Религия Рима
Римляне стоят в конце древней истории и пополняют для нас образ древнего мира и его цивилизации. Римское государство делается центром политического могущества в древнем мире, распространив свое владычество в Азии до стран на Евфрате, в Африке до степей Сахары и в Европе до Рейна и Британии. В тех же целях политического и всемирного могущества Рим сосредоточивает в себе и культурные силы древних народов. Он переносит к себе не только памятники искусства, но и богов покоренных им стран и усвояет себе их образованность. В этой государственности Рима все его историческое значение. В религиозном, как и в научном отношении он не выработал ничего нового, не пошел далее других народов, не был даже самобытен.
Не для интеллектуальных и идеальных стремлений создан был римлянин. Это был характер чисто практический; утилитарные стремления составляли основу всей его жизни и деятельности. Призванием грека в истории было искусство; призванием римлянина была жизнь политическая. В этой и только в этой сфере он был велик и оставил нам в наследие после себя право (jus), которое нигде в древнем мире не было так выработано, как в Риме. С точки зрения пользы и интересов гражданских он смотрел на все от начала до конца своей истории. Иных высших и более широких целей и стремлений он почти не знал. То замечательно, в самом деле, что у римлян не было своего слова для обозначения понятия о поэзии и поэтическом вымысле. В самой религии римлянин по преимуществу развивал практическую сторону – культ с его внешними формальными предписаниями и в нем видел силу, которая связывает людей в общество и которой держится строй гражданской жизни2132. Этим социально-политическим целям служили его верования; идея государства, проникавшая все формы жизни римлян, составляла до конца душу и самой религии.
Alme sol, curru nitido diem qui Promis et celas, aliusque et idem Nasceris; possis nihil urbe Roma Visere majus!
говорит Гораций в известном гимне к богу солнца, выражая от лица всего Рима желание, чтобы бог света не видел в поднебесной ничего лучше и величественнее Рима2133. Точно так же Овидий молит Юпитера, чтобы владыка богов, назирающий вселенную, не находил в ней ничего достойного его покровительства и защиты, кроме Рима2134. Виргилий указывает от лица самих богов на то же призвание Рима; «другие народы», говорит он, смогут одушевлять медь» т. е. металл превращать в живой, одушевленный образ, «следить течение небесных планет; тебе же, римлянин, досталось в удел властвовать над народами: ты на это художник»2135.
Трудно было бы ожидать от народа с таким характером чего либо особенного и более или менее возвышенного в идеальной области религии и науки. Занятый всего более процессом государственного развития, Рим поздно выступил на деятельность в умственной сфере жизни и притом не в качестве самобытного и оригинального деятеля. Древние формы его религиозных верований рано начали смешиваться с греческим и другими культами. Его религия последнего времени представляет смесь древних национальных верований с чужеземными, преимущественно же с греческими. Римские поэты и другие писатели являются толкователями греческих мифов. Да и вся образованность Рима заимствована была от греков; римские философы были последователи греческих философских школ; даже эпос римский, явившийся очень поздно, создан был по греческому образцу: Энеида Виргилия есть только копия гомеровой Одиссеи и Илиады. Правда, все это запечатлено у римлян особенным, им свойственным характером, но по своим основным стихиям и духу не им принадлежало и не ими выработано.
Таким образом религия Рима, как сложилась она в позднейшее время, есть тот же антропоморфизм, который господствовал и в религии греческой. Различие в том только, что сообразно с национальными свойствами римский антропоморфизм имел особый, более практический характер. Если грек обожал в человеке все, и по преимуществу идеальные, эстетические стороны жизни, то у римлянина на первый план выдвигались её практические потребности. В типах своих богов он олицетворял не столько проявления ума и чувства, сколько моральные свойства человека и явления, взятые из жизни общественной. А во главе этих практических интересов жизни стояли, как и всегда, интересы государства. За это свойство религию римлян со времен Гегеля называют религией целесообразности, как греческую – религией красоты.
Вследствие этого Рим в истории религии не имеет особенного значения. Интерес для богословского исследования заключается только в начальных верованиях Рима, общих с верованиями других италийских племен.
Римляне принадлежат или всего более родственны латинам, одному из древних италийских племен, между которыми известны волски, сабины, пиценты, марруцины, пелигнеры, марсы, умбры, самниты, сабины. Происхождение этрусков, образованнейшего и могущественнейшего из народов древней Италии, достоверно не известно. Доныне господствовало убеждение, что это народ семитического происхождения; новые исследования над загадочным доныне языком этрусков, или тусков приводят к заключению, что и они должны быть признаны италийским племенем2136. С первым из этих племен римляне смешались по переселении своем в Рим. Все эти племена, как и греческие, составляли пеласгическую отрасль арийской расы, и, что важно, более древнюю, чем греческие племена, как это видно из их языков2137.
Первоначальная религия латинян, сродная с религией других италийских племен, боги которых иногда смешивались с местными божествами Лациума, по своему основному воззрению близка к древним обще-арийским верованиям, как и греческая. Царь Нума Помпилий, родом сабинянин, своим религиозно-гражданским законодательством установил и закрепил формы этого древнего латинского культа. Но во времена царей же, и именно в царствование Тарквиния Гордого, начинается влияние Греции на религию Рима. Оно идет из греческих колоний в Италию и открывается принятием в римский культ из Кумы, или Кум (Cumae)2138 сивиллиных книг, в которых заключались древние пророческие изречения.
Предполагают, что содержание этих древних книг было тесно связано с культом греческого Аполлона, дотоле неизвестного римлянам2139, и что вместе с их явлением возникло и новое жречество в Риме, которое ввело этот греческий культ. Принятие культа аполлонова и соединение его с латинским и другими италийскими – сабинским и этруским культами было началом всех тех видоизменений в римской религии, какие совершились впоследствии под влиянием греческой религии. Со времен второй пунической войны к влиянию греческому присоединилось еще влияние восточных религий; наряду с богами греческого Олимпа в Рим и из него далее на запад начали переходить культы: фригийский (великой идэйской матери – Цибелы), египетский, сиро-финикийский и даже персидский. При императорах, а особенно при Августе, явились попытки на реставрацию национального латинского культа, кончившиеся впрочем новым закреплением всех прежних разнородных верований и учреждением в столице мира, какою стал Рим, Пантеона, вместившего в себе богов почти всех народов, подвластных Риму.
Памятники письменности римской не гражданской только, но и религиозной, восходят ко временам первых царей Рима2140. Сверх царских законов (leges regiae) и союзных договоров (foedera regum), упоминаются у классических писателей еще книги первосвященников (libri pontificum) и книги авгуров, или предсказателей (libri augurales) и вообще древние священные книги (libri sacri). Самый замечательный отдел в числе древних «священных книг» Рима, упоминаемых под этим последним общим и неопределенным именем, представляют книги, называемые индигитаментами (indigitamenta – от indigitare – то же что imprecarï indigitare preces, а это от indicere, index). Индигитаменты были богослужебными книгами; они содержали в себе чин служения различным божествам и указания на то, к какому богу и когда нужно обращаться. Первоначальное составление их приписывается Нуме, религиозному законодателю древнего мира2141. Упоминаются также оставшиеся от древности жреческие летописи (annales pontificum) и гимны жрецов различных культов, именно: гимны братьев арвальских (carmina fratrum arvalium – от arvum, arare), которые служили богине плодородия, и жрецов салиевых или скакунов (от salio, salto), служивших богу Марсу. Происхождение этих жреческих братств принадлежит отдаленным временам Лациума, которые предшествовали быть может основанию Рима2142. Но книги понтифексов мы знаем только по указанию на них позднейших римских писателей и по приводимым из них отрывкам; из гимнов братьев арвальских сохранился в позднейших протоколах, или летописях братства только один древний гимн; от стихов братьев салиев – только три отрывка и несколько слов, процитированных древними писателями2143. Индигитаменты также не дошли до нас и о содержании их мы знаем только из свидетельств позднейших писателей. Из числа римских писателей, занимавшихся исследованием древностей своей религии, известны: Флакк, написавший об индигитаментах специальное сочинение, от которого ничего не дошло до нас, и особенно Варрон, современник и друг Цицерона (род. в 638 г. от основания Рима), по своему воззрению принадлежавший к стоической школе. Древние цитируют целую массу сочинений Варрона, преимущественным содержанием которых были древности Рима. Блаженный Иероним сопоставляет Оригена с этим плодовитым римским писателем2144. Более замечательны его Antiquitates rerum divinarum et humanarum, в которых 16 книг посвящено было религии и три между ними, исключительно вопросу о различных классах богов, по указанию древних индигитаментов. Но из всей массы трудов Варрона, за исключением цельного сочинения о латинском языке и трактата о сельском хозяйстве (De re rustica), почти ничего не сохранилось. Отрывки из его трактатов о религии остались только в сочинениях христианских апологетов – Арновия, Лактанция, преимущественно же блаженного Августина, который в своем сочинении De civitate Dei пользовался его древностями (Antiquitates rerum divinarum) и De cultu deorum2145. Варроном же пользовались отчасти Виргилий, Гораций и Овидий, сочинения которых (особенно Овидия Fasti) содержат в себе также сведения о религии Рима, впрочем более в её позднейших формах. Таким образом источники сведений о древнейшем римском культе очень скудны. Их однако же достаточно для заключения, что древняя религия римлян стоит ближе, чем греческая, к тому первоначальному религиозному воззрению, которое составляло, как у арийцев, так и у других народов, исход для последующего развития политеизма т. е. к тому пантеистическому монотеизму, который признавал всеобщность, или всераспространенность божества при безразличии и неопределенности его свойств. У греков древний пантеистический монотеизм больше предполагается нами на основании следов, уцелевших от него при антропоморфизме; у римлян он яснее и очевиднее. Там древний натурализм успел уже сложиться в политеизм с определенными формами, здесь мы можем еще уловить момент первоначального слияния богов, указать их зачаточную неопределенную форму; то, что, по преданию, говорил Геродот о безыменных богах в древне-греческом додонском культе, здесь может быть подтверждено фактически. Как язык латинский представляет более древнюю форму общепеласгического языка, так и религия римлян, на сколько мы можем судить о ней по Варрону и некоторым свидетельствам древних памятников и писателей, сравнительно с греческой отличается более древним строем воззрения2146.
