Апостольское предание и экуменизм
На последней Ассамблее Всемирного Совета Церквей (ВСЦ) в Нью-Дели православные делегаты и участники в секции о единстве представили заявление по теме дискуссии. Это не было официальным заявлением Православных Церквей по вероучению. Скорее, это был вклад в дискуссию, для которой создавалась секция по вопросам единства. Каждый православный делегат имел полное право и свободу и даже обязанность заявлять о своих убеждениях в ходе дебатов. Но представлялось целесообразным предварить возможные отдельные выступления совместным разъяснением позиции, которой придерживаются православные представители в соответствии с учением и уставом своей Церкви. Сама дискуссия, как в секции, так и на Ассамблее в целом, предполагалась в связи с последним докладом комиссии «Вера и церковное устройство», принятом на заседании в Сент-Эндрюсе в 1960 году и направленном в Церкви на рассмотрение и обсуждение. Именно на этот доклад ориентировались замечания православных делегатов. Их «заявление» затем рассматривалось на пленарном заседании всех православных делегатов, советников и наблюдателей в Нью-Дели. Оно было единодушно одобрено как точная и достоверная характеристика православной позиции. В ходе беседы было даже высказано предположение, что это наилучшее и наиболее удачное изложение православной точки зрения в сравнении с периодическими формальными декларациями Православия на крупных экуменических встречах в прошлом – в Лозанне в 1927 году, Эдинбурге в 1937 году, Эванстоне в 1954 году и Оберлине в 1957 году. По этой причине представляется целесообразным предварить нашу нынешнюю дискуссию текстом документа, с которым выступили православные участники в Нью-Дели: «Представители Православной Церкви в секции о единстве приветствуют доклад комиссии «Вера и устройство», принятый в Сент-Эндрюсе в августе 1960 года, как важный и стимулирующий экуменический документ. Экуменическое движение, теперь воплощенное в ВСЦ, началось по протестантской инициативе, но не предназначалось с самого начала быть протестантским делом и не должно рассматриваться как таковое. Это надо особо подчеркивать сейчас, когда почти все Церкви Православной общины вступили в члены ВСЦ. В этом положении православные представители чувствуют себя обязанными подчеркнуть основное различие между подходом к экуменической проблеме и тем, что подразумевается в документе Сент-Эндрюса.
Экуменическая проблема, как она понимается в современном экуменическом движении, – это прежде всего проблема протестантского мира. Основной вопрос в этом ракурсе – это вопрос о «деноминационализма». Поэтому проблема христианского единства или христианского воссоединения обычно рассматривается в контексте межденоминационного согласия или примирения. В протестантском мире такой подход нормален. Но для православных он не подходит. Для православных основная экуменическая проблема заключается в расколе. Православные не могут принять идею “равенства деноминаций» и не могут рассматривать христианское воссоединение просто как межденоминационное урегулирование. Единство нарушено и должно быть восстановлено. Православная Церковь не конфессия деноминации, не одна из многих и не одна среди многих. Для православных Православная Церковь – это именно сама Церковь. Православная Церковь отождествляет свою внутреннюю структуру и свое учение с апостольским провозглашением Евангелия (Kerygma) и с традицией Древней Неразделенной Церкви. Она находится в ненарушенном и постоянном преемстве таинственного служения, таинственной жизни и веры. Для православных апостольское преемство епископата и таинство священнослужения существенно важны и учредительны и поэтому являются обязательными элементами самого существования Церкви. Православная Церковь по ее внутреннему убеждению и знанию имеет особое и исключительное место в разделенном христианском мире, как носитель и свидетель традиции Древней Неразделенной Церкви, из которой происходят все существующие «деноминации» путем упрощения и отделения. С православной точки зрения, настоящее экуменическое усилие можно характеризовать как экуменизм в пространстве, нацеленный на соглашение между разными деноминациями, существующими сейчас. С православной точки зрения, это усилие неполное и недостаточное. Можно найти общие основания или, скорее, общие предоснования в существующих деноминациях в прошлом, в общей их истории, в общей древней и апостольской традиции, из которой они произошли, и надо их искать. Этот вид экуменического усилия можно назвать экуменизмом во времени. В самом докладе “Веры и устройства» упоминается о «согласии в вере всех веков» как нормативной предпосылке единства. Православные богословы предлагают взять этот новый метод экуменического исследования и этот новый критерий экуменической оценки за основу в надежде, что единство может быть восстановлено деноминациями их возвращением к общему прошлому. На этом пути разные деноминации могут сойтись на единстве общей традиции. Православная Церковь хочет участвовать в общей работе как хранительница апостольской веры и Предания. Не предполагается статичного восстановления старых форм, но, скорее, динамичное восстановление вечной сути, которая только и может обеспечить истинное согласие «всех веков». Не должно быть и жесткой униформы, так как вера в своей мистической сущности неизмерима в формулах человеческого разума и может быть точно выражена по-разному. Цель экуменического усилия, по православному разумению, заключается в восстановлении христианского ума, Апостольского Предания, полноты христианского видения и веры в согласии со всеми веками».
