Заметка о раскольническом браке

Законом 19 апреля 1874 года положен конец прежнему неопределенному и стеснительному порядку вещей относительно брака раскольников. До этого закона раскольники были лишены возможности вступать в законный брак и иметь законных детей без перемены своих религиозных убеждений или по крайней мере без временной измены им. Упомянутым законом дана им такая возможность. Теперь каждый из раскольников, к какому бы толку ни принадлежал, может иметь семью, признаваемую законом; для этого от него требуется заявить о заключенном им браке полиции для внесения сведения о нем в особо установленные метрические книги. Существование брака раскольника считается доказанным со дня записи его в метрической книге. Закон 19 апр. 1874 г. имеет силу не только в отношении случаев бракосочетаний раскольников после его издания, но и относительно раскольнических браков, заключенных прежде него, после десятой ревизии; и эти браки должны быть записаны в метрические книги, если живущие в них желают, чтобы закон признавал их сожитие законным браком. Что касается до лиц, вступивших в брак до десятой ревизии, то и они признаются состоящими в законном браке, если записаны мужем и женой в сказках десятой ревизии (Св. Зак. т. X, ч. 1, ст. 78 и прим. по изд. 1887 с прод. 1891). Таким образом закон 1874 г. дает норму для узаконения всех раскольнических браков, заключенных не только после, но и до его издания. В силу этого закона полиция освобождена от прежней обязанности «вести именные списки о рождающихся и умирающих раскольниках» (Уст. о пред. и прес. прест. 1807 г. ст. 67. Изд. 1876. ст. 55). а обязана вести метрические книги о рождении, браке и смерти раскольников по правилам закона 1874 г. (Уст. о пред. и прес. прест. по Прод. 1880. ст. 55).

Казалось бы, что после закона 1374 г. семейная жизнь раскольников должна быть упорядочена с юридической стороны. Казалось бы, теперь должен был бы наступить конец сомнениям и колебаниям насчет значения раскольнического брака как в сфере юридических отношений, так в практике церковной. Между тем на деле эти естественные предположения и ожидания далеко не оправдываются. Прежде всего сами раскольники встретили новый благоприятный для них закон вовсе не так сочувственно, как естественно было бы ожидать. Люди, имеющие случай близко знать раскольников, свидетельствуют, что раскольники благодаря своей косности отнеслись к новому закону с предубеждением и большею частью не пользуются им, и что в их семейной жизни по-прежнему царит произвол и неурядица. Затем новый закон долгое время не имел надлежащего применения в практике полицейской власти, ведающей раскольников. Несмотря на закон 1874 г., обязывающий полицейскую власть вести метрические книги на новых основаниях, она долгое время вела (а быть может, и доселе ведет) посемейные списки раскольников в прежнем виде. Даже в Своде Законов до 1886 г. вменялось полиции в обязанность вести эти посемейные списки. И эти посемейные списки на практике пользуются значением, чуть не равным с метрическими книгами, заведенными по закону 1874 г. Значение их особенно обнаруживается в случаях поступления раскольников в военную службу. По свидетельству о. Виноградова, по требованию Воинского Присутствия волостное начальство делает показания о семейном положении новобранца на основании посемейных списков, а эти списки составляются и проверяются исключительно на основании показаний семьи. Сведения, доставленные волостным правлением, вносятся затем в послужной список новобранца-раскольника и принимаются как не подлежащие сомнению. Таким путем узаконяется за новобранцем раскольником отчество и фамилия отца, брак которого не записан в метрику по закону 1874 г. и не попал в сказку десятой ревизии. Этим путем признается новобранец женатым, хотя бы его брак тоже не был записан в метрическую книгу. Сведение о его женатом состоянии помещается и в его отпускном билете, при его возвращении в бессрочный отпуск; отметка на билете отпускного солдата-раскольника «женат» служит препятствием к вступлению его в новый брак, хотя бы он обратился в православие, так как этот билет незаменим другим при составлении брачного обыска. Между тем пока этот новобранец-раскольник служил в военной службе, его жена, как это бывает очень часто, уже успела выйти замуж за другого и при исправлении посемейных списков записана в другом семействе, за другим мужем, и таким образом стала столь же законною женою другого, сколь законен был брак ее с первым мужем (Церк. Вестн. 1888. № 11. Стр. 220–221). Так вот как мало значения имел в жизни закон 1874 года шесть лет тому назад; вероятно, немного изменилось дело к лучшему и теперь. Мало знают этот закон и православные священники, как свидетельствует г. Заозерский (Богосл. Вестн. 1895, февр. 262: что такое раскольнический брак).

Не было доселе выяснено как следует также юридическое и нравственное значение раскольнического

брака, а также и το, как должен относиться к раскольническому браку православный пастырь, в случае обращения раскольников к православной церкви. В недавнее время выдался случай, подавший повод к обсуждению этого вопроса с указанных точек зрения. Разумеем дело о двоеженстве мещанина Василия Алексеева (он же Парфенов), рассматривавшееся по его кассационной жалобе на Московскую Судебную Палату в уголовном кассационном департаменте Правит. Сената 11 окт. 1894 г. В этом деле мы находим официальное разъяснение того, как нужно смотреть на раскольнический брак с законной точки зрения. Этот судебный процесс вызвал и учено-литературное обсуждение возбужденного им вопроса, в особенности с его церковной стороны или того, как нужно относиться к раскольническому браку православному пастырю в случае обращения раскольника к православной церкви. Разумеем статью г. Заозерского: Что такое раскольнический брак. (Богосл. Вестн. 1895. февраль и март).

Мещанин Василий Парфенов обвинялся в том, что состоя с 18 мая 1888 года в браке с Капитолиной Суконщиковой, заключенном по раскольническому обряду и записанном надлежащим образом в метрическую книгу 20 июля 1892 г., по принятии им православия вступил в новый брак с крестьянкою Еленой Кутиловой по православному обряду. Значит, обвинением Парфенова возбуждался прежде всего вопрос о значении раскольнического брака как препятствия к заключению нового брака. Для суда, конечно, этот вопрос не представлял ничего сомнительного. Коль скоро закон усвояет раскольническому браку, внесенному в метрические книги законным порядком, силу и последствия законного брака в гражданском отношении (X. ч. 1, ст. 78), то, естественно, раскольнический брак должен служить препятствием к заключению другого законного брака наравне со всяким другим законным браком. Но прикосновенные к делу лица и учреждения не воздержались от попыток, конечно бесплодных, возбудить сомнение в законной силе раскольнического брака. Так Московская духовная консистория, мнение которой было запрошено на предварительном следствии, отказалась дать свое решительное заключение о законности и действительности второго брака Василия Парфенова, так как находила в деле «обстоятельства, по-видимому, ослабляющие силу законности первого брачного союза». А сам обвиняемый заявил на судебном следствии, будто священник Глаголев, присоединивший его к православию из раскола, убедил его, что его первый брак с раскольницею Суконщиковой недействителен (Рус. Ведом. 1894. № 291). По этому случаю г. Заозерский замечает: Быть может, о. Глаголев вел беседу не о недействительности брака, а просто о том, что, с точки зрения церковного учения и строго церковного права, раскольнический брак есть не брак, а просто блудное сожитие, которое и прекращается тотчас, как скоро один из супругов обращается в православие, а другой остается в расколе и не изъявляет никакой претензии продолжать сожитие. Не один о. Глаголев, но весьма многие православные священники (какие же именно – понимающие или не понимающие дело?) и почитали и должны были почитать раскольнический брак не браком, а любодейным союзом; ибо таковым почитал его и наш государственный закон, не говоря уже о церковном (Богосл. Вестн. 1895. февр. 264–265) ¹ · Непонятно, какое видоизменение и смягчение находит г. Заозерский в воззрении о. Глаголева в той предполагаемой постановке, какую он дает этому воззрению. Если мы согласимся с предположением г. Заозерского, что о. Глаголев не называл раскольнический брак Василия Парфенова недействительным, а только называл блудным сожитием, то будет ли в этом какая-нибудь разница? Назвать сожитие двух лиц разного пола блудным сожитием – не значит ли сказать, что это сожитие не может быть признано законным и действительным браком? И наоборот, в признании известного брака недействительным не заключается ли уже понятие, что это сожитие нечистое, блудное? Напрасно также полагает г. Заозерский (если только полагает), будто для прекращения незаконного, блудного сожития лица, обращающегося к православной церкви, с лицом, остающимся вне православной церкви, требуется еще согласие со стороны последнего. Нет, незаконное сожитие должно прекратиться в силу церковной дисциплины, помимо согласия той и другой стороны; о согласии бывает речь, когда дело идет о прекращении брака законного. Г. Заозерский говорит, будто рассуждать так, как учит он о. Глаголева, обязывал сам гражданский закон, смотревший на раскольнический брак, как на блудное сожитие. Но ссылаясь на прежнее воззрение нашего гражданского закона на раскольнический брак, г. Заозерский забывает, что в данном случае дело идет о браке раскольническом, записанном в метрическую книгу. Каков бы ни был взгляд нашего закона на раскольнический брак в прежнее время (о нем будет речь впереди), он не приложим к раскольническому браку, внесенному в метрическую книгу на основании закона 19 апр. 1874 г. Этот брак сам закон называет имеющим силу законного брака в гражданском отношении. Не мог, а тем более не должен был считать этот брак любодейным союзом никакой священник, знающий о существовании закона 19 апр. 1874 года.

