Книга 5

НАЧИНАЮТСЯ ГЛАВЫ ПЯТОЙ КНИГИ

1. О королевском правлении младшего Хильдеберта и о его матери [575 г.].

2. О том, как Меровей взял в жены Брунгильду [576 г.].

3. Война против Хильперика и о злодеяниях Раухинга [576 г.].

4. О том, как Рокколен прибыл в Тур [576 г.].

5. О епископах Лангра [572–574–580гг.].

6. О Левнасте, архидиаконе буржском [576 г.].

7. О затворнике Сенохе [576 г.].

8. О святом Германе, епископе парижском [576 г.].

9. О затворнике Калюппе [576 г.].

10. О затворнике Патрокле [576 г.].

11. О том, как епископ Авит обратил в христианство иудеев [576 г.].

12. Об аббате Брахионе [576 г.].

13. О том, как Муммол опустошил Лимож [576 г.].

14. О том, как Меровей был пострижен и как он нашел убежище в базилике святого Мартина [576–577 гг.].

15. Война между саксами и швабами [568–577 гг.].

16. О гибели Маклиава [577 г.].

17. О сомнении по поводу дня празднования Пасхи, о церкви в Шиноне и о том, как король Гунтрамн убил сыновей Магнахара и лишился своих, и как он завязал дружбу с Хильдебертом [577 г.].

18. О епископе Претекстате и о гибели Меровея [577 г.].

19. О милостынях Тиберия [574 г.].

20. О епископах Салонии и Сагиттарии [570–577 гг.].

21. О бретоне Виннохе [577 г.].

22. О смерти Самсона, сына Хильперика [577 г.].

23. О знамениях [577 г.].

24. О том, как Гунтрамн Бозон увел своих дочерей из базилики святого Илария и как Хильперик занял Пуатье [577 г.].

25. О гибели Даккона и Драколена [578 г.].

26. О том, как войско направилось в Бретань [578 г.].

27. Об отстранении Салония и Сагиттария [579 г.].

28. О податных переписях Хильперика [579 г.].

29. Об опустошении Бретани [579 г.].

30. Об императорском правлении Тиберия [578 г.].

31. О кознях бретонов [579 г.].

32. О том, как была осквернена церковь святого Дионисия из-за женщины [579 г.].

33. О чудесных знамениях [580 г.].

34. О дизентерии и о смерти сыновей Хильперика [580 г.].

35. О королеве Австригильде [580 г.].

36. О епископе Ираклии и графе Нантине [580 г.].

37. О Мартине, епископе галисийском [580 г.].

38. О гонениях на христиан в Испании [580–584 гг.].

39. О гибели Хлодвига [580 г.].

40. О епископах Елафии и Евнии [580 г.].

41. О послах из Галисии и о чудесных знамениях [580 г.].

42. О Маврилоне, епископе кагорском [580 г.].

43. О прениях с еретиком [580 г.].

44. О том, что написал Хильперик [580 г.].

45. О кончине епископа Агрекулы [580 г.].

46. О кончине епископа Далмация [580 г.].

47. О графском правлении Евномия [580 г.].

48. О злодеяниях Левдаста [562–568 гг.].

49. О кознях, которые Левдаст строил против нас, и как он сам был унижен [572–580 гг.].

50. Что предсказал блаженный Сальвий о Хильперике [580 г.].

КОНЧАЮТСЯ ГЛАВЫ [ПЯТОЙ КНИГИ]

НАЧИНАЕТСЯ ПЯТАЯ КНИГА

Мне опостылело рассказывать о раздорах и междоусобных войнах, которые весьма ослабляют франкский народ и его королевство. Но что еще хуже, мы уже видим, как в наше время сбываются предсказания Господа о начале бедствий⁶⁴⁶: «Восстанет отец на сына, сын на отца, брат на брата, ближний против ближнего»⁶⁴⁷. А ведь их должны были бы устрашить примеры прежних царей, которые как только разъединялись из-за раздоров, тотчас гибли от недругов. Сколько раз и сам город городов, столица всего мира⁶⁴⁸, приходил в упадок с началом гражданских войн, но с прекращением войн он вновь поднимался словно из пепла. О если бы и вы, о короли, участвовали в таких сражениях, в каких изрядно потрудились ваши предки, чтобы народы, устрашенные вашим согласием, склонились бы перед вашей силой! Вспомните, что сделал Хлодвиг, основоположник ваших побед. Он перебил королей – своих противников, враждебные племена разбил, собственные же подчинил и оставил вам королевство целым и незыблемым. И когда он это совершал, у него не было ни золота, ни серебра, какие есть теперь в вашей казне. Что вы делаете? Чего вы ищете? Чего вам недостает? Дома ваши изобилуют роскошью, подвалы полны вина, хлеба и масла, в кладовых груды золота и серебра. Одного вам недостает – вы лишены милости Божьей, ибо не блюдете мира между собой. Почему один отнимает добро у другого? Почему зарится на чужое? Внемлите, прошу вас, словам апостола: «Если же вы друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом»⁶⁴⁹. Ознакомьтесь тщательно с сочинениями древних, и вы увидете, что приносят с собой междоусобные войны. Отыщите, что писал Орозий о карфагенянах, когда он, рассказав о том, что город и страна их после семисотлетнего существования были разрушены, добавил: «Что сохраняло его так долго? Согласие. Что сокрушило его после столь долгих времен? Разногласие»⁶⁵⁰. Остерегайтесь разногласия, берегитесь междоусобных войн, которые несут гибель вам и народу вашему. Чего можно еще ожидать, как не того, что вы тотчас потерпите крах, когда войско ваше падет, и вы останетесь беспомощными и покоренными враждебным народом? Если ты, о король, любишь междоусобную войну, то веди ту, что, как говорит апостол, происходит в человеке, то есть когда дух желает противного плоти⁶⁵¹ и пороки побеждаются добродетелями: и ты, будучи свободным, служи своему Главе, Христу⁶⁵², ты, который, будучи в оковах, некогда служил корню зол⁶⁵³.

1. Итак, когда король Сигиберт был убит около виллы Витри, королева Брунгильда с детьми находилась в Париже. После того как ей стало известно о случившемся и она, потрясенная горем и скорбью, не знала, что ей делать, герцог Гундовальд⁶⁵⁴, взяв ее маленького сына Хильдеберта, тайком увез его и, после того как он спас его от неминуемой смерти, собрал народ, которым правил отец Хильдеберта, и провозгласил Хильдеберта королем, хотя ему едва минуло пять лет. Начал он править в день Рождества Христова⁶⁵⁵.

И вот в первом году его правления⁶⁵⁶ король Хильперик прибыл в Париж и, захватив Брунгильду, отправил ее в изгнание в город Руан, а ее сокровища, которые она привезла в Париж, он отнял; дочерей же ее он приказал держать в городе Мо. В это время в Тур пришел Рокколен с людьми из Ле-Мана, разграбил его и совершил множество злодейств; впоследствии мы расскажем⁶⁵⁷, каким образом он погиб, караемый могуществом блаженного Мартина за совершенные им злодеяния.

2. Хильперик же отправил своего сына Меровея с войском против Пуатье. А тот, оставив без внимания приказание отца, прибыл в Тур и находился там во дни Святой Пасхи⁶⁵⁸. Его войско сильно опустошило ту область. Сам же он, делая вид, что хочет поехать к своей матери⁶⁵⁹, устремился в Руан. И там он встретился с королевой Брунгильдой и взял ее себе в жены. Хильперик, узнав о том, что Меровей, вопреки естеству и каноническим законам, женился на жене своего дяди⁶⁶⁰, крайне огорченный этим известием, поспешил в упомянутый город. Когда же они узнали о том, что Хильперик решил их разлучить, они нашли убежище в базилике святого Мартина, которая была построена из дерева за стенами города. Прибывший же туда король старался выманить их оттуда, применяя многочисленные уловки, но они, понимая, что он хитрит, не верили ему. Тогда он дал клятву, говоря: «Если это было по Божьей воле, то я сам не стану пытаться их разлучать». Вняв этой клятве, они вышли из базилики. Облобызав и приняв их достойно, Хильперик разделил с ними трапезу. Но спустя несколько дней Хильперик, взяв с собой Меровея, возвратился в Суассон.

3. Но когда они [Хильперик и Меровей] находились там⁶⁶¹, какие-то люди из Шампани, собравшись, напали на город Суассон и, изгнав из него королеву Фредегонду и Хлодвига, сына Хильперика, хотели подчинить себе город. Как только Хильперик узнал об этом, он отправился туда с войском, послав вестников сказать, чтобы те не причиняли ему никакой обиды, дабы избежать гибели обоих войск. Те же, пренебрегая этим, готовились к сражению. А когда началось сражение, сторона Хильперика взяла перевес и обратила в бегство своих врагов, из которых были уничтожены многие смелые и деятельные мужи. Обратив остальных в бегство, Хильперик вступил в Суассон. После этих событий Хильперик начал подозревать своего сына Меровея, в связи с его брачным союзом с Брунгильдой, в том, что это сражение произошло из-за его козней. Обезоружив и отдав его под стражу, он велел содержать его под домашним арестом, обдумывая, как с ним поступить далее.

А зачинщиком этого сражения был Годин, который ранее перешел от Сигиберта к Хильперику и получил от него много подарков; но, побежденный в сражении, он первый обратился в бегство. Его же виллы, которые король подарил ему из королевского фиска⁶⁶² в области Суассона, Хильперик отобрал и принес в дар базилике блаженного Медарда. Сам же Годин спустя немного времени внезапно скончался. Его жену забрал Раухинг, человек, преисполненный всяческого тщеславия, надменный, гордый и в высшей степени наглый. Он обращался с подчиненными, не проявляя ничего человеческого, но неистовствуя по отношению к своим ближним и выказывая безмерную и безумную злость, совершал гнусные злодеяния. А именно, если перед ним, как обычно, слуга во время пира держал факел, он приказывал ему обнажить ноги и прижимать к ним так долго факел, пока он не погасал; когда факел зажигали снова, он заставлял проделывать то же самое до тех пор, пока у слуги, державшего факел, не обгорали все ноги. Если же слуга пытался кричать или куда-нибудь уйти с этого места, он немедленно грозил ему обнаженным мечом, и бывало так, что когда тот рыдал, он ликовал от радости.

Далее, некоторые рассказывали, что в то время двое из его слуг, мужчина и девушка, как это часто бывает, взаимно полюбили друг друга. И после того как эта любовь продолжалась в течение двух или более лет, они поженились и укрылись в церкви⁶⁶³. Узнав об этом, Раухинг пришел к местному епископу и попросил немедленно вернуть ему слуг, которым он [якобы] простил их вину. Тогда епископ сказал ему: «Ведь ты знаешь, какое уважение следует оказывать Божьей церкви. Ты же сможешь их получить только тогда, когда поклянешься оставить их брак в силе и вместе с тем пообещаешь освободить их от всякого телесного наказания». А Раухинг после долгого колебания наконец, обратившись к епископу, положил свои руки на алтарь и, клянясь, сказал: «Я их никогда не разлучу, а сделаю так, что они навеки пребудут в этом союзе. Хотя мне и неприятно было, что это произошло без моего разрешения, однако я с этим охотно примирюсь, потому что ни он не выбрал чужую служанку, ни она – чужого слугу». Епископ простодушно поверил обещанию хитрого человека и возвратил их с условием, что они не будут наказаны. Получив их и поблагодарив епископа, Раухинг отправился к себе домой. Он тотчас же приказал срубить дерево, обрубить с него сучья, вогнать клинья с обоих концов ствола и выдолбить его. Затем он приказал положить колоду в вырытую в земле на глубине трех или четырех футов яму. Потом велел положить туда девушку, как кладут мертвых, а сверху – слугу; закрыв их крышкой, он наполнил яму землей и заживо похоронил их, говоря при этом: «Я не обманул, давая клятву в том, что они будут вовеки неразлучны». Когда об этом известили епископа, он поспешно прибежал туда и, браня Раухинга, с трудом добился того, чтобы их откопали. Слугу все же он вытащил живым, а девушку нашел уже задохнувшейся. Вот такими именно делами отличался этот негоднейший человек, способный только на издевательства, хитрости и всякие гнусности. Вот почему он и заслужил такой конец жизни, которую он так недостойно вел. Об этом мы собираемся рассказать впоследствии⁶⁶⁴.

Референдарий⁶⁶⁵ Сиггон, хранитель перстня-печати короля Сигиберта и приглашенный королем Хильпериком на ту же должность, какую он занимал во времена правления его брата, также оставил Хильперика и перешел на сторону короля Хильдеберта, сына Сигиберта. А его [Сиггона] имущество, которое у него было в Суассоне, получил Ансовальд. И многие другие, которые перешли из королевства Сигиберта к Хильперику, вернулись к Хильдеберту. А жена Сиггона спустя немного времени умерла, но он снова женился.

4. В эти дни Рокколен, посланный Хильпериком, прибыл в Тур и вел себя чрезвычайно кичливо. Расположившись лагерем на другом берегу Луары, он направил к нам послов⁶⁶⁶, разумеется для того, чтобы мы выгнали из святой базилики Гунтрамна, которого обвиняли тогда в смерти Теодоберта⁶⁶⁷; если же мы этого не сделаем, то он, Рокколен, прикажет предать огню город и все его окрестности. Услышав это, мы направили к нему посольство, говоря, что то, чего он требует, никогда не делалось с давних времен и никоим образом нельзя допустить поругания святой базилики; если это произойдет, то не будет благополучия ни ему, ни королю, отдавшему такое приказание; пусть он лучше боится святости великого епископа, чья чудотворная сила выправила вчера расслабленные члены⁶⁶⁸. Он же, ничего этого не боясь, во время своего пребывания в епископском доме, находящемся по ту сторону Луары, разрушил сам дом, сбитый гвоздями; а гвозди растащили пришедшие вместе с ним из Ле-Мана люди, набив ими свои сумы; они же уничтожили годовой запас зерна и все опустошили.

А тем временем, когда Рокколен вел себя так, его покарал Бог. Но он, сделавшись желтым от царской болезни⁶⁶⁹, все же отдал нам грубое приказание: «Если вы сегодня не выгоните герцога Гунтрамна из базилики, то я истреблю всю зелень вокруг города, так что это место будет пригодным только для пашни». Между тем наступил святой день Богоявления⁶⁷⁰, и Рокколен все больше и больше начал страдать. Тогда по совету своих людей он переправился через реку и прибыл в город. И вот когда из главной церкви вышли с пением и шли к святой базилике [св. Мартина], он верхом на коне следовал за крестом, а впереди несли хоругви. Но как только он вошел в святую базилику, его гнев и угрозы смягчились. По возвращении из церкви он не смог в этот день принимать пищу. Затем, так как он сильно задыхался, он уехал в Пуатье. Когда же был Великий пост, он то и дело ел крольчатину. Он уже распорядился о том, чтобы с мартовских календ обложить налогами и наказать жителей Пуатье⁶⁷¹, но накануне испустил дух. Так успокоились его гордыня и высокомерие.

5. В то время Феликс, епископ города Нанта⁶⁷², написал мне письмо, полное упреков, в котором он сообщал, кроме того, и о том, что мой брат⁶⁷³ был убит потому, что он, стремясь получить епископство, сам убил епископа. Но написал он об этом лишь потому, что жаждал получить церковную виллу. И так как я не хотел давать ему эту виллу, он в бешенстве обрушил на меня, как я сказал, тысячу упреков. Я же ему, между прочим, ответил: «Помни слова пророка: «Горе прилагающим дом к дому и присоединяющим поле к полю! Неужели они одни населят землю?»⁶⁷⁴. О если бы ты был епископом Марселя, то корабли никогда не привозили бы ни масла, ни других товаров, а привозили бы только одну бумагу⁶⁷⁵, благодаря которой ты имел бы больше возможности порицать добрых людей. Но недостаток в бумаге положил конец твоему многословию». Он ведь был весьма жаден и хвастлив. Но я, пренебрегая этим и чтобы не показаться ему таким же, объясню, каким образом покинул свет мой брат и как быстро возмездие Господне настигло его убийцу.

