Двадцать пятый день.
Поучен. 3-е. Преподобный Сергий.

I. "В день препод. Сергия, достигшего чрез свою благочестивую жизнь весьма преклонного возраста жизни, несмотря на строжайшее воздержание и изнурительные труды, побеседуем, братия, о том, «что сокращает нашу жизнь».

II. Кратка жизнь наша, други мои; а мы сами побуждаем Бога еще и еще сокращать нашу краткую жизнь... Только на земле и места было хорошаго, что рай. Только было и жизни для нас, что в раю. Жизнь райскую только и можно было назвать жизнию. Она протекала во всех радостях, которых только могло желать человеческое сердце. Адам и его помощница наслаждались всем, что безгрешно; тело имели они благолепное, а душу прекраснейшую, потому что она была свята и богоподобна; сердце их покоилось в Боге и Его св. воле; желания их стремились только к Богу – источнику благ, за дарование которых воссылали Ему благодарение; совесть их была чиста. Они были дети, в которых изображался небесный Отец. Бояться им было не кого, плакать не о чем; против старости дано божественное средство.

И что же? грех все переменил! Грех сделал человека врагом Богу и Его воле, и дал ему другой страшнейший образ. Св. и боголюбивую душу его сделал самолюбивейшею, мир обратил в такую больницу, в которой ничего не слышно, кроме стенаний, ничего не видно, кроме бед! Грех самую жизнь ужасно сократил; смерть не только в мир, но и в тело наше ввел; а эта злая госпожа, царствуя над людьми, сокрушает их разными болезнями, и наконец разрушает в прах.

Прошло райское блаженство как сон, и только осталась у нас горькая память о нем. «И царствова смерть от Адама даже до Моисея» и до нас, «и над не согрешившими по подобию преступления Адамова» (Римл. 5, 14). Однако, мы видим еще милосердие Божие к человекам и благоволение к продолжению жизни их. Мафусаил живет 969 лет. Еще те великие люди, которых мы называем праотцами или патриархами, живут по несколько сот лет и представляют нам пример награжденной благоденствием и долголетием добродетели. – Что-ж? может быть это останется в наследство роду человеческому? Но, нет; умножается нечестие на земле, укрепляется неправда, возрастает злоба и безчеловечие, потоком разливаются беззакония, вопиют на небо грехи, преогорчевается Вышний, и, в отмщение, определяет и говорит: «не имать Дух Мой пребывати в человецех сих во веки, зане суть плоть: будут же дние их лет сто двадесят» (Быт. 6, 3). Пусть бы бедная жизнь наша хотя на сем определении Божием остоялась. Пусть бы прожить человеку 120 лет: может быть мы, пожив столько лет в страхе Божием и благочестии, которое, по слову Павлову, «на все полезно есть, обетование имуще живота нынешняго и грядущаго», увидели б собственными очами на себе и на сынах сынов наших Божие благословение, и, утешившись им, пошли б во гроб, как в двери небесного царствия, к Богу, как к родному Отцу. Но все не так: грех, воцарившись в сердцах человеческих, изгнал любовь и страх Божий, явилась отчаяняая, богоненавистная жизнь в человеках и такие дела, каких только богоубийственное их сердце захочет: «кует бо», по слову Соломона, «сердце их злая!» Но Твое правосудие, Господи, соображается с нашею жизнию, и мы уже и милости Твоей праведно и по делам нашим лишаемся. И если один из тысячи сподобляется ея, то он бывает чудом: уже бо «дние лет наших, в них же семьдесят лет, аще же в силах осмдесят лет, и множае их труд и болезнь..». Сорок лет отнято, или назначаются на нарочитыя болезни! Но в наказание бывает, что и последнее положенное число леть отнимается у нас, и мы умираем в преполовении дней, а многие и преполовения не доживают; умираем в первом цвете лет – в колыбелях; умираем в тот самый день, в который родились, умираем в самой утробе матерней; умираем, чтоб раждающие видели небесный гнев на грех, а умирающие, чтобы спаслися от тех грехов, в которых, подражая отцам своим, стали бы утопать. Добрые люди никому не живут на вред, но всем сколько возможно делают добро, всех любят, и все их любят, и своих бы уделили им дней. Их жизнь считается не по дням, а по добродетелям: ибо худой человек никому в продолжение 70-ти лет не сделал столько добра, сколько сделал добродетельный в продолжение семи дней.

Однакож и добрые часто умирают безвременно, и посекаются тогда, когда никто того не ожидал. Тот, Кто с небесе приникает на все, видя, что добрые не долго будут добрыми, что злые сделают добрых злее себя, не дает им больше жить. Вот почему Соломон говорит о добродетельном: «восхищен бысть, да не злоба изменит разум его, или лесть прельстит душу его. Скончався вмале, исполни лета долга: угодна бо бе Господеви душа его, сего ради потщася от среды лукавствия» (Прем. 4, 11, 13, 14). – Сколь долго, сколь твердо пребывают древа и камни! Только мы одни в сравнении с ними ничто! Многия из животных весьма крепки и долгожизненны; но человек – повелитель их – слаб, и часто своих же подчиненных трепещет... Серебро прочно, золото долговечно; но сребролюбец скоро умирает, и становится прахом. – Мы не смеем сравнивать нашей жизни с вечностию. Вечность – море без берегов, а наша жизнь есть дождевая капля, что канула на землю, – и нет ее следа. Бог есть и пребывает; а мы призрак, и жизнь наша привидение. Жизнь так мала, как дыхание: я дохнул, и часть жизни моей исчезла вечно... а дохну ли еще и сам не знаю, ибо всем грешникам грозит сие прещение: «аще не послушаете Мене, возвещаю вам днесь, яко погибелию погибнете, и не многодневны будете на земли». Если же, братия, посмотрим еще на то, что человек часто бывает обременен такими бедами, что с Иовом взывает: «почто во утробе не умрох? из чрева же изшед, и абие не погибох» (Иов. 3, 11)? – то не вдвое ли жизнь наша покажется короче, если выбрать из нея для счету одни счастливые дни, которых почти со свечею надобно искать? Знаю, что в жизни не без отрад; но то капля сладости в чаше горести. «Еще сущу брашну во устех» пиршествующего народа, «и гнев Божий взыде на ня», говорит св. Давид о израильтянах. Таковы то наши на свете радости! Если же кто и в самой кратковременности бедственной жизни находит ту отраду, что не долго на свете мучиться; то чтож будет, если мы из кратковременной муки за непокаяние обречены будем на вечную?

III. Братия мои! малая жизнь дана нам для того, чтоб мы приготовились к великой, и краткая дана для вечной. А мы запасаемся всем на будущие дни, только на страшный день – ничем! К праздникам есть у нас отличные уборы, а к празднику и торжеству вечному – никаких! Все помним, заботимся обо всем, – одну только душу забыли; и тем страшнее, что она у нас одна: ибо по нашему нраву злому надобно бы иметь душ по крайней мере четыре, и погубив одну в сребролюбии, другую в честолюбии, третью в сластолюбии, с четвертою – спастись. Мысли у нас высоки, но в небо не летят. Желания безконечны, но к жизни бесконечной не стремятся. Советы мудры, но на погибель – сперва чужую, а потом свою. Слов много, но не тех, с которыми на суд Божий предстать. Есть у нас и любовь, но не к Богу. Есть и страх, но не муки вечной... Попечемся, братие, душею о душе, чтоб при смерти радостно предать ее в руки Божии достойною сих рук. «Лета изочтенная приидоша, и путем, им же не возвратимся», уже «идем». Аминь. (Сост. по Словам прот. I. Леванды).