Законное значение раскольнического брака, записанного в метрическую книгу, указано в законе так ясно и определительно, что тут и защита виновного Парфенова не нашла для себя никакой благоприятной зацепки. Она старалась только унизить раскольнический брак, записанный в метрической книге, пред другими законными браками с нравственной стороны, с целью уменьшить наказание за нарушение его. «Не справедливо и не согласно с духом закона, говорила защита, подвергать одинаковому наказанию за нарушение брака, освященного церковью, и брака раскольничьего, совершаемого посредством записи в полицейские книги. Закон 19 апр. 1874 г., урегулировавший гражданские семейные отношения раскольников, не имел, конечно, в виду уравнять религиозное значение раскольничьего брака с браком, освященным церковью. В силу правил 19 апр. 1874 г. при записи браков раскольников в полицейские книги никаких удостоверений о предварительном совершении каких-либо раскольничьих брачных обрядов не требуется. Очевидно, закон придает раскольничьему браку особое значение – значение исключительно гражданского брака» (Русск. Ведом. 1894. № 291]. Этого же мнения держится и г. Заозерский. По его мнению, раскольнический брак, установленный законом 1874 г., есть «чисто гражданский, но отнюдь не церковный и не вероисповедный брак». (Богосл. Вест. 1895. февр. стр. 271. 278). Он думает найти твердую опору своему мнению в самом тексте закона 1874 г. Этот закон, говорит он, ясно и категорически утверждает, что а) брачное сожитие раскольников только в гражданском отношении получает силу законного брака, и б) это свойство приобретается только чрез запись в полицейские метрические книги (там же, стр. 268). Но именно текст-то закона и не подтверждает понимания раскольнического брака, высказанного защитником Парфенова присяжным поверенным Розенблюмом и потом г. Заозерским, как справедливо указано обер-прокурором кассационного департамента Сената г. Кони в его официальной речи, произведенной в заседании кассационного департамента по делу Парфенова. В законе (т. X. ч. 1. ст. 78) говорится, что «существование брака раскольников считается доказанным со дня записи в метрической книге. В правилах (11 и 18) о метрической записи раскольнических браков (Прил. к ст. 1098 Зак. о сост.) говорится «о раскольнике, желающем, чтобы брак его был записан в метрическую книгу», о лицах «имеющих сведения о препятствиях записи брака в метрическую книгу». Во всех этих и подобных выражениях закона уже предполагается о существовании брака прежде внесения его в метрическую книгу. Поэтому г. Кони совершенно справедливо делает вывод, что «брак раскольников совершается вовсе не записью в метрические книги, он ею узаконяется» (Рус. Ведом. 1894. № 291). В 4 п. мнения Госуд. Совета 19 апр. 1874 г. допускается возможность узаконения посредством записи в метрические раскольнические книги детей, рожденных от раскольнического брака, не записанного в метрическую книгу по случаю смерти одного или обоих супругов, если этот брак был заключен по обрядам верования раскольников, имел характер постоянного супружеского союза, и не против правил, изображенных в законах гражданских (ст. 4. 5. 12. 20. 21. 23).

Проф. Заозерский упрекает г. Кони, будто он неправильно прилагает к сожитиям раскольников до внесения их в метрическую книгу название брака, и предлагает вместо того употреблять термин «подобобрачное сожитие мужчины с женщиной» (Бoг. Вестн. 1895. февр. стр. 275–277) ² . Но г. Кони употребляет в своей речи термин «брак» по отношению с супружеским сожитием раскольников на точном основании закона, как это мог видеть читатель из приведенных выше выражений закона. К ним нужно прибавить, что закон наш знает еще «брачные союзы, заключенные раскольниками после десятой народной переписи» (и до закона 19 апреля 1874 г.) и говорит о них, что и они «записываются в метрические книги на точном основании общих правил о метрической записи браков раскольников». Тут же – рядом в законе говорится еще: «раскольники, записанные в сказках десятой ревизии мужем и женой, признаются состоявшими в законном браке супругами, доколе действительность брака не будет опровергнута по суду» (X. ч. I. ст. 78 прим.), Здесь запись раскольнических супружеских сожитий в ревизские сказки имеет значение, аналогичное с тем, какое усвояется записи в метрические книги по правилам закона 19 апр. 1874 г. Записаны известные супруги в ревизские сказки мужем и женой, они признаются законом состоящими в законном браке; не записаны, они не существуют для закона в качестве законных супругов. Точно так же и о внесении брака в метрические книги по правилам закона 19 апр. 1874 г. говорится, что брак считается доказанным со дня записи в метрической книге. В том и другом случае запись имеет параллельное значение – акта, удостоверяющего существование брака и тем придающего ему законную силу. Если же, по примеру г. Заозерского, видеть в записи в метрические книги акт бракозаключительный, тогда пришлось бы усвоить такое же значение и записи в ревизские сказки, с чем, конечно, нельзя согласиться.

Далее проф. Заозерский обращает внимание на процедуру записи раскольнического брака и говорит, что она представляет собою «целый ритуал, который почти нисколько не уступает бракозаключительному акту гражданского брака; недостает здесь для сего только обращения к брачущимся со стороны чиновника (с вопросом): имеют ли они добровольное желание вступить в брак и обещают ли быть верными друг другу». Легко сказать, опущена самая важная и существенная часть бракозаключительного ритуала, наблюдающегося при совершении гражданского брака!.. Но эта мелочь не смущает проф. Заозерского, и он продолжает: «но ведь это само собой предполагается здесь, когда всем, даже посторонним лицам, предоставляется право заявлять о препятствиях к браку и когда брачущиеся обязаны лично каждый с двумя поручителями явиться в полицию. Это ли не гражданский брак?».. Естественно однако же спросить: от чего же в самом деле всем, даже посторонним предоставлено право заявлять по делу о (предполагаемом) заключении брака, только отказано в этом лицам ближе всего заинтересованным – жениху и невесте (термин, не соответствующий закону 19 апр. 1874 г., но употребленный нами согласно толкованию этого закона г. Заозерским)? Ответ на это ясен нам из вышесказанного, из того, что в законе идет дело о записи уже существующего (в бытовом смысле) брачного союза.

Вообще, если бы в законе 19 апр. 1874 г. о метрической записи раскольнических браков шла речь о совершении брака, то закон не стал бы употреблять выражений вроде: «существование брака раскольников считается доказанным со дня записи в метрической книге», или: «браки раскольников приобретают силу и последствия законного брака чрез записание в метрические книги», а выразился бы яснее и определеннее в роде того: законный раскольнический брак заключается у полицейского чиновника. Для совершения брака жених и невеста должны лично явиться к полицейскому чиновнику и выразить пред ним и пред свидетелями свое согласие на вступление в брак между собою и т. п. Надобно полагать, что это всякому понятно и очевидно.

