Беседа на литургии, в первый день Пасхи
Христос воскресе!
Сею восхитительной вестью приветствуют ныне друг друга чада Церкви Христовой. Провозглашением сея же вести обыкли начинать ныне свои собеседования самые пастыри и учители Церкви. Но из уст прочих христиан сладчайшая весть о воскресении, по необходимости, исходит в кратком виде; из уст служителя Церкви прилично услышаться ей со всей подробностью. Итак, братие, позвольте, чтобы я, для умножения общей радости, вместо поучения, предложил вам ныне повествование о том, как произошло воскресение Господа нашего. Многим из нас, конечно, известны уже все обстоятельства сего преславного события. Но кто любит воскресшего Господа, тот не может наскучить повестью о Его воскресении, и как сам с радостью повторяет оную другим, так с радостью готов и слышать ее от других. А, без сомнения, между нами, здесь стоящими, немалое число и таких, кои образ воскресения Христова видали вполне разве в одних живописных изображениях: передавая таковым полную весть о воскресении, мы исполним часть долга Ангельского.
Но, прежде всего, братие, возведем мысли свои к воскресшему Спасителю и Господу нашему, с молением о том, да благословит Он наше собеседование, и удалит от всех нас не только дух ожесточения, который благая весть о воскресении нашла в фарисеях и книжниках иудейских, но и дух маловерия и расслабления душевного, с коим сретили ее некоторые из самых последователей Христовых. У премудрости Божией такое правило, братие, что все важные события в царстве благодати заранее предвозвещаются; дабы люди, зная, чего ожидать, тем удобнее могли приготовлять себя к ожидаемому. Посему и воскресение Господа предсказано было задолго и неоднократно. Еще Богоотец Давид воспевал, что Господь не даст «Преподобному Своему видеть истления, и не оставит души Его во аде" (Пс. 15:10). Потом один из пророков прямо указал даже на время воскресения, говоря: «исцелит ны по двою дню, и в день третий воскреснем и живи будем пред Ним» (Ос. 6:3). Наконец, Сам Господь всегда почти, когда говорил о будущей смерти Своей (а Он говорил о ней часто), упоминал в то же время и о воскресении. Предсказания Его о сем были так многочисленны и так ясны, что самые враги, как мы слышали вчера, почли за нужное окружить гроб Его до третьего дня стражею.
Кто бы после сего подумал, что собственные ученики Иисуса забудут на время то, что так твердо помнили Его враги? И, однако же, многие из них, если не все, явно забыли! Так, погребавшие Иисуса, Иосиф, Никодим и прочие, при всем усердии к Нему, явно погребали Его навсегда. Иначе для чего употреблять столько алоя и смирны, что от множества их и живой человек мог потерять жизнь? Для чего обвивать Умершего плащаницею и возлагать на главу Его сударь погребальный. И любовь жен-мироносиц, несмотря на ее пламенность, приготовлялась оказать Телу Иисусову такую почесть, которая вовсе не приличествовала имеющему вскоре воскреснуть, и Ангел не без упрека произнес: «что ищете живаго с мертвыми? ...помяните, якоже глагола вам, еще сый в Галилеи» (Лк. 24:5,6). У самых апостолов – (простите нам, великие основатели и столпы Церкви, что мы, слабые и малые трости, дерзаем воспоминать ваше колебание!) ожидание воскресения Учителя если не ослабело совершенно, то так сокрылось во глубине души под тяжестью мрачных мыслей и чувств, что необходимо было двукратное «мир вам» и дуновение из собственных уст Воскресшего (Ин. 20:19–22), дабы снова воспламенить их веру. При таком забвении предсказаний Иисуса о Его воскресении, нисколько неудивительно, если гроб Его был оставлен всеми Его последователями. Но в таком случае самое чудо воскресения осталось бы без всяких свидетелей, – то чудо, от коего зависит твердость, можно сказать, всея веры нашей. Надлежало восполнить сей недостаток: и вот, по тайному распоряжению премудрости Божией, враги Иисуса сами делают то, чего не сделали, и даже не могли в таком виде сделать друзья Его: они идут к Пилату, выпрашивают позволение запечатать гроб Иисусов, печатают и приставляют кустодию. Больше предосторожностей нельзя было и взять в настоящем случае. Кто знает строгость военных римских законов, тот может представить, с какой зоркой бодростью стояла стража над гробом Иисуса, ожидая с часу на час мнимых похитителей, против коих повелено было ей бодрствовать. – И таким образом, братие, стрегом был во гробе Тот, пред Коим в это время трепетал весь ад!.. Кто, почивая во гробе плотски, был, по Божеству Своему, на престоле... со Отцем и Духом, вся исполняяй, неописанный!..
