Книга 21 [глава 31, стихи 1–24]

Объясняется тридцать первая глава книги Иова до двадцать четвертого стиха, в первую очередь, уча целомудрию, смирению и милосердию, а также многие сведения особенно учат избегать греха.

1. Смысл Священного Откровения необходимо взвешивать с таким точным балансом между буквальным текстом и тайной, чтобы обе стороны были скорректированы, и мы не опускались ни в чрезмерное любопытство рассматривания, ни в мёртвость беспечной пустоты. Многие высказывания несут такое количество аллегорических смыслов, что любой, кто стремится понять их только в контексте истории, лишается действительного знания о них по своему равнодушию. Но есть некоторые, которые подчинены внешним вещам, и если человек желает проникнуть в них чрезмерно детальным изучением, в самом деле, он не находит ничего глубинного, и в то же время из-за этого скрывает от самого себя то, что они рассказывают внешне.

2. Потому это хорошо также сказано в историческом отношении о методе представления: И взял Иаков зеленых прутьев тополя и миндаля и платанов, сорвал с них кору, и когда кора была снята, в этих местах белый цвет появился, а другие части, которые были целы, остались зелеными; И, таким образом цвет был сделан разнообразный (Быт.30:37–39)¹⁷²⁹. И он также добавил: И он поставил их в желоба, в водопойные желоба, чтобы, когда скот приходил пить, видел их перед глазами, и смотрел на них. И стада, когда они смотрели на прутья, и зачинали, и рождался скот пестрый, и с крапинами и с пятнами. Что же это значит: поставить перед глазами скота «зеленые прутья тополя и миндаля и платанов», если не то, что через текст Священного Писания представить пример людей, жизнь и заслуги древних отцов, которые также, потому что стояли твердо в праведности, названы «прутья». И на их частях он «сдирает кору», чтобы их внутренняя белизна могла быть видна, и на частях он оставляет кору, чтобы их внешняя праведность оставалась видна в зелени. И цвет прутьев становится пестрым, в то время как кора частично снята, а частично сохраняется. Так на глазах наших размышлений размещаются примеры древних отцов, как пестрые стержни, в которых в то время как мы очень часто углубляемся в смысл письма, мы как бы снимаем кору, и в то время как мы очень часто следуем смыслу письма, мы, как бы сохраняем кору. И когда кора письма удаляется, внутренняя белизна аллегории становится видна, а когда кора остается, зелень примеров внешних смыслов становится явно показанной. И Иаков сделал хорошо «установив их в водопойных желобах», потому что наш Искупитель установил их в книгах Священного Знания, по которым мы утоляем жажду внутри. «Бараны смешиваются с овцами, глядя на них» потому, что наши духовные рассуждения, когда они закреплены на серьезных размышлениях, смешиваются также с некоторыми примерами частных поступков так, что они рождают такое ​​потомство работ, которое сочетает в себе примеры заповедей, идущие сначала в словах, и примеры хорошей практики, имеющие как бы различный цвет, потому что иногда кора с письма удаляется, и становится видно внутреннее, а иногда, покрытие истории сохраняется, что формирует наружный пример.

3. Ибо потому, что Божественные утверждения требуют иногда быть изученными внутренне, а иногда должны быть рассмотрены только снаружи, сказал Соломон: кто сильно давит на вымя, чтобы получить молоко, выжимает сливочное масло, и он, кто истязает яростнее – кровь (Притч.30:33)¹⁷³⁰. Ибо мы, «нажимаем вымя сильно», когда мы взвешиваем в минуту понимания слова Священного Откровения, и таким образом, нажимая, пока мы ищем «молоко», мы находим «масло», потому что, в то время мы стремимся получить немного прозрения, мы можем быть помазаны обилием внутреннего богатства. Что, тем не менее, нам не следует делать ни слишком сильно, ни слишком часто, ибо тогда, в то время как мы ищем молоко, из вымени может потечь кровь. Ибо очень часто человек, пока он просеивает слова Священного Откровения больше, чем он должен, попадает в плотские опасения. И «он получает кровь, который истязает яростно», ибо он отбрасывается к плотскому, когда пытается воспринимать некоторые слова чрезмерно в духовном смысле. Потому дела блаженного Иова, которые он открывает в ответ на слова брани своих друзей, по той причине, чтобы его страждущая душа не могла впасть в отчаяние, мы должны изучить в соответствии с весом истории, и не объяснять это в духовном смысле выше того, что необходимо, дабы из вымени его слов не получить кровь вместо молока. Но если он иногда говорит и некоторые вещи мистические в своей истории, необходимо, чтобы ум очень быстро переключался на их восприятие именно в таком смысле. Ибо, святой человек, после того как он сказал то, что было, перечислил нанесенные на него бедствия от Бога, теперь перечисляет свои добродетели, дабы сделать известным, что такой человек, каким он был до бедствий, имел такую историю жизни, но тем не менее, изредка, являет нечто, что могло бы быть понято как аллегорический образ, так что в значительной части он открывает тут исторические факты, но время от времени, с помощью их же, он поднимает нас к духовному смыслу. Таким образом, с какой силой он связывает свое внешнее поведение со всем, что относится к подготовке внутренней сохранности, он являет, сказав:

Стих 1. Я положил завет с глазами моими, чтобы даже не помышлять мне о девице (Иов.31:1)¹⁷³¹.

4. В то время как душа невидима, она страдает от вещей телесных потому, что, будучи привязана к телу, для нее чувства этого тела, как своего рода открытые окна. Ибо видеть, слышать, чувствовать вкус и запах, ощущать на ощупь – это своего рода свойства ума. И через эти чувства тела, как своего рода окна, душа получает образы некоторых внешних объектов, и, увидев, начинает потом желать их. И потому Иеремия говорит: Ибо смерть входит через наши окна, вторгается в чертоги наши (Иер.9:21)¹⁷³². Ибо «смерть входит через наши окна, вторгается в чертоги наши», когда похоть сквозь чувства тела входит в жилище ума. Не о них говорил Исаия, когда сказал то, что мы часто уже повторяли о праведниках: Кто это летят, как облака, и как голуби к окнам своим? (Ис.60:8)¹⁷³³ О праведниках сказано: летят, как облака, потому что они подняты от грязи земли, и они «как голуби к окнам», потому что через чувства тела они не приходят к склонности жадности, плотская похоть не вовлекает их снаружи. Но тот, кто с помощью этих окон тела небрежно смотрит на внешнее, очень часто падает даже против своей воли в сладострастие греха и, будучи быстро связан желаниями, он начинает желать то, что он не хотел раньше. И неосторожная душа, которая заранее не поняла, что не должна неосторожно смотреть, возможно, обуреваемая вожделением, начинает после в ослеплении желать вещь, что видела. И, потому, разум пророка, который ранее был поднят часто к пониманию внутренних тайн, посмотрев неосторожно на жену другого, в помрачении взял ее себе, не имея права. Но святой человек, который, как своего рода строжайший судья стоит над чувствами, предоставленными ему в теле, и видит преступления, прежде чем они пришли, и закрывает окна в теле, как против врага, говоря: Я положил завет с глазами моими, чтобы даже не помышлять мне о девице. Ибо, чтобы он мог сохранить мысли сердца в целомудрии, он «заключил завет с глазами», чтобы он не мог сначала посмотреть с неосторожностью, чтобы потом впоследствии не возжелать даже против своей воли. Ибо очень-очень сильно плоть тянет вниз, и желанный образ, что завязывается на сердце при помощи глаз, с трудом развязывается рукой великой борьбы. Итак, чтобы мы, возможно, не имели дело с вещами похотливыми в мысли, мы должны принять меры предосторожности, и не смотреть на то, что не должно быть желанно. Ибо, для того чтобы ум мог быть сохранен чистым в мысли, глаза должны быть закрыты для развратного удовольствия, как своего рода сладострастного греха. Ибо, Ева не коснулась бы запретного плода, если бы она, по неосторожности, не посмотрела на него в первую очередь; так как это написано: и женщина увидела, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз, и дерево восхитительно, и она взяла плодов его и ела (Быт.3:6)¹⁷³⁴. Таким образом, мы должны оценить, под каким большим контролем мы, живя земную жизнь, должны сдерживать наш взгляд в стороне от запрещенных предметов, если сама мать живых пришла к смерти через свои глаза. Отсюда тоже об Иудее, которая, в то время как она, видя желанные внешние вещи, рассталась с внутренними благословениями, пророк говорит: Глубина ока ограбила сердце мое (Плач.3:51)¹⁷³⁵. Ибо похоть последовала за вещами, что видны, и она потеряла невидимые добродетели. Она, кто потерял внутренние плоды из-за внешней видимости, позволила глазу тела ограбить сердце. Следовательно, для безопасного поддержания чистоты сердца, должны также быть сохранены в дисциплине наружные чувства. Ибо, какой бы степенью возвышенности не обладал бы ум, какой бы силой он не был укреплен, но плотские чувства окольцовывают его, и если они не были ограничены внутри, они тянут душу к погибельным вещам свободно и легко.

