Церковь

1. Однажды св. Ефрем, патриарх антиохийский, узнал, что один находившийся в Иерапольской стране столпник вдался в ересь. Случай этот имел большое значение. Столпник, как человек, пользовавшийся за свои подвиги уважением, мог очень многих совратить в ересь. И вот, сознавая это, святитель сам отправился к нему и всеми силами старался убедить его отступиться от ереси и обратиться в православие. Столпник, видя решительность патриарха во что бы то ни стало обратить его в православие, хотел запугать его. Он предложил Ефрему разжечь костер и пройти сквозь огонь. «Кто выйдет из огня невредимым, – говорил столпник, – того и есть правая вера». Святитель, глубоко убежденный в истине православия, велел принести дров, и по его повелению был разожжен громадный костер. Но столпник не согласился идти сквозь огонь вместе со св. Ефремом. Тогда святитель снял с себя омофор, помолился Господу и бросил его в огонь. Три часа горел огонь, в пепел обратились все дрова, – но омофор остался целым и невредимым. Ввиду такого чуда столпник всенародно отступился от своей ереси, присоединился к святой, соборной, апостольской Церкви и из рук самого патриарха принял св. причастие («Четьи-Минеи», 8 июня).

2. В пятнадцатом столетии греческая империя находилась в великой опасности со стороны турок. Греческий император Мануил Палеолог, думая получить чрез папу помощь от западных народов, употребил все меры к тому, чтобы войти в унию (то есть в единение) с папою. Избранные греческие епископы, посланные на Флорентийский собор в Италию, стесненные обстоятельствами, подписались в 1438 году под определениями этого собора об унии, признав папу главою своею. Исидор, родом болгарин, поставленный в Константинополе в митрополита России, также был на этом соборе и согласился на унию; но из греческих епископов не подписался под определениями собора ученейший муж Марк, митрополит ефесский, победоносно обличавший заблуждения латинян в спорах на соборе. Когда папе Евгению донесли, что Марк не подписался под определениями собора, то папа сказал: «В таком случае мы ничего не сделали». И действительно, Марк, возвратившись, с торжеством принят греческим народом, который и слышать не хотел об унии.

С Исидором из русских были на соборе Фома, епископ тверской, и пресвитер Симеон. Так как они не соглашались во Флоренции на унию, то Исидор стал их преследовать, и они решились бежать в Россию. Они пристали к путешествующим купцам, но купцы не приняли их, опасаясь терпеть за людей неизвестных. На одной горе, не зная, что делать с собою, Симеон и Фома легли и задремали. Пресвитер в дремоте видит старца, который взял его за правую руку и сказал: «Благословился ли ты у последовавшего стопам апостольским Марка, епископа ефесского?» Симеон отвечал: «Благословился». Явившийся говорит: «Благословен Богом человек сей: никто из суетных латинян не преклонил его ни имением, ни ласкательством, ни страхом мук. Проповедуй же заповеданное тебе святым Марком учение всем православным, куда ни придешь. О пути вашем не скорбите; я с вами и проведу вас чрез город; немного пройдя, увидите две палаты и подле них жену Евгению; она примет вас в свой дом и успокоит; потом и чрез город пройдете свободно». Пресвитер спросил старца, кто он. «Я Сергий Маковский, – отвечал он (то есть Радонежский, ибо его обитель на маковке горы). – Ты обещался прийти в мою обитель, но не пришел и теперь не исполнишь обещания, но поневоле там будешь». Пробудясь, пресвитер рассказал свое видение Фоме, и они пошли с радостью. Все случилось по предсказанию. Евгения пригласила их для успокоения; чрез город прошли они среди вооруженных людей и не были задержаны. Достигнув России, пресвитер почему-то не поспешил в обитель преподобного Сергия. Прибывший в Россию Исидор заключил беглецов в оковы; потом освобожденный Симеон отдан игумену Сергиева монастыря («Русские святые» Филарета Черниговского, ч. 3, стр. 153). Сам же Исидор стал поминать имя папы во время служения и изгнан из России, а на место его поставлен митрополитом св. Иона, прославленный впоследствии нетлением мощен и чудесами (из кн.: «Беседы об основных истинах святой православной веры» Сергия (Спасского), архиепископа владимирского, М., 1893 г., стр. 242–245).