Но ужасная «година области темной» (Лк. 22:53) приближалась уже к своему концу, великий Делатель не мог оставаться «в сердце земли» (Мф. 12:40) далее покоя дня субботнего; и с окончанием его, при самом наступлении первого дня недели, бывшего некогда первым днем творения, то есть, воскресного, последовало преславное восстание из гроба. Я говорю – при самом начале дня: ибо святые жены, отправившись из дома на гроб Иисусов, по свидетельству евангелиста Марка, «зело заутра» (Мк. 16:2), и пришедши к сему гробу, по словам Иоанна, «еще сущей тме» (Ин. 20:1), уже нашли его праздным и без стражи.
Как последовало самое воскресение? – На сей вопрос, братие, мог бы отвечать токмо Сам Воскресший. Подобные чудеса суть тайны всемогущества; посему и доведомы одной премудрости Божией. Что касается причины Воскресения, то святые писатели иногда приписывают сие чудо Богу Отцу, говоря, что Иисус Христос восстал из гроба славою Отчею (Рим. 6:4), что Бог Отец «воздвиг Его от мертвых» (Рим. 8:11), – а иногда Самому Воскресшему, утверждая, что Он «имел область как положить душу Свою», так и паки «принять ее» (Ин. 10:18). Так и должно быть! Как Сын человеческий, Спаситель наш мог быть воскрешен токмо всемогущею «силой Божией» (2Кор. 13:4), а как Сын Божий, как предвечное Слово и Творец всего видимого и невидимого, Он воскресил Сам Себя.
При всей внутренней сокровенности своей, чудо воскресения не замедлило дать знать о себе всему миру самым величественным образом. При воскресении, – по свидетельству евангелиста Матфея, – «бысть трус велий» (Мф. 28:2), то есть произошло сильное сотрясение земли. При смерти Господа это служило знамением обличительным для целого Иерусалима, собравшего тогда на Голгофе; теперь трясущейся земле некого было вразумлять, кроме стражи; ибо весь Иерусалим еще спал: однако же, она сотрясалась не менее прежнего, и не могла не сотрясаться; потому что из недр ее, как из утробы матерней, выходил теперь великий «Первенец из мертвых» (Кол. 1:18) – выходил не по всеобщему закону рождения в жизнь вечную, по коему, вследствие искупления мира, восстанут некогда из утробы земной все почивающие в гробах, а по особенному, чрезвычайному действию Божественного всемогущества, которое, подвигшись священной тайне в душе Богочеловека, и подвигнув вместе с сим все силы природы, снова навсегда сопрягло ее с почивавшею во гробе плотью.
