Глава вторая. Обличение нравственных недостатков народа

Глава, содержащая обличение нравственных недостатков народа, имеет особенную важность. В ней сосредоточен весь интерес древнего проповедничества вообще, и в частности практического. Доселе шла речь о суеверии и ересях, явлениях умственно-религиозной жизни, отвлеченных по характеру и едва доступных разумению древних проповедников. Эти абстрактные предметы, как бледные образы, тогда только расцветали жизнью, когда становились конкретными явлениями, выражались в фактах, обрядах, жертвах и праздничном разгуле народа. Теперь пред нами настоящая жизнь, со всеми ее достоинствами и недостатками, страстями и пороками, облеченная в плоть и кровь. Кроме жизненности и занимательности содержания, эта глава дает существенные уроки историкам и проповедникам. Она выясняет гомилетический закон, по которому нравственность народа стоит в тесной связи с практическою проповедью, особенно – обличением пороков. Процветание нравственно-обличительной проповеди условливает улучшение нравов, упадок ее – упадок нравственной жизни. Ни из каких теорий историки и проповедники не вынесут столь ясных понятий о важности практической проповеди, как из рассмотрения нравственно-обличительных поучений и их влияния на жизнь. Исследователя древнего проповедничества эта глава одушевляет и вознаграждает за пройденные труды, теоретические исследования. Очутившись в сфере жизненных предметов, возбуждающих чувства, он теряет спокойный тон повествователя, проникается ораторским пафосом, вдается в описание и объяснения, и наслаждается своим предметом. Сами проповедники – самоучки сознавали важность нравственных обличений и в области этих истин показали значительную плодовитость мысли, и развязность слова. Нравственно-обличительное проповедничество преобладает над прочими родами древней практической проповеди. В этой области проповедничества самоучки – витии чувствовали себя довольно сильными знатоками дела, проникались патетизмом и даже творчеством. Здесь они менее спутаны рабскою подражательностью греческой проповеди, нежели в других родах проповедничества. Им помогала доступность нравственных истин, пройденных опытно, в подвигах благочестия, и наглядность пороков, обыденных явлений жизни. Они говорили с сердцем о недостатках народа, противоречивших аскетическому идеалу. Их одушевление и своеобразность мысли достигают высокой степени в некоторых поучениях, изображающих гибельные пороки: пьянство, леность, скупость и т. под. В этих поучениях самобытность проповедников сказывается метким словом: сатирой, шуткой, поговорками, обрисовывающими печальные следствия порока. Нет в них принужденности, пестроты, текстов, прерывающих мысль и весьма часто приводимых некстати. Нравственно-обличительное слово достигает высшего одушевления в устах прозорливцев, обличающих пороки мирян, семейный деспотизм, корыстолюбие и скупость. В этих немногих поучениях, проникнутых русскою мыслью и словом, как в зеркале отражаются недостатки древней Руси³⁶². Один недостаток, свойственный всей древней литературе, мешает полному одушевлению и убедительности нравственно-обличительных поучений. Это – вообще нескладное изложение мыслей и запутанность выражений. Нескладное изложение мыслей часто переходит в неряшество и растрепанность, неприличные кафедре. Мысли сталкиваются на бумаге как попало, без плана и единства; неправильная речь и туманный слог еще более затемняют дело. Обличения пороков большею частью вставляются в аскетические наставления и размышления, отрывками, и весьма часто некстати. Язык церковно-славянский, составляющий смесь разных древних наречий, необработанный научно, часто поражает своею грубостью и отбивает охоту к чтению³⁶³. Сказанные недостатки нравственно-обличительной проповеди всего более заметны в одушевленных словах, потому что разрывают и разбрасывают впечатление предмета, затемняют его, и мешают силе убеждения. Но особенно много вредит впечатлению и убедительности предмета ригористический тон некоторых проповедей. Проповедники-моралисты мрачно смотрят на жизнь, видят в ней одно зло и растление, беспощадно порицают радости жизни, как бесовское обольщение, и сурово казнят мороки. Они не видят в людях ничего доброго и благородного, не примечают нравственной борьбы и усовершимости, не хвалят за подвиги, и едва допускают возможность спасения в мире. Во всем древнем проповедничестве встречаются два, или, собственно, один случай одобрения слушателей. Серапион однажды похвалил – было своих слушателей, за их старание исправиться; но тотчас же стал обличать их. Митр. Цамблак хвалил своих слушателей за внимание к его наставлениям и охотное исполнение их. Этот суровый взгляд моралистов на жизнь зависел от односторонности и неразвитости их, – незнания другого идеала жизни, кроме монашеского. Он-то, как увидим, вызвал другую крайность, отрицание аскетизма, как начала враждебного жизни. Этот недостаток мысли, обличающий раболепное подражание греческим проповедям, свидетельствует об односторонности нравственно-обличительных поучений, по которой они не выражают сполна нравов эпохи, и нередко преувеличивают пороки и недостатки людей.

Нравственно-обличительные поучения имеют предметом своим страсти и пороки народа, как общие всему человечеству, так и особенно национальные, свойственные древней Руси. В характеристике русского народа мы ознакомились с нравственными недостатками его. Недостатки эти: чувственность, свойственная дикарям, эгоизм и своекорыстие, проявлявшиеся и частнейших пороках, изложенных нами выше. Сообразно с такими недостатками и нравственно-обличительные поучения распадаются на три главные вида: а) обличение чувственных пороков: пьянства, разврата и вообще пресыщения; б) Обличение эгоизма и своеволия, выражавшегося в буйстве, забиячестве, сквернословии, семейном деспотизме; в) Обличение корыстолюбия, выражавшегося в обманах, взяточничестве, насилии, попрошайстве и скупости; г) Наконец, к нравственно-обличительному проповедничеству должно отнести обличение частнейших пороков и недостатков жизни: ропота на Промысл, увлечения монашеством, лености, неблагодарности, клеветы, недостатка обходительности и т. под.

Эпохи или грани, обозначающие развитие означенных пороков, слабо намечены и определены историческими фактами. При замкнутости и однообразии древней жизни, волнуемой гражданскими неустройствами и возбужденной аскетизмом, трудно подмечать нравственные кризисы, быстрые переходы к добру и усовершимости, которыми знаменуется цивилизованная жизнь. Главные народные страсти и пороки, как следствие одинаковых исторических причин, остаются господствующими во весь древний период. Так, пьянство обличается во весь первый период; и, хотя, вследствие неустройств жизни, оно усилилось в ХV–XVI веке, но обличения того времени слабее, так как и самая проповедь тогда ослабела. Чувственность, особенно разврат, заметно усилился в XVI веке (времени темного невежества), особенно общения и сближения русских с татарами. И, не смотря на ослабление устной проповеди, обличения разврата, как нетерпимого беззакония, усиливаются в XVI веке. Буйство, которое отчасти мы следили в рассказе о языческих обрядах, забиячество, сквернословие, семейный деспотизм, обличаются во весь период; эти грубые пороки преимущественно поддерживались войнами и усобицами князей. Обличение корыстолюбия, взяточничества, злоупотребления власти и насилия заметно усиливается к XIV веку, в период высшего ослабления общественных связей, под влиянием дружинного права, междоусобиц и монгольского деспотизма. Частнейшие общественные и семейные пороки обличаются во время зарождения и обнаружения их. Так, например, в XIV веке является обличение ропчущих на Промысл. Видно, многие, не вынося беспорядков, разрушения счастия и поругания достоинства человеческого, роптали на законы и управление мира. Около того же времени часто обличаются стремящиеся в монашество и связанные семейством. Время высшего общественного неустройства почти ровно совпадало с процветанием аскетизма – (XIV–XV век). И если одних это время ожесточало, то других приводило к покаянию и пренебрежению мира. Вообще, применительно к обстоятельствам, в разные времена обличаются: леность, неблагодарность, клевета, недостаток обходительности и проч. Наконец, есть общие поучения, содержащие всевозможные нравственные обличения и наставления, даже касательно поведения за обедом. Долг историка внимательно следить эти характеристические черты нравов, особенно в богатейшей области практического проповедничества, и выставлять их на вид. Тщательно подобранные черты нравов, в нравственно обличительном проповедничестве, подтвердить наш взгляд на аскетическую жизнь древней Руси, опутанную страстями и преступлениями.

Обличение пьянства большею частью излагается в связи с обличением других пороков, не только чувственных: пресыщения, разврата, но и духовных: лености, корыстолюбия, зависти, клеветы и проч. И в словах отвлеченного содержания нередко встречаются краткие заметки о пьянстве. Мы обращаем внимание на такие слова, в которых, с одной стороны, содержатся довольно значительные размышления о пьянстве, а с другой стороны – хронологические указания, проливающие свет на нравы эпохи. Вообще же из нравственно- обличительных поучений большая часть направлена против пьянства, и лучшие из них, написанные в чисто практическом тоне, дошли до нас в большом количестве списков. Это доказывает укорененность пьянства в древней Руси и огромную пользу обличительных поучений. Что касается характера обличений, свойства и достоинства доводов, направленных против пьянства: то они большею частью, отличаются односторонностью взгляда и однообразием содержания, как и все почти обличения древних проповедников. И хотя в изображении пьянства, сделавшегося национальным пороком, (по известным причинам) всего легче мог сказаться талант обличителей, но подражательность грекам и незнание положительных наук заставили их держаться общих, рутинных приемов. Большею частью проповедники осуждают пьянство с богословской точки зрения, порицают его наравне с

прочили грехами, грозят гневом божиим, временами и вечными казнями. Редкие из них, более смышленые, касаются безобразия порока и вредных следствий его, по крайней мере очевидных – потери здоровья, состояния и чести; иные даже дозволяют пить вино в меру. Коротко сказать: хотя проповедники высказались довольно сильно в обличении пьянства, но и в этой богатой области проповеди, они более прибегали к известным доводам богословским, мало убеждающим, нежели к анализу порока и его следствий, могущему пробудить совесть и сознание грешника. Оттого, при всем богатстве обличений пьянства, оно не искоренилось в течение 700 лет, а в XIV–XV веке, времени общественных нестроений, невежества и суеверия, еще более усилилось. По причине некоторой близости древних веков к нашему веку сила укорененного пьянства сказывается в народе доселе. В этом отделе обличительной проповеди встречается характерная черта предков, вполне выражающая их противоположные стремления, аскетические и чувственные. Например, начиная всякое дело молитвою, они освящали каждый стакан вина пением тропаря, чтобы побольше выпить и не подвергнуться за это осуждению. Впрочем, этот обычай существовал в глубокой древности, и кажется перешел к нам из Болгарии. Здесь же встречаем и другую черту, выражающую аскетический нрав предков. Вместе с питием они освящали и пищу молитвою, богомыслием и молчанием. По внушению аскетов-проповедников этот монастырский обычай глубоко укоренился в народе. Народ доселе смотрит на обед, как на священный обряд. В домах благочестивых людей, как и в монастырях, считается неприличным и греховным говорить за обедом, особенно громко и много. Вообще, на Руси принятие пищи, в начале и конце, сопровождается молитвою. Подобный взгляд относительно пищи выражен и в «Домострое», инструкции древней жизни русской. «Когда едят с благодарением, молчанием и духовною беседою, тогда невидимо предстоят ангелы, записывают добрые дела, пища и питие бывают в сладость». Кстати заметить, что гигиена предписывает обедающим иные условия: говорливость, смех и веселие, что и наблюдается в цивилизованных обществах; а в домах царей и вельмож для этой цели издавна употреблялись шуты, музыка и разные забавы. Серьезность, сосредоточенность мысли и заботы мешают питанию.

В нравственно-аскетическом проповедничестве есть много поучений с общими заглавиями: «о христианском житии», «как жить христианам?» «о постах», и проч. Эти поучения или прямо обличают пьянство, или косвенно трактуют о нем. Кроме того, в древнем проповедничестве находим много поучений, которые свидетельствуют об усердии проповедников, часто предлагавших наставления, между прочим, о пьянстве. Так, в 42 слове Изумруда, приписанном св. Афанасию, а в других списках Златоусту, сказано: «возлюбленные друзья и братия! Я всегда отдаю свой долг, часто учу, надеюсь усекнуть пьянство (пьянственное устремление)». В 67 слове Изумруда, приписанном Златоусту, сказано: «любимые! я часто предлагаю (творю) учение, надеясь возбранить пьянство». В 29 слове Златоустника, направленном против скупости и пьянства, сказано: «братие мои! я часто говорил вам», и проч.

Из поучений, преимущественно обличающих пьянство, кроме исчисленных нами, известны следующие: четыре слова, помещенные в Златой Цепи: слово о постах: Великом, Петрове и Филиппове (об Успенском еще не было слуху). Слово о посте, приписанное Василию Вел., обличает обычай петь тропари при употреблении вина. Слово св. отец о пьянстве. Слово о подвиге душевном и о пьянстве. В Изумруде: слово св. отец 13-е о пьянстве. – 149, послание некоего отца к духовному сыну, убеждает оставить пьянство в наступающий пост. Слова из сборников, рассмотренные в Православном Собеседнике³⁶⁴. – О неделе Иакова брата Господня (праздновании воскресения); в Златоустнике тоже слово составляют 82 и 83 слова. Слово о славе мира и о пьянстве, Златоуста. Поучение ко всем христианам, еже не упиватися. Слово св. Антиоха о пьянстве, сходное с предыдущим. Поучение о пьянстве, из Маргарита. Поучение св. отец о праздниках Господних (праздновании духовном). Слово I. Златоуста поучительно. Его же, подобное, о крепости и разуме. Слово I. Златоуста о не встающих на утреню. (1 часть о лености, 2 – о пьянстве). Все эти поучения принадлежат глубокой древности, и помещены в сборниках XIV–XVI века. В XVII веке напечатаны: слово о многопотопном пьянстве (иеромон.) Антония Подольского, и слово о пьяницах (архимандр.) Гаврила Домецкого. Кроме поименованных проповедников, о пьянстве писали: Феодосий Печерский, Серапион, Павел Высокий и другие. Все исчисленные нами слова отличаются сходством содержания, общими мыслями, и с разными дополнениями и изменениями повторяют друг друга. В них доказывается вред пьянства душевный и телесный, необходимость воздержания, поста, молитвы, покаяния, строгого или «острого» жития христианского. Вообще, как в содержании, так и в изложении, слова эти запечатлены подражательностью греческому проповедничеству; а слова позднейшие проникнуты византийскою напыщенностью и широковещательностью. Образцом византийской напыщенности служит приведенное нами слово «о многопотопном пьянстве», изложенное беспорядочно, на 22 страницах. В нем пьянство определяется 63-мя синонимами, в таком роде: «оно есть бесчинию стена, тщеславию крыло, гордости облак, дерзновению огнь, напастям источник» и т. д. Новое направление мыслей видим в приведенном слове «о пьяницах», Домецкого. В нем, кроме логического распределения частей и ясного изложения, находим жизненные черты и чисто практические доводы. «Размыслим еще, говорит проповедник, что вредит не только душе, но и телу причиняет великие болезни, как-то: подагры, и многие болезни ног, внутренние – бесчисленные головные, кашли, огневицы, падучие и сухотные, повреждение ума и проч. Известно, что от пьянства погибает людей более, нежели от меча!.. Кроме иных бед, от пьянства множество (людей) тонет, ломает (члены), и различными (родами) злой смерти исходит от сего века».

