9. Интерпретация источников

Для того чтобы понять смысл евангельских повествований, отдельных их эпизодов и изречений Иисуса, очень важно уметь правильно интерпретировать текст Евангелия. Нет в мире ни одной другой книги, которая имела бы столь богатую историю интерпретации и которая толковалась бы настолько по-разному в разные эпохи, разными авторами, в разных контекстах.

История интерпретации евангельской истории может быть разделена на несколько периодов.

Первый период – это I век, когда евангельская история записывалась разными авторами. Как мы говорили, уже сам текст Евангелий содержит в себе не только повествование, но и интерпретацию описываемых событий. Послания апостола Павла внесли решающий вклад в дело церковной интерпретации евангельской истории, заложив основы ее последующего богословского истолкования.

Второй период – это эпоха мужей апостольских (Климент Римский, Игнатий Богоносец, Папий Иерапольский, Ириней Лионский) и иных раннехристианских авторов, как восточных, так и западных (Климент Александрийский, Тертуллиан, Ориген), занимавшихся исследованием и толкованием евангельских повествований. Эта эпоха обнимает собой II и III века.

Сщмч. Игнатий Богоносец. Миниатюра. Менологий Василия II. Хв.

В этот период Евангелия воспринимаются как авторитетный источник сведений об Иисусе Христе, к ним начинают относиться как к Священному Писанию для всех христиан, их активно комментируют, цитаты из них вставляют в авторские тексты.

Один из мужей апостольских, Игнатий Богоносец, говоря об интерпретации Евангелия, призывает: «Будем прибегать к Евангелию, как к плоти Иисуса, и к апостолам, как к пресвитерству Церкви. Будем любить также и пророков, ибо и они возвещали то, что относится к Евангелию, на Христа уповали и Его ожидали и спаслись верою в Него».

Учение о Евангелии как «плоти Иисуса», Его воплощении в слове получило развитие у Оригена. Во всем Писании он видит кенозис (истощание) Бога Слова, воплощающегося в несовершенные формы человеческих слов: «Все признаваемое словом Божиим есть откровение воплотившегося Слова Божия, Которое было в начале у Бога (Ин. 1:2) и истощило Себя. Поэтому мы за нечто человеческое признаем Слово Божие, ставшее человеком, ибо Слово в Писаниях всегда становится плотью и обитает с нами (Ин. 1:14)».

Ориген стал одним из основоположников так называемого аллегорического, или духовного, метода толкования Писания, основанного на представлении о том, что Писание содержит не только буквальный смысл, «но и некоторый другой, скрытый от большинства, ибо описанное здесь служит предначертанием некоторых таинств и образом Божественных вещей». Духовный смысл Писания «известей не всем, а только тем, кому подается благодать Святого Духа в слове премудрости и знания».

Аллегорический метод толкования Священного Писания получил широкое распространение в христианской традиции благодаря толкованиям на Ветхий Завет александрийского иудея Филона (ок. 25 г. до Р. X. – ок. 50 г. по Р. X.). Написанные по-гречески, эти толкования были забыты в позднейшем иудаизме, но оказали определенное влияние на становление аллегорического метода у христианских авторов и дошли до нас именно благодаря христианским переписчикам его трудов. Ориген находился под несомненным влиянием Филона Александрийского, когда составлял свои толкования.

Как и Филон, Ориген исходил из представления о наличии двух уровней в Писании – буквального и духовного – и о необходимости в каждом слове Писания усматривать некий аллегорический, символический смысл. При помощи такого метода, который современному читателю может показаться бесполезным и бессмысленным, но который соответствовал культурной традиции образованных эллинов его времени, Ориген истолковал многие книги Священного Писания.

Третий период в истории толкования евангельского текста обнимает собой всю эпоху Вселенских Соборов – IV-VIII века. Этот период дает наиболее богатый материал для интерпретации евангельской истории. Богословские споры, в том числе относящиеся к личности Иисуса Христа как Бога и человека, вызывали к жизни необходимость постоянного обращения к Евангелию, а также к прочим книгам Нового Завета для опровержения ошибочных и еретических мнений. Помимо полемической литературы, содержащей детальный анализ некоторых новозаветных эпизодов и изречений Иисуса, в этот период создавались последовательные комментарии на целые Евангелия или даже на весь корпус Четвероевангелия.