Когда начал дряхлеть блаженный Тетрик, епископ церкви Лангра, он удалил от себя диакона Лампадия, который был его доверенным лицом. Мой брат, желая помочь бедным, которых Лампадий бесстыдно обирал, согласился с его отстранением, чем и вызвал к себе ненависть. Тем временем с блаженным Тетриком случился удар. Так как ему не помогали никакие средства врачей, клирики, обеспокоенные этим и тем, что они оставались без пастыря, попросили себе Мундериха. Король [Гунтрамн] одобрил выбор, и Мундерих с выстриженной на голове тонзурой был посвящен в епископы, но с тем условием, что, пока жив блаженный Тетрик, он будет архипресвитером в крепости Тоннер и останется там; когда же умрет его предшественник, то он займет его место. Живя в этой крепости, он прогневил короля. В самом деле, о нем говорили, что он самолично доставил королю Сигиберту, выступившему против своего брата Гунтрамна, провиант и подарки. Поэтому его выгнали из крепости, отправили в изгнание и поместили в какой-то тесной башне без кровли на берегу Роны. В ней он, тяжело страдая, провел почти два года. Затем благодаря епископу, блаженному Ницетию, он возвратился в Лион, где прожил у Ницетия два месяца. Но так как он не мог добиться от короля разрешения вернуться туда, откуда его изгнали, он ночью бежал в королевство Сигиберта, где был поставлен епископом в деревню Аризит⁶⁷⁶. Здесь у него было 15 приходов, которыми раньше владели готы; теперь же там распоряжается Далмаций, епископ Родеза.

С уходом Мундериха жители Лангра на этот раз попросили себе епископом Сильвестра, который был в родстве с нами и с блаженным Тетриком. Попросили же они его, побуждаемые моим братом. Между тем когда блаженный Тетрик скончался⁶⁷⁷, Сильвестр, после того как у него на голове выстригли тонзуру, был рукоположен в пресвитеры, и он получил всю власть над церковным имуществом. Но для того чтобы получить епископское благословение в Лионе, Сильвестр стал собираться в путь. В это самое время его сразила падучая болезнь, которой он давно уже страдал. Находясь без чувств, он в течение двух дней беспрерывно ужасно стонал, а на третий день испустил дух. Когда это случилось, Лампадий, как было сказано выше, лишенный почести и имущества, из ненависти к диакону Петру⁶⁷⁸ объединился с сыном Сильвестра, измышляя и утверждая, что его отец [Сильвестр] погиб от колдовства самого Петра. И тот по молодости и легкомыслию выступил против Петра, всенародно обвиняя его в гибели своего отца. Далее, когда Петр услышал об этом, он отправился в Лион на суд, назначенный у святого Ницетия, дяди моей матери, и там в присутствии самого епископа Сиагрия⁶⁷⁹ и многих других святителей и светских вельмож очистился клятвой, поклявшись⁶⁸⁰ в том, что он никак не причастен к смерти Сильвестра. Но спустя два года сын Сильвестра, снова подстрекаемый Лампадием, настиг на дороге диакона и убил его⁶⁸¹, сразив копьем. Когда это произошло, Петра подобрали в том месте и принесли в крепость Дижон, и похоронили рядом со святым Григорием⁶⁸², нашим прадедом. А убийца бежал и перешел к королю Хильперику; имущество же его было передано в казну короля Гунтрамна. Так как из-за совершенного им преступления он скитался по разным местам и у него не было надежного пристанища, то он наконец, как я полагаю, побуждаемый невинно пролитой кровью, вопиющей ко Господу, где-то в пути убил мечом ни в чем не повинного человека. Родственники убитого, скорбя о смерти близкого, возмутились и, обнажив мечи, изрубили убийцу на куски и разбросали их. По праведному суду Божиему презренный, без вины убивший ближнего своего, нашел такой же конец, недолго оставаясь безнаказанным. Действительно, это произошло с ним на третьем году после убийства им Петра.

И вот после смерти Сильвестра⁶⁸³ жители Лангра вторично попросили себе епископа и получили Паппола, который некогда был архидиаконом в Отёне. Он, как утверждают, совершил много неправедных дел, о которых мы умолчим, дабы не казалось, что я клевещу на свою братию. Однако каков был его конец, я расскажу. На восьмом году своего епископства⁶⁸⁴, когда он однажды ночью объезжал приходы и виллы, принадлежавшие Церкви, ему во сне явился блаженный Тетрик, и лик его был грозен. Он ему сказал так: «Что ты здесь делаешь, Паппол? Зачем оскверняешь мое седалище? Зачем ты грабишь Церковь? Зачем ты развращаешь верную мне паству? Уходи отсюда, оставь это место, удались из этой земли». И при этих словах он сильно ударил его в грудь жезлом, который держал в руке. Проснувшись от этого удара и размышляя о том, что все это означает, он ощутил сильную боль в том месте, где он получил удар. Паппол почувствовал отвращение к еде и питью и уже стал ожидать близкую смерть. Что же дальше? На третий день у него пошла горлом кровь, и он скончался. Отсюда его перевезли и похоронили в Лангре.

На его место поставили епископом аббата Муммола, по прозвищу Добрый. Многие его очень хвалили за то, что он был целомудренным, трезвенником и скромным, готовым на всякое доброе дело, за то, что он любил справедливость и всячески стремился к милосердию. Приняв епископскую кафедру и зная о том, что Лампадий похитил много церковного имущества и грабежом простых людей приобрел поля, виноградники и слуг, Муммол лишил его всего имущества и приказал удалить его от себя, Теперь Лампадий живет в большой бедности, добывая себе пропитание собственным трудом. Но об этом достаточно.

6. А в вышеупомянутом году, то есть в год, когда после смерти Сигиберта стал править его сын Хильдеберт⁶⁸⁵, на могиле блаженного Мартина произошло много чудес, о которых я написал в тех книгах, где я попытался описать сами чудеса⁶⁸⁶. И хотя речь моя простовата, я не мог, однако, умолчать о том, что я или сам видел, или узнал из рассказов людей надежных. Здесь я только поведаю о том, что случается с легкомысленными людьми, которые после небесного чуда ищут еще и земные лекарства, ибо сила его проявляется как в благодати исцелений, так и в наказании неразумных.

Левнаст, архидиакон буржский, из-за бельма лишился зрения. Хотя он ходил по многим врачам, он никак не мог восстановить зрение. И тогда он пришел к базилике блаженного Мартина. Там он, постоянно постясь и моля вернуть ему зрение, пробыл два или три месяца. Когда же наступил праздник, глаза его прояснились, и он начал видеть. Однако, вернувшись домой, он позвал одного иудея, который поставил ему на лопатки пиявки для того, чтобы лучше видели глаза. Но как только ему спустили кровь, он опять ослеп. Когда это случилось, он снова вернулся к святому храму. И там он вновь оставался долгое время, но зрение так и не восстановилось. Я полагаю, что это ему не было даровано из-за его грехов. Как говорит Господь: «Ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет»⁶⁸⁷; и еще: «...вот, ты выздоровел, не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже»⁶⁸⁸. В самом деле, он оставался бы здоровым, если бы, помимо божественной силы, не воспользовался помощью иудея. Ведь апостол об этом напоминает и объясняет в таких словах: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Что общего между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным? Какая совместимость храма Божия с идолами? Ибо вы храм Бога живого. И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь»⁶⁸⁹. Посему пример этот да научит каждого христианина, чтобы он, если сподобился небесного исцеления, не прибегал бы к земному врачеванию.

7. Но следует упомянуть и о том, кто и какие мужи были призваны в этом году ко Господу. Я считаю великими и угодными Богу таких людей, которых он призвал с нашей земли к себе в рай. Именно так ушел из мира благословенный пресвитер Сенох, который жил в Type. Родом же был он тейфал⁶⁹⁰. Став клириком в Турской области, он удалился в келью, которую сам построил в древних стенах. Собрав монахов, он восстановил давно разрушенную часовню. Он же сотворил множество чудес над болящими, о чем мы написали в книге его жития⁶⁹¹.

8. В том же году преставился и епископ парижский, блаженный Герман. И чудо, происшедшее при его погребении, служит подтверждением многих его чудесных деяний, сотворенных им еще при жизни. Когда заключенные в темницу воззвали о помощи, его тело вдруг отяжелело на улице, но как только их освободили, его тело снова подняли без труда. А сами освобожденные, следуя с благоговением за его прахом, дошли до базилики, где он и был погребен. У его могилы верующие испытали на себе много чудес, ниспосланных Богом, так что каждый, кто молил о чем-либо праведном, быстро достигал желаемого. Однако кто отважится подробно познакомиться с его чудесами, которые он сотворил при жизни, тот пусть прочтет книгу о его житии, написанную пресвитером Фортунатом⁶⁹², и там все это найдет.

9. В этом же году умер также и затворник Калюппа. С самого детства он всегда был набожным и, уйдя в монастырь в Меалле, в области Клермона, среди братьев отличался большим смирением, как об этом мы написали в книге о его житии⁶⁹³.

10. А в области Буржа жил затворник по имени Патрокл, бывший в сане пресвитера, человек удивительной святости, набожности и великого воздержания, который часто из-за строгого поста испытывал различные лишения. Вина, крепких напитков или чего-нибудь другого, способного опьянять, он не пил⁶⁹⁴, а пил лишь одну воду, слегка подслащенную медом; никакого мяса он не употреблял. Его пищей был хлеб, размоченный в воде и посыпанный солью. Взор его всегда оставался ясным⁶⁹⁵. Действительно, он постоянно пребывал в молитве, и если он прерывал ее на короткое время, то он или читал, или писал. Своей молитвой он часто приносил облегчение больным лихорадкой, страдающим нарывами или другими болезнями. Но сотворил он много и других чудес, перечислять которые было бы долго. На нагом теле он всегда носил власяницу. Он ушел из этого мира восьмидесяти лет, переселясь ко Христу. О его житии мы также написали сочинение⁶⁹⁶.

11. И так как Господь наш всегда благоволит прославлять святителей своих, я расскажу о том, что произошло в этом году с иудеями в Клермоне⁶⁹⁷. Хотя блаженный Авит много раз увещевал их, чтобы они, сбросив пелену закона Моисеева⁶⁹⁸, поняли писание духовно и чистым сердцем созерцали в священных письменах Христа, Сына Бога живого, возвещенного пророками и законом, однако в их сердце оставалась не то что пелена, которая затеняла лицо Моисеево, но прямо-таки целая стена. Когда же епископ молился о том, чтобы они, обратившись ко Господу, сорвали покров с Писания, один из них попросил, чтобы его окрестили на Святую Пасху; и он, возрожденный Богом в таинстве крещения, уже шел в белых одеждах⁶⁹⁹ вместе с другими, одетыми в белое. Но когда народ входил в городские ворота, один из иудеев, подстрекаемый диаволом, вылил на голову крещенного иудея прогорклое масло. Когда весь народ, возмутившись этим, хотел побить его камнями, епископ не позволил сделать этого. Но в святой день, в который Господь по искуплении грехов человеческих возносится во славе на небеса, и когда епископ шел с пением псалмов из церкви к базилике святого Мартина, вся масса людей, следовавшая за ним, набросилась на синагогу иудеев и, разрушив ее до основания, сравняла это место с землею. Но на следующий день епископ направил послов к иудеям сказать: «Я не принуждаю вас силой исповедовать Сына Божьего, я только проповедую и влагаю в ваши сердца сущность учения. Я ведь пастырь, поставленный над стадом Господним. И это о вас сказал тот истинный Пастырь, Кто пострадал за нас, что «у него есть и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Ему привести, чтобы было одно стадо и один пастырь»⁷⁰⁰. Вот почему если вы хотите веровать, как я, то будьте одним стадом, пастырем которого я поставлен; если же не хотите, то уходите отсюда»⁷⁰¹. Те же долгое время колебались и сомневались, и на третий день благодаря епископу, как я полагаю, они все собрались и отправили к нему послание, говоря: «Мы веруем в Иисуса, Сына Бога живого, возвещенного нам гласом пророков; посему мы просим очистить нас крещением, дабы не пребывать нам в этом грехе». А епископ, обрадованный этим известием, совершив богослужение в святую ночь пятидесятницы, отправился в баптистерий⁷⁰², расположенный за городскими стенами; там вся толпа иудеев, пав перед ним ниц, молила окрестить их. А он, плача от радости, омыл их всех святой водой и, совершив помазание, приобщил их к лону матери Церкви. Горели свечи, мерцали лампады, весь город белел от паствы, облаченной в белоснежные одежды, и в городе радость была не меньше той, какую некогда удостоился видеть Иерусалим, когда Дух Святой нисшел на апостолов. Было же крещено более пятисот человек. Те же, которые не пожелали креститься, покинули этот город и отправились в Марсель.

12. После этого скончался и Брахион, аббат монастыря в Мена. Был же он родом из тюрингов и некогда служил у герцога Сигивальда охотником, как мы рассказали в другом месте⁷⁰³.

13. Итак, [вернемся к нашему повествованию]. Король Хильперик отправил своего сына Хлодвига против Тура. Собрав войско, Хлодвиг прошел Турскую и Анжерскую области до Сента и захватил их. Но Муммол, патриций⁷⁰⁴ короля Гунтрамна, с большим войском дошел до Лиможа и сразился с Дезидерием, герцогом короля Хильперика. В этом сражении из войска Муммола пало пять тысяч, из войска Дезидерия – двадцать четыре тысячи. Сам же Дезидерий бежал и едва спасся. А патриций Муммол возвратился обратно через Овернь, и его войско частично опустошило ее. И так он вернулся в Бургундию.

14. После этого Меровея, который все еще содержался отцом под стражей⁷⁰⁵, постригли, облачили в одежду, которую обычно носят клирики, рукоположили в пресвитеры и направили в монастырь, называемый Анинсола⁷⁰⁶, в Ле-Мане, чтобы там он получил наставления о свяшеннических обязанностях. Узнав об этом, Гунтрамн Бозон, который тогда находился, как мы сказали, в базилике святого Мартина⁷⁰⁷, послал иподиакона Рикульфа, который тайно подал бы ему [Меровею] совет: искать убежища в базилике святого Мартина. Когда Меровей был в пути⁷⁰⁸, ему повстречался его слуга Гайлен. И так как охрана, сопровождавшая Меровея, была малочисленной, то Гайлен освободил его. Покрыв голову и надев мирскую одежду, Меровей устремился в храм блаженного Мартина. Мы же в это время служили мессу. Найдя двери открытыми, Меровей вошел в святую базилику. После обедни он попросил, чтобы мы преподали ему Святые Дары⁷⁰⁹. А тогда среди нас находился Рагнемод, епископ парижский, наследовавший святому Герману. Так как мы отказали в этом Меровею⁷¹⁰, он начал кричать и говорить, что мы не имеем права без согласия братии лишать его Причастия. Пока он так говорил, мы обсудили его дело, основываясь на церковных правилах, и он с согласия духовного брата, присутствовавшего там, получил от нас Святые Дары. Ведь я боялся, как бы мне отказом от Причастия одного не вызвать убийства многих, ибо он грозил убить некоторых из нашего народа, если он не удостоится Причастия. Однако из-за этого Турская область претерпела много бедствий. В эти дни муж моей племянницы Ницетий отправился по своим делам к королю Хильперику вместе с нашим диаконом, который должен был рассказать о побеге Меровея. Когда королева Фредегонда увидела их, она сказала: «Это соглядатаи, и они прибыли разведать, что делает король, и донести Меровею». И немедленно, лишив их одежды⁷¹¹, она приказала отправить их в изгнание, откуда они были освобождены на седьмой месяц.

И вот Хильперик направил к нам гонцов со словами: «Выгоните этого отступника из базилики. Если же вы не сделаете этого, то я предам всю эту область огню». И так как мы ответили, что невозможно, чтобы теперь, во времена христиан, происходило то, чего не было даже во времена еретиков, то он собрал войско и отправил его туда.

А на второй год правления короля Хильдеберта⁷¹², когда Меровей увидел, что отец непреклонен в своем решении, он задумал отправиться, взяв с собой герцога Гунтрамна, к Брунгильде, говоря: «Да не будет того, чтобы только из-за меня была подвергнута насилию базилика владыки Мартина или чтобы была захвачена эта область». И, войдя в базилику во время ночного богослужения, он положил на могилу блаженного Мартина все вещи, которые у него были, моля святого прийти ему на помощь и оказать свою милость, чтобы он мог получить королевство.

Левдаст же, который был тогда графом, в угоду Фредегонде строил ему многочисленные козни. Наконец, применив хитрость, он перебил мечом его слуг, которые вышли наружу, и жаждал убить самого Меровея, если бы ему представился подходящий случай. Но Меровей, по совету Гунтрамна и желая отомстить за себя, приказал схватить придворного врача Марилейфа, когда он возвращался от короля⁷¹³. После того как врача очень сильно избили, Меровей, отняв у него золото, серебро и все вещи, которые были при нем, оставил его нагим; и он убил бы его если бы Марилейф не ускользнул из рук убийц и не скрылся бы в церкви. После того как мы дали ему одежду и обеспечили безопасность, мы отправили его в Пуатье. Меровей же во многом обвинял отца и мачеху⁷¹⁴, что отчасти было правдоподобно. Однако то, что это исходило от сына, как я полагаю, не было угодно Богу, как мне это стало ясно впоследствии. Однажды я был приглашен к Меровею на обед. Когда мы сидели вместе, он смиренно попросил меня почитать ему что-нибудь для наставления души. Открыв книгу Соломона, я остановился на первом стихе, который мне попался; он содержал следующее: «Глаз, насмехающийся над отцом, пусть выклюют вороны дольние»⁷¹⁵. Он же не понял этого, а я усмотрел в этом стихе предначертание Господа⁷¹⁶.

