Глава 11. Свет миру

Продолжая рассматривать 12-ю главу Евангелия от Иоанна, мы подходим к той ее части, где Иисус говорит о Себе как о свете. Ее необходимо рассмотреть в общем контексте того «богословия света», которое характерно для четвертого Евангелия и всего корпуса писаний Иоанна.

В своем Первом послании евангелист Иоанн говорит: И вот благовестие, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы (1Ин.1:5). Термин «благовестие» здесь является переводом греческого слова εὐαγγέλιον: Иоанн, следовательно, хочет подчеркнуть, что суть Евангелия заключается в учении о Боге как свете. При этом сами слова, на которые Иоанн ссылается как на услышанные от Иисуса, звучат как цитата из Его прямой речи. Они не вошли в текст четвертого Евангелия, но были сохранены Иоанном в послании, написанном, возможно, еще раньше, чем его Евангелие обрело свою окончательную форму. Таким образом, слова Иисуса о Боге как свете – первое, что Иоанн счел необходимым письменно сообщить миру.

Первое послание Иоанна представляет собой сокращенное изложение основных тем его Евангелия. Противопоставление света и тьмы занимает в нем важное место:

Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине; если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха (1Ин.1:6–7).

Возлюбленные! Пишу вам не новую заповедь, но заповедь древнюю, которую вы имели от начала. Заповедь древняя есть слово, которое вы слышали от начала. Но притом и новую заповедь пишу вам, что есть истинно и в Нем и в вас: потому что тьма проходит и истинный свет уже светит. Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме. Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза (1Ин.2:7–11).

Мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле. Знаем также, что Сын Божий пришел и дал нам свет и разум, да познаем Бога истинного и да будем в истинном Сыне Его Иисусе Христе. Сей есть истинный Бог и жизнь вечная (1Ин.5:19–20).

В Первом послании Иоанна термин «свет» либо применяется по отношению к Богу (1Ин.1:5), либо используется как обобщенное понятие, противопоставляемое тьме и греху. Что же касается Евангелия от Иоанна, то в нем термин «свет», начиная с пролога, последовательно применяется к Слову Божию, Которое изначально было у Бога. При этом, как и в послании, свет противопоставляется тьме: В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его… Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин.1:4–5, 9).

В научной литературе по Иоанновскому корпусу такое словоупотребление обычно приписывается Иоанну, и все богословие света в корпусе его творений воспринимается как его изобретение. Ч. Додд, в частности, относит терминологию света в четвертом Евангелии к числу «ведущих концепций иоанновской мысли». Широкое употребление термина «свет» в качестве «символического выражения абсолютно и вечно реального» и противопоставление света тьме ученый приписывает возможному влиянию зороастризма; среди других источников влияния он указывает на поклонение солнцу в Римской империи и философию Платона³⁷². Параллели к иоанновской концепции света находят также в Ветхом Завете, у Филона, в гностицизме (мандеизме), в «эллинистическом мистицизме»³⁷³, в кумранских рукописях³⁷⁴.

Между тем сам корпус Иоанновых писаний вполне однозначно представляет Иисуса, а не Иоанна в качестве автора «богословия света». Иоанн выступает лишь продолжателем и толкователем тех идей, которые прозвучали из уст Иисуса. Именно Иисусу, согласно Иоанну, принадлежит утверждение о том, что Бог есть свет (1Ин.1:5). Именно Иисус последовательно применял термин «свет» к Самому Себе (Ин.3:19; 8:12; 9:5, 39–41; 12:35–36, 46). Именно в Его прямой речи мы встречаем постоянное противопоставление света тьме и зрения слепоте, что подтверждается и многочисленными параллелями из синоптических Евангелий.

В беседе с Никодимом Иисус говорит: Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы (Ин.3:19). Здесь, как и в прологе (Ин.1:5), тьме человеческого греха и неверия противопоставляется свет Божественного присутствия. Под светом понимается Сам воплотившийся Сын Божий, Иисус Христос.