Аллегорическая традиция толкования Евангелия в этот период нашла свое отражение в трудах представителей александрийской школы, в частности у Кирилла Александрийского. Этот же тип толкования активно использовался Григорнем Нисским и Максимом Исповедником. Последний говорил о двух видах, в которых Писание являет себя людям: первом – «простом и общедоступном, видеть который могут многие»; втором – «более сокрытом и доступном лишь для немногих, то есть для тех, кто подобно Петру, Иакову и Иоанну уже стали святыми апостолами, пред которыми Господь преобразился в славу, побеждающую чувство».

Схождение Святого Духа. Икона. XVI в.

Прп. Максим Исповедник. Фреска. XV в.

Вслед за Оригеном Максим Исповедник разделял Писание на тело и дух: Ветхий Завет составляет тело, а Новый – душу, дух и ум. И еще: телом всего Священного Писания, Ветхого и Нового Заветов, служит историческая буквальность его, душой же – смысл написанного... Как человек смертен по своей видимой части, а по невидимой бессмертен, так и Священное Писание, с одной стороны, обладает преходящей явленностью буквы, а с другой – содержит сокрытый в ней дух, бытие которого непреходяще и который составляет истинный предмет созерцания. Максим Исповедник говорил о толковании Священного Писания как восхождении от буквы к духу. Анагогический метод толкования Писания (от греч. αναγωγή – «восхождение»), как и аллегорический метод, исходит из того, что тайна библейского текста неисчерпаема: только внешняя канва Писания ограничена рамками повествования, а «созерцание» (θεωρία), или таинственный внутренний смысл, является беспредельным.

Пророк Моисей получает скрижали. Икона. XII в.

Все в Писании связано с внутренней духовной жизнью человека, и буква Писания возводит к этому духовному смыслу:

Когда слово Бога становится в нас ясным и светлым, а лик Его сияет, словно солнце, тогда и одежды Его являются белыми, то есть слова Священного евангельского Писания – ясными, прозрачными и не имеющими никакого покрова. И вместе с Господом приходят Моисей и Илия, то есть духовные логосы закона и пророков.

Наряду с аллегорическими толкованиями в эпоху Вселенских Соборов развивалась и традиция буквального толкования текста Евангелия, в частности, в трудах представителей антиохийской школы, таких как Ефрем Сирин, Иоанн Златоуст, Феодор Мопсуестийский. Этих авторов интересовал прежде всего буквальный смысл историй из жизни Иисуса и Его изречений, которые рассматривались как через призму ветхозаветных пророчеств, так и в общем контексте человеческой истории.

Златоуст в своих толкованиях Евангелия делает акцент на нравственных уроках, которые необходимо извлекать из него, постоянно проецируя ситуации из жизни Иисуса и Его учеников на жизнь своих современников. Такой способ толкования Евангелия стал основным в церковной проповеди вплоть до настоящего времени.

Традиция буквальной и аллегорической интерпретации Евангелия развивалась в этот период и на Западе. Важный вклад в осмысление евангельского текста внесли два крупнейших латинских богослова, имеющих в католической традиции статус доктора Церкви: Августин Иппонский и Иероним Стридонский. Первый – автор многочисленных толкований на евангельские тексты, основанных на сочетании буквального и аллегорического подходов. Второй – автор целой серии библейских комментариев и текстологических исследований. Иерониму, в частности, принадлежит полный латинский перевод Ветхого Завета и новая редакция латинского перевода Нового Завета. Кроме того, он является автором четырехтомного толкования на Евангелие от Матфея, ряда толкований на другие библейские книги. В своих толкованиях Иероним придерживается главным образом буквального метода с элементами литературной критики (он комментирует отдельные слова и выражения, их перевод).

В эпоху Вселенских Соборов окончательно сложился такой подход к текстам Ветхого Завета, при котором эти тексты воспринимаются как прообразы новозаветных реальностей и рассматриваются через призму Нового Завета.

Иероним Стридонский. Эль Греко. 1600–1610 гг.

Спас. Икона. XVв.

Такой род толкования получил в науке название типологического. Начало ему положено Самим Иисусом, Который сказал о Ветхом Завете: Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне (Ин. 5:39).

Страсти Христовы. И. Босх. 1515 г.

В соответствии с этим указанием в Евангелиях (особенно у Матфея) многие события из Его жизни истолкованы как исполнение ветхозаветных пророчеств.

В христианской традиции Ветхий Завет, Евангелие и корпус апостольских посланий воспринимаются как три части неделимого целого. При этом Евангелию отдается безусловное предпочтение как источнику, доносящему до христиан живой голос Иисуса; Ветхий Завет воспринимается как прообразующий христианские истины; а послания апостольские – как авторитетное толкование Евангелия, принадлежащее ближайшим ученикам Христа.

