Профессор протоиерей Георгий Васильевич Флоровский 1883–1979

Печатается по изданию: Журнал Московской патриархии. №22.1980.

11 августа 1979 г. в Принстоне, США, скончался на 86-м году жизни русский православный богослов, историк богословской мысли и экуменический деятель профессор протоиерей Георгий Васильевич Флоровский. Вечная ему память!

О протоиерее Георгии Флоровском как богослове в наших церковных кругах стало известно со времени вхождения Русской Православной Церкви в широкую экуменическую деятельность. Представители нашей Церкви, участвовавшие в экуменических конференциях, знакомились с его докладами и выступлениями. Некоторые из докладов, напечатанных на английском языке, были, заботами редакции «Журнала Московской патриархии», переведены на русский язык, и неожиданно сложилось так, что переводчицей оказалась родная сестра отца Георгия, проживавшая под Москвой⁹⁶⁹. Помнится, именно она послужила для нас первым источником биографических сведений о своем брате, труды которого сразу же привлекли внимание многих богословов нашей Церкви.

Теперь, с кончиной отца Георгия, нам надлежит поминать его в молитвах, воздавая ему должное и усвоением оставленного им на общую духовную пользу богатого богословского наследия.

Но прежде, почтим память почившего кратким обзором его земного пути.

Происходил отец Георгий из священнического рода, крепкого своей православной церковностью. Он был младшим из четырех детей протоиерея Василия Флоровского, который служил на приходе под Одессой, а затем был настоятелем соборного храма в этом городе и ректором духовной семинарии. Вместе с церковным воспитанием, в семье отца Георгий получил основательное образование в классической гимназии и затем на историко-филологическом факультете Новороссийского университета (в Одессе). Склонный к отвлеченному мышлению и естественным наукам, он, благодаря своим выдающимся дарованиям и трудолюбию, рано приобрел все данные к тому, чтобы достичь больших успехов в качестве ученого физиолога и философа. Но в 1920 г. 26-летний магистрант, приват-доцент Одесского университета и автор отмеченных наградами научных работ вместе с родными покинул Родину, за пределами которой началось его многолетнее странствие по городам и весям Западной Европы и Северной Америки.

На всех этапах этого нелегкого пути – София, Прага, Париж, а во время войны – Югославия и затем снова Прага и Париж – отец Георгий проявлял разностороннюю деятельность: занимался преподаванием философии студентам университетов, писал статьи для журналов, принимал участие в организации Богословского института Преподобного Сергия Радонежского в Париже, где читал курс патрологии. Его лекции были изданы в Париже в двух книгах: «Восточные отцы IV века» (1931) и «Византийские отцы V-VIII веков» (1933). По этим замечательным книгам, как и по другим его трудам, появившимся в те годы, можно видеть, что их даровитый автор недолго пленялся философским умозрением и, рано освободившись от искуса внешней мудрости, всецело и бесповоротно отдал себя богословию, которое каждой исторической эпохой призывается к решению насущных вопросов христианской жизни.

Продолжая в своем богословствовании традиции святых отцов, применительно к состоянию и нуждам христианства в наше время, отец Георгий, естественно, не мог остаться вне экуменического движения и активно включился в него еще в годы своих скитаний по Европе. Эту деятельность он продолжил и в США, куда переехал в 1948 г. Там предметом приложения многосторонних духовных дарований отца Георгия стала Свято-Владимирская семинария близ Нью-Йорка, в которой ему была предоставлена кафедра патрологии и догматического богословия, а затем и должность декана, позволившая ему преобразовать эту духовную школу по своему плану. С этой деятельностью он совмещал не только научную работу, но и заботы по изданию журнала семинарии, и руководство несколькими научными обществами, чтение лекций в Колумбийском университете и Объединенной Богословской семинарии, и активное участие во многих экуменических начинаниях. В 1955 г. отец Георгий оставил семинарию и перешел для чтения лекций в греческую Богословскую школу Святого Креста в Бруклайне. Затем он принял приглашения занять кафедру истории Восточной Церкви на богословском факультете Гарвардского университета. В 1964 г. он вышел на пенсию, оставаясь почетным профессором этого университета, и преподавал славистику и историю славянских Церквей в Принстонском университете. Он также был избран почетным членом Американской Академии искусств и наук. С кафедр различных экуменических симпозиумов и ассамблей он почти до самой кончины продолжал свидетельствовать истину Православия как живого и непрерывного Предания, воплощаемого в жизни Церкви Христовой.