Древнейшее имя богов dii, dei, то же, что и ведическое dev и имеет тот же смысл. Это силы света, или неба2147. Слово deus есть уже позднейшая форма, указывающая на отдельных, индивидуальных богов, явившихся после. Эпитеты богов очень просты и несложны: боги «небесные» или боги «добрые». Они обозначались общим неопределенным термином, соответствующим нашему понятию божества – numen (от nuere – двигать, кивать головой) и указывающим неопределенно на идею власти, или решающей силы2148, которая всюду разлита и не привязана ни к чему определенному. Это numen , как свидетельствуют некоторые уцелевшие от глубокой древности памятники и известия древних писателей, было sine nomine – не имело определенного имени; древние боги Рима призывались смешанно (confuse), нераздельно один от другого (generaliter)2149. В Капитолии хранился древний меч, посвященный гению города Рима; этот гений был неизвестного пола. Вот что гласила надпись: genio urbis Romae, sive mas, sive foemina. Призывая Юпитера, прнтифекс говорил также; Jupiter optime, maxime, sive quo alio nomine te apellari volueris. Подобные же неопределенные формулы употреблялись и при посвящении храмов: si Deus, si Deaes, quoium illud sacrum est; sive Deo, sive Deae, in cujus tutela hic lucus est2150. Все это доказывает, что первоначальные dii были безразличным, неопределенным понятием о силе неба, или света, которая сама в себе одна и не имеет определенной формы, всюду разлита и все проникает собой. Индигитаменты Нумы принадлежат тому времени, когда древне-римский культ уже установился и сложился в строго определенные формы; но и в них мы можем найти следы древнейшего своеобразного пантеистического монотеизма. Боги, указываемые этим памятником, поражают своей неисчислимостью, своим безмерным множеством. По воззрению индигитаментов каждый акт человеческой деятельности зависит от особенного бога или богини, и едва не каждое человеческое движение совершается при содействии известного отдельного бога. Зачатие и зарождение человека, жизнь дитяти в утробе матери, рождение его, даже поддержание света в ночнике при рождении младенца, детство, юность и т. д. до последних моментов жизни, все подчинено особому божеству2151. Это, доходящее до чрезмерности, дробление богов, посредством которого жрецы хотели каждый шаг жизни человека подчинить религии, в своей основе очевидно имело представление о божестве, как о силе единой и всеобщей; это была другая сторона того же воззрения, по которому боги призывались безразлично и смешанно; это выход из неопределенного пантеистического представления, разрешившийся своеобразным, дробным политеизмом, который понятие о всепроникающей, общей силе изменил в понятие об особых богах для каждого отдельного акта и каждого шага в жизни. Что живет и проявляется всюду и во всем, то может быть раздроблено на бесконечное множество сил, сообразно с бесчисленным множеством явлений жизни, с которыми в натурализме слито понятие божественной силы. Так было везде, но в римской религии это выдвигается резче, представляется выпуклее. В Ведах первоначальный монизм выражается в том, что мы назвали катенотеизмом; в индигитаментах – в бесчисленном множестве богов, которое близко ко всебожию.
Путь, каким это развитие прежних неопределенных представлений о божестве шло в политеизм, поражающий многочисленностью богов, был аналогичен с тем, что мы видели у арийцев вообще и у греков в частности. Из неопределенной идеи света, или неба начали возникать отдельные, определенные типы богов неба, или света, служившие олицетворением общих сил природы, а от них и через них явились воплощения других сил более частных. Имена Юпитера и Януса, главнейших и высших богов Рима, указывают также на силу неба, или света, как и имя греческого Зевса2152. Юпитер и Янус представляли собой общую мировую силу, под образом животворного света, как и греческий Зевс; а то, что были у греков демоны, частные истечения из этого света, у римлян заменялось понятием гениев, которые, по Варрону2153, были в природе бог, а в человеке душа, и олицетворяли собой частнейшие формы жизни. Понятие это весьма близко к иранскому понятию о ферверах. Из этих основных представлений развился весь римский политеизм по аналогии с человеческим рождением и с семейными отношениями. Впрочем эта аналогия в Риме далеко не имела того значения, какое придавалось ей в Греции. Боги называются pater, mater; они следуют парами, признается и брак богов, но большей частью они бездетны. В италийской мифологии нет и того бога любви (' ερος), который соединяет богов между собой и людей с богами брачным союзом. Понятие отца и матери здесь имело смысл патриархально-нравственный или хозяйственный2154. Судя по богам, упоминаемым в индигитаментах, богинь было несравненно более, чем богов. Все это доказывает, что форма богов определялась более всего условиями развития языка, а не космогоническими или теогоническими понятиями.
Со времени Нумы и его религиозного законодательства боги в Риме делились на классы и порядки; но основание для этих делений и их смысл не довольно ясны и понятны. По Варрону, различаются не только высшие и низшие боги (superiores et inferiores), но и боги известные и неизвестные (certi et incerti) и сверх того еще боги избранные (selecti). Боги известные по всей вероятности – боги издавна установившегося, определенного культа, каковы были боги индигитаментов; неизвестные – боги, относительно новые, причисленные в богам полубоги2155. Что касается до богов избранных (selecti), то они очевидно между богами известными составляли богов особенно выдающихся в культе, особенно почитаемых и притом публично, торжественно2156. Боги известные и избранные подразделялись в свою очередь на известные группы, или ранги. Упоминаются 12 главнейших, или высших богов – система деления, принятая римлянами от сабинян и впоследствии совпавшая с греческой системой разделения богов, перешедшей в Рим2157.
По внутреннему своему значению боги Рима, как и боги греков и других народов с натуральной религией, могут быть разделены на богов неба и земли. Все понятия о богах Варрон подводит под эти основные представления о силах земли и неба2158. Эти основные понятия или повторяются в различных, часто до тождества сходных типах, или дробятся на частнейшие представления об отдельных явлениях в жизни видимой природы и человека. Первое в римской религии тем естественнее, что состав её богов образовался из смешения богов различных италийских племен, иногда олицетворявших собой один и тот же тип, только под другим именем и под другой формой.
Во главе богов стояли боги неба и небесного света, или солнца. Ряд этих богов открывали Янус и Юпитер; за ними следовали боги того же характера или близкие к ним по значению – Марс и Квирин. В памятниках древне-римской религии первое место большей частью дается Янусу, а не Юпитеру, с которым после отождествлялся по значению греческий Зевс, царь богов. Мы сказали уже, что имя Януса, как и Юпитера, указывает на силу света, или неба. Этот двуликий (biceps, biformis), характерный по своей форме, бог италийских племен действительно есть бог солнца, или света, как силы, которая открыла собой жизнь во вселенной, дала начало и первый толчок мировому движению. Это бог времени и всех изменений, какие происходят и в жизни природы, и в жизни человека. Он – италийский димиург2159, но взятый в частном значении силы движения. Овидий называет его хаосом и остроумно сближает странность его внешнего вида с значением его, как мирового зародыша. У бога, который прежде был безобразной массой, и после, по словам Овидия, остались некоторые следы прежней смешанной формы2160. Варрон со своей философской точки зрения также признает его миром, взятым в потенции, или сущности2161. Но творческая сила Януса по преимуществу привязана к понятию хода мировой жизни с её видоизменениями. Это бог, управляющий движениями жизни; в его власти и начало, и конец явлений; он указывает им путь, к нему же они и возвращаются; он отпирает и запирает (Clusius) двери неба, из которого исходит жизнь. Вот почему он видит и спереди, и сзади т. е. потому, что в нем начало и конец явления2162. Ему посвящались начало года и первый месяц года (во время зимнего солнцестояния) носил его имя, равно как ему же посвящались и первые, начальные дни каждого месяца (календы). Поэтому также ему посвящались и на земле входы и выходы, улицы и пристани, или гавани на море (Janus portunus); он указывает человеку путь к небу и его богам и есть посредник между небом и землей. С этой стороны тип Януса, как бога движения, близко подходит к типу греческого Гермеса2163. В качестве бога, управляющего ходом жизни и силы, ее проникающей, Янус есть бог и самой этой жизни, бог растительности и вообще органического мира (Janus consivius, princeps gregum), покровитель стад и бог рождения человека и всех его судеб2164. По этому же в Риме, который от начала в войне видел источник своего благосостояния и решение своих судеб, Янус, эта провидящая сила, был и богом войны и мира. Известно, что храм его, во время мира заключенный, отворялся во время войны2165, в ознаменование того, что гений войны освобождался Янусом от своего бездействия и шел на поражение врагов Рима, или того, что самый мир освобождался Янусом от своего заключения и пропадал2166, вернее же, в знак того, что от Януса зависит начало и конец такого важного события в жизни народа, как война. Юпитер, или Diespiter, он же Jovis и Diovis, в салийскоми гимне Lucetius т. е. светоносный2167, как и у греков, носил по преимуществу имя Pater, отец мира, и был основной, проникающей весь мир силой. В физической природе он, как и Зевс, бог молний и громов; известная в храме quadriga – колесница (из золота и серебра) и служила символом его молниеносной, громовой силы. Варрон называет его то небом вообще, то силой воздушного пространства2168. Но к нему по преимуществу привязана была от древности идея порядка в жизни, особенно нравственного миропорядка. Он бог откровений, которые указывают человеку путь жизни; от него этот нравственный свет, как от него молнии и свет в природе. У сабинян он издревле признавался богом нравственной чистоты и справедливости; он блюститель закона и порядка и в жизни общественной – Fidius (от fides – вера, верность); он охранитель вообще благоденствия народного – Optimus, Maximus. Поэтому, вместе с ходом и развитием народной жизни и её форм, он, в качестве верховной, правящей жизнью силы и главного бога римского государства, получал эпитеты: Victor, Tutor, Rex, Imperator. В позднейшее время он считался преимущественным покровителем власти Рима. Известный храм его, построенный в Капитолии за 400 л. и сгоревший в 83 г. до Р. Хр., отличался особенным богатством и роскошью.