5. Давайте тогда увидим, каким образом благословенный Иов хранится силой мудрости от человеческого, от всего, чем плоть дышит в нем изменчиво и несерьезно. Он говорит: Я положил завет с глазами моими, и потому, что он заставляет замолчать не только дело, но также и мысль о похоти в себе, дальше он добавил: чтобы даже не помышлять мне о девице. Ибо он знал, что похоть должна быть искоренена в сердце, он знал о даре Святого Духа, что наш Искупитель в Его Пришествие будет выходить за рамки предписаний Закона, и запретит Его избранным не только похотливое потворство в плоти, но и в сердце, говоря: ибо написано: Ты не прелюбодействуй. Но я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф.5:27–28)¹⁷³⁶. Ибо Моисей говорит о похоти совершаемой, а Творец осуждает даже за похоть воображаемую. И, следовательно, первый Пастор церкви говорит ученикам: Посему опояшьте чресла ума вашего, бодрствуя, и надейтесь на благодать, подаренную вам (1Пет.1:13)¹⁷³⁷. Ибо «препоясать чресла» плоти – это удерживать похоть от дела, но «препоясать чресла ума», это сдерживать его от воображаемых радостей. Отсюда то, что Ангел, который обращается к Иоанну, описывается как «опоясанный золотым поясом» (Откр.1:13)¹⁷³⁸, ибо чистота Нового Завета утверждает сдержанность похоти сердца также, Ангел, который появился в нем, пришел «опоясанный» в груди. Тот, кого золотой пояс по праву связывает, потому что тот, кто является гражданином страны Выше, оставляет все не от страха наказания, но и от любви милосердия. Теперь зло вожделения стремится появиться либо в мысли, либо в деле. Ибо наш хитрый враг, когда он изгоняется из дел, ставит своей целью осквернять тайные мысли. Потому тоже сказал змею Господь: Ты будешь ползать на груди и животе (Быт.3:14)¹⁷³⁹. То есть, «Змей ползет на животе» когда враг, скользя по человеческим членам, подвластных ему, пробуждает похоть в виде дела; но «змей ползает на груди», когда те, кого он не может загрязнить в деле похоти, он загрязняет в мысли. Таким образом, когда один человек совершает похоть в акте дела, у этого человека змей ползет на животе. Но другой человек развлекает себя в воображении тем, как это может быть совершено, и у него змей «ползет по груди». Но потому, что через мысли мы приходим к выполнению в деле, змей по праву назван сначала «ползающим на груди» и только после этого «на животе». Следовательно, благословенный Иов, потому что он утверждал дисциплину даже в мысли, одновременно остерегался змея ползающего и на груди и на животе, говоря: Я положил завет с глазами моими, чтобы даже не помышлять мне о девице. Но от этой чистоты сердца, которая не может быть куплена, что еще он делает, если не переходит от самого себя к Творцу этой чистоты? Потому благословенный Иов сразу непосредственно добавляет:

Стих 2. Какая часть от Бога Сверху во мне, и какое наследие от Всемогущего с Небес? (Иов.31:2)¹⁷⁴⁰

6. Как бы он сказал простыми словами: «Если бы я осквернил мой ум в мысли, я никогда не мог бы «наследовать» от Него, Того, Кто автор чистоты». Ибо у них нет хороших вещей вообще, если в глазах тайного Судьи они не имеют свидетельство целомудрия. Ибо все вместе добродетели поднимаются в глазах Творца по взаимной помощи, и одна добродетель без других почти что не существует, или очень-очень мала, потому они должны взаимно поддерживается их союзом вместе. Ибо, если либо смирение оставляет целомудрие, либо целомудрие отказывается от смирения перед Творцом смирения и целомудрия, то, что какую помощь для нас имеет либо гордое целомудрие, либо оскверненное смирение? Итак, чтобы святой человек мог получить от его Творца в остальных добродетелях, сохраняя чистоту сердца, пусть он скажет: Я положил завет с глазами моими, чтобы даже не помышлять мне о девице. Какая часть от Бога Сверху во мне, и какое наследие от Всемогущего с Небес? Как будто он сделал признание в простых словах, сказав: Создатель Вещей откажется владеть мной, если в Его глазах мой ум загниет в низких желаниях.

7. Но здесь это должно быть известно, что это одна вещь, когда разум встречается с искушениями плоти, и другая вещь, когда по своему согласию он связывает себя с ее удовольствиями. Ибо часто он поражается неправильной мыслью и сопротивляется, но очень часто, когда он воспринимает какую-либо мысль так, что она врастает в него и он становится на путь желания. И, конечно, нечистая мысль ни в коей мере не оскверняет ум, когда пытается поразить его, но оскверняет только когда подчиняет его себе захватывающим восторгом. Таким образом, и великий проповедник говорит: Вас постигло искушение не иное, как человеческое (1Кор.10:13)¹⁷⁴¹. Потому что это «искушение человеческое», которое очень часто достигает нас в мысли сердца, даже против нашей воли, потому что запрещенные вещи иногда приходят на ум, ибо мы имеем их в нас самих, полученные от бремени человеческой природы, подверженной тлению. Но это уже дьявольское, а не «человеческое» искушение, когда к тому, что тленная плоть подсказывает, ум привязывается согласием. Отсюда он снова говорит: да не царствует грех в смертном вашем теле (Рим.6:12)¹⁷⁴², ибо он предупреждает не о том, что «греха не должно быть» в нашем смертном теле, но о том, что он не должен «царствовать» в нашем смертном теле. Потому что из-за природы тленной плоти он действительно может «не царствовать», но не может не быть. Но это разные вещи, быть тронутым искушением греха, и сам грех, ибо потому что так долго, как мы живем, мы не можем стать полностью совершенными, и святая проповедь, видя, что она не может полностью изгнать это из нас, забирает хотя бы «царствование» греха из жилища нашего сердца, но незаконное желание все равно часто тайно появляется, как вор, в наших добрых мыслях, но оно не должно, даже если вошло в нас, получить над нами владычество. Соответственно слова святого человека: Я положил завет с глазами моими, чтобы даже не помышлять мне о девице, не следует вообще понимать, что грех не коснулся его ума в мысли, но следует понимать, что он никогда не принимал его в согласии. Ибо он защищает свою душу, как владения Бога, от противника, который непосредственно приобщает: Какая часть от Бога Сверху во мне, и какое наследие от Всемогущего с Небес? Как будто он сказал простыми словами: «В моей смертной плоти действительно я подлежу природе тления; но как я могу служить Творцу, если для Него я не защищаю весь мой ум от согласия грешить?»

И далее продолжается:

Стих 3. Не разрушение ли нечестивым? и не отчуждение ли делающим беззаконие? (Иов.31:3)¹⁷⁴³

8. Быстрое утешение для праведных это рассмотреть конец нечестивых. Ибо в падении их они видят зло, которого они избежали, и воспринимают как свет все невзгоды, которым сами подвергаются в этой жизни. Так пусть потерянные грешники идут и удовлетворяют желания своих удовольствий; их приговор – это конец, и они обречены чувствовать, что живут плохо, и любят смерть. И пусть избранные будут наказаны во временной жизни, чтобы бичи могли исправить от нечестия тех, кого по-отечески милосердие бережет для наследования вечного. Сейчас праведник бичеван и исправлен бичом дисциплины, потому что он готовится получить в наследство владения Отца. Но человек неправедный пусть будет отпущен в его собственных удовольствиях, потому что временные хорошие вещи даются ему в той же степени, в какой ему отказано в вечных. Нечестивый человек, в то время как идет к заслуженной смерти, пользуется удовольствиями безудержно; также и скот, предназначенный на убой, оставляется на свободных пастбищах. Но, с другой стороны, праведник сдерживается от радостей переходного удовольствия, потому что, несомненно, волы, которые приходят к жизни для труда, проводят ее под игом. Ибо избранным в земных благах этой жизни будет отказано; также и больным, у которых есть надежда на выздоровление и дальнейшую жизнь, никогда не будет позволено врачом все, что они пожелают. Но для погибших грешников хорошие вещи предоставляются, которые они желают в этой жизни, как и больным, которым нет надежды, не отказывают врачи в том, что они хотят. Итак, праведники взвешивают то, что ждет нечестивых, и никогда не завидуют их земному счастью, которое проходит мимо них самих. Ибо чем и как восхищаться о радостях нечестивых, когда они сами по тяжелой дороге идут своим путем в Страну спасения, и те другие, как это есть, через луга удовольствий идут в яму? Поэтому пусть святой человек скажет: Не разрушение ли нечестивым? и не отчуждение ли делающим беззаконие? Это же слово отчуждение (alienatio) звучало бы полнее, если бы переводчик сохранил просторечие его родного языка. Ибо то, что нами называется «отчуждение» простыми иудеями называется «проклятием». И вот тогда будет «отчуждение» нечестивым, когда они видят, что они являются «проклятыми» для наследства строгого Судьи, потому что здесь они Его отвергли злыми практиками. Так пусть злой процветает, поскольку чужд вечному наследию. Но пусть праведные присматриваются к себе с тщательным вниманием, и во всех своих действиях боятся того, что увидит в них Господь. Потому он добавляет непосредственно:

Стих 4. Не видел ли Он пути мои, и не считал ли все мои шаги? (Иов. 31:4)¹⁷⁴⁴

9. Что он в истории называет путями, если не способы действия? Потому сказал Иеремия: Исправьте пути ваши и поступки ваши (Иер.7:3)¹⁷⁴⁵. Но что мы понимаем под названием «шаги», если не любые движения в умах людей или получение наград? К этим «шагам» действительно Истина призывает нас к Себе, говоря: Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные (Мф.11:28)¹⁷⁴⁶. Ибо Господь велит нам «прийти к Нему», безусловно, не шагами тела, но благодаря достижениям в сердце. Ибо также Он Сам говорит: наступает время, когда вы не должны будете ни на этой горе и не в Иерусалиме поклоняться Отцу (Ин.4:21)¹⁷⁴⁷. И немного после: истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине; ибо Отец ищет таких поклонников Себе (Ин.4:23)¹⁷⁴⁸. Таким образом, говорится о шагах в сердце, когда Он повелевает нам, что мы должны прийти, и все же заявляет, что это вовсе не от движения тела, то, что мы переходим к другим вещам. Теперь Господь так «рассматривает пути» каждого, и так «подсчитывает все шаги», что Его суждение не обходит вниманием даже мельчайшие мысли или самые малейшие слова, которые кажутся незначительными в наших глазах. Таким образом, следовательно, Он говорит: кто гневается на своего брата без причины, должны опасаться суда: кто же скажет брату своему: «рака», должны опасаться Совета: а кто скажет: ты «глупец», должны опасаться геенны огненной (Мф.5:22)¹⁷⁴⁹. «Рака» в речи на иврите – это слово междометие, которое действительно показывает настроение того, кто сердится, но не дает полное слово гнева. Таким образом, сначала говорится о гневе без высказывания обвинения, потом гнев с высказыванием, но еще не сформированный в полной мере в слова, и, наконец, также, когда он сказал: «глупец», гнев упрекающий. И это следует отметить, что тот, кто говорит в гневе, должен «опасаться суда»; тот, кто говорит голосом гнева «рака», должен опасаться Совета; и тот, кто говорит уже словом голоса гнева, «глупец», должен опасаться геенны огненной. Ибо по шагам преступления, увеличивается порядок приговора, потому что в «суде» дело еще на рассмотрении, но в Совете определяется приговор по делу, в то время как «геена огненная» – это приговор, который исходит от Совета, и приведен в исполнение. И потому что в человеческих действиях «Господь подсчитывает шаги» с точным контролем, гнев без голоса приводит к «суду», но гнев в голосе «к совету», и гнев слова и голоса – к «огню ада». Эту точность Его знания пророк увидел, когда он сказал: О самый сильный, Великий, Могучий Господь Саваоф имя Твое, Великий в совете и сильный в делах, для Твоих очей открыты все пути сынов Адама; чтобы воздавать каждому по путям его и по плодам дел его (Иер.32:18–19)¹⁷⁵⁰.

10. Таким образом, Господь изучает все с точным контролем, так что в каждом из нас Он не проходит хорошие моменты, за которые Он воздает, и не оставляет без порицания злые вещи, которые, несомненно, неприятны Ему. Потому, следовательно, Ангела церкви Пергамской Он сразу же ценит за некоторые вещи, а за некоторые порицает, сказав: знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны, и что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей (Откр.2:13)¹⁷⁵¹. И через некоторое время после: Но у меня есть несколько вещей, против тебя, потому что есть у тебя там держащиеся учения Валаама (Откр.2:14)¹⁷⁵². Потому Он сказал Ангелу Церкви Фиатирской: я знаю, твои дела, и твою любовь, и веру, и служение, и терпение твое; и твои последние дела, более, чем первые. Но имею немного против тебя; потому что ты попускаешь жене Иезавели, называющей себя пророчицей, учить и вводить в заблуждение рабов Моих, блудодействовать, и есть идоложертвенное (Откр.2:19–20)¹⁷⁵³. Заметьте, как Он перечисляет и хорошие вещи, и не отпускает без порицания злые, которые требуют, чтобы быть отрезаны, безусловно, потому что Он так рассматривает пути каждого, и так «считает шаги», что точным подсчетом Он тщательно оценивает и как далеко каждый продвигается к тому, что есть хорошо, или, как далеко отходит от того, что есть зло. Ибо рост достоинств, который поддерживается целями хорошей жизни, очень часто сдерживается примесью зла, и добро, которое ум накапливает, практикуя последнее, отступает, совершая другие вещи. Потому святые связывают себя с большей тонкостью в мысли сердца в той мере, как они считают, что они более испытующе изучаются Судьей Свыше. Ибо они просеивают ум насквозь, они стремятся найти, если они сделали неправильно нечто, чтобы они могли исправиться перед Судьей, в той мере, в которой они ежедневно и не переставая обвиняют себя. Однако, они не думают, что они уже получают от этого обстоятельства прелести безопасности, потому что они видят, что они видят от Него, Кто созерцает в них эти вещи, а также, что они сами по себе не в состоянии видеть в себе. И действительно благословенный Иов среди тех, кто известен из древних, как поддерживающий жизнь совершенства, духом пророчества протягивая глаза вперед к Пришествию Спасителя, к заповедям Искупителя, он сам отражает, как много вещей, относящихся к совершенству, ему не хватает. Потому он также добавляет:

Стих 5, 6. Если я ходил в суете, и если нога моя спешила на лукавство, пусть Он весит меня на весах, и пусть Бог узнает мою простоту (Иов.31:5–6)¹⁷⁵⁴.

11. «Бог знает», говорится, когда Он делает для нас что-то открытым, и позволяет нам узнать; как в нашей обычной речи, нам говорят «у тебя счастливый день» те, благодаря которым происходит, что мы осчастливлены. И, потому, следовательно, Господь говорит Аврааму: сейчас я знаю, что боишься ты Бога (Быт.22:12)¹⁷⁵⁵, но это не значит, что Творец времени узнал какую-либо вещь из времени, но это означает, что Его знание благодаря Ему становится для нас открытым в какой-то момент времени в каждом конкретном случае. Но кто там представлен под именем «весы», если не Посредник между Богом и человеком? в Котором все наши заслуги взвешены, и в Чьих предписаниях мы находим, что мы должны отрезать в нашей собственной жизни. Теперь мы взвешиваемся в этих весах так часто, как мы вдохновлены примерами Его жизни. Таким образом, следовательно, написано: Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его, Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его; Кто, когда Он был злословим, не злословил ни раз, когда Он страдал, Он не угрожал (1Пет.2:21–23)¹⁷⁵⁶. Следовательно, сказано Павлом: Давайте с терпением проходить то, что перед нами: Взирая на Иисуса, начальника и свершителя нашей веры, Кто вместо славы, установленной перед Ним, претерпел крест, пренебрегши посрамлением (Евр.12:1–2)¹⁷⁵⁷. Соответственно для этого Господь явился во плоти, чтобы жизнь человека по увещеванию возродить, давая примеры разжечь, страданием смерти искупить, по Воскресении продлить. Итак, в то время как благословенный Иов не находит в себе ничего, что справедливо заслуживает обвинения, он расширяет глаза ума к жизни Спасителя, который превосходит все, чему можно научиться, и он говорит: Если я ходил в суете, и если нога моя спешила на лукавство, пусть Он весит меня на весах, и пусть Бог узнает мою простоту. Как будто он сказал в простой речи: «Если я когда-либо делал нечто легкомысленно, если когда-либо лукаво, нужно Посреднику между Богом и человеком появится, чтобы в Его жизни я, возможно, поучился, действительно ли я сам истинно простой». Ибо, как мы уже говорили, он, который превзошел людей его собственного времени, искал Посредника между Богом и человеком, чтобы, будучи взвешенным в Нем, он мог узнать, действительно ли он поддерживал жизнь в простоте. Поэтому пусть говорит: пусть Он весит меня на весах, и пусть Бог узнает мою простоту, что означает «пусть Он сделает так, чтобы я узнал». Как будто он сделал открыто простыми словами: «Поскольку я свою жизнь измеряю мерой жизни человека, я не вижу в настоящее время ни одной точки в себе, что заслуженно может быть названа не хорошей, но, если Посредник между Богом и человеком не появится и не даст более точный пример праведной жизни, я не обнаружу без этого, насколько я в противоречии с истинной простотой». Теперь, надо отметить, правильность порядка, что наблюдается, ибо если нога сначала «поспешила в суете», то потом «в лукавстве». И если «спешка в суете» несет отношение к легкомыслию, то «лукавство» к нечестию. И часто люди приносят впоследствии вещи лукавые, потому что они сначала не избежали легкости суеты. И далее продолжается:

Стих 7. Если стопы мои уклонялись от пути (Иов.31:7)¹⁷⁵⁸.