При трепетном служении земных стихий, воскресению Господа удостоились послужить и силы горния: один из Ангелов, «сошед с неба» (Мф. 28:2) – выражение употребляемое в Писании при самых важных случаях, – отвалил камень, закрывавший вход в пещеру, где находился гроб Иисусов. Отваливание камня, совершенно не нужное для Воскресшего, ибо тело Его, как видно из явления ученикам, свободно проходило сквозь затворенные двери, нужно было для последователей Господа, особенно святых жен, дабы они, пришед ко гробу, не препятствуемые камнем, скорее могли узнать, что напрасно ищут живого с мертвыми. Притом отваливание камня Ангелом служило вместо торжественного объявления страже о воскресении Божественного Мертвеца, ею стрегомого: ибо Сам Воскресший, кажется, не благоволил явить стражам Своего лица, от чрезвычайной славы коего, в первые минуты воскресения, они могли бы исчезнуть с лица земли. Вид Ангела, отвалившего камень, по словам святого Матфея: был «яко молния», а одеяние «бело яко снег» (Мф. 28:3), самый естественный образ явления в нашем мире существ мира горнего, кои, исходя от лица славы Божией, должны приносить к нам на своем лице отсвет сей славы, принадлежащей им, впрочем, и по самому существу их – невинному, а потому и светоносному. Теперь светлости лица и одежды требовало в небесном вестнике уже самое соответствие «с славой Отчей», открывшеюся в воскресении возлюбленного Сына.
Стражи при виде Ангела стали, – по выражению Евангелиста, – «как мертвые» (Мф. 28:4). Вся неустрашимость римского воина обратилась в ничто от одного присутствия существа высшего: от одного, говорю, присутствия; ибо нисколько не видно, чтобы небесный вестник говорил что-либо воинам; он только отвалил «камень от двери гроба, и седяше на нем» (Мф. 28:2). Но этим сидением сказывалось все. Посему воины, сколько позволяло возвращающееся сознание и силы, немедленно удалились от гроба с вестью, самой ужасной для врагов и убийц Иисуса!
Теперь скажем кратко о первых явлениях воскресшего Господа, дабы дать понятие о том, как Он действовал в первые минуты по воскресении и как вера в Него начала воскресать между Его последователями.
Мы заметили уже, братие, что святые жены, присутствовавшие при погребении Господа Иосифом, решились помазать тело Его миром. Едва только прошел покой субботний, препятствовавший исполнению святого намерения, они, еще до рассвета, отправились на гроб с ароматами. О страже, приставленной ко гробу Иисусову, им не было известно вовсе; – страшились одного: «кто отвалит... камень от дверий гроба?... Бе бо велий зело»(Мк.16:3–4).. Страх сей не воспрепятствовал, однако же, усердию Магдалины оставить за собой всех прочих спутниц и прийти, прежде их, одной в вертоград. Каково же должно быть изумление святой жены, когда она не нашла ни камня у пещеры, ни тела в пещере! В смятении чувств, не думая о прочих спутницах, Магдалина тотчас устремилась назад, к Петру и Иоанну «взяша Господа от гроба, – вопияла безутешная, – и не вем, где положиша Его» (Ин. 20:2). Но Петр с Иоанном не более ее знали, куда девалось Пречистое Тело; и вместо ответа, последуемые Магдалиной, сами устремились ко гробу, для узнания тайны.
Святая тайна сия, между тем, была уже разгадана для других. Прочие жены, пришедшие в след за Магдалиной в вертоград, также не нашли там ни камня у пещеры, ни тела в гробе: но, взамен сего, вскоре увидели двух юношей в блестящей одежде. Небесные вестники сии (то были они) вывели их из недоумений и страха, объявив, что теперь время уже не печали и смущения, а радости, – что Погребенный воскрес, сообразно Своему предсказанию, и явится последователям Своим в Галилеи, – и что им посему должно, как можно скорее, идти назад для обрадования сею вестью всех учеников Иисусовых (Лк. 24:2–9). Двое из сих учеников, то есть, Петр с Иоанном, были сами теперь близ вертограда, когда святые жены выходили из него: но для них час радости и блаженства еще не приспел. Вместо виденных женами Ангелов, они нашли во гробе одни погребальные одежды Воскресшего; и, не видя никого в вертограде, обратились назад, – Иоанн с верой, Петр с удивлением (Ин. 20:2–9).