В документе достаточно точно излагается православная позиция в контексте современного экуменического поиска. Еще раз следует напомнить, что это не было официальной или формальной декларацией. Это была просто попытка разъяснить православную позицию по данной дискуссии о христианском единстве. Заявление было явно «продиктовано ситуацией» – в связи с докладом в Сент-Эндрюсе. Сам доклад явился важным достижением. Его целью было предложить условия для экуменического консенсуса, который может потребоваться для христианского единства. Однако консенсус еще не достигнут и формулировки в документе намеренно неопределенные, чтобы не сказать неясные.
Такой «диалектический» метод успешно использовался прежде в докладе секции о единстве на Ассамблее в Амстердаме. Тогда четко и настойчиво было заявлено о глубоком разногласии среди членов ВСЦ в отношении самого понятия христианского единства, выразившемся в противостоянии двух направлений, условно и, быть может, не совсем удачно обозначенных как «кафолическое» и «евангелическое». Православные делегаты в Нью-Дели совершенно верно отмечали в контексте дискуссии серьезное «разногласие», неизбежное противостояние, если не открытое столкновение «православного» и «протестантского» понимания основной экуменической проблемы. По сути, православные не могут обсуждать проблему и перспективу воссоединения на «протестантских» условиях. Это неоднократно заявлялось в прошлом, и само выражение «неприемлемо» уже использовалось в формальной декларации православных на конференции 1937 года в Эдинбурге. Такая же позиция была убедительно выражена в «заявлении» делегатов от Греческого православного архиепископства Северной и Южной Америки на Североамериканской конференции «Веры и устроения» 1957 года в Оберлине. Однако в обоих случаях православные представители твердо выражали готовность и желание участвовать в экуменическом исследовании и диалоге. Было очевидно, что это они могли делать только на собственных условиях.
В экуменических кругах в целом признано, что неотъемлемое единство христиан фактически не было нарушено. Предполагается, что богоданное единство сохраняется и Церковь, задуманная как соразмерная всему «христианскому миру» или «христианству», не разделена. Разделения существуют только на исторической поверхности, и остается надежда на то, что они могут устраняться или преодолеваться определенными богословскими соглашениями. Церковь по-прежнему одна, но «единство» или «цельность» недостаточно проявляются в зримых формах. Соответственно, цель экуменического усилия понимается преимущественно не как восстановление утраченного единства, а как растущее проявление существующего единства. Иными словами, проблема христианского воссоединения ограничивается или сводится к области «политики», к сфере исторической манифестации. Это представляется генеральной линией экуменического поиска в «протестантских» кругах.
Именно здесь, в исходной точке, православные обязаны возразить. Нынешняя концепция – лишь изощренная форма особого вероучения «незримой Церкви», присутствующей в самых разных исторических формах, которые важны лишь постольку, поскольку «проявляют» «незримую» реальность. Несомненно, в наши дни существует невиданное прежде стремление и внимание к внешнему проявлению единства. Но изначальное допущение одно, и оно неприемлемо для православных. Конечно, это базовое положение о «данном единстве», которое не только должным образом «проявляется» или воплощается внешними структурами или действиями, по-разному понимается, излагается и толкуется в разных деноминациях и самым разным образом видоизменяется; но в целом в экуменических кругах наблюдается тенденция к сведению этого единства к некоему консенсусу в вере или учении, в «апостольской керигме». «Церковное устройство» явно не включается в это «данное единство», данное свыше. Наблюдается общая тенденция к разъединению веры и устройства и рассмотрению устройства или «политики» как характеристики исторического развития или приведения в порядок. Устройство – во всяком случае любое определенное устройство – не рассматривается как неотъемлемая или необходимая характеристика существования Церкви.