Как относились между собой понятия об этих двух высших богах, очень сродных по имени и по значению, и кто из них древнее, этот вопрос возбуждал внимание еще классических писателей. По Варрону, как передает это Августин, penes Janum sunt prima, penes Jovem summa т. e. Янусу принадлежит начало мировых явлений, а Юпитеру верховная власть над ними. Царь мира есть Юпитер, а не Янус, хотя Януса первым призывали в молитвах. Объяснение это нельзя признать удовлетворительным. Высшая власть не может принадлежать тому, от которого не зависит исход явлений; невозможно, чтобы Янус предшествовал по времени тому, кто превосходит его властью, как говорил Варрон (licet prima praecedant tempore, summa superant dignitate). Более разъясняется значение этих богов другим замечанием Варрона, что Юпитер заключает в себе власть над причинами всего, что происходит в мире (potestatem causarum, quibus aliquid fit in mundo)2169. Итак Юпитер есть более внутренняя, более основная сила бытия мира. Сравнительно с Янусом он есть начало более общее, или всеобъемлющее; в нем и та сила, которая действует в Янусе, но еще не обнаружилась; из него она исходит, или в нем её основа. Янус более видимое и осязательное, реальное обнаружение этой силы, которая проявляется, как движение. Юпитер – свет, как вместилище всякой жизни; Янус – свет в движении неба. По Овидию, сам Юпитер т. е. проникающая мировую жизнь сила света, выходит и возвращается в небо, при содействии Януса, этого привратника, отворяющего двери неба2170; Янус есть только custos, страж мира. На этом основании необходимо предположить, что эти великие боги или местные вариации одного и того же типа, представляющие различные стороны в его содержании, или, что вероятнее, Янус есть модификация типа Юпитера, явившаяся позднее, но в культе занявшая первое место, как потому, что Янус стал богом времен и начала жизни, так и потому, что тип его имел более осязательности и реальной видимости в своем значении, причем идея Зевса, как основного и старейшего божества, перешла в понятие высшей и верховной власти2171. Подле Юпитера, в качестве его жены, стояла Юнона (Juno т. е. Jovino, женское окончание от Jovis), женская сила неба и небесного пространства, тип, сходный с греческой Герой. Подобно Юпитеру, который назывался Lucetius, она носила имя Lucina; ближайшим же образом она представляла в себе явление новой луны. В качестве богини света, неточной силы мира и жизни, она была и богиней рождения, и покровительницей женщин и брачной жизни, а в качестве супруги царя богов и людей – небесной царицей – (Juno regina) и защитницей цариц. От древности известна и особая римская богиня луны, Диана, которой имя по-видимому есть женское окончание имени Янус; это тип, близкий к греческой Артемиде, богине плодородия и охоты. Ей по преимуществу посвящались рощи (nemora). К этим же богам света и светил примыкает и богиня под названием Mater Matuta. Имя её (от manе – утро, malutinus)2172 указывает в ней богиню, которая изводит свет из тьмы. Впоследствии значение её осложнилось, и она стада богиней весеннего и летнего солнца и самой весны с её производительностью2173.
За этими богами неба и небесного света во множестве следуют боги – представители тех же сил небесных в их влиянии на земную производительность. Тождественные в существе типы этих богов разнообразны по своей форме, которая представляет или местное незначительное видоизменение их, или частнейшее свойство того же понятия и той же силы. Между ними Марс и Квирин занимают первое место. Марс (от mas – самец, откуда и marmor – мрамор), рядом с Юпитером стоявший во главе богов всего италийского населения (знаменитый храм его между Капитолием и Тибром очень древен), был первоначально богом жизненной силы в природе вообще и богом весны, как времени, когда по преимуществу ощутительна эта сила (весенний месяц март от него и получил свое имя); а затем и потому же он стал богом культуры в человеческой жизни; впоследствии же, сообразно с воинственным характером римлян, сделался частнее богом войны, в которой выражается сила и могущество народа. Волк и дятел в животном мире, представители хищности, а в растительном царстве дуб, представитель силы, были его символами. Он напоминает собой греческого Ареса и вавилонского Нергала вместе с другими подобными малоазийскими богами. В близком отношении к нему стояла богиня Анна Перенна, которой праздновали в иды месяца марта, во время первого весеннего полнолуния, и которая, кажется, подобно как и Mater Matuta, была богиней обновления природы во время весны2174. Тип Марса у сабинян носил имя Квирина (Quirinus). Это бог с таким же значением, как и Марс. Имя его изводят от curis, или quiris по сабински – копье, которое было его символом (как и символом Марса), и от имени сабинского города Cures2175. Но вернее производство этого имени от древнего cur, curia (франц. cour), сродного с греческими словами κυρία, κυρεία, κύριος. Оно указывает в нем владыку, или мощную силу мира. В качестве бога сабинян, соединившихся с латинами, он считался покровителем квиритов Рима т. е. сабинского населения, впрочем только в начале2176. Как и Марс, он был и богом плодородия и культуры, и частнее войны. Он отождествлялся и с обоженным Ромулом, который также назывался Квирином.
Частнее выражалась идея животворных действий неба в богах, специфически обозначавших обнаружение растительной и животной силы в природе. Таковы от глубокой древности известные боги: Фаун и Фауна (Faunus и Fauna, от faveo) – имена, значившие добрый, добрая. Древний тип Фауна напоминает греческого Пана. Фаун и Фауна представляли собой жизнь земли весной с её роскошью в царстве растительном и животном, и в этом последнем по преимуществу. Позднейшие поэты описывают Фауна, как бога весенних радостей вообще, и частнее, как покровителя выходящих на пастбище животных2177. Жрецы его по этому же назывались Luperci, т. е. защитники от волков. Сроден с Фауном по значению Сильван (Silvanus, от silva), владыка лесов и садов, охраняющий животных и милостивый покровитель стад2178. Ту же силу обновления земли весной представляла и древняя богиня Майя (Maja, или bona dea); имя её выражает то же, что и имя Фауны2179, с которой она часто отождествлялась. Как и Фауна, она считалась и богиней рождения, и покровительницей брака, но сама признавалась девой, кажется потому, что была также богиней чародейства и пророческих откровений; она называется Fatua (от fari – говорить), а девство было условием для служения женщин при оракулах2180. Свойство это впрочем принадлежало также Фауну и Фауне, как и другим богам плодородия, сила которого казалась магической, волшебной. Близкими к этим типам по своему значению были богиня Кармента (Garmenta) и богиня Ферония (Feronia). Но Кармента (от carmen)2181, богиня «вещая», была по преимуществу богиней весеннего оживления и возбуждения жизненных сил и соединяла в себе с понятием о рождении и производительности идею вдохновения и пророчеств, а Ферония (от fero)2182 была по-видимому богиней весенних потоков, несущих жизнь, и считалась покровительницей мореплавания. Богиня Флора, одна из самых древних, еще частнее олицетворяла собой весеннюю растительность в форме цветка, или цветения, а богиня Помона (от pomum) – силу плода и плодоношения2183. Самое время весны представлял собой еще отдельный бог Vertumnus (ver – весна). Все обновление весенней природы, взятое в целом и в связи с влиянием его на человека, представляли собой от древности известные боги, Либер и Либера (Liber, Libera – от libero, корень lib, освобождаю), освободители от бед зимы, приносящие с собой радость и веселье и дающие рождающую силу земле и животным. Эти типы, впоследствии совершенно отождествившиеся с Дионисом и Персепоной, близки были к ним от начала и олицетворяли возбуждающую и рождающую силу природы и живых тварей2184. От начала и в Италии, как в Греции, были празднества в честь Либера, сопровождавшиеся ношением фалла, что называлось здесь fascinum; от древности и здесь эти фаллические процессии совершались во время собирания винограда, который дает возбуждающий и оживляющий напиток.
Из богов, олицетворявших стихии природы, имели особенное значение боги огня, на который италийские племена подобно арийцам востока и грекам смотрели, как на истечение небесного света. Между богами этого рода от древности известен Вулкан (Vulcanus или Volcanus)2185. Это был бог и милостивый, и страшный, владыка пожаров и избавитель от них. Эпитет его: Mulciber (от mulcere) указывает в нем силу, плавящую металлы и отождествляет его с греческим Гефестом, кузнецом неба. Как Гефест соединился с Венерой, так и Вулкан имел женой богиню рождения и плодородия – Майю, быть может по связи между понятиями о живительной силе природы и согревающей силе огня. Вулкан обнимал в своем значении общее понятие огня во всех его формах, не исключая молнии и подземных огней. Праздник в честь его совершался в августе, самом жарком месяце года. Еще большую известность и значение имела богиня огня, Веста – греческая Гестия (‘ Εστία), одна из самых древних италийских и главнейших римских божеств. Олицетворяя домашний огонь, или семейный очаг, она представляла собой по преимуществу культурную силу огня, подобно индийскому Агни. Атриум, та комната, где стоял домашний очаг, была её святилищем, а сама она была гением-хранителем дома. В атриуме готовилась пища и происходил обед; в этом центре домашнего помещения делались распоряжения по дому, заключались договоры с слугами, давались клятвы и совершалось домашнее богослужение. Из гения, охранителя дома, при дальнейшем развитии общественной жизни, Веста естественно сделалась гением хранителем курии, города и всей страны и государства, потому что город и государство в жизни общественной то же, что дом в жизни частной. Она стала таким образом dearum maxima, наравне с Юпитером и Янусом. В её домашнем святилище, на очаге постоянно и днем и ночью горел огонь (потухавший только тогда, когда умирал хозяин дома), как символ охранения и продолжения домашней жизни. То же перенесено было и на культ общественный, и со времен Нумы в храме2186 Весты, на склоне палатинского холма против форума, шесть избранных благородных дев должны были постоянно поддерживать на алтаре богини священный огонь, служивший символом устойчивости римского могущества и благоденствия римского государства. Требование от весталок девства и чистоты первоначально конечно исходило из физических представлений о тонкости и очищающей силе огненной стихии; впоследствии это понятие соединилось с представлением о нравственной силе, которой держится жизнь общественная. На их падение, как и на прекращение горения священного пламени в Риме, смотрели, как на предвестие несчастья всей страны; оттого нарушение весталкой чистоты девственной наказывалось очень строго2187. С культом этой богини, которая в Риме была воплощением самой религиозной идеи, тесно связанной с идеей государства, соединялся и культ древнейших римских богов, или духов, известных под именем пенатов и ларов (penates, lares). Пенаты (от penus)2188, духи покровители дома и его питания и жизни, не что иное, как частнейшая форма того же понятия, какое сосредоточено в идее Весты; они не отделимы от неё (св. огонь Весты, по легендарным сказаниям, принесен Энеем из Трои, вместе с пенатами). Это были гении (прилагательное penates предполагало – genii), защитники и покровители дома и домашних животных. Изображения их ставились в том же atrium, где было и святилище Весты. Вместе с Вестой, и они были предметом домашнего культа. Каждый раз, во время обеда, часть пищи и соль, по древнему обычаю, ставились на особом столе перед изображениями этих покровителей дома. Сообразно со значением гениев, охранителей отдельных форм и учреждений жизни, они дробились на бесчисленное множество духов. Каждый город имел своих пенатов; были отдельные пенаты и римского народа, взятого в целости, или римского государства. Лары2189 также местные духи, охранители дома; но понятие о них, сродное с понятием об умерших (manes), выродилось из представления о предках, как о покровителях своего потомства. Как и пенаты, лары делились на охранителей частных домов (lares privati, или familiares) и покровителей городов, известных местностей и путей (lares compitales, или viales). Как и пенатам, ларам перед изображениями их, стоявшими в нише против очага, приносились ежедневно в жертву пища и питье. В лице их очевидно чествовались культом умершие предки, по смерти ставшие духами, с таинственным влиянием на судьбу покинутого ими дома и оставленного ими потомства. Известна и особая богиня с именем «матери ларов», Акка Ларенция (Асса Larentia)2190, тип, очевидно близкий к типу Весты. Она считалась богиней плодородия и даров земли, нужных для продолжения жизни, как и самые лары признавались покровителями полей и стад, а не домов только; а одна из древних саг связывает её мифическую историю с преданием о Ромуле, основателе Рима. По другим сказаниям, это добрая и веселая нимфа, которой римский народ в древности обязан был плодородием полей и своим благосостоянием2191. Очень сходна с Вестой по своему значению и богиня Angerona (от angor, angores)2192, изображавшаяся с перстом на устах т. е. знаком молчания и тайны, и считавшаяся по-видимому таинственным гением – охранителем римского народа.