Тогда же Гунтрамн отправил к одной женщине, которую он знал еще со времени короля Хариберта и которая обладала даром пророчицы, слугу, чтобы она сказала, «что будет с ним»⁷¹⁷. Он утверждал также, что в свое время она ему предсказала не только год, но день и час, в который умрет король Хариберт. Она ответила ему через слуг следующее: «А будет так, что в этом году умрет король Хильперик, и король Меровей будет править всем королевством, избавясь от братьев. Ты же будешь герцогом всего его королевства в течение пяти лет. Но на шестой год с помощью народа ты получишь епископство в одном городе, расположенном на реке Луаре, на правом ее берегу, и, исполненный дней, старцем покинешь этот мир». Когда возвратившиеся слуги возвестили об этом своему господину, он тотчас, гордынею обуянный, словно уже сидел на епископской кафедре турской церкви, передал мне эти слова. Я же, смеясь над его глупостью, молвил: «Об этом следует вопрошать Бога; ибо не нужно верить тому, что предсказывает диавол. Он же [диавол] был лжецом изначально и никогда не устоял в истине»⁷¹⁸. Когда же Гунтрамн, смутившись, ушел, я сильно смеялся над этим человеком, считавшим, что можно верить в подобное. Затем однажды ночью, после того как я отслужил вечерню в базилике святого епископа, прилег на ложе и заснул, я увидел во сне ангела, летящего в воздухе. И когда он прилетал над святой базиликой, он громко сказал: «Увы, увы! Бог поразил Хильперика и всех его сыновей, и никого не осталось в живых из тех, кто вышел из чресл его и кто вечно правил бы его королевством». А были у него в то время от разных жен, за исключением дочерей, четыре сына⁷¹⁹. Но когда впоследствии это сбылось, тогда мне стало ясно, что то, что предсказали ворожеи, – ложь.

И вот когда они находились в базилике святого Мартина⁷²⁰, королева Фредегонда послала [слугу] к Гунтрамну Бозону, которому она уже втайне покровительствовала в связи со смертью Теодоберта⁷²¹, говоря: «Если ты сможешь выманить Меровея из базилики, чтобы его убили, ты получишь от меня великолепный подарок». А он, думая, что убийцы уже на месте, сказал Меровею: «Почему мы сидим здесь, как безвольные и боязливые, скрываясь, подобно слабым, в базилике? Пусть приведут нам наших лошадей, и мы, взяв с собой соколов и собак, поедем на охоту и насладимся видом широких далей». Именно так он хитро говорил, чтобы выманить Меровея из святой базилики. Но и в других случаях Гунтрамн был человеком расчетливым; например, он всегда был готов дать ложную клятву: никому из друзей он не давал клятвы так, чтобы ее тотчас же не нарушить⁷²².

Итак, выйдя, как мы сказали, из базилики, они дошли до ближайшего к городу поместья, называемого Юкундиак⁷²³. Но с Меровеем ничего плохого не случилось. И так как в то время Гунтрамна, как мы рассказали обвиняли в гибели Теодоберта⁷²⁴, король Хильперик послал письмо к гробу святого Мартина, в котором была просьба, чтобы блаженный Мартин ему ответил, можно ли выгнать из его [св. Мартина] базилики Гунтрамна или нет. Диакон Бавдегизил, доставивший это письмо, положил на святую могилу вместе с тем письмом, которое он принес с собой, чистый лист. После трехдневного ожидания, не получив никакого ответа, он вернулся к Хильперику. Но Хильперик послал других, чтобы они взяли с Гунтрамна клятву в том, что он без его ведома не покинет базилику. Гунтрамн охотно поклялся перед алтарным покровом, прикоснувшись к нему⁷²⁵, что он без приказания короля никогда отсюда не выйдет.

А Меровей, не веря пророчице, положил на могилу святого три книги то есть Псалтирь, книгу Царств и Евангелие, и, проведя всю ночь в молитвах, просил блаженного исповедника сказать ему, что будет с ним, чтобы по Божьему знаку он узнал, сможет ли получить королевство или нет. После этого он провел три дня в посте, бдении и молитвах и, придя вторично к святой могиле, открыл книгу, которая оказалась в книге Царств. Первая же строка на странице, которую он открыл, была следующего содержания: «За то, что вы оставили Господа, Бога вашего последовали за чужими богами, и поступили неправильно пред очами Его, за это предал вас Господь, Бог ваш, в руки врагов ваших».⁷²⁶ В Псалтири же открылся такой стих: «Однако за вероломство их Ты положил им несчастья; Ты низверг их, пока они поднимались. Как пришли ли они в разорение? Внезапно они исчезли и погибли от беззакония своего»⁷²⁷. В Евангелии же он нашел следующее: «Вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие»⁷²⁸ Придя в смущение от этих ответов, Меровей очень долго плакал на могиле блаженного епископа, затем, взяв с собой герцога Гунтрамна, удалился с пятьюстами или более человек. Когда он вышел из святой базилики и совершал свой путь по области Оксера, он был схвачен герцогом короля Гунтрамна – Эрпоном. Но, находясь у него под стражей, он неизвестно каким образом убежал и укрылся в базилике святого Германа⁷²⁹. Узнав об этом, король Гунтрамн пришел в ярость, наказал Эрпона штрафом в семьсот золотых и отстранил его от должности, говоря: «Ты задержал, как сказал мой брат [Хильперик], его врага. Если бы ты думал о том, что делаешь, ты должен был прежде всего привести его ко мне, в противном случае ты не должен был бы прикасаться к тому, кого ты лишь для вида удерживал».

А войско короля Хильперика дошло до Тура⁷³⁰, разграбило, предало огню и опустошило эту область, не пощадив владения святого Мартина. Войско, невзирая на Бога и не боясь Его, забирало все, что попадало под руки. Пробыв почти два месяца в названной базилике, Меровей убежал и пришел к королеве Брунгильде; но австразийцы его не приняли⁷³¹. А отец его выслал войско против Шампани, думая, что Меровей скрывается там⁷³². Но он не причинил ему никакого вреда и даже не смог его захватить.

15. В то самое время, когда Альбоин вторгся в Италию⁷³³, Хлотарь и Сигиберт разрешили швабам и другим народам жить в том месте, где жили перед этим саксы⁷³⁴, а они, эти саксы, то есть те, которые были вместе с Альбоином и которые вновь вернулись во времена Сигиберта, поднялись против них [швабов] и хотели изгнать их из той области и уничтожить. Тогда те предложили им третью часть земли, говоря: «Мы можем жить вместе без столкновения». Но саксы, разгневавшись на них, так как это место они раньше сами занимали, не хотели никакого примирения. Затем швабы во второй раз предложили им половину той земли, потом – две части, оставляя за собой лишь третью часть. Но так как саксы не соглашались, то швабы предложили им вместе с землей весь скот, лишь бы те отказались от войны. Но саксы не пошли и на это и потребовали сражения. А до битвы они обсуждали между собой вопрос, как они поделят жен и какую кто возьмет после гибели их мужей, договариваясь так, словно те были уже уничтожены. Но милосердный Господь, творящий справедливость, сделал все вопреки их желанию. А именно, когда они сошлись в сражении, из 26 тысяч саксов пало 20 тысяч, а из 6 тысяч швабов полегло только четыреста восемьдесят человек, остальные же вышли победителями. Те же из саксов, которые остались в живых, поклялись, что они только тогда остригут себе бороду и волосы, когда они отомстят противнику. Но во втором сражении они потерпели еще большее поражение. Тогда они отказались от войны.

16. У бретонов же произошло следующее: Маклиав⁷³⁵ и Бодик, бретонские графы, взаимно поклялись в том, чтобы тот, кто из них переживет другого, защищал бы сына другого, как своего собственного. Бодик умер и оставил сына по имени Теодерик. Забыв клятву, Маклиав изгнал его из родной страны и захватил королевство его отца. Теодерик долгое время находился в изгнании и странствии. Наконец Господь сжалился над ним. Теодерик, собрав бретонов, напал на Маклиава и сразил его и сына его Иакова мечом, и снова завладел частью королевства, которой некогда владел его отец; другую же часть удержал Варох, сын Маклиава.

17. А король Гунтрамн зарубил мечом двух сыновей покойного Магнахара⁷³⁶ за то, что они говорили об Австригильде⁷³⁷ и ее детях много гнусного и мерзкого, и король отобрал в свою казну все их имущество. Но и сам король потерял двух сыновей⁷³⁸, сраженных внезапной болезнью; их смертью он был очень опечален, так как он остался бездетным. В этом году было сомнение по поводу дня празднования Пасхи. В Галлии мы праздновали вместе со многими городами Святую Пасху 18 апреля, другие же вместе с испанцами – 21 марта⁷³⁹. Однако, как говорят, те источники в Испании⁷⁴⁰, которые по воле Божьей только еще заполнялись, на нашу Пасху уже полны.

В Шиноне же, турской деревне, когда служили обедню в славный день Воскресения Господня, произошло сотрясение церкви. Испуганный народ в один голос закричал, что церковь рушится, и, выломав двери, все оттуда разбежались. После этого народ постиг великий мор.

Затем король Гунтрамн отправил к своему племяннику Хильдеберту послов с просьбой о мире, умоляя о свидании с ним. Тогда тот прибыл к нему вместе со своими вельможами. Они встретились возле моста, который называют Каменным, поприветствовали друг друга и облобызались. Король Гунтрамн молвил: «Случилось, по моим грехам, что я остался без детей, и посему я прошу племянника моего быть мне сыном». И, посадив его на свой трон, он передал ему все королевство со словами: «Один щит нас защищает, и одно копье нас охраняет. Если же у меня будут сыновья, то я буду считать тебя ничем не хуже их, так что та любовь, которую я тебе обещаю ныне, пребудет, Бог свидетель, и с ними, и с тобою». Вельможи Хильдеберта дали подобное же обещание от его имени. И они вместе вкусили и выпили, и, обменявшись взаимно подарками, разъехались с миром, послав к Хильперику посольство с требованием от него возвратить то, что он отнял из владений их королевства; если же он откажет, пусть готовится к сражению⁷⁴¹. Но Хильперик, не обращая на это внимания, приказал строить цирки в Суассоне и Париже и предоставить их народу для зрелищ.

18. После этих событий Хильперик, услышав, что Претекстат, епископ руанский, раздает народу подарки, в чем не было пользы для Хильперика, потребовал его к себе. Расспросив его, он узнал, что у Претекстата, были вещи, переданные ему королевой Брунгильдой. Отняв их, Хильперик повелел держать его под стражей до суда епископов. Когда собрался собор, привели Претекстата; а собрались епископы в Париже, в базилике святого апостола Петра. Король сказал Претекстату: «Как тебе, епископ пришло на ум соединить врага моего Меровея, которому следовало бы поступить по отношению ко мне как сыну, с его теткой, то есть с женой его дяди⁷⁴²? Или ты не знал, какие церковные законы установлены по этому поводу?⁷⁴³ Оказывается, ты здесь не только превысил власть, но даже действовал как соучастник и, чтобы убить меня, раздавал подарки. Ты же сделал сына врагом отцу, совращал деньгами народ, чтобы никто не соблюдал положенную мне верность, и хотел передать мое королевство в руки другого». Когда он так говорил, толпа франков зашумела и хотела взломать двери базилики, как будто бы для того, чтобы вытащить оттуда епископа и побить его камнями, но король запретил это делать. И когда епископ Претекстат отрицал все сказанное королем, пришли лжесвидетели, которые, показывая какие-то драгоценности, говорили: «Вот, это и это ты дал нам для того, чтобы мы были верны Меровею». На это епископ сказал: «Действительно, вы говорите правду, что я вас часто одаривал, но не с тем, чтобы изгнать короля из королевства. Коль скоро вы мне дарили отличных лошадей и другие вещи, то разве мог я поступить иначе, как не одарить вас подобным же образом».

Когда же король ушел в свои покои, мы собрались все вместе и сидели в ризнице базилики блаженного Петра. Во время нашего разговора неожиданно пришел Аэций, архидиакон парижской церкви, и, поприветствовав нас, сказал: «Внемлите мне, святители Господни, собравшиеся здесь вместе, ведь или вы сейчас прославите имена свои, и воссияют они доброй славой, или же отныне справедливо никто не будет считать вас за святителей Божиих, если вы уроните свое достоинство и допустите гибель собрата». Когда он это говорил, никто из епископов ему ничего не ответил, ведь они боялись гнева королевы, по настоянию которой все это происходило. Так как они находились в состоянии напряжения и не раскрывали рта, я сказал: «О пресвятые святители Божий, прошу вас, будьте внимательны к моим словам, особенно прошу тех из вас, которые, по моему мнению, более близки к королю, дайте ему совет святой и достойный епископов, дабы король, воспылав гневом против слуги Божиего, не погиб сам от гнева Всевышнего и не лишился королевства и славы». Эти мои слова были встречены всеобщим молчанием. Я же им, безмолвствующим, добавил: «Вспомните, мои владыки-епископы, слова пророка, которые гласят: «Если страж увидит беззаконие человека и не скажет об этом, будет повинен в погибели души»⁷⁴⁴. Итак, не молчите, но предупредите короля и раскройте ему грехи его, чтобы с ним не случилось чего-нибудь плохого и чтобы вы не были виновными в погибели его души. Разве вы не знаете, что случилось нового за последнее время? Каким образом Хлодомер⁷⁴⁵ захватил Сигимунда и заключил его в темницу? И сказал Хлодомеру Авит, святитель Божий: «Не налагай рук своих на него, и когда ты дойдешь до Бургундии, ты одержишь победу». Хлодомер же, отказавшись выполнить то, что советовал ему епископ, отправился в поход, погубил самого Сигимунда вместе с женой и сыновьями, дошел до Бургундии и там, задержанный войском, был убит⁷⁴⁶. А что случилось с императором Максимом?⁷⁴⁷ Ведь когда он вынудил блаженного Мартина иметь дело с каким-то епископом-убийцей и тот согласился с безбожным королем, чтобы легче было освободить приговоренных к смерти, Максим, преследуемый правосудием Вечного Царя, был изгнан из империи и осужден на позорнейшую смерть». Так я говорил, но никто ничего не ответил мне, все находились в оцепенении.

Однако среди епископов нашлись два льстеца – горестно говорить такое о епископах! – которые донесли об этом королю, сказав ему, что в его деле нет большего врага, чем я. Тотчас ко мне поспешно направили одного из придворных, чтобы доставить меня к королю. Когда я пришел, король стоял около шатра, сделанного из ветвей, направо от него стоял епископ Бертрамн, налево – Рагнемод, и был перед ним стол, весь заставленный различными яствами и хлебом. Увидев меня, король сказал: «О епископ, ведь ты должен ко всем проявлять справедливость, а вот для меня ее у тебя нет, но, как я вижу, ты сочувствуешь несправедливости, и в отношении тебя применима пословица, что ворон ворону глаз не выклюет». На это я ему ответил: «Если кто из нас, о король, захочет сойти с пути справедливости, того ты можешь поправить; если же ты оставишь праведную стезю, кто тебя наставит? Ведь мы тебе советуем; но ты, если хочешь, внемлешь, а если не захочешь, кто тебя осудит, как не тот, кто возвестил, что он сам есть справедливость?» Так как льстецы восстановили его против меня, то в ответ на это король сказал: «Ведь я у всех нашел справедливое отношение к себе, а у тебя не могу его найти. Но я знаю, что мне делать, чтобы ты стал известен всему народу и чтобы все узнали, что ты несправедлив. А именно я созову турский народ и скажу ему: «Поднимайте вопль против Григория, ибо он несправедлив и ни к кому не проявляет справедливости». Им, когда они будут повторять это, я также скажу: «Уж если я, король, не могу у него найти справедливость, то вы, меньшой люд, разве найдете ее?"». На эти слова я ответил: «Несправедлив ли я, ты не знаешь, только Тот знает мою совесть, Кому «обнаруживаются тайны сердца»⁷⁴⁸. Что же касается того, что народ, когда ты будешь поносить меня, поднимет ложный крик, то это ничего не значит, потому что все знают, что это исходит от тебя. Поэтому не я, а скорее ты будешь заклеймен этим криком. Но к чему много слов? У тебя закон и церковные постановления, тебе следует их тщательно рассмотреть, и если ты не будешь придерживаться того, что они предписывают, то знай – тебе угрожает суд Божий». Тогда он, как бы успокаивая меня и думая, что я не понимаю его хитрости, повернувшись к миске с супом, стоявшей перед ним, сказал: «Этот суп я приготовил ради тебя, в нем нет ничего, кроме птицы и небольшого количества гороха». На это я, распознав его лесть, сказал: «Нашей пищей должно быть исполнение воли Божьей⁷⁴⁹, а не наслаждение этими усладами, чтобы нам никоим образом не преступить Его заповедь. Ты же, который обвиняешь других в несправедливости, прежде всего обещай не нарушать закона и канонов, и тогда мы поверим, что ты следуешь справедливости». А он, подняв правую руку, поклялся всемогущим Богом, что никоим образом не нарушит того, чего предписывают закон и каноны. После этого, вкусив хлеб и выпив глоток вина, я удалился.

