Возвращенцы и активисты

Страшные дни. Один за другим вскрываются гнойники предательства и преступлений. Самый воздух, которым мы дышим в русской эмиграции, кажется отравленным. Каждое утро, раскрыв газету, с волнением спрашиваешь себя, кто еще сегодня скомпрометирован? Быть может, в предгрозовом предвоенном удушьи, в котором живет сейчас мир, наша русская эмигрантская агония покажется совсем ничтожной. Но это наша жизнь. Мы должны ею жить, другой нам не дано. В этой боли и унижении – наша неразрывная связь с Россией, расплата за общий национальный грех.

Сами по себе предательство, измена – не могут удивить никого. История полна именами Иуд. Вспомним, кто был тот Иуда, чье имя сделалось нарицательным. Но есть измена и измена. Бывают эпохи, когда предательство становится заразительным, эпидемическим. Это уже не личный грех, а общественное явление. Для него создана подходящая почва, как бульон для бактерий. В благоприятном «климате» предатели плодятся, как грибы. Таким благоприятным климатом является обыкновенно изложение героической идеи, которая некогда вела людей на борьбу, а ныне уже перестала вдохновлять их.

Предоставим подлежащим органам расследование преступлений и разоблачение провокаторов. Не будем отягощать и без того отравленный воздух взаимными подозрениями и безответственными обвинениями. У эмиграции сейчас есть более важное дело; внутренняя чистка, чистка не столько людей, сколько идей, политических привычек и предрассудков.

Достаточно уже вскрытых зловонных гнойников, чтобы отдать себе отчет в той политической болезни, которая нас грызет. Ее можно назвать моральным обольшевичением, понимая под ним соединение политического максимализма с полной неразборчивостью средств. Гражданская война во многих из нас воспитала политический цинизм, доходящий иногда до полного отрицания всякой связи между политикой и моралью. Крушение «белой мечты» могло только обострить горечь озлобленных душ. Политический макиавеллизм легко развивается на чувстве бессилия и горечи поражений.

Это обольшевичение поразило – и в этом нет ничего удивительного – оба крайних фланга эмиграции. Было бы неточно называть их правым и левым – ибо различие происходит не по существу идей, а по отношению к советской власти. Непримиримый «активизм» и «приятие» сталинской России могут давать сходные результаты. Во всяком случае уже разоблаченные имена террористов и провокаторов ведут нас к этим двум полюсам эмиграции: к активистам и возвращенцам. Не одно ГПУ сумело объединить в общей сети преступлений выходцев из того и другого лагеря. Их внутреннее сродство сказывается в легкости переходов, которые происходят на наших глазах, когда вчерашний белый активист, разочаровавшись в своих путях борьбы, сразу оказывается, если не на rue Grenelle¹, то в ближайших окрестностях. Как типична в этом отношении биография Кондратьева²!

За последнее время политическая обстановка складывается так смутно и двусмысленно, что и «правый» и «левый» большевизм делаются естественной школой провокации. Для правого роковое значение имело пришествие к власти Гитлера. С этого момента на германского диктатора с надеждой смотрят тысячи людей, считающих себя русскими патриотами. Некоторые русские националисты возлагают надежды на разгром России ее национальными врагами – Германией и Японией, – где можно, активно сотрудничают с ними и предают, на путях политической диалектики, ту самую идею, вокруг которой в 1917–1918 гг. зачиналась белая борьба. Неизбежная конспирация, которой требует новая политика, темные связи с иностранными контрразведками, которые завязывает доведенный до отчаяния активизм, сами по себе создают психологию провокаторства, которая с величайшей легкостью используется ГПУ. Генерал Скоблин³ был активистом – в глазах общевоинского союза, да, может быть, и в своих собственных. Были же указания на его двойную связь: с ГПУ и с Гестапо.