Диалог с иудеями в 8-й главе Евангелия от Иоанна начинается со слов: Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни (Ин.8:12). Здесь опять же тьме, в которой ходят не уверовавшие в Иисуса, противопоставляется «свет жизни», источником которого, как и источником воды живой (Ин.4:14), является Сам Иисус.

Наиболее полное раскрытие тема света получает в главе 9-й, основным сюжетом которой является исцеление слепорожденного. Сам этот эпизод призван проиллюстрировать то, что Иисус говорит ученикам: Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать. Доколе Я в мире, Я свет миру (Ин.9:4–5). Здесь под днем можно понимать время земной жизни Иисуса, под ночью – Его уход из мира. Однако в расширительном смысле день – это время земной жизни каждого человека, а ночь – эпоха богоотступничества. Такое толкование находим у Иоанна Златоуста:

Вот значение этих слов: «доколе есть день» – доколе можно людям веровать в Меня, доколе продолжается эта жизнь; «Мне должно делать; приходит ночь», то есть будущее время, «когда никто не может делать». Не сказал: когда Я не могу делать, но «когда никто не может делать», то есть когда не будет уже ни веры, ни трудов, ни покаяния. А что делом Он называет веру, видно из того, что когда Ему говорили: что нам делать, чтобы творить дела Божии? – Он отвечает: вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал (Ин.6:28–29). Но почему же этого дела не может никто делать в то время? Потому что не будет уже и веры, но, волею или неволею, все будут повиноваться³⁷⁵.

Возвращая зрение человеку, не имевшему его от рождения, Иисус одновременно свидетельствует о духовной слепоте тех, кто не верит в Него. Именно в этом и заключается тот «суд», о котором Он так часто говорил иудеям:

И сказал Иисус: на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы. Услышав это, некоторые из фарисеев, бывших с Ним, сказали Ему: неужели и мы слепы? Иисус сказал им: если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас (Ин.9:39–41).

Как подчеркивает Златоуст, в слове «чтобы» (ἵνα) надо видеть указание не на цель, а на следствие: «не для того, конечно, пришел Христос, чтобы видящие были слепы»³⁷⁶. Его дела спасительны для тех, кто верует в Него. Для неверующих же они становятся причиной ослепления. Происходит это не потому, что Он так захотел, а исключительно по их вине: они более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы (Ин.3:19).

Учение Иисуса о свете, как оно изложено в писаниях Иоанна, может быть выражено в следующих тезисах: 1) Бог есть свет; 2) Иисус есть свет миру; 3) кто последует за Ним, будет иметь свет жизни; 4) неверие в Него означает духовную слепоту; 5) те, кто не уверовали в Него, возлюбили тьму по причине своих злых дел.

Тема веры как видения и неверия как слепоты доминирует в беседе Иисуса с иудеями после Его торжественного входа в Иерусалим:

Тогда Иисус сказал им: еще на малое время свет есть с вами; ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма: а ходящий во тьме не знает, куда идет. Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света. Сказав это, Иисус отошел и скрылся от них.

Столько чудес сотворил Он пред ними, и они не веровали в Него, да сбудется слово Исаии пророка: Господи! Кто поверил слышанному от нас? И кому открылась мышца Господня? Потому не могли они веровать, что, как еще сказал Исаия, народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. Сие сказал Исаия, когда видел славу Его и говорил о Нем.

Впрочем и из начальников многие уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедывали, чтобы не быть отлученными от синагоги, ибо возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию (Ин.12:35–43).

По форме приведенный отрывок представляет собой изречение Иисуса с приложенным к нему развернутым толкованием евангелиста. Само изречение состоит из четырех кратких тезисов, каждый из которых имеет параллели в других местах Иоанновского корпуса. Приведем лишь некоторые, наиболее очевидные:

Выражение «сыны света» имеется в Новом Завете также за пределами корпуса Иоанновых писаний. В притче о неверном управителе из Евангелия от Луки «сынам века сего» Иисус противопоставляет «сынов света» (Лк.16:8). Апостол Павел говорит: Ибо все вы – сыны света и сыны дня: мы – не сыны ночи, ни тьмы (1Фес. 5:5); Вы были некогда тьма, а теперь – свет в Господе: поступайте, как чада света (Еф.5:8).