Но этой ночью после пения ночных гимнов услышал я сильный стук в дверь моего жилища. От посланного мною слуги я узнал, что это были вестники от королевы Фредегонды. Когда их впустили, они передали мне приветствие от королевы. Затем слуги королевы стали умолять меня, чтобы я не чинил препятствий в ее деле, и вместе с тем они обещали двести фунтов серебра, если я выступлю против Претекстата и он будет осужден. Они говорили: «Мы уже заручились обещанием всех епископов, только ты не будь против». Им я сказал: «Если бы вы подарили мне тысячу фунтов золота и серебра, неужели я мог бы поступить иначе, чем велит поступать Бог? Одно только я вам обещаю: следовать тому, что решат остальные согласно каноническим установлениям». А они, не поняв моих слов, поблагодарили меня и ушли. Утром ко мне пришли некоторые из епископов с подобным же поручением, я им дал такой же ответ.

Но когда мы собрались в базилике святого Петра, король, бывший там с утра, сказал: «Ведь согласно канонам епископ, уличенный в краже, отстраняется от епископского служения». На наш вопрос, кто тот епископ, которого обвиняют в краже, король ответил: «Ведь вы видели драгоценности, которые он унес у нас тайно». В самом деле, три дня тому назад он показал нам два узла, полных драгоценностей и разных дорогих вещей стоимостью свыше трех тысяч солидов⁷⁵⁰, и мешочек с золотыми монетами около двух тысяч. Король говорил, что все это украл у него епископ Претекстат. Епископ ответил: «Я думаю, вы помните, что когда королева Брунгильда уехала из Руана, я пришел к вам и сказал, что у меня ее вещи, которые она мне поручила, – пять узлов и что ко мне часто приходили, ее слуги с просьбой отдать их, но я не хотел этого делать без вашего совета. Ты же, о король, сказал мне: «Отдай их, пусть эта женщина получит обратно свои вещи, чтобы из-за этих вещей не возникла вражда между мной и Хильдебертом, моим племянником». Возвратившись в город, я отдал один узел слугам, так как они были не в состоянии унести больше. Они вторично пришли и потребовали остальное. Я вторично советовался с вашим величеством. Ты же, приказывая мне, сказал: «Отдай, отдай их, епископ, чтобы это не явилось причиной скандала». Опять я отдал им из тех узлов два узла, а два другие остались у меня. Зачем же ты теперь клевещешь и обвиняешь меня в краже, тогда как это не следует рассматривать как кражу, но как сохранение порученных вещей». На это король сказал: «Если это тебе было дано на сохранение, зачем ты развязал один из узлов, разорвал на куски пояс, шитый золотыми нитками, и раздал людям, чтобы они выгнали меня из королевства?» Епископ Претекстат ответил: «Я уже тебе ранее сказал, что так как я получил от них подарки, то, не имея возможности отплатить им за это, я кое-что взял оттуда и одарил их в свою очередь. Мне казалось, что это мое, так как принадлежало моему сыну духовному Меровею, которого я воспринял при крещении от купели».

Король же, видя, что он не может обвинить его этими ложными доводами, сильно расстроенный и пристыженный, ушел от нас и, позвав некоторых из своих льстецов, сказал им: «Признаюсь, что епископ сразил меня своими речами, и я понимаю, что то, что он сказал, – правда. Что же теперь мне делать, чтобы выполнить желание королевы?» И добавил: «Идите, подойдите к нему и скажите, как бы давая ему от себя совет: „Ты знаешь, что король Хильперик благочестив, мягкосердечен и его легко можно склонить к состраданию⁷⁵¹; смирись перед ним и признайся в том, в чем он тебя обвинил. Тогда мы все, пав к его ногам, испросим для тебя прощение“». Соблазненный ими, епископ Претекстат обещал, что он так и сделает.

Утром мы собрались в обычном месте, пришел и король и обратился к епископу: «Если ты одарил этих людей взаимно, то зачем ты потребовал от них клятву в верности Меровею?» Епископ ответил: «Признаюсь, я, действительно, потребовал от них, чтобы они были дружны с ним, но если было бы можно, то я пригласил бы ему в помощники не только человека, но и ангела с неба⁷⁵²: ведь Меровей от купели был мне, как я много раз говорил, сыном духовным». И когда этот спор разгорался все больше и больше, епископ Претекстат, пав ниц, сказал: «Согрешил я против Неба и пред тобою, о всемилостивейший король, я нечестивый убийца, я хотел тебя убить и возеести на трон твоего сына». Лишь только он это произнес, король пал ниц к ногам епископов, говоря: «Вы слышите, о благочестивейшие епископы, что обвиняемый признается в гнусном преступлении». Когда мы с плачем подняли короля с пола, он приказал Претекстату покинуть базилику. Сам же он ушел в свои покои и прислал нам книгу канонов, к которой была прикреплена новая тетрадь с так называемыми апостольскими постановлениями, содержащими следующее: «Епископ, уличенный в убийстве, прелюбодеянии и клятвопреступлении, да устранится от епископства»⁷⁵³. Когда прочитали эти слова, Претекстат впал в оцепенение. Епископ Бертрамн сказал: «Внемли, брат и собрат по епископской службе; так как король к тебе не милостив, то наше расположение ты сможешь получить только тогда, когда ты заслужишь королевское прощение».

После этого король потребовал, чтобы епископы или разорвали его платье, или прочли над его головой 108 псалом, содержавший проклятия против Иуды Искариота, или вынесли приговор Претекстату⁷⁵⁴, навечно отлучающий его от Церкви. Я не согласился с этими предложениями, так как король обещал ничего не делать вопреки церковном канонам. Тогда Претекстата схватили на наших глазах и посадили в темницу. Когда он попытался ночью оттуда бежать, его очень сильно избили и сослали на остров, расположенный в море, близ города Кутанса⁷⁵⁵.

После этого разнесся слух, что Меровей вновь пытался найти убежище в базилике святого Мартина. Но Хильперик приказал охранять базилику и запереть все входы. Стражники, однако, оставили незапертой одну дверь, через которую некоторые клирики проходили для службы, остальные двери они держали на запоре, что у народа вызывало досаду.

Когда же мы находились в Париже, на небе появились знамения. А именно двадцать лучей на севере, которые поднимались с востока и уходили на запад; один был длиннее и ярче остальных, и как только он взвился ввысь, тотчас же погас; таким же образом за ним погасли и остальные. Я думаю, что они предвещали смерть Меровея. Меровей же, скрываясь в Шампани, в Реймсе, и не показываясь открыто австразийцам, попал в засаду, устроенную людьми из Теруана. Они сказали ему, что если он к ним придет, то они, оставив отца его Хильперика, подчинятся ему. Взяв с собой самых храбрых людей, Меровей быстро отправился к ним. А те, уже не скрывая замышляемых козней, окружили его в какой-то вилле и, расставив вокруг нее вооруженных людей, отправили гонцов к его отцу. После того как Хильперик узнал об этом, он решил немедленно туда ехать.

Меровей, сидя под стражей в каком-то доме и боясь страшного наказания со стороны мстительного врага, позвал к себе Гайлена⁷⁵⁶. верного ему, и сказал: «До сих пор у нас с тобой были любовь и согласие во всем, прошу тебя, не допусти, чтобы я попал в руки врагов, возьми меч и убей меня». Гайлен, не колеблясь, пронзил Меровея кинжалом. Когда король прибыл, он нашел Меровея уже мертвым. Тогда некоторые утверждали, что слова Меровея, приведенные мною выше, были выдуманы королевой, а на самом деле Меровей был тайно убит по ее приказанию. А Гайлена схватили, отрубили ему руки и ноги, отрезали уши и нос и, подвергнув его другим многочисленным пыткам, убили безжалостным образом. Гриндиона же колесовали и тело его подняли вверх⁷⁵⁷. Циуцилона, который некогда был дворцовым графом⁷⁵⁸ короля Сигиберта, убили, отрубив ему голову. И многих других, которые пришли с ним [Меровеем], умертвили, подвергнув жестоким пыткам. Тогда еще рассказывали, что в этих предательских кознях главную роль сыграли епископ Эгидий и Гунтрамн Бозон, потому что Гунтрамн из-за убийства им Теодоберта⁷⁵⁹ тайно пользовался расположением королевы Фредегонды, Эгидий же потому, что уже с давнего времени был ей дорог.

19. А когда император Юстин, потеряв рассудок, стал слабоумным и его империей единолично правила императрица София, народ, как мы рассказали в предшествующей книге, избрал кесарем Тиберия⁷⁶⁰, человека способного, энергичного и умного, милосердного и настоящего защитника бедных. Так как он много раздавал бедным из сокровищ, которые накопил Юстин, императрица часто порицала его за то, что он обрекает на бедность государство, говоря: «То, что я скопила в течение многих лет, ты за короткое время пустишь по ветру». Он отвечал: «Не оскудеет наша казна; лишь бы бедные получали милостыню и выкупались пленные. Ведь в этом великое богатство. Как говорит Господь: «Собирайте себе сокровища на небе, где ни ржа, ни моль не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут»⁷⁶¹. Ведь то, что нам дал Бог, мы соберем с помощью бедных на Небе, чтобы Господь удостоил нас милостынею навеки». И так как Тиберий был, как мы сказали, великим и истинным христианином⁷⁶², то, когда он с радостью оказывая помощь, раздавал богатства бедным, Господь все больше и больше помогал ему. И в самом деле, гуляя по дворцу, он увидел на полу дома мраморную плиту, на которой был высечен крест Господний, и сказал: «Твоим крестом, о Господи, мы осеняем лицо свое и грудь, и вот мы попираем крест ногами!» И он приказал немедленно отнести ее [плиту]. После того как ее отрыли и подняли, под ней нашли другую плиту с таким же знаком. Когда ему сообщили об этом, он велел и эту унести. После того как ее подняли, обнаружили и третью. По его приказу и эту подняли. Отодвинув ее, они нашли огромное сокровище на сумму свыше ста тысяч золотых. Когда извлекли золото, то Тиберий стал помогать бедным еще более щедро, нежели ранее. И Господь за его благое намерение никогда его не оставлял.

Не умолчу и о том, что Господь послал ему впоследствии. Так как у Нарсеса, наместника Италии, в каком-то городе был большой дом, он, выехав со значительными сокровищами из Италии, прибыл в упомянутый город и там в своем доме тайно вырыл большой тайник, в который положил много сотен тысяч золота и серебра. Затем он приказал умертвить всех, знающих об этом, поручив охрану сокровища только одному старику, взяв с него клятву хранить тайну. После смерти Нарсеса⁷⁶³ сокровища оставались скрытыми под землей. Так как старик, о котором мы упомянули выше, видел, что Тиберий постоянно раздавал милостыни, он подошел к нему и сказал: «Если будет мне какая-нибудь награда, я поведаю тебе, кесарь, о важном деле». Тиберий ему в ответ: «Говори, чего ты хочешь. Если ты нам откроешь что-либо важное, ты извлечешь для себя пользу». «Я охраняю, – ответил тот, – спрятанное Нарсесово сокровище, о котором не могу больше молчать на закате своей жизни». Тогда кесарь Тиберий обрадовался и послал своих слуг к тому месту. Старик шел впереди, а слуги с удивлением следовали за ним. Дойдя до тайника, они открыли его, вошли и нашли там столько золота и серебра, что только в течение многих дней они с трудом переносили его. И с этого времени Тиберий с еще большей готовностью раздавал подаяния бедным.

20. И вот против епископов⁷⁶⁴ Салония и Сагиттария поднялся ропот. Были же они воспитаны святым Ницетием, епископом лионским, и получили сан диакона. Затем еще при жизни Ницетия Салоний стал епископом города Амбрена, а Сагиттарий – епископом церкви [города] Гапа, Но, достигнув епископства, они, потворствуя своим прихотям, начали неистовствовать, как безумные, в грабежах, резне, убийствах, блуде и других преступлениях. Дело дошло до того, что однажды, когда Виктор, епископ Сен-Поль-Труа-Шато, справлял годовщину своего назначения, они, послав отряд вооруженных мечами и стрелами, напали на него. Напавшие разорвали на нем одежду, перебили его слуг, унесли сосуды и весь пиршественный прибор, оставив епископа в высшей степени оскорбленным.

Когда об этом узнал король Гунтрамн, он повелел созвать собор в городе Лионе. Епископы собрались⁷⁶⁵ вместе с патриархом⁷⁶⁶, блаженным Ницетием. Разобрав дело, они установили, что обвиняемые в этих преступлениях полностью виновны, и решили лишить их, совершивших подобные поступки, епископского сана. Но так как обвиняемые знали, что король все еще к ним благоволит, они пришли к нему в слезах, жалуясь на то, что их несправедливо лишили сана, и попросили у него разрешения отправиться в город Рим, к папе. Король удовлетворил их просьбу, дал им с собой письма и позволил им идти. Когда епископы прибыли к папе Иоанну, они изложили дело так, как будто бы их отстранили необоснованно. Папа направил королю письмо, приказывая восстановить епископов в должности на их прежнем месте. Король немедленно это выполнил, предварительно их сильно побранив. Но что всего хуже, никакого улучшения в их поведении не последовало. Однако они попросили Виктора о мире, выдав ему людей, которых они во время набега направили против него. Но епископ Виктор, помня заповедь Господню, что не следует воздавать врагам злом за зло⁷⁶⁷, не причинив им никакого вреда, позволил им свободно уйти. Вот почему впоследствии он сам был отлучен от церковного общения за то, что, публично обвиняя, он в то же время тайно простил врагов, не посоветовавшись с собратьями, перед которыми он тех обвинял. Но по милости короля он снова был приобщен к Церкви.

А те, Салоний и Сагиттарий, ежедневно все более и более запутывались в преступлениях. И, как мы уже выше упоминали⁷⁶⁸, в тех сражениях, которые вел Муммол с лангобардами, они, наподобие светских опоясав себя оружием, собственноручно убили многих. По отношению к согражданам они свирепствовали так, что в гневе избивали некоторых палками до крови. Вот почему ропот народа снова дошел до короля, и он приказал вызвать их к себе. Когда они пришли, король не пожелал их принять; видимо, это случилось потому, что прежде нужно было провести расследование, и только в случае их невиновности они удостоились бы приема у короля. Но Сагиттарий, взбешенный, такое обращение вменил себе в обиду и, будучи человеком легкомысленным, тщеславным и склонным к неразумным речам, начал очень много болтать о короле и говорить, что его сыновья не могут владеть королевством, потому что их мать до того, как она взошла на королевское ложе, была одной из служанок покойного Магнахара. Сагиттарий не знал того, что теперь не обращают внимания на происхождение по женской линии и называют детьми короля всех тех, кто родился от короля⁷⁶⁹. Король, как только услышал об этом, сильно разгневался, отнял у них лошадей, слуг и даже все остальное, чем они владели, а их самих повелел заточить в монастыри, расположенные друг от друга на далеком расстоянии, где они совершали бы покаяние, оставив им лишь по одному клирику. Местным же судьям король строго приказал, чтобы их сторожила вооруженная охрана и чтобы все входы для их посещения были закрыты.

А в то время были еще живы сыновья короля, из которых старший заболел. И пришли к королю его приближенные и сказали: «Если ты удостоишь благосклонно выслушать нас, твоих слуг, то мы скажем тебе доверительно». Король ответил: «Говорите, что вам угодно». И они сказали: «Уж не были ли эти епископы осуждены безвинно на изгнание, и не увеличится ли от этого грех короля, и не по этой ли причине грозит гибель сыну нашего господина?» Король сказал: «Идите как можно скорее к ним и освободите их, и попросите их молиться за наших малышей». И они ушли. И епископы были освобождены. И вот, выйдя из монастыря, они встретились и расцеловались, так как долгое время не виделись, и вернулись в свои города. Они до такой степени были охвачены раскаянием, что казалось, что все время молятся, постятся, раздают милостыни, проводят день в чтении книги песнопений Давидовых, а ночи в пении гимнов и в размышлении над Писанием. Но недолго эта их святость оставалась непорочной, они вновь вернулись к старому. Они так часто проводили ночи, пируя и пьянствуя, что, в то время как пресвитеры служили утреню, они требовали себе чаши и пили вино. Они не помнили больше о Боге и совершенно не вспоминали о своих обязанностях. С наступлением утра они вставали из-за стола, надевали ночную одежду и, погрузившись в сон от вина, спали до трех часов дня. У них были и женщины, с которыми они оскверняли себя. Затем они вставали и мылись в бане, и возлегали за пиршественным столом, и поднимались из-за него вечером, а затем насыщались ужином до самого того времени, о котором мы сказали выше. Так они поступали каждый день до тех пор, пока их «не настиг гнев Божий»⁷⁷⁰, о чем мы собираемся рассказать впоследствии⁷⁷¹.