Приведем еще несколько замечательных примеров в доказательство вышеприведенной истины, заимствуя их из исторической жизни нашей русской православной Церкви и молдовлахийской, записанных святителем киевским Петром Могилою.

3. Когда отступник от православия, униатский епископ (брестский) Ипатий Поцей совершал соборне с другими униатскими епископами литургию в монастыре св. Николая, то влитое в потир вино превратилось в воду. Отступники от православной веры старались объяснить это явление недосмотром священника, совершавшего проскомидию, и поспешили опять влить в потир вино; но Бог и на этот раз изобличил нечестивых изменников святой веры: после вторичного влития вина потир распался, и вино пролилось на землю, к великому ужасу всех присутствовавших при богослужении, которые ясно увидели, что епископы их (т.е. униатские и римско-католические) – еретики, и вследствие этого чуда снова возвратились в лоно православной Церкви (заимствовано из собственноручных записок П. Могилы, напечатанных в «Архиве юго-западной России»; сн. «Воскресное чтение», 1888 г., № 21).

4. Но особенно поразительный случай, ясно доказывающий превосходство православной веры пред латинскою, имел место в Молдо-Влахии. Когда воевода Михаил после изгнания своего брата принял власть в Молдо-Влахии, он первым делом отправился в столицу молдо-влахийской земли Белград и решился построить там православную церковь. Но латинские ксендзы, равно как граждане и бояре латинской веры воспротивились этому желанию воеводы, говоря, что вера их самая правая и что они не желают иметь в своем городе церкви чуждой веры; при этом они предложили открыть прение для доказательства превосходства их веры пред православною. Но воевода сказал им: «Словопрение может быть бесконечно; но, если Богу будет угодно, мы и другим способом убедимся, чья вера более правая. Идем посреди города и пусть принесут чистой воды; мой архиерей со своими иереями освятит ее, и ваш пусть сделает то же; затем сосуды с освященною водою, запечатав моею и вашими печатями, вы храните в вашей великой церкви в продолжении 40 дней, запечатав и церковные двери. И чья вода по прошествии означенного срока окажется неиспорченною и свежею, как будто она сейчас же взята из источника, это будет служить знаком, что и вера тех более правая». Латиняне охотно согласились на такое предложение воеводы, и на другой же день обе спорящие стороны торжественно освятили воду и поступили с нею так, как предлагал воевода. После этого как православные, так и латиняне ежедневно в церквах совершали усердные молитвы и несли строгий пост. По прошествии 25 дней православный епископ, по внушению Божию, пришел к воеводе и сказал ему: «Призови латинян и их иереев и не жди назначенного сорокадневного срока; идем в церковь, и ты узришь благодать Божию и будешь свидетелем, что верные рабы Божии, уповающие на Него, не будут постыжены». Совет был принят, и многие из православных и католиков последовали к церкви, с дверей которой были сняты печати, и все вошли в нее. Тут православный епископ прежде всего благоговейно опустился на колени и громко произнес молитву, после которой, при пении Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся, открыл сосуд с освященною водою и, посмотрев на воду, нашел ее еще более чистою и светлою, чем она была в первый день, когда ее принесли из источника; кроме того, от нее исходил весьма приятный, благовонный запах. Возблагодарив Бога, прославившего святую Церковь православную, епископ обратился ко всем присутствовавшим с такими словами: «Подойдите и посмотрите, как после стольких дней вода сия, благодатию Св. Духа, осталась совершенно неиспорченною, и убеждайтесь, что православная наша вера есть свята и истинна». Открыли свой сосуд и латиняне; но оказалось, что вода в нем до того испортилась, что смрад от нее распространился по всей церкви. Так посрамлены были латиняне с их священниками, из которых многие после этого чуда обратились в православие (оттуда же).

