Власть

Всякая власть действует убеждением или принуждением (1).

* * *

Когда в одной области чернь неистовствовала против христиан и, умертвив многих из них, грозила сделать еще более, областной начальник, желая держаться середины между требованиями законов и духом времени (так как и духу времени служить считал себя обязанным, и имел некоторое уважение к законам), многих из язычников подверг наказанию. Что ж вышло? На него донесли. Вдруг с великим бесчестием схватили его и представили царю, и он предан был суду за то, что наказал язычников, хотя ссылался на законы, по которым ему было поручено судить, едва не был приговорен к смерти. Наконец, царь (Юлиан Отступник) явил ему свое человеколюбие, то есть осудил его на изгнание. И при этом какое все услышали удивительное и человеколюбивое изречение! «Что за важное дело, – сказал «правосудный», «не преследующий христиан» судия, – если одна рука языческая умертвила десять галилеян?» Не явная ли это жестокость? Не указ ли это о гонении, более ясный и ужасный, чем те, которые изданы всенародно? В самом деле, какое различие в том, объявить ли указом гонение христиан или изъявлять свое удовольствие гонителям их и некоторую справедливость относительно христиан вменять в тяжкое преступление? Воля царя есть неписаный закон, огражденный силою власти и более сильный, чем писанные указы, не подкрепляемые властью (1).

* * *

Опасно истощать милосердие начальников, надеясь на частое прощение, ибо, истощив, за их строгость подвергнемся ответственности мы сами, которые нарушают тишину ветром, наводят на свет мрак и к меду примешивают полынь. И между нашими законами есть один закон – закон похвальный и прекрасно поставленный Духом, Который дал Свои законы, сличив возможное и наилучшее. По этому закону как рабы должны быть послушны господам, жены – мужьям, Церковь – Господу, ученики – пастырям и учителям, так и все, обязанные давать дань, – повиноваться всем властям предержащим не только из страха, но и по совести (см. Рим. 13, 5–6) и не делать закона ненавистным, делая зло, не доводить себя до меча, но, очищаясь страхом, заслуживать похвалу от власти. Одно и то же правило; но оно щадит прямое и отсекает лишнее. Одно солнце, но оно светит здоровому зрению, а омрачает слабое. Хочешь ли, скажу с дерзновением нечто и из своего учения? Один Христос, но Он лежит на падение и на восстание (Лк. 2, 34) – на падение неверным, на восстание верующим. Для одних Он камень претыкания и камень соблазна (1Пет. 2, 7), именно для тех, которые не познали, даже не уразумели, но во тьме ходят, или служат идолам, или не понимают далее буквы и не хотят и не могут просветиться чем-либо, кроме буквы. Для других Он – камень краеугольный и камень похваляемый, именно для тех, которые обуздываются словом и утвердились на этом камне. Или, ежели хочешь, Он есть та жемчужина, которую добрый купец покупает на все свое имение (см. Мф. 13, 45–46). Но мы, братья, не исполняющие своих обязанностей, а негодующие на власть, почти так же поступаем, как и тот, кто, сам погрешая против законов борьбы, обвиняет раздающего награды в несправедливости или кто, сам страдая тяжкой болезнью и имея нужду во врачевании не менее болезненном, винит в невежестве и безрассудстве врача, который употребляет надрезывания и прижигания. Вот от меня и утешение, и вместе наставление для подчиненных (1)!

* * *

Цари! Уважьте свою порфиру (ибо наше слово дает законы и законодателям), познайте, сколь важно вверенное вам и сколь великое в рассуждении вас совершается таинство. Целый мир под вашей рукой, сдерживаемый небольшим венцом и короткой мантией. Горнее принадлежит Единому Богу, а дольнее и вам, будьте (скажу смелое слово) богами для своих подданных. Сказано (и мы веруем), что сердце царя – в руке Господа (Притч. 21, 1). В этом должна состоять сила ваша, а не в золоте и не в полчищах.

Приближенные к царским дворам и престолам! Не очень превозноситесь своей властью и не почитайте бессмертным того, что не бессмертно. Будьте верны царям, первоначально же Богу, а ради Него и тем, которым вы вручены и преданы. Гордящиеся благородством! Облагораживайте нравы, или скажу нечто, хотя неприятное, однако же, благородное: тогда ваше благородство было бы подлинно самое благородное, когда бы в родословных книгах не писались и неблагородные люди. Мудрецы и любомудрцы, почтенные по бороде и плащу, софисты и грамматики, искатели народных рукоплесканий! Не знаю, за что назвать мудрыми не содержащих первого учения (1).

* * *

Сильные, убойтесь сильнейшего; сидящие на высоких престолах, устрашитесь Вышнего (1)!

* * *

Блажен, кто, восприняв на себя власть над народом, чистыми и великими жертвами примиряет Христа с земнородными (2).

* * *

Положим, что хочется тебе наказать преступивших повеление твоей власти; против этого ничего не смею сказать, хотя, как говорят, эта дерзость – не с общего умысла, а только безрассудный порыв некоторых молодых людей³⁶. Впрочем, отложи большую часть гнева, употреби больше рассуждения… Ничего не найду тверже твоего рассудка, которым управляется столько народа, и да управляется еще и еще полновластнее на высших степенях начальства. Но и то необходимо знать великому уму твоему о припадающих к тебе, что это люди совершенно жалкие, покинутые и не участвовавшие с преступниками ни в каком беспорядке, как уверяют нас многие из самовидцев. Дай в этом деле такое определение, какое можешь признать полезным и для здешней славы, и для тамошних надежд. А мы все, что ни придет тебе на мысль, хотя не без печали перенесем, однако же перенесем. Ибо что иное и можем мы сделать? А если превозможет у тебя худшее, то одним будем огорчены и прольем слезу над бывшим прежде городом (2).

* * *

По привычке властвовать не оставь в пренебрежении предложения, какое делает тебе человек, в подобных вещах не несведущий (2).