Защитник подсудимого Парфенова говорит в своей кассационной жалобе, что по закону 19 апреля 1874 г. при записи браков раскольников в полицейские книги никаких удостоверений о предварительном совершении каких-либо раскольнических брачных обрядов не требуется. Поэтому, по его мнению, раскольнический брак не есть религиозный институт; нарушение его должно наказываться слабее, чем нарушение вероисповедного нехристианского брака (Рус. Вед. 1891. 291). Этого же приблизительно мнения

держится и проф. Заозерский. Он говорит, что «закон 19 апр. 1874 г. отнюдь не выражает мысли, чтобы кроме записи в метрические книги он придавал какое-нибудь значение раскольническому браковенчанию или видел в раскольнической подобобрачной паре что-либо иное кроме лии, одаренных гражданскими правами мужа и жены» (Бoг. Вестн. 1895. февр. 268), – что «молитва и испрошение у Бога благословения у раскольников полагают основу не браку, а подобобрачному сожитию неженатого с незамужнею, или, как выражаются сами раскольники, греховному делу» (стр. 276). Против аргументации защитника Розенблюма обер-прокурор Кони справедливо заметил, что закон, устанавливающий силу и последствия брака раскольников, изложен в главе 2 разд. 1 т. X. ч. I. Св. Зак., которая озаглавлена: «О браках лиц христианского неправославного исповедания между собою и с лицами исповедания православного и о метрической записи браков раскольников» и предшествует главе третьей, говорящей о браках нехристиан между собою и с христианами. Только непониманием происхождения и характера бытового явления русской жизни, называемого расколом, можно объяснить, продолжает Кови, утверждение защиты, будто узаконяемый властью брак раскольников должен стоять в глазах закона даже ниже брака нехристиан и в том числе след. у кочевых языческих племен Крайнего Севера, где заключение брачного союза выражается, согласно прим. к ст. 331 Свода степных законов инор. Вост. Сибири, уплатою калыма и увозом невесты» (Рус. Вед. 1894. № 292). Против г. Заозерского нужно заметить, что нельзя сказать, будто закон 19 апр. 1874 г. не придает никакого значения религиозным обрядам, употребляемым раскольниками при совершении своих браков. Закон предполагает эти обряды как явление обыкновенное и дозволяет их; он только не придает им юридического значения, но не потому, чтобы они по своему внутреннему достоинству стояли ниже обрядов евреев, магометан, язычников, вообще нехристиан, а потому, что раскольники не пользуются пред законом правами особой вероисповедной общины публичного характера, хотя и не преследуются за свои религиозные убеждения и за совершение своих религиозных обрядов. Закон выражается уклончиво: предшествовавшее записи брака исполнение соблюдаемых между раскольниками брачных обрядов ведению полицейских чинов при сем (т. е. при записи брака) не подлежит (Прилож. к ст. 1093 Зак. о сост. п. 17). Обер-прокурор кассационного департамента Прав. Сената г. Кони в своей речи припоминает мотивы, которыми руководствовался законодатель при составлении этой статьи, мотивы, прекрасно выясняющие значение ее. «При обсуждении проекта закона 19 апр. 1874 г., говорит г. Кони, было высказано, что установление брака исключительно гражданского не соответствовало бы духу вашего законодательства, которое всегда признавало брачный союз союзом по преимуществу духовным, распространяя силу этого основного правила на всех вообще подданных империи. Поэтому, если обрядам раскольников и не может быть присвоено одинаковое значение с обрядами не только православной церкви, но и других признанных в государстве вероисповеданий» а потому необходимо требовать для узаконения раскольничьих браков соблюдения особой формальности, имеющей вид гражданского акта, то по весьма важным нравственным уважениям нельзя считать желательным, чтобы раскольники ограничивались, при вступлении в брак, исполнением лишь означенной формальности, без какого-либо духовного обряда, и низводили таким образом брачный союз свой до значения простого контракта, требующего лишь явки в полицейское управление. Вследствие этих соображений Госуд. Совет полагал, устраняя вполне вмешательство власти в богослужение и обряды раскольников, выразить в новом законе ту общую мысль, что гражданский акт усваивает юридическую силу лишь такому союзу мужа с женою, которому они положили нравственную основу молитвою и испрошением у Бога благословения по правилам своего верования. Вот какой смысл и значение имеет выражение закона: ,,браки раскольников приобретают силу и последствия законного брака» (а также прибавим от себя выражение: предшествовавшее записи брака исполнение соблюдаемых между раскольниками брачных обрядов ведению полицейских чинов не подлежит) (Рус. Вед. 1804. № 291). Мы увидим далее, что наш гражданский закон всегда признавал значение за раскольническими обрядами бракосочетания в большей или меньшей степени. Естественно, что он держался этой же точки зрения при издании закона 19 апреля 1874 г. Тем более естественно это воззрение после закона 3 мая 1883 г., когда раскольники перестали быть пред законом гражданским только «отраслью господствующего вероисповедания, хотя и поврежденною», когда они (за исключением некоторых крайних сект) приобрели себе свободу религиозного мнения и совершения богослужения не только в домах, но и часовнях и на могилах умерших и таким образом получили значение если не публичной религиозной корпорации, каковы все признанные вероисповедания в России, то по крайней мере корпорации частного характера (Уст. о пред. и прес. прест. изд. 1890. ст. 45–64).

Таким образом раскольнический брак, вносимый в метрическую книгу по правилам закона 19 апр. 1874 г., есть не «чисто или безусловно гражданский брак», но с значительною примесью религиозно-бытовых элементов. Он есть брак, заключаемый в бытовом смысле посредством известных религиозных обрядов, соблюдаемых той или другой раскольническою сектой, и узаконяемый в гражданском отношении посредством внесения его в особо установленную для сего метрическую книгу. Как нужно смотреть на раскольнические браки, не вносимые в метрическую книгу, об этом будет речь впереди.

Затем другой eщe более важный вопрос, затронутый судебным процессом по кассационной жалобе А. Парфенова, составляет вопрос о том, как относится православная церковь к бракам иноверцев и в частности раскольников, в случае, если один или оба супруга иноверца обратятся к православной церкви. В судебном процессе коснулись его вскользь. Зато с особенным вниманием остановился на нем проф. Заозерский в мартовской книжке Богословского Вестника. К сожалению только его воззрения в этом случае отличаются еще большею спутанностью, чем в первом вопросе.

После закона 19 апр. 1874 г. раскольнические браки естественно делятся на два разряда, различные между собой по своему юридическому значению, – браки, записанные в метрическую книгу и имеющие все свойства законного в гражданском отношении брака и браки, не записанные в метрическую книгу и не дающие гражданских прав. Естественно рассматривать те и другие отдельно.