Культ богов водной стихии был развит в Риме гораздо менее, потому что древние римляне редко и мало входили в соприкосновение с морем. Известен впрочем от древности царь вод, Нептун (Neptunus, или Navitunus – от nare, navo, νάω), близкий по значению к греческому Океану и Посейдону и представлявший собой всю вообще текучую стихию. Собственно море олицетворялось богиней Салацией (Salacia, от salacum – море, морская соленая вода), которая признавалась женой Нептуна, а морские бури и ветры – богиней Венилией (Venilia). Были и особенные боги рек и источников – Фонтус, или Фонт (Fons), сын Януса, и речные, или водные богини и нимфы, между которыми по преимуществу упоминаются Ютурна, считавшаяся женой Януса, и Эгерия, представлявшая живительную и целебную силу вод. Река Тибр также олицетворялась особенным богом, Тиберином (Tiberinus), который угрожал Риму наводнениями и спасал от них2193.
Земля и её силы и в Риме, как в Греции, представлялись несколькими божествами. Богиня Теллус (Tellus – по-видимому то же, что terra) и бог того же имени, Теллум (Tellumo) соответствовали греческой Гее т. е. олицетворяли собой землю в её противоположности небу – самый состав земли, или земной шар; Теллус и Теллумо – это земля в значении планеты. А богиня Церера (Ceres, Cerer)2194 ближе подходила к типу Деметры, земли-матери и олицетворяла питающую своими дарами почву, или то лоно матери-земли, в котором зарождаются и из которого возникают плоды, питающие человека.
С понятием о богах земли соединялись и представления о подземных силах, которые обитают в глубине земли. Эта сторона в понятии о силе земли от начала была и в самой Церере, как богине земной глубины; эту подземную таинственную силу отчасти представляли собой и Акка Ларенция, мать ларов, богиня плодородия и той таинственной области, куда уходят души умерших (manes), покровительствующие живым, и Ангерона, скрытый, таинственный гений, символ которого т. е. перст на устах быть может указывал на скрытую в глубине земли тайну. Бог с именем Консус (Consus – от condo, clausus, parsus) также был богом подземной глубины2195. Но был и особенный бог, владыка подземного царства, весьма близкий по значению к греческому Плутону-Аиду. Это бог мрака, Оркус (Orcus – от urgere, греческое ἔρκος), который, как и греческий Аид, носил еще имя Зевса подземного – Dis-pater2196. К этой таинственной области принадлежала и богиня Dea Muta, или Tacita, иногда отождествлявшаяся с Ларенцией, или Ларундой и олицетворявшая собой жизнь умерших обитателей аида, которые назывались taciti, или silentes т. е. молчаливые. То же была и богиня Мана (Mana), названная так по имени умерших (manes) с сродными ей нимфами Оркуса, фуриями, или фуринами (Furiae, Furinae), которых после отождествляли с греческими эринниями. Определенных понятий о жизни этих manes в царстве Оркуса, не было; но по-видимому жизнь их не казалась очень мрачной. Сам Оркус, как и у греков древний Аид, бог и страшный, и милостивый. Чаще всего он представлялся под мирным образом жнеца, складывающего свои плоды, или свою жатву (умерших) в житницы, или, как индийский Яма – под видом гостеприимного хозяина, успокоителя приходивших в его дом, и редко под более страшной фигурой ночного демона с черными крыльями, который нападает на живых людей и ищет добычи. Подземные боги в Риме, как и у других народов, признавались не только враждебными, но и благодетельными. В Риме им приписывалась, по связи понятий о них с рождающей силой земли, и таинственная сила обновления жизни2197. Здесь область смерти, но здесь же и исходище жизни.
Сверх богов различных областей природы, так или иначе влиявших на жизнь человека, были отдельные боги, помощники в устроении человеческого быта, покровители его занятий и искусств и вообще его деятельности. Едва-ли не древнейшая в ряду этих божеств есть богиня Палес (Pales – от ра, πάω, pasco), покровительница пастухов и их стад. От древности известны и боги земледелия: Сатурн (Saturnus от sata frumenta, semen) и Опс (ops – изобилие, множество), изображавшиеся с атрибутами жатвы и собирания плодов (Сатурн с серпом и виноградным ножем). С именем Сатурна, храм которого при входе в Капитолий существовал от глубокой древности, связано было, как и с именем Квирина, представление о первобытном изобилии в жизни и первобытном счастье; а сам он часто обращался в древнего мифического царя. То же значение имела и та богиня Деа, Dia, которой служили братья арвальские2198. Был и особенный бог торговли, Меркурий (Mercurius – от merx, mercator), сходный с греческим Гермесом2199.
Олицетворялись под именем отдельных богов и различные свойства человеческой жизни и человеческой деятельности. Богини Salus и Febris представляли положительную и отрицательную сторону физиологической жизни – здоровье и болезнь. Но более всего олицетворений нравственно практической стороны жизни и гражданских добродетелей и благ. Таковы богини – победы (Victoria), войны (Bellona), мира (Pax), добродетели (Virtus, Honos); свободы (Libertas), надежды (Spes), согласия (Concordia), счастья (Felicitas), скромности (Pudicitia) и самого благочестия (Pietas). Интеллектуальный элемент жизни в Риме олицетворялся только одной Минервой, или Менервой (mens), которая была и богиней ума, и всех искусств и изобретений. Храмы её, известные от древности, помещались на высотах города и в Капитолии.
Жизнь каждого отдельного человека подчинялась в своих актах особенным богам. Между богами индигитаментов, кроме главных и известных богов, которые в качестве универсальной силы влияют на все, следовательно и на жизнь каждого отдельного человека2200, упоминаются еще частнейшие боги, покровительствующие и возрастам человеческой жизни, и отдельным её актам. Были богини Nona и Decima т. е. девятого и десятого месяцев, важных для рождения дитяти; была богиня, помогающая благополучному рождению (Postverta), богиня, учившая дитя есть и пить (Educa, Cuba), богиня добрых чувств (Sentia) и богиня ловкости (Strenua); были особенные боги брака и актов брачной жизни, даже богиня, завязывающая и развязывающая пояс новобрачной; были особенные боги старчества и смерти, боги, лишающие зрения и прекращающие возможность рождения детей; были богиня смерти (Mors) и богиня погребения и оплакивания умерших (Naenia)2201.
Вся жизнь человеческая в целом её ходе и с её окончанием зависела от особенного божества, Фортуны (от fors – случай, судьба), которое определяло собой и весь ход жизни во вселенной. Идея этой судьбы Фортуны, или Фатума (fatum) в Риме была яснее развита, чем в Греции, где натурализм заслонялся антропоморфизмом и сила рока боролась с силой Зевса, живого правителя мира, где понятие о мировом законе двоилось между представлением об этой безличной силе и понятием о воле и могуществе отца богов.
Так дробны были в Риме представления о богах. Строго говоря, это дробление богов даже не имело пределов и могло идти в бесконечность. Боги Рима, вырождавшиеся из первоначальных понятий о гениях, как истечениях световой силы, которая живет в каждом отдельном предмете, как и в каждом отдельном живом существе, могли обнимать собой все формы мировой жизни. Вот почему сверх ларов и пенатов, которые в связи с Вестой были частной формой этой общей идеи о гении, в приложении её к жизни и быту человека, были еще гении, всюду рассеянные в природе. К числу таких частных гениев, или духов принадлежали по-видимому и боги с именем indigetes, малопонятным и доныне не разъясненным2202. Это по всей вероятности боги охранители и покровители известных местностей, по характеру близкие к пенатам и ларам. Были и полубоги, или герои. Таково по-видимому значение упоминаемых в гимне братьев арвальских, наряду с ларами, семонов (semones) – название также доныне не объясненное2203.
Вместе с тем, как в Рим перешло греческое образование, принята была полная система греческих богов с разделением их на богов неба, воды и земли. Юпитер, как Зевс, стал во главе их, а типы греческих богов совершенно отождествлены с близкими к ним римскими типами – Гера с Юноной, Диана с Артемидой, Вулкан с Гефестом, Меркурий с Гермесом, Минерва с Афиной, Марс с Аресом, Нептун с Посейдоном, Либер с Дионисом, Прозерпина с Персепоной, Теллус с Геей, Церера с Деметрой, Оркус с Плутоном, Сатурн и Опс с Кроном и Реей; Аполлон стал солнцем (sol) а Афродиту заменила Венера (Venus), тип, по-видимому относительно новый; вполне соответствующего Афродите божества в Риме не было в древности, хотя многие из богинь приближались к ней по значению. Известно по крайней мере, что в индигитаментах Venus не упоминается.
Вместе с этим в Риме восприняты и все космогонические и теогонические взгляды греков. Сатурн, отождествляемый с Кроном, стал отцом Юпитера. Усвоены и греческие взгляды на человека и его судьбу. Таково в Виргилиевой Энеиде описание аида, в который нисходил Эней, вместе с кумэйской Сивиллой, чтобы видеть там своего отца. Римский поэт своеобразно раскрывает здесь гомерическое и после-гомерическое воззрение греков на область смерти и состояние душ в аиде.
Но выдающаяся сторона римской религии – в культе. Здесь Рим был сильнее и своеобразнее (и римское христианство всегда обращало более внимания на эту сторону в религии). Римлянин не имел развитой мифологии, зато от древности культ его был очень сложен. Pietas – благочестие, исполнение обрядов, вот что составляло сущность его религии и религиозных обязанностей. По сложности обрядов и по строгому выполнению всех внешних форм культа римлянин напоминал иудея с его механическим, буквальным взглядом на требования обрядового Моисеева закона, как замечал это еще Тертуллиан2204.
