Глава 10. Пшеничное зерно

Рассказ евангелиста Иоанна о воскрешении Лазаря (Ин., гл. 11), следующий непосредственно за повествованием о пребывании Иисуса в Иерусалиме на празднике обновления, был рассмотрен нами в книге о чудесах Иисуса³⁵². За ним следует несколько эпизодов, которые будут рассмотрены совместно с повествованиями синоптиков о последних днях земной жизни Иисуса: вечеря в Вифании (Ин.12:1–11), Его торжественный вход в Иерусалим (Ин.12:12–19), умовение ног ученикам на Тайной Вечере (Ин.13:1–20) и предательство Иуды (Ин.13:21–30).

В настоящей главе нам предстоит рассмотреть эпизод, не имеющий прямых параллелей у синоптиков. Он помещен в Евангелии от Иоанна сразу после рассказа о торжественном входе Иисуса в Иерусалим.

Эпизод начинается с обращения Еллинов к апостолам с просьбой организовать их встречу с Иисусом:

Из пришедших на поклонение в праздник были некоторые Еллины. Они подошли к Филиппу, который был из Вифсаиды Галилейской, и просили его, говоря: Господин! Нам хочется видеть Иисуса. Филипп идет и говорит о том Андрею; и потом Андрей и Филипп сказывают о том Иисусу. Иисус же сказал им в ответ: пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ин.12:20–24).

Филипп не впервые появляется в Евангелии от Иоанна в паре с Андреем³⁵³. В рассказе о насыщении пяти тысяч человек пятью хлебами Иисус спрашивал у Филиппа: Где нам купить хлебов, чтобы их накормить? Первый ответ пришел от Филиппа, второй – от Андрея (Ин.6:5–9). Тот факт, что Филипп в рассматриваемом эпизоде не обращается к Иисусу напрямую, а сообщает ему о просьбе Еллинов через Андрея, может объясняться близостью этих учеников, происходивших из одного города – Вифсаиды Галилейской (Ин.1:44). По другому объяснению, Филипп обращается к Андрею, потому что тот был старше (по возрасту или по времени призвания)³⁵⁴.

Кто здесь понимается под Еллинами? Как мы уже указывали, по мнению некоторых современных толкователей, в данном случае этим термином могли быть обозначены грекоязычные иудеи рассеяния³⁵⁵, поскольку речь идет о Еллинах, «пришедших на поклонение в праздник», что вряд ли могло относиться к язычникам.

С другой стороны, данный термин в Новом Завете имеет вполне устойчивый смысл, указывая не столько на лиц, говорящих на греческом языке, будь то греки или иудеи, сколько на язычников. Именно так термин употребляется у апостола Павла. Ученые, придерживающиеся мнения, что в рассматриваемом эпизоде речь идет о язычниках, отмечают, что при таком понимании эпизод приобретает особую богословскую значимость, подчеркивая универсализм проповеди Иисуса, обращенной не только к иудеям, но и ко всему миру³⁵⁶. В этом случае рассказ о желании «Еллинов» видеть Иисуса становится в один ряд с теми местами из посланий апостола Павла, где миссионерское поле христианской Церкви делится на два сегмента – Иудеев и Еллинов:

Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых, Иудею, потом и Еллину (Рим.1:16).

Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое, во-первых, Иудея, потом и Еллина! Напротив, слава и честь и мир всякому, делающему доброе, во-первых, Иудею, потом и Еллину! (Рим.2:9–10).

Итак, что же? Имеем ли мы преимущество? Нисколько. Ибо мы уже доказали, что как Иудеи, так и Еллины, все под грехом (Рим.3:9).

Здесь нет различия между Иудеем и Еллином, потому что один Господь у всех, богатый для всех, призывающих Его (Рим.10:12).

Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость (1Кор.1:22–24).

Не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией (1Кор.10:32).

Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом (1Кор.12:13).