12. Так много раз «стопы уклоняются от пути», как много раз наша мысль уходит от праведного по нашему согласию. Теперь мы, как это есть, так много раз «уклоняем стопы от пути», как много раз мы уходим по плохим желаниям от радости небесной жизни. Ибо, как мы уже говорили, до сих пор неся нагрузки тленной плоти, мы не в состоянии жить так, чтобы любые удовольствия греха не могли нас затронуть. Но одно дело, когда ум затронут против его воли, и другое дело, когда ум убивает себя, давая согласие. Но святые охраняют себя с тем более пристальной заботой, чем более они осознают стыд за те неверные движения ума, даже когда удовольствие, только мелькнув в мысли, проходит мимо. И, следовательно, тут еще дополнительно добавлено:

И если мое око последовало за сердцем моим (Иов.31:7)¹⁷⁵⁹.

Историческое/ Моральное толкование

13. Смотрите снова, как в хранении внутреннего силой он возвращается к подготовке внешних членов, что если сердце должно быть удержано от желания чего-то запрещенного, глаз, удержанный тоже опущенным вниз опекой дисциплины, отказывается смотреть на запретное. Ибо, как это часто случается, что искушение приходит через глаза, также иногда бывает, что то, что зачато внутри, заставляет глаза способствовать этому внешне. Таким образом, очень часто объект рассматривается внешне в состоянии невинности, но только лишь из-за одного взгляда ум пронзается мечом похоти. Ибо не было такого (как мы уже отмечали, для наглядности), что Давид поставил за цель увидеть жену Урии, потому что он возжелал ее; а он возжелал ее по той причине, что он посмотрел на нее без осторожности. Но это происходит как следствие справедливого возмездия, что тот, кто использует внешний глаз небрежно, не несправедливо ослеплен и внутренне. Теперь часто внутренняя похоть, совратив ум, затем деспотично требует от чувств тела подчиняться, обязывает глаза служить своим удовольствиям, и, так сказать, открывает окно в темноту слепоты. Отсюда святые люди, когда они чувствуют себя одолеваемыми неправильными желаниями, по опеке дисциплины удерживают свои глаза, которые рвутся искать понравившуюся форму, чтобы запретив взгляд, действием не потакать грешной мысли. Иначе, если он вообще не будет охранять себя от этого понравившегося предмета, нечистота мысли в настоящем приходит в исполнение. Потому тоже добавляется непосредственно:

И если нечистое пристало к рукам (Иов.31:7)¹⁷⁶⁰.

14. Таким образом, святой человек, хорошо зная, что очень часто нечистая мысль приходит на ум через глаза, сказал немного выше: Я заключил завет с глазами моими, чтобы даже не помышлять мне о девице. Размышляя также, что иногда мысль вползает в ум так, что глаза злобно помогают ей, он говорит: если око мое последовало за сердцем моим. Как будто он сказал простыми словами: Ни сделал я ничего, чтобы хотеть видеть вещи, которые я мог бы жаждать после, и не следовал я в поиске за вещами, которые я жаждал. Итак, пусть скажет: если око мое последовало за сердцем моим. Потому что даже если его ум, как тленного человека, когда-либо помыслил нечто незаконное, его глаза, связанные высокой дисциплиной, не следовали за ним в вещах запрещенных и не тянули узду злой службы. Рассмотрим нашу собственную совесть, принимая во внимание эти утверждения, и давайте посмотрим, какой была высота этого человека, изучив с глубоким погружением то, что происходит в нашей собственной груди. Узрите, если он иногда представлял вещи незаконные, благодаря тому, что он быстро уничтожал их в глубине сердца мечом святой силы, он не дал им зайти так далеко, чтобы превратиться в дела. Следовательно, к тому, что мы установили прежде, он вслед добавляет: И если нечистое пристало к рукам моим (Иов.31:7). Ибо, когда нечистое пристанет к рукам, т.е. грех перейдет в действия, если не тогда, когда грех не остановлен дисциплиной, после того как добился прогресса в мысли? Ибо греху не будет разрешено выйти наружу в деле, если он будет отвергнут внутри, где он родился. Но если быстрое сопротивление искушению не возникает в сердце, он укрепляется этой самой задержкой, и, разродившись внешне в делах, он только с гораздо большим трудом может быть преодолен, потому что став хозяином членов внешне и ума внутри, он держит их в плену. Теперь, потому что святой человек выдвинул все эти сведения так, как если бы когда-либо был виновен в них, он связывает себя как бы проклятием, сказав:

Стих 8. Тогда пусть я сею, и пусть другой ест, пусть мои искоренены будут (Иов.31:8)¹⁷⁶¹.

15. Следуя манере Священного Откровения, мы называем «сеять» проповедование слова жизни. Таким образом, это значит, когда пророк говорит: блаженны вы, что сеют на всех водах (Ис.32:20)¹⁷⁶². Ибо проповедников Святой Церкви он видел «сеющими на всех водах», потому что они даровали слова жизни, как зерна небесного хлеба для всех народов далеко и широко. Но «съесть», означает полностью заполниться добрыми делами. Потому Истина говорит Сама о Себе: Моя пища – творить волю Пославшего Меня (Ин.4:34)¹⁷⁶³. Итак, если то, что он утверждал, он воздерживался делать, он говорит: Тогда пусть я сею, и пусть другой ест. Как будто он сказал простыми словами: «То, что мои уста произносят пусть не я, а другой человек положит на практике». Ибо проповедник, который своими путями находится в противоречии со своими собственными словами, сеет и голодает, потому что другой съедает это; ибо он сам не кормится своими собственными семенами, когда неправильным поведением он оставляет пустоту в делах, находясь в правоте своих слов. И потому, что это очень часто бывает, что ученики слушают напрасно даже то, что хорошо, когда в жизни учителя это разрушено на примере его действий, то правильно приобщается: и пусть мои искоренены будут.

16. Ибо «потомство» учителя «искореняется», когда он, кто родился благодаря его слову, убит примером, потому что его, кого слушание языка порождает, убивает беспечность примера жизни. Ибо мы не должны бесчувственно упустить из виду, что у Соломона женщина, уснув, погубила ребенка, которого она кормила в бодрствовании (3Цар.3:19)¹⁷⁶⁴. Ибо потому что, когда учителя не спят действительно в знании, но спят в жизни, для своих слушателей, которых они питают по часам проповеди, в то время как они пренебрегают, чтобы сделать то, что они говорят, через сон нечувствительности несут смерть, и, пренебрегают становлением тех, кого они, казалось, кормили молоком слов. Следовательно, как правило, пока они живут сами таким образом, который заслуживает наказания, они не могут иметь учеников с похвальной жизнью, но стремятся привлечь более учеников других к себе, чтобы так показать себя, как имеющих хороших последователей, и в суждении людей, благодаря этому, они могут оправдать то зло, что они делают, но, как это есть для жизни тех, кто под ними, они покрывают их смертельной небрежностью. Потому в этом месте женщина, что погубила своего ребенка, искала чужого ребенка. Тем не менее, меч Соломона обнаружил истинную мать, потому что плод того, как человек жил, когда человек умер, гнев Строгого Судьи открывает на свет Своим окончательным решением. Отдельно это тоже следует рассмотреть с тщательностью, что ребенка сначала велено было разделить для того, чтобы впоследствии он был отдан ​ матери, потому что в этой жизни жизнь учеников упорядочена так, что тоже позволяет разделение, в то время как это иногда бывает, что из одной и той же жизненной ситуации одному человеку достается заслуга у Бога, а другой человек получает человеческую похвалу.