Раскольнический брак, записанный в метрическую книгу, имеет все свойства законного брака в гражданском отношении. С этой стороны он стоит по своему значению наравне с законными браками, совершаемыми по правилам всех признанных в России вероисповеданий. След. и отношение церкви к раскольническому браку, записанному в метрическую книгу, должно быть такое же, как и ко всем прочим законным вероисповедным бракам, в случае обращения раскольников-супругов к православной церкви. Признание светскою властью за раскольническим браком, внесенным в метрическую книгу, значения брака законного, при нормальных отношениях между церковью и государством, должно быть обязательно и для церкви. Церковная власть не может назвать блудом такое сожитие, которое светский закон признает законным браком, за исключением тех ненормальных случаев, если бы светский закон вздумал санкцировать сожития, противоречащие коренным началам христианской нравственности, напр. сожитие мужа с двумя женами и т. п. Так или почти так думает и проф. Заозерский. По его мнению, древняя церковь вполне уважала брак, который признавался законным с гражданской точки зрения; причем даже «и гражданская форма заключения его с точки зрения церкви нимало не служила препятствием к признанию за ним нерасторжимости». Отсюда происходило то, что, в случае обращения иноверных супругов в православную веру вместе или порознь, «церковь не почитала себя вправе расторгать их законного брака, но освящала его таинствами крещения, миропомазания и причащения» (Бог. Вестн. 1895. март, стр. 407). Но прилагая это общее правило к браку раскольническому, записанному в метрическую книгу, проф. Заозерский оставляет прямой путь, которым шел сначала, и уклоняется на распутья противоречий. «Раскольнический брак, засвидетельствованный в полицейской метрической книге, говорит он, есть законный брак в гражданском смысле, и супруги, в нем состоящие, – муж и жена в точном смысле. При обращении их к православной церкви этот граждански признанный законным брак их должен тем или иным способом получить освящение и со стороны церкви» (Бог. Вест. 1895. март, 416). Здесь уклонение сказывается в выражении – «тем или иным способом». Говоря о практике древней церкви, г. Заозерский указал только один способ освящения иноверцев-супругов в случае присоединения их к православной церкви – посредством таинств, которыми приобретается право гражданства в церкви и общения с церковью. Этот же один способ должен быть применен и к освящению законного раскольнического брака в случае присоединения к православной церкви супругов-раскольников ³ . Определяя далее, каким именно способом нужно освящать брак, записанный в метрической книге, г. Заозерский совсем забывает, что дело идет о браке законном, забывает и практику древней церкви относительно порядка освящения браков иноверцев при обращении их в православную церковь, и начинает трактовать раскольнический брак, записанный в метрическую книгу, наравне, в равном достоинстве с браком незаписанным и непризнанным со стороны закона, и указывает разные способы освящения всех раскольнических браков, не обращая внимания на их значение с точки зрения гражданского закона и имея в виду единственно степень близости того или другого раскольничьего толка к учению и дисциплине православной церкви. Он полагает, что 1) «браки венчанные по чину древнеправославному в раскольнических часовнях, могут быть оставляемы в полной силе без совершения священнодействия браковенчания, все равно будут ли внесены в метрическую книгу или не будут» (а выше автор говорил, что все браки раскольников, не исключая и поповщинского толка, должны быть освящаемы тем или другим способом в случае перехода раскольников в православную церковь, стр. 416, а в других еще местах (февр. 264–265, март, 410) он называл все раскольнические браки блудным сожитием), 2) «браки беспоповцев, независимо от того, вписаны или не вписаны они были в полицейскую метрическую книгу, должны быть венчаны в православной церкви» (это противоречит практике древней церкви, когда дело идет о браке законном, записанном в метрическую книгу), 3) «если оба супруга, обратившись к церкви из беспоповщинского толка, не пожелают освятить своего брака, записанного в метрическую книгу, церковным венчанием, то церковь должна отнестись к этому сожитию, как терпимому гражданским законом, но почитать его не более как конкубинатом». (Это положение прямо противоречит закону 19 апреля 1874 г., которым браку, записанному в метрическую книгу, усвояется сила и последствия законного брака в гражданском отношении, противоречит радикально и тому, что неоднократно говорил выше сам автор, напр. его словам: «раскольнический брак, засвидетельствованный в полицейской метрической книге, есть законный брак в гражданском смысле и супруги, в нем состоящие, – муж и жена в точном смысле». Б. Вест. март. 416). Все эти положения автора, как видно из наших замечаний, поставленных в скобках, представляют резкое, непонятное противоречие основаниям, которые устанавливал и развивал автор в начале и в средине своей статьи, противоречат практике древней церкви и действующих теперь у нас постановлениям.

Практика древней церкви указана выше. Основанием ее служит заповедь апостола Павла (1Κор. 7:12–17) о том, как должны поступать христиане, если они состоят в браках с нехристианами, заключенных еще до обращения их самих в христианство. По заповеди апостола, браки эти должны оставаться в силе, в случае желания продолжать супружество со стороны супругов-иноверцев. Тем более, конечно, должны быть тверды браки, заключенные в иноверии, когда оба иноверных супруга обратятся в православную веру. Единение в вере и в таинствах, подчинение единой христианской дисциплине обоих обратившихся супругов должно дать новое благодатное освящение и сообщить новый залог крепости брачным узам, заключенным в иноверии. Это правило соблюдалось в православной церкви во все времена. Оно соблюдалось и нашей русскою церковью и чрез нее проникло и в наши гражданские законы. По действующим гражданским законам, основанным на постановлениях Св. Синода, лицо нехристианского исповедания, по восприятии св. крещения. может пребывать в единоверном сожительстве с некрещеною женою; брак их остается в своей силе и без утверждения оного венчанием по правилам правосл. церкви (Св. Зак. т. X. ч. I. ст. 79. 80. 81). Брак остается в своей силе и тогда, когда оба супруга перейдут в христианство (ст. 84). Выражение «остается в своей силе» нужно дополнить фразой: «без подтверждения церковным венчанием». В некоторых источниках, на которых основаны приведенные статьи законов гражданских, прямо встречается такое выражение. Напр. в указе Св. Синода 1729 г. апр. 25. (Пол. Собр. Зак. № 5400) на имя Варлаама епископа астраханского о крещении калмыков сказано: а которые калмыки супружество имели до восприятия св. крещения, и ныне как мужи, так и жены их крещение приняли, тем бракосочетаемого венчания не чинить, но велеть им жить в том супружестве невозбранно. Признанию законной силы за браками иноверцев, обратившихся к православной црркви, и со стороны церковной власти не препятствовали даже значительные отступления в заключении таковых браков от законных условий заключения брака, принятых православною церковью. Так напр. признаются законными и такие браки иноверцев, которые были совершены в иноверии в степенях родства, возбраняемых православною церковью (ст. 84). Не допускается только иноверцам после присоединения их к православной церкви жить с двумя или многими женами, а также и женам жить одной с несколькими мужьями; в этом случае требуется от многоженцев и от многомужниц выбрать себе одну жену и одного мужа; во исполнение этого условия им дозволяется опять продолжать брачное сожитие. Напр. в наказе Св. Синода Осетинской комиссии 8 апреля 1771 г. (П. Собр. Зак. № 13592) предписано: в супружествах новокрещенных наблюдать, чтобы оставался муж с одной женой, если прежде многих имел, с коею он пожелает; то же разумеется и о женах ⁴ . Таким образом у нас постановлениями

церковной и гражданской власти признано за общее правило, что в случае обращения в православную веру иноверцев-супругов, одного или обоих вместе, брак их признается в силе, без подтверждения церковным венчанием. Это закон действующий. Он должен быть применен и к браку раскольническому, записанному в метрическую книгу, в случае обращения супругов-раскольников в православную церковь; это применение будет только подведением частного случая под общее правило. По справедливому замечанию обер-прокурора Прав. Сената Кони, если постановления, содержащияся в 79–84 ст. X. ч. I, Св. Зак., прилагаются к нехристианам, то тем более применимы они к раскольникам-христианам. (Рус. Вед. 1894. № 292). При применении их к раскольникам не потребуется делать и тех снисхождений, какие предусмотрены в упомянутых статьях относительно иноверцев-нехристиан, так как по закону 19 апр. 1874 г. раскольнические браки, записанные в метрические книги, должны удовлетворять всем законным условиям, соблюдаемым и при заключении браков между лицами православного исповедания (т. X, ч. I, ст. 78 Св. Зак.).

В особую группу должны быть выделены браки раскольников, не записанные ими в метрические книги. В виду того, что они не считаются законными с точки зрения гражданского закона, естественно спросить: как же должна относиться к ним церковная власть в случае обращения супругов-раскольников – одного или обоих – к православной церкви? Это отношение должно зависеть от того взгляда, какого будет держаться церковная власть на эти браки.

