Практика подготовки к Исповеди и Причастию

Как соотносятся исповедь и покаяние? Настоящая исповедь всегда проникнута покаянным чувством. В практике, в употреблении мы различаем таинства Покаяния и Исповеди. Но как исповедь невозможна без покаяния, так и покаяние останется незавершенным, если не будет принесена исповедь. В этом смысле можно сказать, что исповедь и покаяние есть одно целое, то, что нельзя разделить.

Часто мы слово «исповедь» понимаем односторонне, не во всей его полноте, считая, что «исповедоваться» означает только «каяться священнику в своих грехах». Но таков ли настоящий смысл этого слова? Он глубже, исповедование – это не только сетование о грехе, признание себя грешником. Синоним слова «исповедоваться» – «открывать». Открывать то, что находится в глубинах наших сердечных переживаний, в глубинах помышлений, того, что мы постигли, читая Слово Божие или исследуя свою жизнь, свои дела, вникая в богатство святоотеческой литературы.

В Священном Писании «исповедание» – это то, что нужно «открыть», «поведать», «возвестить». Во всеуслышание поведать о благодеяниях или милости Божией, о каком-то необычайном, чрезвычайном действии Божием, свидетелем которого явился целый народ, как это было в Израиле, или только люди духовной жизни. Как мы слышим за каждым всенощным бдением: Исповедайтеся Господеви, яко благ, яко в век милость Его (Пс.105:1). Разве это призывает нас открывать свои грехи? Нет, совершенно противоположное: Исповедайтеся Господеви – призыв к тому, чтобы мы возвестили, или прославили, или воспели – открыто заявили о переживаемом нами величии Божием. Исповедайтеся Богу Небесному, яко в век милость Его (Пс.135:26).

Это исповедание мы найдем во многих местах Библии. Вспомним, как Господь сорок лет испытывал народ Израиля пустыней. Вот наконец они вступили в страну обетования – и тут же Мариам, сестра пророка Моисея, выходит с тимпаном, другие девы и женщины берут музыкальные орудия, и начинается не просто веселье, а духовное празднество, торжество, излияние духа о том, что настал этот чаемый день, когда совершилось назначенное Богом. Песнь, воспетая Мариам, запечатлена на страницах Библии, в книге Исход (15:1–21)и стала прообразом песни, которая потом вошла в наше богослужение. Это было исповедание, охватившее весь народ и выразившееся в торжественных гимнах и празднестве.

Читая библейские пророческие книги, мы видим, как Бог призывал ветхозаветных пророков к высокому служению – а они в ответ чаще всего исповедовали свою немощь, неспособность понести великое призвание. «Как же я смогу?» – говорил почти каждый из них. Но Господь давал им провещать Божественное слово. И это тоже было исповедание славы, величия Божия, того, что воля Божия настолько выше человеческой, что нужно возвещать ее, не придавая себе никакой цены, – как пророк Иона принес Богу свое исповедание во чреве китове, когда Господь смирил его гордость, попустив ему попасть в морскую пучину и быть проглочену огромной рыбой. Сперва Иона объявил ниневитянам, что они погибнут, и хотел, чтобы пророчество исполнилось, дабы не оказаться лжецом. Но жители Ниневии стали каяться, да так, что царь издал указ, запрещающий даже кормить животных, сам разодрал на себе одежду и сел во вретище на кучу пепла. Весь народ каялся – и Господь отменил Свой суд, по которому Ниневия должна быть предана страшным карам.

И вот исповедание Ионы, вознесшееся ко Господу из чрева кита: к Господу воззвал я в скорби моей, и Он услышал меня; из чрева преисподней я возопил, и Ты услышал голос мой. Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною. И я сказал: отринут я от очей Твоих, однако я опять увижу святый храм Твой. Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя. До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня; но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада. Когда изнемогла во мне душа моя, я вспомнил о Господе, и молитва моя дошла до Тебя, до храма святаго Твоего. Чтущие суетных и ложных богов оставили Милосердого своего, а я гласом хвалы принесу Тебе жертву; что обещал, исполню: у Господа спасение! (Ин 2:2–10).