На противоположном фланге двусмысленная эволюция Сталина соблазняет не менее антикоммунистических речей Гитлера. С тех пор, как Сталин сделался «русским националистом», тяга к возвращению в Россию чрезвычайно усилилась. Ни казни, ни ложь, ни предательство не могут удержать от рокового шага. Для рядового возвращенца тоска и бесцельность его беженского существования покрывают все известные ему – но столь далекие – тени России. Для сознательных возвращенцев, для политиков моральные преграды между ними и СССР относятся к категории сантиментального, подлежащего преодолению. Все оправдывается с чрезвычайной легкостью – и казни, и подлость – оправдываются государственными интересами России. Родина выше всего: выше чести и совести. В конце концов, это вывих той же самой национальной идеи: прямолинейно-абсурдной у эмигрантов-сталинцев, диалектически выродившейся в свою противоположность у русских гитлеровцев.

Нам известно, как тщательно ГПУ охраняет двери в Россию, какими унижениями и реальными услугами оно обставляет возвратный путь. Для людей, сжегших свою совесть «во имя родины», выбора нет. Они обязаны выполнять всякую грязную работу, какую им дадут. В последнее время Сталин, кроме грязи, требует и крови. Одни, несчастные, но все же более счастливые, проливают кровь в Испании. Для них путь в Москву лежит через Мадрид. Другие, более квалифицированные или менее разборчивые, должны оказывать содействие в Париже, в Швейцарии, где еще... Наемные убийцы? Это неточно, и, пожалуй, слишком низко для них. Террористы? Но это, во всяком случае, слишком высоко. Военные шпионы и диверсанты дают более близкую аналогию. Страх собственной гибели или личная карьера покрываются именем России.

Смотря глубже, нельзя не увидеть, что наш эмигрантский позор, наша грязь и кровь, являются переплеском той крови и грязи, в которой тонет Россия. Иначе и быть не может. Эмиграция жива Россией. Как бы ни был резок наш видимый отрыв от нее, тысячи нитей связывают нас с Россией, не только былой, воображаемой, любимой, но и настоящей, живой, даже ненавидимой. Нам не отгородиться, не уйти от нее. Это не призыв к резиньяции⁴. Ведь и там, в России, идет незримая, глухая борьба за спасение духа. И там происходит внутренняя чистка и разделение. Эмиграция не лучше и не хуже России. Но, более свободные, мы можем производить нашу чистку при свете дня. Не будем же лишать себя этого единственного нашего преимущества.

Парижская квартира Федотовых в Париже.

Рождество в литературном «Соленом кружке». Писатель Геннадий Озерецковский сидит в центре, как председатель этого кружка

1. Озерецковский Геннадий Евгеньевич (1895–1977) – штабс-капитан, агроном, литератор, преподаватель, общественный деятель. Окончил историко-филологический факультет С.-Петербургского университета, Павловское военное училище, участвовал в мировой и Гражданской войнах. Эмигрировал в Югославию. В Загребе окончил агрономический факультет. В 1926 переехал во Францию. Защитил докторскую диссертацию по социальным наукам при Русской академической группе в Париже (1931). Профессор. Участник экономических семинаров профессоров А. П. Маркова (1931–1933) и А. Н. Анциферова (1931–1935).Читал курс лекций по аграрному законодательству в Русском коммерческом институте (1930-е). Преподавал русский язык и литературу. Служил агрономом на различных французских предприятиях. Один из основателей и председатель русского литературного сообщества «Соленый кружок» (1930–1977).Деятельный член кружка «К познанию России» (1933–1936).С конца 1920-х член Русского студенческого христианского движения (РСХД); выступал с лекциями о русской культуре в Студенческом клубе. Начальник старшего отделения летнего лагеря в Напуль (деп. Приморские Альпы). Член ревизионной комиссии РСХД (1935–1936). В Париже издал книги: «Червь земли» (1969), «Малая Россия. Русский блистательный Париж до войны» (т. 1, 1973), «Малая Россия. Война и после войны» (т. 2, 1975), «Последние из могикан – поседевшие молодые люди» (1977).Печатался в «Русской мысли», «Новом русском слове», альманахе «Мосты».