17. Но притворная мать не боится за него, что он будет предан смерти, тот, которого выносила не она; потому учителя, которые самонадеянны и чужды любви, если они не в состоянии получить полную похвалу от учеников других, уничтожают их жизнь с жестокостью. Ибо, будучи подожжены головнями зависти, они не думают о том, чтобы жить для других, о которых они видят, что они не смогут ими обладать. Потому в этом месте плохая женщина кричит: пусть же не будет ни мне, ни тебе (3Цар.3:26)¹⁷⁶⁵. Ибо, как мы уже говорили, тех, кого они не видят находящимися под своим контролем для получения временной славы, они все равно жалеют отдать другим учителям для жизни в истине. Но истинная мать, пусть и в боли, но, конечно, соглашается, чтобы ее ребенок, пусть и с чужой женщиной, но жил, потому что подлинные учителя идут на то, чтобы их ученики и другим действительно отдавали дань заслуги наставничества, если ученики не теряют цельность жизни. Через этот же пример видна и вся милость, ибо истинная мать становится известна, потому что ее опека и любовь проверяются в ходе судебного разбирательства, и только она заслужила получить целое, та, которая тоже была готова отдать целиком; потому истинные учителя не только не завидуют заслугам других, полученных за собственных хороших учеников, но и сами умоляют приложиться других для пользы продвижения учеников, и сами по себе получают обратно детей сразу всех и целиком, когда при Последнем Суде, благодаря заслугам жизней учеников, они получают радости совершенной награды. Эти вещи мы тут привели в нескольких словах для того, чтобы мы могли бы указать, каким образом потомство учеников через небрежность учителей может погибнуть; потому что всякий, кто не живет в соответствии с тем, что он говорит, вырывает корнем практики из твердости праведности тех, кого он рождает от слов. Но благословенный Иов никогда своими делами по небрежности не приводил к концу тех, кого своей проповедью он оживил во время бодрствования; и, следовательно, он говорит с уверенностью: Тогда пусть я сею, и пусть другой ест, пусть мои искоренены будут; и все же он по-прежнему изучает себя, стараясь найти осквернение плохой практикой, и потому добавляет:

Стих 9. Если сердце мое было прельщено женщиной, или если я строил ковы у дверей моего ближнего (Иов.31:9)¹⁷⁶⁶.

18. Хотя иногда случается, что грех блуда вовсе не отличается от вины прелюбодеяния, мы видим, что Истина говорит: Кто смотрит на женщину с вожделением, то уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф.5:28)¹⁷⁶⁷ (ибо в то время как прелюбодей называется греческим словом «moechus»¹⁷⁶⁸, в то же время запрещено смотреть не просто на «жену другого», но вообще на женщину, так Истина открыто являет нам, что когда только брошен взгляд с вожделением, даже когда только один не состоит в браке, совершается прелюбодеяние). Тем не менее, вообще говоря, это вещь, разнящаяся в зависимости от ситуации или вожделевшего человека, иначе говоря, похоть оскверняет одного по нарушению священных заповедей, а грех прелюбодеяния оскверняет и другого. И хотя для людей вина одинакова, все же грех блуда отделен от прелюбодеяния, о чем язык великого проповедника свидетельствует, который утверждает, среди остальных, говоря: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, не наследуют Царство Небесное (1Кор.6:9)¹⁷⁶⁹, тогда как он приобщает это предложение, разделяя грехи, он показывает, что они отличаются. И говоря следующее: Если сердце мое было прельщено женщиной, святой человек доказал, что он даже не упивался мыслью, связанной с осквернением блудом. Но тем, что он добавляет: или если я строил ковы у дверей моего ближнего, он открыто делает известным, что он был далек и от вины прелюбодеяния. Но возможно человек может сказать на это: «Что такого чрезвычайного святой человек утверждает о себе, если он сохранил себя не только от вины прелюбодеяния, но также от скверны блуда?» Но мы оцениваем эти вещи недостаточно, если мы не в состоянии рассмотреть времена его добродетельных достижений. Ибо он еще не ушел вперед к сдерживанию, строже, чем сдерживание плоти, выявленное благодатью, которая не только обвиняет разврат тела, но и разврат в сердце. Также не было еще и многих, достигших совершенства целомудрия и проживающих в воздержании, которых видим мы сейчас в качестве примеров для нашего подражания, и так благословенный Иов следовал примерам чистоты, которые он не получал. Но многими даже сейчас, после запрета Бога, совершаются грехи плоти. Мы знаем насколько велико это преступление в настоящее время, после получения заповедей, которые были утяжелены, и соответственно тут вывод, который должен быть сделан, это о величии достижения для того времени – хранить себя в воздержании в соответствии с утяжеленными заповедями. Но если он когда-либо сделал эту вещь, он молится о том, чтобы грехи были превращены в наказание ему, говоря:

Стих 10. Тогда пусть моя жена будет блудницей для другого, и пусть другие издеваются над нею (Иов.31:10)¹⁷⁷⁰.

19. И потому, что, как правило, бывает так, что в делании мы не очень хорошо можем рассмотреть насколько вещь гнусна, в страдании из-за нее мы рассмотрим силу этого злодеяния, и о них, если бы он был в них виновен, он заявляет, что он сам должен пройти, и разъясняет, сказав:

Стих 11, 12. Ибо это – тяжкое преступление; и начаток беззакония. Ибо это огонь, поядающий до истребления, который искоренил бы всех отпрысков моих (Иов.31:11–12)¹⁷⁷¹.

Существует эта разница между «грехом» и «преступлением», и все преступления – грех, но не всякий грех – преступление. И в этой жизни есть некоторые без преступления, но никто не может быть без грехов. И, следовательно, святой проповедник, когда он описывал человека, достойного благодати священства, не сказал: «без греха», но сказал «без преступления» (Тит.1:6)¹⁷⁷². Но кто может быть без греха, когда Иоанн говорит: если мы говорим, что мы не имеем греха, мы обманываем самих себя, и истины нет в нас (1Ин.1:8)¹⁷⁷³, который тоже делает различие между грехом и преступлением, и это различие заслуживает того, чтобы знать, что случайные грехи загрязняют душу, в то время как преступления убивают ее; потому благословенный Иов, характеризуя преступление похоти говорит: это огонь, поядающий до истребления, потому что мерзость этого злодеяния зависит не только от длительности осквернения, но пожирает до полного разрушения. И потому, что каких бы многих других добрых дел не было бы, чудовищность похоти не вымывается, и потому что душа перегружена необъятностью этого преступления, добавил он, искореняются все отпрыски, ибо «отпрыски» души – это хорошие практики. Для такой души, если правый порядок обращен вспять, и плоть владычествует над ней, все хорошие вещи, которые делаются ею, также потребляются огнем похоти. Ибо для глаз Всемогущего Бога дела правды и милосердия вовсе не таковы, если они явлены для просмотра нечистым тленным заражением. Ибо для чего эта награда, если человек искренне сострадает нуждам своего ближнего, пока он безжалостно разрушает себя, будучи жилищем Бога? Итак, если чистотой сердца пламя похоти не погашено, любые добродетели расцветают зря, как сказано Моисеем: Ибо огонь возгорелся во гневе Моем, жжет до ада самого низкого, и истощает землю с ее произведениями, и поджигает основания горы (Втор.32:22)¹⁷⁷⁴. Ибо «огонь потребляет землю и ее произведения», когда похоть плоти потребляет все, что сделано хорошо. Ибо всякое, что исходит и принадлежит к плодоношению праведности, конечно же, пламя тления сжигает. Итак, пусть скажет: огонь, поядающий до истребления, который искоренил бы всех отпрысков моих. Потому что, если не выстоять против соблазнов плоти, даже те вещи, несомненно, сошли бы на нет, что казались хорошими. Но некоторые есть, кого плохие качества приводят к смирению, а хорошие возвышают в гордости сердца. И тогда надо нам узнать, был ли благословенный Иов в этой необычной чистоте целомудрия, в то же время и смиренным? Теперь святой человек, в то время как он имел множество добродетелей, ясно показывает это, когда приобщает:

Стих 13. Если я презирал предстать на суд с моей слугой или с моей служанкой, когда они имели спор со мной (Иов.31:13)¹⁷⁷⁵.

20. Ибо о том, кто не отказывается быть «судим со слугой и служанкой» ясно, что против любого существа он никогда не раздувается с гордостью в себе. Но здесь, это интересно отметить, с какой осмотрительностью святой человек сохранил свою жизнь во всех отношениях. Ибо не на много выше он сказал: юноши, увидев меня, прятались, а старцы вставали и стояли; князья удерживались от речи и персты полагали на уста свои. Дворяне молчали, и язык их прилипал к их горлу (Иов.29:8 и далее)¹⁷⁷⁶. В то время как теперь он говорит: Если я презирал предстать на суд с моей слугой или с моей служанкой, когда они имели спор со мной. Кто может досконально рассмотреть этот высокий баланс добродетелей в этом святом человеке? В человеке, в котором есть и такой большой авторитет государственного мужа, что князей связывает молчанием, и такое смиренное сердце, что «слугам» разрешается прийти на суд с ним на равных. Посмотрите, как чудесным образом он явлен в силе превосходящим князей, а на суде представлен наравне со слугами; в собрании князей памятующий о полномочиях, на суде со слугами памятующий о своем создании. Ибо он видит себя слугой в Господе, и поэтому он не поднимает себя в возвышенности сердца выше слуг. И, следовательно, добавляет он прямо:

Стих 14. Ибо что бы я делал, когда Бог восстанет, чтобы судить; и когда Он ищет, что буду я отвечать Ему? (Иов. 31:14)¹⁷⁷⁷

