нападение на нас; приказание это повторяемо было четырехкратно – и ни разу не пришло в исполнение. Почему? Кто воспятил это? Какой-либо явный или тайный союзник наш? – Нет, это сделал наш первый тогдашний враг и противник, сам повелитель галлов. Ему не менее британского вождя нужно было падение Севастополя, а для того предварительное разрушение Одессы. Издали ему еще менее видно было, что Одесса нисколько не виновна в неодолимости твердыни крымской; и однако же он, вопреки мнению своего военачальника и, следовательно, вопреки собственной своей выгоды, удерживает четырехкратно те громы, которые, можно сказать, уже пущены были на нас. Что удерживает его самого в этом случае? Без сомнения, не сожаление о нас, а какая-либо другая мысль; но в чем бы ни состояла эта мысль, – это несогласие насчет судьбы града нашего повелителя галлов со своим военачальником, это оставление нас в покое, когда так близко и так долго пылал пламень войны, и мы почитались причиной его продолжения, – все это так неожиданно и неестественно, что невольно приводит к мысли о заступлении за нас в этом случае свыше. Как будто кто в это время невидимо стоял за повелителем галлов и тем или другим образом вложил в сердце его решимость не разрушать Одессы, почитая то или ненужным, или неудобоисполнимым. Кто же мог сделать это, кроме силы высшей? И какая из высших сил была на то время ближе к нам и граду нашему, как не сила пребывавшей среди нас Избранной Воеводы Сил Небесных?

Это благодеяние к нам невидимое, – вот, всеми виденное!

Вспомните о том грозом семидневии, когда едва не вся морская сила врагов наших внезапно явилась на водах наших, и когда многие у нас, и не из малодушных, воображали, что наступает последний час Одессы. Смущенные страхом, ожидаем нападения день, ожидаем другой, третий; не можем понять причины, что удерживает врагов от нападения, – но они стоят праздно! продолжают это непонятное бездействие целую седмицу, и потом, никем же гонимые и нимало не воспящаемые в действии, удаляются невозвратно!

Кто не дивился такому странному явлению пред нами врагов наших? Кто не признавал неожиданного удаления их за особенную милость Божию ко граду нашему? Но чему могли быть обязаны мы этой милостью? Каким-либо добродетелям нашим и заслугам пред Богом? Где они? Не можем даже утверждать, чтобы эта милость была следствием нашего покаяния во грехах, ибо, увы, многого недостает доселе к его действительности⁵⁵! Одно несомненно, что над градом нашим был простерт в это время особенный покров Матери Божией, как свидетельствовал о том Ее лик чудотворный, между нами пребывавший.

И с этим-то священным и спасительным ликом мы должны теперь расстаться! – Мысль нерадостная, конечно, для набожного усердия к Богоматери, но нисколько не могущая смутить веры истинной, которая, по самому существу своему, любит жить не столько в видимом и осязаемом чувствами телесными, сколько в невидимом и духовном. Для духа, братие мои, нет пространства и расстояний вещественных: он там, где предмет его уважения и любви. Посему, если мы любим и почитаем Матерь Божию воистину, то мы всегда будем с Нею в духе, где бы ни находился внешний лик Ее. У нас сделано Царицей Небесной все, что было нужно по нашим обстоятельствам; надобно, чтобы Она возвеселила чудотворным ликом своим и прочие грады, которые на все время брани лишены были утешения созерцать его и поклоняться ему. Чтобы память благодеяний Богоматери ко граду нашему не охладела в ком-либо, для того пяток каждой седмицы будет по-прежнему посвящен в этом храме хвалебному песнопению во славу Ее, на память и родам грядущим.

Успокоенные этими мыслями с миром изыдем на сопровождение Небесной Заступницы нашей и, воздавая Ей последнее на сей раз поклонение, рцем вси из глубины души: «Мати Божия, Ты защитила нас от нападения внешних врагов, – слава Твоему милосердию о нас! Но Ты зришь, Всеведущая, коликими окружены мы врагами внутренними, силящимися восхитить у нас самое вечное спасение наше, – не остави убо нас Твоей благодатною помощью к побеждению их и, аще благоугодно Тебе, прииди и паки посети нас в сем чудотворном лике Твоем!» Аминь.