Таковы главные этапы земной жизни и деятельности отца Георгия Флоровского, увенчанного на этом его многотрудном пути многими учеными степенями и почетными званиями, и снискавшего на Западе репутацию высокоавторитетного выразителя Православия. Такое же признание получил он и на Востоке. Поэтому воздадим должное его светлой памяти обозрением хотя бы некоторых его размышлений, а чувство благодарности за них подтвердим посильной оценкой их значения для Православной Церкви и всего христианского мира.

Общее впечатление, производимое богословскими трудами отца Георгия Флоровского, можно определить, как радость приобщения верующего разума читателя к более глубокому постижению, а иногда как бы к новому открытию спасительных истин веры, бывших предметом размышлений в известных нам статьях и книгах этого выдающегося богослова нашего времени. Чуждый соблазна превзойти существующие толкования этих истин новым и оригинальным освещением их сущности и смысла, он стремится лишь к одному: приняв во внимание все положительные элементы имеющихся богословских прозрений, расчистить от накопившихся веками искажений и препятствий единственно верный путь к разрешению всех вопросов веры и жизни, указанный Христом Спасителем, начатый в основанной Им Церкви святыми апостолами и продолженный их преемниками, мучениками, исповедниками и святыми отцами, ограждавшими Церковь Христову от нападения ересей. И, подобно тому, как святые отцы противопоставляли еретическим умствованиям несокрушимые догматы веры, так и отец Георгий раскрывает каждый свой тезис в свете благодатного опыта церковной жизни, исключая всякое сомнение в его истинности, и потому радость, вызываемая приобщением читателя к той или другой истине, раскрываемой в работах отца Георгия, переходит в почти благоговейное удивление перед необычайной силой его верующей мысли и литературного дарования.

Отсюда и покоряющее воздействие богословских размышлений отца Георгия на тех, кто слушал его лекции, проповеди и доклады или внимательно читал и читает труды этого православного богослова. Возьмем, например, его мощную защиту тезиса о возвращении к святым отцам в богословии против тех, кто считает «век отцов» принадлежащим только глубокой древности, а их творения – устаревшими. Опровергнув этот взгляд указанием на очевидный факт непрерывного воплощения святоотеческого предания в жизни Церкви, отец Георгий ясно раскрывает жизненный характер богословия святых отцов, которое, как жизненное, то есть ведущее христиан к святости, к обожению, всегда убедительно, всегда истинно, и потому было и остается свидетельством истинности самой нашей веры. Иное дело – богословие, отделенное от жизни во Христе, от жизни в молитве и от проявления добродетели: оно легко вырождается в простое оперирование словами и понятиями без духовного плода. Но отец Георгий звал при жизни и зовет нас теперь не к «богословию повторения», а к творческому развитию святоотеческого предания на постоянной основе жизни во Христе. «Речь идет, – говорит он, – не о простом повторении, и не о возвращении назад. К «отцам», – во всяком случае, всегда вперед, не назад. Речь идет о верности отеческому духу, а не только букве, о том, чтобы загораться вдохновением от отеческого пламени, а не о том, чтобы гербаризировать тексты»⁹⁷⁰.