21. Он, кто думает о приходе Судьи непрестанно и ежедневно, подготавливает счет своих дел к лучшему: кто смотрит на Вечного Господа с трепетом сердца, вынужден смирять права временного господства над теми, кто под ним. Ибо он правильно считает, что нет ничего в том, что он установлен выше других во времени, когда он видит себя под Ним, Тем, Кто осуществляет власть без конца. Ибо часто временная власть питает души мечтами самовозвышения. И потому, что каждый из них поднимается в той мере, в какой он видит себя выше других людей, это необходимо, чтобы он имел отношение к Нему, Кто выше него, чтобы через страх перед Ним, Который над всеми вещами, он мог держать в узде растущее возвышение ума. Ибо он знает, кто они, те, кто под ним, но пусть он рассмотрит и то, кем он сам является, чтобы через принятие истинного Господа, отек ложной собственной светлости мог отмирать. Следовательно, благословенный Иов, потому что он боялся решения от Него, Который над всеми вещами, здесь во временном доходит до равного суда со слугами, сказав: Ибо что бы я делал, когда Бог восстанет, чтобы судить; и когда Он ищет, что буду я отвечать Ему? Для того же, чтобы он всегда мог держать сердце в смирении, никогда в этих слугах он не видит состояние, отличное от собственного, но видит только то, что природа является одним для всех явлением. Потому же он добавляет:

Стих 15. Не Он ли, Кто создал меня во чреве, создал и его? Не Единственный ли создал нас в утробе (Иов.31:15)¹⁷⁷⁸?

22. Для лиц, что обладают властью, хранить в мыслях равенство создания – великая благость смирения. Ибо все люди равны от природы, но для каждого это было что-то добавлено, чтобы мы выглядели как некая группа конкретных персон. Итак, если мы сохраним наш ум от тех вещей, которые были накоплены временно, мы выясним раньше, что есть наше естество. Ибо очень часто власть так представляет себя уму, что обманывает его самовозвышенными раздутыми мыслями. И так от руки нижайшего самоудержания, самовозвышение должно находиться под уздой. Ибо если ум сам по себе спускается с вершины высоты, то он быстро находит уровень равенства природы. Ибо, как мы уже говорили, природа породила нас всех равными, но упорядоченность наша различна, и по тайному назначению устанавливает некоторых выше других. Ибо наше разнообразие, которое было добавлено с дефектом, по справедливому решению суда Божиего, в то время как каждый человек не идет одинаковым путем жизни, так управлено, чтобы одни руководили другими. Но святые люди, когда они находятся во власти, не смотрят на степень силы в себе, но на равенство создания, они не радуются тому, чтобы быть выше других, но тому, чтобы быть полезными для их ближних. Ибо они хорошо знают, что среди наших древних отцов было не так много царей, но пастухов стад. И когда Господь сказал Ною и сынам его: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, Он добавляет: и страшатся и трепещут вас каждый зверь на земле (Быт.9:1–2)¹⁷⁷⁹. Он не говорит: «люди, которые должны будут быть», но все звери земли.

23. Поскольку человек по своей природе установлен над неразумными животными, но не над остальным человечеством, поэтому ему сказано, что его должны бояться звери, а не люди; потому что это разбухание в гордости против природы: желание, чтобы боялись равные. Хотя очень часто даже святые люди желают, чтобы их боялись те, кто находится под их ответственностью, но только, однако, в отношении тех, о ком они обнаруживают, что те не боятся Бога, и они хотят, чтобы хотя бы в начале страх перед человеком, по крайней мере, заставил их бояться греха, тех, которые не боятся Его осуждения. Никогда потом они не попадают в гордость от этого страха, потому что они стремятся в нем не к своему собственному, но к славе праведности находящихся под их ответственностью. Ибо они требуют страха от людей, живущих плохо, и, потому, в каком-то смысле, они управляют не людьми, но грубыми животными, потому что, безусловно, те, кто живут звериной жизнью под властью, должны также склоняться перед властью со страхом.

24. Но когда есть желавшие зла, которые смогли быть исправлены, они радуются, и не за свое высокое положение власти, но за равенство природы, и они не только уклоняться от того, чтобы их боялись, но и от того, чтобы их чествовали за это более, чем необходимо. Также они знают, что это потеря света смирения, если случится так, что за заслуги их они будут почитаться слишком высоко. Поэтому главный Пастырь Церкви, когда Корнелиус поклонился ему, увидел почести, предложенные ему, которые были больше, чем он заслуживает, и он быстро обратился к равенству создания, говоря: Встаньте, я тоже человек (Деян.10:26)¹⁷⁸⁰. Ибо кто не знает, что человек должен поклоняться своему Творцу, а не человеку? Потому что он увидел, что его товарищ-человек смирился перед ним более, чем он должен, и чтобы ум не набухал за пределы человеческой природы, он подчеркнуто назвал себя «человеком», чтобы он мог уйти вниз от возвеличивания в почестях, предложенных ему, благодаря тому, что равенство создания вовремя поставил перед глазами. Следовательно, Ангел, когда Иоанн хотел поклониться ему, отнес себя к равным ему творениям, говоря: смотри, не делай сего, я сослужитель тебе и братьям твоим (Откр.19:10)¹⁷⁸¹. Таким образом, пророк, когда он был возвышен, чтобы увидеть возвышенные вещи, называется «Сын Человеческий», чтобы, созерцая небесные сцены, он, конечно, помнил, что он – человек (Иез.3:1)¹⁷⁸². Как будто божественный голос увещевал его простыми словами, говоря: «Помни, что ты есть, чтобы тебе не самопревозноситься от тех вещей, которых ты был удостоен, и чтобы ты мог смирить возвышение от откровения, памятуя о своем создании». Таким образом, из этого следует извлечь пример того, насколько воспоминание об общей природе должно удерживать сердце обличенного земной властью в смирении от самовозвышения, если по одному упоминанию человеческой природы удерживается от самовозвышения даже сердце, удостоенное небесных тайн. Об этой же общей человеческой природе благословенный Иов действенно сохранил воспоминания на все времена, и являет нам это в том, что он говорит: Не Он ли, Кто создал меня во чреве, создал и его? Не Единственный ли создал нас в утробе? Как будто он сказал простыми словами: «почему мы не должны быть судимы на равных по любому вопросу, те, которые созданы равными силою Творца?». Но в то время как мы уже познакомились с достижениями его целомудрия и его смирения, давайте теперь познакомимся с делами его щедрости. И далее продолжается:

Стих 16. Если я отказывал нищим в их желанном, или заставлял глаза вдовы ждать (Иов.31:16)¹⁷⁸³.

25. Этими словами святой человек явно показывает, что не только служил нуждам нищих, но и даже тому, что они желали иметь. Но что, если нищие пожелали те самые вещи, которые они не могли получить для их же блага? Но потому что в Священном Писании смиренные называются «нищими», то мы должны учитывать то, что желанным для нищих будет только то, что ищется в смирении? И, конечно, это необходимо, чтобы любая вещь была дана без колебаний, что просится с истинным смирением; потому что это просится не от желания, но от необходимости. Ибо это будет переполненность гордостью, если желанное будет выходить за пределы нужды. И, следовательно, он сказал человеку, просящему с гордостью: Просите, и вы не получаете, потому что просите не на добро (Иак.4:3)¹⁷⁸⁴. Потому что тогда они действительно нищие, которые не надуваются духом гордости; которых же Истина представляет, когда Он говорит: блаженны нищие духом (Мф.5:3)¹⁷⁸⁵. Потому хорошо сказано в этом месте святым человеком: Если я отказывал нищим в их желанном. Потому что они, кто хотят те вещи, которые, очевидно, не необходимы им только потому, что они переполнены духом гордости, не нищие. Но благословенный Иов, зная, что он назвал смиренных «нищими», не отказывал в чем бы то ни было, нищему человеку, который желал получить что-то от него, потому что каждый действительно смиренный человек не возжелает иметь то, что он не должен иметь.

26. Но в то время как он указывает на щедрость духа, потому что он являет, что он отдавал нищим желаемое, это необходимо, чтобы мы спросили, ​​не заслонил ли он свет милосердия обычной благотворительностью? Поэтому он присоединяет: или заставлял глаза вдовы ждать. Он не заставлял вдову «ждать», тот, который не только отдавал дар, но также делал это безотлагательно, и тем самым мог увеличить заслуги добрых дел. Потому написано в другом месте: Не говори другу твоему: пойди и приди опять, и завтра я дам, когда ты имеешь при себе (Притч.3:28)¹⁷⁸⁶. В настоящее время существуют некоторые, которые привыкли даровать много внешне, но они уклоняются от того, чтобы поддерживать личную связь с их нищими со-товарищами. Потому благословенный Иов, чтобы научить, что надо не только давать много внешне, но надо также, чтобы и его личное присутствие получили все нуждающиеся, он добавляет напрямую:

Стих 17. Или съедал кусок мой один, и сирота не ел их (Иов.31:17)¹⁷⁸⁷.