2. Озерецковская (урожд. Бакунина) Наталия Алексеевна (1907–1991) – жена Геннадия Озерецковского, медсестра, прозаик. Дочь Э. Н. и А. И. Бакуниных, сестра Т. А. Осоргиной, мать Михаила Г. Озерецковского. В марте 1926 эмигрировала с родителями и сестрой в Германию, в том же году переехала во Францию. Работала медсестрой в хирургической клинике. Член Ассоциации Тургеневской библиотеки. В 1960-е под псевдонимом Ярцева публиковала прозаические произведения в журнале «Родные перезвоны» (Брюссель), в других эмигрантских изданиях. Оставила воспоминания о семье и Т. А. Осоргиной (фрагменты включены, в книгу В. Сысоева «Татьяна Алексеевна Бакунина-Осоргина» Тверь, 2005).

3. Федотов Георгий Петрович

4. Морозов Андрей Вадимович (1897–1985) – инженер, участник Русского студенческого христианского движения (РСХД), иподиакон. Учился на физико-математическом факультете университета в Одессе. Участник мировой и Гражданской войн. Участвовал в эвакуации Добровольческой армии. В 1922–1925 годах жил в Германии окончил Политехникум, получил диплом инженера. В 1925 приехал во Францию, работал в различных технических организациях, в начале 1930-х – в конструкторском бюро по производству кабелей «Lachaîne cable». Принимал деятельное участие в работе РСХД, председатель РСХД во Франции (1928–1936), участник его съездов. Был летописцем РСХД, записывал все доклады и выступления. В течение 50 лет член церковного совета при церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы, помощник старосты, псаломщик. Член Литературного общества «Соленый кружок» с его основания в 1930, вел записи докладов на всех его собраниях, выступал с докладами. Во время Второй мировой войны работал в Компьене инженером, помогал проводить богослужения в пересыльном лагере. Многолетний член правления Союза русских инженеров, член суда чести (с 1952).Секретарь Союза русских военных инвалидов во Франции (с 1973).

5. Кароль – друг Озерецковского.

6. Федотова (урожд. Нечаева) Елена Николаевна(1885–1966). Историк, переводчик, общественный деятель. Жена Г. П. Федотова.

7. Стоят слева направо – Петр (Пьер) Робертович Карпушко(1902–1984) – общественный деятель. Окончил 3-й Московский кадетский корпус. Участник Гражданской войны. Эмигрировал во Францию, жил в Париже, работал электротехником. Занимался с русской молодежью: был инструктором по плаванию на судах (1930-е). Работал в лагерях Русского студенческого христианского движения (РСХД). Переселился в Швейцарию. Занимался общественной деятельностью, устраивал спектакли и концерты, приглашал артистов из Парижа. Преподавал русский язык.

Рядом с ним – неизвестный. Далее – Сергей Павлович Жаба (1894–1982) – журналист, публицист, педагог. Секретарь объединения «Православное Дело». Между Жаба и Карпушко сидит жена Карпушко – Елена, покончившая жизнь самоубийством в 1944 году.

«Солёный кружок» – литературный кружок при Русском Студенческом Христианском Движении. Геннадий Озерецковский вспоминал: «Я часто бывал у Федотовых на ул. Монж в их маленькой квартире на седьмом этаже. Заставал беспорядок. Угощали чаем, довольно жидким, прямо на клеенке. У них также застал я раз Поплавского-поэта...

Профессор Б. Я. Вышеславцев и профессор Г. П. Федотов были членами «Солёного кружка». Они приходили туда и чувствовали себя совершенно свободными от оков профессорства и всезнайства. Получали право сомневаться и сообща обсуждать.

Творчество литературное, философско-научное, артистическое, – всё было, но не было связи с французами... Русская жизнь била ключом... Поэты, кроме того, объединялись в «Кочевье» и собирались отдельными группами, например, в «Таверн Аль-засьен» был литературный кружок, называвшийся «Солёным». «Кружок по изучению России» собирал полный зал на 10, бульвар Монпарнас, полный зал собирала «Зелёная лампа»... 1930.»