Чисто практическим содержанием отличается поучение Феодосия Печерского об умеренности за столом; оно изображает любопытные черты древних нравов. Это поучение содержится в разных сборниках, и в одним из них приписано св. Панкратию. В поучении, во-первых, предлагаются наставления, как должно вести себя за обедом. «Обедать надобно скромно, не говорить лишнего и пустого, чтобы не отогнать присутствующих ангелов. Во-вторых, за обедом не петь тропарей более трех, во славу Христа, Богородицы и государя». Затем, для вящего убеждения, проповедник выставляет на вид безобразие пьянства, взятое с примеров тогдашней жизни. «Кто много пьет, с тропарями, не в силах (будучи) идти, ползает на коленах. Иные валяются в калу, и блюя, чуть не издохнут. (Они) служат (для всех) посмешищем и поруганием»³⁶⁵. Лучшие практические слова о пьянстве относятся к XIV веку. Таково «слово старца о пьянстве». «Какую муку примем, живя во льготе, ленясь к церкви, и пропивая вечерню, заутреню и час молитвы! Что делаешь, человече, скаредно живя, любя нравы язычников! Забавляешься питьем, ничего не делая, на пользу душе и телу. Пьянство многие хвалят: то не пьяница, коли ляжет спать; а то пьяница, когда толчется, бьет, ссорится. Я хочу указать, что и кроткий согрешает, хотя бы и лег спать, напившись. К чему его прировнять? Назову ли скотиной? но и того хуже! зверем? но и того неразумнее. Осквернившись много раз, смердит, валяется как болван и мертвец! Пусть же умолкнет говорящий: хоть упьюсь, – не сделаю лиха. Видишь, сколько ты делаешь лиха, пропивая праздники!»³⁶⁶.

Образцом практического слова, проникнутого самобытностью мысли и изображением древних нравов, служит слово Кирилла Философа о высокоумном хмеле и худоумных пьяницах. В слове Кирилла хмель олицетворен, на основании суеверного предания, что он сотворен бесом. Это прекрасное слово было списано бесчисленное множество раз и имело в древности огромный успех. Приводим его в сокращении. «Благослови отче!.. Так говорит хмель ко всякому человеку, священникам, монахам, диаконам, князьям, боярам, слугам боярским, купцам, богатым, убогим, нищим, монахиням, женам большим и меньшим, и всякой жене. – Не дружитесь вы со мною, и добро вам будет! Я силен в корне, велик и многоплоден в племени; мать моя Богом сотворена. Ноги у меня тонкие, утроба не объядливая; руки мои обдержат всю землю; голову имею высокомерную, умом неровен никому. А кто дружится со мною, держится меня, и напивается до пьяна, тому – беда! Я его доспею блудным, Богу не молебным, ночью бессонным. Когда встанет от сна, я положу ему на сердце стенанье, печаль, великую кручину и истязанье. С похмелья голова его болит, глаза не видят света, ничто доброе не идет ему на ум, не хочет есть, хочет пить. Выпив одну чашу, хочет другую и третью, потом выпивает много, и так напивается во все дни. Я раздую в нем телесные страсти, ввергну его в погибель. Сдружится со мною князь, я сделаю его несмысленным; будет он пить всю ночь, спать до полудня. Нет людям управы, бояре обирают, обижают вдовиц и сирот; а те плачут, да вздыхают на князя. Увидев такого князя, люди разбегутся и лишат – княжения. Сдружится со мною священник, я доспею его не молебным, людям ненавистным, и лишен будет своего сана. Начнет дружиться со мною жена, какова бы ни была, я доспею ее блудну, немолебну, роду и племени ненавистну. Станет пить меня купец, – и начнет ходить в рубище. Станет пить меня слуга, доспею его князю нелюбезным и двора княжеского лишу³⁶⁷».

Проповедничество, обличающее пьянство, при своей относительной плодовитости, далеко не удовлетворяет требованиям жизни. Эта неудовлетворительность бросается в глаза в том отношении, что пьянство есть коренной порок народа, и подрывая его состояние, наносит существенный вред государству. И если, где, то преимущественно в этом отделе практическое проповедничество должно выдерживать свой характер, должно преимущественно исследовать причины и следствия порока, для ограничения общего зла. Между тем и проповедничество, обличающее пьянство, как мы видели, в известной степени страждет тем же недостатком, каким – и прочие отделы практической проповеди. По крайней мере, это должно сказать о большей части поучений, направленных против пьянства. Недостатки эти: наследованные от греческих проповедников, отвлеченность содержания, аскетизм, преобладание вероучения над жизнью, общих истин и известных положений над частными вопросами времени и обсуждением их. Последние истины, практические, излагаемые под руководством веры, более убедительны и надежны к исправлению пороков вообще и в частности пьянства; но за то они требуют развитости ума, вникания в предмет, знания дела, господства самостоятельной мысли над заучоным нравоучением. В пояснение данных положений можно взять современный быт народа, немногим отличный от древнего, и известную наклонность к пьянству. Успешное назидание преданных пьянству будет состоять не столько в нравоучении и обличении, сколько в разумном взгляде на дело, в выяснении причин и следствий порока, и указании средств к исправлению его. В таком случае нет нужды воспрещать вино и веселие, вознаграждающие за труды и лишения; а тем более – обременять трудовую жизнь аскетическими правилами. Полезнее будет выяснить вредный обычай, освященный суеверием, торжествовать всякое событие, выходящее из ряду, вином. Праздники, крестины, именины, свадьба, похороны, сходки и совещания, удачи и невзгоды жизни всегда сопровождаются пьянством. При чем, неразвитость народа, недостаток знания и самообладания делают его жертвою увлечений, расточительности, траты времени и сил, несостоятельности, влекущих за собою расстройство государства. Надобно указать народу средства к самовозвышению, развитию не только физических, но и духовных сил, к заведению обществ грамотности и т. под. Надобно руководить самые общества к практическим целям, так как они увлекаются фантазиями и расточают свои средства на отвлеченные филантропические цели. Дело всякого человека, а тем более священника, не полагаться на одно правительство, и помочь народу выбиться из-под гнета страстей, в видах общего блага. «Человек, говорят, крепок помощью». И если это не сделали древние проповедники, по недостатку знания: то опыт их да послужит уроком нынешним пастырям, более способным к облагорожению народных нравов и ослаблению пьянства.

В характеристике народа мы читали строгий приговор истории о недостатках его, из коих главным признано пьянство. Вместе с тем, русские обвиняются и в другом пороке, сродном пьянству, – невоздержании в пище. «Впали мы в объядение, говорит Палицын, в великое пьянство, блуд, лихвы, неправды и всякие злые дела». «Не стану говорить о неумеренном употреблении пищи и напитков, о разврате и плутовстве (русских). Все это, подобно наводнению, разлилось в высших и низших сословиях». Это – слова Буссова. Можно бы и еще привести несколько подобных свидетельств. Не смотря на резкие обвинения русских в чувственности и пресыщении, мы почти не находим в древнем проповедничестве обличений этого недостатка. В русских проповедях изредка упоминается о неумеренности в пище, и то по поводу рассуждений о пьянстве. Это объясняется, с одной стороны, аскетическим направлением проповеди, развивающей подробно учение о посте; а с другой стороны – подражанием греческому проповедничеству, в котором почти не находим изображений пресыщения и его следствий. В греческом изъяснительном проповедничестве есть перифразы слов писания: «смотрите за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством» (Лк.21:34) ; или: «беззаконие Содома, гордость в объядении хлебом и в изобилии вина» (Иез.16:47). Поэтому и в русском проповедничестве встречаются краткие заметки о невоздержании, в виде перифраза текстов, трактующих о пьянстве и пресыщении. Иногда же о пресыщении говорится в связи с другими пороками, напр. обманом и корыстолюбием, к которым оно располагает. Образец такого обличения находим в «слове св. отец, как жить христианам. Относительно пития и пищи апостол говорит: когда едите и пьете, все делайте в славу божию. И св. отцы не запретили нам пить и есть в законное время; они запретили объядение и пьянство. Да и то рассудите: когда человек что-нибудь подымает через силу, больно вредит себе. Подобно тому лишнее ядение и питие – телу немощь, а душе пагуба. Воздерживайтесь раннего пития и ядения»³⁶⁸. Мысли этого слова встречаются в позднейших словах, обличающих пьянство, напр. в «поучении ко всем христианам, еже не упиватися»³⁶⁹, весьма распространенном в древности; в «поучении св. отец о хмеле» и проч. Подобные поучения, распространенные в сборниках XIV–XVII века, до некоторой степени удовлетворяли слушателям, в период ослабления устной проповеди и умножения пороков, хоти не могли заменить живого слова, по причине своей малодоступности и дороговизны рукописей. Влияние сборников XIV–XVII в. отразилось в словах позднейших проповедников, увековечивших свои произведения печатью. В слове о пьяницах Домецкого обличается чревоугодие и пьянство в духе древних проповедников. «Ныне, говорит проповедник, безмерное число понуряется в одеждах, снедях и питиях; на них вопиют все законы... Бог сотворил тебе чрево и горло малейшее, чтобы более заботиться о душе, нежели о чреве. Стыдись же, ибо вдвое и втрое объедаешься и упиваешься более скота... Моли Бога, чтобы даровал тебе меру в ядении и питии, чтобы ты возлюбил пост и остроту христианского жития, распиная плоть с ее желаниями». Подобные мысли встречаем и в слове о многопотопном пьянстве. «Хочешь ли иметь крепкий разум? воздержись хотя мало от брашен и пития. Возлюби руководителя в горняя – пост и воздержание... Если же без вина не сладка тебе пища, то постись до вечера, весь день. Всякая сладость временная отгоняется горестию, радость покрывается печалью, и только время напрасно тратится».

Пьянство и пресыщение возбуждают страсти и ведут к разврату. И мы видели в характеристике народа подтверждение этой истины. Упрекнув русский народ в пьянстве и пресыщении, история с большею строгостью обвиняет его в разврате, хотя не считает разврата господствующим и постоянным пороком его. Разврат русских обнаруживался в многоженстве, нарушении брачной связи и противоестественных пороках. «Русские, говорит история, удивляли иностранцев отсутствием стыдливости и противоестественным пороком, который у них признается шуткою»³⁷⁰. Многоженство и нарушение брачных связей проистекали главным образом из языческих обычаев. Что же касается противоестественного порока, то распространение его во всех сословиях, преимущественно в войске, началось в темном XVI веке, особенно со времени сближения с татарами. Обличая пьянство и пресыщение, проповедники не опускали из виду и разврата, предмета щекотливого, о котором говорили не обинуясь, называя порок его собственным именем. И так как плотские пороки окончательно унижали нравственность и разрушали аскетический идеал жизни: то и проповедники с особенною ревностью восставали против этих пороков. При всей ревности своей к исправлению народа, проповедники не могли стать на надлежащую точку зрения или обличения плотских пороков, и потому не оказали заметного успеха в исправлении нравов. В обличении плотских пороков всего необходимее физиологические доводы, раскрывающие опасные следствия их; но таких доводов проповедники не могли заимствовать из греческого отвлеченного проповедничества, ни из наук, недоступных им. Поэтому, в самой богатой области обличения односторонность нравоучителей всего более заметна. Проповедники обличают разврат, во всех его проявлениях, с богословской точки зрения, и преимущественно со стороны нарушения таинства брака. Отвлеченность и малоприложимость доводов их становится здесь осязательною, особенно по отношению к грубой толпе; оттого и плоды наставлений и обличений проповеднических едва заметны. О вреде плотских пороков, как увидим, часто проповедовал митр. Даниил, и то, впрочем, в общих чертах; все же обличения его более убедительны и назидательны, нежели обличения прочих проповедников. Применительно к развитию разврата и обнаружению плотских пороков в древности, и в обличительном проповедничестве можно различать особые направления, или периоды. С XI до XVI века проповедничество главным образом обличает нарушение брака, несоблюдение условий его, многоженство, похищение невест и чужих жен, особенно сильными людьми. При сем, в видах исправления нравов и утверждения целомудрия, предлагаются наставления и правила брачным лицам, вдовцам и вдовицам. Обличительное проповедничество упоминает и о противоестественном пороке, но редко, и ставит его в зависимость от пьянства. Видно, что гнусный порок, наследованный от язычества, еще не был всеобщею заразою, не распространился во всех сословиях. С XVI века, и особенно со времени завоевания Казани, проповедничество сильно обличает противоестественный порок, уже распространенный во всех сословиях, и особенно в войске. Не смотря на упадок проповеди в то время, великость зла и общего растления нравов вызвала ревностных обличителей порока. Как добрые врачи, они старались, как умели, помочь нравственному недугу: призывали народ к покаянию, грозили гневом божиим, указывали на пример Ниневии и Содома, заклинали властителей пресечь великое зло, даже посылали в войско святую воду, для очищения грешников. При обличении разврата проповедники касаются и других пороков, сродных с ним, особенно щегольства, роскоши, расточительности, отчасти лихоимства и грабительства. Обличение разврата, в связи с исчисленными пороками, усиливается во втором периоде, когда с возвышением царской власти умножились удобства жизни и поводы к соблазнам. Подобные обличения особенно развились в южной России, где польское владычество оказало растлевающее влияние на нравы.

Поучений, направленных против блуда, в этом периоде написано очень мало, да и те составляют смесь разнородных истин. Все это, вместе взятое, составляет ничтожную долю наставлений, неудовлетворявших нравственным нуждам народа (на огромном пространстве России), в течение 500 лет. Более замечательные поучения, по силе мысли и назидания, следующие: 126 и 127 слово Изумруда, о супружестве, предлагает правила жизни женатым людям. 57-е слово св. отец – о женитьбе и любодеянии. Слово вооружается против поведения вельмож, внушает правила князьям и властителям, чтобы они не отымали жен у мужей, и не прилеплялись к ним. 87-е Златоуста дает правила жизни и поведения вдовицам и вдовцам. Мысли, относящиеся к нашему предмету, можно найти и в 89 слове св. Ефрема, о мятеже жизни, изображающем развращение нравов. В 61-м слове предлагается сказание о блуднике, который творил милостыню и не оставлял блуда³⁷¹. В «слове Златоуста о славе мира сего и о пьянстве» упоминается и о противоестественном пороке, как следствии пьянства. «Бесы, говорит слово, понуждают нас на похоти блудные, не токмо по естеству, но и чрез естество. Егда мы ум погубляем, пиюще без сытости, приходят (бесы) яко к своим пленникам, кого поучают на евар, кого разжизают на похоть женскую, иного на бой, а иного на отрочата». В «слове о мятежи жития сего»³⁷² сохранилась любопытная черта слабостей предков, свойственная, впрочем, всем людям. Во все времена люди боялись старости, которая, по пословице, «есть беда», и по другой – «есть болезнь, начало смерти;» и потому старались, как и ныне стараются, разными хитростями скрыть разрушение в теле и опустошение на лице, причиняемое годами. Сказав, что «мужья блудят от своих жен», неизвестный проповедник XIII века прибавляет: «старые юнятся»³⁷³... Но особенно сильные обличения в этом отношении, как и следует ожидать, падают на женский пол. Развенчивание в цветущем здоровье и красоте для женщины бывает мучительнее, нежели для мужчины, и потому она более заботится о прикрасах лица, нарядах и одеждах. Против кокетства и раскрашивания лица направлено 45 слово Изумруда, о разговаривающих в церкви, приписанное Златоусту. Подражая Златоусту, проповедник говорит в слове о разных предметах и между прочим о женах. «Жены, собираясь в церковь, излишне расписывают свои лица и красят красками, да прельстят блудников; вырывают брови... Если кто хочет совещаться о купле, то сходятся в церковь и ссорятся». За неимением достаточного количества собственных произведений в этом роде, наши проповедники пользовались обличительными словами св. отцов. Творение св. отца Иннокентия: «о приправах лица человеческого, иже белыми квасы и червленицами украшающие лица своя»³⁷⁴. (Единственное слово приведено нами из римского проповедничества). Это слово занесено в разные сборники. Как бы в предостережение от сетей женских в сборники внесены слова: «слово Евагрия о целомудрии и воздержании от женских бесед, и о зрении на лица их, чревообъядении и блуде»³⁷⁵. Поучение св. Стефана: «не имей дружбы с женою, да не сгоришь огнем ее»³⁷⁶. «О иже зрящих (паче) на ризы и добрая одеяния, нежели на добродетели»³⁷⁷.