27. Это говорит нам о том, что тот наносит ущерб своему милосердию, кто съедает один то, что Господь создал общим. Потому товарищеское общение и связь должны поддерживаться в домашних стенах теми людьми, кто хочет, чтобы награда вечная могла быть увеличена для них. Потому святой человек описывает себя как того, кто никогда не был равнодушным человеком, но делил еду с «сиротами», как со своими товарищами. Но было ли это чрезвычайной глубины милосердие его собственным, или было получено им по милости его Создателя, пусть он сделает для нас известным. И далее продолжается:

Стих 18. Ибо с младенчества сострадание росло со мной, и от чрева матери моей это вошло в меня (Иов.31:18)¹⁷⁸⁸.

28. Ибо, хотя сострадание и было вещью, которая была в его власти, чтобы он растил ее вместе со своим возрастанием, но ясно, что это не было в его власти получить ее, то, что вошло в него «от чрева матери». Поэтому ясно, что он не приписывает ничего собственному добру, и что, конечно, он свидетельствует, что он получил это в дар в его создании. Он знает, что добро приходит от его создания, и это несомненно ясно, что он говорит похвалу Творцу, творящему, чтобы то ни было от Него, и ни от кого другого, и что он получил то сострадание, что он должен, от Того, от Кого им получено все, чем он должен быть; потому что, так же как по его собственной воле он не мог быть создан в утробе матери, так же не по своей воле он получил, но ему было дано сострадание еще во чреве. Но нами должна быть принята мысль, что он говорит: оно росло со мной. Ибо есть те, кто, возрастая с течением лет, уходят от невинности. Но у избранных, в то время как возраст тела увеличивается внешне, увеличивается изнутри, если можно так сказать, и возраст добродетели.

И далее продолжается:

Стих 19, 20. Если я презирал любого, проходящего мимо, потому что он не имел покрова, и нищего человека без одеяния, если его чресла не благословляли меня, и если он не был согрет шерстью овец моих (Иов.31:19–20)¹⁷⁸⁹.

29. Потому что он не презирает бедных, он являет добродетель смирения; и потому, что он покрывает их, он являет свое милосердие. Ибо эти две добродетели следует так связывать друг с другом, чтобы они еще поддерживали друг друга взаимной практикой; ибо это не смирение, когда человек почитает нужды ближнего, но забывает отказаться от благодарности за свой свободный дар, и это не сострадание, когда он подает, превозносясь высоко. Таким образом, в нужде твоего сотоварища, пусть сострадание поддерживает смирение, смирение поддерживает сострадание, так что, когда ты видишь, что тому, кто разделяет твою природу, не хватает необходимого для жизни, тебе не надлежит ни через безжалостность перестать покрывать его, ни от гордости перестать чтить его, того, которому ты дал покров. Ибо есть люди, которые, даже умилостивившись дать что-то первой необходимости их братьям в нужде, и даже после намеревающиеся даровать подарки им, прежде всего, позволяют себе свободные слова оскорбления против них. Такой человек, несмотря на то что он исполнил обязанность сострадания, в словах потерял благодать смирения, так что по большей части, кажется, что они потом платят за удовлетворение причинения вреда, когда после злоупотребления словами даруют подарки. И это вовсе не высокое дело, когда они дают вещи, которые просили, потому что самим благом своего подаяния они едва покрывают свои преступления речи. Об этом хорошо сказано: Никакой дар не должен сопровождаться горечью злых слов. И опять: Разве слово не лучше, чем дар? и то, и другое с праведным человеком (Сир.18:15–16)¹⁷⁹⁰, т.е. дар должен быть дарован через сострадание, и хорошее слово даровано через смирение. Но, с другой стороны, другие не идут вперед, чтобы поддержать нуждающихся братьев вещами; но только, чтобы лелеять их мягкими словами. Таких людей святая проповедь Иакова сильно упрекает, говоря: если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, и кто из вас скажет им: идите с миром, грейтесь и питайтесь: но не даст им те вещи, которые потребны для тела: какая польза вам (Иак.2:15–16)¹⁷⁹¹? Таких людей и Апостол увещевает также, говоря: мои дети, станем любить не словом или языком: но делом и истиною (1Ин.3:18)¹⁷⁹². Наша любовь должна всегда быть явлена сразу и в уважительности речи, и в служении подаяния.

30. Но это имеет очень большую пользу для укрощения гордости человека, который дарует, если когда он дает земные вещи, он с трепетным вниманием принимает слова Небесного Учителя, Который говорит: приобретайте себе друзей богатством неправедным; чтобы, когда вы потерпите неудачу, они могли принять вас в вечные обители (Лк.16:9)¹⁷⁹³. Ибо, если мы стараемся получить дружбу тех, благодаря кому мы получаем вечные обители, несомненно, мы должны задуматься, когда мы подаем, что мы, скорее, предлагаем дары покровителям, чем даруем подарки нуждающимся. Потому сказал Павел: в это время ваш избыток может быть в восполнение их недостатка, и их избыток может быть в восполнение вашей нужды (2Кор.8:14)¹⁷⁹⁴. То есть, те, кого мы, возможно, считаем сейчас и видим в нужде, мы однажды увидим в изобилии, и мы, которых видят в изобилии, если мы пренебрегаем, чтобы даровать милостыню, однажды окажемся в нужде. Он, кто сейчас дает временную поддержку бедному человеку, далее получает от него вечную опору, так сказать, для плодов, как бы культивируя землю, которая воздает тем более обильно, чем более обильно получает. Очевидно, что возвышение никогда не должно появляться с благодеянием, поскольку, конечно же, то, что богатый дарует бедному, позволяет ему не остаться бедным для вечности. Соответственно, благословенный Иов, возможно, тщательно показывает то, что смирение и милосердие были объединены вместе в нем, и говорит: Если я презирал любого, проходящего мимо, потому что он не имел покрова, и нищего человека без одеяния, если его чресла не благословляли меня, и если он не был согрет шерстью овец моих. Как будто он сказал простыми словами: «В любви к ближнему творению, я усмирял одновременно и зло гордости, и зло немилосердия; взглянув на любого в нужде, я не презирал его, и милосердно согревал его». Ибо, кто возвышает себя над тем, кому он дает какую-либо вещь, в высоте собственного возвышения, совершает большее преступление, превозносясь, чем вознаграждение, за то, что он подавал милостыню. И он сам обнажается внутренне, когда будучи внешне в одежде, а внутри голый, он презирает другого, и оказывается внутренне хуже в той мере, в какой он воображает себя лучше, чем его ближний в нужде. Ибо он меньше нуждается, кто без одежды, чем тот, кто без смирения. Отсюда следует, что, когда мы видим тех, кто принадлежит к нашей собственной природе, без внешних вещей, мы должны размышлять о том, как много хороших вещей внутренне нужны нам самим, чтобы так мысль нашего сердца не могла возвысить себя над нуждающимся. И благодаря тому, что глядим проникновенно, мы видим сами тем более явно, что мы находимся в нужде, чем глубже внутрь себя мы смотрим.

31. И потому, что есть некоторые, кто не может распространить недра их сострадания на тех, кто им не знаком, но сочувствуют только тем, кому они научились сочувствовать благодаря постоянству знакомства, в сочувствии к которым, на самом деле, близость знакомства играет роль более важную, чем общность природы, и отдельным людям они дают вещи необходимые не потому, что они люди, а потому, что они знакомы, хорошо сказано благословенным Иовом в этом месте: Если я презирал любого, проходящего мимо, потому что он не имел покрова. Ибо к неизвестному и незнакомому товарищу по творению он сам проявляет сострадание и показывает нам это, называя его «любым, проходящим мимо», потому что, конечно же, для истинно сострадательного ума общность природы важнее, чем знакомство. Поскольку касательно каждого человека, который в нужде, по тому простому обстоятельству, что он является человеком, он уже больше не незнакомец для нас. И далее следует:

Стих 21. Если я поднимал руку мою на сироту, даже когда я видел себя верховным в воротах (Иов.31:21)¹⁷⁹⁵.