В эпоху Вселенских Соборов сложилась традиция ежедневного чтения Евангелия за богослужением. Эта традиция сохраняется в Православной Церкви до сего дня. Четыре Евангелия прочитываются за православным богослужением целиком в течение года, причем на каждый день церковного года положено определенное евангельское зачало, которое верующие выслушивают стоя. В дни Страстной седмицы полностью прочитываются повествования четырех евангелистов, посвященные Страстям Христовым.

Страсти Христовы. Эль Греко 1600–1605 гг.

Годовой круг евангельских чтений начинается в пасхальную ночь, когда читается пролог Евангелия от Иоанна. После Евангелия от Иоанна, которое прочитывается в пасхальный период, начинаются чтения Евангелий от Матфея, Марка и Луки. Деяния апостольские, соборные послания и послания апостола Павла также читаются в церкви ежедневно и также прочитываются целиком в течение всего года: чтение Деяний начинается в пасхальную ночь и продолжается в течение пасхального периода, далее следуют соборные послания и послания апостола Павла.

В эпоху Вселенских Соборов в христианской Церкви сложилось представление о том, что в Священном Писании в целом и в Евангелиях в частности заложены все основные догматические истины: надо только уметь их распознавать. Григорий Богослов предлагает такой метод чтения Писания, который можно назвать ретроспективным: он заключается в том, чтобы рассматривать тексты Писания исходя из последующего Предания Церкви и идентифицировать в них те догматы, которые более полно сформулированы в позднейшую эпоху. Такой подход к Писанию является основным в патристический период. В частности, по мнению Григория, не только новозаветные, но и ветхозаветные тексты содержат учение о Святой Троице:

Просветись с Давидом, говорящим Свету: Во свете Твоем мы увидим свет (Пс. 35:10), то есть в Духе Сына, светозарнее Которого может ли что-нибудь и быть? С Иоанном возгреми, сыном громовым, ничего низкого и земного не возглашая о Боге, но все высокое и возвышенное, признавая Того, Кто был в начале, Кто был с Богом и Кто есть Слово Божие (Ин. 1:1), Богом, и Богом истинным от истинного Отца... И когда читаешь Я и Отец – одно (Ин. 10:30), представляй связь по сущности; а когда [читаешь] Придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. 14:23), размышляй о раздельности Ипостасей; когда же [встречаешь] имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф. 28:19), представляй три личных свойства. Вдохновляйся вместе с Лукой, читая Деяния апостолов. Зачем ставишь себя в один ряд с Ананией и Сапфирой... окрадываешь Само Божество и лжешь не человеку, но Богу (Деян. 5:4), как слышал?

Таким образом, Писание, согласно Григорию, следует читать в свете догматического Предания Церкви. В IV веке и православные, и еретики прибегали к текстам Писания для подтверждения своих богословских установок.

Свт. Григорий Богослов. Мозаика. XI в.

В зависимости от этих установок к одним и тем же текстам прилагали разные критерии и толковали их по-разному. Для Григория Богослова, как и для других отцов Церкви, в частности Иринея Лионского , существует один критерий правильного подхода к Писанию – верность Преданию Церкви. Только то толкование библейских текстов легитимно, считают эти авторы, которое основывается на церковном Предании; всякое другое толкование ложно, так как «окрадывает» Божество. Вне контекста Предания библейские тексты утрачивают свою догматическую значимость. И наоборот, внутри Предания даже те тексты, которые не выражают прямо догматические истины, получают новое осмысление. Христиане видят в текстах Писания то, чего не видят нехристиане; православным открывается то, что остается сокрытым от еретиков. Тайна Троицы для находящихся вне Церкви остается под покрывалом, которое снимается только Христом и только для тех, кто пребывает внутри Церкви.

Типологическое, аллегорическое и анагогическое толкования Писания, сложившиеся в эпоху Вселенских Соборов и в значительной степени утратившие актуальность для современного исследователя евангельского текста, сохранились в богослужении Православной Церкви. Главная цель чтения Писания за богослужением – помочь верующим стать участниками описанных в нем событий, приобщиться к опыту библейских персонажей и сделать его своим собственным опытом.

Пьета. Боттичелли. Ок. 1495 г.

