Мать

Прекрасный образец того, как матери должны относиться к делу воспитания своих детей, представляет житие пр. Макрины, сестры вселенского учителя Василия Великого. Повествуется в житии, что блаженная Емилия, мать ее, почитая себя первою блюстительницею священных обетов, данных при крещении ее дочерью Макриною, прежде всего старалась всеять в юную ее душу религиозные понятия и, едва только младенческий язык Макрины начинал выговаривать слова, научила ее произносить сладчайшее имя Господа Иисуса Христа. Затем, сообразно с детским возрастом своей дочери, блаж. Емилия постепенно сообщала ей первоначальные и главные сведения по закону Божию. Она обыкновенно брала дочь свою на руки и вместо пустых, бессмысленных сказок рассказывала ей священную историю из Ветхого завета и объясняла евангельские события.

Так, без пособия посторонних наставников, пр. Макрина изучила закон христианский, приняв его не холодным умом, но теплым верующим сердцем от горячо любимой своей родительницы, и оттого это изучение соделалось в душе ее живым и неистребимым семенем добрых наклонностей на всю ее жизнь… Преп. Макрина, под руководством своей матери, и все прочие науки изучала при свете слова Божия. Не следуя современному обычаю греков, начинавших учение с басней и разных пиитических сочинений, в которых находилось много мыслей и изображений, оскорбительных для чистой нравственности, блаж. Емилия учебными книгами для своей дочери избрала Псалтирь Давида и книги Соломона. Юная отроковица наизусть знала много стихов из сих священных книг и благотворно питала ими свою душу, располагаясь к богохвалению и мудрому пониманию жизненных обстоятельств. Блаж. Емилия также обучала дочь свою пению, но не тому страстному и развращающему пению, какому тогда обучали детей у язычников. Нет, преп. Макрина училась пению молитвенному и развивала в себе ощущение красоты несозданной, Божественной. Таким пением сопровождались ее утренняя и вечерняя молитвы, пред принятием и после вкушения пищи, при занятиях рукоделием и также в свободное, особенно праздничное время. Не приучали родители пр. Макрину к суетным праздничным развлечениям, к посещению театральных зрелищ. Главным ее утешением в праздничное время было посещение храма Божия, откуда она могла износить благодатное настроение души, мир и радость о Духе Святе. Плодом такого истинно-христианского воспитания и образования пр. Макрины было то, что она рано усвоила себе зрелый взгляд на жизнь, утвердилась в вере и уповании на Господа и чрез это готова была еще в юном своем возрасте мужественно противостоять жизненным невзгодам. Отказавшись от брака после смерти своего жениха, она осталась в родительском доме, смиренно и покорно служа отцу и матери, исполняя все домашние работы наравне со служанками. По смерти же родителя, пр. Макрина для своей овдовевшей матери была неотступною помощницей, во всех ее печалях и скорбях разумною утешительницею, всему дому доброю строительницею, а для прочих братьев и сестер, как старшая, была лучшею учительницею и наставницею («Четьи-Минеи», 19 июля). Конец жизни пр. Макрина вместе с матерью провела в женском монастыре; за свою богоугодную жизнь прославлена Богом и св. Церковью причислена к лику святых.

В одной из южных газет помещен следующий рассказ очевидца: «В хуторке Варваровке, Екатеринославской губернии, трое лиц, охотившихся в имении помещика, по окончании охоты, заехали к арендатору этого имения; чрез несколько времени им сказали, что в экономической избе, занимаемой приказчиком, произошло нечто особенное; охотники направились в избу и увидели в углу комнаты пожилую женщину, жену приказчика, которая плакала, а посреди комнаты ее дочь, девушку лет 15-ти, державшую руку у левого глаза; оказалось, что за несколько минут пред этим дочь начала бранить свою мать за то, что она заставляла ее работать, и, между прочим, сказала: «Чтоб тебе, старой ведьме, глаза повылезли!» Оскорбленная мать, женщина весьма кроткая, стала плакать и направилась к выходу. Не успела она за собою затворить двери, как вдруг услышала крик дочери: она вернулась назад и увидела, что с левым глазом ее дочери, до того совершенно здоровым, случилось что-то особенное. Охотники, подойдя к девушке, увидели красноватую опухоль, образовавшуюся кругом глаза; зрачок упал в глубину, а белок остался на своем месте: очевидно, глаз лопнул, так как из него текла вода. Он имел ужасный вид и производил подавляющее впечатление: плева, гладко покрывающая зрачок, запала в средину и образовала несколько морщин. На расспросы девушка ответила, что в минуту выхода матери ее из комнаты она почувствовала в левом глазу зуд, а потом острую боль. Это так сильно на нее подействовало, что во все время рассказа она дрожала всем телом («Нива», 1889 г. № 50).