Г. обер-прокурор кассационного департамента Прав. Сената Кони говорит об этих браках след.: «определениями и указами подлежащих властей и учреждений, состоявшихся в 1808, 1826, 1884, 1840 и 1852 годах, браки раскольников между собою были изъяты из разбирательства духовных и гражданских начальств; причем такие браки, венчанные вне церкви, в домах и часовнях, не признавались за законные, а считались любодеяниями, почему к детям от них не прилагались гражданские законы о наследовании, и самые дети считались законными лишь после своего присоединения к православию или единоверию при жизни родителей вместе с одним из них, или после смерти одного из них» (Рус. Ведом. 1894. № 291). Так же смотрит на дело и проф. Заозерский. Он говорит, что и по нашему государственному закону и по церковному учению и по церковному праву, раскольнические браки суть «просто блудное сожитие, любодейный союз» (Богосл. Вестн. 1895. февр. стр. 264–267), что «молитва и испрошение у Бога благословения у раскольников полагают основу не браку, а подобобрачному сожитию неженатого с незамужнею, или, как выражаются сами раскольники (разве все? разве большая часть?), греховному делу» (стр. 276), – что «только то подобобрачное с церковной точки зрения сожитие, начавшееся до (во время?) пребывания супругов вне церкви, может быть терпимо и по обращении одного из них к церкви, которое сообщало сожителям права мужа и жены – права гарантированные законом, – все другие виды подобобрачных сожитий – не брак, не браку начало, во грех и преступление закона Божия» (март, 410). Равным образом и проф. Нильский говорит: церковная власть всегда считала и ныне считает раскольнические браки не браками законными, а любодейными сопряжениями (Цер. Вестн. 1888. № 14, стр. 284). Если так, если действительно по воззрению церковной власти раскольнические браки не более как простой блуд, то, естественно, такия сожития не могут быть оставляемы в силе в случае присоединения раскольников к прав. церкви. Блуд не может превратиться в дело честное, каков брак, от одного присоединения блудников к православной церкви. По словам Василия В. (пр. 26), блуд не есть брак и даже не начало брака. Этого мало; по справедливому замечанию архим. Павла, блудники принимаются в церковь не иначе, как после оставления ими блудного сожития (Брат. Слово. 1888. № 4, стр. 256). В Постановлениях Апостольских мы находим следующие правила на этот предмет, характеризующие практику древней церкви: «Если он (раб) имеет жену или жена мужа, да учатся довольствоваться самими собой, а если они не брачные, то да учатся не любодействовать, но женятся по закону. Если приходит (к церкви) блудница, то или пусть престанет блудодействовать, или да будет отринута. Раба, наложница какого-нибудь неверующего, совокупляющаяся с ним одним, да будет принята, а если она и с другими распутничает, да будет отринута. Если верующий имеет наложницею рабу, то пусть перестанет иметь ее наложницей и женится по закону, если же свободную, то пусть женится на ней по закону, а если не так, да будет отринут» (Пост. Aп. VIII, 32). Таким образом, г. Заозерский, доказывающий, что с церковной точки зрения браки раскольнические должны быть считаемы за блудныя сожития, рассуждая последовательно, должен был бы утверждать, что все раскольники, живущие в браке, не записанном в метрические книги и след. незаконном, в случае присоединения их к православной церкви, должны подтверждать свои сожития венчанием. Между тем через месяц, в мартовской книжке Богословского Вестника, проф. Заозерский доказывает уже другое. Здесь он удерживает прежний свой взгляд только за браками беспоповцев, браками бессвященнословными. О браках же поповцев, благословленных в часовне по древнему чину венчания священниками белокриницкой иерархии, высказывает другое суждение. «Ужели этот союз, говорит он, почитать любодеянием, подобобрачным сожитием, низшим по нравственному достоинству, напр. беспоповщинского брака, засвидетельствованного полицейским чиновником? Едва ли основательно утвердительно отвечать на этот вопрос. По нашему мнению, продолжает проф. Заозерский, православный священник должен принять в православную церковь (такую раскольническую чету) как супругов, почитая совершенно излишним приводить их в храм для совершения над ними таинственного священнодействия брака... Не совершение священнодействия брака здесь нужно, а только строго религиозная беседа священника с этими мужем и женой^" (стр. 418–419). Согласно с этим последним, исправленным своим воззрением проф. Заозерский строит и последние свои выводы относительно того, как относиться православному пастырю к бракам раскольническим в случае обращения раскольников в православную церковь. Он говорит: 1) браки, венчанные по чину древлеправославному в раскольнических часовнях, могут быть оставляемы в полной силе без совершения священнодействия браковенчания, хотя бы они не были внесены в полицейскую метрическую книгу. 2) Браки беспоповцев должны быть венчаны в православной церкви или полным чином (именно браки федосеевцев) или каким-либо сокращенным (браки поморцев) – навершением (стр. 420). Первое из этих положений не может быть выведено из того начала, которое составляет для него точку отправления при рассуждении о достоинстве раскольнических браков. Если все раскольнические браки суть блудныя сожития, то каким образом они или некоторые из них оказываются у автора законными сожитиями, после перехода лиц, связанных этими супружествами, в православную церковь? Если все раскольнические браки – блудныя сожития, то откуда разница между ними, по которой браки поповцев должны быть признаны церковною властью действительными без утверждения венчанием, а другие – беспоповщинские не имеют силы без венчания? Ведь сам же г. Заозерский не раз повторяет в своей статье, что раскольнические обряды, в том числе и поповщинские, не имеют никакого значения с церковной точки зрения, что они не что иное, как фальшивая монета. (Март, стр. 412. 413. 416. 417). И нам кажется, это последнее мнение г. Заозерского справедливо с канонической, и вообще с церковной точки зрения. А если так, то не видится причины отдавать особое преимущество бракам поповцев пред браками беспоповцев, признающих брак в принципе. Не помогает делу и начало снисхождения или приспособления к обстоятельствам, на которое хочет еще опереться г. Заозерский для оправдания упомянутого выше своего положения (март, стр. 417–418). Никаким снисхождением нельзя превратить блуд в брачное сожитие.

Ввиду указанного сейчас несоответствия выводов г. Заозерского тому началу, из которого исходил он в своих суждениях о раскольнических браках, не записанных в метрические книги, представляется естественным обратить внимание на самое это начало и сделать ему оценку.

Нам кажется, слишком обобщают и преувеличивают дело, когда говорят, что наш государственный закон признавал и признает раскольнические браки блудным сожитием, в собственном смысле, т. е. «противозаконным сожитием неженатого с незамужнею по взаимному их согласию», наказуемым уголовным порядком (Улож. о нак. 1885. с прод. 1880. 1891, ст. 994). Правда, светский закон называл иногда раскольнические браки «сопряжениями любодейными‘‘ (Ук. 19 июля 1827), «простым сожитием» (Ук. 81 дек. 1886), «развратом» (28 ноября 1839)». Но эти выражения в светском законе составляли буквальное повторение выражений, употреблявшихся в постановлениях Св. Синода (Ук. Св. Син. 1808 на имя воронежского преосв. Ук. Св. Син. 1840. Цер. Вестн. 1888. стр. 284. 305). Вопреки мнению г. Нильского, который утверждал, что русская церковь относится строже к бракам раскольническим, чем к бракам иноверцев, в случае присоединения их к православию, на основании невыгодного мнения об них гражданского закона, чтобы не идти в своей практике против закона гражданского, нужно признать, что инициатива установления воззрения на раскольнический брак, как на блудное сопряжение, принадлежит постановлениям церковной власти, а светское правительство только усвоило это воззрение. Это положение не требует доказательств. По воззрению церковному действительно выходит, что половое сожитие мужчины и женщины, принадлежащих к членам православной церкви, без благословения церковным молитвословием, есть не что иное как блудное сожитие. Другое – с точки зрения гражданского общежития. Здесь имеет значение более наличность внутренних элементов брачного сожития, чем форма его заключения. С гражданской точки зрения существенным признаком, отличающим брак от блудного сожития, считается aninras nuptialis – намерение жениха и невесты начать половое сожитие между собою именно в качестве постоянного, неразрывного союза, с целью основания семьи. Эта точка зрения разделяется и о. архим. Павлом (Брат. Слово. 1888. № 3, стр. 178–187) и смутно чувствуется проф. Заозерским (Богосл. Вестн. 1895. март 418). Что касается формы заключения этого союза и юридических последствий, соединенных с тою или другою формой, то они могут быть различны. Так у римлян был брак jure civili и брак jure gentium с различным юридическим положением в семье мужа, жены и детей. Был еще у римлян особый род закономерного соединения мужчины и женщины для взаимного общения жизни – это конкубинат (Зом. Институции римского права. Москва. 1888. стр. 289–293. Азаревич. Система рим. права, т. II, ч. 2, стр. 285–288). Точно так же и наш гражданский закон обращает внимание главным образом на внутреннюю этическую сторону брачного союза, а относительно формы его заключения стоит на точке зрения широкой терпимости, дозволяя всем гражданам как христианской, так и нехристианской веры заключать браки в той форме, какой требует их религия и вероисповедание (Св. Зак. т. X, ч. 1, ст. 31. 61. 90). Различие формы заключения супружеского сожития не сопровождается никакими невыгодными последствиями относительно законности в гражданском смысле такого сожития, если есть налицо этическая основа, составляющая существенную принадлежность брачного сожития. Последовательность требовала подвести под это общее начало и раскольнические браки, но на раскольников не было распространено это начало, потому что до последнего времени раскольники, несмотря на то, что они фактически чуждались православной церкви, не ходили к богослужению, не исполняли христианских обязанностей по учению православной церкви, не подчинялись православной иерархии, несмотря на все это они не признавались de jure отделившимися от православной церкви, считались принадлежащими к православной церкви, заблуждающимися ее членами и подлежащими, вопреки своему желанию, распоряжениям православной церковной власти. На этой же точке зрения стояло и наше правительство. Эта точка зрения, как понятно само собою, ставила русское правительство в неловкое положение относительно браков раскольнических. Фальшь, которая в ней заключалась, заставляла русское правительство постоянно колебаться из одной стороны в другую и делать противоречивые постановления и распоряжения. С одной стороны оно, во имя своей солидарности с церковной точкой зрения, требовало, чтобы раскольники заключали свои браки венчанием в православной церкви у православных священников, и признавала незаконными браки раскольников, заключенные вне православной церкви, без венчания у православных священников. С другой стороны, русскому правительству XVII и ХVIII в. было хорошо известно, что раскольники в большей части своей желают жить в браке, изыскивают всякие способы к тому, чтобы оформить свои супружеские сожития. Нечего говорить о поповцах; они, согласно с православными, считали необходимым для брака церковное венчание, и старались венчаться у священников, перебегавших к ним из православной церкви. И беспоповцы в значительной части своей старались вести брачную жизнь, и за неимением священных лиц, которые бы могли освящать их брачные сопряжения венчанием по чину церковному, придумали особый чин бракозаключения: по согласию жениха и невесты, по благословению родителей, в присутствии свидетелей, с освящением посредством молитвословия, произносимого простыми мирянами. Для придания таким бракам большей документальности, при Покровской беспоповщинской часовне в Москве была заведена, вероятно не без ведома властей, книга для записывания браков, благословленных в этой часовне. (Нильский. Семейная жизнь в рус. расколе. Вып. I, стр. 121. 217–219. 228. З39–344. 406). Эти раскольнические браки, незаконные с церковной точки зрения, имели все признаки сожития, свойственного браку, с и гражданской точки зрения. Ввиду этого русское правительство не могло выдержать свою теоретическую точку зрения и на практике делало постановления и распоряжения снисходительного характера, клонящиеся к признанию раскольнических браков терпимыми по крайней мере с этической точки зрения.