Для нас, верующих, эти духовные размышления отца Георгия подобны лучам солнца, разгоняющим не только тьму неведения, предубеждений, предрассудков, заблуждений, но и равнодушия, и недоверия к богословию, без которого очень многие, даже из духовенства, привыкли обходиться, «заменяя его кто чем: Книгой правил, или Типиконом, или преданием старины, бытовым обрядом, или лирикой души», – как говорит отец Георгий. Все это в далеком и даже не столь отдаленном прошлом «угрожало духовному здоровью» верующих, обедняя и суживая их церковное сознание. Но нечто подобное возможно и теперь, ибо полностью сохраняет силу мысль отца Георгия, что «в самом духовном делании, и в келейной молитве, и в литургической соборности всегда остается соблазн и опасность психологизма, соблазн принять и выдать душевное за духовное. Этот соблазн может обернуться обрядовым или каноническим формализмом, или ласкательной чувствительностью. Всегда это прелесть. И от такого прельщения ограждает только богословский искус, зоркость, четкость и смирение богословствующего ума»⁹⁷¹, наводящего порядок в нашем веросознании и в душевно-духовной жизни.

Кроме того, в наше время от христиан требуется особенно твердое и ответственное исповедание Христовой истины, и каждый обращенный к ним вопрос должен быть включен в контекст церковного исповедания, как пишет отец Георгий, призывая нас «облечься в некое духовное всеоружие»⁹⁷². Под «всеоружием» он подразумевает православное богословие в духе святых отцов, которое от примера жизни во Христе разъясняет ищущим и вопрошающим, «как возрождается и обновляется в опыте веры человеческая мысль», «как истины веры оживотворяют и преображают человеческий дух», и тем самым раскрывает эти истины в целостное христианское мировоззрение, позволяющее христианину давать ответ на все вопросы знания и жизни. Такая способность, конечно, не имеет отношения к энциклопедизму, а означает «помазание от Святаго» (1Ин.2:20). Посланный от Духа Божия истинному христианину дар «различения духов» (1Кор.12:10), дар распознавания истины и лжи неразлучен с «молитвенным опытом, духовной собранностью, пастырской тревогой» богослова, который «должен говорить к живым людям, к живому сердцу, должен говорить в элементе сердечного внимания и любви, в элементе прямой ответственности за душу брата, особенно темного (здесь: духовно непросвещенного. – А. В.) брата"⁹⁷³...

Этот призыв отца Георгия свидетельствует, с какой силой внимания, любви и духовной ответственности он сам выполнял миссию православного богослова, посвятив этому делу всю свою жизнь. Объем некролога и далеко не полное знакомство с трудами отца Георгия не дают возможности проследить его творческий путь от начала до конца. В данном случае можно лишь слегка коснуться главных размышлений его о Священном Предании, Священном Писании и о Церкви, имеющих основоположное значение для возвещения благой вести современному миру, то есть множеству людей, «во всем пестром сплетении их мнимо-религиозных, скептических или богоборческих настроений»⁹⁷⁴, но, прежде всего, христианскому миру, разделенному на отдельные исповедания «не относительными особенностями внешнего облика, а существенным расхождением в понимании смысла и сущности спасения, в понимании смысла жизни»⁹⁷⁵.

Благовествующее богословие отца Георгия, несомненно, привлечет (и уже привлекает!) внимание многих христианских богословов и особенно тех, кто до сих пор привык считать Апостольское Предание застывшим в догматических формулах Вселенских Соборов и давно превратившимся «в некую архаическую манеру или позу, или в некую достопочтенную реликвию», ставшую как бы музейным экспонатом Православной Церкви. Но им придется крепко задуматься (и многие уже задумались) над словами протоиерея Георгия Флоровского, который убедительно показал, что живое Апостольское Предание, усвоенное и жизненно раскрытое святыми отцами, имеет органическое продолжение в жизни Церкви, о чем ясно свидетельствует богословие таких позднейших византийских отцов и учителей, как св. Симеон Новый Богослов, св. Григорий Палама и св. Никодим Святогорец, составитель греческого «Добротолюбия», этой знаменитой энциклопедии восточного, православного подвижничества, «ставшей руководством для всех, кто хочет жить по-православному и в наше время»⁹⁷⁶.

Этими фактами многие христиане из признающих Христа своим Господом и Спасителем могут быть приведены к познанию того, что «предание живо, что оно живет в Церкви и не есть только непрерывность человеческой памяти, или постоянство в обрядах»...