На святой страже у гроба осталась одна Магдалина. Среди слез – обыкновенной отрады душ печальных, она наклонилась в пещеру, чтоб еще раз взглянуть на место, где лежало Тело Иисусово; и вот – два юноши, в белом одеянии, сидят, один у главы, а другой – в ногах у гроба! Во всяком другом неожиданное явление сие произвело бы страх и возбудило мысль о небесном существе явившихся: но Марии, коея душа всецело занята была драгоценной потерей, все казалось естественным, кроме отсутствия погребенного тела. На вопрос Ангелов: «что плачешися?» Она без всякого страха отвечала то же самое, что говорила апостолам: «взяша Господа моего, и не вем, где положиша Его» (Ин. 20:13). При сих словах Мария невольно обратилась лицом назад, и увидела, что невдалеке стоит некто. То был Сам Господь: но взор, сквозь слезы, среди смущения душевного, не в состоянии был вдруг распознать, среди древесных теней, возлюбленного Учителя. Думая, что это вертоградарь, Мария продолжала смотреть в пещеру, где присутствие двух лиц, участвующих в ее положении, обещало более удовлетворения святому любопытству. Даже когда Сам Господь вопросил ее: «что плачеши, кого ищеши?» – Магдалина с сильным чувством, но без особенного внимания к спрашивавшему, отвечала: «господи, аще ты еси взял Его, повеждь ми, где еси положил Его, и аз возьму его». «Мария!» – сказал, наконец, Господь тем гласом, от коего некогда вышло из нее седмь злых духов, ее мучивших. – «Раввуни!» – отвечала изумленная, и хотела от радости броситься к ногам Иисусовым, чтобы обнять их. Но теперь было время не для земного усердия. «не прикасайся Мне, – сказал Господь, удерживая порыв святой любви; – не убо взыдох ко Отцу Моему: иди же ко братии Моей, и рцы им: восхожду ко Отцу моему и Отцу вашему, и Богу моему и Богу вашему» (Ин. 20:15–17). После сего, Мария немедленно поспешила к апостолам.
В то же почти время награждено усердие и прочих святых жен, бывших у гроба. Когда они возвращались с Ангельской вестью о воскресении к апостолам, се на пути, внезапу, Сам «Иисус срете я, глаголя: радуйтеся!» В забвении всего земного, жены пали к ногам Его, радуяся и трепеща от радости: Воскресший казался им уже не сыном токмо Марии, а единородным от Отца, исполнь благодати и истины. «не бойтеся, – сказал Господь, – идите, возвестите братии Моей, да идут в Галилею, и ту мя видят» (Мф. 28:9–10). Таким образом окончились два первых явления Воскресшего Господа. С первого взгляда видно, братие, что Воскресший Господь весьма занят был мыслью о скорейшем успокоении Своих учеников, страдавших от Его Креста. И от Ангелов и от Него Самого, при обоих явлениях, повторяется одно и то же повеление: чтобы жены шли скорее к ученикам с вестью о воскресении. Блаженство Воскресшего казалось Ему как бы неполным, доколе не будет разделено с теми, коих Он «до конца возлюбил» (Ин. 13:1), и кои по сему самому называются теперь не учениками, а братиею:"рцы братии Моей». Между тем Петр с Иоанном, и бывши в пещере у гроба, не видели теперь сами Воскресшего, не видели даже ни одного из Ангелов! – Без сомнения, потому, что для них, как мы заметили, не приспел еще час полной радости; и по состоянию души их, им полезнее было вначале услышать о воскресении от других, нежели тотчас увидеть Воскресшего самим.