Как и у всех других народов, первоначально у римлян не было храмов, в смысле особо устроенных зданий для жертвоприношений богам и вообще для богослужения. Местами для богослужения были или возвышенности (Jupiter Latiaris), или рощи и луга (nemora, lucus), или верховья источников (capita fontium). Долго не было и изображений богов, по свидетельству Варрона2205. Символами их в природе служили животные2206, деревья2207 и камни. При Нуме было положено начало устройству храмов, сперва в его дворце (regia), при подножии палатинского холма, собственно в дворцовом атриуме, где стали совершаться жертвоприношения. Затем быть может при нем же, или вскоре после него явились храмы капитолийский и другие. Позднее в Риме было более 400 храмов, больших и малых. Устройство их было подобно устройству храмов греческих. За двором, окруженным стенами, в которых были подземные ходы, следовала крытая колоннада (porticus), которая вела к зданию самого храма и служила для прогулок и общественных сборищ. В самом здании храма (cella) стояло изображение бога, которому посвящен был храм. Cella, освещавшаяся через отверстие в плафоне, содержала в себе еще сокровенное место (penetrale), в которое входили только жрецы и в котором помещался оракул. Перед идолом стоял алтарь, на котором совершались жертвы и возлияния.
Молитвы и очищения2208, жертвы и возлияния богам всюду сопровождали римлянина; к ним прибегал он во всех, даже ничтожных случаях жизни. Молящийся приближался к идолу с покрытой головой и коленопреклоненный, обнимал его руки и целовал. В торжественных случаях молитвы читались самим жрецом. Предметы жертв были те же или почти те же, что у греков; приступал к ним римлянин так же с венком из цветов на голове и в белой одежде. Были в древности у италийских племен и жертвы человеческие, у римлян скоро оставленные. Впрочем отдельные случаи таких жертвоприношений встречались и в более позднюю эпоху, даже во времена императоров2209. До поздних времен впрочем было в обычае римлянина посвящение (devotio) себя для спасения других, во время общественных бедствий, на жертву подземным богам смерти – обычай, напоминающий семитический культ Молоху; на него также можно смотреть, как на остаток древних человеческих жертв2210. Волосы животных жертв обыкновенно бросались в огонь, при тихом чтении молитв, а затем жертва закалалась. Кровью её окроплялся алтарь, на который вместе с тем делалось возлияние вином; наконец части мяса, предназначенные для богов, сжигались на алтаре и обряд заканчивался пиром.
Но всего более развито было у римлян, по крайней мере гораздо более, чем у греков, стремление знать волю богов, доходившее до самого мелкого и странного суеверия. От древности шли особые наблюдения за знамениями воли богов. Слово omen (от os)2211 было термином для обозначения откровений свыше под формой слышимого (тон, голос, призыв), а ostentum и portentum (obstentum, protentum) – для обозначения действий богов в явлениях видимых, или под видимыми знаками; словом prodigium означалось сверх-естественное явление поразительного характера, бросавшееся в глаза2212; необыкновенные внутренние движения сердца назывались praesagia, а когда они выражались словом – oracula2213. Таких знаков воли богов искали больше всего в полете птиц, от чего и самое понятие о предсказаниях, или знамениях воли богов обозначалось словами: auspicium, augurium (avis и spicere, avis и gerere). Без ауспиций и без предварительного узнания воли богов римлянин не предпринимал ничего, более или менее важного; он гадал об исходе своего предприятия или по внутренностям приносимой жертвы, или по полету птиц. Особенно наблюдалась осторожность при совершении жертвоприношений, чтобы ни от чего не отступить, что предписано ритуалом и не встретить дурного предзнаменования2214. Еще характеристичнее от древности известное в Риме употребление и значение наговоров, заклинаний и магических формул2215, о чем осталось замечательное в историческом отношении рассуждение Плиния2216. Для действительного магического действия этих заклинаний требовалось не толь ко точное воспроизведение слов заклинательной формулы, но и строгое исполнение предписаний относительно самого произношения их т. е. интонации в голосе. Римско-католическое «opus operatum» очевидно очень древнее и современно языческому Риму.
Такая настроенность римлян в религии и её сложный культ предполагает и развитие жречества и жреческой иерархии. Состав жрецов в Риме был действительно сложнее, чем в Греции, хотя и здесь, как там, в своем быте жрецы не составляли чего либо отдельного, тем более противоположного гражданской жизни и её интересам. Жречество было одним из учреждений общегосударственной жизни. Первоначально царь Нума, которому приписывается устройство жреческой иерархии, был и высшим жрецом; впоследствии правители de facto не принимали участия в жреческом служении, но в идее они никогда не теряли своих жреческих прав и в позднейшую эпоху императоры снова приняли титул верховных жрецов.
Собственно жрецами т. е. жертвоприносителями были фламины (от flamen). Они назывались по именам богов, которым служили. Почти каждый из более или менее известных богов имел своих фламинов. Фламины трех главнейших богов Рима, Юпитера, Марса и Квирина составляли высшую степень, признавались первыми (flamines majores). А жертву Янусу в древности приносил rex sacrorum, или rex sacrificulus, каким был сам царь. Особенный класс жречества представляли аугуры, исключительной обязанностью которых было указание божественных знамений, или знаков божественной воли и заведование оракулами. Аугуры наблюдали за явлениями неба. Предметом этого наблюдения служили молния и гром и течение звезд. Они изыскивали меры к отвращению гнева богов, выражаемого грозными явлениями природы (между прочим заговаривали молнию). Они же гадали по полету птиц и по внутренностям животных жертв. Это был класс своего рода пророков, или прорицателей. Третью группу жрецов, или служителей религии составляли коллегии, или союзы – братства, на обязанности которых было исполнение особенных торжественных обрядов известным богам. Таковы люперки (luperci), жрецы бога Фауна, таковы же салии, или скакуны, жрецы Марса, и братья арвальские, служители богини плодородия и земледелия. От обыкновенных жрецов они отличались тем, что совершали свое служение только в известное определенное время, напр. люперки только в февральский праздник Фауну. Происхождение этих братств вероятно кроется в древних фамильных союзах, или отдельных родах, имевших свой особенный культ, который после стал общим. Кроме этих групп были еще жрецы с именем fetiales2217, которые вели архив религиозных дел, составляли объявления о войне и мирные договоры. Но во главе всех жреческих классов стояли понтифексы, сначала 5 числом, потом 16, которые наблюдали за общим ходом богослужения, указывали праздничные дни, составляли календарь. Сами они подчинялись верховному понтифексу (pontifex maximus), который был высшей религиозной властью в государстве. За исключением весталок, жрецы вели обычный, всем общий образ жизни. Только фламин Юпитера Фидиуса, представитель этого отца светов, чистоты и святости, имел особенные правила жизни и подчинялся в своем быте особенным требованиям, которые указывали на его служение богу чистоты и света2218.
Общественное богослужение при такой сложной иерархии и обрядности в Риме было очень развито. Очень рано, еще при Нуме, был составлен и календарь. Так как высшие боги Рима были олицетворением солнца и производительных сил природы, то главные праздники совершались весной и осенью, или во время летнего и зимнего солнцестояния; но при множестве богов и во все месяцы года были свои праздничные дни2219. Праздничный культ состоял в торжественном жертвоприношении и в публичных процессиях с изображением празднуемого бога. Очень часто с этим соединялись общественные игры и пиршества, совершавшиеся впрочем большей частью скромно. Исключение составлял только фаллический культ Либера, издавна отличавшийся характером грубым, чувственным2220. Известия о замечательных в историческом отношении праздниках братьев арвальских в честь богини Dea, Dia дошли до нас в протоколах этих братств уже эпохи императоров. Нет сомнения впрочем, что многое у них сохранено было от времен глубокой древности. В то время, которому принадлежат указанные протоколы, братья арвальские праздновали три дня в мае месяце, каждый раз по особенному назначению и указанию, в какие именно дни этого месяца должен совершаться праздник. Торжество начиналось тем, что братья вместе со своим старшиной (magister) после курений и возлияний приносили богине плоды прошедшего и нового года и отведывали их. Затем, совершив помазание над статуей богини и увенчавши лаврами хлебы, а после этого сложив с себя свои священные одежды и омывшись в бане, они открывали пир. После обеда и отдохновения снова начинались возлияния вином и курения, причем рабами и прислужниками относилась жертва на алтарь богини, а братья, увенчанные колосьями, снова вкушали от плодов земли. Через день праздник происходил уже за городом в роще, посвященной богине и состоял в принесении ей в жертву коровы, свиньи и овцы. Братья ели мясо и кровь жертв и рассматривали их внутренности. Это сопровождалось собиранием плодов, принесенных народом, и раздачей ему хлеба, увенчанного лаврами. По окончании этих церемоний братья в святилище богини, закрытом для народа, начинали петь с приплясыванием тот древний гимн, обращенный к ларам и Марсу, который уцелел до нас2221. После этого они снова садились за общий стол и затем возвращались в город, в дом своего магистра, где еще раз вкушали пищу. Третий и последний день праздника проводился точно так, как и первый. Салии, или скакуны в первый день марта, разделившись на хоры под предводительством передового скакуна и магистра, с медными нагрудниками на тунике, в шлемообразных колпаках на голове и со священным оружием в руках, совершали процессии по городу с пением, скаканием и танцами2222. Но по мысли всего замечательнее были так называемые ludi seculares т. е. игры вековые, происхождение которых также принадлежит древности. Это были периодически возобновлявшиеся игры, или празднества в честь подземных богов, которые владычествуют над той областью, где смерть и откуда жизнь и обновление природы и человека. Предполагалось при этом, что природа и человек периодически обновляются, что из глубины земной бездны исходят те скрытые в ней силы, которые поддерживают ход жизни, охраняют землю и отвращают опасность её погибели2223.
Впоследствии вместе с иноземными богами к римлянам перешли и формы культа греческого и восточного. Явились греческие мистерии, элевзинские и дионисовы, мистерии иранского Митры, обряды в честь, идейской матери, или Цибелы, культ египетского (александрийского) Сераписа и Изиды и другие восточно-азиатские церемонии. Греческие праздники в честь Диониса, смешавшись с древними римскими празднествами в честь Либера, сообразно с характером римлян, эстетически мало развитых, приняли в высшей степени грубую форму. В 186 г. сенат вынужден был запретить вакханалии, в виду явного разврата и даже злодейств, которыми сопровождались ночные праздники и мистерии Бахуса2224. Культ Митры по самому значению этого бога был выше всех других иноземных культов; обряды в честь Сераписа и Изиды состояли в тех же, или подобных сценах, воспроизводивших смерть и восстание Сераписа, плач и радость Изиды, какими сопровождались праздники Озириса и Изиды в самом Египте. Но Фригийский культ идейской матери с её галлами и архигаллами и в Риме соединялся с диким самобичеванием, как и на месте своего происхождения. Столько же, если не более, дик и странен был перенесенный в Рим культ азиатской (каппадокийской) Беллоны, требовавшей крови. Жрица этой богини наносила себе рану в грудь и, окровавленная, с простертыми к небу руками, произносила в неистовстве свои пророчества. Еще страннее и фанатичнее было посвящение в так называемые тауроболии и криоболии, обряды также малоазийского (фригийского) происхождения, в честь небесной девы (та же Цибелла, отождествляемая с Афиной и Минервой). Это были очищения от скверны и болезней тела; посредством умилостивительных жертв вола или барана, крови которых приписывалась таинственная сила. Посвящаемый помещался в углублении земли, над которым настилался пол из досок со скважинами; кровь жертвы, которую закалали на этом помосте, текла из раны животного через отверстия и, еще теплая, падала на посвящаемого, который старался уловить ее устами и мазал ею свое лицо2225.