Так, например, в литургических текстах Страстной седмицы мы встречаем множество примеров толкования Писания со ссылкой на внутреннюю, духовную жизнь христианина. Следуя за Иисусом день за днем, верующий сам становится участником событий, описанных в Евангелиях. Например, эпизод с засохшей смоковницей (Мф. 21:19) комментируется так:

«Изсохшия смоковницы за неплодие прещения убоявшеся, братие, плоды достойны покаяния принесем Христу...» Рассказ о предательстве Иуды побуждает автора богослужебных текстов вместе со слушателем вступить в прямой диалог с Иудой: «Кий тя образ, Иудо, предателя Спасу содела? Еда от лика тя апостольска разлучи? Еда дарования исцелений лиши? Еда со онеми вечеряв, тебе от трапезы отрину? Еда иных нозе умыв, твои же презре? О, коликих благ непамятлив был еси! и твой убо неблагодарный обличается нрав...» В песнопении, посвященном распятию, автор говорит от лица Девы Марии, а в песнопении, посвященном погребению Иисуса, – от лица Иосифа Аримафейского.

На утрене Великой Пятницы прочитываются двенадцать отрывков из четырех Евангелий, посвященных Страстям Христовым. За этим богослужением поются следующие слова: «Жизнь, како умираеши? Како и во гробе обитаеши?.. Иисусе, сладкий Мой и спасительный свете, во гробе како темном скрылся еси?.. Иосифе треблаженне, погреби тело Христа Жизнодавца». Верующий настолько глубоко вовлечен в литургическую драму Страстной седмицы, что вступает в диалог со всеми ее героями. Страдания Иисуса переживаются православным христианином и становятся частью его личного опыта.

Особое место в истории интерпретации Евангелия в эпоху Вселенских Соборов занимает монашеская традиция. В монашеской среде сложилось отношение к Священному Писанию как к источнику религиозного вдохновения: монахи не только читали и толковали его, но еще и заучивали наизусть.

Не рыдай Мене, Мати. Икона. XVI в.

Снятие с креста. В. Г. Перов. XIX в.

Монашеская традиция знает совершенно особый способ использования Писания – так называемое μελέτη (размышление, прилежное изучение), предполагающее постоянное повторение, вслух или шепотом, отдельных стихов и отрывков из Библии. На Западе сложилась аналогичная практика, получившая название lectio divina (Божественное чтение).

Монахи, как правило, не интересовались научной экзегетикой Писания: они рассматривали Писание как руководство к практической деятельности и стремились понимать его посредством исполнения написанного в нем. В своих сочинениях отцы-аскеты настаивают на том, что все сказанное в Писании необходимо применять к собственной жизни: тогда станет понятным и скрытый смысл Писания.

Торжество православия. Икона. XVв.

Такой подход к Писанию особенно характерен для «Изречений пустынных отцов». «Исполняй то, что написано», – говорит авва Геронтий (IV в.). В этой простой формуле обобщен весь опыт толкования и понимания Писания в раннем монашестве. Знаменательно также высказывание Антония Великого (IV в.): «Куда бы ты ни шел, всегда имей перед глазами Господа; что бы ты ни делал, имей на это свидетельство Священного Писания».

Четвертым периодом в истории интерпретации Евангелия можно считать десять веков, протекших с VII Вселенского Собора (787 г.) до второй половины XVIII века. В этот период на православном Востоке не создавались новые оригинальные толкования евангельского текста и не разрабатывались новые методы интерпретации. Толкования Евангелия, появлявшиеся в этот период, носили компилятивный и подражательный характер. Так, например, Толкование на Евангелие Феофилакта Болгарского (сер. XI – нач. XII в.) было в значительной степени основано на комментариях более ранних авторов, прежде всего Иоанна Златоуста.

При этом Евангелие продолжало оставаться источником вдохновения для церковных писателей, многие из которых толковали тексты Евангелия через призму собственного духовного опыта.

Свт. Григорий Палама. Фреска. XVв.

Весьма оригинальные толкования евангельских текстов мы находим в трудах Симеона Нового Богослова (XI в.), Григория Паламы (XIV в.) и целого ряда других авторов.

В этот же период на христианском Западе текст Священного Писания, включая Ветхий и Новый Заветы, окончательно получил статус непререкаемого авторитета в вопросах веры и морали. При этом текст Писания рассматривался исключительно через призму церковного толкования. Любая интерпретация библейского текста, противоречившая учению Католической Церкви, объявлялась еретической со всеми вытекавшими из этого последствиями, включая костры инквизиции.