В Ветхом Завете выражение «сыны света» не обретается, однако оно часто встречается (как на иврите, так и на арамейском языке) в кумранских рукописях, где сынам света противопоставляются сыны тьмы³⁷⁷. Наличие сходной терминологии в кумранских текстах и четвертом Евангелии (в том числе терминологии света и тьмы) не является свидетельством в пользу литературной зависимости. Тем менее вероятна какая-либо зависимость учения Самого Иисуса от учения кумранской общины. Возможно, что Иисус и впоследствии Его апостолы использовали выражение, которое было в ходу в Палестине I века, в том числе (но не только) в кумранской общине.

Предполагаемой связи между четвертым Евангелием и кумранскими рукописями к настоящему моменту посвящено значительное количество исследований. Особое внимание обращается на так называемый «дуализм» четвертого Евангелия и в частности – на используемый в нем символизм света и тьмы, якобы близкий к кумранскому «образу мыслей»³⁷⁸.

Между тем сходство между терминологией Кумрана и четвертого Евангелия нередко бывает лишь внешним, а параллели кажущимися³⁷⁹. В частности, как отмечает Р. Бокэм, «контраст между светом и тьмой – наиболее очевидная из всех противоположностей, наблюдаемых в естественном мире, – приобрел метафорическое значение знания и незнания, истины и заблуждения, добра и зла, жизни и смерти во многих, а может быть, и во всех культурных традициях». Кроме того, символизм света и тьмы достаточно часто используется в Ветхом Завете, который является общим первоисточником для четвертого Евангелия и кумранских рукописей. Наконец, в том, как терминология света и тьмы используется в четвертом Евангелии и кумранских свитках, гораздо больше различий, чем сходства. Если в кумранских текстах свет и тьма противопоставлены как два равновеликих начала, то в четвертом Евангелии центральным образом является Свет истинный, пришедший в мир, сияющий во тьме и не объятый этой тьмой³⁸⁰.

Этот центральный образ соответствует тому центральному месту, которое в четвертом Евангелии и в целом в христианском вероучении занимает личность Иисуса. Этой личности нет равных. Несомненно, история, отраженная на страницах четырех Евангелий, отражает борьбу добра со злом, Бога с диаволом, воплотившегося Сына Божия с силами тьмы, присутствующими в «мире сем». Но это не противоборство двух равновеликих начал: добро всегда побеждает, и тьма никогда не может поглотить свет. В то же время, это – не противоборство двух не соприкасающихся начал: через Боговоплощение свет, трансцендентный миру, входит в соприкосновение с тьмой мира, пронизывает ее собою и в конечном итоге поглощает.

Сыны света – это уверовавшие в Иисуса как Бога и Мессию. Они – те, которые приняли Его; им Он дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились (Ин.1:12–13). Они – родившиеся свыше, от воды и Духа (Ин.3:3–7). Напротив, не уверовавшие в Иисуса и противящиеся Ему – это сыны диавола (Ин.8:44). К ним пришел Свет истинный, но они Его не приняли (Ин.1:9–11). Они – те, кто не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на них (Ин.3:36).

К этим последним относятся отрывки из Книги пророка Исаии, приводимые евангелистом. Первый отрывок открывает серию цитат из Ветхого Завета, каждая из которых вводится оборотом да сбудется (ἵνα πληρωθῇ). В общей сложности таких цитат в четвертом Евангелии шесть: из них три (Ин.13:18; 15:25; 17:12) относятся к прямой речи Иисуса, а три (Ин.12:38; 19:24, 36) – к авторскому тексту. Аналогичным образом цитаты из Ветхого Завета вводятся в Евангелии от Матфея, но исключительно в авторском тексте (Мф.1:22; 2:15, 23; 4:14; 8:17; 12:17; 13:35; 21:4). У Марка и Луки данный оборот отсутствует.