Развитие римского культа в позднейшую эпоху заканчивается, в добавление ко всем этим странным и часто грубым формам его, адорацией императоров, начало которой положил Август устройством храма в честь Цезаря, объявленного богом (Divus Julius). С его времен императорское достоинство признано божественным (имя Augustus, данное Октавию, было выражением именно такого воззрения); а сами они начали называться divi или θεοὶ в честь их, как и в честь, богов, совершались игры и приносились жертвы. Это был конечно небольшой шаг вперед от обожания героев и полубогов, заимствованного от греков; это было в связи и с древним обожествлением Ромула, отождествлявшегося с богом Квирином; но во всяком случае этот культ еще живых людей явился только в Риме и он служил самым характерным и последним выражением того практического государственного воззрения на религию, каким отличался Рим от начала. Высшая власть в лице человека доныне и в новом христианском Риме считалась воплощением божественной силы.
Разложение религиозных верований в Риме шло также под влиянием Греции и её философии. Римляне, по натуре не философы, или сделались скептическими эклектиками в философии, каким был Цицерон, или усвояли философемы практического направления т. е. стоицизм и эпикуреизм, и понятно, что к первому тяготели умы более серьезные.
Нравственное воззрение у римлян, как и у греков, было чисто-натуралистическим, но сравнительно еще более узким и односторонним, потому что в него не входил элемент эстетический. Если для грека добродетель была ἀρετὴ, то для римлянина virtus т. е. мужество. На этом, более физическом, чем чисто-нравственном понятии основывались и из него развивались и все дальнейшие нравственные воззрения римлянина. Из такого начала конечно можно было вывести требования честности, справедливости, верности и все общественные добродетели, которыми Рим, особенно древний, славился; но подобный взгляд на добродетель был чужд всякого представления о зле нравственном и об источнике этого зла в человеческой испорченности. Римлянин, как и грек, действительно до конца не имел сознания о нравственном повреждении человека, или о ненормальности в ходе нравственной жизни. Самый возвышенный из мыслителей Рима, Сенека, по основам своего воззрения стоик, но по развитию мысли и в решении частных, особенно нравственных вопросов, стоявший выше начал стоицизма, которого мораль иногда сопоставляют с христианской2226, часто говорит о зле и бедах жизни, ярко рисует нравственную борьбу в человеке, но и он чужд мысли о глубоком внутреннем повреждении человеческой природы и ждет перемены от простого обновления человеческих генераций и будущих новых родов.
Что касается до добродетелей семейных и общественных, то Рим действительно в этом отношении превосходил другие народы. При моногамии римлянин смотрел на брак и его обязательства строже, чем грек, по крайней мере в первые периоды своей жизни. А отечество (patria) было его идолом; любовь к нему и жертвы, которые он приносить на алтарь этого божества, главнейшего из всех божеств Рима – потому что все боги, начиная с Юпитера, служили этому истинному и единственному богу Рима – слишком известны. Но зато в Риме еще более, чем в Греции, ради отечества и общественной пользы уничтожалась личность отдельного человека и исчезало чувство личного человеческого достоинства. Не только не было для человека ничего выше отечества, но и сам он ценился только по мере пользы, какую приносил ему; вне общественного интереса, отдельный человек был ничтожество.
Но живя для Рима, римлянин, как и грек, пе выработал чувства истинной человечности. Его humanitas была людскость, нажитая простым внешним знакомством с человеком и человеческими племенами. Человеческого достоинства в его истинном понятии он не признавал и в себе самом. Тем менее мог он уважать его в других. Его мыслители-эклектики в своих нравственных рассуждениях о снисхождении к людям шли дальше обычного узкого народного взгляда обитателей столицы мира, вмещавшей в себе народы и племена со всех концов тогдашнего света; но они не шли и не могли идти дальше тех неясных, мистических учений греческой философии, которой сами следовали. Ни Сенека стоик, ни Марк Аврелий неоплатоник, не смотря на свои замечательные суждения, полные мира и снисхождения к людям, не знали истинной любви к человеку. Не удивительно, что многие из таких философов Рима при видимой возвышенности в понятиях не находили для себя противным и тягостным вместе с толпой быть зрителями гладиаторских игр. Мысли о том, что гладиатор мог быть по своей природе так же велик, так же добродетелен, как Сократ и Марк Аврелий, не было.
-----
Мы проследили весь цикл религиозного развития в древнем мире и теперь возвращаемся к тому, с чего начали. Исторически известные религии древнего мира, различные по своему частному характеру, в общем одинаково представляют собой натурализм, потому что в идее о Боге не восходят за пределы мира вещественного, конечного. Они знают божество только под формой явлений природы, которой оно закрыто или с которой слито. Форма эта, под которой паганизм представляет себе божество, то ниже, то выше: по воззрению натурализма, божество есть то утонченная сущность природы, то разум, живущий в человеке; но понятие о нем никогда не возвышается до чистой духовности, до представления о бесконечном, как о существе премирном. Самое развитие этих натуралистических понятий о божестве, очень разнообразное, сводится главным образом к трем фазисам. В начале натуралистических религиозных воззрений стоит почти всегда простейшее, более или менее неопределенное представление о божестве, как о всеобщей силе природы, и часто носит на себе характер, близкий в монотеизму. Затем начинается осложнение этого представления, расчленение идеи о боге: развивается дробный политеизм. Совершается это осложнение большей частью по аналогии с обычной натуралистической (человеческой) жизнью: боги рождают детей, образуются фамилии, роды богов, составляется их родословная. Аналогия эта впрочем не всегда выдерживается строго и принимается не во всех своих чертах. Мы видели, что в Риме боги следуют парами, но бездетны, и что богинь гораздо более, чем богов. Сама в себе эта аналогия – явление в мифологии очень понятное; при натуралистическом взгляде на божество не было ничего естественнее, как именно такое представление о размножении богов2227. Вследствие этого развития политеизма общая неопределенная идея о Боге получает определенное содержание; содержание это обособляется еще более и специализируется часто до запутанности, до неисчислимых, смешанных между собой типов. Но вместе с тем, как это обособление завершается, начинается снова под влиянием философии, возникающей из религии, тяготение к единству, но в смысле отвлеченном, пантеистическом. Этот последний, высший фазис обусловливается развитием более нравственных воззрений на самого человека. Таков ход истории языческих религий и его конечные результаты.
Нам следует теперь обратиться к библейскому воззрению, которое положено нами в основу при самом изложении религиозных систем язычества, и представить цельный образ этого воззрения в его сопоставлении, или вернее, в его противоположности со всеми религиозными учениями древнего мира.
29-го апреля 1874 года.
* * *
Первоначальный смысл латинского слова religio, которое в настоящее время принято во все европейские языки для обозначения понятия об отношениях человека к Богу, вполне соответствует такому практическому взгляду римлянина на веру в богов. Различны этимологические и филологические объяснения этого слова, но главным образом они сводятся к понятию почтения, зависимости, обязанности. Цицерон производил слово religio от relegere, diligenter retractare и находил в нем представление о силе, от которой все зависит. Другие из классиков (Виргилий) производили это слово от relinquere и видели в нем понятие священного, святого, выделенного из предметов обыденной жизни (quae propter sanctitatem а nobis sunt remote et seposita). Это объяснение филологически совершенно не правильно. Лактанций и Иероним изводили religio от religare и предполагали, что оно указывает на союз человека с Богом. Августин колебался между объяснениями Цицерона и Лактанция. Некоторые из последующих церковных писателей производили это слово от reeligere, развивая далее взгляд Лактанция на значение слова religio, как понятия не только о союзе, но и о воссоединении человека с Богом, и очевидно привнося в свои объяснения чисто христианский взгляд на религию, чуждый древности. По новейшим филологическим исследованиям Лейденрота, слово religio происходит и не от relinquere и даже не от religare, или religere, а от древнего ligere (санскр. Lok’, греч. λεύσσειν, немец. lugen), от которого остались diligere, intelligere и с которым сродны lucere и liquere. Ligere значило то же, что respicere, а religio то же, что respectus, reverentia, т. е. почтение, обязательство (Fundamentaldogmatik v. В. Voigt. 1874. S. 9 – 30). Объяснение это, очевидно, по смыслу сходится с Цицероновым, хотя изводит слово religio от другого корня. В греческих терминах, обозначающих понятия о религии, πίστις, λατρεία, θρησκεία, выступает наоборот более идеальная, теоретическая и художественная сторона в религии и в культе.
Carm. Secul. 9 – 12.
Ovid. Fasti. Lib. 1. v. 85. 86.
Aen. VI, 847 – 852.
Uëber die Sprache d. Etrusker. W. Corsen. 1874. Leipzig.
Латинский язык признается более древней ветвью арийского языка, чем греческий.
Preller. Römische Mythologie. S. 20 – 21.