Снисходительный взгляд русского правительства на раскольнические браки, исключавший воззрение на них как на блуд в собственном смысле, выразился в его законодательстве начиная со времени Петра I, именно в законе его о трехрублевом сборе с раскольников, которые женятся тайно, не у церкви, без венечных памятей (Собр. Зак. т. V, № 3340). По справедливому замечанию проф. Нильского, таким распоряжением власти давалось раскольникам полное

право заключать свои браки, как кому вздумается; ни светская, ни духовная власть не имела права вмешиваться в это дело, лишь бы только раскольники исправно вносили в казну за свои внецерковные бракосочетания трехрублевый сбор (Нильский. Семейная жизнь в русск. расколе. Вып. 2, стр. 5). И если на деле раскольники все-таки преследовались в течении первой половины ХVIII в. за заключение браков вне церкви, то это обычная непоследовательность нашей правительственной политики относительно раскольников. Законодательство Екатерины II сделало дальнейший шаг в применении принципа терпимости по отношению к раскольникам. Со времени Екатерины II русское правительство решило «не вмешиваться в различие, кого из жителей в числе правоверных, или кого в числе заблуждающихся почитать», а считало своею обязанностью толко «над всеми вообще наблюдать, дабы каждый поступал по предписанным государственным узаконениям». Согласно с этим, оно объявило сначала, что раскольникам «ни от кого не будет чинимо никакого притеснения» (Собр. Зак. т. XVI, № 11725), если они будут вносить исправно двойной оклад, а за венчание браков не у церкви, без венечных памятей, будут платить трехрублевый сбор. Затем, после третьей ревизии была сделана перепись и раскольникам по указу 3 марта 1764 г. В указе повелевалось, чтобы раскольники, при подаче о себе сказок, «в тех сказках писали всех, как мужеский, так и женский пол, по семейству своему, какого бы они звания ни были, без малейшей утайки» (№ 12067. Нильский. Сем. жизнь. Вып. 2, стр. 8–9). В этом постановлении нельзя не видеть прикровенного признания со стороны светской власти раскольнических браков терпимыми и не подлежащими преследованию. В царствование Александра I снова начались попытки со стороны церковной власти преследовать раскольников судом между прочим за вступление в брак вне церкви, но эти попытки были останавливаемы светскою властью во имя начала терпимости. В начале царствования императора Николая I эти попытки были прекращены нарочитым распоряжением Комитета министров, Высочайше утвержденным 9 янв. 1826 г., адресованным ко всем губернаторам; в нем предписывалось не входить ни в какия исследования о старообрядцах, о совершаемых ими религиозных обрядах, и в частности о браках, совершаемых ими по своим обрядам. А чтобы церковной власти не было искушения возбуждать судебные процессы о раскольнических браках, в 1827 году распубликовано общее распоряжение, что «дела о людях, вступивших в брак по раскольническому обряду» следует судить гражданскому, а не духовному начальству (Нильский. Семейная жизнь. Вып. 2, стр. 3. 12). В Своде Законов 1882 г. (т. XIV, ст. 51), предоставлено раскольническим священникам право вести метрические книги своих прихожан. В 1834 году дек. 5 применено к беспоповцам распоряжение, изданное в 1826 году относительно браков поповцев. При восьмой народной переписи не только жены поповцев, но и «сожительницы раскольников беспоповщинской секты, даже федосеевской, были показаны в семействах мужей своих женами их» (Собр. пост. по части раскола 1858 г. стр. 534. 550).