Многоженство било особенно в обычае у инородцев, населявших окраины России, и обращавшихся в христианство с XV века. Многоженство, наравне с прочими пороками инородцев, обличали русские пастыри грамотами и посланиями к духовенству и народу. Митр. Иона в грамоте вятскому духовенству обличал его за разрешение незаконных браков – до пятого, шестого и седьмого и повелевал отлучать таких людей от Церкви. В послании к вятичам обличал их за незаконное венчание четвертым и даже десятым браком, по невежеству священников³⁷⁸. Излагая проповедническую деятельность митр. Ионы, которым начинается ряд русских митрополитов с половины XV в., мы должны короче ознакомиться с характером его поучений, так как с сего времени приходит в упадок живая проповедь. Митр. Иона не получил образования в школах, каким отличались митрополиты, присылаемые к нам из Греции. Те, хотя держались византийского риторства, прикрывавшего недостаток мысли фразами, многоречием, «добрословесием», но все же были плодовиты и красноречивы, по своему времени, поддерживали живую проповедь, до последнего митрополита Фотия, предшественника Ионы. Получив образование в элементарной школе, которое не простиралось далее «псалтырного и налойного чтения, письма и пения», Иопа не мог поддержать живую проповедь на той степени развития, на какой она стоила при его предшественниках. Это доказывается самою формою его наставлений, изложенных в виде писем или посланий. В посланиях митр. Ионы нет никакого искусства и научного приема, это – простые наставления о разных духовных и житейских предметах. Хотя по слову летописи митр. Иона «приял пространное слово паче естества, и многих спас»; но этот, как и подобные преувеличенные отзывы летописей, надобно понимать в самом общем смысле. По крайней мере письменных поучений или слов митрополита, свидетельствующих о его проповедническом таланте, до нас не дошло. Впрочем, после митр. Даниила, митр. Иона самый плодовитый деятель проповедник, в смысле наставлений, изложенных в виде писем³⁷⁹. Он написал 35 посланий, в ограждение церковных и гражданских порядков. Прочие русские митрополиты, за немногими исключениями, о коих сказано прежде, были безгласны в деле проповеди. В пример безыскусственности мыслей и простоты изложения выпишем слова митр. Ионы из послания его к вятичам. «Слышу я, дети, что у вас, в Вятке, творится весьма много дел, противных и ненавистных Богу, на погибель христиан. Многие христиане живут беззаконно с женами, без венчания, и проч... Молю вас показать чистое раскаяние. Молю вас священники господни всячески осмотреться и содрогнуться». Далее наставления о причастии и проч. Подобным образом обличал вятское духовенство митр. Геронтий, за допущение браков в сватовстве, кумовстве, до пятого и седьмого брака³⁸⁰. Митр. Симон обличал пермское духовенство за нерадение о новообращенных и разрешение браков в родстве. Самих новообращенных он обличал особым посланием, за то, что у них жена умершего брата обыкновенно выходила за муж за второго и третьего брата³⁸¹. Подобные обличения рассылал по своей пастве новгородский арх. Макарий. Он писал в вотскую пятину и сопредельные области: «в ваших местах многие люди живут преступно, с женками и девками; а жены их живут с другими людьми, без венчания и молитвы»³⁸². Спустя 13 лет, арх. Феодосий повторил те же обличения. Между прочим, он обвинял духовенство не только в поблажке мирянам, но и в лукавстве. Венчая мирян четвертым и пятым браком, священники признавали их второ- и третье брачными; кроме того, венчали многих в разводах, кумовстве и сватовстве³⁸³. Арх. ростов. Феодосий тоже обличал подведомое духовенство в разрешении незаконных браков, от четвертого до седьмого, и далее³⁸⁴. Не забудем, что многие пастыри исправляли новообращенных устною проповедью и руководственными посланиями к духовенству, каков напр. был Филофей, еписк. пермский.

Некоторые пастыри, знатоки церков. права, не ограничиваясь обличением и запрещением разврата, определяли степени брака, на основании правил соборов, св. отцов, и особенно Василия Великого. Правило 80-е Василия говорит: «о многобрачии, далее третьего брака, отцы умолчали, как о деле скотском, совершенно чуждом человеческому роду; посему подвергать таковых епитимии»³⁸⁵. Так митр. Фотий в своих посланиях обличал двоеженство и троеженство; а в грамоте новгородцам изложил правила законного брака. «Третьего брака да не будет. Если кто молод, не имеет детей от первого и второго брака, вступит в третий брак, с великою епитимией. Да не приемлет причащения и не входит в церковь пять лет. Епитимия может быть смягчена при сокрушении кающегося, посте, молитве, поклонах и милостыне. Вступающих в четвертый брак божественные правила отлучают от Церкви, причастия и всякого освящения, пока не расторгнут сожительства»³⁸⁶. Замечательны в этом отношении три слова митр. Даниила, в которых он доказывает непозволительность развода и второго брака после развода, и что уступка в этом отношении государственной нужде не может служить примером и поощрением для частных лиц. Так, в «слове о втором браке», изображая скоротечность мира, уподобляя сладость его дыму, тени и сну, Даниил излагает правила соборов и св. отцов относительно второго, третьего и четвертого брака³⁸⁷. В этих словах митрополит как бы выразил извинение пред своею паствою, по поводу дозволенного им развода (с неплодною женою) и второго брака в. к. Василию. Возвышенный великим князем, он взял на свою душу его грех, в видах услуги государству, и в тоже время взял меры против соблазнительности своего поступка. Что же касается многоженства русских славян, то об нем, как мы видели, проповедники едва упоминают; равным образом не говорят об обычае водить невесту и жениха вокруг дерева, или озера, хотя в правилах соборных об этом упоминается. Так, в деянии Владимирского собора говорится: «в пределах новгород. невест водят к воде; не велим тому быть». Надобно думать, что духовенство, имевшее в древности надзор за домашним поведением мирян, истребляло подобные заблуждения, не столько, словом, сколько властью и полицейскими мерами.

С упадком первоначальных школ и проповеди устной в XVI веке усилился разврат и особенно противоестественный порок. Грозный об этом свидетельствовал на стоглавом соборе. «В народе особенно усилилось нецеломудрие». И этот порок он поставил в связи «с гордостью, завистью и неправдою». Не смотря на прекращение живой проповеди, в то время нашлись ревностные обличители разврата, строгие аскеты по жизни. Против гнусного греха первый возвысил свой голос старец Филофей, псковской книжник. В послании к в. к, Василию он умоляет ого искоренить в православном царстве горький плевел содомского греха, и, между прочим, указывает на всеобщее распространение его. «Бог сотворил семя на чадородие, мы же даем свои семена в убийство. Сия мерзость умножися нетокмо в мирских, но и в прочих, о них же помолчу. Како долготерпит о нас милостивый»³⁸⁸! Спустя много времени, против тяжкого порока подал голос другой подвижник, Максим Грек. Он написал «слово на предающихся содомскому греху»³⁸⁹. В слове проповедник показывает всю тяжесть гнусного греха, страшную за него ответственность, и побуждает виновных к покаянию и исправлению. К этому времени должно отнести послание к царю, неизвестного проповедника, об искоренении некоторых плотских пороков, усилившихся в России³⁹⁰. Наконец, против гнусного порока восстал митр. Макарий, который почти не оставил нам поучений, хотя и назван «велегласным проповедником добродетелей». Указание на господство противоестественного порока даже среди детей, Макарий делает в своей наказной грамоте, или послании, как сам называет ее. «Чтобы священники (учители и проч.) наипаче хранили своих учеников во всякой чистоте, и блюли их от всякого растления, наипаче же от скверного греха содомского и рукоблудия, и от всякие нечистоты»³⁹¹. Заповедует также «учить и православных христиан, чтоб жили в чистоте». Узнав, что в свияжском войске усилился разврат, от увлечения казанскими пленниками и пленницами, митрополит послал в Свияжск поучение. Он внушал воеводам, войску и жителям благодарить Бога, за его милости русскому царству, не прогневлять – развратом, за который поражены гневом Содом и Ниневия. Запрещал брить бороды и подстригать усы, в угоду пленникам; грозил виновным гражданскою казнью и церковным отлучением. Вместе с тем митрополит послал св. воду для окропления Свияжска и жителей его³⁹².

Всех более обличал противоестественный порок и разврат вообще, митр. Даниил. Он распространялся об этих предметах не только из ревности о благе паствы, но и потому, что многие лица открывали ему свои нравственные недуги и просили врачевства. Митрополит, сведущий в богословии, наблюдательный и словоохотливый, оставил нам, в своих поучениях, любопытные изображения нравов и недугов своего времени. О противоестественном грехе и нечистых помыслах он рассуждал в пяти посланиях к частным лицам, имеющих характер поучений, и особенно ясно в послании к духовному брату. Оно озаглавлено так: «душевредно совокупляться и беседовать с женами и женовидными мужами». В послании проповедник изображает гибельные следствия тяжкого порока и дает советы, как избавиться от него. «Вспомни слезы твои, как ты, плача, говорил мне; «ты должен поучать и укреплять меня», и открыл моему недостоинству весь свой недуг. Ныне же пишешь: «я в скорби великой от обдержащей меня болезни и горечи сильных страстей, немилосердно воюющих на меня». Я говорил тебе, не только не совокупляться и не беседовать с женами и юными отроками, но даже не смотреть на их лица. А о том человеке я много раз говорил тебе, чтобы не совокуплялся, даже не беседовал с ним, особенно наедине. Отсеки же этого человека, к которому имеешь великую любовь. Если закоснишь, страсть возрастет. Уразумей, в каком унынии и скорби бывает человек, впадающий в эту напасть, в какое нисходит безнадежие и отчаяние! Стыд, поношение и укоризны он должен терпеть от людей. Не лучше ли захочет умереть, нежели находиться в поношении от всех людей?³⁹³» Остальные послания сходны содержанием с предыдущим, и озаглавлены более или менее однообразно; «о целомудрии и чистоте», «о целомудренном житии» и проч.³⁹⁴.

Рассуждая о разврате вообще, митрополит рассматривает его в связи с роскошью, щегольством, корыстолюбием и расточительностью; показывает следствия разврата; заразительные болезни, ослабление телесных и душевных сил, раздражительность, уныние, отчаяние и позорную смерть; дает советы удаляться женщин и юношей, не говорить с ними, не смотреть на них; предлагает средства против страстей; умеренность в пище и питии, труд, занятие полезными искусствами и ремеслами, молитву, чтение псалмов и пение. «Ум твой, говорит проповедник, никогда не должен быть праздным». В слове, внушающем не делать зла братиям, проповедник описывает роскошь пиров, как бы разжигающих страсти. «Вчера и ныне стекаются повара, острят ножи, накладают дрова, возжигают огонь, наставляют котлы, сковороды и горнецы. Они готовят пищу к насыщению чрева. Сколько тщания и подвигов требует пища и питие! сколько золота и серебра на это исчезает! Если такое попечение имеешь о брашнах и питиях, тем более должны иметь великое попечение о духовном. Тленные питания отходят в землю, а брашна духовные производят веселие, исходатайствуют жизнь вечную»³⁹⁵. Затем проповедник внушает каяться в грехах, делах, словах и помышлениях, рыдать, пока имеем время. В слове, внушающем исполнять заповеди Христовы, проповедник живыми красками изобразил щегольство современников и разврат. «Великий подвит совершаешь, угождая блудницам. Переменяешь одежды, надеваешь сапоги весьма червленые и крайне тесные, так что ногам твоим приходится терпеть великую нужду. Волосы не только срезаешь с плотию, но щипцами исторгаешь из корня. Позавидовав женам, мужеское лице претворяешь на женское. Или весь хочешь быть женою? Зачем волосы бороды и ланит щиплешь, не стыдишься исторгать их из корня, лицо твое много умываешь, натираешь и делаешь ланиты червлеными, светлыми? Желая насыщаться блудными сластями, весь ум непрестанно о (в) том имея, истощаешь слугам много серебра и золота на эти блудные деяния. Всегда стремясь к блудницам, ты сам себя для многих сделал блудницею»³⁹⁶. В слове, определяющем значение мира и возбуждающем к нему ненависть (одном из лучших), проповедник довершает изображение щеголя удивительными чертами, даже для нашего времени. Затем резко изображает расточительность и корыстолюбие, неразлучные с щегольством. «О, юноши! возлюбите чистоту, не уподобляйтесь блудным, которые всегда мудрствуют о красоте телесной, украшаются более жен умываниями, хитрыми натираниями, которых ум всегда плавает в мечтах об одеждах, ожерельях, пуговицах, препоясании под сорочкою, о сапогах, о стрижении головы, повешении косм, намизании ока, кивании головой, уставлении перстов, выставлении ног» ... «Какая же нужда иметь многое, выше меры? Не проторы ли и убытки это приносит многим? Какая нужда покупать многие вещи, давать им сгнивать, погибать от огня, быть похищенными от воров? Какая нужда украшаться во все дни светлыми одеждами, когда другие в господские дни не имеют обычных одеяний? Какая нужда носить сапоги, шитые шелком? Какая нужда сверх меры умывать руки, налагать золотые и серебреные перстни? Какой прибыток изнурять дни над птицами, иметь множество псов, ходить на позорища? Мы имеем сапоги с серебром, золотом, бисером, и другие многоценные одеяния; и под сорочкою некоторые стараются иметь дорогое препоясание, отделанное золотом и серебром. Ради этого мы ищем многих доходов; если чего не достает тебе, так как по безумию имеешь многие расходы: ты крадешь, насилуешь, грабишь, ябедничаешь, занимаешь, и не имея чем отдать, бегаешь, запираешься, преступаешь клятву, совершаешь бесчисленные злодеяния³⁹⁷». В связи с обличением разврата проповедники не опускали из виду и брадобрития, которое признавали грехом, на основании религиозных предубеждений. По преданию, наследованному от греков, предки считали бороду лучшим украшением человека и образом божиим. «Мужу, яко начальнику, говорит патр. Адриан, Бог израсти благолепие – браду». Стоглавый собор возвел это предание в догмат, назвав брадобритие латинскою ересью и приобщив к неверным бреющихся. «Аще кто бреет браду и преставися, не достоит над ним служити, сорокоустия пети, просфоры и свечи в церковь принести; с неверным да причтется»³⁹⁸. Патриархи, руководившиеся в своих указах стоглавом, усилили этот предрассудок. Патр. Иов, видя начавшееся брадобритие, при Годунове, из подражания иностранцам, скорбел и «ту недобрую ниву орошал слезами». Патр. Иоаким признавал «брадобритие великою ересью». «Взирайте, говорил один обличитель брадобрития (патриарх), на икону страшного пришествия, и видите праведные в десней стране, имущия брады; на шуей же стоящии бесермены и еретики, люторы и поляки, имущие едины усы, яко имут кошки и псы, иже творят грех смертный, образ мужеский тляще»³⁹⁹. Независимо от религиозного предубеждения, проповедники видели в брадобритии и действительный повод к греху – угождение женам. «Накладающе бритву на брады свои, женам угодие творяще». Поэтому, между прочим, и митр. Макарий, обличая свияжское войско в тяжком грехе, воспрещал брадобритие и подстригание усов, под страхом казни и отлучения. Основываясь на этом предубеждении духовенства относительно брадобрития, можем с достоверностью заключать, что оно подвергалось устным обличениям, по мере распространения в народе. В подтверждение этого заключения можно представить факт. Воевода Шереметев велел прот. Аввакуму благословить сына своего (бритого). Ревнитель старины, увидав «блудоносный образ, начал порицать его от писания», и не смотря на многие томления и побои, не исполнил грозного приказа воеводы.

В XVII веке, в пермской области явился обличитель народных нравов, священник города Орла. Со смелостью, свойственною самоучке, он осуждал роскошь, расточительность и разврат высшего сословия, беспечность и невежество священства, как причину развращения нравов. В обличении богачей и священства проповедник самоучка, как увидим, подражал, нередко дословно, Транквиллиону; и потому в его обличениях можно предполагать некоторую долю преувеличений. Обращаясь к русскому барству, проповедник говорит: «ты день и ночь, с подобными тебе пьяницами и сластолюбцами, проводишь в увеселениях, смотришь на сатанинские зрелища скоморохов, слушаешь шум труб и гудение, бесовское служение, всем этим наслаждаешься и упиваешься распутством своим... Ты сидишь в высоких палатах, в роскошных одеждах, а нищие повержены у ворот твоих, и не даешь им разорванного рубища. Ты во всегдашнем весели и ешь роскошную пищу, а нищие умирают от голода и жажды; даже стыдишься смотреть на них. Собаки имеют у тебя закрытые помещения, лошадей украшаешь золотом, а члены Христовы умирают с голода. Бесстыдным женщинам платишь тысячи, ласкателям даешь пол имения, а убогому жалеешь рубля. Какая тебе из всего этого польза? Ты собрал много, обогатился всякою неправдою, заставил работать свободных людей, проливал кровь невинных; у тебя множество слуг, ласкателей и тунеядцев без числа; твой дом наполнен драгоценными камнями, золотыми вещами, роскошными одеждами, разными припасами и напитками»⁴⁰⁰. Относительно обличения священства мы ограничимся цитатой, так как оно заимствовано из поучения Транквиллиона, о котором будем говорить⁴⁰¹.