5. В августе месяце 1884 г. был присоединен к православию лютеранин (немец по происхождению) Эдуард Егорович Тиль, начальник московской станции ярославской железной дороги. Вскоре после присоединения он мирно скончался. У покойного было давно расположение к принятию православия, но решимость его окрепла под влиянием одного обстоятельства, о котором сам он после исповеди рассказал присоединившему его священнику и подробности которого были подтверждены его женой. Вот его рассказ: «Вчера (за день до присоединения) я лишился владения языка и с домашними объяснялся как мог жестами. Ночью вижу в воздухе над собою икону Божией Матери и предо мною старца в иноческих одеждах, говорящего мне: «Присоединись к православной Церкви, приобщись святых тела и крови Христовых – и ты получишь облегчение твоих страданий и успокоение для своей души!» Старец исчез, но икона высилась в воздухе. Язык мой отверзся, и я стал звать свою жену, чтобы она подала мне видимый мною образ, так как у меня явилось непреодолимое желание лобызать его. Удивленная жена, не видя никакой иконы и считая это за болезненный бред, не знала, что делать. Но так как я не переставал настойчиво просить ее, то она подала мне икону черниговской Божией Матери. То была та самая икона, которую я видел, – и явление исчезло. Тогда я почувствовал облегчение духовное и принял решительное намерение присоединиться к православной Церкви и приобщиться святых тайн» («Церковный вестник»; сн. «Воскресное чтение», 1884 г., № 52).

1. Первый гонитель христиан – император римский Нерон был свергнут с престола и исчез безвестно.

2. Домициан, по жестокости подобный Нерону, попал в плен неприятелям и ими был умерщвлен.

3. Декий был убит на войне, и тело его съедено хищными зверями и расклевано птицами.

4. Валериан был взят в плен персами, и там ему назначено было исправлять самую унизительную должность: он обязан был изгибать свою спину и подставлять ее вместо ступени персидскому царю всякий раз, когда тот садился на коня. А когда умер Валериан, то с него содрали кожу и повесили на позор римлянам.

5. Диоклитиан впал в жестокую болезнь, которая еще более усилилась от огорчения и своеволия народа, ниспровергшего его статуи; наконец, он лишился разума и уморил себя голодом.

6. Максимин Геркулий, отказавшись от престола, отравил себя ядом.

7. Главный виновник десятого и последнего гонения, Галерий, был поражен неисцельною болезнью, которая, несмотря на все старания и все искусство врачей, усиливалась все более и более, так что наконец и врачи не могли близко подходить к нему от нестерпимого смрада, выходившего из его ран. Среди таких ужасных мучений он познал могущество Бога христианского, вспомнил все свои жестокости против христиан и издал указ о прекращении гонения. Но так как обращение гонителя было неглубокое, то смерть прекратила его мучения.

8. Споспешник и преемник жестокостей Галерия, Максимиан, имел смерть не менее мучительную. Оставленный всеми своими приближенными, он решился на самоубийство – принял яд и четыре дня терпел ужаснейшие мучения не только в теле, но и в душе, ибо ему представлялся в болезни Сам Судия небесный и грозил ему Своим правосудием; наконец, с жесточайшими мучениями, как бы среди пытки, нечестивый Максимиан изверг свою душу.

Таким образом, почти все ожесточенные гонители христиан испытывали на себе заслуженный ими гнев правосудный, нелицеприятного Бога, тогда как Констанций Хлор, покровительствовавший христианам, мирно и благополучно управлял своею страною и мирно скончался. В лице его сына, Константина Великого, Господь готовил Своего избранника, который должен был даровать мир Церкви Христовой.

Юный Савва, впоследствии названный Освященным, трудился однажды в виноградном саду, очищая виноградные лозы, окапывая корни их и поливая водою, которую сам издалека носил с великим трудом. Изнемогший от жарких лучей восточного солнца, он – как отрок – почувствовал большой голод и жажду, прислонился под тень ближайшего дерева и поднял разгоряченное чело свое к небу. На вершине дерева Савва увидел прекрасное спелое яблоко, которое теперь было очень полезно ему для подкрепления сил и для утоления жажды и голода. Юный садовник сорвал яблоко и хотел вкусить, но вдруг ему пришло на мысль, что время, определенное уставом церковным для употребления плодов, еще не наступило. «Соблазн, – сказал себе Савва, рассматривая плод. – Вот также и райское яблоко было красиво и хорошо; но оно погубило моих праотцев: они вкусили его и преступили чрез то заповедь Божию. Не то же ли и я хочу теперь сделать, что сделали наши прародители в раю? Ведь и мне запрещено святой Церковью вкушать теперь этот плод… Нет, во всю жизнь мою до самой смерти не буду есть яблоков за то, что это яблоко соблазнило меня и чуть не сделало преступником церковного устава!» И, несмотря на томительный голод и жажду, мудрый отрок бросил искусительный плод на землю и повел жизнь самую воздержную и осторожную, каждую мысль свою, каждое чувство и дело подвергая строгому разбору и самоосуждению. Конечно, он не хуже многих других знал, что яблоки вкушать не грех, помнил даже апостольское слово, что труждающемуся делателю прежде подобает вкушать от плодов труда своего, – но устав Церкви он предпочел и голоду с жаждою, и красоте зрелого яблока («Четьи-Минеи»).