Принятие Господа Магдалиной за вертоградаря (зависевшее впрочем весьма много от ее крайнего смущения духа, тяжкой печали, и даже особенного положения тела ее у пещеры) показывает, что слава воскресения была уже сокрыта под кровом плоти, хотя торжественно прошедшей вратами смерти, но еще не возведенной на всю высоту небесного величия. С другой стороны, в воскресшем теле Богочеловека обнаруживались уже (и еще более обнаружатся в следующих явлениях апостолам) новые качества, приличные токмо телам прославленным. Явление Магдалине у гроба и женам на пути, судя по времени того и другого, не иначе могло быть, как при способности преноситься мгновенно с одного места на другое, – быть видимым и невидимым по произволу. Вследствие сей же, без сомнения, способности, и Ангелы при гробе были видимы женам, потом невидимы Петру и Иоанну, и паки видимы Магдалине. Кроме сего, из слов Спасителя Магдалине видно, что Ему предстояло еще теперь восхождение к Отцу. Какое и для чего? – Будущее вознесение на небо с Елеона последовало спустя сорок дней; а Воскресший говорит: не взойду, а восхожду, то есть, теперь, или вскоре. – Посему, не временное ли это восхождение в мир горний? И не на сие ли самое указывает святой Павел, когда, исчисляя главные события в жизни Господа, пред словами «вознесеся »на небо, поставляет: «показася Ангелом!» (1Тим. 3:16). В самом деле, если Воскресшему должны были, по словам Писания, «поклонятся вси Ангелы Божии» (Евр. 1:6), то не было, кажется, нужды лишать их сего блаженства в продолжение четыредесяти дней.
Не опустим, наконец, братие, без внимания и того, кому суждено приять и распространить первую весть о воскресении, не Иоанну, не Петру, не Иакову – верховным апостолам, а слабым, но усердным женам, шедшим с ароматами. Ароматы оставались без употребления: но несшие их, за свою любовь, сами соделались «благоуханием Христовым» (2Кор. 2:15). «Жена, – замечает Григорий Великий, – из уст змия приняла первую ложь, и жена же из уст Самого Воскресшего Господа услышала, первая, радостную истину; дабы чья рука растворила смертное питие, та же самая подала и чашу жизни» (Беседа 25). А мы заметим для всех жен, что они, по примеру мироносиц, могут назидать спасение не только свое, но и других. Жене апостол не повелел учить (1Тим. 2:12), то есть, подобно мужам, в собраниях христианских: но для детей мать есть первый, Самим Богом поставленный, учитель. Пусть они из твоих уст услышат первую весть о своем Спасителе и Его воскресении; – и ты будешь мироносицей для своей домашней церкви.
Сказывать ли, наконец, вам о последнем обстоятельстве, сопровождавшем Воскресение Господа? – О, как тяжело в такой светлый день быть повествователем события, которое так сильно мрачит и унижает природу человеческую! Но мы не можем не дать места в своем повествовании тому, что премудростью Божией допущено стать в истории Воскресения Христова; можем токмо и должны оплакивать, что дух злобы успел произвести в подобных нам человеках.
Когда горе совершалось Божественное восхождеие к Отцу истины и блаженства; долу – во дворе Анны и Каиафы, совершалось, братие, новое, ужасное нисхождение к отцу лжи и смерти! Услышав от кустодии о воскресении, враги Распятого, вместо того, чтобы пробудиться от нечувствия и ожесточения, прийти в себя, признать свое заблуждение и омыть оное слезами, – замыслили новую, тягчайшую неправду и клевету. Неизвестно за подлинно, как лукавая совесть их изъяснила себе чудо воскресения: похищением ли тела учениками Иисусовыми, или действием темных сил, как изъяснялись ими прежде чудеса Самого Иисуса: только несчастные умолили стражу, свидетельствовавшую о воскресении, сказать: что "ученицы Иисуса нощию пришедше, украдоша его, нам спящым» (Мф. 28:13). Ничего не могло быть нелепее сей лжи: ибо как воину римскому ссылаться было на сон во время стражи? С другой стороны, как страже спавшей свидетельствовать о том, что она проспала? – И ученикам ли отважиться за похищение, для коих страшен был голос рабыни? Тем ли похищать мертвого, кои оставили живого? – Если бы и кто другой вздумал похитить тело, то сделал бы сие до приставления ко гробу стражи; а при страже, не стал бы медлить в пещере, снимать погребальные пелены и сударь со главы, и раскладывать их в таком порядке, в каком нашли их Петр с Иоанном. – Если где, по замечанию Златоуста, то здесь «солга неправда себе» (Пс. 26:12). Но другой лжи не представлялось; потому и ухватились за то, что первое и последнее попало на злой ум. Разборчивостью и судом народа, «иже не весть закона» (Ин. 7:49), немного дорожили: страшнее был Пилат, который за настойчивость в претории при суждении Иисуса, мог теперь жестоко отмстить книжникам провозглашением ужасной для них истины. Но золото в сие время было сильнее всякой истины на суде Римском; посему первосвященники смело говорили страже: «аще сие услышано будет у игемона, мы утолим его, и вас безпечальны сотворим» (Мф. 28:14).