Чувственные пороки, неразлучные с корыстолюбием, и суеверие, господствовавшее в северной Руси, еще с большею силою обнаружились в южной Руси, под владычеством Польши. Но и там нашелся обличитель современных пороков, резкий не менее митр. Даниила, Транквиллион. В разных местах «учительного евангелия» он часто нападает на недостатки высшего и низшего сословий, и на священников, от нерадения которых зависела распущенность нравов. Весьма резкими чертами изображает он безнравственность и распущенность высшего сословия. «Сановитые люди всецело преданы стяжанию богатства. Они собирают его со своих рабов и являются к ним немилосердие, лютее варваров. Не смотрят на то, что эти несчастные гибнут голодом, скудны разодранного рубища, и всю жизнь трудятся для них, день и ночь проливают слезы, а за все это воздают им злодеяния, побои, раны, досады, узы и темницы; и что всего хуже, они торгуют ими, их женами и детьми, как бессловесными животными. Добытое кровавым потом имение употребляют на себя, украшают золотом и коврами бессловесных шкап (кляч), ослов и мосек; блудницам раздают тысячи, ласкателям пол имения, а убогому ни пенязя; служители христовы лишены у них необходимого»⁴⁰². «В домах их слышны безнравственные беседы, срамные слова блудных жен. Всегда веселятся светло, скачут (и) пляшут под звуки свирелей, утешаются, объедаются и пьянствуют. Множество (у них) тунеядцев, готовых на службу сатанинскую, проливают невинную кровь, обижают сироту. Трапеза их пахнет лихвою, вино смешано со слезами сирот и вдовиц; подданным воздыхание и обида»⁴⁰³. Не менее мрачно проповедник изображает нравственною забитость и развращенность простого народа. «Простые люди по-видимому живут от праведных трудов, но и у них много нечестного. Прельстившись желанием иметь тленное, они отовсюду собирают зло, от продажи и купли, присоединяют неправду к своим неправедным трудам»⁴⁰⁴. «Все (они) предаются объедению и пьянству. Поучаются скокам и плясанию, петь блудные песни, хулить доброе и лгать. И когда их проклятые отцы и матери видят такие успехи своих детей, утешаются ими и похваляют дело сатаны. Никогда ничего не делают; их занятие составляют корчемство, пьянство объедение, танцы, шум свирелей и временное веселие. Такое зло находится ныне в христианском роде, хуже нежели в поганском»⁴⁰⁵.

XVII век в истории северной России ознаменован усилением и возрождением суеверия. Но и в южной России в это время усилилось суеверие. К древним русским поверьям и предрассудкам присоединились новые, заносимые с запада. При общем невежестве в народе особенно укоренилась вера в знамение слов, встречи, полета птиц и проч. Обличая нравственные недостатки народа, стоящее в связи с умственными заблуждениями, Транквиллион обличал и суеверие, господствующие предрассудки. Различие снов он объясняет естественными причинами. «Кому часто снится вода, то это означает флегму; а если огонь, то холеру, воспаление жил и желудка; если страхование, то упадок сил; если деньги, то обличает сребролюбивое сердце». Бывают сны по действию свыше, когда Бог открывает будущее своим угодникам и другим людям. «Так, Бог возвестил Иосифу, что он будет царем в Египте; потом (возвестил будущее) Фараону, Навуходоносору, Мардохею, Даниилу, Маккавею, Иосифу обручнику, Богородице, волхвам, жене Пилата и Павлу». Сказав, что вера в сны может подвергнуть нас обольщению, проповедник предостерегает и относительно другого предрассудка – веры во встречу. «Если кого встретит слуга Божий, то тот ожидает себе несчастий, и диавол вредит ему, возбуждая ненависть к учителю и руководителю в царство небесное. А если встретит жида, или свирельника, то ожидает себе счастия, и сатана помогает ему, по вере его. О безумие! кто не посмеется такому зловерию! Поэтому, слово Божие под анафемой воспрещает веру в сны, встречи, предсказания, ворожбу и чары»⁴⁰⁶.

Затем Транквиллион обличает дурное поведение священства, как причину развращения нравов и заблуждений народа. «Пастыри похищают священный сан, чрез жен и сродников, золото и серебро не для того, чтобы пасти стадо Христово, но, чтобы умножить свое золото и питать свое чрево. (Они) только спешат в корчмы, а овцы их бегут на торжища и в блудилища. В корчмах они многоречивы, шумят языком подобно проходящему ветрилу, связаны бессилием и пленены неразумием. А если кто спросит об обязанностях, то они отвечают: для нас довольно часто читать тропари и кондаки, петь ирмосы, восхваляя (Бога) в простых душах»⁴⁰⁷. Он грозит пастырям судом Божиим. «Пастыри, пребывающие в лености и пьянстве, нерадящие об овцах, услышите страшный голос судии. Какой ответ дадите вы, когда Он спросит об овцах? Скажете: друг пришел ко мне, и я веселился с ним, а твои овцы разошлись по стремнинам, по долам беззакония, и там пожраны львами. Или: меня одолел сон, и я погубил твой талант. Вам ответит Господь: раб лукавый! не слышал ли ты пророка: горе восстающим заутра и гонящим пьянство; и другого: бодрствуйте, ибо диавол, как лев рыкая, ищет кого поглотить. Ты же изгубивший моих овец почему не убоялся и не бодрствовал с добрыми пастырями? Взыщу кровь моих овец от рук ваших. Вот какой ответ ожидает тех, которые сидят в корчмах и блудилищах, без страха Божия, не помышляя о пришествии Господа»⁴⁰⁸.

Характеристика русского народа показала связь его внешних недостатков с внутренними, чувственных пороков с эгоизмом и прочими страстями; так что внешние недостатки были отражением и вывеской внутренних. В подтверждение этой характеристики достаточно привести несколько свидетельств иностранцев. Конрад Буссов в своей хронике выразился о русских так: «не стану говорить о (их) нестерпимо-глупом высокомерии и презрении к ближним, о плутовстве и разврате, о неумеренном употреблении пищи и напитков». Подобное замечание о русских сделал Ульфельд: «как они горды, видно из того, что все, чтобы ни сказали, считают непреложно-верным, не терпят противоречий, в рассуждениях без всякого порядка бросаются туда и сюда, необдуманно выбрасывают все, что попадет (им) на мысль, перебивают слова и не удостаивают выслушать других». Польские послы говорили: «московский народ очень горд и завистлив». Густав-Адольф: «это гордый народ». Типом эгоистического характера, возросшего на почве общественных беспорядков и неустройств, был Грозный, с презрением попиравший общественное благо, жизнь, права и честь ближних. В обличение эгоизма русских и сродных с ним пороков, Крижанич написал сочинение о России. В этом сочинении он доказывает неосновательность высокого мнения о себе русских и презрения к другим народам, проясняет сознание народных их недостатков. «Главный вред для общего блага зависит от незнания самого себя, от излишней любви к себе, когда люди слишком любят свои обычаи, считают себя мудрыми, сильными, богатыми, не будучи такими на самом деле». Затем Крижанич показывает пороки, проистекающие от эгоизма: «расплодились в русском народе премерзкие нравы, так что Русские являются пред другими народами неверными, обманчивыми, склонными к воровству и убийству; неучтивы в беседе, нечистоплотны». Самоуничижение и загнанность народа, выражаемые уменьшительными словами в речи (людишки, сынишко, Васюк, Мишка), порождены после, господством бояр при царях, и крепостным правом. В древности народ не смел проходить мимо дома начальника в шапке, подъезжать к его лестнице; при встрече боярина кланялись до земли, некоторые становились на колена; проезжающие вылезали из экипажей и кланялись до земли. Этот унизительный обычаи воспрещен указом Феодора Алексеевича.

Обличение гордости, эгоизма и сродных с ним пороков встречаем в поучениях митр. Даниила. Он изображает гордость и эгоизм русских теми же чертами, что и иностранные писатели, только с большею подробностью. В слове: «должно подвизаться за истину, стоять за правду», проповедник сперва жалуется на оскорбления от пасомых. «Пастыри везде и всюду приемлют от всех беды и скорби. Когда (пастырь) видит некоторых людей, говорящих неподобное, делающих законопреступное, наставит их и воспретит непослушным: то многую ненависть воздвигнут на него, досаждают, сшивают ложные доносы, клеветы, укоризны, студ, и если бы возможно было, то умертвили бы его. Когда же начнет учить их: о чада! творите, как повелевают заповеди; они отвечают: прежде себя научи. До чего ты доучишь нас! Ты сам по писанию ли хранишь житие? А сей, а оный? Только на нас вооружился, а тех не видишь? а себя забыл? О, отче, как тебе не стыдно! Учитель наш тщеславится как фарисей. Видишь ли, как он о себе думает, гордится! Когда же пастырь строго воспретит; они говорят: это не по-отечески, не монастырски, не учительски; это обычай мучительский. Если же кто, седя на пастырском седалище, будет прост, тих, кроток (и) смирен, то скажут: этот человек простой, келейный, а не властительский; не его дело учить и запрещать»⁴⁰⁹. В следующем слове проповедник объясняет гордость слушателей честнейшими чертами. «Всех людей называешь безумными и грешными, только себя являешь всем разумным и премудрым; зломыслишь, ненавидишь, завидуешь, лукавнуешь, осуждаешь, клевещешь, и многое злое совершаешь»⁴¹⁰.

Обличение самоуправства, буйства, забиячества мы проследили в описании языческих празднеств, игр, обрядов, и видели крайнюю скудость этого рода поучений. Митр. Петр и Фотий обличали обычай поля или судебного поединка; патр. Иоасаф – кулачные бои; свят. Тихон – буйство и смертный бой, коими сопровождалось празднество Ярилы. Неизвестный проповедник XIII века говорит: «иные предел ради земных (т. е. границ земли) тяжутся и бьются». Скудость этого рода поучений восполнялась, с глубокой древности, соборными определениями, которые нередко писались в учительном духе, и в виде грамот рассылались по епархии, в руководство священству. Так, на Владимирском соборе постановлено: «участвующего в богопротивных бесчинствах отлучать от Церкви. Убитые на этих празднествах (языческих) прокляты в сей и в будущей жизни. От тех, кои не перестанут посещать такие языческие празднества и после предписания соборного, не принимать никаких приношений (в церковь), ни просфор, ни кутьи, ни свечей. Если бы кто из таковых умер, священники не должны отправлять над ним погребения и полагать тела их около церкви, под опасением отлучения»⁴¹¹.

Остается теперь проследить обличение сквернословия и ругани, неразлучных с буйством и забиячеством, – качества, которыми всегда отличался русский народ. Этими качествами народа поражались не только иностранные писатели, посещавшие Русь, но и пастыри, присылаемые нам из Греции. Об них засвидетельствовал на соборе царь Иван Грозный. «Христиане лаются всякими укоризненными и непристойными словами». Обличения сквернословия и ругательства идут через весь первый период, хотя не в значительном количестве. Поучений, исключительно направленных против сквернословия, написано очень мало; большею частью обличения ссор и сквернословия разбросаны в поучениях разного содержания, и особенно направленных против пьянства и игр. Так, в слове о праздновании воскресного дня, обличающем пьянство, сказано: «кому ссоры и скаредность, кому суд и прение, не пьяным ли? Ибо, погубив ум, не знает, что делает, – в малоумии простирает великий язык, не стыдится говорить студ и срам; лобызает с похотью чужих жен, и чего не желает, не сказал бы по (доброй) воле, то высказывает⁴¹². «Слово св. отец, о пользе душевной, ко всем православным христианам», направлено против сквернословия. «Не подобает братие православным христианам лаяти матерны»⁴¹³. Это слово с переменами помещено в разных сборниках, вплоть до XVIII века. Напр. «поучение всем православным христианам. Не подобает православным христианам, братие, матерны бранится»; – все направлено против ругательств⁴¹⁴. В сборниках помещено сказание, в виде слова, о троекратном явлении Божией Матери, повелевающей возвестить народу, чтобы не сквернословили⁴¹⁵. Особенно замечателен взгляд митр. Фотия, как иностранца, на постыдную склонность русских к ругательствам и сквернословию, взгляд, исполненный непритворного удивления. Предписывая мирянам правила относительно брака, митрополит внушает священникам учить своих прихожан, чтобы они удерживались от ругательств и сквернословия. При чем он замечает, что этого зла, сквернословия, развитого до такой высокой степени, он не встречал ни в одном христианском народе⁴¹⁶. Патр. Иоасаф, обличая недостойное провождение праздников, скоморошество и игры, резкими чертами изобразил склонность русских к ругательствам. «На праздники владычни, Богородицы и святых вся противно творим и ругательно, ходяще по улицам, бесчинствующе, пьянствующе, восприимше игры и бесовские кощуны; и бывают бои кулачные великие, до смертного убийства. И всякого беззаконного дела умножилось, еллинских блядословий и кощун. Да еще друг друга лают позорною бранью, отца и матерь блудным позором, и всякою бсзстудною, самою позорною нечистотою оскверняют свои языки и души⁴¹⁷».

Корыстолюбие, как замечено, стоит в связи с эгоизмом, и нередко бывает следствием его. Эгоист, пренебрегающий ближними, считает все средства к своему благополучию и обогащению позволенными. Мы видели, как много поводов было, в неустроенной Руси, к развитию корыстолюбия, и как все сословия, особенно правительственное, были заражены им; а равно, в каких видах и преступлениях обнаруживалась эта общая всем страсть. Даже сословие монашествующее, представитель аскетизма, несвободно было от этой страсти. В толпе нищих и бродяг встречались не только священники, но и монахи, занимавшиеся попрошайством. Они бродили и по причине недостаточного пропитания в монастырях, неравномерного распределения доходов между братией, и расхищения имущества слугами⁴¹⁸. Сообразно с этим, и в древнем проповедничестве находим много поучений, направленных против корыстолюбия, проявлявшегося в обманах, краже, взяточничестве, насилиях и попрошайстве. Особенно много поучений направлено против судей и властителей, злоупотреблявших своею властью. Обличения корыстолюбия весьма распространены в сборниках и продолжались во весь первый период. Из всего этого видно, что корыстолюбие, как и пьянство, было существенным злом древней Руси, и глубоко коренилось на исторической почве государственных неустройств. Мы представим более замечательные обличения корыстолюбия, направленные против народа и против властителей, отличающиеся некоторою целостностью, избегая по возможности отрывочных поучений, смешанного содержания. При этом должно помнить, что в обличении народного корыстолюбия лучшую часть поучений составляют обличения богатых.