Сивиллины книги (по названию – книги, в которых открыта воля Зевса ( Ζιός βυλή) – эолическая форма вместо Διὸς βουλή), прн Тарквинии Гордом были приобретены (известна сага о том как являлась к нему пророчица Сивилла, с предложением купить эти книги), для вновь выстроенного в Капитолии юпитерова храма, где они и хранились. К ним прибегали во время общественных бедствий и чрезвычайных знаменательных явлений, ища указаний для деятельности и средств к умилостивлению богов. В 83 году до Р. X. пожар, истребивший храм капитолийского Юпитера, уничтожил и сивиллины книги. Отправлены были послы во все концы тогдашнего мира собрать уцелевшие при храмах и у частных лиц остатки этих древних пророчеств. Новое, таким образом явившееся, собрание сивиллиных книг обязано было своим происхождением главным образом востоку, откуда в него вошли и монотеистические идеи и даже некоторые мессианские верования и пророчества. Известное ныне собрание сивиллиных книг заключает в себе не только учение о едином Боге, вместе с мессианскими ожиданиями (книга 3), но и ясные указания на лицо Спасителя (6-я и 8-я кн. Гимн к Иисусу Сыну Божию). Учение о едином Боге и Мессии, как ныне признано и доказано, есть продукт литературной деятельности александрийских иудеев, которые в видах распространения иудейских воззрений среди других образованных народов, особенно-же греков и римлян, делали вставки и интерполяции в св. книгах языческих или вновь составляли от имени языческой древности гимны и песни, в которых, приспособляясь к языческому воззрению, проводили свои религиозные идеи (сами языческие писатели упоминают об иудейской Сивилле). Что касается до содержания 6-й и 8-й нынешних сивиллиных книг, то оно принадлежит уже временам христианства и обязано своим происхождением христианам из иудеев или гностическим сектантам. Real – Encyklopäd. v. Herzog. В. 14. Sibyllen. S. 315 – 329.
См. об этом исследование г. Модестова под заглавием; «Римская письменность в период царей». 1868. Казань.
Модестов. «Римская письменность», стр. 57 – 60.
Там-же, стр. 116.
Там-же, стр. 138.
Перечень сочинений Варрона см. в сочинении: Марк Теренций Варрон Реатинский. И. Помяловского. 1869. С.-Петербург.
Помяловский. Варрон; стр. 53, 62 и 63.
К сожалению, взгляды римских писателей и особенно Варрона проникнуты позднейшим (у Варрона стоическим) философским воззрением; оттого чисто древний, первоначальный элемент верований обсуждаемой ими религии трудно отделить от их собственных толкований.
Dii то же, что dies, dius, divus. Varro. De lingua latina. lib. IV. p. 20. Biponti. 1788.
Преллер сближает это понятие с гомерическим выражением «о кивании головы» у Зевса, что значило его волю, или решение. Röm. Mythol. S. 52. Варрон и другие римские писатели производят слово numen от nuere, nutus, а Гартунг (die Religion d. Römer. Th I. S. 21) от novisse, νοἐω – думать, знать. Он находит в слове numen указание на мысль, что у богов ум и воля, или дело – нераздельны. Но это предполагало бы чуждый древности отвлеченный взгляд.
Serv. V. Georg. 1. 10, у Преллера. S. 57.
Свидетельства об этом приведены у Преллера. S. 56.
Перечисление богов, указываемых в индигитаментах, см. у Модестова: «Римская письменность в период царей», стр. 63 – 81.
Имя Янус – Janus производили то от eo, eundo (Цицерон), то от hianus, hiatus – хаос. Нынешние филологи справедливее находят в этом имени мужскую форму имени Диана, луна. Dianus значит свет, светлый и одного корня с Jupiter, или Diespiter. Preller. Mythol. S. 149.
Varro. De lingua latina cum fragmentis pag. 222.
Preller. Mythol. S. 50.
Так нужно заключать из того, что Варрон богов известных называет: dei sempiterni, perpetui, ab initio certi, dii proprii. Preller. S. 62.
По Августину, который передает мысль Варрона, боги selecti отождествляются с понятием богов публичных – publici quibus aedes dedicaverunt, eosque pluribus signis notaverunt. Varro. Fragmenta. p. 221. Так же или близко к этому объясняет значение богов известных и, неизвестных и Цицерон, очевидно следуя Варрону. De legibus. 11. 8, 19.
Preller. Mythol. S. 59. 60.
Varro. Fragmenta. p. 226.
В гимне братьев салиев он называется «duonus» (bonus) «cerus» (creator), т. e. благой творец. Модестов. «Римская письменность», стр. 143.
fasti. 1. v. 112. 113.
Fragmenta p. 224. Janus mundus est.
Эту мысль своеобразно развивает Овидий, исходя из понятия об Янусе, как о привратнике неба (он производит имя его от ео, eundo, как и Варрон), который отворяет и затворяет дверь (ianua) и видит как входящих, так и исходящих, смотрит и на восток, и на запад. Fasti 1. 134 – 140.
Когда Овидий (Fasti 1, 91) замечает, что у греков нет божества похожего на Януса, то, очевидно, имеет в виду его внешнюю форму, или фигуру.
Он представлялся и древним царем отдаленных счастливых времен, когда боги и люди жили в близости и взаимной дружбе. Preller. Mythol. S. 163.
Построение древнейшего храма янусова на форуме римском приписывалось Нуме. Этот храм имел четырехугольную форму и четыре входа.
Виргилий, Гораций, Овидий различно объясняют это. Preller. S. 155.
Модестов «Римская письменность» стр. 145.
De lingua latina, р. 19. Fragraenta р. 221.
Fragmenta, pag. 224.
Fasti. 1, 126.
По Варрону, между древними италийскими (сабинскими) божествами был еще высший, чем Юпитер, бог с именем Summanus (Summus). August. de civitate. IV. 23. Преллер признает его ночным Юпитером, богом ночной грозы, которая в Италии бывает редко (по причине холодных ночей); ему приписывалась ночная молния (fulgur nocturnum). Mythol. S. 217. Другие несправедливо отождествляют его с подземным Юпитером, предполагая, что его имя происходит от manes – умершие (submanes). Hartung. Die Religion d. Römer. 11. S. 59 – 60.
Preller. Mythol. S. 285.
Сверх этих богов и богинь света и неба, были и отдельные боги солнца, луны и звезд.
При объяснении её имени колеблются между производством его от amnis perennis (поток непрерывный) и annus perennis (год продолжающийся). В первом случае в ней видят богиню весенних потоков, несущих жизнь, в последнем изменяющуюся в продолжение года богиню луны, которая каждый месяц стареет и обновляется. Prell. S. 305.
Preller S. 326.
Впоследствии перед его храмом росли две мирты, одна патрицианская, другая плебейская, служившие символами возрастания и усиления жизни плебеев и патрициев.
Horat. Od. III. 18. Ovid. Fasti. IV, 761.
В связи с ним, как и с Фауном, стоит лесной демон, силенообразный Picus или Pilumnus (от pilus).
Эпитет Майя – от magis, major (Preller S. 351) – указывает на понятие умножения, увеличения, рождения и возрастания.
При её оракуле служили также девственницы. Härtung 11. 196. Преллер объясняет девственность этой богини тем, что она покровительствовала браку в его чисто семейном значении. S. 353.
От carmen производится её имя у Августина (De civit. IV, 11); оно значило то же, что и Fatua. Неправильно производили его то от carere mente, то от carpentum.
Варрон производит её имя от Fidonia, имея в виду, что богиня эта была покровительницей союзов между италийскими племенами.
Была еще особенная богиня целебной силы весенних трав, с именем Ancitia, которое производят от названия вольского города Ancium. Впрочем значение её темно. Близки к ней по характеру богини волшебной силы, Circe и Marica. Preller. Mythol. S. 361. 362.
По Августину (De civit. lib. VII. 2), Liber есть бог qui marem effuso semine liberat. Название детей liberi очевидно находится в связи с именем этого бога весны и рождения.
Этимология этого слова не определена. Сближают его с индийским Ul-ка – огненный метеор, и с финико-пеласгийским Τελχὶν на основании одной надписи, где он назван Velchanos, что значило бы: упорный, злобный (Preller. S. 526). Производят это слово также от fulgere, fulgur (Hartung. 11, 106).
Храм Вести имел круглую форму; это был род навеса, под которым стоял жертвенник с огнем. Не было в древности никакого изображения самой богини, которую представлял самый вечно-горящий огонь. Preller. S. 539.
Весталкам оказывалось особенное почтение: перед ними шел ликтор; преторы и консулы при встрече с ними слагали знаки своей власти; с них не требовали клятв и вообще они приравнивались по общественному положению к жрецам. Самая казнь виновных из них совершалась особенным образом, сообразно с их достоинством. Ничья рука не могла лишить жизни лицо, посвященное великой богине, и весталки погребались заживо на так называемом campus sceleratus, где земля «скрывала их от чистого света дня». На служение богине они избирались в возрасте от 6 до 10 лет и должны были прослужить в состоянии девства 30 лет, по истечении которых могли вступать в брак, что впрочем случалось редко и считалось неблаговидным. Сначала их было по четыре в храме, затем по шести. Они носили особенное длинное белое платье, с прикрепленным к нему пурпурового цвета куском сукна, который во время жертвоприношения надевался на голову; волосы связывались звездообразным бантом. Кроме наблюдения за св. огнем, весталки должны были приносить и жертвы и приготовляли для них материалы; они также участвовали в культе богини Bona Dea, который был совершаем женщинами. См. Hartung. 11, 117 – 120.
Penus – съестной припас, приготовляемый на очаге дома; духи домашнего очага (средоточие дома) очевидно от него и получили свое имя.
Lar – дом. Имя их отождествлялось с именем дома. Собственно слово lar соответствовало греческому ἄναξ, или ἡρῶες – господа, герои, а затем означало вообще предков, или духов умерших.
Acca, то же что atta, слово, сродное с санскритским akka, и значит «мать». Preller. Mythol. S. 422.
Hartung. II. S. 144. 145.
Преллер производит ее название так же от Ancus, вольского города, как и имя богини Angitia.
Имя Pontifex т. е. строитель мостов, какое носили высшие жрецы в Риме, находится в связи с культом богу реки Тибра и объясняется из него. Разливы Тибра, угрожавшие наводнением городу и сносившие мосты, признавались выражением гневя этого бога. Поэтому, при постройке мостов, на берегах и на самых мостах жрецами приносились жертвы; успех самой постройки мостов зависел от благословений бога, испрашиваемых жрецами; они искали благоприятного дня для этого дела и указаний со стороны богов; им принадлежало и высшее наблюдение над всей постройкой мостов. Preller. S. 514.
Имя это, очевидно тождественное по значению с Cerus, эпитетом Яна в салийском гимне, указывало на творческую производительную силу. Cer – то же, что cre, оттуда creo, творю. Древние (Cic. De divinatione. Lib. 11, 52) и за ними Гартунг производили это имя от gero и germen. Hartung. 11, S. 137.
Preller. S. 420 – 432.
Некоторые в этом Dis-pater видят Divespater (Hartung. 11, 87). Если это так, то имя Оркуса совершенно тождественно по значению с греческим Плутоном.
Preller. S. 469.
Были и еще специальные боги земледелия на различных местностях, например на отлогостях гор – Jugatinus, в долинах – Vallonia.
Была и богиня денег, Pecunia, от pecus – скот (в древности животные служили тем, чем после деньги).