Объем данного очерка не позволяет представить детальный анализ этого ключевой проблемы. Достаточно обратиться к «конституции» комиссии «Веры и устройства». Основная цель и функция этой комиссии излагаются здесь следующим образом: «Провозглашать неотъемлемое единство Церкви Христовой и предъявлять Всемирному Совету и Церквям обязанность проявлять это единство и его насущную необходимость для евангелической работы». Сформулировано вполне сознательно – не «восстанавливать» или «воссоздавать», а именно – и только – «проявлять». Тем самым предполагается, что основная трудность разделенного христианского мира заключается не в разобщенности, а лишь в недостаточной «манифестации». Единство в этой связи оказывается под постоянным давлением «открытой общины» или «совместной общины» на экуменических собраниях; и это вполне естественно и понятно. Реальная политика ВСЦ в этом вопросе – мудрая и трезвая сдержанность. Но сила давления раскрывает силу убеждения, а сдержанность носит главным образом тактический характер. В принципе «совместная общинность» того или иного вида, более или менее ограниченная, практически повсеместно рассматривается как законный и желаемый способ проявления.
Никакой православный богослов и никакой исповедник православной веры не может принять таких первичных допущений. Православным следует держаться того, что единство Церкви нарушено. Сам термин «данное единство» двояк и вводит в заблуждение. Единство, действительно, было дано, и Церковь в сущности одна. Но это изначальное или данное единство утрачено. Православные не могут считать Церковью общую сумму различных исторических деноминаций. И они не могут принять «равенство деноминаций» и рассматривать все их как «церкви». По совести, нужно заметить, что это твердое убеждение православных формально уважается ВСЦ. Формально во Всемирном Совете Церквей все Церкви – члены ВСЦ могут отрицать и отвергать положение о «равенстве» и не обязаны рассматривать все существующие деноминации, даже в рамках братства и членства Совета, как «церкви» в полном и истинном смысле этого слова (очевидно, так, как понимают его православные). «Торонтское заявление» Центрального комитета ВСЦ (1950 г.) составляет в сущности важную пояснительную поправку к конституции комиссии «Вера и устройство». Однако это не более чем временная уступка, поскольку она оспаривает и, вероятно, даже отрицает основную статью этой конституции. Ведь эта поправка предполагает, что не все «деноминации» имеют одинаковый церковно-исторический статус и потому для истинного воссоединения требуется нечто большее, чем «проявление» данного единства. Кроме того, термин «существенная цельность» так и не получил верного и точного определения. Для Православной Церкви устройство, или точнее говоря, особая форма устройства и духовного управления является esse Церкви. Таким образом, если оно отсутствует или намеренно исключается и отрицается, то никакой «сущностной цельности» быть не может.
Дискуссии «Веры и устройства» начались в Лозанне в 1927 году, а фактически еще раньше, при подготовке 1 Всемирной конференции, в атмосфере надежды и примирения. Была сделана попытка доказать и показать, что в разделенном христианском мире отсутствуют «сущностные» разногласия. В Лозанне это привело лишь к формальному воздержанию от голосования и особому заявлению православных делегатов. Метод «сравнительного богословия» постоянно применялся при подготовке 2 Всемирной конференции, которая состоялась в 1937 году в Эдинбурге. Взгляды различных деноминаций тщательно сопоставлялись и сравнивались в предположении, что существенных расхождений не обнаружится. На деле в Эдинбурге было заявлено, что в учении о благодати и понимании Бога Слова не обнаруживается подобного impedimentum dirimens. Однако остаются сомнения относительно реального согласия даже по этим пунктам. Во всяком случае, в секции о духовенстве и таинствах не было согласия и не удалось составить единого заявления по этому вопросу. Неспособность добиться согласия по этому пункту многие участники обсуждений восприняли как скандал и отнесли за счет нехватки богословского осмысления и каритас. На деле это стало важнейшим позитивным достижением конференции в Эдинбурге, по крайней мере с православной – или, скорее, «кафолической» – точки зрения. Под впечатлением этого радикального провала было принято решение сосредоточить дальнейшие экуменические исследования на учении Церкви, включая учение о пастырстве. И здесь православные делегаты были вынуждены составить особую декларацию, подчеркивая несоответствие подхода к большинству основных вопросов, вынесенных на обсуждение. Отчет об исследованиях в этой области, представленный на учредительной ассамблее ВСЦ 1948 года в Амстердаме, вызвал оживленную дискуссию, и выводы Эдинбурга подтвердились и были пересмотрены: серьезное различие существовало, и оно не могло быть преодолено никаким соглашением или урегулированием. Это было здравое и смелое заявление.
В последующей дискуссии не было сделано нового шага к «примирению». Изменился лишь метод изучения. Метод «сравнительного богословия» был отвергнут. Взамен предлагались комплексные комиссии для тщательного изучения «первичных истоков» христианских оснований в надежде, что этот метод принесет больше ясности и согласия. Основной задачей этой новой работы была именно тема Церкви, на этот раз в обширной христологической перспективе – «Христос и Церковь». Доклад двух комиссий, созданных для этой работы, одной в Европе, а другой в Америке, будет представлен на 4 Всемирной конференции «Вера и устройство», которая состоится в июле 1963 года в Монреале.