Мы видели, в какой сильной степени сословия древней Руси были заражены корыстолюбием, вследствие притеснений и общественных беспорядков. В довершение характеристики средних и особенно торговых сословий должно припомнить свидетельство Буссова. «Никто не доверял своему ближнему; цены товаров возвысились неимоверно. Богачи брали проценты больше жидовских и мусульманских. Бедных везде притесняли. Друг друга ссужал не иначе, как под заклад, втрое превышавший занятую сумму, и кроме того брал по четыре процента в неделю; и если заклад не был выкуплен в срок, то пропадал невозвратно». «Впали мы, говорит Палицын, в лихвы, неправды и всякие злые дела». В поучениях, направленных против народного корыстолюбия, проповедники примешивают обличения зависти, вражды, клеветы, грабежа, убийства, и других страстей, сродных с ним; дают наставления относительно займов, процентов, милостыни, пощады слуг и домашних. И все эти жизненные вопросы решаются односторонне, с библейской, нравственной точки, без всякого понимания экономических условий и гражданского нрава; все сводится к аскетизму, самоотвержению и пожертвованию в пользу ближних. Замечательное в этом роде поучение: «правило св. отец о покаянии (XIV века)». «Отрекись неправедного имения; а праведного не храни, не щади раздавать убогим. Отрекись давать деньги в лихву, а дай ради Бога. А что приобрел лихвою, неправдою, клеветою, мздою, грабежом, клятвою, поклепом, присвоением чужого, воровством, разбоем, или награбленным в пожаре, все это возврати по принадлежности. Если нет (владетелей), раздай убогим сторицею. Краденое отдай десятерицею, награбленное и взятое с процентов – сторицею. Праведным имением обогащайся и от него давай милостыню убогим и обретай милость божию; чти Бога от праведных трудов твоих. А хуже всего прибыль, взятая с искупающихся от рабства; таковые не узрят милости божией. Не помиловав равного себе человека, созданного Богом, не насытившись уреченною ценою, не только губят свои души, но и прилагают горе на горе: приводят лжесвидетелей, подкупают злых судей многими дарами. Если кто по неведению обогатился изгойством (продажею рабов), вороти тем же, и не пойдешь в муку. Равно, продающий слугу должен взять столько, сколько дал за него; а если лишнее, то хуже того, который берет наклады, торгует (присолит) живыми душами, с которыми станет пред Богом на суде. Также берущие изгойство на детях, выкупившихся на свободу (лишние деньги за выкуп от рабства), продают кровь неповинную; лучше бы им не родиться, нежели полезти в непроходимые муки. И все верные и смысленные, приобретшие неправедное имение, если возвратят (его) назад, избавятся от греха и сподобятся жизни вечной. И ты, сын, если держишь неправедное имение, отдай (тому), кого обидел, и приди на покаяние, и Бог простит тебя и спасет⁴¹⁹». В слове «о казнях божиих» подробно исчисляются пороки, неразлучные с корыстолюбием. «Неправда и зависть умножилась в нас, злоба превозмогла, величание надмило ум. Звери насыщаются и скоты, а мы не можем насытиться. Одно доставши, другое собирают неправдами, процентами, грабежом, воровством, разбоем, клеветою, неправедным судом⁴²⁰» и проч. В этом роде написаны и следующие поучения в Изумруде соловецком: слово Златоуста (о хищении) л. 56. Правило св. отец, направлено против пьянства и неправедного собирания имений⁴²¹. Поучение о лихоимстве и пьянстве⁴²². Наставление в виде притчи, (направленное) против ненасытного желания богатства⁴²³. «Некоего христолюбца толкования от премудрости», – направлено против желающих богатиться и самонадеянных мудрецов⁴²⁴. Слово Златоуста о берущих много имения, 35-е в Изумруде (проповедник сознается, что пользуется Златоустым). – 66 слово Златоуста, – подобного содержания.

Обличая корыстолюбие вообще, в связи с разными страстями и пороками, проповедники направляли свое слово и против частных проявлений корыстолюбия, или против людей, промышлявших незаконными средствами к жизни, питавшихся на чужой счет. Особенно сильно они обличали ростовщиков, лентяев, странников, стремившихся без признания в монастыри, и наконец богачей, притеснявших бедных.

Относительно ростовщиков находим множество наставлений; но эти наставления разбросаны в бесчисленных поучениях, в виде кратких заметок и советов. Митр. Никифор в поучении о необходимости поста и покаяния говорит: «отпусти должникам долги; если это невозможно, то по крайней мере отпусти большой рост, который подобно змее съедает убогих. Если ты постишься и берешь с брата рост (проценты), то нет никакой пользы. Ты считаешь себя постящимся, а ешь мясо, – не мясо овцы, или других животных, но брата твоего, закалая его злым ножом лихоимства, неправедной корысти, тяжкого роста». Неизвестный проповедник св. Кирилл, в слове о посте говорит о прощении обид и долгов. Это слово, современное введению христианства в стране, указывает на обычай, упоминаемый и в правиле митр. Иоанна. Барышники, купив рабов из язычников и обратив их в христианство, снова продавали язычникам, с выгодою. «Простим повинных пред вами, чтобы Отец небесный оставил и наши грехи; ибо если мы не пощадим единоверцев своих, то какую милость получим от Бога? Я вижу многих, бьющих дружину свою, из–за беззаконных накладов, пока биемые не продадутся поганым (язычникам). Окаянный, кого ты вогнал в поганство, ради малого прибытка? Такого же человека, и особенно (и притом) христианина. Сын Божий пришел с небес и пролил свою божественную кровь, спасая человека; а ты, противясь Богу, убиваешь тело и душу человека, освященного крещением. Если не отстанете от своих сатанинских дел, то(вы) не достойны войти в церковь, пока не очиститесь покаянием»⁴²⁵. В Златоустнике 106 слово: «избранно от всех книг, еже имети всякому христианину страх Божий»; дополнения: «денег отнюдь не давай в рост, ибо апостол поставляет лихоимца (наравне) с блудниками». В Изумруде 126 слово подобного содержания.

Мы видели, какое множество нищих расплодилось в древней, неустроенной Руси, и в том числе обманщиков, попрошаек, дармоедов. «Они, подвязав руки и ноги, завеся и зажмуря глаза, будто слепые и хромые, просили милостыни». В дополнение к этому изображению представим честнейшие сведения о нищих и попрошайках. Посошков в свое время насчитывал в России нищих до 30,000⁴²⁶. В конце XVII века их насчитывали в Москве до 1,000 человек⁴²⁷. Эти нищие разгуливали по России, грабили, поджигали, бунтовали, лежали в тележках и на улицах, по указанию стоглава; пели глупые и вредные песни, по регламенту⁴²⁸. А что всего хуже: ослепляли младенцев, ранили их, скорчивали им руки и ноги, чтобы тронуть прохожих⁴²⁹. Этот ужасный промысел в больших городах продолжается доныне. Общественная и частная благотворительность не удовлетворяла нуждам нищих; богадельни при церквах были бедные и дурно управлялись⁴³⁰. Богадельни стали умножаться к концу XVII века. Это множество нищих, готовых на всякое преступление, было настоящим злом древней Руси, особенно в несчастные годы. Оно, как мы заметили, свидетельствовало о неустройствах государства, и, подобно паразитам в больном теле, предвещало его погибель. Не смотря на великость зла, поддерживаемого в государстве размножением нищих, проповедники не обращали на него должного внимания. Напротив, как мы сказали и докажем, они всего чаще толковали о милостыне и вспоможении нищим. Независимо от евангельской заповеди о благотворительности, проповедники видели общественные неустройства, порождавшие нищету, и потому снисходительно смотрели на нищих и их пороки. При всем том, умножение нищих в государстве, дармоедство и бессовестность многих из них, поражали мыслящих проповедников и иногда вызывали их негодование и обличение. Поэтому, в древнем проповедничестве находим несколько поучений, направленных против ленивых, «не хотящих делать», «чужими трудами кормящихся, аки червей, едящих капусту». Лучшее из этих обличений, проникнутое творчеством русского ума и глубоким негодованием, есть: «поучение св. отец к ленивым и не хотящим делать». Оно написано в сатирическом тоне, в виде метких афоризмов и присловий, и потому помещено было в «Пчеле».

«Любимые друзья и братие! не уподобляйтесь ленивым рабам; недолго спите, лежите, рано вставайте, поздно ложитесь, Богу молитесь. Лежа, добра не видать, чести и славы не получить, цветных одежд не носить, медового питья не пить, сладкого кушанья не есть... Беда по голеням его (ленивого) бьет, долг в зашею толкает, недостатки в дому сидят, раны по плечам лежат. Уныние на голове, смех на бороде; помысл на устах, оскомина на зубах, горечь на языке, печаль в горле; в печенях сухота, во чреве алкота. Ленивый в долу не господин, жене не муж, детям не отец, добрыми – не знаем; в деревне жить ленится, на посаде не годится. Ходя по улице, как пес голодный в окна глядит, и как свинья об углы чешется. Нищета в пазухе у него гнездо свила, скорбь по бедрам висит, тоска и ноги связала. О, горе! леность привязалась к нему, как милая жена к мужу своему; часто вздыхает, расстаться не хочет. Ему воздают укоры и поношения, и бесчестие, – (все это) как снег на голову летит. И начнет окаянный чужими трудами кормиться, как червь капусту есть»⁴³¹. Показав безобразие лености, с ее нуждами и лишениями, проповедники побуждали ленивых к труду, обогащению и спасению. «Поучение ленивым, иже не делают, и похвала делателем». «Не хотел я об этом говорить вам, но боюсь сказанного: возбуждайте спящих и побуждайте ленивых к деятельности. Делатель подобен иноку, ибо, отрясши сон, идет на дело, в зной и зиму собирает плоды трудов, на спасение души; от них подает неимущим, кормит нищих. Руки прилежных разбогатеют, а делатель пьяница не может быть богатым; ибо леность есть мать злым. Господь обещал вечную жизнь не ленивым, спящим, лихоимцам, пьяницам и ворам, но тем, кои ради Бога труждаются своими руками»⁴³². «И что может быть полезнее, как не похищать чужого, без лености трудиться, и быть довольным от своей силы»⁴³³.

Корыстолюбие народа извлекало выгоду из самой религии, искусно прикрывалось ее духом и предписаниями. В России был целый класс людей праздношатающихся, под видом благочестия и богоугождения. Это, во-первых, были бродячие священники, которые по бедности своих приходов стремились в большие города, особенно в Москву, и нанимались служить в домовых церквах. В Москве они особенно толпились у Спасских ворот (в Кремле), где много проходит богомольцев. Бродячие попы занимались играми, ругались, дрались и торговались с прихожанами за совершение службы. Напр. они держали калачи в руках и говорили: «не торгуйся, а то закушу» (речь об обедне). Многие из них были без местные, запрещенные, готовые на всякое преступление за деньги, венчание незаконных браков и проч. В начале XVIII века в Москве насчитывали бродячих попов до 150 человек. Во-вторых, это были монашествующие обоего пола, бродившие по монастырям, городам и селам, заводившие уединенные скиты, собиравшие на построение церквей и проч. Между ними было много бродяг, преступников, беглых, укрывавшихся от податей и кары закона. На стоглавом соборе царь жаловался на попрошайство нищих богомольцев и разных пустынников. К концу XVII века возникло, в 50 лет, до 120 скитов в лесах, кои делались пристанищем раскола, дезертирства, тунеядства, незаконного пострижения и проч. «Большая часть, говорит Прокопович, бегут в монастыри от податей и лености, чтобы даром есть хлеб». В-третьих, это были богомольцы, странствовавшие по России и на восток, не только по обетам, но и ради свободы, дарового пропитания. Живя за чужой счет, занимаясь сплетнями и сказками, бражничеством и воровством, эти люди были в тягость обществу и возбуждали негодование властей. Уже в ХII веке столь многие стремились в Грецию, на Афон, особенно в Иерусалим, что пастыри запрещали подобные обеты и путешествия. Св. Иоанн и Нифонт налагали эпитимию на странников, замечая, что их обеты опустошают Русь. Игумен Варлаам, бывший в Иерусалиме 1062 года, видел там русских богомольцев⁴³⁴. Константинопольский собор (1301 г.), одобрив запрещения еп. Феогноста, изъяснился так: «многие под предлогом путешествия ко св. местам неправедно наживают имение, хотят жить за чужой счет, и нередко распространяют о чужих землях ложные слухи». Толпа русских странников увеличивалась странствующими греками, которые нередко ходили с подложными гранатами, торговали ложными святынями, и, по свидетельству Крижанича, выдавали себя за епископов и митрополитов. Супруге Петра I они продали за 1000 р. кусок несгораемого холста, вместо ризы Богородицы. Все эти странствования вытекали из аскетических стремлений древней Руси, из благоговения к монашеству и местам, освященным подвигами святых. Но аскетические стремления многих странников и пустынников подавлялись страстями, житейскими нуждами и лишениями, и таким образом, из благих начинаний и целей происходили дурные следствия. «Сие мнози делают свободного ради жития, чтоб от всякой власти удален, возмогл жити по своей воле, на устрояемый скит собирал деньги, и теми корыстовался⁴³⁵». Из бесчисленных странников и пустыннолюбцев весьма немногие могли перенести лишения, труды и подвиги сверхчеловеческие, в борьбе с природою, страстями и людьми. Описание тягостной жизни пустынников северной России, особенно Зосимы Соловецкого и подобных, приводит читателя в ужас и уныние.

В древнем проповедничестве мы не находим поучений, обличающих праздношатание и неразлучные с ним беспорядки. Вероятно, пастыри снисходительно смотрели на странников, из уважения к их обетам и сану. Мы видели, что древние епископы ограничивали путешествия ко св. местам епитимиями. Соборы 1667 и 1681 г. ограничили праздношатание безвестных попов. Особенно важною мерою в этом случае оказалось разрешение службы вдовым священникам. Те же соборы и особенно регламент ограничили построение скитов, пострижение и бродяжничество монахов. Бродящих монахов и монахинь велено ловить и исправлять в заключении. «Многие непостриженные ходят, облекшеся в монашеский образ; от них всякое зло, на соблазн многим». «Ловить волочащихся монахов, без подорожной, и отсылать к епископу⁴³⁶». Трудно, впрочем, допустить, чтобы в течение 700 лет ни один проповедник не возвысил голоса против праздношатания и соединенных с ним общественных беспорядков, если проповедники обличали менее важные неустройства жизни. Надобно ожидать, что при дальнейшей разработке проповеднического материала, отыщутся в этом роде какие–либо поучения, к чести проповедников; равно отыщутся в большем количестве обличения других беспорядков, напр. кулачных боев и разных суеверий. Впрочем, мы находим обличительную заметку, относительно странников, в книге игумена Даниила (ХII в.) – «Странник». Он вообще отзывается неодобрительно о путешествующих в Иерусалим; говорит, что они ходят туда без всякой пользы, обольщаются своим подвигом, и за возношение ума губят свои труды. Затем дает советы странникам, чтобы они сидели дома и совершали добрые дела⁴³⁷. Наконец, встречаем одно обличительное поучение, вероятно того же Даниила. «Слово св. Данила о мирской суете и чернецах». «Слышим о (некоторых) наших соблазняющихся женитьбою. Думают, что брачная жизнь незаконна и лишает спасения. Другие оставляют своих жен и незаконно постригаются. (Они) не хотят трудиться и отходят в Иерусалим и в прочие города, ища льготы. Пошатавшись там, возвращаются в свои домы и каются в безумном своем труде... Св. апостолы и сам Бог, ходя в мире, учили уклоняться от неправды и всякой злой похоти, которые губят человеческую душу»⁴³⁸. В поучении раскрывается мысль, которую находим и в вопросах Кирика, что многие, путешествуя в Иерусалим, по склонности к бродяжничеству, «не затворяют уст своих от велеречия, и с прилыганием поведают, иже на онех землях⁴³⁹».

