Отечество

Когда, во время войны греков с персами, императрица Зоя, вспомнив о грузинском князе Торникии, который, долгое время с честью служивши в полках греческих, оставил, наконец, военную службу и, приняв монашество, проводил дни свои в обители преподобного Афанасия афонского, хотела опять призвать его на службу, и когда отрекшийся от мира Торникий отказался от ее предложения: преподобный Афанасий, в присутствии старейших и более уважаемых иноков, с отеческою властью сказал ему: «Мы все дети одного отечества, и потому все обязаны защищать его: неизменная обязанность наша – молитвами ограждать и защищать отечество от врагов. Но если верховная власть признает нужным употребить на пользу общую и руки наши и грудь, мы беспрекословно должны повиноваться. Брат возлюбленный! Кто думает и поступает иначе, тот прогневляет Бога. Если ты не послушаешь царя, устами коего вещает Сам Господь, – то будешь отвечать пред Ним за кровь избиенных твоих соотечественников, которых ты мог, но не хотел спасти, – будешь отвечать и за разорение храмов Божиих. Итак, иди с миром и, защищая отечество, защити и св. церковь. Не бойся утратить чрез это сладостные для нас часы богомыслия: Моисей предводительствовал войском и беседовал с Богом: в любви к ближнему заключается и любовь к Богу. Дерзну сказать, что любовь к ближнему приятнее Богу, нежели ревностное попечение о спасении своей только души; ибо никто же из нас себе живет, и никто же себе умирает».

Тронутый этими словами, Торникий, несмотря на свое отречение от мира, повиновался воле царской, принял начальство над войском, и Бог благословил его счастливым успехом: в нескольких сражениях разбив персов, он принудил их заключить выгодный для Греции мир и, исполнив свое призвание, снова посвятил себя уединенной жизни, устроил свой на Афоне монастырь, известный под названием иверского (cост. по «Училище благочестия», ч. V, стр. 117–120).

В начале XVII века, когда наше дорогое отечество страдало от внутренних беспорядков вследствие неимения законного царя (время междуцарствия), от самозванцев и поляков, нахлынувших на него и разорявших веси и города русской земли, патриарх московский Гермоген, окруженный врагами, дерзостью поляков, изменою некоторых из своих, в это время явился необоримым столпом православия и образом русской крепкой ревности.

Видя в лице Владислава, сына короля польского, врага веры, он отказался признавать его избрание и разрешил народ от присяги, данной ему. Чувствуя, что не до конца отрекся от родной земли русский народ, он рассылал грамоты, призывавшие к ополчению, и пламенными мольбами успел поднять многие города. Постепенно составлялись ополчения и грозною тучею надвигались на врагов для освобождения Москвы – сердца России.

Жестоко и бесчинно обращались с патриархом злодеи и, наконец, заточили в Чудовом монастыре в тесной и сырой келье. Там, одинокий, среди скорбных ужасов настоящая, среди памятников прошлой русской славы, в священной ограде кремля, архипастырь сиял добродетелью как лучезарное светило, готовое угаснуть, но воскресившее уже животворными лучами своими народ к новой жизни.

Грозными прещениями обступали злодеи и изменники Гермогена, чтобы отменил он восстание городов. А он все твердил: «Благословляю достойных вождей христианских утолить печаль отечества и церкви». – «Повели разойтись воеводам, – кричали они, – ты дал им оружие в руки, ты можешь и смирить их!» А его слово было одно: «Пусть удалятся ляхи и изменники!» Они грозили ему злою смертью, а он, указывая на небо, восклицал: «Боюся Единого, там живущего!» Пребыв верным до конца, святитель Гермоген заморен голодом: он отошел к Господу 17 февраля 1612 г.

В московском Успенском соборе, у подножия плащаницы, стоит смиренная, но великая в благодарных сердцах русских гробница: в ней почивает священномученик за родину.

Святитель Митрофан воронежский пламенно любил свое отечество и, как преданный сын его, всегда готов был приносить жертвы на его пользу и благоустройство. Так, когда император Петр I, предпринимая поход против турок, открыл в Воронеже корабельную верфь, и когда, сооружая здесь два больших корабля и 29 меньших судов, в виду истощения денежных средств казны, готов был приостановить дело: тогда святитель Митрофан, узнав о том, предоставил в распоряжение государя все имевшиеся у него наличные деньги – шесть тысяч рублей серебряными копейками, сказав ему при этом: «Всякий сын отечества должен служить от своих имений нужде государственной; прими же, государь, от моих издержек оставшиеся сии деньги, и употреби их против неверных». С живейшею признательностью принял монарх от рук святителя столь благовременно предложенное приношение и успешно продолжал сооружение нужных кораблей. В другое время, именно в 1700 году, когда государь готовился к войне со шведами, и когда сооружение необходимых для этой войны кораблей также замедлилось по недостатку денег, святитель Митрофан, также без всякого к тому вызова со стороны государя, внес в казну 4000 рублей; а затем еще в следующем 1701 году внес в казну 3000 рублей на жалованье ратным людям. Признательный монарх, принимая эти приношения, как дар любви к отечеству, свидетельствовал святителю свое благоволение милостивыми царскими грамотами (Житие св. Митрофана Воронежского).