Болезнь

Вам известно, как однажды взбесились мулы и понеслись с колесницей, как ужасно была она (сестра святителя Горгония) опрокинута, жалким образом влачима и разбита, как вследствие этого неверующие соблазнялись тем, что и праведники предаются таким несчастьям, и как скоро вразумлено было неверие. У Горгонии были сокрушены и повреждены все кости и члены, – и скрытые, и открытые – но она не захотела иметь другого врача, кроме предавшего ее бедствию как потому, что стыдилась взора и прикосновения мужчин (ибо и в страданиях сохраняла благопристойность), так и потому, что искала защиты единственно у Того, Кто попустил ей претерпеть такое страдание. И, действительно, от Него, а не от кого-либо другого получила она спасение. Поэтому некоторые не столько поражены были ее болезнью, сколько изумлены чудесным выздоровлением и заключали из этого, что такое печальное происшествие для то исцелена силой высшей, а не человеческой и для потомства оставила сказание, которым доказываются как ее мера в страданиях и терпение в бедствиях, так еще более Божие человеколюбие к подобным ей. Ибо к сказанному о праведнике: когда падет, не разобьется (см. Пс. 36, 24), – как бы присовокуплено теперь еще и это: хотя разобьется, однако же, вскоре будет восставлен и прославлен. Если страдание ее было невероятным, то также невероятным было и возвращение к здравию, так что болезнь почти совершенно закрыта выздоровлением, и исцеление стало очевиднее нанесенного ей удара. Такое бедствие вполне достойно хвалы и удивления! Такая болезнь выше здравия! И слова: уязвил, – и исцелит, и уврачует, и после трех дней воскресит (см. Ос. 6, 2–3), – указывающие, как и событие показало, на нечто высшее и таинственнейшее, не менее приличны и ее страданиям (1)!

* * *

А теперь я должен говорить о том³¹, к чему побуждает меня соболезнование о собственной моей плоти и о собственной немощи при взоре на страдания других; должен сказать вам, братия, что мы обязаны заботиться о теле, этом сроднике и сослужителе души (ибо хотя я и винил его, как врага, за то, что терплю от него; но я же и люблю его, как друга, ради Того, Кто соединил меня с ним), и притом – заботиться о теле наших ближних не меньше, как и каждый о собственном, остаемся ли мы сами здоровыми или изнуряемы таким же недугом. Ибо мы одно в Господе (см. Гал. 3, 28), богат ли кто, или беден, раб ли кто, или свободен, здоров ли, или болен телом; у всех одна глава – Христос, из Которого все тело (Еф. 4, 15–16), и что члены один для другого, то же и каждый из нас друг для друга, и все для всех (см. 1Кор. 12, 12–27). А потому не надобно пренебрегать и оставлять без попечения тех, кто прежде подпал под общую для всех немощь; напротив, мы должны не столько радоваться благополучному состоянию нашего тела, сколько плакать о телесных страданиях братьев наших; должны человеколюбие к ним считать единственным залогом нашей безопасности телесной и душевной.

На них надобно смотреть так: другие жалки только по своей бедности, от которой, быть может, освободит их или время, или труд, или друг, или родственник, или перемена обстоятельств; а этих несчастных и бедность угнетает нисколько не меньше, чем тех, или еще больше; так как они, лишась телесных членов, лишаются вместе и способов трудиться, и помогать себе в своих нуждах, и притом всегда больше страшатся усугубления болезни, нежели надеются на выздоровление, так что и надежда, это единственное лечение для несчастных, почти оставляет их без помощи. Но к бедности у них присоединяется и другое зло – болезнь, зло ужаснейшее и тягостнейшее, которое у людей необразованных скорее всего попадает на язык, когда они кого-либо проклинают. С этим связано еще третье зло: многие не хотят к ним подойти, не хотят посмотреть на них, бегут от них, гнушаются ими, как чем-то омерзительным; и это зло, чтобы видеть себя ненавидимыми за одно только то, что подверглись несчастью, для них тяжелее самой болезни. Я не могу без слез смотреть на их страдания и при одном воспоминании о некоторых возмущаюсь духом. Имейте и вы такие же чувствования, чтобы слезами избавиться от слез. И я не сомневаюсь, что действительно так чувствуют те из предстоящих здесь, кто любит Христа и любит бедных, и имеет Богу свойственное и от Бога дарованное им милосердие (1).