Покровительству Януса, как бога всякого начала и зарождения, принадлежит зачатие человека, Либеру – самое рождение; Юпитер посылает родившемуся силу света и жизни; богиня Ops, или Opis берет рожденного на свою грудь, как мать земля-кормилица. Модестов. Письменность во время царей, стр. 65 – 79.
См. там-же.
Древние производим этот эпитет от indigeo и находили в нем понятие о божестве, как существе не нуждающемся, nullius rei egentis; но другим, этот термин обозначал полубогов: in diie agentes, ex hominibus facti; еще иные сближали это понятие с названием древнего служебника – индигитаменты и думали, что indigetes общее имя богов с определенным культом, то же, что dei certi. Судя по тому, как употребляется этот термин древними писателями (Jupiter indiges, lares et indigetes), нужно допустить, что он обозначал местных гениев-покровителей ( θεοὶ πατρῶοι). Преллер изводит это имя сообразно с таким значением от indu и geno. Römisch. Mythol. S. 81.
Классические писатели объясняли значение этого слова в смысле – «полубоги», производя его от semis, ἡμίθεοι, semidei. Всего вероятнее объяснение этого слова, предложенное Гартунгом (Hartung. 1, 41), который производит его от sero, semen. Идея полубогов – покровителей вполне соответствует такому объяснению. Семоны могли быть древними изобретателями земледелия и учредителями культуры в известной области, после причисленными к богам.
De praescript. adv. haeret. 16.
Августин, со снов Варрона, говорит (De civit. Dei IV, 31), что древние римляне, в продолжение более чем 170 лет (от построения Рима), почитали богов sine simulacro.
Орел считался птицей, посвященной Юпитеру, волк – Марсу, бык и баран – Фауну; все птицы в известной мере считались священными, потому что по полету их гадали. Preller. Mythol. S. 101 – 103.
Древней святыней Капитолия был древний дуб Юпитера; по свидетельству римских историков, и после долго оставался в Ватикане окаменелый дуб, с надписью на этруском языке, быть может современном Риму. Preller. Mythol. S. 96.
Молитвы произносились иногда по три и даже по девяти раз кряду. От приносящего жертву и от совершителя обряда требовалась чистота (castitas). Совершению жертв предшествовали и сопровождали его paзличные омовения, окропления и курения. Особенной чистоты требовал культ Весты. Впрочем эта castitas и очистительные обряды и у римлян, как у греков, не имели значения аскетических подвигов.
Scherr. Gesch. d. Religion. 11. 217.
Пример такого рода посвящения себя на жертву богам смерти представляет известный рассказ Тита Ливия о консуле Деции Мусе, который в сражении против латинов (в 340 г. до Р. Хр.), совершив обряд такой девоции, ринулся в ряды врагов, обрекая себя на явную смерть для спасения римских легионов, которые перед тем были теснимы латинами и начали отступать.
Гартунг производит это слово от inquam (Die Rel. d. Römer. 1, 97), Варрон правильнее – от os, osmen.
После portentum и ostentum значили вообще необыкновенные явления в природе, кометы, сильные бури; термином prodigium обозначались бешенство домашних животных, кровяной дождь и все исключительные явления.
Hartung. 11, 97 – 98.
Как строго требовалось точное исполнение обрядовых предписаний, видно из того, что жрецы Корнелий Cethegus и Квинт Сульпиций были отрешены от своих должностей только за то, что первый положил на алтарь внутренности животного не совсем так, как должно было, а у второго во время жертвоприношения спал с головы жреческий колпак. Döllinger. Heid, und Judenth. S. 471.
В музеях Рима доныне находятся tabulae defixionum т. е. таблицы с древними наговорами и заклинаниями. Для образца приводим один из древних наговоров, по сочинению г. Помяловского – Эпиграфические этюды: 1) древние наговоры, 2) римские колумбарии. 1873. С.-Петербург. «Подобно тому», гласит надпись на грязной свинцовой дощечке, «как мертвец здесь похороненный не может ни говорить, ни разговаривать, так пусть и Родина у Марка Лициния Фавста будет мертва и пусть не сможет ни говорить, ни разговаривать... Отец Дит! Я поручаю тебе Родину для того, чтобы она навсегда служила предметом ненависти для Марка Лициния Фавста», стр. 3.
Из рассуждений Плиния видно, что чародейство в Риме было очень древним и что к нему прибегали и знамениями богов руководились и в делах общественных; он приводит между прочим и из закона 12-ти таблиц (децемвиров) выражения, указывающие на всеобщность и общепризнанность веры в заклинания и наговоры: «кто заговорил плоды, кто произнес дурное, зловредное слово», говорилось в этих законах. См. Hartung. 1. 104 – 109. Катон в своем сочинении О земледелии передает следующую заклинательную формулу, бывшую в употреблении в Риме: huat hanat huat ista pista sista domiabo daumnastra. (Scherr. Gesch. d. Religion. 11. S. 216). Обыкновенно признают это заклинание простым бессмысленным набором слов; но есть основание предполагать здесь слова и выражения, ставшие непонятными и потерявшими смысл вследствие их глубокой древности.
От fari, fas, fas divinum.
Не все из этих требований понятны своем значении. Фламин Юпитера, один из всех, не мог иметь никаких других занятий, кроме жреческих; ему ие дозволялось видеть оружия, кроме св. оружия, служившего символом богов, а равно и носить перстень на руке, кости в поясе или головном украшении (apex) и садиться иа лошадь; волосы его мог убирать только свободный человек и стричь только железными ножницами; ему запрещалось употреблять в пищу грубое мясо и бобы, ходить по местности, где были гробы и кости мертвых; он не мог в продолжение трех ночей сряду оставлять свою постель, которая была устроена особенным образом и не могла быть ложем ни для кого другого; он обязан был носить только тогу, сотканную его женой, которая была жрицей Юноны (Flaminica); ему позволялось жениться только раз и, в случае смерти жены, он оставлял жречество.
В январе был праздник в честь Януса (в календы н в иды), а затем – в честь Карменты; в феврале – в честь той-же богини и пенатов, сверх того в календы – в честь Юноны, а в февральские иды, в начале весны, в честь Фауна; в марте – Марсу и Квирину, Весте и Перенне: это был один из самых праздничных месяцев с разнообразными обрядами в честь этих богов; в апреле – в честь Либера, Цереры и Фортуны, кроме других мелких празднеств; в мае – Флоре, богине «Bona Dea», ларам и Меркурию; в июне – снова Весте, Юноне и Вулкану; в июле – Сумману, Юпитеру и опять Весте; в августе – Диане и Нептуну; в сентябре – снова Янусу, Вулкану и Фонту; в ноябре – Юпитеру; в декабре – Сатурну и снова Фауну. Hartung. 1, 155 – 156.
In Italiae compitis, говорит Августин, передавая слова Варрона, sacra Liberi celebrata cum tanta licentia turpitudinis ut in ejus honorem pudenda virilia colerentur. Turpe membrum per Liberi dei festos cum honore magno plostellis impositum, prius per rura in compitis et usque in urbem vectabatur. Diebus (festis) verbis omnes flagitiosissimis utebantur, membro inhonesto matrem-familiam honestissimam palam coronam necesse erat imponere. (De civit. cap. 21. Varro. Fragmenta p. 225).
«Не попусти, Марс, напасть засухе на цветы, или на цветущие колосья; лары, помогите!» Таково почти все содержание этого гимна, который приведен в подлиннике у Преллера (S. 428) и у г. Модестова (Римская письменность в период царей, стр. 120 – 124).
В оставшихся и доныне еще вполне не объясненных отрывках из гимнов салиев восхваляется благой Ян, бог богов. Модестов. Римская письменность в период царей. 140 – 150.
Предание о происхождении этих игр и праздников в честь подземных богов привязано к Таренту (самые игры назывались поэтому тарентинскими, или тарентскими), местности на Марсовом поле прилегающей к Тибру, где была трещина, из которой выходил подземный дым и огонь (слово tarentum с сабинского объясняют в смысле mollis т. е. terra). Здесь первоначально в глубине земли был и алтарь подземных богов. Миф прибавляет к этому, что некто Валерий (имя от valeo), имевший неисцельно больных детей, получил от ларов повеление идти на берег Тибра к жертвеннику подземного бога (Dis-pater) и омыть детей теплой водой тарентской. Явившийся ему там мрачный Оркус сам повелел, чтобы в честь его были учреждены игры и приносимы в жертву животные темного цвета (furvae hostiae). Но частнейшие известия о том, когда именно начались эти игры, в какие периоды времени они совершались (по-видимому через 100 лет и более), неясны и сбивчивы. При Августе они происходили в 737 году от основания Рима т. е. за 17 лет до Р. Хр. Кажется, в эту эпоху ludi seculares получили особенный смысл и значение вследствие воспринятого от греков эпического сказания о веках, или эпохах мировых, а может быть и вследствие сказаний сивиллиных книг о нарождении новой эпохи. (Известен стих из кумэйской Сивиллы, приводимый Виргилием: novus jam nascitur ordo). Preller. Mythol. S. 469 – 478.
Тит Ливий передает, что сделано это было по донесению одной служанки, желавшей спасти своего молодого друга, которого мать, вместе с его отчимом хотела посвятить в эти ночные обряды, чтобы сократить его жизнь. На этих ночных праздниках Бахуса, происходивших пять раз в месяц, не только дозволялся разврат с бесчинством всякого рода, но и совершались злодейства. Терялось там всякое чувство стыдливости; оно даже жестоко наказывалось. Благородные женщины с распущенными волосами и горящими факелами, в одежде вакханок, бродили по берегам Тибра и падали в опьянении. Другие толпы женщин в таком же состоянии, вместе с мужчинами, уходили в ущелья и пещеры по берегам Тибра. Preller. S. 717.
Преллер замечает, что по странной случайности местом этого дикого обряда в старом Риме был нынешний Ватикан. S. 741.
Christ. Apologetik, v. Baumstark. S. 377.
Замечание это мы делаем в виду своеобразных взглядов Шеллинга и вообще идеалистической школы на процесс развития мифологических понятий. Шеллинг и его последователи по преимуществу останавливаются в мифологий на явлении женских божеств, видя в них тот необходимый момент, с которого начинается раздвоение в понятии прежнего бога, отрицание прежнего представления о нем и возникновение нового бога. Римская религия со своими бездетными богами – сильное возражение против этой теории, которая в самой простой, обычной мифологической аналогии, снятой с человека, не только видела необходимое и неизбежное явление, но и приписывала ему какое-то мистическое значение. В сущности боги язычества множились потому, что разнообразны были явления природы, с которыми они смешивались, или отождествлялись. Как скоро идея о Боге перешла в сферу явлений природы, она не могла не развиться в политеизм.