У одной вдовы был единственный сын. Мать надеялась иметь в нем доброго кормильца и опору в своей старости, но сын своими грубыми поступками часто доводил бедную мать до слез. Раз он побил ни за что жену; мать со слезами стала его уговаривать; но раздраженный сын бросился на мать с бранными словами, схватил ее за грудь и тряхнул с такою силой, что бедная женщина больно ударилась о стену головой… Стоны матери, крик жены и плач детей заставили его выпустить из рук старушку мать и уйти из дома. Тогда глубоко оскорбленная мать, вся в слезах, падает на колена пред св. иконами и говорит: «Господи! Ты видишь, как обижает меня мой родной неблагодарный сын, чем он платит мне за мою любовь, за мои о нем попечения: да будет он отныне проклят, да не будет ему ни моего, ни Твоего благословения!..» И что же? Суд Божий совершился в тот же самый день: у него началась дрожь во всем теле; эта дрожь с каждым днем усиливалась более и более, и дошла, наконец, до того, что он, дотоле сильный и здоровый работник, не мог владеть не только сохой или косой, но даже и ложкой, – с трудом передвигал ноги и не иначе принимал пищу, как из рук жены и детей… Правда, он испросил прощение у матери, – которая вскоре затем и умерла, – стал смирен и тих, как дитя, но жизнь его час от часу становилась тягостнее. Был он и у св. угодников: в Киеве, Почаеве, Воронеже и других местах, но Богу не угодно было, несмотря на его слезные мольбы, даровать ему исцеление… Так прошло 13 лет; наконец, болезнь его до того усилилась, что он почти не мог говорить: позвали ему нему священника; он исповедался и причастился св. тайн; это укрепило его настолько, что он стал свободно говорить и, поучив довольно детей и родных, как тяжек грех непочтения к родителям, мирно скончался… («Странник» за 1861 г.; сн. «Троицкий листок» № 386).

Из Ярославля в «Рыбинский Биржевой Листок» пишут, что в одной деревне, в 15-ти верстах от этого города, жила вдова, бедная крестьянка, мать двоих сыновей. Старший сын успел как-то разбогатеть, жил отдельно от матери и отказывал ей даже в куске хлеба; младший был беден, но честен и почтителен к матери. Вдруг старуха умирает; нужно ее похоронить, а денег нет ни копейки. Сноха покойницы, жена младшего сына, отравилась к старшей снохе за помощью, в отсутствии мужа поздней, и после долгих просьб успела выпросить у нее на погребение один рубль. Когда старший сын покойницы, возвратившись домой, узнал об этом, то пришел в страшную ярость: разругал и поколотил жену, зачем она без него дала денег, и, наконец, отправился в братнину избу, где под божницей лежала его мать, готовая к выносу в церковь. Не обращая внимания на тело матери, еще не успевшее остыть, этот непочтительный и дерзкий сын, забывший страх Божий и стыд человеческий, бросился с кулаками на жену своего брата, требуя назад данный ей рубль. Бедная женщина в испуге показала, что деньги лежат под божницей. «Возьми их; если хочешь, доставай сам, а я не буду, – грешно!» – проговорила она.

«Дура ты, вот что»! – воскликнул злой сын, и потянулся к божнице, чтобы взять деньги. При этом он несколько наклонился к трупу умершей. В это время мертвая вдруг схватила его за руку и крепко, крепко стиснула, открыв на мгновение глаза, после чего опять заснула сном смерти. Говорят, что сын сошел с ума от испуга («Всеобщая Газета» № 714; сн. «Вологодские Епархиальные Ведомости» за 1870 г. № 21).