Первая из приведенных цитат отсылает к 53-й главе Книги пророка Исаии, воспринимаемой в христианской традиции как одно из главных ветхозаветных пророчеств о страждущем Мессии. В нем есть, в частности, такие слова:

[Господи!] кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня? Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лицо свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни… Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши… Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих… За преступления народа Моего претерпел казнь (Ис.53:1–8).

Цитируя лишь первый стих этого пророчества, евангелист, очевидно, имеет в виду напомнить читателю о содержании пророчества в целом (подобно тому как, приводя название книги, напоминают о ее содержании). На первом стихе акцент делается потому, что он говорит о неверии иудеев. Похожим образом использует этот стих апостол Павел, иллюстрируя при его помощи неверие и непокорность израильского народа:

Но не все послушались благовествования. Ибо Исаия говорит: Господи! Кто поверил слышанному от нас? Итак вера от слышания, а слышание от слова Божия. Но спрашиваю: разве они не слышали? Напротив, по всей земле прошел голос их, и до пределов вселенной слова их. Еще спрашиваю: разве Израиль не знал? Но первый Моисей говорит: Я возбужу в вас ревность не народом, раздражу вас народом несмысленным. А Исаия смело говорит: Меня нашли не искавшие Меня; Я открылся не вопрошавшим о Мне. Об Израиле же говорит: целый день Я простирал руки Мои к народу непослушному и упорному (Рим.10:16–21).

Второй отрывок из приводимых евангелистом Иоанном взят из начальной части Книги пророка Исаии, где говорится о том, как пророк услышал голос Бога: Кого Мне послать? И кто пойдет для Нас? Пророк отвечает: Вот я, пошли меня. Тогда Бог говорит: Пойди и скажи этому народу: слухом услышите – и не уразумеете, и очами смотреть будете – и не увидите. Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их (Ис.6:8–10). В Евангелии от Матфея Иисус цитирует это пророчество, объясняя ученикам, почему Он говорит народу притчами (Мф.13:14–15).

Присутствие обоих отрывков из книги пророка Исаии в 12-й главе Евангелия от Иоанна неслучайно. Эта глава связывает между собой две части Евангелия – первую, в которой значительное место было уделено полемике Иисуса с иудеями, и вторую, посвященную Страстям Христовым. Страдания, распятие и смерть Мессии являются результатом конфликта между Иисусом и иудеями, однако результатом не случайным, а закономерным. Именно такой исход миссии Помазанника Божия предсказывали пророки. Они предвидели его, зная о неверии и жестокосердии израильского народа. Страдания и смерть Мессии – итог многовекового конфликта между Богом и Его народом. Полемика Иисуса с иудеями стала заключительной фазой этого конфликта, порожденного неверием тех, кого Бог избрал в качестве «своих» (Ин.1:11), но кто оказался недостоин этого избрания.

К обоим текстам из пророка Исаии евангелист дает комментарий: Сие сказал Исаия, когда видел славу Его и говорил о Нем. Термином «слава» Иисус, согласно Евангелию от Иоанна, обозначал Свою грядущую смерть, Свой «час» (Ин.17:1). Одновременно этим же термином Он обозначал ту славу, которую имел у Отца прежде бытия мира (Ин.17:5). Этой славой Иисус делится со Своими учениками (Ин.17:22). Пророк Исаия, согласно автору четвертого Евангелия, духовным взором прозрел судьбу грядущего Мессии и представил Его в виде страдающего и умирающего Праведника, одновременно предсказав, что народ израильский не уверует в Него.

Смерть Иисуса на кресте станет моментом Его величайшего человеческого унижения и истощания, но одновременно и наивысшего явления Божественной славы. Об этой славе Иисуса евангелист напоминает, подводя итог Его полемике с не уверовавшими в Него иудеями и предваряя рассказ о Его восхождении на Голгофу.