21. Тогда в Тур из Бретани, стремясь добраться до Иерусалима, пришел бретон Виннох, человек крайнего воздержания; он носил лишь овечью кожу без шерсти. Мы, чтобы легче удержать его, так как он нам казался весьма набожным человеком, удостоили его благодатью священничества. Монахиня же Инготруда⁷⁷² имела обыкновение собирать воду с могилы святого Мартина⁷⁷³. Так как этой воды у нее не хватало, она попросила отнести к могиле святого сосуд с вином. По истечении ночи она велела в присутствии названного пресвитера принести оттуда этот кувшин. И когда ей принесли его, она сказала пресвитеру: «Отлей отсюда вина и капни туда только одну каплю святой воды, которой у меня осталось немного». И удивительно: когда он это сделал, сосудик, который был наполнен наполовину, наполнился доверху от одной капли. Так он опорожнял его два или три раза, а он наполнялся только от одной капли. Нет сомнения, что и здесь явилась благодать блаженного Мартина.⁷⁷⁴

22. После этих событий младший сын короля Хильперика, Самсон, заболел дизентерией и лихорадкой и скончался. Родился же он, когда короля Хильперика осаждал в Турне его брат⁷⁷⁵. Мать из страха перед смертью удалила его от себя и хотела погубить. Но так как она не смогла этого сделать, пристыженная королем, то приказала его окрестить. Он был окрещен и воспринят от купели самим епископом, но, не достигнув и пятилетнего возраста, умер⁷⁷⁶. В эти же дни сильно заболела и его мать Фредегонда, но поправилась.

23. После этого ночью 11 ноября, в то время, когда мы отправляли ночное бдение в честь блаженного Мартина, явилось великое знамение. А именно видно было, как посередине луны засияла блестящая звезда и близ луны, и над луной, и под луной появились другие звезды. Появилось и то кольцо вокруг луны, которое обычно означает дождь. Но что это значило, мы не знаем. И в этом году мы видели часто луну затемненной, и перед Рождеством Господним раздавались грозные раскаты грома, и вокруг солнца появились такие же сияния, какие были, как мы уже упоминали⁷⁷⁷, перед сражением в Клермоне, которые в просторечии называют солнцами. Утверждали, что и морской прилив был выше обычного, и было много других знамений.

24. Гунтрамн Бозон, придя с немногими вооруженными в Тур, силой увел своих дочерей, оставленных им в святой базилике, и проводил их в Пуатье, принадлежавший королю Хильдеберту. Но король Хильперик захватил и Пуатье, и его люди обратили в бегство людей его племянника. Эннодия лишили должности графа⁷⁷⁸ и доставили к королю. Его осудили на изгнание, а имущество его передали казне. Но спустя год он вернулся на родину и получил обратно свое имущество. Гунтрамн Бозон, оставив своих дочерей в церкви блаженного Илария⁷⁷⁹, отправился к королю Хильдеберту.

25. На третий год правления короля Хильдеберта, который был семнадцатым годом правления Хильперика и Гунтрамна, Даккон, сын некоего Дагариха, когда он, оставив короля Хильперика, бродил повсюду, был схвачен при помощи обмана герцогом Драколеном⁷⁸⁰, по прозвищу Усердный. Связав, он привел его в Берни, к королю Хильперику, дав Даккону клятву в том, что он добьется у короля сохранения ему жизни. Но, забыв о данной клятве, он представил королю дело так, чтобы Даккона убили, обвиняя его в гнусных делах. Так как Даккона держали в оковах, он понял, что ему никак не спастись, поэтому он попросил у пресвитера отпущения грехов, причем король об этом не знал. После отпущения грехов Даккона убили. В то время, когда Драколен поспешно возвращался домой, Гунтрамн Бозон пытался увести своих дочерей из Пуатье. Узнав об этом, Драколен выступил против него. Но люди Гунтрамна были уже наготове; они, оказывая сопротивление, пытались защищаться. Гунтрамн послал к Драколену одного из своих приближенных, при этом говоря: «Иди и скажи ему: «Ведь ты знаешь, что между нами заключен союз. Я прошу тебя оставить меня в покое. Я не препятствую тебе взять из моего имущества столько, сколько ты хочешь; только позволь мне вместе с моими дочерьми, пусть и нагим, идти туда, куда я захочу"».

А тот, будучи тщеславным и легкомысленным, ответил: «Вот веревка, которой связывали других виновных, которых я приводил к королю. Этой веревкой и ты сегодня должен быть связан и в путах приведен туда же». Сказав это, он пришпорил коня и быстро устремился на него [Гунтрамна]⁷⁸¹, но при ударе он промахнулся, копье сломалось и наконечник упал на землю. А когда Гунтрамн увидел, что ему грозит смерть, он, призвав имя Господне и великую благодать блаженного Мартина, поднял копье, вонзил его в горло Драколена; затем он приподнял Драколена из седла, а один из приближенных Гунтрамна прикончил Драколена, пронзив его бок копьем. Когда спутники Драколена были обращены в бегство и с него самого сняли одежду, Гунтрамн беспрепятственно уехал с дочерьми.

После этого его тесть Север⁷⁸² был очернен своими сыновьями перед королем. Узнав об этом, Север поспешил к королю с большими подарками. Но по дороге его схватили, сняли с него одежду⁷⁸³ и отправили в заключение⁷⁸⁴, где его и настигла наихудшая смерть. Но и оба его сына, Бурголен и Додон, погибли, осужденные на смерть за оскорбление величества; один был убит толпой, другой, захваченный при бегстве, скончался после того, как у него отрубили руки и ноги. Имущество же их и имущество их отца было передано казне, ибо у них было большое богатство.

26. Затем люди Тура, Пуатье, Байё, Ле-Мана и Анжера со многими другими по приказу короля Хильперика отправились в Бретань и на реке Вилен расположились против Вароха, сына покойного Маклиава⁷⁸⁵. Но тот ночью коварно напал на саксов из Байё⁷⁸⁶ и перебил из них большую часть. Но на третий день он заключил мир с герцогом короля Хильперика и, отправив к ним своего сына в качестве заложника, поклялся в верности королю Хильперику. Кроме того, он возвратил город Ванн с тем условием, что если король разрешит ему управлять им, то он будет ежегодно выплачивать без всякого напоминания дань и присылать все то, что королю причитается. После этого войско было выведено из той местности.

После этих событий король Хильперик приказал взыскать штраф⁷⁸⁷ с бедняков⁷⁸⁸ и причетников [кафедральной] церкви и базилики святого Мартина⁷⁸⁹ за то, что они не выступили в поход вместе с войском. Ведь у них не было в обычае нести какие-либо государственные повинности⁷⁹⁰. Засим Варох, забыв о своем обещании, задумал нарушить клятву и послал к королю Хильперику Евния, епископа города Ванна. Но король пришел в ярость, выбранил его и повелел осудить на изгнание.

27. А на четвертый год правления Хильдеберта⁷⁹¹, который был восемнадцатым годом правления королей Гунтрамна и Хильперика, в городе Шалоне по приказу короля Гунтрамна собрался собор. После обсуждения разных дел вновь всплыла старая жалоба, касающаяся епископов Салония и Сагиттария⁷⁹². Их упрекали в преступлениях и обвиняли не только в прелюбодеянии, но даже в убийствах. Но епископы полагали, что это можно искупить покаянием. Их обвинили также еще и в том, что они оскорбили королевское величество и изменили родине. По этой причине их отстранили от епископской кафедры и заключили под стражу в базилике блаженного Марцелла. Бежав оттуда, они бродили по разным местам, пока в их городах не были посажены другие епископы.

28. А король Хильперик приказал установить во всем своем королевстве новые обременительные налоги. Поэтому многие, оставив те города⁷⁹³ и свои владения, устремились в другие королевства, считая, что лучше жить на чужбине, чем подвергаться такому притеснению [на родине]. В самом деле, было установлено, чтобы землевладелец отдавал со своей земли одну амфору вина с арипенна⁷⁹⁴. Кроме того, облагались и другими налогами, как с остальной земли, так и с рабов⁷⁹⁵, так что их невозможно было выплатить. Когда народ Лиможа увидел, что ему невыносимо под таким бременем, он собрался в мартовские календы⁷⁹⁶ и хотел убить референдария Марка⁷⁹⁷, которому было приказано выполнить это распоряжение, и он непременно сделал бы это, если бы епископ Ферреол⁷⁹⁸ не спас Марка от неминуемой опасности. Вырвав налоговые книги, собравшаяся толпа сожгла их⁷⁹⁹. Вот почему король, сильно обеспокоенный этим, отправил туда людей из своей свиты, утеснил народ большими штрафами, сломил наказаниями и покарал смертными казнями. Говорят даже, что тогда привязывали к деревьям аббатов и пресвитеров и подвергали их другим различным пыткам, так как королевские посланники оклеветали их, сказав, что они во время восстания народа якобы принимали участие в сожжении налоговых книг. И народ снова обложили более тяжелыми налогами.

29. Бретоны также сильно опустошили область Ренна пожарами, грабежом и пленением людей. Опустошая, они дошли до деревни Кор-Ню.

А епископ Евний был возвращен из изгнания⁸⁰⁰ и отослан на жительство в область Анжера; возвратиться же в свой город Ванн ему не разрешили.

Против бретонов отправили герцога Бепполена⁸⁰¹, и он покорил отдельные местности Бретани огнем и мечом. Это вызвало у бретонов еще большую ярость.

30. Во время этих событий в Галлии скончался после восемнадцатилетнего правления империей Юстин⁸⁰², и смерть положила конец его сумасшествию, которому он был подвержен. После его погребения кесарь Тиберий⁸⁰³ захватил власть, которой он уже давно на деле владел. Народ, замышляя против него козни в защиту Юстиниана, считавшегося тогда племянником Юстина, ожидал его появления по местному обычаю на представлении в цирке, но Тиберий отправился к святым местам города. После совершения там молитвы он вызвал к себе патриарха⁸⁰⁴ города и с консулами и префектами вошел во дворец. После того как на него надели порфиру, увенчали диадемой и посадили на императорский трон под громкие крики одобрения⁸⁰⁵, он утвердился во власти. Когда заговорщики, ожидавшие Тиберия в цирке, узнали о том, что произошло, они, посрамленные, в смущении разошлись, не достигнув цели, так как они ничего не могли предпринять против человека, который положился на Бога⁸⁰⁶.

И вот спустя немного дней пришел Юстиниан, бросился в ноги императору, поднеся ему в знак благосклонности сто пятьдесят золотых, и Тиберий, проявляя свою обычную терпимость, поднял его и велел оставаться при дворе. Но императрица София, забыв об обещании, данном некогда ею Тиберию, попыталась строить ему козни. А именно, когда Тиберий уехал на виллу для того, чтобы там, по императорскому обычаю, приятно провести время в течение тридцати дней во время сбора винограда, София, тайно вызвав к себе Юстиниана, хотела возвести его на престол. Узнав об этом, Тиберий поспешно возвратился в город Константинополь и, захватив императрицу, лишил ее всех богатств, оставив ей средства только для каждодневного пропитания. Удалив от нее слуг, он дал ей других, своих собственных, верных ему, предварительно наказав им, чтобы никто из прежних ее слуг не приходил к ней. Побранив Юстиниана, Тиберий впоследствии так полюбил его, что обещал отдать свою дочь в жены его сыну, а Юстиниан в свою очередь просил в жены своему сыну его дочь; но этому не суждено было сбыться.

Войско Тиберия разбило персов, вернулось победителем и привезло с собой столько добычи, что полагали, что она могла удовлетворить любую человеческую жадность. К императору были приведены двадцать захваченных слонов.

31. Бретоны в этом году сильно беспокоили окрестности городов Нанта и Ренна. Они унесли огромную добычу, опустошили поля, собрали виноград с виноградников и увели пленных. Когда епископ Феликс⁸⁰⁷ направил к ним посольство, они, дав обещание возместить убытки, не пожелали выполнить ни одного из своих обещаний.

32. В Париже какую-то женщину обвинили в том, что она, по утверждению многих, оставив мужа, будто бы находилась в любовной связи с другим. Вот почему родственники мужа пришли к ее отцу и сказали: «Или докажи нам, что твоя дочь достойная женщина, или пусть она умрет, дабы это бесчестие не запятнало наш род». «Я знаю, – ответил отец, – что дочь моя совершенно невиновна, и то, что говорят злые люди, в этом нет ни слова правды. Однако чтобы это обвинение больше не распространялось, я поклянусь в ее невинности». А они сказали: «Если она невиновна, то подтверди это клятвами на могиле блаженного мученика Дионисия». «Я сделаю это», – сказал отец. Условившись, они сошлись у базилики святого мученика. И отец, возложив руки на алтарь, поклялся в том, что его дочь невинна. Но сторонники мужа объявили, что он клятвопреступник. И вот они заспорили и, обнажив мечи, бросились друг на друга, и перед самым алтарем убивали друг друга. А были они по происхождению людьми знатными и первыми при короле Хильперике. И многие были ранены мечами. Святая базилика обагрилась человеческой кровью, ее двери были пробиты дротиками и мечами, и смертоносное оружие достигало самой могилы. С трудом удалось их примирить. И это место оставалось закрытым для службы до тех пор, пока все это не стало известно королю.

Они же поспешили предстать перед королем, но оказались не ко двору и были отосланы к епископу того места, [где убивали друг друга]. И было приказано, в случае их невиновности в этом преступлении, вновь принять их в церковное общение. После того как они искупили свой проступок, епископ Рагнемод, предстатель парижской церкви, принял их в церковное общение. Но спустя несколько дней, когда эту женщину вызвали в суд, она повесилась.

33. На пятом году правления короля Хильдеберта в области Клермона случилось большое наводнение: дождь не прекращался в течение двенадцати дней, и в Лимане был такой разлив воды⁸⁰⁸, что он многим мешал сеять. Вода в реках Луаре и Флаваре, которую называют еще Алье, и в других притоках, впадающих в Луару, поднялась настолько, что они вышли из берегов так, как никогда не выходили. Этот разлив рек погубил много скота, нанес ущерб посевам и разрушил здания. Подобным же образом Рона, слившись с рекой Соной, вышла из берегов, причинила большой ущерб народу и разрушила стены города Лиона. Но после того как дожди прекратились, вновь зацвели деревья; а был уже сентябрь месяц. В этом же году в области Тура видели, как рано утром, еще до рассвета, по небу пробежала молния и исчезла на востоке. Кроме того, слышали, как во всей окрестности раздался шум как бы падающих деревьев, но надо полагать, что он был не от деревьев, так как он был слышен на расстоянии пятидесяти миль или более. В этом же самом году произошло сильное землетрясение в городе Бордо, и городские стены находились под угрозой обвала. Все жители были охвачены таким смертельным страхом, что казалось, если бы они не разбежались, то их вместе с городом поглотила бы земля. Вот почему многие ушли в другие города. Это землетрясение захватило соседние города и достигло Испании, но здесь оно было не таким сильным. Однако с Пиренейских гор обрушились огромные камни, которые раздавили скот и людей. И деревни в окрестностях Бордо сгорели от возникшего по Божьей воле пожара. Огонь так внезапно занялся, что сгорели как дома, так и амбары с годовым запасом хлеба. Огонь, очевидно, возник лишь по Божьей воле, а не по какой иной причине. Сильно пострадал от пожара и город Орлеан, так что даже у наиболее богатых совершенно ничего не осталось. И если кто-либо спасал что-нибудь от пожара, то и это грабили подстерегавшие воры. А в области Шартра из разломленного хлеба вытекла настоящая кровь⁸⁰⁹. Тогда же и город Бурж сильно пострадал от града.