Масштаб данной работы не позволяет обратиться к истории экуменического движения. Цель ее состоит в том, чтобы изложить и разъяснить позицию Православной Церкви в текущем экуменическом поиске. Православные главы и богословы полностью сознают проблему христианского многообразия, но оценивают данную проблему в своей перспективе и откликаются на нее по-своему. Ведь наряду с «протестантским экуменизмом», в настоящее время господствующим в экуменических институциях и движениях и преимущественно ориентированным на проблему подрывного деноминационализма, существует и «православный экуменизм», и «католический экуменизм» Римско-Католической Церкви.
Для православных главная экуменическая проблема – это проблема раскола, отпадения и отделения, разрыва и распада. Эта проблема намного глубже и намного трагичнее и болезненнее, чем трудность недостаточного проявления некоего «данного единства», которым мы уже обладаем. С православной точки зрения, разрушено именно единство. Единство Церкви на самом деле невозможно разрушить. Церковь неделима: один Господь и одна Церковь. Однако вполне возможно человеку, даже верующему, оторваться от Церкви. Православие оценивает такую ситуацию в целостном контексте христианской истории и истолковывает ее в богословских границах. Разрыв может произойти двояким способом: искажением или снижением чистоты веры; искажением или утратой сущностных оснований христианского сообщества или koinonia. Эти два способа на самом деле тесно переплетены.
Все это может показаться дерзновенным или наступательным. Но нужно быть справедливым и честным. Здесь стоит упомянуть известный «Ламбетский четырехугольник». Он гораздо ближе к православной позиции, чем положение о «равенстве» конфессий или «равенстве» различных пастырств. Восстановление «исторического епископата» декларировалось как существенная предпосылка христианского союза. Безусловно, православные по совести обязаны, не ограничиваясь требованием исторического епископата, настаивать на том, что епископат составляет часть самого esse Церкви, а не просто ее bene esse или plene esse. Для них само устройство – один из постулатов веры, как это, очевидно, и было в Древней Церкви. «Церковное устройство» – это реальность, которая претворяется и держится посредством «веры». Поэтому епископат не является вопросом политики, сконструированной как историческое соглашение или «манифестация». Для православных епископат – не просто историческая институция или только вопрос канонического права. По сути этот вопрос является вероисповедным и догматическим.
Это приводит нас к концепции «кафолического воссоединения», которая возникла на англиканской почве. Знаменитая «теория ветвей» Церкви, которой в свое время придерживался даже великий Ньюмен, была честолюбивым экуменическим проектом. Предполагалось, что Кафолическая Церковь на современном этапе существует в трех ветвях: Греческая Православная, Римская и Англиканская. Утверждалось, что они суть одно по основаниям веры и по содержанию таинств, хотя временно вне общины друг с другом. А весь мир вне-епископальной Реформации просто не принимался во внимание, будучи вне Церкви. С православной точки зрения, данная структура несостоятельна и это отмечается не для защиты или оправдания. «Раскол» между «ветвями» на самом деле гораздо глубже, чем это допускает структура. «Равенство» ветвей может серьезно оспариваться. Однако сила структуры в том, что она не разделяет веру и церковное устройство. К тому же она обращается к прежнему единству Древней Церкви. Здесь важно отметить, что «раскол» внутри апостольского церковного устройства носит иной характер, чем «раскол», отвергающий базовые особенности этого устройства.
Сама комиссия «Вера и устройство» недавно предложила считать конечной целью христианского воссоединения зримое единство, как в вере, так и в устройстве. Именно на это заявление в Сент-Эндрюсе ссылались православные делегаты в Нью-Дели. Его необходимо привести полностью: «Комиссия «Вера и устройство» понимает, что единство, как Воля Божья, так и Его дар Своей Церкви, приводит всех и повсюду, кто исповедует Иисуса Христа как Господа, в единое братство через крещение во имя Его, храня апостольскую веру, проповедуя одно Евангелие и преломляя один хлеб, и ведя совместную жизнь, обращенную ко всем в свидетельстве и служении; и в то же время объединяющую их со всем христианским братством повсеместно и во все века разумеются таким образом, что священство и членство признаются всеми, и все могут действовать и говорить совместно по мере необходимости для задач, к которым Господь призывает Церковь».