Слыша сие, братие, многие из нас в святой ревности могут подумать, для чего Воскресший не явился тотчас в торжестве врагам Своим и не принудил их к вере? – Но, что было бы пользы от сего явления? – Принужденная вера не есть вера. Притом, злоба врагов Иисусовых могла бы устоять в своем неверии и при явлении им Воскресшего; могла бы сказать, что явившийся или не умирал, или ожил не Божественной силой. Воскресший поступил премудрее: Он не явился Иерусалиму Сам, дабы, между прочим, не подать повода к волнениям многочисленному народу, стекшемуся на праздник, а достойным в Иерусалиме послал от Себя таких вестников Своего воскресения, кои, подобно Ему, сами воскресли из мертвых, и потому имели все право на доверие: я разумею тех святых людей, кои, по свидетельству евангелиста Матфея, восстали из гробов в час смерти Господа, и «по воскресении... вошли во святый град и явились многим» (Мф. 27:53), – без сомнения с вестью о воскресении. А для упорных врагов истины будут воздвигнуты целые сонмы свидетелей из среды учеников Иисусовых, кои о имени Воскресшего сотворят все роды чудес и за истину воскресения Его отдадут свою жизнь. Один Павел обратит тьмы. – Собственная же видимая деятельность Спасителя, в отношении к иудеям, окончилась Его смертью. Теперь, прияв власть на земле и на небе, Он уже должен был иметь в виду не синедрион с фарисеями, а целый мир, и для обращения его приготовить учеников Своих. Сей-то последней, великой цели посвящены были последние дни Его на земле, до вознесения на небо, как свидетельстуют о том последующие явления Его апостолам. Но о сих явлениях мы будем беседовать в свое время.
Теперь же, братие, дерзнем еще раз в духе веры и любви вознести взор прямо к лицу воскресшего Господа. Каким Божественным светом сияет ныне лицо сие, в коем не было ни вида, ни доброты на Голгофе! -Откуда же сей свет? – Весь от Креста. Если бы, – скажем словами Самого Воскресшего, – «зерно пшеничное, пав в землю, не умрет; то останется одно»: теперь же, умерщвленное на Голгофе, «то принесет много плода» (Ин. 12:24). Вознесенный от земли Крестом, Сын Человеческий повлечет за Собою все (Ин. 12:32). Теперь, малодушные прежде и трепетавшие гласа рабынь, апостолы облекутся непреоборимой силой свыше, пронесут имя Распятого до последних пределов вселенной, водрузят крест там, где был престол сатаны, заставят поклоняться кресту тех, коих вся вселенная величала богами. Теперь явятся сонмы мучеников, кои за имя Воскресшего сами пойдут на крест и презрят всю лютость тиранов. Теперь возникнут общества святых пустынников, и подвигами самоотвержения удивят бесплотных Ангелов. Все на земле примет другой вид: весь мир «обратится от тьмы в свет и от области сатанины к Богу» (Деян. 26:18); и все сие потому, что на Голгофе примирено небо с землей, потому что крестом отверзты все источники света и жизни. – Престанем же, братие, бояться и убегать креста; возлюбим его, в каком бы виде, где бы и когда бы он ни сретил нас; облобызаем его, хотя бы на нем надобно было предать самый дух свой Отцу Небесному. Нам весьма должно быть там, где теперь воскресший Господь и Спаситель наш; а пути туда нет ни ближе, ни вернее, как со креста; или лучше сказать, путь туда только один и есть – крест! Аминь.