32. Это было принято у древних, что старейшины должны были сидеть у ворот, чтобы разобрать судебные разбирательства по тяжбам людей, которые в противоречии для того, чтобы город, в котором они находились, как подобает, жил в согласии. И, следовательно, говорит Господь через пророка: создать у ворот правосудие (Ам.5:15)¹⁷⁹⁶. В этом месте, что подразумевается под названием «ворота», если не та вещь, которая традиционно совершалась у ворот? Таким образом, он «видел себя верховным в воротах», кто видит, что по праведному деланию, он призван быть главным в суде. Соответственно, благословенный Иов, потому что он даже тогда не простер руку свою на сироту, когда даже по справедливому правосудию видел себя правым и вышестоящим, учит нас правилу страха, говоря: Если я поднимал руку мою на сироту, даже когда я видел себя верховным в воротах. Как будто он сказал простыми словами: «Даже тогда бы я не помыслил исполнять силой интересы моей собственной выгоды против сироты, когда видел себя даже по справедливости в праве в суде». Ибо святые, когда они разбирают споры между подчиненными, в то время как они боятся вынести слишком суровое решение в отношении других, никогда не гнушаются быть попираемы сами вопреки справедливости. Потому что они знают, что все человеческое правосудие будет признано несправедливым, если оно будет пересмотрено строго Богом. Потому те вещи, которые в их власти, они выполняют с терпением, чтобы и для них был шанс, что Праведность Выше также расценит и их действия. И чтобы быть в состоянии найти истину в Божественном суждении, очень часто перед суждением людей они страдают, охотно неся тяжесть даже несправедливо. Сейчас в высочайших достижениях его жизни, есть много замечательных вещей, которые благословенный Иов явил нам. Но поскольку это очень часто случается, что человеческий разум отказывается верить в хорошие вещи, которые он не знает, чтобы как бы подтвердить это на деле, он непосредственно добавляет приговор проклятия для себя, если ничто из тех вещей, которые он говорил, что он сделал, он на самом деле не выполнял в деле, произнося:

Стих 22. пусть мое плечо отпадет от сустава, и рука моя разорвется на куски вместе с ее костями (Иов.31:22)¹⁷⁹⁷.

33. Потому что телесное действие осуществляется плечом и рукой, если хорошие вещи, которые он произнес устами, не выполнялись им в деле, он хочет для себя, чтобы «плечо отпало» и «рука, чтобы была разорвана на куски». Как будто он сказал простыми словами: «Если то, что я сказал, я отказался сделать, то пусть ту часть моего тела, которая была дана мне для дел, я потеряю, и пусть она, безусловно, отпадет от тела, та часть, которую я не смог проявить с пользой». Но если это утверждение из проклятия будет передано в духовном смысле, это, несомненно, ясно, что рука присоединяется к телу через плечо, и, как рука означает благую практику, так плечом обозначается связь с общественной жизнью, с другими людьми. Потому тоже пророк, о святых народах вселенской церкви, которые должны служить Богу в согласии, говорит: и они будут служить Ему единодушно (Соф.3:9)¹⁷⁹⁸. И вот, в том, что он говорит: Если я поднимал руку мою на сироту, даже когда я видел себя верховным в воротах, он заявляет, что он сохранил прекрасную силу терпения, который сносил что-то и от самых незначительных лиц, и терпел даже тогда, когда покарать обидчика по справедливости было открыто для него. И если какие-то вещи он сделал в противоречии со своими словами, он добавляет: пусть мое плечо отпадет от сустава, и рука моя разорвется на куски вместе с ее костями. Потому что, без сомнения, тот, кто равнодушен к соблюдению терпения, очень скоро оказывается в общественной жизни в нетерпении. Ибо «плечо отпадает от сустава», когда ум, не будучи в состоянии разрешать противоречия, отказывается от братского согласия, и это, как если бы члены были отделены от тела, когда тот, кто может делать то, что хорошо, отпадает от общего единства. Ибо никогда и никаким другим способом не может быть сохранено согласие, кроме как через терпение. Ибо, часто возникают в человеческом поведении случаи, в результате которых умы людей взаимно отделяются от их союза и привязанности. И, когда умы предают себя вещам проходящим, которые противоречивы, безусловно, плечо не держится в теле. Таким образом, следовательно, это то, что Павел говорит: носите бремя друг друга, и так вы будете исполнять закон Христов (Гал.6:2)¹⁷⁹⁹. Потому и Истина говорит Сама: вашим терпением вы спасете ваши души (Лк.21:19)¹⁸⁰⁰.

34. Теперь к «плечу отпадающему» справедливо приобщается: и рука моя разорвется на куски вместе с ее костями потому, что, без сомнения, вся наша практика, какие бы достоинства она не являла, перечеркивается, если только, она не была сохранена в безопасности в союзе братской любви и терпения. Ибо тот отказывается делать добрые дела свои, который отказывается нести дурные поступки других людей. Так как раненый раскаленным сердитым духом человек отступает от любви, и когда он отказывается терпеть трудное внешне, он затемняет себя внутренне и свет милосердия теряется; и он теперь больше не видит, где поставить ногу хорошей практики, тот, который потерял глаз любви. Но «плечо святого человека не отпадет от сустава», потому что его любовь не отходит от согласия в общественной жизни из-за нетерпения. И его рука не сломана, потому что вся его практика сохраняется через присоединенное плечо, то есть остается связанной с другими вместе милосердием. Теперь к тем огромным вещам, которые, как он думал, он сделал хорошо, и при этом держался от всех плохих, он добавляет следующее, говоря:

Стих 23. Ибо я всегда боялся Бога, как волны, накатывающей на меня, и я не мог выдержать вес Его (Иов.31:23)¹⁸⁰¹.

35. Давайте рассмотрим это сравнение, и задумаемся, какая замечательная сила страха была в святом человеке. Ибо, когда волны нависают над нами с высоты, и когда они угрожают смертью, которую они приносят вниз, нет никакого дела до временных вещей путешественникам, и наслаждение плоти не влечет их. Эти же самые вещи они сбрасывают с корабля, ради которых они предприняли длительное путешествие; все вещи презираются, чтобы спасти жизнь в любви к жизни. Поэтому он «боялся Бога, как волны, накатывающей на него», тот, который желает истинной жизни и презирает все, что здесь он несет в своем владении. Ибо, когда мы пойманы бурей, мы как бы сбрасываем груз с судна, когда от души, что подавлена и тонет, мы удаляем земные желания. И это случается, что судно, облегченное от груза, выплывает, то же самое судно, которое, будучи загружено, тонуло, ибо, несомненно, заботы, которые тяжелы в настоящей жизни, тащат ум в глубину. И ум остается выше волн искушений, в той мере, в которой он более тщательно отпустил мысли этого мира. Но есть еще одно обстоятельство, из-за которого следует рассмотреть с уважительным отношением сравнение с бурей на море. Ибо, когда возникает буря, появляются первые небольшие волны, и после этого уже вздымаются больше валы, и наконец, огромные волны вырываются на высоту, и перемешивают все, что в море. Таким образом, безусловно, это показывает, что последняя буря сокрушит весь мир. Сейчас она показывает нам свое начало войны и хаоса, как своего рода волны, и в той мере, как мы ежедневно приближаемся к концу, мы видим все более тяжелые и большие волны несчастий, спешащих обрушиться на нас. Но в последней буре, все элементы находятся вперемешку, и когда Верховный Судья приходит и приносит конец всех вещей, в это время, безусловно, буря поднимает волны до небес. Потому тоже говорится: Еще немного, и я буду трясти не только землю, но и небо (Евр.12:26)¹⁸⁰². В этой же буре, потому что святые относятся к ней с тщательнейшим вниманием, они как бы боятся «волны, вздымающейся над ними» день за днем, и по тем невзгодам, которые поражают мир, они узнают, каким вещам могут следовать.

36. Теперь это хорошо добавлено: и я не мог выдержать вес Его, потому что тот, кто рассматривает всем умом пришествие Последнего Суда, видит, несомненно, какой большой ужас надвигается, и он не только боится того, что потом увидит, но даже сейчас боится, что он предвидит заранее. Ибо в созерцании этого великого страха душа трепещет с ужасом, и, отворачивая глаза его внимания, он отказывается созерцать то, что он предусматривает. Поэтому он хорошо сказал: и я не мог выдержать вес Его. От власти Его Верховного Величества, когда Он приходит на Суд, и от ужаса этого Великого Дознания, когда ум старающийся уйти от себя, падает назад внутрь себя, он боится того, что найдет в себе. Но тут также следует учесть, что благословенный Иов говорит тут эти вещи относительно себя после того, как испытал боль и был поражен бичом. Если же после всех его дел по приумножению заслуг он был так поражен, тот, который так боялся, как же будут поражены они, которые презирают? Насколько суд Божий утяжелится для тех, кто поднимает себя, если даже тех тянет вниз под грузом веса, которые всегда боятся этих вещей в смирении? Как он должен быть в состоянии выдержать вес Бога, который презирает, если этот же вес тяжел даже для того, кто прошел под бичом и который предвидел его в страхе? Потому со всей серьезностью мы должны бояться дознания столь большой строгости. Теперь ясно, что в этой жизни, когда мы поражены для исправления, это дисциплина Отца, а не гнев судьи, любовь, а не строгость наказания Единого. И этим самым бичом вечный Приговор должен быть взвешен. И сие значит, что мы должны с величайшей болью размышлять, каков будет гнев, который сметает прочь, если гнев Его, который очищает, едва может быть вынесен.