34. Но за этими знамениями последовал тяжелейший мор. А именно, когда короли враждовали и вновь готовились к братоубийственной войне, дизентерия охватила почти всю Галлию⁸¹⁰. У тех же, кто ею страдал, была сильная лихорадка с рвотой и нестерпимая боль в почках; темя и затылок были у них тяжелыми. То, что выплевывалось изо рта, было цвета желтого или, вернее, даже зеленого. Многие утверждали, что там находится яд. Простые люди называли эту болезнь внутренней оспой⁸¹¹; это вполне возможно, так как если ставили банки на лопатки или на бедра, появлялись нарывы, которые лопались, гной вытекал, и многие выздоравливали. Но и травы, исцеляющие от заражения, принятые как настой, очень многим приносили облегчение. Эта болезнь, начавшаяся в августе месяце, прежде всего поражала детей и уносила их в могилу. Мы потеряли милых и дорогих нам деток, которых мы согревали на груди, нянчили на руках и сами, приготовив пищу, кормили их ласково и заботливо. Но, вытерев слезы, мы говорим вместе с блаженным Иовом: «Господь дал, Господь и взял; как угодно было Господу, так и стало. Да будет благословенно имя Господне во веки»⁸¹².

И было так, что в эти дни тяжело заболел король Хильперик. Когда он начал выздоравливать, заболел, еще не «возрожденный от воды и Духа Святого»⁸¹³, его младший сын. Видя, что он находится при смерти, они его окрестили. Когда ему на некоторое время стало лучше, заболел этой болезнью его старший брат, по имени Хлодоберт. Мать его Фредегонда, видя, что Хлодоберт находится в смертельной опасности, охваченная поздним раскаянием, сказала королю: «Долгое время нас, поступающих дурно, терпело божественное милосердие. Ведь оно нас часто карало лихорадкой и другими страданиями, а мы не исправились. Вот уже теряем мы сыновей! Вот их уже убивают слезы бедных, жалобы вдов, стоны сирот. И неизвестно, для кого мы копим. Мы обогащаемся, не зная сами, для кого мы собираем все это. Вот сокровища, отнятые силою и угрозами, остаются без владельца! Разве подвалы не изобилуют вином? Разве амбары не наполнены зерном? Разве твои сокровищницы не полны золота, серебра⁸¹⁴, драгоценных камней, ожерелий и других украшений королевского двора? И вот мы теряем прекраснейшее из того, что у нас было. Теперь, если угодно, приходите. Мы сожжем все несправедливые налоговые списки, пусть нашей казне будет достаточно того, что достаточно было нашему отцу и королю Хлотарю». Так говорила королева и била себя в грудь кулаками⁸¹⁵, затем велела принести налоговые книги, которые привез Марк⁸¹⁶ из городов их королевства, и, бросив их в огонь, вновь обратилась к королю: «Что же ты медлишь? – сказала она.– Видишь, что я делаю? Делай и ты то же. Если и деток потеряем, то хоть вечной муки избежим».

Тогда король, раскаявшись, предал все налоговые книги огню. И когда книги были сожжены, король послал людей, чтобы они запретили на будущее составлять налоговые списки. После этого младший мальчик, снедаемый сильным недугом, скончался⁸¹⁷. С глубочайшей скорбью его отвезли из виллы Берни в Париж и предали погребению в базилике святого Дионисия. А Хлодоберта положили на носилки и принесли в Суассон, в базилику святого Медарда, и, опустив его на могилу святого, дали обет от его имени. Но в полночь, задыхаясь и ослабев, он испустил дух. Его похоронили в базилике святых мучеников Криспина и Криспиниана. Тогда великое рыдание было во всем народе. Плачущие мужчины и женщины в траурных одеждах, в таких, в каких они хоронят мужей, следовали за похоронной процессией. И потом король Хильперик раздал много подарков церквам, базиликам и бедным людям.

35. В те же дни от этой болезни умерла и королева Австригильда⁸¹⁸, жена короля Гунтрамна. Еще до того как ей испустить свой презренный дух, она поняла, что ей не избежать смерти. Тяжело дыша, она захотела иметь спутников своей смерти, и добивалась, чтобы во время ее похорон оплакивались и похороны других. Говорят, по примеру Ирода⁸¹⁹, она обратилась к королю с такой просьбой: «До сих пор у меня была надежда на жизнь, если бы я не попала в руки проклятых врачей: ведь принятое от них питье насильно отняло у меня жизнь и привело к тому, что я скоро уйду из мира сего. Вот почему, чтобы смерть моя не осталась не отомщенной, я прошу тебя и требую дать клятву в том, что, как только я покину этот свет, пусть тотчас же и их умертвят мечом. Если я не смогу больше жить, то пусть и они после моей смерти не наслаждаются жизнью, и пусть будет одно и то же горе у наших и у их близких». Сказав это, несчастная испустила дух. А король после положенного траура, связанный клятвой своей гнусной супруги, выполнил ее гнусное завещание: он приказал умертвить мечом двух врачей⁸²⁰, которые лечили ее, что, по мнению многих умных людей, было совершено не без греха.

36. И вот, истощенный этой болезнью, умер и Нантин, граф Ангулема. А как он относился к святителям и церквам Божьим, следует рассказать ниже. Итак, его дядя Марахар в этом же городе долгое время занимал должность графа. Окончив эту службу, он подался в Церковь и, став клириком, был рукоположен в епископы. С большим рвением он строил и возводил церкви и церковные дома, но на седьмом году епископства его безжалостно сгубили: враги его положили яд в голову рыбы, и он, ничего не подозревая, съел ее. Но Божественное правосудие недолго оставляло его смерть неотомщенной. А именно Фронтоний, по чьему совету было совершено это преступление и который вскоре принял епископство, скончался, прослужив епископом всего один год, так как божественное правосудие настигло его. После его смерти епископом поставили Ираклия из Бордо, который некогда был послом у Хильдеберта Старшего. Нантин же для того, чтобы расследовать обстоятельства смерти своего дяди, добился в этом городе должности графа. Получив ее, Нантин нанес епископу много обид. Он говорил ему: «Ты держишь при себе тех убийц, которые умертвили моего дядю; ты приглашаешь к столу и пресвитеров, причастных к этому преступлению». Затем, когда вражда стала все более ужесточаться, Нантин постепенно начал силой захватывать церковные виллы, которые Марахар оставил по завещанию Церкви, утверждая при этом, что Церковь не должна владеть его имуществом, так как завещатель был убит клириками этой Церкви. После того как он уже убил и некоторых мирян, он приказал схватить пресвитера, связать его и пронзить его копьем. Заложив у него, еще живого, за спину руки и подвязав его к столбу, он пытался выпытать у него, был ли он причастен к этому делу. Но тот отрицал это, и когда у него потекла кровь из раны, он испустил дух. Возмущенный этим, епископ приказал закрыть для графа двери церкви.

Но когда в городе Сенте собрались епископы, Нантин умолял епископа [Ираклия] о мире, обещая все незаконно отнятое им церковное имущество вернуть Церкви и быть послушным епископу. И епископ, повинуясь воле собратьев, удовлетворил все его просьбы и, оставив дело об убийстве пресвитера до суда Всемогущего Бога, милостиво принял графа. После этого Нантин вернулся в город, ограбил те дома, которые он незаконно присвоил, разорил и разрушил их. При этом он говорил следующие слова: «Если Церковь это и получит, то пусть она найдет все опустошенным». Вновь разъярясь по этой причине, епископ отлучил его от Церкви. Но во время этих событий блаженный епископ, окончив свой жизненный путь, преставился ко Господу. Нантин же, пустивший в ход лесть и подачки, был снова принят некоторыми епископами в церковное общение. Но спустя несколько месяцев он заразился вышеназванной болезнью. Страдая от сильной лихорадки, он кричал и говорил: «О горе, горе мне! Меня жжет епископ Ираклий, он меня терзает, он меня зовет на суд. Я признаюсь в преступлении; я понял, что несправедливо обидел епископа. Молю о смерти, молю о том, чтобы мне недолго страдать от этой пытки». Когда он произносил эти слова, находясь в сильном ознобе, силы покинули его тело, и он испустил свой презренный дух, оставив несомненные приметы того, что это было карой за блаженного епископа. В самом деле, бездыханное тело так почернело, что можно было думать, что его положили на угли и сожгли. Вот почему все были этим поражены, удивлены и боялись впредь наносить обиды святителям. Ибо мстит Господь за рабов своих, «уповающих на Него»⁸²¹.

37. В это время умер и блаженный Мартин, епископ галисийский, и его смерть вызвала в народе Галисии большую скорбь. Он был уроженцем Паннонии и оттуда отправился на восток посетить святые места. Он так был образован, что в те времена не было ему равных. Потом он пришел в Галисию, где был рукоположен в епископы [в то время], когда туда переносили мощи блаженного Мартина. Пробыв в этом сане около тридцати лет, исполненный добродетелей, он преставился ко Господу. Стихи, которые написаны над дверями с южной стороны в базилике святого Мартина, он сочинил сам.

38. В этом году в Испании были сильные гонения на христиан⁸²². Многие были обречены на изгнание, лишены имущества, истощены голодом, посажены в тюрьму, подвергнуты избиению и погибли от различных наказаний. Зачинщицей же этого злодеяния была Гоисвинта, на которой, после ее первого брака с королем Атанагильдом, женился король Леовигильд⁸²³. Но та, которая клеймила позором рабов Божиих, сама была заклеймена Божьей карой перед всем народом. Ибо закрывшее один ее глаз бельмо лишило его света, которого лишен был и ее ум.

У короля же Леовигильда от другой жены было двое детей⁸²⁴; из них старший сын был помолвлен с дочерью короля Сигиберта, а младший – с дочерью короля Хильперика. Ингунду, дочь короля Сигиберта, отправленную с большой пышностью в Испанию, с великой радостью приняла ее бабушка Гоисвинта. Но она не позволила, чтобы Ингунда и дальше исповедовала католическую веру, и начала льстивыми речами уговаривать ее перекреститься в арианскую ересь. Но Ингунда, мужественно сопротивляясь, говорила: «Достаточно того, что я уже была однажды омыта от первородного греха спасительным крещением и исповедала Святую Троицу в единстве и тождестве. Исповедаю, что я верую в это от всего сердца и никогда не отступлюсь от этой веры». Услышав такие слова, Гоисвинта, распалясь неистовой яростью, схватила девушку за волосы, бросила ее на землю и до тех пор ее била башмаками, пока у нее не выступила кровь, затем она приказала снять с нее одежду и окунуть в пруд⁸²⁵. Но, по утверждению многих, Ингунда никогда не отступалась в своей душе от нашей веры.

А Леовигильд дал им один из городов⁸²⁶, чтобы они там жили и правили им. По приезде в этот город Ингунда начала внушать своему мужу, чтобы он, оставив лжеучение еретиков, признал истину католической веры. Он долго этому противился, но наконец под влиянием ее внушения был обращен в католическую веру и при миропомазании⁸²⁷ наречен Иоанном. Когда Леовигильд узнал об этом, он начал искать повод, как бы его погубить. Но тот, догадываясь о целях отца, перешел на сторону императора⁸²⁸, завязав дружбу с его префектом, который тогда осаждал Испанию⁸²⁹. Но Леовигильд направил к сыну послов со словами: «Приезжай ко мне, ибо есть дела, которые мы должны обсудить вместе». А тот ответил: «Я не приеду, ибо ты враждуешь со мной из-за того, что я католик»⁸³⁰. Отец же его дал префекту императора тридцать тысяч солидов для того, чтобы тот не оказывал помощи его сыну; и, набрав войско, он выступил против него. Но Герменегильд, призвав на помощь греков, выступил против отца, оставив свою жену в городе. Когда Леовигильд шел против него и когда Герменегильд, лишенный помощи, увидел, что никак не сможет одолеть отца, он устремился к расположенной поблизости церкви, при этом говоря: «Да не пойдет отец мой против меня, ибо противоестественно, чтобы сын убивал отца или отец сына». Услышав эти слова, Леовигильд послал к нему его брата⁸³¹, который, после того как дал ему клятву в том, что Герменегильд не будет подвергнут никакому унижению, сказал: «Подойди сам к нашему отцу и пади перед ним ниц, и он все тебе простит». Герменегильд бросился к ногам отца. Подняв его и поцеловав, отец успокоил его льстивыми речами и привел в лагерь. Пренебрегая клятвой, он подал знак своим, приказав схватить его, снять с него одежду и надеть на него рубище⁸³². Вернувшись в город Толедо, он отнял у него слуг и отправил его в изгнание лишь с одним слугой.

39. И вот после смерти сыновей король Хильперик в глубокой скорби находился с женой в течение октября месяца в лесу Кюиз. Тогда под влиянием королевы он отослал своего сына Хлодвига в Берни, с тем, вероятно, чтобы и он погиб от той же болезни.⁸³³ В те дни там сильно свирепствовала эта болезнь, унесшая в могилу его братьев; но там ничего плохого с ним не случилось. Сам же король прибыл в виллу Шель в области города Парижа. Спустя несколько дней он повелел Хлодвигу явиться к нему. Каков же был его конец, об этом стоит рассказать. Итак, когда Хлодвиг жил у отца в упомянутой вилле, он начал преждевременно кичиться и говорить: «Вот умерли мои братья, все королевство осталось мне. Вся Галлия будет в моем подчинении, и судьба одарила меня всей властью! Вот враги мои в руках моих, и я сделаю с ними то, что захочу». И о мачехе своей он вел недостойные речи. Услышав это, королева сильно испугалась.

Спустя несколько дней к королеве пришел некто и сказал: «То что ты осталась без детей, это произошло из-за коварства Хлодвига. Ведь он, влюбившись в дочь одной из твоих служанок, умертвил твоих сыновей при помощи злых чар матери той девушки. Поэтому я и напоминаю тебе о том, чтобы ты не надеялась на лучшее, так как у тебя отняли надежду, благодаря которой ты должна была бы править». Тогда королева, испуганная, разгневанная, расстроенная недавней потерей детей, схватила девушку, на которую Хлодвиг положил глаз и, сильно избив ее, приказала отрезать ей волосы, и, прикрепив их к шесту, велела установить его перед жилищем Хлодвига. У связанной же и долго пытаемой матери девушки королева вырвала признание в том, что все это правда. Затем королева вкрадчивым голосом поведала королю об этом и о другом в таком же роде, потребовав наказания для Хлодвига.

Тогда король, собираясь на охоту, велел тайно вызвать к нему Хлодвига. Когда тот прибыл, герцоги Дезидерий и Бобон⁸³⁴ по приказанию короля схватили его и надели на него кандалы, отняв у него оружие и одежду⁸³⁵. Они одели его в рубище и привели, закованного, к королеве. Королева же приказала содержать его под стражей, желая узнать у него, так ли все это, о чем она узнала, или сделал он это по чьему-либо совету и наущению, будучи связан прочной дружбой с какими-либо людьми. А он, все отрицая, рассказал лишь, что он в дружбе со многими. Наконец через три дня королева приказала переправить его, закованного, через реку Марну и содержать под стражей в вилле, называемой Нуази-ле-Гран. Там он и погиб от удара кинжалом и был похоронен в этом самом местечке. Между тем прибывшие к королю вестники сказали, что Хлодвиг сам заколол себя, и утверждали, что тот самый кинжал, которым он заколол себя, оставался еще в ране. Введенный в заблуждение этими словами, король Хильперик не проронил слезы по тому, кого он сам, можно сказать, предал смерти по наущению королевы. Слуги Хлодвига были отосланы в разные места. Мать же его была жестоко умерщвлена⁸³⁶. А сестру его, после того как ее опозорили слуги королевы, отослали в монастырь⁸³⁷, в котором она находится и теперь, сменив светскую одежду на монашескую. Все их богатство было передано королеве. А женщину, которая наговорила на Хлодвига, осудили на сожжение. Когда ее вели, она, несчастная, начала кричать, что она солгала. Но эти слова ей ничуть не помогли: ее привязали к столбу и заживо сожгли. Королевский конюший⁸³⁸ Хуппа притащил из Буржа Хлодвигова казначея. Надев на него оковы, он переправил его королеве для того, чтобы предать его всевозможным пыткам, но королева приказала его освободить от наказаний и оков. И мы добились у короля того, чтобы она [королева] разрешила ему удалиться невредимым. [146]

40. После этого от сильной лихорадки скончался епископ Елафий из Шалона⁸³⁹, посланный по делам королевы Брунгильды в составе посольства в Испанию; и его тело перевезли оттуда и похоронили в его городе. Епископу же Евнию, о котором мы упоминали выше как о после бретонов⁸⁴⁰, не разрешили возвратиться в свой город⁸⁴¹; король приказал содержать его в Анжере на общественный счет. Когда Евний прибыл в Париж и служил воскресную праздничную литургию, он вдруг, вскрикнув и захрипев, упал. Из его рта и носа потекла кровь; его унесли на руках. Однако он поправился. Он чрезмерно предавался вину и обычно так сильно напивался, что не мог держаться на ногах.