Вследствие аскетического настроения древней Руси, господства монашеского идеала в жизни, все сословия стремились к иночеству. Идеал монашеский, как выражение высшего совершенства, не встречая противодействия в других идеалах и стремлениях общественной жизни, развился до крайностей. Он породил во многих людях превратные убеждения о нравственности и обязанностях христианских. Составилось убеждение, что «живуще в мире, с женою и чады, не можно спастися». Это убеждение доселе держится в раскольничьих скитах, особенно в секте богомилов, порицающих брачную жизнь. Поэтому, в старину многие поступали в монастырь и облачались в монашеские одежды, не из одной корысти, но из убеждения в спасительности самой формы монашества и внешней обстановки его; а тем более при смерти старались облечься в ангельский образ. Многие мужья оставляли жен и детей, а жены – мужей, и поступали в монастырь; даже постригались на дому и дома вели монашескую жизнь. Многие родители обрекали своих детей в монашество и потом принуждали постригаться. Регламент воспретил этот обычай. «Обещанных и принуждаемых не постригать; наблюдати сего накрепко»⁴⁴⁰. Многие жены выпрашивали себе имение у умирающих мужей, обещая постричься в монашество и молиться о душе их. С. этою же целью многие наделяли монастыри имением и погребались в церкви, или в монастырской ограде, чтобы спастись молитвами подвижников. Но замечательно проявление эгоизма и корыстолюбия в самых священных стремлениях древней Руси. Монастырям обыкновенно дарили пустопорожние земли, ничего не стоившие, а при возделывании монастырском приносившие пользу государству. Несмотря на аскетические стремления самих проповедников и их любовь к монашеству, они довольно строго обличали неправильные взгляды мирян на этот предмет и проистекающие отсюда беспорядки. И во-первых, они строго обличали тех людей, которые, оставив семью, поступали в монастырь, чтобы избавиться от забот и иметь готовое пропитание. «Братие, говорит неизвестный проповедник, послушайте (меня) любовно. Кто отходит в монастырь ради нищеты, или не может кормить детей (своих) и убегает от них, таковой бегает ради угодия чреву, а не из любви и угождения Богу; таковой отрекся веры, хуже неверных, и призывает многие проклятия. Ибо оставленные им дети помирают с голоду, босые и нагие изнемогают зимою, горько плачут, говоря: зачем отец и мать породили нас и оставили нас в великой нужде! И если нам повелено кормить чужих сирот, то тем паче не должно оставлять своих. Ибо Бог везде примет живущего праведно, по закону. И не спасут нас черные ризы, если начнем жить в лености, и не погубят белые, если творим заповеди божии. Ибо не монахам сказано: Я наг был, и вы не одели меня, и прочее. Монахам не велено выходить из монастыря; а если ходят, то сами принимают милостыню. Не пустынникам сказано: в темнице был, и вы не пришли ко Мне; но все это сказано христианам, живущим в мире, делами (рук), да спасени будем⁴⁴¹». Несколько таких поучений, написанных в чисто практическом тоне, помещено в Православном Собеседнике и в древних сборниках. Поучение св. отец крестьянам; оно сходно с предыдущим словом, почти буквально⁴⁴². Слово к хотящим без вины законные оставляли жен своих и идти в монастырь⁴⁴³. В Златоустнике слово 81-е Златоуста, «от патерика душеполезно». К рассказу, взятому из патерика, прибавлена выписка из слова пресвитера Косьмы против богомилов, порицавших брак; выписка направлена против увлекающихся монашеством и неразумно избирающих подвижническую жизнь. В Изумруде: слово 21-е св. отец к христианам: взято из слова Косьмы на богомилов. Слово направлено против тех, кто оставляет жену и детей и отходит в монастырь. 152-е св. отца Василия Великого. Проповедник внушает отцам семейства разделять при смерти свое имение и объявлять завещание пред семью честными свидетелями; отнюдь не оставлять имение жене, не верить ее обещанию остаться вдовою и постричься в монашество. «Видел я, говорит проповедник, многих жен и вдов, кои, не смотря на данные обеты, вышли за муж, завещание взяли себе, а детям своим ничего не дали». Подобное слово помещено в Правосл. Собеседнике 1858 г. декабрь.

Но всего более, проповедники обливали корыстолюбие богачей, притеснявших бедный народ, порицали их милостыню и приношения в церковь, приобретенные насилием. «Слово о немилостивых богатых» (ХII в.). «Богач! ты зажег в церкви свои свечи; но вот сюда же пришли, с воздыханиями к Богу, обиженные тобой рабы, сироты и вдовы. Своими слезами они погасят твою свечу. Лучше тебе не обижать их, нежели освещать храм неправедно собранным воском; помогай лучше тем, кого ты обидел. Это – лютость, а не милостыня, одних обидеть, а других миловать. Ежели рабы твои, пасущие стада, потравили нивы сироты, муками приневолены к работе, босые, нагие, голодные, избитые, истощенные безмерными накладами, лишенные сел и ограбленные тобою, с плачем вопиют к Богу: что и милостыня твоя! Лучше оставь неправды свои и сделай рабов своих беспечальными, нежели приносить Богу неправедно собранное имение. Тот именно милостив, кто дает от своего труда и своей силы»⁴⁴⁴. Некоторые поучения изображают домашний быт древних богачей. Так, в слове о богатом и убогом, изъясняющем притчу о Лазаре, картинно изображен внешний и внутренний быт русского богача. «Тот богато на земле жил, в багрянице и шелке (наволоце) ходил. Кони его тучны, украшены золотою сбруей, седла позолочены. Многие рабы его, в золотых гривнах, в монистах и обручах, в великой славе, шли позади и впереди. На обеде сосуды золотые и серебреные, кушанья многие и различные: тетерки, гуси, журавли, рябчики, голуби, куры, зайцы, олени, кабаны, дичина, пироги и проч. Многие повара работают до поту (с потом); много (прислуги) на перстах (пьрстех) носат блюда; иные с боязнью обмахивают. Великие серебряные чаши позолочены, кубки и котлы, в них разные напитки: вино, мед чистый и квас. Питие всенощное, с гуслями и свирельми. Веселие многое – ласкатели, наушники, шепотники (шьпилеве), празднословцы, смехотворцы, плясание, мерзости, вопли (и) песни. Готовят ему одр, настланный шелковыми пуховиками. Лежащу ему и немогущу заснуть, одни гладят ноги, другие тешат по лядвеям, иные чешут по плечам, иные гудут, балагурят и кощунствуют. Такова была слава богатого»⁴⁴⁵. Слово св. Исихия сходно с предыдущим. Описав роскошь богача, проповедник делает фигуру обращения: «но и ты богатый умрешь и оставишь дом твой, обличающий твои дела. Каждый проходящий скажет: а! это дом того хищника, который облупил сирот; и вот двор его пуст. Не говори мне, что ты боярин, или посадник. Я не порицаю властей, но осуждаю делающих зло». Оба эти слова взяты с греческого подлинника, но переделаны применительно к правам русских богачей⁴⁴⁶.

Выдерживая задачу практического проповедничества, мы показываем развитие идей в каждом отделе его и самую хронологию, насколько это дозволяет содержание проповедей и проповеднических сборников. Такое развитие идей, применительное к событиям историческим и явлениям жизни, мы покапали в обличении язычества, разврата и других заблуждений и пороков. В страстях, проявляющихся одинаково во все времена и вызывающих однообразное поучение, каковы например: пьянство, пресыщение и т. под., нельзя подметить развития идей, новых сторон в предмете, прогресса в мыслях и слове. И обличении корыстолюбия богачей, странничества и праздношатания, против которых написано по два, по одному слову, оставалось одно: выписать те строки, замечания и картины, которые наиболее характеризуют дух и нравы эпохи. Чувствуем несовершенство в выполнении этой важной задачи, зависящее главным образом от неполноты и несовершенства проповеднического материала. Но в тоже время утешаемся мыслью, что прагматическая история проповедничества восполнит этот недостаток; а для «Очерка» исторического достаточно наметить те пункты и задачи, от решения которых зависит понимание развития проповедничества. При всем том, приступая к обличению судей и властителей, мы чувствуем необходимость раскрыть эту область обличений в исторической последовательности, хоть в общих чертах. Злоупотребления властителей имеют более важное значение для уяснения исторической жизни, нежели страсти народа. Князья и судьи заправляли государством. Притом же, положение судей, их деятельность и злоупотребления изменялись в своей форме, с течением веков. Дружина удельных князей, ее переходы с места на место, при передвижении княжеских престолов, и беспощадные грабежи, сменены боярством, при возвышении царской власти, оседлым правлением бояр и систематическим взяточничеством, «кормлением». История проповедничества должна выяснить эту постепенность в развитии правительственной власти и злоупотреблений ее, показать типические черты насилий дружины, князей, поборов бояр, царей, и вредные следствия злоупотреблений, гибельно отразившихся в нравах народа, в его лукавстве, лживости, лицемерии, плутовстве, хищности и корыстолюбии, которым так удивлялись иностранцы. Нельзя же в самом деле допустить, что эти вековые насилия властей, особенно стоящих на верху, шпионство и конфискации Годунова, разбои опричнины Грозного, не отразились в жизни народа, или благоприятствовали улучшению нравов. И русским проповедникам в эти бедственные времена предстояли трудные задачи, а их слову и обличению – широкое поприще. Словом: мы сознаем всю важность предстоящей задачи в этом отделе проповедничества и желали бы разрешить ее с возможною полнотою и обстоятельностью. К сожалению, и здесь, как и в других отделах практической проповеди, нельзя дать полного изображения предмета, начертания подробной картины самоуправства и корыстолюбия властей. Каких-нибудь два сборника, завещанные древностью, и в них два-три десятка обличительных поучений, без достаточных хронологических указаний, дают мало пособий к уразумению дела. Притом же, эти поучения отличаются общностью тона, преобладанием нравственных сентенций, подражанием греческим проповедям, компиляцией и повторениями, зависевшими от робости проповедников, неразвитости подчинения чужим авторитетам. В решении предстоящей задачи мы сделаем возможное, насколько позволяют литературные источники и материалы.

Вследствие исторических причин, изъясненных в изображении быта и характера народа, все сословия древней Руси проникнуты были эгоизмом и корыстолюбием. С особенною силою эти страсти сказались в властителях, имевших более средств к обнаружению своих желаний и требований. В обнаружении корыстолюбия и самоуправства властителей должно различать два периода: удельной системы и дружинного начала, правления царей и бояр. И в этих периодах должно отличать пределы или точки высшего напряжения страстей и беспорядков. В первом периоде таким пределом или пунктом будет ХIII век, когда к междоусобиям князей присоединилось нашествие монголов, и частное право взяло верх над законом. В это время, по указанию летописей, актов исторических и проповедей, настало полное самоуправство, полное попрание законов, притеснение бедных, насилие и грабежи. «Сокрушал и погублял всякий, а заступающего не бе». Во втором периоде таким пределом будет царствование Грозного, и следовавшее за ним царствование Годунова и междуцарствие. В это время «царь нача не милостивно раб своих гонити, и кровь их пролияти, грады краснейшие разрушати, христиан, даже до сущих младенцев, убивати. И тако многа лета во дни живота своего провождая, наконец старости пришед, нрава своего никакоже перемени». «А бояре крест целуют, да изменяют; держа города и волости, от слез и крови богатеют, ленивеют. В московском государстве нет правды; люди приближаются к царю не по воинским

заслугам и мудрости. Государь должен собирать доходы со всего царства в одну свою казну»⁴⁴⁷. Особенно в Сибири, вдали от закона и царя, самоуправство и насилие властей достигло последних пределов. Оно выражалось в таких безобразиях и пороках, что с трудом может быть высказано и передано на бумаге.

Слов, обличающих корыстолюбие и самоуправство властей, написано довольно много, и почти все они явились до XV–XVI века, как видно из некоторых указаний хронологии, заключающихся в сборниках, и содержания поучений. Некоторые из этих поучений написаны в ХIII веке, во время полного обнаружения беспорядков и самоуправства властей. Поучения эти обыкновенно помещались в юридических сборниках, в руководство князьям и судиям, и тем более оказывали благотворное влияние на нравы, обуздывая корысть и своеволие властителей. Так, в «Мериле праведном», сборнике XIV века, в котором есть указания на монгольское иго, помещены следующие слова, в руководство князьям и судиям; а) пространное поучение в. кн. Василию, об обязанностях его и всех русских князей к их подданным; б) слово на немилостивых князей; в) слово о гордости властителей; г) слово о судиях и властителях берущих взятки (емлющих мзду); д) слово о судиях и клеветах. «Если судия, говорит слово, кого–либо неправедно осудить и продасть, и на эти деньги купить пищу и одеяние, а вам (князьям) – обеды и пиры; то вы отдали стадо Христово ворам и разбойникам». В Кормчей XV–XVI века помещены слова подобного содержания; а) слово Василия Великого о судиях и властителях; б) слово Сираха на немилостивых царей и князей, которые судят неправедно; в) слово его же царям, князьям и всем вельможам о гордости; г) слово о судиях и властителях, берущих взятки и неправедно судящих; д) слово пророка Аввакума на обидящих и насильствующих. В некоторых кормчих книгах эти слова помещались вместе с «Русской правдой»⁴⁴⁸. Чтобы составить понятие о характере и содержании этих слов, достаточно прочитать первое слово Василия Великого о судиях и властителях, помещенное в Правосл. Себеседнике⁴⁴⁹. Это слово пространно, наполнено нравственными наставлениями и текстами, не отличается богатствам красок и искусством изложения. Слова подобного содержания встречаются и в других сборниках; например, в Изумруде: слово Златоуста и св. отец, 28-е, чтобы не обижать вдов и сирот. Лучшее в этом роде слово по содержанию и изображению неустройств ХIII века, – св. Ефрема о мятеже жития сего. «Многие из вельмож, как псы, прежде времени сведены во ад, а богатые в последствии обнищали. Судья радуется, осуждая подсудимых; а восплакал, когда потерял власть. И ничто не твердо в людях, но все беспорядочно; один у другого захватил землю, а другой отнял имение. Вот село было за тем, а ныне там дом другого. Другие, не насыщаясь имением, порабощают свободных сирот и продают. Иные крадут и грабят, стараясь больше собрать имения. Нисколько нет правды в мире. Нельзя иметь веры к другому и надеяться на брата, ибо обещает мир, а мыслит зло. Лесть и зависть господствует и ненасытное корыстолюбие. Силу нам дал, (Бог), чтобы правду творить; а мы беззакония совершаем. Богатство дал, дабы подавать неимущим; а мы обидим сирот, причиняем насилие вдовицам, отнимаем у бедных. Власть вручил, дабы избавляли обидимых, а мы из корысти обвиняем правого. Нет правого пути и суда, погибла любовь, умножилась ненависть, добродетель презрела, почтено высокомерие и гордость, погибла истина и ложь покрыла землю. О широта и глубина долготерпения Божия!»⁴⁵⁰.

При господстве насилий, неправосудия и взяточничества, обличительная проповедь не ограничивалась церковною кафедрой. Могли представляться случаи к обличению судей на всяком месте. И история сохранила нам один из таких поучительных случаев. Полоцкий князь Константин, желая обличить пред всеми своего судью взяточника, спросил епископа Симеона об его участи за гробом. «Владыка! где быть судье (тиуну) на том свете? – Там, где и князю. – Судья, неправедно судит, берет взятки, мучит и продает людей, совершает всякое лихо, – а я что делаю? – Если князь добр и богобоязнен, любит правду, жалует людей: то он избирает судью, или волостеля доброго, богобоязненного, исполненного страха божия, разумного, праведного, знающего дела (суд) и все творящего по закону божию; тогда и князь в рай и судия в рай. А если князь не имеет страха божия, не жалует христиан, не милует сирот, не заботится о вдовицах, поставляет судью или волостеля человека злого, не боящегося Бога, не ведущего закона божия, не разумеющего суда, и это ради прибыли князя, а людей не щадит: то он как бы бешеного человека пустил да людей, дав ему меч. Такой князь, давший власть человеку губить людей, и сам пойдет во ад и судия с ним»⁴⁵¹. (Но где взять, можно бы спросить, идеального судью, а тем более многих) ?..

В период царей и господства бояр не видим умножения обличительных поучений, так как в это время начался упадок проповеди. Впрочем, в сборниках XV–XVII века встречаем древние обличительные, уже известные нам, нередко переделанные. Эти слова, как мы видели, отличаются преимущественно общими наставлениями о суде и правде, и потому легко удовлетворяли нуждам времени. Таковы напр. следующие поучения: наказание властителям о суете мира сего; слово судиям; слово о судиях и властителях неправедно судящих и берущих взятки; слово Сираха о немилостивых князьях, неправедно судящих; слово Златоуста о берущих проценты с сирот; слово о том, чтобы сильные не обижали меньших, цари и князи – вдов и сирот; слово о многоимании; поучение – да никтоже уповает на себя, ни на властителя, но на Бога⁴⁵². В синодальном сборнике XVI века содержатся подобные слова: слово, да не обидят сильнии меньших; слово о вдовицах и сиротах, да не обидят их цари и князи и властители; слово Сираха на немилостивых царей и князей, которые судят неправедно; слово о судиях и властителях, берущих взятки и неправедно судящих; слово св. Василия о судиях и властителях⁴⁵³. Есть и в других сборниках слова подобного содержания, напр. слово пророка Захарии к немилостивым князьям, – «творите праведный суд». Некоторые слова озаглавливаются просто: судиям; властителям; сильным мира сего, и т. под. Может быть, некоторые из упомянутых слов написаны в позднейшее время, по готовым образцам⁴⁵⁴. Вообще, исчисленные нами слова проводили в диком обществе благодетельные убеждения, ограничивали жестокость и хищность судей, внушали им милость, снисходительность, чувство долга, правды, законности, честности, бескорыстия, верности службы, и потому они списывались во множестве экземпляров. В XVI веке митр. Даниил в посланиях к боярам изображал их происки и самоуправство, внушал им кротость и воздержание, предписывал осторожность и самообладание в делах, покорность своей участи, довольство службой и общественным положением.