Универсализм в понимании значения Иисуса и Его дела, характерный для апостола Павла, был свойственен и Иоанну. С первых же строк своего Евангелия он говорит об Иисусе как о Свете истинном, просвещающем всякого человека, приходящего в мир. Это свет в мире был, и мир через Него начал быть, и мир Его не познал (Ин.1:9–11). Термин «мир» (κόσμος) имеет универсальный смысл. В беседе с самарянкой Иисус назван Спасителем мира (Ин.4:42), а не иудеев или иудеев вместе с самарянами.

В другом месте евангелист приводит предсказание первосвященника Каиафы о том, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино (Ин.11:51–52). Здесь под народом (ἔθνος) понимается народ израильский, а под рассеянными чадами Божиими – не иудеи рассеяния, а те, кто вообще не принадлежат к богоизбранному народу.

Наконец, в притче о добром пастыре Сам Иисус говорит о том, что у Него есть другие овцы, которые не сего двора и которых надлежит Ему привести, чтобы было одно стадо и один Пастырь (Ин.10:16). Здесь народ израильский понимается под «двором» (αὐλή), а не принадлежащие к нему – под «другими овцами». К сказанному можно добавить, что у Иоанна полностью отсутствует мотив, который прослеживается в высказываниях Иисуса, приведенных у Матфея: На путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева (Мф.10:5–6); Я послан только к погибшим овцам дома Израилева (Мф.15:24). Иоанн с самого начала описывает миссию Иисуса как имеющую универсальное измерение. В этом контексте рассказ о желании Еллинов увидеть Иисуса становится своего рода прологом к тому, что последует за Его смертью и воскресением: к расширению общины учеников Иисуса за счет обращенных из язычества. Иоанн Златоуст толкует рассказ как однозначное указание на то, что после воскресения Иисуса основным объектом миссионерской проповеди Его учеников станут не иудеи, а язычники:

Филипп приходит к Андрею, как старшему, и сообщает ему об этом. Но и Андрей сам собою не решает этого, так как он слышал уже: На путь к язычникам не ходите (Мф.10:5). Поэтому, поговорив с Филиппом, он вместе с ним доводит дело до Учителя; они оба сказали Ему об этом. Что же говорит Христос? Пришел час прославиться Сыну Человеческому… (Ин.12:23). Что значит: пришел час? Прежде Он говорил: На путь к язычникам не ходите – и тем удерживал учеников, чтобы отнять у иудеев всякий предлог к неблагодарности. Но так как иудеи продолжали упорствовать, а язычники желали прийти к Нему, то Он и говорит: «Время уже идти на страдание, так как все уже исполнилось. Если мы будем продолжать заботиться об иудеях, несмотря на их упорство, а язычников не станем допускать к себе, при всем их желании, то это будет недостойно нашей заботы». И вот, так как Он намерен был послать учеников Своих к язычникам уже после креста и между тем видит, что язычники сами идут к Нему, – то и говорит: время идти на крест. До тех пор, пока (иудеи) самым делом не отвергли Его, пока не предали Его распятию, Он не говорил: Идите, научите все народы (Мф.28:19), а напротив: На путь к язычникам не ходите (Мф.10:5), и: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева (Мф.15:24), и: Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам (Мф.15:26). Но когда они возненавидели Его, и возненавидели до того, что предали на смерть, то уже бесполезно было продолжать заниматься ими… Он их оставил, когда они Его оставили. Потому-то Он и говорит: Сколько раз хотел Я собрать детей ваших… и вы не захотели (Мф.23:37)³⁵⁷.

Евангелист не уточняет, увидели ли Еллины Иисуса или нет. Вместо этого он приводит слова Иисуса о том, что пришел час прославиться Сыну Человеческому. Это слова сказаны в ответ на просьбу Филиппа и Андрея, но произносятся, как будет понятно из дальнейшего повествования, в присутствии народа.

Иисусу на протяжении всего времени Его служения на земле было присуще острое сознание того, что Он пришел в этот мир, чтобы умереть. Он знал, что это произойдет, и знал, когда это произойдет. Ранее Он неоднократно говорил: Еще не пришел час Мой (Ин.2:4); Мое время еще не настало (Ин.7:6); Мое время еще не исполнилось (Ин.7:8). Сейчас же Он понимает, что Его час пришел, и прямо говорит об этом ученикам в присутствии народа.