41. Мир, король Галисии⁸⁴², направил к королю Гунтрамну послов. И когда они проходили через границу области Пуатье, которая тогда принадлежала королю Хильперику, ему сообщили об этом. И король Хильперик приказал доставить их к нему под охраной и содержать их в Париже под стражей. В то время пришел из леса в город Пуатье волк, проникнув в него через [открытые] ворота; когда ворота закрыли, волка в самом городе обложили и убили. Некоторые, кроме того, утверждали, что они видели, как запылало небо. Река Луара, после того как в нее влилась бурная река Шер, поднялась выше прошлогоднего. Промчался такой силы южный ветер, что он повалил леса, разрушил дома, снес изгороди и, увлекая самих людей, губил их. Он бушевал на пространстве в ширину около семи югеров⁸⁴³, а в длину и определить нельзя. Даже петухи часто пели с наступлением ночи. Произошло затмение луны⁸⁴⁴ и появилась комета. За этим в народе последовала сильная эпидемия. Послов же свевов через год отпустили, и они вернулись на родину.

42. Маврилион, епископ города Кагора, тяжко страдал подагрой ног. Но к этим болям, которые вызывались самой подагрой, он прибавлял себе еще большие мучения. А именно он часто прикладывал к берцовой кости и стопам раскаленное железо, для того чтобы еще больше увеличить страдания. Но когда многие стали домогаться его епископства, то он сам избрал Урсицина, который некогда был референдарием королевы Ультроготы⁸⁴⁵ – Маврилион попросил, пока он еще жив, благословить на его место Урсицина и затем отошел от мира сего. Был же он весьма милосерден и сведущ в Священном Писании, так что он часто рассказывал по памяти о поколениях различных родов, описанных в книгах Ветхого завета, что многие с трудом запоминают. Был он также и справедлив в делах судейских и защитником бедных своей церкви от насилия злых судей, как учил Иов: «Я спасал убогого от руки сильного и бедному, у кого не было защитника, помогал. Уста вдов благословляли меня, ибо я был очами слепым, ногою – хромым и для немощных – отцом»⁸⁴⁶.

43. А король Леовигильд отправил к Хильперику посла Агила, человека не умного и не умеющего разумно мыслить, но до глупости настроенного против католического вероучения. Когда он по пути заехал в Тур, он начал вызывать нас на спор о вере и нападать на догматы Церкви. «С давних времен у епископов, – сказал он, – было распространено неправильное мнение о том, что Сын равен Отцу. Каким же образом, – продолжал он, – может быть равен в могуществе Тот, Кто сказал: «Отец Мой более Меня́»⁸⁴⁷. Следовательно, неправильно считать Его похожим на Того, кому Он говорит, что Он ниже Его, Кому Он печально сетовал на смерть и наконец Кому Он, умирая, вручает Свой дух, словно Он не наделен никакой властью. Отсюда ясно, что Он [Христос] уступает Отцу [Господу] и по возрасту, и по могуществу»⁸⁴⁸. В ответ на это я его спрашиваю, верует ли он в то, что Иисус Христос – Сын Божий, признает ли он, что Христос есть премудрость, свет, истина, жизнь, справедливость Божий. Он ответил: «Верую, что Сын Божий есть все это». И я ему: «Итак, скажи мне, когда же Отец был без мудрости, без света, без жизни, без истины, без справедливости? Ведь поскольку Отец не мог существовать без этого, Он не мог существовать и без Сына. Эти качества больше всего соединяются в таинстве имени Господня. Но и Он вовсе не был бы Отцом, если бы он не имел Сына. Что же касается фразы, как ты говоришь, сказанной Сыном: «Отец Мой более Меня», знай, что эти слова Он сказал, имея в виду низменность принятой Им плоти, для того, чтобы ты знал, что искупление совершилось не через могущество, а через смирение. Ибо когда ты говоришь: «Отец Мой более Меня», тебе следует вспомнить о том, что Он сказал в другом месте: «Я и Отец – одно»⁸⁴⁹. Поэтому должно отнести страх перед смертью и вручение духа Богу к слабости плоти, чтобы верили в Него [Христа] и как в истинного Бога, и как в подлинного человека». Но тот возразил: «Кто выполняет чье-либо желание, тот и ниже, сын всегда ниже отца, так как он выполняет волю отца, и не подобает отцу выполнять волю сына». В ответ на это я сказал: «Уразумей, что всегда Отец существует в Сыне и Сын в Отце в Едином Божестве. Поэтому, чтобы ты знал, что Отец выполняет волю Сына, если еще сохранилась в тебе вера в Евангелие, послушай, что сказал сам Иисус, Бог наш, когда Он пришел воскресить Лазаря: «Отче, благодарю Тебя, что услышал Меня. Я знал, что Ты всегда услышишь Меня; но Я сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня»⁸⁵⁰. И когда Он пришел на страдание, Он сказал: «Отче, прославь Меня славою, которую Я имел у Тебя Самого прежде, до бытия мира»⁸⁵¹. Отец Ему с высоты небес ответил: «И прославил и еще прославлю»⁸⁵². Итак, Сын равен Отцу по божеству, и не меньше, и ничего меньшего нет в Нем. Ибо если ты исповедаешь Бога, то необходимо, чтобы ты признавал Его целым и совершенным; если же отрицаешь Его цельность, то и не веруешь, что он есть Бог». И тот ответил: «Сыном Божиим Он начал называться, когда воспринял человеческую природу; ибо было, когда Его не было». И я в ответ: «Послушай, как говорил Давид от имени Отца: «Из чрева прежде денницы Я родил Тебя»⁸⁵³. И Иоанн-евангелист говорит: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. И это Слово стало плотию, и обитало с нами, чрез Которого все произошло»⁸⁵⁴. Вы же ослеплены ядом предубеждения и недостойно думаете о Боге». И тот в ответ: «Не говорите ли вы, что и Дух Святой есть Бог, и не считаете ли, что он равен Отцу и Сыну?» И я ему: «В трех – одна воля, сила и действие; Бог един в Троице и тройствен в единстве. Три лица, но едино царство, едино величие, едина сила и всемогущество». И тот возразил: «Святой Дух, которого вы считаете равным Отцу и Сыну, получается меньше Их обоих, ибо читаем, что Он был возвещен Сыном и послан Отцом. Никто ведь не возвещает о том, над чем он не властен, и никто ведь не посылает, не имея кого-нибудь ниже себя; так Он [Господь] сам сказал в Евангелии: «Если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам""⁸⁵⁵. На что я ответил: «Правильно сказал Сын до страдания, что если бы Он не вернулся к Отцу победителем и после искупления грехов мира собственной кровью не приготовил бы Богу достойное жилище в человеке, не смог бы Дух Святой, Который есть Бог, войти в языческую и оскверненную первородным грехом душу. Ибо «Дух Святой, – говорит Соломон, – удалится от лукавства»⁸⁵⁶. Ты же, если у тебя есть какая-либо надежда на исправление, не говори против Духа Святого, ибо по речению Божию: «Хулящему Духа Святого не простится ни в сем веке, ни в будущем»⁸⁵⁷. И тот в ответ: «Бог тот, кто посылает, а не тот, кого посылают». На это я его спросил, верит ли он в учение апостолов Петра и Павла. Когда же он ответил: «Верую», я добавил: «Когда апостол Петр обвинил Анания во лжи относительно доходов с владения, посмотри, что он сказал: «Зачем тебе понадобилось солгать Духу Святому? Ведь ты солгал не человекам, а Богу»⁸⁵⁸. И Павел, когда определял степени духовной благодати, сказал: «Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно»⁸⁵⁹. Кто же делает, что он захочет, тот никому не подвластен. Ибо вы, как я сказал выше, неправильно понимаете Святую Троицу, и сколь недостойно и превратно учение этого вашего вождя, то есть Ария, показывает его гибель»⁸⁶⁰. На это он ответил: «Учения, которого ты не почитаешь, не порицай; мы же не порицаем того, во что вы веруете, хотя мы в это и не веруем; ибо нет вины в том, если почитают и то, и другое. Так именно говорим мы в обыденной жизни: не виновен тот, кто, проходя между алтарями язычников и Божьей Церковью, почитает то и другое». Заметив его глупость, я говорю: «Как я вижу, ты выказываешь себя защитником язычников и спасителем еретиков, потому что ты оскверняешь догматы Церкви и проповедуешь, чтобы почитали нечестивое учение язычников. Для тебя было бы лучше, говорю я, если бы ты вооружился верой, которая Аврааму открылась у дубравы, Исааку – в баране, Иакову – на камне, Моисею – в купине; верой, которую Аарон принес на груди⁸⁶¹, Давид прославил в звуках тимпана, Соломон предрек разумом; верой, которую воспели все патриархи и пророки и сам закон воспел в молитвах и представил в жертвах; которую и сейчас, в настоящее время наш покровитель Мартин хранит в душе и даже являет в действии, чтобы ты обратился и уверовал в Нераздельную Троицу и чтобы, когда ты получишь от нас благословение и твоя душа очистится от яда дурной веры, твои неправильные суждения исчезли». Но он, воспылав гневом и бормоча как безумный, не знаю что, сказал: «Скорее душа моя вылетит из оков моего тела, чем я приму благословение от какого-либо епископа вашей веры». И я в ответ: «Да и Господь не допустит, чтобы наше учение и вера настолько стали слабыми, что мы начали бы раздавать ее святость собакам и предлагать драгоценнейшие жемчужины святыни грязным свиньям». После этого он, прекратив спор, поднялся и удалился. Но как только он вернулся в Испанию, став слабым и немощным, он под давлением нужды обратился в нашу веру.

44. В то же самое время король Хильперик написал небольшое сочинение о том, чтобы Святую Троицу рассматривали не в различии Лиц, а только называли бы Богом, говоря, что недостойно называть Бога лицом, как человека во плоти. Он утверждал также, что сам Отец есть в то же время и Сын и Он же Сам является Святым Духом, будучи Отцом и Сыном⁸⁶². «Так, – сказал он, – представлялось пророкам и патриархам, так возвестил сам закон». И после того как он приказал, чтобы это было прочитано мне, он сказал: «Я хочу, чтобы ты и остальные ученые Церкви Так веровали». Ему я ответил: «Милостивый король, тебе следует оставить это ложное учение и следовать тому, что нам оставили после апостолов другие отцы Церкви, чему нас научили Иларий и Евсевий⁸⁶³ и что ты исповедовал при крещении». Тогда разгневанный король сказал: «Конечно, в этом деле Иларий и Евсевий для меня сильные противники». Ему я в ответ: «Тебе подобает следить за тем, чтобы ты не восстановил против себя и Бога, и святых Его. Да будет тебе ведомо, что в лице – иное Отец, иное Сын и иное Дух Святой. Ведь не Отец воспринял плоть и не Дух Святой, а Сын, который, будучи Сыном Божьим, для искупления грехов людей, сделался и сыном женщины. Страдал не Отец и не Дух Святой, но Сын, воспринявший плоть в мире, чтобы Самому быть принесенным в жертву за мир. Что же касается Лиц, как ты говоришь, то сие следует понимать не телесно, а духовно. Потому что в этих трех Лицах – одна слава, одна вечность, одна власть». А король, рассерженный этим, сказал: «Я покажу это более умным, чем ты, и они со мной согласятся». И я ответил: «Никогда умный не согласится с этим, а только глупый человек пожелает следовать тому, что ты предлагаешь». На это он, скрежеща зубами, промолчал. Но спустя несколько дней, когда прибыл Сальвий, епископ альбийский⁸⁶⁴, Хильперик велел, чтобы его сочинение было прочитано тому вслух, умоляя его согласиться с ним. После того как Сальвий прослушал это сочинение, он с таким презрением отверг его, что если бы он смог коснуться бумаги, на которой было написано это сочинение, то он разорвал бы ее в клочки. И, таким образом, король оставил свое намерение. Написал он и книги стихов на манер Седулия⁸⁶⁵, но эти стишки не укладывались ни в какие стихотворные размеры. Он же прибавил и буквы к нашему алфавиту, то есть w, как у греков⁸⁶⁶, ае, the, uui, написание которых следующее: <...> и разослал во все города своего королевства письма [с требованием], чтобы так учили детей и чтобы текст старинных книг был стерт пемзой и переписан наново⁸⁶⁷.

45. В это же время скончался Агрекула, епископ Шалона⁸⁶⁸. Был он весьма образованным и благоразумным человеком, происходившим из сенаторского рода. Он много выстроил в этом городе зданий, возвел дома, построил церковь с колоннами и украсил ее мрамором из разных пород и мозаикой. Был же он очень воздержан в пище. А именно никогда не завтракал, а только обедал, и за обедом он проводил столь мало времени, что вставал из-за стола, когда солнце еще было высоко. Был Агрекула мало общительным, но весьма красноречивым. А умер он на сорок восьмом году своего епископства и на восемьдесят третьем году своей жизни. Ему наследовал Флав, референдарий короля Гунтрамна.

46. В то же время преселился от века сего и епископ города Родеза Далмаций, человек высокой святости, воздержанный в пище и в плотский вожделениях, весьма милосердный и ко всем благожелательный, неутомимый в молитве и бодрствовании. Он построил церковь. Но так как он ее часто перестраивал, чтобы улучшить, то оставил ее недостроенной. После его смерти многие, как это случается, добивались епископства. Но пресвитер Трансобад, который некогда был архидиаконом Далмация, проявлял наибольшее стремление к этому, полагаясь на то, что его сын находился под покровительством Гогона, который в то время был воспитателем короля⁸⁶⁹. Епископ же составил завещание, предусмотрев дар королю, который тот должен был получить после его [епископа] смерти, заклиная страшными клятвами, чтобы в эту церковь не рукополагали ни чужестранца, ни сребролюбца, ни женатого⁸⁷⁰, но человека, свободного от всего этого, который проводил бы жизнь только в прославлении Господа. Пресвитер же Трансобад приготовил в самом городе пир для клириков. И когда они сидели на пиру, один из них начал поносить недостойными словами покойного епископа и до того дошел, что назвал его сумасшедшим и глупым. Когда он говорил такие слова, к нему подошел виночерпий с бокалом вина. Тот взял его, но когда он подносил его ко рту, то начал дрожать и, выронив из рук бокал, склонил голову на рядом сидящего с ним и испустил дух, и с пира его отнесли к могиле и погребли. После этого по оставленному епископом завещанию в присутствии короля Хильдеберта и его вельмож епископом поставили Феодосия, который тогда был архидиаконом в этом городе.

47. Когда Хильперик узнал о всех злодеяниях, причиненных Левдастом⁸⁷¹ турским церквам и всему народу, он послал туда Ансовальдо. Тот прибыл на праздник святого Мартина. И так как Ансовальд дал нам и народу свободу выбора⁸⁷², на должность графа был избран Евномий. И вот когда Левдаст увидел, что он отстранен, он отправился к Хильперику и сказал: «До сих пор, о благочестивейший король, я охранял город Тур. Теперь же, когда меня отстранили от должности графа, смотри, как он охраняется. А именно знай, что епископ Григорий решил передать его сыну Сигиберта». Услышав это, король сказал: «Ничего подобного; поскольку тебя отстранили, ты это так и преподносишь». А Левдаст продолжал: «Епископ говорит и более худое, а именно, что королева, твоя супруга, находится в любовной связи с епископом Бертрамном»⁸⁷³. Тогда разгневанный король приказал избить его, заковать и заключить в темницу.

48. Но так как эту книгу пора уже заканчивать, мне остается рассказать кое-что о делах Левдаста. Но прежде всего хочется начать рассказ о его роде, родине и характере. Он родился на острове, называемом Грациной ⁸⁷⁴, в области Пуатье. Отец его был Левхадий, раб виноградаря-фискалина⁸⁷⁵. Отсюда Левдаста вытребовали для службы на королевскую кухню. Но так как в молодости у него гноились глаза, то он не выносил едкого дыма, поэтому его удалили от кипящего котла и поставили к квашне. Но делая вид, что ему нравится иметь дело с кислым тестом, он между тем, бросив службу, бежал. Его возвращали дважды или трижды, но так как его невозможно было удержать от побега, то его наказали, отрезав у него одно ухо. Теперь, когда он уже никак не мог скрыть позорный знак, оставленный на его голове, он бежал к королеве Марковейфе, которую король Хариберт из-за сильной любви к ней взял в жены вместо ее сестры⁸⁷⁶. Марковейфа охотно приняла Левдаста, возвысила его и назначила нести службу при лучших ее лошадях. Потом уже, обуреваемый тщеславием и гордыней, он попросил должность королевского конюшего⁸⁷⁷. Получив ее, он начал на всех смотреть свысока и ставить всех ниже себя, переполнился тщеславием, вел себя разнузданно, предаваясь наслаждениям и удовольствиям, и, пользуясь особым покровительством королевы, бегал по ее делам то туда, то сюда. Награбив добро после ее смерти, Левдаст при помощи подарков получил такое же место у короля Хариберта. Затем в наказание за провинности народа его поставили графом города Тура. И там он еще больше становится спесивым от высокой почетной должности, там показал он себя алчным и хищным, надменным в спорах и грязным развратником. Сея раздоры и клевету, он скопил немалое богатство. Но по смерти Хариберта, когда этот город по жребию достался Сигиберту⁸⁷⁸, Левдаст перешел к Хильперику, а все его незаконно приобретенное имущество было разграблено верными [людьми] упомянутого короля⁸⁷⁹.