Своеволие бояр, особенно в царствование Грозного, не всегда проходило даром. Многие из них за свои преступления подвергались казнам, лишению чинов, имущества и ссылке. Между виновными были и невинные страдальцы, оклеветанные врагами. Многие из ссыльных бояр, особенно невинных, обращались к пастырям за утешением, просили их ходатайства и заступления пред царем. Проповедники не могли оставить страдальцев без утешения и совета. И вот, они написали довольно поучений, в коих раскрыли скоротечность жизни, суетность земных благ, пользу скорбей, необходимость покаяния и исправления. Подобное увещание писал прот. Сильвестр одному опальному боярину. «Напоминаю тебе, что скорбное (в жизни) бывает не без божия промысла. Ты не малодушествуй, не враждуй, не злословь причинивших тебе скорбь; не осуждай царя, потому что он не без ума носит меч и есть отмститель творящему злое. Не завидуй богатым, ибо они подвержены многим грехам» и проч.⁴⁵⁵. Оканчивая обзор поучений, направленных против судей и князей, обратим внимание на дидактический тон и смелый дух, которым проникнуты они, даже в заглавиях своих. «Слово Сираха на немилостивых князей и царей, которые судят неправедно». Имя Сираха здесь несколько смягчает резкий тон и докторальность поучения. Вспомним беседу владыки Симеона с князем Константином, смело обличающую и грозящую адом. Нас удивила бы эта докторальность и смелость неученых епископов, если бы мы не имели понятия о их правах в древности, гражданском значении, которое делало их советниками князей. Что же касается слова: «царь», часто упоминаемого в древних поучениях, то это свидетельствует о подражании наших книжников греческим проповедям. Иным тоном проповедовали пастыри при царях; они сильно понизили свой голос, как это доказывают речи митр. Макария, обращенные к Грозному, и другие поучения.

Что касается обличения царей, которые нуждались в нем не менее князей, то мы почти не находим их в древнем проповедничестве. Напротив, мы видим уступки и поблажки проповедников державным лицам, конечно, вытекающие из немощи природы и страха пред властью. Немного героев в свете, которые пожертвуют своим счастьем и жизнью за правду и закон. Так, например митр. Даниил, разрешает второй брак кн. Василию при живой жене; и что еще удивительнее: собор пастырей разрешает Грозному четвертый брак. Впрочем, нашелся в то время пастырь великий духом, который осмелился обличить самоуправство и хищность Грозного. Это был митр. Филипп⁴⁵⁶. Впрочем, Филипп не исправил обличением царя и опричников, не облегчил участи гонимых, и за свою смелость поплатился заточением и жизнью. Среди общего уничижения пред царем, он своим великодушием оправдал на себе пословицу: «один в поле не воин». Слушая обличения митрополита, царь сказал: «только молчи, одно тебе говорю: молчи, отец святой! – Наше молчание, отвечал Филипп, полагает грех на твою душу и приносит смерть. – Мои ближние восстали на меня, ищут мне зла. Какое тебе дело чернецу до наших царских советов? – Я пастырь стада Христова. – Не прекословь державе нашей, чтоб тебя не постиг гнев мой, или оставь митрополию. – Я не просил митрополии, не искал чрез других, не действовал подкупом для получения сана. Зачем ты лишил меня пустыни»? …

Максим Грек написал два послания к царю Иоанну IV, в которых напоминает о его обязанностях и предостерегает от пороков. «Истинный царь управляет подданными правосудно и старается господствовать над бессловесными страстями. Он должен избегать сребролюбия, славолюбия, сластолюбия, гнева, пьянства, украшаться чистотою, кротостью, милосердием. Царь должен признавать лучшим советником того, кто внушает миролюбие с соседями, а не того, кто возбуждает на войну. Он должен исправлять недостатки священников и пастырей, которые употребляют вклады, жертвуемые на нищих и сирот, на свои нужды, своих племянников и сродников»⁴⁵⁷. В другом послании учит царя правосудию, заботливости о подданных; внушает почитать епископов, беречь и награждать князей, бояр, воевод и воинов, миловать убогих, вдовиц и сирот. Подобное послание он писал и к великому князю (вероятно, Василию Иоанновичу). В послании проповедник, между прочим, упоминает о необходимости достоинств советников великого князя, князей и бояр, правосудии, прилежании, единомыслии и миролюбии.⁴⁵⁸

Мы видели, что эгоизм и корыстолюбие народа, развитые общественными неустройствами, выразились в домашнем быту семейным деспотизмом. Семейный деспотизм всею тяжестью своею пал на беззащитные существа: жену, детей и слуг.

Деспотизм в отношении жены выражался в грубом обращении с нею, в притеснениях и жестокости⁴⁵⁹. По домострою, отец – господин дома, в котором все делается с его разрешения. «Достоит мужу свою жену наказывать, и наказав пожаловати. И дети, и слуги так же наказывати и раны возлагати, да наказав пожаловати. Ино плетью постегать, на едине; никакоже не гневатися жене на мужа». Допустим, что грубые нравы века и злоупотребление свободою вынуждали подобное обращение с женою, детьми и слугами. Но из житий святых видно, что женщина в старину часто страдала и невинно, вследствие предрассудков, и, между прочим, религиозных. Так напр. муж бил свою жену, когда она не рожала детей, или рожала одних девочек. В этом удостоверяет нас житие Александра Свирского. Вообще, по домострою, жена – забитое существо, она «должна быть трудолюбивая, послушная и молчаливая». В древних поучениях мы не находим сочувствия к женщине. Немногие проповедники высказались в защиту ее прав, и то слегка; напротив, многие высказались враждебно, считая женщину как бы опечаткой природы, орудием греха, соблазна и диавола. Все это объясняется аскетическим строем древней проповеди и жизни, наследованным от греков, и неустройствами общественной и семейной жизни, о коих сказано выше. Сочувственное наставление об обращении с женою встречаем в словах митр. Даниила. Так, в слове 14-м, воспрещающем мужу разлучаться с женою, митр. Даниил учит любить своих жен и не обижать их. «А ты, говорит проповедник, непрестанно грызешь ее, до того, что она с ума сходит от твоего свирепства. О, человек, перестань так поступать». Затем советует не позволять женам, во избежание соблазна и больших расходов, лишних украшений, наблюдать во всем меру, в пище, питии, одеждах, сапогах, умовении. Патр. Адриан, как сказано, обратил внимание на самую причину семейных раздоров, – насильственные браки, и именем религии воспрещал их. К удивленью, духовенство не обратило должного внимания на этот предмет, в течение 700 лет. Патриарх воспрещал «супружествовать нелюбящихся между собою». «Житие тех мужа и жены, говорит проповедник, бывает бедно, и друг друга наветно, и детей бесприжитно, и то творится вельми грешно и пребеззаконно». Скудость поучений, ограждающих достоинство женщины, восполнялась в древности устными наставлениями подвижников, к которым обращались супруги со своими недоумениями, тайными просьбами и жалобами. Примеров тому – достаточное количество в житиях русских святых, и самые назидательные – в житии Александра Свирского.

Однажды обратился к преп. Александру боярин, с жалобой, что у него рождались одни дочери, за что он бил и оскорблял свою жену, и просил помолиться Богу о даровании ему сына. Преподобный отвечал: «и ныне жена твоя носит во утробе своей дитя, опять женского пола. А ты не скорби и не опечаливай жены твоей. Не во власти твоей родить мужеский или женский пол. Вспомни Авраама и Сарру, не первее ли они умилостивили Бога, и в старости сподобились чадородия? Вспомни Иоакима и Анну и других святых: не постом ли, молитвою и милостынею они преклонили Бога? Рассуди и то, что если сеятель сеет рожь или ячмень, то не думает жать пшеницу. Так и тебе о рождении дитяти должно просить Бога. Если хочешь умилостивить Бога, то тебе следует быть милостивым к нищим, сиротам, вдовам, насыщать и одевать неоскудно домашних своих. Они для вас ходатаи царствия небесного; и такими делами преклонишь Бога и полнит твое желание». В другой раз к преподобному обратился богатый новгородский купец с жалобою, что у него рождались слабые дети и умирали. «О чадо! отвечал святой, не нам давать, чего хочешь, и не все можешь получить, чего желаешь; это – божие дело. Прежде ты имел детей, и все они в юности отошли от жизни этой, и последнего сына, которого имеешь, скоро погребешь. Все это за многие грехи твои. Бог вразумляет вас лишением чад, а вы не перестаете делать худое. Отныне перестань налагать проценты на проценты, будь милостив к нищим и убогим, сиротам и вдовицам, насыщай заключенных в темницах, и особенно не требуй от должников лихвы. Такими делами умилостивишь Бога; он подаст тебе чад, которые будут утешением и наследниками твоими. И ты хорошо поживешь на земли, а по исходе души твоей погребен будешь пред чадами своими; и не только этого сподобишься, но и наследуешь царство небесное». Даже в болезнях рождения подвижники давали скорбным родителям утешение и советы. К одному святому, подвизавшемуся за рекой Москвой, князь Василий Данилович обратился за помощью по случаю тяжких родов кн. Софи. Святой отвечал: «о княгине не тужи – будет здрава, и в сей вечер родит тебе наследника». Эти и подобные наставления подвижников, исполненные мудрости житейской и прозорливости, оказывали спасительное влияние на нравы. Они разносились по окрестности в рассказах, записаны современниками на память потомству, обуздывали страсти и, вероятно, принесли более пользы человечеству, нежели собрания наших слов, поучительных бесед и размышлений, большею частью холодных произведений школы и бездушной схоластики. Относительно ранних браков, служивших причиною домашних неустройств, проповедники тоже умолчали и не оставили нам поучений. Они довольствовались в решении этого вопроса соборными определениями, допускавшими ранний брак, по примеру греческих узаконений. Уже в 1830 году государственным законом определено: «для предотвращения вредных следствий несовершеннолетия, дознанных опытом, жених должен быть не менее 18 лет, а невеста – 16 лет».

В древнем проповедничестве, как сказано, мало поучений, ограждающих достоинство и счастье женщины; за то довольно поучений, враждебных ее счастью. В статье о влиянии суеверия на жизнь народа мы ознакомились с мрачными взглядами книжников на женщину. В дополнение к оскорбительным изречениям «Пчел» и «Слова Даниила заточника», можно привести выдержки из других сборников, дававшие повод проповедникам нападать на женщину. «Что есть злее и сильнее сна? Лихая жена; понеже – закона не ведает, Бога не боится, суда не страшится, срама не имать, хулима бесится, хвалима высится»⁴⁶⁰. «Жена есть сеть, прельщающая человека в сластях – светлым лицом и высокими очима намизающе, ланитом склаблящимся, языком поющим, словесы чарующи, ногами играющи, делы убивающи. Жена – источник злобы, сокровище нечистоты, сердцу копие, покоище зминно, хоругвь адова, диавол цвет, домовая буря, неукротимый зверь, украшенная ехидна»⁴⁶¹. Сообразуясь с такими определениями, проводимыми в литературе, и проповедники высказывали мрачные взгляды на женщину в своих поучениях. «Бежи, говорит митр. Даниил, женского упестрения и ломления, червленых ее ланит, белости и мягкости тела, топкого гласа и мягкости словес, яко удицею уловляющия человека». И вот явился ряд поучений, ложно приписанных Златоусту, порицающих женщину, как неотвратимое зло и опечатку природы. И вместо ограждения счастия женщины поучения еще более расстраивали ее домашнее положение. Слово Златоуста о злых женах. «Лучше жить в пустыне со зверями, нежели со злою женою. Лучше болеть лихорадкой, нежели быть обладаему злою женою; лихорадка потрясет и перестанет, а злая жена сушит до смерти»⁴⁶². В слове предложен рассказ о поступке Евдоксии с Златоустым. Слово об Иродиаде и злых женах, и т. под.⁴⁶³

Телесное или так называемое «здоровое наказание» в древности преимущественно назначалось для детей. Домострой, как мы сказали, положительно предписывает сокрушить ребра юноше, в видах нравственного преуспеяния его. «Казни сына своего от юности, и не ослабляй, бия младенца. Любя сына своего, учащай ему раны, не дай ему власти в юности, но сокруши ему ребра». Не должно удивляться педагогической методе предков XVI века. В средние века, особенно в XVI веке, этот метод воспитания господствовал во всей Европе и преимущественно в Германии⁴⁶⁴. В России, при аскетическом воззрении на нравственность человека, по природе грешника, жестокий метод воспитания был делом уместным и даже извинительным, при грубости нравов. Этот метод по своей неизысканности и простоте особенно укоренился в крестьянском быту. В актах встречаем жалобы начальству крестьянина или посадского человека, «что ему невмоготу стало бить своего сына, а он не слушает отца». Впрочем, теоретические воззрения предков на воспитание детей редко оправдывались на опыте. Страх, угрозы и побои охлаждали сыновнюю любовь и нередко ожесточали детей против родителей. Порицание и оскорбление детьми родителей в старину было делом обыкновенным.

Уже в уставе Владимира находим статью о побоях, нанесенных детьми родителям и родителями детям. Стоглав, толкуя о воспитании детей, подтвердил заповедь о почитании родителей и изрек угрозу на непокорных детей. «Иже биет отца или матерь, да отлучится от Церкви». В древнем проповедничестве, как и следует ожидать, не находим светлых взглядов на воспитание детей, не видим ограничения побоев бесполезных, унизительных и вредных. Напротив, видим подтверждение взглядов домостроя; ибо сам домострой есть нравственно-аскетическая программа, извлеченная из проповеднических сборников, особенно Изумруда и Златоустника, о чем будет речь. Таково например «слово о наказании, к родителям». «Человецы! внемлите о глаголемых, наказывайте своих детей измлада. Если твои дети не слушают тебя, то не щади их, как и премудрость Божия говорит. Сыну или дочери дай 7 – 12 ран, плетью; а если преступление велико, то 20 ран»⁴⁶⁵. Но за то находим и обличение детей, непокорных родителям, оскорбляющих и бесчестящих их. Обличения эти большею частью разбросаны в разных поучениях, в виде советов и замечаний. Так, в поучений Ефрема о мятежи жития сказано: «дети бесчестят своих родителей, а отцы отрекаются от своих детей». 55-е слово Изумруда о почитании родителей направлено против непокорных детей. Чаще встречаются в поучениях общие наставления о воспитании детей. Так, в 13-м слове митр. Даниил говорит: «о отцы! имейте попечение о ваших чадах, всегда воспитывайте их в наставлении и учении Господнем, бояться Бога и поучаться в законе Его день и ночь, не любить праздности, не творить кощунства, сквернословия и блуда, не красть, не лгать и бегать всякого зла... О юноши! возлюбите Бога, да наследуете живот вечный, не уподобляйтесь блудным, которые всегда велемудрствуют о красоте и проч... О отроки и девицы! возлюбите смиренное житие в целомудрии и чистоте, трудясь в хитростях, сколько по силе», и т. д. Конечно, и эти общие наставления могли иметь благодетельное влияние на воспитание, на облегчение участи детей, на возвышение их нравственности, если бы чаще повторялись.