В то же время евангелист отмечает, что из начальников многие уверовали в Иисуса, но скрывали это. Одним из таких уверовавших начальников был Никодим, появлявшийся в 3-й и 7-й главах Евангелия; затем он появится в 19-й главе вместе с другим тайным учеником – Иосифом Аримафейским (Ин.19:38–42).

Почему тайные ученики боялись открыто исповедовать свою веру в Иисуса? В двух местах своего Евангелия Иоанн дает два близких по смыслу объяснения: а) ради фарисеев… чтобы не быть отлученными от синагоги, ибо возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию (Ин.12:42–44); 2) из страха от Иудеев (Ин.19:38). Еще в одном месте, говоря о нежелании родителей прозревшего слепого подтвердить случившееся с ним чудо, евангелист отмечает: Так отвечали родители его, потому что боялись Иудеев; ибо Иудеи сговорились уже, чтобы, кто признает Его за Христа, того отлучать от синагоги (Ин.9:22).

Некоторые ученые видят в этих упоминаниях проекцию ситуации, в которой находилась «Иоаннова община» в конце I века, на ситуацию, сложившуюся вокруг Иисуса: разделение между Церковью и синагогой, произошедшее в конце I века, якобы переносится автором четвертого Евангелия на полстолетия назад³⁸¹.

С нашей точки зрения, однако, нет никаких оснований не доверять Иоанну, даже если в синоптических Евангелиях отсутствует информация о решении иудеев отлучать от синагоги уверовавших в Иисуса. Антагонизм между Иисусом и религиозной элитой израильского народа прослеживается по всем четырем Евангелиям, и он был достаточно велик, чтобы иметь результатом такое решение. На практике оно должно было означать для отлученного разрыв всех социальных связей с окружающими³⁸². Он становился изгоем, на него смотрели, как на прокаженного, от него отворачивались, как от заразы.

12-я глава Евангелия от Иоанна завершается последней речью Иисуса, обращенной к не названной аудитории. Эта речь почти полностью повторяет то, что Иисус говорил в других речах, и, следовательно, служит своего рода эпилогом к полемике с иудеями, разворачивавшейся на протяжении всего предшествующего повествования:

Иисус же возгласил и сказал: верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня. И видящий Меня видит Пославшего Меня. Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме. И если кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его, ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир. Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день. Ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить. И Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная. Итак, что Я говорю, говорю, как сказал Мне Отец (Ин.12:44–50).

Термин «возгласил» (ἔκραξεν) в буквальном переводе указывает на значительное повышение громкости голоса («закричал», «громко воззвал», славянское «возопил»). Этот термин употребляется Иоанном в тех случаях, когда он передает слова, на которых Иисус акцентировал внимание слушателей (Ин.7:28, 37). В том же значении в современном русском языке употребляется слово «подчеркнул». В данном случае в соответствии со смыслом произносимого термин указывает на то, что предваряемая им краткая речь Иисуса «подводит итог многих линий Его учения»³⁸³. Этих линий здесь намечается восемь, и каждая из них имеет магистральный характер:

1. Вера в Иисуса есть вера в Пославшего Его. Этот тезис суммирует то, что Иисус неоднократно говорил иудеям о Своем нерасторжимом единстве с Отцом: Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его (Ин.5:23); И пославший Меня Отец Сам засвидетельствовал о Мне (Ин.5:37); Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную (Ин.6:40); Я пришел не Сам от Себя, но истинен Пославший Меня, Которого вы не знаете (Ин.7:28); Я не один, но Я и Отец, пославший Меня (Ин.8:16). Подобно тому как в международных делах главу государства представляет его чрезвычайный и полномочный посол, Бога Отца представляет на земле Его полномочный Посланник. Он послушен Отцу и выполняет волю Его (Ин.6:38), но в то же время, в отличие от земного посланника, Он равен Отцу (Ин.5:18). Это делает Его миссию уникальной и несопоставимой с какими бы то ни было формами земного посланничества или посольства.