Глагол «прославиться» указывает на воскресение, которое последует за смертью Иисуса на кресте, и на Его возвращение туда, откуда Он пришел (Ин.8:14), в ту славу, которую Он имел у Отца прежде бытия мира (Ин.17:5). Но одновременно, как мы увидим далее, под славой понимаются страдания Иисуса и его смерть, предсказанные пророком Исаией (Ин.12:41).

Говоря о Своей смерти, Иисус сравнивает ее с пшеничным зерном, которое не принесет плода, если, пав в землю, не умрет. Это сравнение заимствовано из того образного ряда, который характерен для притч Иисуса, приведенных в синоптических Евангелиях. Наиболее близкий к нему образ – горчичного зерна, которое человек взял и посеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его (Мф.13:31–32). Еще один похожий образ – семени, которое человек бросает в землю, и спит, и встает ночью и днем; и как семя всходит и растет, не знает он, ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе (Мк.4:26–28).

В данном случае акцент делается не на потенциале, заложенном в семени, и не на силе земли, способной произращать величественные деревья из малых семян, а на том, что для возникновения новой жизни необходима смерть. То новое бытие, которое Иисус принес на землю и которое должно быть реализовано в создаваемой Им Церкви, получает начало благодаря Его смерти на кресте. Смерть Сына Человеческого – вот та цена, которую Бог должен заплатить за то, чтобы люди получили возможность приносить много плода. Иисус и раньше говорил об этом, например, когда предсказывал Свое вознесение на крест в беседе с Никодимом (Ин.3:14), но теперь пришло время сказать об этом во всеуслышание. Смерть Сына Божия необходима, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную (Ин.3:15).

К теме вознесения на крест Иисус возвращается, продолжая беседу с Филиппом и Андреем в присутствии народа:

Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой. Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! Избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел. Отче! Прославь имя Твое. Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю. Народ, стоявший и слышавший то, говорил: это гром; а другие говорили: Ангел говорил Ему. Иисус на это сказал: не для Меня был глас сей, но для народа. Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон. И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет. Народ отвечал Ему: мы слышали из закона, что Христос пребывает вовек; как же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну Человеческому? Кто этот Сын Человеческий? (Ин.12:25–34).

Первая фраза в приводимом отрывке имеет параллели в синоптических Евангелиях: Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее (Мф.10:39; Мк.8:35; Лк.9:24). Под душой в обоих случаях понимается земная жизнь, а под ненавистью к душе (у Иоанна) или потерей души (у синоптиков) – принесение собственной жизни в жертву ради Иисуса и вечной жизни, которую дает следование за Ним. О ненависти к собственной жизни говорится и в следующем изречении Иисуса: Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей (буквально: «самой души своей»), тот не может быть Моим учеником (Лк.14:26).

Слова – кто Мне служит, Мне да последует – имеют особый смысл в контексте предстоящих Иисусу страданий и смерти. Под следованием Иисусу здесь понимается не только верность Его учению или исполнение Его заповедей: Иисус призывает следовать за Ним на Голгофу. В других случаях Он говорил: Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф.10:38); Кто не несет креста своего и идёт за Мною, не может быть Моим учеником (Лк.14:27)³⁵⁸. Богатому юноше Иисус, согласно Евангелию от Марка, говорит: Пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест (Мк.10:21). Следовать за Иисусом – значит отречься от себя, взять крест и нести его. А нести крест – значит идти на распятие.

Чем Отец «почтит» такого человека – взявшего крест и последовавшего за Иисусом? Приобщением к той вечной славе, которой обладают Отец и Сын (Ин.17:22).

Особенностью Евангелия от Иоанна является то, что оно в большей степени, чем другие Евангелия, акцентирует внимание читателя на эмоциональных переживаниях Иисуса. Наиболее ярко это проявляется в истории воскрешения Лазаря³⁵⁹, где происходящая в душе Иисуса смена эмоций описывается при помощи выражений «восскорбел духом и возмутился (ἐτάραξεν ἑαυτόν)», «прослезился», «опять скорбя внутренно» (Ин.11:33, 35, 38). В словах «душа Моя теперь возмутилась (τετάρακται)» употреблен глагол ταράσσω, в пассивном залоге означающий «сотрясаться», «быть в волнении», «быть в потрясении», «смущаться».