И вот когда король Хильперик с помощью своего сына Теодоберта захватил город Тур⁸⁸⁰ и когда я уже приехал в Тур, мне Теодоберт настойчиво рекомендовал, чтобы Левдаст вновь получил должность графа, которая у него была раньше. Тогда Левдаст по отношению ко мне вел себя очень послушно и покорно, часто клялся на могиле святого епископа⁸⁸¹, что он никогда не будет поступать неразумно и что останется верным помощником как в моих собственных делах, так и во всех нуждах Церкви. Ибо он боялся – что потом и случилось, – как бы король Сигиберт вторично не подчинил своей власти город⁸⁸².

По смерти Сигиберта, когда Хильперик во второй раз принял власть над городом⁸⁸³, Левдаст вновь получил должность графа. Но когда в Тур пришел Меровей⁸⁸⁴, он там вновь разграбил имущество Левдаста. Пока же Сигиберт в течение двух лет владел Туром, Левдаст скрывался в Бретани. Получив должность графа, как мы сказали, он повел себя так необдуманно, что входил в епископский дом⁸⁸⁵ в латах и панцире, с колчаном за плечами, с пикой в руке и в шлеме, при этом он боялся каждого, так как он всем был врагом. Если же он сидел в суде вместе с почетными людьми, светскими или духовными лицами, и видел, что человека судят справедливо, он тотчас приходил в ярость, изрыгая ругань на горожан. Пресвитеров он приказывал выбрасывать, надев на них наручники, воинов – избивать палками, и такую проявлял жестокость, что едва ли об этом можно рассказать. Но когда Меровей, разграбивший его [Левдаста] имущество, ушел, он оклеветал нас⁸⁸⁶, утверждая, что Меровей по нашему совету отнял у него имущество. Но после того как он нанес Церкви убытки, он повторил клятву, дав ее перед покровом на гробнице блаженного Мартина, что никогда не пойдет против нас.

49. Но поскольку рассказывать по порядку о клятвопреступлениях и остальных злодеяниях Левдаста долго, то начнем с того, как он хотел при помощи гнусной и безбожной клеветы повергнуть меня и как его настигла божественная кара, как бы в подтверждение известной притчи: «Всякий запинающий запнется»⁸⁸⁷; и еще; «Кто роет яму [ближнему], тот упадет в нее»⁸⁸⁸. Итак, после многочисленных злодеяний, которые Левдаст совершил против меня и моих близких, после неоднократного расхищения церковного имущества он, склонив на свою сторону пресвитеpa Рикульфа, опытного в подобном коварстве, дошел до того, что говорил, будто бы я оклеветал королеву Фредегонду. Он утверждал, что, если бы мой архидиакон Платон или наш друг Галиен⁸⁸⁹ подверглись пыткам, то они сознались бы в том, что я это говорил. Тогда король как я сказал выше⁸⁹⁰, разгневавшись, приказал избить его, надеть на него кандалы и заключить в темницу. При этом Левдаст говорил, что он знаком с клириком по имени Рикульф⁸⁹¹, со слов которого он это и сказал.

А этот Рикульф, иподиакон, был таким же легкомысленным и непостоянным человеком. За год до этого он, сговорившись с Левдастом по поводу этого дела, искал случая для ссоры, видимо, чтобы оскорбить меня и перейти на сторону Левдаста. Наконец он нашел этот случай и перешел к Левдасту, а через четыре месяца, прибегнув к хитростям и расставив ловушки, пришел ко мне с самим Левдастом, умоляя о том, чтобы я его простил и принял вновь. Я, признаюсь, сделал это и сам открыто взял в свой дом скрытого врага.

Но когда Левдаст ушел, Рикульф, пав ниц к моим ногам, сказал: «Если ты быстро не поможешь мне, я погибну. Ибо, подстрекаемый Левдастом, я сказал то, чего не должен был говорить! Теперь же отошли меня в другое королевство⁸⁹². Если ты этого не сделаешь, то меня схватят королевские слуги, и я испытаю смертельные муки». Ему я говорю: «Если ты и сказал что-либо неразумное, то пусть это падет на твою голову. Я не отошлю тебя в другое королевство, чтобы этим не вызвать подозрение у короля». После этого Левдаст стал обвинять его [Рикульфа], говоря, что он слышал уже эти слова от иподиакона Рикульфа. Когда же его [Рикульфа] вторично связали и отдали под стражу, а Левдаста освободили, он [Рикульф] сказал, что в то самое время, когда епископ произносил эти слова⁸⁹³, присутствовали Галиен и архидиакон Платон. Пресвитер же Рикульф, которому Левдаст уже обещал должность епископа, так возгордился, что в своем высокомерии сравнялся с Симоном Волхвом⁸⁹⁴. Хотя он три раза или более клялся мне на могиле святого Мартина, но на шестой день Пасхи⁸⁹⁵ он меня поносил и плевал на меня, даже чуть было не набросился на меня⁸⁹⁶, рассчитывая, вероятно, на уже уготованные мне козни. А на следующий день, то есть в субботу по Пасхе, пришел в город Тур Левдаст и, делая вид, что ему надо устроить кое-какие дела, схватил архидиакона Платона и Галиена, надел на них кандалы и, сорвав с них одежду⁸⁹⁷, приказал их, закованных, привести к королеве. Об этом я услышал, когда находился в епископском доме; грустный и взволнованный вошел я в часовню, взял книгу песнопений Давида с тем, чтобы, открыв наугад, найти какой-либо стих, который принес бы мне утешение. В книге я нашел такой стих: «Он вел их безопасно, и не страшились они, и врагов их покрыло море»⁸⁹⁸.

Между тем те плыли по реке на двух лодках⁸⁹⁹, соединенных плотом, и та лодка, на которой плыл Левдаст, потонула, и если бы он не спасся вплавь, он, возможно, погиб бы вместе с товарищами. Но другая лодка, соединенная с той [первой], на которой тоже плыли заключенные, с Божьей помощью удержалась на воде. И вот когда заключенных привели к королю, им тотчас же предъявили обвинение, которое влекло за собой смертный приговор. Но король передумал, он освободил их от оков и, не причинив им вреда, держал их в домах под стражей.

В городе же Type герцог Берульф вместе с графом Евномием⁹⁰⁰ распространил слух, что король Гунтрамн хочет захватить город Тур, и поэтому, чтобы не случилось чего-нибудь непредвиденного, следует, сказал он, расставить в городе стражу. Под этим предлогом поставили у ворот стражников, которые, делая вид, что они охраняют город, охраняли меня. Даже послали людей дать мне совет, чтобы я тайно, захватив лучшие вещи из церкви, бежал в Клермон, но я не согласился. И вот король, созвав епископов своего королевства, повелел тщательно расследовать это дело⁹⁰¹.

И когда иподиакон Рикульф во время частых и тайных допросов много клеветал на меня и на моих близких, некий столяр Модест сказал ему: «О ты, несчастный, который с таким упорством сочиняешь эти слова о своем епископе! Лучше тебе было бы молчать, и если ты попросишь прощение у епископа, ты получишь его». В ответ на это Рикульф начал громко кричать и говорить: «Вот тот, кто советует мне молчать, чтобы я не следовал правде! Вот враг королевы, который не позволяет расследовать причину преступления против нее!» Об этом тотчас донесли королеве. Модеста схватили, пытали, высекли и, надев на него оковы, заключили под стражу. И когда его, охраняемого двумя стражниками, держали в оковах, привязав к столбу, он в полночь, в то время, когда стража спала, взмолился ко Господу, прося его о том, чтобы он сподобил его, несчастного, своим могуществом и освободил невинно связанного с помощью Мартина и Медарда. И вскоре после того цепи распались, разрушился столб, дверь открылась, и он вошел в базилику святого Медарда⁹⁰², где мы проводили эту ночь во бдении.

Итак, когда епископы собрались в вилле Берни, им было приказано находиться в одном доме. Затем туда прибыл король. Поздоровавшись со всеми и получив благословение, он сел. Тогда Бертрамн, епископ города Бордо, кому приписывался этот проступок, связанный с королевой, изложил дело и обратился ко мне, говоря, что обвинение ему и королеве было предъявлено мною. Я сказал, что это неправда, и добавил, что я слышал, как другие говорили это, а сам я ничего не измышлял. Ибо вне [епископского] дома, среди народа были большие пересуды, народ говорил: «Как возводят сие на святителя Божия? Как король допускает такое? Ужели мог епископ сказать подобное даже о рабе? Увы, увы, Господи Боже, помоги рабу Твоему!» Король же говорил: «Обвинение, предъявленное моей жене, является позором и для меня. Итак, если вы считаете нужным вызвать свидетелей против епископа, то вот они здесь! Конечно, если вам кажется, что ничего этого не было и что епископу можно верить, то говорите, я охотно выслушаю ваше предложение». Все были удивлены рассудительностью и вместе с тем терпением короля. Тогда все заговорили: «Нельзя верить лицу, стоящему ниже епископа». И было решено, чтобы я, после того как отслужат мессу в трех алтарях, клятвой опроверг эти наветы на меня. И хотя это и противоречило канонам, однако было исполнено ради короля. Но нельзя умолчать и о том, как королева Ригунта⁹⁰³, сострадая моим бедам, вместе со всеми домочадцами соблюдала пост до тех пор, пока слуга не известил ее, что я выполнил все то, что было решено.

И вот епископы вернулись к королю и сказали: «Епископ исполнил все, что было приказано. О король, ужели остается только одно: отлучить от Церкви тебя и Бертрамна, обвинителя брата нашего?»⁹⁰⁴ И он сказал: «Нет, я сказал только то, что слышал». Когда епископы спросили, кто это ему сказал, он ответил, что об этом он узнал от Левдаста. А тот, чувствуя шаткость своего плана и своих намерений, уже был готов бежать. И тогда все епископы решили отлучить от всех церквей зачинщика скандала, клеветника на королеву и обвинителя епископа, так как он уклонился от допроса. Вот почему они послали другим, не присутствовавшим, епископам письмо за своими подписями. Затем каждый вернулся в свой город.

Узнав об этом, Левдаст устремился в базилику святого Петра в Париже. Но когда он узнал об эдикте короля, в котором было сказано, что никто не имеет права принимать его в королевстве Хильперика, а главное, что сын его, которого он оставил дома, умер, Левдаст пришел тайно в Тур и переправил в Бурздскую землю все наиболее ценное, что у него было. Но когда королевские слуги стали его преследовать, он спасся от них бегством. А его жену схватили и отправили в изгнание в область Турне. А иподиакона Рикульфа приговорили к смертной казни. Ему я едва вымолил жизнь, однако от пытки я не смог его освободить. А между тем ничего, никакой металл не смог бы выдержать таких ударов, как этот несчастнейший. В самом деле, он висел, подвешенный к дереву, с трех часов дня, с завязанными назад руками, в девять часов его сняли, растянули на дыбе, били палками, прутьями и ремнями, сложенными вдвое, и не один и не два человека его били, а столько людей, сколько могли подступиться к телу несчастнейшего. И лишь тогда он открыл правду и обнародовал тайны интриги, когда был уже на краю гибели. Он говорил, что королеву обвинили с целью ее изгнания из королевства, чтобы Хлодвиг⁹⁰⁵, убив братьев и отца, завладел королевской властью, а Левдаст – герцогской, а Рикульф [пресвитер], который уже со времени блаженного епископа Евфрония был другом Хлодвига, получил бы епископство, а ему, клирику Рикульфу, обещали архидиаконство.

Когда же мы милостью Божьей вернулись в Тур, то нашли церковь по вине пресвитера Рикульфа запущенной. А ведь он при епископе Евфронии был взят из бедняков и поставлен в архидиаконы. Затем, став пресвитером, он жил у себя⁹⁰⁶. Он всегда держался высокомерно, вызывающе, был напыщен. А именно, когда я находился еще у короля, он, как будто уже став епископом, бесстыдно вошел в епископский дом, описал церковное серебро и взял в свое владение остальные вещи. Он одаривал наиболее важных клириков, раздавал им виноградники и распределял [между ними] луга. Нижестоящих клириков он награждал палками и оплеухами и многих даже бил собственноручно, при этом говоря: «Помните своего господина, который одержал победу над врагами, благодаря уму которого город Тур избавился от людей из Клермона»⁹⁰⁷. Несчастный не знал, что все епископы, принявшие епископство в Type, кроме пяти, связаны с моим родом. Своим приспешникам он обычно говорил, что умного человека можно обмануть только клятвопреступлением. Когда же я возвратился, он все еще не обращал на меня внимания и не подошел ко мне под благословение, как это сделали остальные горожане. Более того, когда я приказал ему по совету епископов моей области удалиться в монастырь, он даже угрожал мне убийством. И когда он находился там [в монастыре] в заточении, туда прибыли послы от епископа Феликса, который покровительствовал упомянутому делу⁹⁰⁸. И Рикульф, обманув клятвопреступными речами аббата, бежал и пришел к епископу Феликсу. И тот с готовностью принял того, кого он должен был проклясть.

А Левдаст же пришел в Буржскую землю и принес с собой все сокровища, которые он награбил у бедных. Спустя немного времени жители Буржа вместе с местным судьей напали на него, отняли все золото и серебро, и даже то, что он принес с собой, не оставив ему ничего, кроме одежды, которая была на нем. И сам он лишился бы жизни, если бы не спасся бегством. Затем, снова обретя силу, Левдаст вторично с несколькими жителями из Тура набросился на своих грабителей и, убив одного из них, отобрал у них кое-что из своих вещей, и вернулся в область Тура. Узнав об этом, герцог Берульф послал своих вооруженных слуг, для того чтобы его схватить. Когда же Левдаст увидел, что его вот-вот схватят, он, бросив вещи, укрылся в базилике святого Илария в Пуатье. А герцог Берульф взял эти вещи и отослал королю. Левдаст же выходил из базилики и врывался в дома горожан, и открыто их грабил. Его часто заставали за прелюбодеянием в самом святом преддверии⁹⁰⁹. Но королева, возмущенная тем, что Божье место было таким образом осквернено, приказала его выгнать из святой базилики. Когда Левдаста оттуда выгнали, он вновь устремился в Буржскую землю к своим друзьям, умоляя их укрыть его.

50. И хотя я должен был еще раньше напомнить о разговоре с блаженным епископом Сальвием⁹¹⁰, но так как я забыл об этом, то я думаю, что не будет большого греха, если я напишу об этом позже. И вот после упомянутого собора, когда я уже простился с королем и хотел возвращаться к себе домой, я решил уехать только тогда, когда попрощаюсь с этим мужем и облобызаю его. Разыскивая его, я нашел его в сенях дома в Берни и сказал ему, что уже собрался ехать домой. Тогда мы немного задержались, и когда мы разговаривали о том и о сем, он мне сказал: «Видишь ли ты над этой кровлей то, что я вижу?» Я ему ответил: «Я вижу верхнюю кровлю, которую король недавно приказал возвести». И он сказал: «А другого ничего не замечаешь?» Я ему в ответ; «Я ничего другого не вижу». Ведь я думал, что он шутит. И я добавил: «Если ты видишь еще что-либо, скажи». Сальвий же, глубоко вздохнув, сказал: «Я вижу, что над этим домом занесен обнаженный меч гнева Господня». И, действительно, предсказание епископа не обмануло его. Именно: спустя двадцать дней умерли оба сына короля, смерть которых я описал выше⁹¹¹.

КОНЧАЕТСЯ ПЯТАЯ КНИГА, ДОХОДЯЩАЯ ДО ПЯТОГО ГОДА ПРАВЛЕНИЯ ХИЛЬДЕБЕРТА⁹¹²

«Что сказать? Ты ученей умом и речистее словом,

Нежели все, над кем держишь ты царскую власть.

Ни для каких языков не нужен тебе переводчик –

Всех племен голоса живы в едином твоем...

Ты успешен в войне, к тебе благосклонны науки,

Там твоя доблесть сильна, здесь ты ученостью мил,

Там и здесь ты умен, в бою и в законе испытан,

Ты – полководцев краса, законодателей цвет;

Доблестью равный отцу, подобный наружностью деду.

Знаньем ты превзошел весь человеческий род;

Истинный царь меж царей, ты выше царей стихотворством,

А правоверием тверд больше, чем даже отец...»

(Пер. М. Л. Гаспарова),