2. Видение Иисуса есть видение Отца. Бог Отец по Своей природе невидим: Его никто никогда не видел (1Ин.4:12). Он – Тот, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может (1Тим. 6:16). Однако Богочеловек Иисус делает Его видимым для людей: Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил (Ин.1:18). Иудеям Иисус говорит: Я и Отец – одно (Ин.10:30). А Филиппу на Тайной Вечере скажет: Видевший Меня видел Отца (Ин.14:9). Те же, кто не веруют в Иисуса, не могут увидеть Бога и услышать Его голос: А вы ни гласа Его никогда не слышали, ни лица Его не видели; и не имеете слова Его пребывающего в вас, потому что вы не веруете Тому, Которого Он послал (Ин.5:37–38).

3. Иисус есть свет миру. Эта тема, как мы видели, проходит через все четвертое Евангелие начиная с пролога (Ин.1:9) и возникает в нескольких речах Иисуса перед разными аудиториями. Народу Он говорил: Я свет миру (Ин.8:12). Ученики слышали от Него: Доколе Я в мире, Я свет миру (Ин.9:5). В беседе с Никодимом Иисус также говорил о Себе как о свете: Суд же состоит в том, что свет пришел в мир… (Ин.3:19).

4. Верующий в Иисуса не остается во тьме. Затрагивается опять же ключевая тема проповеди Иисуса, отраженная и у синоптиков, и в четвертом Евангелии. Никодиму Иисус возвещает о том, что Сын Божий послан в мир, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную… Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден… (Ин.3:16, 18). Ученикам Иисус говорит: Кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни (Ин.8:12). Вера отверзает духовные очи: не верят те, кто более возлюбили тьму, нежели свет (Ин.3:19). В отличие от того, кто родился слепым и не виноват в своей слепоте (Ин.9:2–3), они виновны в том, что не видят, ибо отвергают Того, Кто может открыть им очи. Если бы они были слепы не по своей вине, то не имели бы греха, но поскольку они пребывают в уверенности, что видят, грех остается на них (Ин.9:41).

5. Иисус не будет судить того, кто услышит Его слова и не поверит, ибо Он пришел не судить мир, но спасти. Здесь почти буквально повторяется то, что Иисус сказал в беседе с Никодимом: Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него (Ин.3:17). Иудеям Иисус говорил: Я не сужу никого (Ин.8:15–16). Выше мы подробно разобрали эти и другие изречения Иисуса, в которых речь идет о Его суде.

6. Судьей того, кто отвергает Иисуса, станет Его слово. Эта мысль в такой форме ранее не звучала. В беседе с иудеями после исцеления расслабленного Иисус говорил им о том, что Он не будет обвинителем против них перед Отцом: таким обвинителем будет Моисей, на которого они уповают, но писаниям которого не верят (Ин.5:45–47). Связь между словом Иисуса и судом Божиим прослеживается в словах из той же беседы: Слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь (Ин.5:24). Слово Мое не вмещается в вас, – говорит Иисус в другой беседе (Ин.8:37). Однако Его обетование тем, кто соблюдет Его слово, остается непреложным: Кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек (Ин.8:51). Характерно сочетание прошедшего, настоящего и будущего времени в этих изречениях: слушающий слово Иисуса не просто когда-то в будущем «не увидит» (μὴ θεωρήσῃ) смерти – он уже здесь, в своей земной жизни, «не приходит» (οὐκ ἔρχεται) на суд и уже здесь «перешел» (μεταβέβηκεν) от смерти в жизнь.