Иисус не скрывает от народа Свой человеческий страх перед смертью, Свое внутреннее волнение. Он не был бы полноценным человеком, если бы не испытывал этих эмоций при мысли о предстоящем страдании и смерти³⁶⁰. В то же время Он не был бы Богом, если бы не подчинял Свою волю воле Отца. Для человека, находящегося в подобной ситуации, вполне естественна молитва: «Отче! избавь Меня от часа сего!» Эта молитва приходит Иисусу на ум, Он ее озвучивает, но – не адресует Отцу. При обращении к Отцу она превращается в просьбу иного содержания: «Отче! Прославь имя Твое». Человеческий страх в Иисусе уступает место полному послушанию воле Божией, как это произойдет в Гефсиманском саду, где Иисус будет молиться: Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты (Мф.26:39).

Молитва о прославлении имени Божия имеет родство с первым прошением молитвы Господней, как она изложена в древних рукописях Евангелия от Луки: «Отче! Да святится имя Твое» (Лк.11:2)³⁶¹. В устах верующего это прошение имеет следующий смысл: пусть имя Твое, святое само по себе, будет «святиться» (прославляться) в людях, Твоих последователях. Молитва, звучащая из уст Иисуса, является прошением о том, чтобы имя Отца было прославлено через страдания, смерть и воскресение Его Единородного Сына. «Этим показывает, что умирает за истину; смерть Свою называет славой Божией», – отмечает Иоанн Златоуст³⁶².

В ответ на эту молитву с неба раздается голос Отца. В синоптических Евангелиях голос Бога Отца звучит дважды: первый раз – в рассказе о крещении Иисуса от Иоанна (Мф.3:17; Мк.1:11; Лк.3:22), второй раз – в рассказе о Преображении (Мф.17:6; Мк.9:7; Лк.9:35). В Евангелии от Иоанна оба эпизода отсутствуют, и голос Отца в первый и единственный раз звучит в рассматриваемом эпизоде.

Что означает в ответе Бога Отца употребление глагола «прославить» (δοξάζω) сначала в прошедшем, а затем в будущем времени? Златоуст дает такой ответ: «Когда прославил? В предшествовавших событиях. «И еще прославлю» – после креста»³⁶³. Под предшествовавшими событиями здесь, очевидно, понимаются совершённые Иисусом чудеса и знамения; под тем, что произойдет после креста, – Его возвращение в небесную славу и распространение основанной Им на земле Церкви. Возможно и иное толкование: глагол в прошедшем времени указывает на славу, которую Сын Божий имел у Отца прежде бытия мира (Ин.17:5), а глагол в будущем времени – на предстоящие Ему смерть и воскресение. Сам Иисус о Своей смерти и воскресении скажет в настоящем времени: ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем (Ин.13:31).

Реакция людей на голос Бога Отца полностью соответствует той двойной реакции, которую, согласно четвертому Евангелию, вызывала вся деятельность Иисуса: одних она приводила к вере, открывая им духовные очи, другие оставались слепы и упорствовали в неверии. В данном случае одни ясно слышат голос, который принимают за говорящего с Иисусом ангела, другие думают, что прогремел гром. Как это часто бывает с чудесами, один и тот же факт одни объясняют как событие сверхъестественного характера, другие ищут естественное объяснение.

Иисус объясняет, что голос был не для него, а для народа. «Для чего Он сказал это? Для опровержения того, что они постоянно говорили, будто Он не от Бога… «Не для Меня был глас сей», но для вас; не для того, чтобы Я из него узнал что-нибудь, чего прежде не знал, – Я знаю все Отчее, – но для вас»³⁶⁴.