Кроме того, вплоть до начала Реформации текст Библии в Западной Европе читался на латинском языке, который для многих был непонятен. Это ограничивало возможность доступа простых верующих к библейскому тексту.

Прп. Симеон Новый Богослов.

Рисунок пером с древней фрески афонского монастыря

Пантократор. М. В. Боскин

Мартин Лютер. А. Кранах Старший 1543 г.

О нем узнавали чаще всего из проповедей епископов и священников, а также из различных письменных толкований на национальных языках. Одной из главных своих задач идеологи Реформации, начавшейся в 1517 году, ставили перевод Библии на национальные языки: основатель Реформации Мартин Лютер собственноручно перевел Библию на немецкий.

Вопрос о значимости библейского текста был поставлен в ходе полемики между Реформацией и Контрреформацией в XVI- XVII столетиях. Лидеры Реформации (Лютер, Кальвин) выдвинули принцип достаточности Писания, согласно которому абсолютным авторитетом в Церкви должно пользоваться только Писание; что же касается позднейших вероучительных документов, будь то постановления Соборов или творения отцов Церкви, то они авторитетны лишь постольку, поскольку согласуются с учением Писания (наиболее радикальные реформаторы вообще отвергали авторитет отцов Церкви). Те догматические определения, литургические и обрядовые традиции, которые не основаны на авторитете Писания, не могли, по мнению лидеров Реформации, быть признаны легитимными и потому подлежали упразднению.

В противовес протестантскому принципу «sola scriptura» (лат. «только Писанием») богословы Контрреформации подчеркивали важность Предания, без которого, по их мнению, Писание не имело бы авторитета.

Жан Кальвин

Оппонент Лютера на Лейпцигском диспуте 1519 года утверждал, что «Писание не является подлинным без авторитета Церкви». Противники Реформации ссылались на слова блаженного Августина: "Я бы не поверил Евангелию, если бы меня не подвиг к этому авторитет Кафолической Церкви». Указывали, в частности, на то, что канон Священного Писания был сформирован именно церковным Преданием, определившим, какие книги должны в него войти, а какие нет. На Тридентском Соборе 1546 года была сформулирована теория, согласно которой Писание не может рассматриваться как единственный источник Божественного Откровения: не менее важным источником является Предание, составляющее жизненно важное дополнение к Писанию.

Именно лютеранская традиция с ее повышенным интересом к Библии как единственному источнику Божественного Откровения стала движущей силой тех исследований Нового Завета, которые в середине XVIII века привели к появлению так называемой библейской критики. С этого времени мы можем вести отсчет пятого периода в истории интерпретации Евангелия.

В основе библейской критики лежит историко-филологический подход к библейскому тексту. Такой подход подразумевает, во-первых, текстологический анализ (восстановление древнейшего вида текста через сличение рукописей), во-вторых, филологический анализ (с привлечением других письменных памятников Древнего Востока и античности), в-третьих, исторический и культурологический анализ (с учетом нашего знания об истории и реалиях Древнего мира, о жизни, быте и мировоззрении людей того времени). Отличительной чертой европейской библейской науки является то, что к библейскому тексту, в его буквальном прочтении, предлагается применять те же самые способы анализа, что и к другим древним текстам.

Наиболее характерной особенностью данного периода в истории исследований евангельского текста является тот поиск «исторического Иисуса», о котором мы рассказали в предыдущей главе. Этот поиск продолжается по сей день. На определенном этапе развития современной критики текста Нового Завета наблюдалась отчетливая тенденция, связанная с желанием исследователей максимально далеко отойти от церковной интерпретации текста. Эта тенденция доминировала в новозаветной науке с середины XIX до середины XX века и привела в том числе к созданию целой школы демифологизации Евангелия, появлению представления о том, что Иисус был вымышленным персонажем.

Однако во второй половине XX века и особенно в начале XXI столетия все отчетливее стала проявляться обратная тенденция – ученые, работающие в области новозаветных исследований, все чаще стали обращаться к традиционному церковному толкованию евангельских текстов в качестве одного из важных источников для их понимания. Можно говорить о том, что в современной новозаветной науке происходит второе открытие того подхода к Библии в целом и к Евангелию в частности, при котором они мыслятся как часть многовековой традиции: вне этой традиции они в значительной степени утрачивают свой смысл.

Свт. Филарет Московский

Современные ученые все чаще осознают простую истину: именно в Церкви текст Евангелия продолжает свою жизнь не в качестве мертвого музейного экспоната, а в качестве живого источника веры и нравственности.