Заявление не предназначалось как определение «единства, к которому мы стремимся» в экуменическом движении. Как определение оно, увы, неясно. Это всего лишь указатель. Более того, комиссия не ограничилась этим и прямо заявила, что достижение указанной цели требует «никак не меньше, чем смерти и возрождения многих форм церковной жизни, как мы их знаем». Заявление носит достаточно общий характер, допуская различные интерпретации, и в этом его очевидная слабость. Но оно достаточно четко исключает иные способы представления цели и нормы христианского единства, по крайней мере на богословском или территориальном уровне. Во всяком случае оно не ограничивается способом «манифестации». Оно предвидит радикальные перемены и даже жертвы – «смерть и возрождение».
Особого внимания заслуживает один момент. Выражение «повсеместно и во все века» – это скрытая ссылка на предание, пусть даже в самом общем смысле. Здесь необходимо напомнить, что сразу после Ассамблеи в Эванстоне комиссия «Вера и устройство» учредила две особые комиссии – одну в Европе, а другую в Америке – по целостному изучению проблемы церковного предания под названием «Предание и предания». В Монреале комиссиями также будет представлен доклад. Ключевой вопрос в этой сфере исследований заключается в том, существует ли всеохватывающее и единое общее предание, которое может служить основой или критерием оценки экуменического поиска. Тема деликатная и сложная, и едва ли можно ожидать скорого решения противоречивых вопросов в этой области. Но включение исторической тематики в программу экуменического исследования – уже достижение, при всей неизбежной противоречивости и спорности материала в разделенном христианстве. Православие может только от души приветствовать такое расширение перспективы. Интересно, что подобный проект изучения и обсуждения уже выдвигался на раннем этапе Реформации. Знаменитая формула consensus quinquesaecularis (согласие пяти столетий) была одной из первых формул «мирного богословия». Правда, эта формула, как и формула «Семи Вселенских Соборов», противоречила истории и была узконаправленной, если брать ее в статистически ограничительном смысле. Но все же это намного шире, чем нынешнее стеснение. Ведь экуменизм, чтобы быть действительно «экуменическим», должен обрести историческое измерение. Выражение «во все века» амбициозно и слишком просто, точно так же, как Викентианский канон – не просто призыв к демократическому плебисциту. Историю нужно изучать критически, а упрощенный призыв к христианской древности может ввести в заблуждение: antiquitas sine veritate vetustas erroris est («древность без истины есть застарелое заблуждение»), как лаконично выразился святитель Киприан. Отсылка «во все века» – не более чем указатель, но указатель в правильном направлении. Нынешнее состояние разделенного христианства необходимо рассматривать в перспективе общей христианской истории.
Современный экуменический поиск, начатый с настроениями надежды и ожидания, продолжается в духе нетерпения. Текущая «совместная общинность» в большом масштабе все еще рассматривается в определенных кругах как поспешное решение проблемы. С другой стороны, в широких кругах нарастает безысходность, которая порой приводит к радикальному изменению целей и задач. Новая формула «единства без союза» – что бы это ни значило – обретает поддержку и популярность. Она диктуется и мотивируется разочарованием и отчаянием: реально ли в ближайшем будущем ожидать такого объединения христиан, какое предложено заявлением в Сент-Эндрюсе? Почему бы не сойтись на практическом сотрудничестве по ту сторону деноминационных границ, не касаясь доктринальных и богословских вопросов, которые только вносят разногласия? Почему не удовлетвориться всеобъемлющим «духовным» единством в милосердии и служении, или взаимном доверии и открытости? Такое действительно предлагалось в разных кругах после известного призыва Стокгольмской конференции 1925 года: «Служение объединяет, вероучение разделяет».
Несомненно, рост взаимного доверия и уважения и возможность сотрудничества в практических областях – редкое свойство и достижение экуменизма. Но ведет ли оно к единству? В таком практическом подходе кроется сбивающая с пути двусмысленность. Действительно ли возможно христианское единство без союза? Православные отвечают категорически – Нет. Христианское единство мыслимо только как единство в Церкви и Церкви, потому что Христианство – это Церковь. Раскол – это антиномия и парадокс. С православной точки зрения, именно в этом острие экуменической проблемы. Даже всеобъемлющее «примирение» в области догмата и веры не восстановит и не осуществит христианское единство, при всей его важности для обретения прежней целостности христианского ума и важности «доктринального согласия» в процессе восстановления. Нельзя по совести и чести трудиться для христианского единства, не удерживая перед собой видение Одной Церкви. Всякий иной направленный поиск – либо тупик, либо опасная иллюзия.
Православная Церковь по своему внутреннему убеждению обязана требовать исключительного и особого положения в экуменическом деле. Она стоит за единство Церкви. И только на этом основании ей по силам исполнять свидетельство и нести службу.