И далее Иисус говорит о суде над «миром сим» и об изгнании «князя мира сего». Неоднократно и ранее Иисус представлял Свой конфликт с иудеями как суд, используя образы и терминологию из юридической сферы³⁶⁵. Но слово «суд» (κρίσις) в Его речи – как у Иоанна, так и у синоптиков – нередко указывает на событие будущего (у синоптиков чаще всего имеется в виду Страшный суд). Здесь же Иисус говорит о суде, который совершается «ныне», то есть, в то самое время, когда Сын Божий отдается под суд, когда Ему выносят приговор и спешно приводят этот приговор в исполнение. Параллельно с судом человеческим свершается неумолимый суд Божий, и смерть Иисуса по приговору человеческого суда станет одновременно смертным приговором над инициатором этого суда – князем мира сего.

Говоря о Своем вознесении на крест, Иисус произносит фразу, которая, по-видимому, имеет прямое отношение к желанию Еллинов увидеть Иисуса: всех привлеку к себе. Под «всеми» здесь следует понимать не тех иудеев, которые отвергли Мессию и тем самым вынесли себе смертный приговор, а всех уверовавших в Иисуса, включая язычников, которых Иисус и ранее обещал привести в Свое стадо (Ин.10:16). Вновь подчеркивается универсальное, вселенское значение искупительной смерти Иисуса на кресте.

Собеседники Иисуса продолжают не понимать, чтó Он говорит им. Им непонятно, как Христос может быть куда-то «вознесен», если Он должен «пребывать вечно». Ссылка на «закон», возможно, адресует к словам из Псалтири, посвященным потомку царя Давида и толковавшимся как пророчество о Мессии: Семя его пребудет вечно, и престол его, как солнце, предо Мною (Пс.88:37). В Книге пророка Даниила о «вечном владычестве» говорится в связи с Сыном Человеческим: Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится (Дан. 7:13–14). Впрочем, между учеными нет единогласия в вопросе о том, воспринимался ли образ Сына Человеческого из Книги Даниила в Палестине времен Иисуса в мессианском смысле или нет³⁶⁶.

Между тем вопрос, который задают Иисусу, свидетельствует о том, что некоторые слушатели видели связь между понятием «Сын Человеческий», которое Иисус постоянно применял к Себе, и обетованным Мессией. Именно этот смысл скрыт в вопросе: «Кто есть сей Сын Человеческий?» Иудеи хотят услышать от Иисуса внятный ответ, считает ли Он Себя Мессией и вкладывает ли мессианский смысл в понятие «Сын Человеческий».

Этот вопрос оказывается последним в серии вопросов, которые иудеи задавали Иисусу на протяжении всей полемики, отраженной в четвертом Евангелии. Он повисает в воздухе; Иисус завершает Свою речь так, будто он не был задан (завершение речи мы рассмотрим в следующей главе).

Ответом на вопрос иудеев станут последующие события. Когда Иисус будет вознесен на крест, тогда они узнают, кто есть сей Сын Человеческий.

***

Ф. М. Достоевского справедливо называют глубоко христианским писателем. Несмотря на то, что сомнения в существовании Бога преследовали его на протяжении всей жизни, Его преданность Христу была абсолютной и безоговорочной. Свое религиозное кредо он выразил в следующих словах:

Я – дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных! И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил себе символ веры, в котором все для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но и, с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше бы хотелось оставаться со Христом, нежели с истиной³⁶⁷.

Литературное творчество Достоевского в значительной степени посвящено раскрытию основополагающих истин христианской веры. При этом писателя интересуют не только и, может быть, не столько духовно-нравственные постулаты христианства, сколько сама фигура Христа, стоящая в центре новозаветного благовестия.

Своему главному произведению – «Братья Карамазовы» – Достоевский предпосылает в качестве эпиграфа слова Иисуса о пшеничном зерне, которое не принесет плода, если, пав в землю, не умрет. Литературные критики высказывают различные мнения относительно того, какое послание писатель зашифровал в этом эпиграфе, к какому персонажу романа он в наибольшей степени подходит и какую тему раскрывает.