Следовательно, именно церковное толкование евангельского текста во многих случаях дает ключ к его правильному пониманию, в наибольшей степени соответствующему тому, что в этот текст хотел вложить автор.

Параллельно в церковной среде растет интерес к библейской критике, особенно в тех ее аспектах, которые не противоречат церковной интерпретации Библии, но, наоборот, подтверждают ее правильность. В православной среде, в частности, ширится понимание того, что благоговейное отношение к Библии отнюдь не исключает анализа ее текста – критического не в смысле отрицания или оспаривания содержащихся в нем богооткровенных истин, а в смысле вдумчивого сравнительного разбора различных его версий. Сличение древних рукописей, установление разночтений и выявление наиболее авторитетного текста никоим образом не противоречит православному пониманию Священного Писания. Критические издания библейских текстов не менее ценны для православного христианина, чем для католика, протестанта или светского ученого.

Другой вопрос, что к самой библейской критике следует подходить критически, выборочно, отбрасывая различные домыслы и спекуляции, основанные исключительно на тех или иных идеологических посылках. В XIX веке святитель Московский Филарет считал необходимым критически подходить к тексту Священного Писания, и сделанный под его руководством русский перевод Библии учитывал достижения библейской критики того времени. Однако святитель Филарет вовсе не воспринимал библейскую критику некритически: он активно работал с источниками, а вторичную литературу использовал лишь постольку, поскольку она оказывалась востребованной при его работе над текстами.

А. В. Карташёв

Знакомство с данными современной библейской науки нужно современному читателю Евангелия также и для того, чтобы не запутаться в существующем многообразии интерпретаций, в том числе заведомо ошибочных, сектантских и еретических. В 1944 году об этом говорил А. В. Карташёв, известный историк и один из ведущих профессоров Свято-Сергиевского богословского института в Париже, в прошлом министр исповеданий Временного правительства:

Поворот, производимый в данном случае библейской наукой, относится к крупнейшим событиям в истории духовной жизни человечества... В неизбежно предстоящем Русской Церкви... миссионерском походе по обширному лицу родной земли нельзя обойтись одними устарелыми средствами из арсенала нашей научно-богословской отсталости. Чтобы бить врага на всех его кажущихся передовыми и научными позициях, нужно самим владеть оружием новейшей научной техники. Но для этого нужно ее сначала творчески воспринять, усвоить и преобразить в лоне церковного богословия и церковной истины.

Слова эти можно считать пророческими. В 1944 году трудно было представить себе масштаб того «миссионерского похода», который осуществляется ныне Русской Православной Церковью.

Свято-Сергиевский богословский институт в Париже

Но нельзя забывать, что на том же миссионерском поле трудятся и другие деятели, в том числе представители различных сектантских сообществ. Некоторые из них (например, «Свидетели Иеговы») пользуются своими переводами и толкованиями тех же самых евангельских текстов, к которыми обращаются православные христиане, при этом интерпретируя их совершенно по-иному. Сектантская литература распространяется параллельно с литературой церковной, и очень часто люди, не знакомые с историей толкования Библии в церковной и научной традициях, оказываются не способны отличить в этой литературе истину от лжи.

Труды представителей современной библейской науки тоже становятся все более доступными для церковного читателя, которому сам историко-критический подход к Библии может показаться шокирующим и кощунственным. Целая серия классических трудов в области современной библеистики в последние годы издана на русском языке. Что же касается английского и иных западных языков, то на них сегодня существует безбрежное море научной литературы, посвященной Иисусу и Его учению. Именно этой литературой заполнены полки книжных магазинов, содержащих религиозную литературу, будь то в Оксфорде, Тюбингене, Париже или Гарварде. Традиционные церковные толкования Евангелия на полках таких магазинов встречаются крайне редко.

Современный православный исследователь Нового Завета уже не может игнорировать данные библейской критики, и при исследовании жизни и учения Иисуса мы будем постоянно к ним обращаться. Однако мы будем подходить к ним критически, оспаривая то, что кажется нам не соответствующим образу Иисуса, который вырастает из непредвзятого взгляда на евангельскую историю. Кроме того, во многих случаях мы будем обращаться к традиции церковного толкования Евангелия, используя при необходимости обширный корпус святоотеческих творений начиная со II века, а также труды современных богословов. Это позволит нам получить стереоскопическое видение многогранного образа Иисуса и многоуровневую интерпретацию Его учения.