Таким образом, русское правительство в первой четверти текущего столетия было уже близко к тому, чтобы совсем узаконить раскольнические браки. Но с конца тридцатых годов этого столетия началось другое направление в правительственной политике по отношению к раскольникам. Русское правительство еще раз захотело употребить усилия к тому, чтобы стеснить раскольников в их религиозном и житейском быту и поставить их в необходимость обращаться за религиозным освящением брака к православной церкви. Оно опять стало преследовать сводные браки, совершаемые беспоповцами, как разврат. Во время девятой ревизии (1850 г.) оно предписало: «в отношении раскольников беспоповщинской секты, кои брак вовсе отвергают и имеют детей, прижитых вне брака, то таковых детей, на основании полицейских свидетельств или обывательских книг, показывать по ревизии в семействах раскольников незаконнорожденными, а матерей их, по случаю совершения ими брака, женами раскольников беспоповщинской секты не записывать, но вносить в списки тех семейств, к которым они принадлежат по рождению» (Собр. Пост. по части раск. 1858. стр. 537–538). Здесь правительство называет всех беспоповцев огулом отвергающими брак, тогда как прежде, до 1850 г., оно само признавало, что часть их – поморцы – приемлют брак. Этого мало. Теперь правительство распространило это распоряжение и на тех сожительниц беспоповцев, которые в восьмой ревизии, тоже по его распоряжению, были записаны женами своих сожителей (Нильский. Семейная жизнь. Вып. 2, стр. 64–66). Положение поповцев было сравнительно лучше участи беспоповцев, но также гораздо стеснительнее прежнего. Вследствие правительственного запрещения поповцам принимать к себе вновь беглых попов, последовавшего в это время, поповцы были крайне стеснены в совершении своих браков за недостатком священников. Потом и самое юридическое значение браков поповцев было умалено в настоящее время. По восьмой ревизии, как вы видели, жены и дети поповцев были записаны женами и детьми их. Браки поповцев вносились беглыми попами в особые метрические книги. Но в 1837 г. было запрещено беглым попам вести у поповцев метрические книги, а велено было полиции вносить сведения о браках поповцев в обывательские книги, подобно тому, как вносились сведения о рождающихся и умирающих. В журнале Московского секретного Комитета по делам раскола в 1837 г. было постановлено: хотя браки раскольников, совершенные вне церкви, не признаются законными, однако же остаются терпимыми в отношении гражданском, и для дома градского общества нужны сведения не только о рождающихся и умирающих, но и о их женах для причисления их к семействам. Почему, дабы удовлетворить сей надобности, не давая вида законности раскольническим бракам, не представляется другого средства, как дозволить полиции вносить раскольнических жен поповщинской секты в обывательские книги тем же порядком, как записываются рождающиеся, не упоминая о браках, и в случае надобности, на основании сих книг, выдавать раскольникам свидетельства о их женах. Этим спискам полиции и выдаваемым ею свидетельствам о браке усвоялось меньшее значение, чем какое принадлежит по закону настоящим метрическим свидетельствам. По одному случаю правительство заявило, что дети раскольников, причисленные к известным семействам только по полицейским спискам, не могут пользоваться правами законных детей. В 1850 г. в указе о девятой ревизии повелено: жен и детей раскольников, приемлющих священство, показывать таковыми в ревизских сказках, на основании полицейских свидетельств или обывательских книг, не требуя в сем случае других доказательств о действительности браков тех женщин и о законности происхождения детей. Читая это распоряжение можно подумать, что в нем правительство признает раскольнических жен настоящими женами, по крайней мере в гражданском смысле, а их детей – законными детьми. Но позднейшая правительственная и судебная практика показала противное. В 1853 г. июля 10 последовало распоряжение, чтоб и в случаях дел о браках и детях раскольников (поповцев) присутственные места не полагали своих ревизий о событии браков и законности и детей на основании одних ревизских сказок, а требовали бы метрические свидетельства (которых раскольники не могли представить) и эти свидетельства сообщали бы на предварительное рассмотрение местных духовных начальств. Таким образом во второй четверти текущего столетия жены раскольников-поповцев должны были писаться в официальных документах женами, но без упоминания о браке, дети их тоже должны были писаться в семействе отцов своих, но не должны были пользоваться правами законных детей: юридическое положение очень любопытное! Причина, почему наше правительство воздерживалось назвать раскольнические браки законными, несмотря на то, что вынуждалось к тому требованиями жизни, заключалось в желании его силой привлечь раскольников во двор православной церкви. Эта мысль ясно выражена в том же указе 10 июля 1853 г.: «в видах открытия раскольникам всех средств к сближению с церковью, вместе с присоединением их к церкви признавать законными браки, и детей их» (Нильский. Семейная жизнь. Вып. 2, стр. 248–252). Но ожидания правительства не оправдались и на этот раз, как не оправдывались прежде. И правительство сочло нужным при десятой ревизии возвратиться к началам, выраженным в постановлении о восьмой ревизии, т. е. распорядилось записать раскольнических жен» за их мужьями, а детей за их отцами, и не только по отношению к семействам поповцев, но и беспоповцев (Оршанский. Брак у раскольников. Журнал гражд. и уголов. права 1877. кн. I, стр. 167). Мнением Госуд. Совета 19 апр. 1874 г. разъяснено определительно, что раскольники (без различия сект), записанные в сказках десятой ревизии мужем и женой, признаются состоявшими в законном браке супругами, доколе действительность брака не будет опровергнута по суду (т. X, ч. 1, ст. 78 прим.). Этим же мнением (п. 4) признаны законными браки раскольников, заключенные после десятой ревизии, и прекратившиеся фактически по причине смерти одного или обоих супругов, и потому не могущие быть узаконенными посредством записи в метрические книги по закону 19 апр. 1874 г. Именно сказано, что «если между супругами (умершими) существовал заключенный по обрядам их верования постоянный супружеский союз, не противный законам гражданским, то рожденные от такового союза дети могут быть записаны в метрическую книгу (как рожденные от законного брака)».

Из фактов, изложенных нами выше, видно, что наше светское правительство никогда не считало раскольнических браков всех вообще блудом в собственном смысле, а признавало их у поповцев и беспоповцев, приемлющих брак, сожитиями терпимыми в гражданском отношении, хотя не дающими юридических прав ни сожительнице, ни детям, происшедшим от такого сожития, по временам признавало их сожитиями полузаконными и наконец в семидесятых годах сочло благовременным усвоить им силу и последствия законных браков в гражданском отношении.

Закон 19 апр. 1874 г. дает всем раскольникам, признающим брак, возможность оформить свои браки и придать им законную силу. И если бы раскольники воспользовались этим законом как следует, теперь уже не было бы вопроса о незаконных браках раскольников со стороны формы их заключения. Но в том-то и дело, что раскольники eщe мало пользуются изданным для них законом; у них и теперь еще много браков, не записанных в метрические книги, не имеющих законной силы. Тем не менее этя незаконные браки опять нельзя приравнивать «преступному сожитию неженатого с незамужней», наказуемому уголовным порядком, или блуду в собственном смысле. Если эти сожития заключены по обрядам верования раскольников и имеют характер постоянного супружеского союза, то они должны быть рассматриваемы как подобобрачныя сожития, имеющие со стороны содержания все существенныя черты законного брака в гражданском смысле. Опыт показывает, что такие браки могут получать и формальное значение – посредством записи их в обывательские посемейные списки. Списки эти составляются со слов и показаний семьи. По свидетельству свящ. Н. Виноградова, на основании этих посемейных списков выдаются нередко раскольникам паспорты, в которых обозначаются их жены и дети в качестве законных. На основании этих списков делаются волостными правлениями, по требованию воинских присутствий, показания о семейном положении новобранцев-раскольников. Эти показания затем вносятся в послужные списки новобранцев и во все документы, выдаваемые им воинским начальством. Возвращается напр. солдат-раскольник в бессрочный отпуск с билетом, в котором, на основании только посемейных списков, обозначено: женат. Такой солдат не может быть обвенчан с другою невестой, даже и по обращении его в православную церковь, хотя бы было дознано, что его первый брак не был записан в метрическую книгу, потому что для солдата, находящегося в бессрочном отпуску, его билет служит документом, необходимым для совершения брачного обыска, который не может быть заменен никаким другим документом. Да и помимо солдатской службы раскольники, о которых в посемейных списках сказано, что они имеют при себе жену, не могут вступить в новый брак, даже в случае присоединения их к прав. церкви, без предварительного расторжения прежнего, раскольнического брака; такова епархиальная практика, по свидетельству о. Виноградова (Виноградов. О браке лиц обратившихся из раскола в православие. Церковн. Вестн. 1888. № 11, стр. 220–221). Вероятно, дело нисколько не изменилось в течение нескольких лет, прошедших со времени упомянутого заявления о. Виноградова. Таким образом, кроме метрических раскольнических книг, кроме сказок десятой ревизии, и посемейные списки имеют некоторое значение в деле легитимации раскольнических браков. Очевидно, браков записанных в посемейные списки, опять нельзя считать с гражданской точки зрения «противозаконным сожитием неженатого с незамужней», преследуемым в уголовных законах.