Не вдаваясь в подробности данной дискуссии, не имеющей отношения к теме нашего исследования, укажем на появившийся в 1924 году труд молодого иеромонаха Иустина (Поповича), ныне причисленного к лику святых Сербской Православной Церковью, в котором творчество Достоевского рассматривается с христианских позиций. В главе «Над тайной пшеничного зерна» автор этого труда пишет:

Тайна человеческого существа равна тайне пшеничного зерна: если человек замурует себя в коконе себялюбивого эгоизма и затворится в нем, то останется сам, останется в одиночестве, отчего усохнет и погибнет; но если зерно своего существа чрез подвиг веры посеет во Христе и зерно это умрет в Нем, то тогда зерно это оживет, прорастет и даст много плода. Ибо Безгрешный сказал: Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную (Ин.12:25). Таким образом всезнающий Богочеловек объясняет тайну человеческого существа, точно так же ее объясняет и Его неустрашимый последователь Достоевский. Ибо его главное произведение «Братья Карамазовы» есть не что иное, как пророчески прозорливое объяснение вышеприведенных слов Христовых из 12-й главы Евангелия от Иоанна. Достоевский подчеркнул это особенно, поставив эти слова Спасителя эпиграфом своего шедевра. Только в этих словах надо искать ключ к объяснению тайны человеческого существа по Достоевскому³⁶⁸.

В чем же заключается эта тайна? На примере героев Достоевского автор книги о нем показывает, что образ смерти, из которой произрастает жизнь, воплощается в конкретных человеческих судьбах. Отрекаясь от себя, от своего «я», от своего разума и греховной воли, подчиняя себя всецело воле Божией, человек обретает новую жизнь:

В подвиге веры Христа ради умирает весь человек, с тем чтобы ожить в Нем к бессмертной и вечной жизни. Человек умирает, чтобы ожить. Такова антиномия веры. В подвиге веры умирает и разум, умирает, чтобы возродиться и оживотвориться в вере, найти во Христе свой вечный смысл и свою бессмертную творческую силу… В подвиге веры человек предает всю свою личность Богочеловеку Христу. Пред Ним, всесветлым и кротким, он смиряет свой гордый ум, дикую волю и мятежное сердце. Очень остро он ощущает, что его ум бесконечно нищ по сравнению со всеблагим Духом Христовым… Христолюбивым смирением он вытесняет из себя богоборческую гордость и безумство человекобога, и так до тех пор, пока совсем не очистится. В таком подвиге смиренной веры Достоевский видит русское решение «проклятой проблемы» личности… Умертвляя в себе Христа ради и во Христе все, что есть греховного, все, что злобно и смертно в душе, в воле и в сердце, человек обретает во Христе и душу свою, и волю, и сердце, но уже очищенные, обновленные и бессмертные³⁶⁹.

Русский философ Н. А. Бердяев называет христианство Достоевского «Иоанновым христианством»³⁷⁰. Четвертое Евангелие особенно близко писателю. Переживший в юности увлечение идеями социализма, приговоренный к смерти, но помилованный за минуту до приведения приговора в исполнение, Достоевский был отправлен на каторгу, где провел долгих четыре года. Освобождение из каторги Достоевский охарактеризовал лаконично и ярко: «Свобода, новая жизнь, воскресенье из мертвых»³⁷¹.

Пережитый Достоевским опыт стал причиной его глубокого внутреннего перерождения. Если в молодости писатель увлекался разным идеалами, то после возвращения из ссылки все их вытеснил один – Иисус Христос. В своих романах он создает «христоподобные» образы – старца Зосимы, Тихона, князя Мышкина, Алеши Карамазова, – посредством которых пытается приблизиться сам и приблизить читателя к пониманию образа Христа.

Эпиграф, взятый Достоевским к роману «Братья Карамазовы», является эпиграфом ко всей его жизни. Неслучайно те же самые слова о пшеничном зерне из Евангелия от Иоанна высечены на надгробном памятнике Достоевскому на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге. Пшеничное зерно для Достоевского стало больше чем метафорой. На собственном трагическом опыте он осознал непреложность истин, выраженных в словах Иисуса: чтобы обрести жизнь вечную, человек должен «погубить душу свою»; чтобы принести много плода, нужно умереть; путь к воскресению лежит через страдания и смерть; путь к вечной жизни лежит через отречение от себя, взятие креста и следование за Христом.