Слово при посещении паствы, сказанное в Александро-Невском Симферопольском соборе 23 июня 1855 г.

Во время последнего посещения мною вашего города, под конец прошедшего года, я беседовал с вами, если памятуете, хотя отечески, но с некоторой суровостью, как того требовали тогдашние обстоятельства ваши. И признаюсь, хотя суровость эта была делом не моего какого-либо произвола, а следствием необходимости, но, несмотря на то, не раз сожалел я о ней и, если бы возможно было, возвратил бы назад сказанное, ибо кто же, выразимся подобно апостолу Павлу (2Кор. 2:2), будет доставлять вам отраду и радовать вас среди настоящих скорбей ваших, если мы еще будем вас печалить и сурово обращаться с самыми ранами вашими? Потому-то, говорю, я пенял на себя самого за вас и прилежно смотрел за тем, что произойдет с вами впоследствии: не будете ли вы «скорбию пожерты» (2Кор. 2:7) и унынием, не придете ли в еще большее смущение, – или, опомнившись от страха, войдете в дух мужества и упования, который я старался внушить вам, и начнете мыслить и действовать, как должно было ожидать от жителей города, столь почтенного, от людей, которые всегда известны были за усердных сынов Отечества? Благодарение Богу, над вами весьма скоро произошло последнее; и сбылись во всей силе слова апостола Павла, который говорит, что «печаль бо, яже по Бозе», – а другой мы не хотели и производить, – «покаяние нераскаянно во спасение соделовает» (2Кор. 7:10).

Воздремав по слабости человеческой на краткое время, подобно мудрым девам в Евангелии, вы весьма скоро пробудились, спешно наполнили светильники свои елеем милосердия, и немедля вышли бодрственно во сретение жениху. Я разумею под этим то, что вы так скоро после того начали делать и доселе так постоянно и усердно делаете для уязвленных на брани воинов наших. Помните ли, как я призывал вас к этому богоугодному подвигу? Как указывал вам на полную возможность и ближайшую удобность для вас, по самому местоположению города вашего, отличиться в таком роде человеколюбия пред лицом целого Отечества? Теперь вижу, что вы вполне поняли мои слова и уразумели это преимущество вашего местоположения; уразумели и, признаюсь, сделали еще более, нежели сколько можно было требовать от вас. – Что теперь весь город ваш? Это не город, а одна пространная врачебница, у которой почти столько же отделений, сколько в городе домов. Конечно, все это представляет из себя печальное явление, свидетельствующее о множестве жертв настоящей брани; но вместе с тем, со стороны вашей, это составляет умилительное торжество любви христианской. Куда ни посмотришь, везде видишь следы этой любви. Там, например, было место главного управления здешнего края, – теперь тут главная врачебница. Там был дом наук и образования юношества, – теперь тут врачебница. Здесь и здесь обитали начальники, главные и не главные, – теперь во всех этих домах помещаются болящие воины. Подобное произошло и с частными домами: самые лучшие и удобнейшие добровольно отданы самими хозяевами под врачебницы. Где покоилась роскошь, там успокоивается теперь от своих ран мужество и доблесть. В похвалу вашу довольно сказать, что число призреваемых в недуге защитников Отечества во граде вашем не раз равнялось почти числу его жителей.

И как хорошо и по-христиански совершается у вас это святое дело человеколюбия! Как будто врачуемых у вас были не целые тысячи, а несколько десятков! Кроме вещественного успокоения страждущих и заботы о их немощном теле, с ними обращаются у вас, как всегда должно поступать с людьми и христианами, то есть преподавая им не одни снеди и пития целебные, но внушая им терпение и веру, возбуждая надежду на Спасителя и Его всемогущество, распространяя над одром их благоухание молитвы, согревая их теплотой любви, напутствуя в самые врата вечности Таинствами Святой Церкви и упованием жизни вечной. Достойно всякого одобрения и то, что все это делается не для одних своих, а и для самых врагов наших, которые жребием войны попали к нам в плен. Найдя такой неожиданный для них призор и благотворительность, многие из них благословляют свою участь, спасшую их от явной смерти.

Смотря на все это, я радуюсь сугубо и благодарю Бога не за вас токмо, но и за себя, ибо союз духовных пастырей с пасомыми таков, что они не могут ни страдать, ни радоваться порознь, а испытывают то и другое вместе и нераздельно. Теперь вы исполнили свой долг любви к Отечеству, как подобает истинным сынам его; подали прекрасный пример всем прочим городам, близким и дальним; вознаградили с лихвой свое прежнее – не малодушие, ибо его на самом деле не было, – а смущение и нерешительность. Да будет же за это от всех нас благодарение Господу! Ибо без Его тайного благодатного действия на нашу душу и сердце мы, как свидетельствует святой Павел, не можем и помыслить, тем паче совершить чего-либо истинно доброго (2Кор. 3:5).

После этого, возлюбленные, всем нам остается пожелать молитвенно двух вещей: во-первых, скорейшего окончания брани, столь неправедно против нас воздвигнутой, а, во-вторых, чтобы священный огонь любви и человеколюбия, разгоревшийся у вас в такое чистое и яркое пламя, не угасал, а горел в сердцах ваших завсегда, и производил то же самое, что производит теперь, доколе в том будет нужда. Зная вас и вашу доброту душевную, мы нисколько не сомневаемся, что при помощи Божией так именно с вами и будет. Ибо если защитники Севастополя не престанут стоять и умирать за нас, то нам ли престать служить им, чем только можем, и возливать елей на их кровавые раны? Аминь.