В изображении домашнего быта древней Руси мы ознакомились с бедственною участью рабов. В дополнение того изображения представим некоторые подробности, окончательно выясняющие участь древнего раба. По положению «русской правды» и «уставной грамоты» раб или холоп в древней Руси был признан товаром, вещью, которую можно украсть, продать, заложить, уничтожить, убить. Так называемые ушкуйники (разбойники, плававшие на лодках) ловили крестьян и рабов по селам, по дорогам, и продавали их в чужие земли, на подобие скота. Раб не смел жаловаться на господина, не имел права собственности и семейной жизни. Все, что он наживал тяжелым трудом, было собственностью его хозяина; а сам он оставался оборван, бос, голоден, готов на всякое преступление. Раб лишался прав христианина: быть благочестивым, ходить в церковь, получать назидание, исповедоваться, и часто умирал без крещения⁴⁶⁶. Так было при князьях. С возвышением нынешнего благосостояния России при царях, с развитием сословия бояр, заменивших древние княжеские роды, рабство на Руси увеличилось. По свидетельству Котошихина, в XVI–XVII веке принадлежностью богатой жизни считалось множество рабов. Бояре и ближние люди держали при себе от 100 до 1000 дворовых людей обоего пола. По свидетельству Крижанича, и прочие сословия на Руси подражали знати в расточительности и притеснении слуг. «Природный недостаток нашего народа – многое пирование и тщеславие в угощениях, за которыми следует расточительство и убожество. А за тем неизбежна жестокость в обращении с подданными. У нас нет счету людям, которые считают за честь много пировать и без толку раскидывать свое имение; а когда не станет средств на издержки, нещадно притесняют и прижимают бедных людей, своих подданных». Рабство в наше время составляет жизненный вопрос, в решении которого принимают участие европейские народы, под руководством веры, права, законодательства, истории и политической экономии. Невольно представляется уму, что этот живленный вопрос, столь близкий образованному человечеству, не чужд был и древним людям, руководившимся верою – что возвышенные идеи о свободе и рабстве, созданные новейшею литературою, зарождались, хотя смутно, в лучших умах древности, – что эгоизм и корысть, унижавшие рабов до скотского состояния, возбуждали в благонамеренных людях отвращение и негодование. Действительно, лучшие люди древности, проповедники- аскеты поражались унижением рабов, столь несогласным с духом евангельской любви, и ратовали словом за их права и свободу. Мы сказали, что в древней практической проповеди всего чаще проводилась мысль о милостыне, причем упоминалось о рабах и несчастных. Редкое древнее поучение не содержит в себе наставлений об этих предметах. Но, независимо от этого, проповедники написали довольно много поучений в защиту рабов, в практическом тоне. Эти поучения, написанные в продолжении почти 700 летнего периода, не заключают в себе никаких научных взглядов и развития новых идей; напротив, они отличаются однообразием содержания и повторением одних и тех же нравственных наставлений. В поучениях, проникнутых, по обычаю, аскетизмом, проводятся следующие положения: рабы – те же люди, искупленные Христом; их надобно удовлетворять в необходимых потребностях жизни; надобно учить благочестию и христианской жизни. Затем изображаются следствия дурного обращения с рабами; и в этой статье проповедники жизненны, говорят с силою, заимствуют краски для своего слова из действительной жизни. «Если, говорят они, ты не удовлетворишь раба, особенно усердного, не научишь благочестию, станешь притеснять его, то он воздохнет и восплачет на тебя, начнет воровать, разбойничать, развратничать, или убежит в другую землю, продастся язычникам, или утопится, повесится. Грех и погибель его падет на твою ответственность пред Богом». Опуская из виду отрывочные наставления о рабах, разбросанные во многих поучениях, мы займемся словами, посланиями и устными беседами, направленными в защиту рабов. Наибольшая часть поучений, написанных в защиту рабов, надает на XIII–XIV век, время крайних беспорядков и особенного притеснения рабов. О рабах часто упоминается в обличении судей и богачей и в епитимиях священников. С ХV века, времени упадка живой проповеди, в сборники заносятся древние поучения о свободе рабов. Живую проповедь относительно этого предмета заменили, отчасти, послания подвижников к вельможам, и особенно устные наставления их о миловании рабов. Об устных наставлениях подвижников и влиянии их на нравы часто упоминается в житиях русских святых. Впрочем, устные наставления подвижников о миловании рабов и подобных предметах не заключают в себе ничего нового; они содержат повторение известных нравственных истин, проводимых в древних поучениях и посланиях. Так, владыка Симеон высказал кн. Константину о судье те сведения и замечания, которые заключались в «Мериле праведном» и других проповеднических сборниках. Димитрий Вологодский высказал одному вельможе о рабах те истины, которые повторялись и до него многими проповедниками.

Самое древнее поучение о рабах, полное практических наставлений. относится к ХIII веку. Оно озаглавливается: «слово Церкви к тем, кои имеют челядь». «Кто из вас имеет рабов и рабынь, учите их, побуждайте к крещению, покаянию, наставляйте в закон божий грозою и ласкою. Ты – игумен в своем дому; если не учишь их, то дашь ответ вред Богом. Корми их довольно, снабжай одеждою и пищей, и чего просит, давайте, чтоб не скорбели. Не бесчестите их, ибо они такие же люди, данные вам Богом в услужение. Если же не дадите им одежды и пищи, а они начнут красть и разбойничать, не стерпев голода и наготы, вы ответите пред Богом. Позаботимся братие о спасении слуг наших, чтобы они были добры и богобоязненны. Если рабы будут наставлены в страхе божием, то они будут тебе помощниками в добре. Не оставляй их праздными, ибо праздность ведет ко многому злу; равно и не отягчай раба и рабыню, чтобы они не воздохнули на тебя Богу. Бог услышит их вопль и прольет на тебя гнев. Господа! удовлетворяйте своих рабов, да не опечалятся и скорбят из–за телесной скудости; делайте всех довольными. Учите их закону; если не послушает тебя, накажи его, не чрез силу, (и) так спасешь его душу и сохранишь от человеческих пороков. Если имеешь доброго раба, имей его как брата и сына; а если озлобишь его, (особенно) когда хорошо работает на тебя, то он убежит в другую землю»⁴⁶⁷. Слова подобного содержания; в Изумруде: 54-е слово Златоуста об обращении со слугами. «Если раб не послушает тебя, то накажи его плетью, не чрезмерно, но как велит божия премудрость, до 6 ран или до 10; а если преступление весьма велико, то до 20 ран, а более не велим». – 127-е ап. Павла, о супружестве. «Дайте взаймы и не отягощайте лихвою, чтобы не подпасть осуждению. Насилование должника, наказание слуг не по вине, чрезмерным трудом, наготою и голодом, есть душегубство; а они удавятся, или утопятся, или убегут к поганым (язычникам)». – 109 и 110-е слова о немилостивых богатых, резкого содержания, направлены против притеснений. «Ты зажег в церкви свои свечи, говорит проповедник, (взятые) от обиды бедных, и твоя свеча погасает (от их слез)». В Златоустнике: 16 и 98-е слова направлены против богачей, притесняющих бедных.

Из наставлений о рабах, писанных к частным лицам, замечательно послание Иосифа Волоколамского к одному вельможе. Оно резко обличает скупость вельможи и внушает ему заботу о рабах, под опасением вечных наказаний. «Слышал я, говорит проповедник, от божественных писаний, как они повелевают (о слугах) не рабов иметь в них, но миловать как братию, довольно питать и одевать, заботиться о спасении их душ, наставлять на все благие дела, чтобы поставить души их пред Богом чистыми и непорочными. А твои жалкие сироты (сирота- несчастный, последний нищий) в такой тесноте живут, что им не только нельзя совершать добрые дела, а тают голодом и не могут удержаться от злых обычаев. Великая беда и бесконечное мучение тем, кто не печется о домашних сиротах»⁴⁶⁸. Из устных наставлений о миловании рабов наиболее важно по-своему содержанью поучение Димитрия Вологодского некоему вельможе. С одной стороны, оно знакомит нас с двоедушным поведением вельмож и богачей, угнетавших рабов и заглаждавших свои грехи приношениями в церковь, а с другой стороны – с благодетельным влиянием подвижников на нравственность этих людей. Ибо, как замечает биограф Димитрия, «преподобный был смиренным учителем не одному этому вельможе, но и всем; паки же и учитель на покаяние, его же учение многим на пользу велию и на память, доныне». Некто вельможа, из окрестных жителей Вологды, принес в монастырь Димитрия, для братии, много брашна. Святый не принял дара и кротко обличил принесшего. «Чадо! что ты приготовил для нас, то возьми и отнеси назад. Сперва напитай живущих в твоем дому сирот и работников, чтобы они не гибли от голода и жажды; а остатки принеси нашей нищете. Да будет совершен венец твоей милости и да вменится тебе в оправдание». Вельможа с радостью выслушал кроткое обличение преподобного и обещал поступать по его учению. Зная грубые нравы рабов, мы вправе ожидать поучений и наставлений, обличающих их действия; но таких поучений не находим в древнем проповедничестве, по крайней мере в достаточном количестве. Для примера можно указать на послание митр. Даниила к в. кн. Ивану. В этом послании проповедник обличает слуг князя, за их пороки и преступления⁴⁶⁹.

Все нравственные недостатки, какие мы видели в жителях древней Руси, были свойственны и жителям Сибири, как русским поселенцам; но недостатки эти были развиты в высшей степени, вследствие особого положения Сибири. Завоеванная в 1582 году, населенная идолопоклонниками и магометанами, она сделалась еще местом ссылки русских преступников и раскольников. Русское население в древней Сибири было незначительно; но с ним трудно было управиться, так как оно было раскидано на 300,000 квадратных миль. Осужденное законом, смешанное с идолопоклонниками, магометанами и раскольничьими сектами, разбросанное на громадном расстоянии, вдали от царя, закона и просвещения, население Сибири предалось всевозможной безнравственности и распущенности поведения. Сибирь, получающая и ныне, ежегодно, до 10,000 поселенцев, искушенных всякого рода беззакониями, в старину была настоящим моральным кладбищем. Государство стало высылать своих нравственных мертвецов в обширную Сибирь, и без того наполненную язычниками и преступниками. Чтобы не возмущать лишний раз нравственного чувства изображением грязных пороков древней Сибири, мы предоставим говорить о них самим проповедникам, и то вкратце, без разъяснений. В первом периоде, с XVI до XVIII века, немногие проповедники занимались просвещением Сибири, обличением безнравственности христиан, заблуждений раскольников и обращением в христианство идолопоклонников и магометан; а при тогдашней скудости средств для умственного и нравственного образования, и эти немногие ревнители добра не могли сделать многого для обширной неустроенной страны. Первые пастыри – проповедники Сибири были вместе и миссионерами. Разъезжая по обширным епархиям, они наставляли народ в добре, строили церкви и монастыри, как школы христианского образования. Затем, применяясь к условиям местности, они рассылали окружные грамоты или поучения народу и предписывали священникам и инокам заниматься его нравственным воспитанием. Уже к концу первого периода явились в Сибири образованные проповедники, которые занимались составлением поучений, по правилам искусства, и оставили нам свои произведения. Говоря о миссионерском проповедничестве, мы упомянули о первых миссионерах, проповедниках Сибири, и знаменитом арх. тобольском Киприане. Исчисляя его подвиги, мы заметили, что он «исправил многую слабость в беззаконных и крестил многих неверных». Он устроил также в своей епархии несколько монастырей и церквей. Другим знаменитым миссионером-проповедником, в конце XVII и начале XVIII века, был митр. тобольский Филофей. Он часто путешествовал по Сибири, со своими священниками, и обратил в христианство до 40,000 инородцев; построил до 37 церквей. 1703 г. во всей Сибири было 160 церквей⁴⁷⁰. В деле обращения раскольников сибирских трудился инок Михаил, посланный патр. Иоакимом, и особенно митр. тобольский Игнатий. Игнатий путешествовал по своей епархии, для вразумления и обращения раскольников. Он написал три обличительные послания против раскола; в отношении содержания особенно важно первое. И нем митр. раскрыл ту мысль, что надобно остерегаться руководителей, которые внушают самосожжение, как мученический подвиг, отвергают таинства и обрядность церковную. Из многих грамот пастырских мы ознакомимся с грамотою или поучением арх. тобольского Симеона, писанною в 1653 г., к миру (в якутский острог). Эта грамота, проникнутая нравственно-аскетическим учением, хорошо знакомит нас с пороками сибиряков. Она написана в древнем тоне, беспорядочно, тяжелым языком, и от того, при всей благонамеренности своей, лишена силы и убедительности. Повторив несколько раз наставления о посте, молитве, хождении в церковь, исповеди, страхе божием, сокрушении, умилении, слезах, милостыне и вообще покаяния, проповедник изображает беззакония народа, навлекающие гнев божий. «Смиримся пред Богом, отвратимся от всех злых дел: блуда, прелюбодейства, содомства, пьянства, гнева, всякие нечистоты, осуждения, клеветы, грабежа, лихоимства, зависти, скверных слов и ругательств, губящих душу. Слышится в вас пагубное и скверное блужение. Некоторые из вас бесчинники живут с татарками (язычницами) и прижитых детей морят и бросают. Кроме того, берут в плен (язычниц) татарок, или покупают, крестят их, живут с ними два-три года, и потом продают их ради корысти»⁴⁷¹. Кстати заметить, что проповедник советует всем ежедневно ходить в церковь и особенно соблюдать среды, пятки и великий пост. Митр. Филофей свидетельствует о необыкновенном количестве детоубийств, совершавшихся в его время, в Сибири. Кроме исчисленных пороков, общих всем сословиям древней Сибири, каждое из них отличалось частными недостатками. Особенного внимания в этом отношении заслуживают судьи и правители. В дали от царя и закона они дозволяли себе самоуправство и насилия, превосходящие всякое вероятие. Сибирские летописи наполнены жалобами на неправосудие и жестокость судей; но проповедники боялись обличать их⁴⁷². В начале XVIII века в Сибири явился образованный проповедник, бывший префект московской академии, св. епископ Иннокентий. Он оставил нам собрание своих слов, не раз списанное почитателями его памяти. В словах свят. Иннокентия обличаются все пороки сибиряков: невнимание к христианским обязанностям, преимущественно пьянство, разврат, сквернословие и корыстолюбие; обличаются пороки сословий и самых судей; излагаются нравственно-аскетические наставления о добродетелях, покаянии, пренебрежении земною и приготовлении к небесной жизни. Между прочим, святитель внушает всем ежедневно ходить к утрене, обедне и вечерне, соблюдать домашнее правило, пост, есть и пить в меру, в определенное время. Особенно сильно проповедник изображает превратность славы и счастия судей и необходимость подвигов христианских. «В мире все изменно. Ныне в чести и славе, завтра в темнице и заключении; ныне не может счесть богатства, завтра алчет крупицы и не обретает; ныне на свободе, завтра в неволе; ныне господствует и повелевает, завтра издыхает». «Мы грешные, нечистые, всегда грехи творим, а не раскаиваемся, в церковь не ходим. Безленостно приходите к вечерни, утрени, обедне, к началу: слушайте со вниманием, в молчании, и до отпуста не выходи. Если далеко от церкви, можешь дома исправить свое правило, пение и поклоны по силе; и не ленись. Посты и праздники почитай честью. Некоторому царю, имевшему семь дочерей, люди поклонились и шесть дочерей почтили дарами, а седьмую презрели; и царь прогневался на них, зачем не почтили меньшую. Так почитайте небесного Царя дарами, ов молитвою, ов постом со слезами, и св. пост, семь недель, почитайте, яко седмь дщерей царя небесного; седьмую, яко последнюю, не презирайте»⁴⁷³. Мы высказали общий взгляд на проповедь в Сибири, ради полноты и всесторонности плана сочинения; между тем эта проповедь, по важности и обширности своего содержания заслуживает особого отдела в истории русского проповедничества⁴⁷⁴. Проповедничество в Сибири, изображающее разлитие пороков, вдали от закона и руководства религии, объяснит нам благотворное влияние проповедников на нравы и опасность удаления от их руководства. Какая противоположность в нравах жителей европейской России, руководимых законодательством и верою, и поселенцев Сибири, предоставленных самим себе и влечениям грешной природы! Там – сдержанность и постепенная усовершимость народа в 700 лет, при всей недостаточности руководства законов и веры; здесь – растление нравов, достигшее последней степени, в каких-нибудь 100 – 150 лет!