7. Заповедь Отца есть жизнь вечная. О какой заповеди идет речь? В синоптических Евангелиях, в том числе в содержащихся в них поучениях Иисуса, слово «заповедь» (ἐντολή) указывает на заповеди закона Моисеева (Мф.15:3, 6; 19:17; 22:36–40; Мк.7:8–9; 10:5, 19; 12:28–31; Лк.18:20; 23:56). В четвертом Евангелии Иисус говорит о заповеди, которую Он Сам получил от Отца: в соответствии с этой заповедью Он должен отдать Свою жизнь, чтобы опять принять ее (Ин.10:17–18). Путь к воскресению для Него лежит через смерть. Подобным образом и для человека путь к вечной жизни лежит через послушание воле Божией и умерщвление собственной воли, а точнее – через такое подчинение своей воли Божественному Промыслу, которое делает невозможным конфликт между двумя волями – Божественной и человеческой. В Иисусе Христе человеческая воля находится в полной гармонии с Божественной благодаря тому, что Иисус беспрекословно исполняет заповедь Отца. К этому же Иисус призывает Своих учеников.

8. Иисус говорил не от Себя, но от имени пославшего Его Отца: Он говорит то, что сказал Ему Отец. Характерно, что глагол «говорить» употреблен сначала в прошедшем времени (ἐλάλησα), потом дважды в настоящем (λαλῶ). Прошедшее время указывает на предыдущие беседы, в которых данная мысль звучала многократно: Мое учение – не Мое, но Пославшего Меня; кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю (Ин.7:16–17). Употребляя глагол «говорить» в прошедшем времени, Иисус подчеркивает, что Его миссия на земле завершается: Он сказал иудеям все, что хотел. Далее Он будет учить их не словом, а молчанием (Мф.27:12; Мк.14:61; 15:5; Ин.23:9). Подобно безгласному агнцу, о котором пророчествовал Исаия (Ис.53:7), Он на суде не будет отверзать уст Своих и в молчании примет смертный приговор.

На суде у первосвященников и Пилата Иисус не будет отвечать на вопросы. Тем самым Он в соответствии с собственным учением (Мф.5:39–41) откажется от самозащиты. Откажется Он и от того, что в юридической практике называется последним словом подсудимого. Этим последним словом, обращенным к Его обвинителям, становится заключительный раздел 12-й главы Евангелия от Иоанна, где Иисус подводит итог тому, что говорил раньше, резюмирует Свое учение в кратких тезисах и в последний раз напоминает иудеям о том выборе, который ставил перед ними в течение всего времени Своего пребывания на земле: выборе между верой и неверием, между светом и тьмой, между жизнью и смертью.

Его слова на этот раз остаются без ответа: евангелист ничего не говорит о реакции аудитории. Полемика окончена, все слова сказаны, аргументы сторон исчерпаны. Суд в лице иудеев удаляется на заседание, Подсудимый ждет неизбежного приговора. Отвергнутый народом израильским Царь Израилев вступает на Свой последний, крестный путь; Агнец Божий, берущий на Себя грех мира, идет на заклание.

Терминология света, играющая важную роль в Евангелии от Иоанна, в научной литературе обычно воспринимается как имеющая исключительно или преимущественно метафорический характер. Символизм света, присущий этому Евангелию, воспринимается прежде всего как характерная особенность языка евангелиста, связанная с влиянием Ветхого Завета, а также, возможно, греческой философии, Филона Александрийского и богословия кумранской общины³⁸⁴.

Однако, как мы видели, согласно автору четвертого Евангелия, терминология, связанная со светом, восходит к Самому Иисусу, вновь и вновь возникая в Его прямой речи. Мы также имели возможность убедиться в том, что целый ряд метафор в речи Иисуса имеет значение, выходящее за пределы обычной метафоры или символа: они обладают и переносным, и буквальным смыслом, имеют и духовное, и материальное выражение.

Так, например, вода живая – символ вечной жизни, благодати Святого Духа. Но вода является, кроме того, и той материальной субстанцией, которая используется в таинстве Крещения. Без этой воды невозможно вступление в Церковь, а значит, невозможно и вхождение в Царствие Божие (Ин.3:5). Для человека, как существа, состоящего из души и тела, материальная субстанция в качестве носительницы благодати Божией оказывается необходима.