Завоеватель Константинополя султан Магомет II был довольно благорасположен к своим христианским подданным. Предоставив им свободу вероисповедания и обеспечив за патриархом все права, какими он пользовался при императорах византийских, Магомет II любил беседовать с патриархом и другими бывшими при дворе его христианами об истинах веры Христовой. Между прочим однажды он узнал, что виновные в особенно тяжких грехах у христиан отлучаются от Церкви, т.е. подвергаются анафеме, если не каются, и что если отлученный от Церкви умрет, не примирившись с Церковью, то душа его осуждается на вечное мучение и самое тело носит печать отвержения, не разлагаясь в земле, а оставаясь раздутым, почерневшим и как бы окаменевшим до тех пор, пока Церковь не снимет с грешника проклятия и не сотворит молитв об отпущении греха его. Султан удивился этому рассказу и пожелал удостовериться в справедливости его. Случаи смерти грешника, над которым бы тяготело церковное проклятие, были весьма редки, так как Церковь любвеобильно принимала при смерти покаяние и самых великих грешников. Однако же припомнился один случай. Была одна женщина, которая, ведя бесстыдно-развратную жизнь, нередко подвергалась обличениям патриарха за свой наглый разврат. Не вразумившись обличениями, распутная женщина только ожесточилась на патриарха и в отмщение за укоризны его оклеветала святого мужа, будто он во время исповеди сам соблазнял ее на преступление. Преступную клевету свою она разнесла по всему городу и окрестностям и произвела большой соблазн в народе. Для прекращения зла патриарх вместе с епископами употребил последнее средство – торжественно отлучил ее от Церкви и предал анафеме. Церковное отлучение не осталось без последствий: преступница скоро умерла, пораженная страшною болезнью. Об этой-то женщине вспомнили теперь, когда султан пожелал удостовериться в силе отлучения от Церкви. Найдено было место, где была погребена эта женщина; патриарх донес об этом султану и просил прислать свидетелей для вскрытия гроба. Султан прислал нескольких доверенных придворных; вскрыли гроб, и все поражены были необыкновенным явлением. Несмотря на то, что прошло уже много лет по смерти женщины, труп ее не разложился в земле, а только почернел, раздулся и как бы окаменел. Когда придворные донесли об этом султану, то, удивившись такому чуду, он захотел убедиться в том, что это произошло именно вследствие отлучения от Церкви и что труп предастся тлению, как скоро Церковь отпустит умершей ее грехи и будет молиться о ее помиловании.

Он приказал поставить гроб в Церкви всеблаженной Богоматери и запечатать его своею печатью, а патриарха просил молиться о грешнице. Несколько дней патриарх со всею Церковью молился за грешницу и, наконец, поставив гроб среди церкви, при многочисленном собрании народа и духовенства, совершив заупокойную литургию, прочитал над гробом разрешительную молитву за грешницу. Затем в присутствии тех же доверенных от султана гроб был распечатан, и новое зрелище поразило свидетелей: труп видимо разлагался. Через несколько дней снова вскрыли гроб, – тело грешницы, примиренной с Церковью и помилованной, превратилось в прах. Когда придворные, бывшие очевидцами этого события, донесли о всем султану, то он, удивившись этому, сказал: «Подлинно, вера христианская бесспорно есть вера истинная». И с этих пор стал оказывать еще более расположенности к христианам⁴² (из Turcograecia Martini Crusii, lib. II, p. 133–136; сн. «Воскресное чтение» за 1866–67 г., кн. II, стр. 1144–1146).