Сомнительно также уверение упомянутых выше авторов (гг. Заозерского и Нильского), будто «церковная власть всегда считала и ныне считает раскольнические браки не браками законными, а любодейными сопряжениями». Это уверение не подтверждается церковной практикой. В церковной практике раскольнический брак признавался законным в случае обращения одного из супругов в православную церковь. Даже в случае присоединения к православию детей, прижитых в раскольническом браке, после смерти своих родителей, они признавалась происходящими от законного брака (Указ 15 мая 1852 г. Оршанский. Брак раскольников. Журн. гр. и угол. права. 1877. кн. 1, стр. 166). Подобная практика была бы невозможна, если бы церковная власть смотрела на раскольнические сожития как на блуд в собственном смысле. Далее, против указанного уверения говорит и практика присоединения раскольников к прав. церкви. По свидетельству о. архим. Павла, при блаженной памяти митрополите московском Филарете, в последние годы царствования императора Николая I, в единоверческой церкви, при которой служил о. арх. Павел, было присоединено к св. церкви по обряду единоверия очень много беспоповцев, в числе которых было много брачившихся в расколе прежде присоединения к православию, но никто из них не был венчан церковным венчанием и не понуждался к тому, а только вписаны в метрические книги: такая-то такого-то мужа жена. Я был неоднократно вызываем, продолжает о. арх. Павел, в литовскую епархию преосв. Макарием, архиепископом виленским, впоследствии митрополитом московским, для присоединения старообрядцев, и мною беспоповцев присоединено там не малое число, – и опять без церковного венчания. Этой же практики держались и другие просвещенные и уважаемые иерархи русской церкви: Исидор, митрополит С.-Петербургский, Платон, митрополит Киевский, Савва, архиепископ Тверской, Алексий, архиепископ Виленский и друг. (Брат. Слово, 1886. № 20, стр. 713–716. 1888, № 4, стр. 269–270). Подобная практика была бы опять невозможна, если бы раскольнический брак считался просто блудом в собственном смысле. Напрасно проф. Нильский старается ослабить силу этой практики, называя распоряжения упомянутых пастырей русской церкви исключением из закона, допущенным по каким-либо уважительным причинам, а может быть, и по забвению закона (Церк. Вестн. 1888. № 14, стр. 286). О забвении закона в данном случае конечно не может быть и речи. Не было тут и никаких особых причин, которые бы требовали от пастырей отступления от общего правила. Тут мы имеем дело с практикой, повсюду принятой в русской церкви, которая поэтому равносильна закону. О. арх. Павел помнит на своем веку один только случай отступления от этой практики в Херсонской епархии при архиепископе Никаноре, случай, который однако же подал» повод к сомнениям и служит свидетельством того, что и Св. Синод был склонен санкцировать практику большинства архипастырей. В Херсонской епархии беспоповец Фома Чернов после своего присоединения к православию был повенчан с своею сожительницею, с которою жил в расколе. Это повенчание набросило тень сомнения на достоинство прежнего брачного сожития Чернова и когда было предположено поставить его во священника к единоверческой церкви, местная консистория возбудила вопрос, можно ли его рукоположить во священники, как жившего до рукоположения в блудном сожитии. Дело было доведено до Св. Синода, и им было разрешено произвести Чернова во священники (Брат. Слово 1886. № 20, стр. 714). Из этого постановления Св. Синода видно, что он не признавал брачного сожития Чернова в бытность его в расколе за блуд в собственном смысле, а считал его безупречным с нравственной точки зрения; а отсюда надобно предполагать, что Св. Синод ее признавал нужным венчание подобных брачных сожитий после присоединения супругов к православной церкви. И нет ничего удивительного в том, что в новейшее время практика русских пастырей отступила от буквы распоряжений церковной власти предшествовавшего времени. В истории отношений русской церковной и гражданской власти к раскольникам мы встречаем много примеров подобного рода колебаний. Книга г. Нильского о семейной жизни в русском расколе служит лучшим тому подтверждением; и сам г. Нильский не раз указывал на недостаток точных начал и строгой последовательности в распоряжениях и действиях светской и церковной власти относительно раскольников (Нильский. Сем. жизнь. Вып. 2, стр. 5. 67). В данном случае мы склонны видеть серьезное и разумное основание для установления упомянутой практики, именно в перемене взгляда на раскольнические браки в русском правительстве, о которой выше была речь. После того как русское правительство стало смотреть на раскольнические браки как на брачныя сожития, терпимые в гражданском смысле, естественно и церковная власть не могла не обратить внимания на это обстоятельство и не могла относиться к этим сожитиям по-прежнему – отрицательно. Во всяком случае, перемена отношения церковной власти к раскольническим бракам в случае присоединения раскольников к православной церкви необходимо предполагает собою перемену взгляда на их значение с нравственной точки зрения.

Какого же правила должна держаться практика нашей православной церкви относительно раскольнических браков в настоящее время? Конечно, она не может уже возвратиться к порядкам XVIII века или же царствования Николая I. Тогдашняя практика имела временное значение. Требование церковной дисциплины, чтобы брак был заключаем при посредстве церковного венчания, имеет обязательную силу только для членов православной церкви; по отношению к раскольникам как лицам отпадшим от православной церкви, это требование, собственно говоря, не может быть предъявляемо. Всякий закон обязателен только для тех, кто ему подчинен. И если в былое время наша духовная власть (а за нею и светское правительство) требовало от раскольников, чтобы они венчались в православной церкви у православных священников, под угрозой непризнания законности их брачных сожитий в противном случае, то она делала это в том убеждении (правильном или нет, это другой вопрос), что раскольники и после отпадения от православной церкви подлежат ведению церковной власти, могут быть подвергнуты с ее стороны разного рода взысканиям, доколе снова не обратятся к православной церкви. Она могла настоять на своем требовании в течение известного времени только при помощи светского правительства. Когда же правительство нашло себя вынужденным применить и к раскольникам начала религиозной терпимости и дать им возможность спокойного существования в пользования правами гражданина независимо от их верования, тогда и церковная власть должна была отнестись терпимее к раскольническим брачным сожитиям. Теперь же, когда законом 3 мая 1883 года точно определено вероисповедное положение раскольников, когда они получили право творить общественную молитву, исполнять духовные требы и совершать богослужение по их обрядам как в частных домах, так равно в особо предназначенных для сего зданиях, когда, говоря вообще, раскольнические общины приобрели право терпимых религиозных корпораций частного характера ⁵ теперь отношение церковной власти к раскольническим брачным сожитиям, даже не записанным в метрические книги, в случае присоединения раскольников к православной церкви, должны быть аналогичны с отношениями, принятыми в наших законах и в церковной практике к брачным сожитиям иноверцев, исповедующих и не исповедующих христианство. Само собой понятно, что в такую аналогию могут быть поставлены только такие супружеские сожития раскольников, которые заключены по обрядам их вероисповедания, и имеют характер прочных сожитий с целью основания семьи, т. е. имеют характер браков в гражданском смысле; значит, могут идти в аналогию брачныя сопряжения всех раскольнических сект, кроме тех, которые в принципе отвергают брачный институт как скверну, и в которых возможны только временные половые связи для удовлетворения страсти. Причем, как принято в законе относительно иноверцев – христиан и нехристиан, так и относительно различных раскольнических сект не должен быть принимаем во внимание религиозный обряд заключения брака как обстоятельство, влияющее на сравнительное достоинство брачного союза; только бы раскольнический брак, по условиям его заключения, не противоречил нормам, установленным в законе для законных браков.

Общий вывод из всего нами сказанного сводится к след. положениям:

1) Раскольнические браки, признаваемые законными в гражданском законе, не нуждаются в узаконении посредством церковного венчания. В случае присоединения к православной церкви раскольников-супругов, состоящих в таком браке, к ним применяется общее правило, соблюдаемое при обращении в православную веру всех вообще инородцев и иноверцев. Церковное благословение и религиозное освящение этих браков, в случае присоединения обоих супругов, сообщается в акте присоединения их к православной церкви. К таким раскольническим бракам относятся: а) браки, внесенные в раскольнические метрические книги установленным порядком. б) Браки раскольнические записанные в сказках десятой ревизии (Св. Зак. т. X. ч. 1. ст. 78 прим.).

2) Ввиду того, что законом 3 мая 1883 года дарованы раскольническим религиозным общинам права религиозных корпораций частного характера, и раскольнические браки, не записанные ни в метрики, ни в сказки десятой ревизии, след. не признаваемые законными в гражданском отношении, но терпимые правительством и имеющие характер нерасторжимых сожитий, заключенных с целью основать семью, след. обладающие внутренними признаками брачных сожитий в гражданском смысле, также должны быть приравнены бракам иноверческим, заключаемым в терпимых и признанных в России исповеданиях.

В случае присоединения к православной церкви раскольников-супругов, состоящих в таком сожитии, они не подвергаются венчанию, а благословляются на продолжение своего брачного сожития актом присоединения, а потом записываются в церковные метрики мужем и женой. Акт присоединения их к православной церкви и запись их супругами в церковные метрические книги должны придать их

брачному сожитию значение законного брака и в глазах светской власти, согласно давнишнему правилу, по которому акт присоединения раскольников считался фактом узаконяющим брак. При принятии в православную церковь раскольников, живущих в такого рода сожитии, должно быть произведено надлежащее исследование о том, что супружеское сожитие их относится к разряду постоянных брачных сожитий, на основании посемейных списков и показаний достоверных свидетелей. Быть может, было бы надежнее и практичнее в подобных случаях советовать обращающимся супругам позаботиться, прежде своего присоединения, записать свой брак в метрическую книгу, установленную для раскольников, и потом представить присоединяющему их пастырю метрическую выпись о их браке.

3) В случае присоединения к православной церкви раскольнических пар, называющих себя супругами, из таких беспоповщинских сект, которые не признают брака, и где возможны только временные половые связи, имеющие значение блудных сожитий, эти пары обязательно венчаются, в случае желания их продолжать между собою сожитие уже в форме законного брака. Если же обратится к православаой церкви один из таких якобы супругов, то он обязывается прекратить сожитие с лицом, оставшимся в расколе, и получает дозволение на вступление в законное супружество с лицом православного исповедания по правилам православной церкви.