Точно так же хлеб является символом Иисуса, дающего людям духовную пищу, утоляющую их духовный голод. Но материальный хлеб, изготовленный человеческими руками, необходим для таинства Евхаристии, без которого человек не может иметь в себе жизнь (Ин.6:53). Через хлеб, ставший Телом Христа и вошедший в материальную плоть человека под видом материального хлеба, человек, как существо одновременно материальное и духовное, всем своим естеством соединяется с Богом.

Иисус метафорически изображает Себя в виде доброго пастыря (Ин.10:11). Но это тоже не просто метафора. Он создает Церковь как общину Своих учеников, в каждом новом поколении заново рождающихся от воды и Духа. Для этой общины Он становится реальным пастырем, осуществляя управление ею через Своих учеников, но продолжая невидимо присутствовать среди них. К апостолам, а через них ко всем последующим поколениям Своих учеников Он обратит слова: Не оставлю вас сиротами; приду к вам… Я живу, и вы будете жить (Ин.14:18–19); Я с вами во все дни до скончания века (Мф.28:20). В каждом новом поколении живое присутствие Иисуса как доброго пастыря будет возобновляться в опыте христианской общины и в личном опыте отдельных ее членов.

Список метафор-символов, имеющих значение, выходящее за пределы метафорического или символического, можно продолжить. Свет, безусловно, относится к их числу. Синоптические Евангелия рассказывают о том, как Иисус преобразился перед учениками, и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет (Мф.17:2; Мк.9:2–3; Лк.9:29). Здесь свет отнюдь не метафора: он имеет вполне конкретное, видимое выражение, заставляя учеников в страхе пасть на землю. По крайней мере, один раз Иисус явил ученикам тот свет, о котором говорил в Своих поучениях, но который был скрыт под «завесой» Его человеческой плоти (Евр. 10:20).

И синоптики, и автор четвертого Евангелия повествуют о том, как Иисус даровал или возвращал зрение слепым (Мф.9:27–31; 12:22; 15:31; 20:34; 21:14; Мк.8:22–26; 10:46–52; Лк.7:21; 18:35–43; Ин.9:1–7). Для людей, исцеленных Иисусом, свет – не метафора, а часть их экзистенциального опыта. Обретение зрения благодаря Иисусу становится главным событием жизни исцеленного на материальном, физическом уровне. Если же оно, как в случае с бывшим слепорожденным, сопровождается обретением духовного зрения благодаря вере в Иисуса (Ин.9:35–38), то становится также главным событием его духовной жизни, поворотным пунктом, с которого начинается его путь к жизни вечной.

Рассматривая повествование о Преображении в книге «Чудеса Иисуса», мы указали на особое внимание, уделяемое в восточно-христианской богословской традиции вопросу о природе Божественного света³⁸⁵. Не будем повторять то, что подробно изложено там. Напомним лишь, что Божественный свет воспринимается в восточно-христианской традиции не только как метафора, используемая для описания Бога, но и как составная часть религиозного опыта, доступного избранникам Божиим в разных поколениях. Хотя рассказы о видениях, подобных тому, которого ученики Иисуса удостоились на горе Преображения, не часты в христианской литературе, их достаточно для того, чтобы утверждать, что восточно-христианская (православная) традиция обладает особым, уникальным опытом общения с Богом через созерцание Его света. Здесь мы выходим не только далеко за пределы метафорического языка, но и вообще за пределы явлений, которые можно описать в литературных или языковедческих категориях.

К приведенным в книге «Чудеса Иисуса» примерам (видениям Божественного света Симеоном Новым Богословом, беседе Серафима Саровского с Мотовиловым) можно добавить много других. Они свидетельствуют о том, что православная традиция обладает особым, уникальным опытом экзистенциального приобщения к тем реальностям, которые скрываются за метафорами-символами из четвертого Евангелия. Для исследователя, рассматривающего текст Евангелия исключительно с литературно-критической точки зрения, экзистенциальный смысл этих метафор или вообще закрыт, или не представляет интереса. Для церковной общины, внутри которой продолжается история, описанная на страницах Евангелия, напротив, важнейшим становится то, как реальность, скрытая за метафорами, ретранслируется в духовный опыт ее членов.