* * *

Для чего и мы носим в себе болезнь – болезнь душевную, которая гораздо тягостнее телесной? Ибо та, как известно, приходит не по воле нашей, а эта приходит от нашего произволения; та оканчивается с настоящей жизнью, а эта переходит с нами и в другую жизнь, в которую мы отсюда преставляемся; о той жалеют, по крайней мере, здравомыслящие, а эту ненавидят (1).

* * *

Окажешь Ему (Христу) почтение тогда, когда явишься милостивым и человеколюбивым к члену Христову. Если же или на пути твоем из Иерусалима в Иерихон, или в другом каком-либо месте разбойник и мучитель душ наших, напав на тебя безоружного и неготового к обороне, до того, может быть, изранил тебя, что ты должен сказать: смердели и согнили раны мои от безумия моего (Пс. 37, 6); если ты в таком состоянии находишься, что ни уврачевания не ищешь, ни средства к исцелению твоему не знаешь – ах! это уже подлинно великая язва и крайнее бедствие. Но когда ты еще не вовсе предался отчаянию и не сделался совершенно неисцелимым, прибеги ко Врачу, умоляй Его, лечи язвы язвами, привлеки подобное подобным или, лучше сказать, меньшими средствами уврачуй большие болезни. И он скажет душе твоей: Я – спасение твое (Пс. 34, 3); вера твоя спасла тебя (Лк. 7, 50); ты выздоровел (Ин. 5, 14) и утешит тебя всей сладостью слов человеколюбия, если только увидит, что и ты человеколюбив к болезнующим (1).

* * *

Стражду от болезни и изнемогаю телом. Иные высоковыйные, может быть, смеются над моим страданием. Расслабли мои члены, и ноги ходят нетвердо. Не знаю, следствие ли это воздержания, или следствие грехов, или какая-нибудь борьба. Впрочем, благодарение моему правителю! Это, может быть, для меня же лучше. Но запрети болезни, запрети словом Своим, Твое слово – для меня спасение! А если не запретишь, дай мне терпение все переносить. Пусть тля и достанется тле; соблюди образ: тогда будешь иметь во мне и совершенного раба (2).

* * *

Она (болезнь) и для духовной моей части служит некоторым очищением, а в очищении всякий имеет нужду, как бы ни был он крепок; потому что самые эти узы сообщают смертным какую-то черноту (2).

* * *

Поскольку ты нападаешь на меня, страждущего болезнью, то выслушай несколько слов и прими от меня урок. Мне лучше изнемогать, нежели тебе быть в силе. Я, который поставлен очищать злонравных, знаю, что болезнь для меня очистительный огонь, хотя есть и высшая тайна страданий. Лучше так думать, нежели, оставаясь оскверненным, в суетной надменности причинить себе какой-нибудь вред. Но ты весьма худ и не сознаешь болезни. Чтобы истребилась в тебе эта болезнь, пока ты не умер, она должна извлечь у тебя много слез перед Богом. Ибо если свет таков, то какова будет тьма (2)?

* * *

Благодарение благовременной болезни и наветам врагов, которые сделали меня свободным, поставили вне содомского огня и епископского омрачения (2)!

* * *

Помню и любомудрие твое, которому ты предался, о котором воспоминая даже и теперь прихожу в трепет. Я (так сам ты приказал, и противоречить тебе было невозможно) объяснял тебе семьдесят второй псалом, в котором Давид приходит в недоумение и негодование, видя благоденствие людей злых, и потом обращая мысль свою к тамошним судилищам и к ожидающему воздаянию за дела здешней жизни, таким образом останавливается в своем смущении и уврачевывает скорбь. Сколько возможно было, наклонял я толкование свое к твоему страданию, заимствуя мысли и из наших, и из внешних писаний, потому что беседовал с человеком ученым и опытным, притом такие рассуждения внушал Дух, и поощряла к ним скорбь, которая всего изобретательнее. Речь у нас текла, вдруг ты среди разговора, как будто бы получив удар, встаешь, поднимаешь к небу руки и, обратив взор к востоку, потому что туда открыт был вид, взываешь: «Благодарю Тебя, Отец и Создатель Твоих человеков, что против воли нашей благотворишь нам, через внешнего человека очищаешь внутреннего и посредством несчастий приводишь нас к блаженному концу Тебе одному известными средствами!» И повторять ли мне все те любомудренные рассуждения, на какие ты навел меня и какие делал сам, как бы радуясь своей болезни? Тогда учитель становился твоим учеником. Но к чему упомянул я об этом? Одно всем вопию и проповедую через тебя, а именно: нам более должно оплакивать людей порочных за их внутреннюю болезнь, нежели им нас, когда болен наш внешний человек, и болезнь любомудренная лучше необузданного благоденствия³² (2).