«Сущность Предания есть непрерывность Божественного руководства, постоянное присутствие Святого Духа в Церкви, Который говорил через пророков, вел апостолов, вдохновлял евангелистов и непрерывно ведет Церковь к полноте постижения Божественной Истины, – от славы к славе».

К этому выводу отец Георгий подводит и своим объяснением отсутствия у святых отцов разработанной экклезиологии. Он говорит, что причиной этого отсутствия «было полное включение Церкви в тайну Христа». Поэтому реальность Церкви, открытая их духовному зрению, делала излишним законченное определение церковности, кстати сказать, и невозможное в силу богочеловеческой природы Церкви. В ней святые отцы «только символами и подобиями раскрывали то, что с непосредственной самодостоверностью являлось им в боговдохновенном опыте веры»⁹⁷⁷.

Подчеркивая непреходящее духовное значение этих символов и подобий, отец Георгий вполне в духе отцов истолковал аналогию ап. Павла «Церковь – Тело Христово», связав ее с Боговоплощением, ибо «целью Воплощения Сына Божия было то, чтобы Воплотившийся имел «Тело», которым является Церковь, или новое человечество, искупленное и возрожденное в своей Главе... Церковь, действительно, тело, организм, и скорее, нежели общество или корпорация», – продолжает он. Как Тело Христово и «полнота Наполняющего все во всем» (Еф.1:23), она является восполнением Христа точно так же, как голова восполняет тело, а тело восполняется головой. Этой аналогией, связанной с конечным назначением человека, выражается «сущий смысл земной жизни Спасителя, Его страданий и уничижения, Его Крестной смерти и тридневного Воскресения» и «метафизическая реальность Его победы над адом и смертью. И победа Христа, Его искупительное свершение в том и заключается, что Он создал Церковь Свою, Свое мистическое Тело, в котором соединилось и непрестанно соединяется «все небесное и земное» в приискреннем общении с Богом, в Котором все и все совершаются воедино – во Христе и во Отце Его»⁹⁷⁸.

Таково видение веры отца Георгия, облеченное им в наглядную выразительную словесную форму. Даже по столь краткому изложению ее содержания можно судить, что размышления отца Георгия о Предании и Церкви не могут пройти бесследно ни для кого из христиан, интересующихся его трудами. Ищущих церковного единства, эти его труды обогащают ясным указанием пути к нему, а пребывающих в Церкви, побуждают содействовать всем, кто вступил или вступает на этот путь. Таким, воистину кафолическим, объемлющим весь исторический опыт Церкви сознанием и обладал отец Георгий Флоровский, который определил позицию православных в экуменическом диалоге с протестантским исповеданием литургическим возгласом: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы», а ожидание ответа на этот призыв обосновал «страшным, но справедливым и правильным притязанием Православия» на то, что «оно не есть одна из Церквей, но сама Церковь» (курсив наш. – А. В.).

В своем подходе к экклезиологии, как составной части христологии, отец Георгий, применяясь, с одной стороны, к мышлению западных христиан, и, с другой, – к позиции Православия в экуменическом движении, стремился создать, или хотя бы положить начало, обоснованию такой экклезиологии, которая, при полном соответствии духу и букве Нового Завета, а также «всем временам и ситуациям», могла бы послужить единению разделенного ныне христианства в Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви. И он первым положил начало этой экклезиологии, уже находящейся в процессе формирования. Он уже предусмотрел в ней место вопросу о границах Церкви, в разрешении которого видел весь смысл встречи Православия с западным христианством.

В этом отношении, как и во многих других, здесь не освещенных, вклад отца Георгия в православное богословие можно приравнять по ценности к творениям святых отцов и учителей Церкви, которым следовал он сам и призывал следовать других богословов. А по силе жития и своего мышления, питаемого видением веры, он мог бы называться пастырем и наставником богословствующих христиан, потому что в течение всей своей жизни учил их заниматься богословием «по способу апостолов, а не Аристотеля» и продолжает так учить и после своей земной кончины своими богословскими трудами. В этом и заключается непреходящее духовное значение этих его трудов для Церкви Христовой и всего христианства.

А. Ведерников