Вспомним отроков в вавилонской печи: они не стали поклоняться языческому богу, и царь Навуходоносор приказал бросить их в раскаленную печь (Дан.3). Огонь достигал чуть ли не до неба, сжигая все вокруг, а к отрокам сошел Ангел Божий и покрывал их. Среди огня они исповедовались Богу, призывали и славили Его. Они принесли исповедание не покаянием, так как вели чистую жизнь и были ревностными служителями закона Божия, свято хранили Предание и пошли за него на смерть, но благословляли Господа: Благословен Ты, Господи Боже отцов наших, и хвальный и превозносимый во веки, и благословенно имя славы Твоей, святое и прехвальное и превозносимое во веки... Благословите, все силы Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки. Благословите, солнце и луна, Господа, пойте и превозносите Его во веки. Благословите, звезды небесные, Господа, пойте и превозносите Его во веки. Благословите, всякий дождь и роса, Господа, пойте и превозносите Его во веки. Благословите, все ветры, Господа, пойте и превозносите Его во веки. Благословите, огонь и жар, Господа, пойте и превозносите Его во веки. Благословите, холод и зной, Господа, пойте и превозносите Его во веки. Благословите, росы и инеи, Господа, пойте и превозносите Его во веки... Благословите, моря и реки, Господа, пойте и превозносите Его во веки. Благословите Господа, киты и все, движущееся в водах, пойте и превозносите Его во веки. Благословите, все птицы небесные, Господа, пойте и превозносите Его во веки. Благословите Господа, звери и весь скот, пойте и превозносите Его во веки... Благословите, рабы Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки. Благословите, Анания, Азария и Мисаил, Господа, пойте и превозносите Его во веки; ибо Он извлек нас из ада и спас нас от руки смерти, и избавил нас из среды печи горящего пламени, и из среды огня избавил нас. Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его. Благословите, все чтущие Господа, Бога богов, пойте и славьте, ибо вовек милость Его (Дан.3:52–90).

Не случайно эти ветхозаветные исповедания легли в основу наших богослужебных канонов, которые читаются на утрене: так, в основу 6-й песни положена молитва пророка Ионы, а 7-й и 8-й – песнь трех отроков. Мы призываемся не только перед лицем Божиим сокрушаться о своих грехах и беззакониях, но и славить Его от полноты своей, то есть исповедоваться Ему, что вот, Ты, Господи, дал мне возможность пережить какой-то период моей жизни, Ты открыл мне дар веры, дал познание о Себе... Эта сторона от нас часто бывает сокрыта, но душа не может не исповедоваться Богу, она приносит Ему хвалы и благодарения. Такое исповедание совершенно иного свойства – не покаяние, не сокрушение о грехах, а возвещение всемогущества, любви, благости Божией, Его Божественной правды.

Господь вопросил Своих учеников, за кого люди почитают Его, и апостолы отвечали – кто за Илью пророка, кто за Иоанна Крестителя, кто за пророка Иеремию... А вы за кого почитаете Меня? (Мф.16:15). Все молчали. И только Петр исповедал Христа перед учениками: Ты еси Христос, Сын Бога Живаго.

Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, а врата ада не одолеют ее (Мф.16:17–18). На каком камне? На камне исповедания.

В Евангелии Господь говорит: всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным (Мф.10:32). Тому, кто невзирая ни на какие угрозы исповедует Христа перед людьми, в Церкви усвоено именование «исповедник». Святые, принесшие в своем служении исповедование Христа, не только учили истинам Священного Писания, но и готовы были запечатлеть свое исповедание веры подвигом мученичества перед противниками Бога и еретиками. В I веке это был первомученик Стефан, во время гонений явилось множество мучеников, в VII – Максим Исповедник, в XX веке – новомученики и исповедники Российские. В годы революции многие священнослужители не просто отказывались признать себя виновными в том, в чем их обвиняла богопротивная власть, но говорили открыто, что атеизм – страшное заблуждение, отрицательно влияющее на все стороны человеческой жизни. Они не отрекались от веры и посреди самых тяжких невзгод продолжали исповедовать истину.

Так что «исповедь» имеет очень глубокий смысл и обнимает многие сферы нашей души. Когда душа знает Бога, она не может Его не прославлять. Самое дорогое, близкое, высокое, святое может быть дано человеку, он имеет это в себе и переживает, осознает, чем обладает. И через исповедание открывает, свидетельствует, что Бог истинен, человеколюбив, Бог обладает высшей правдой, и другие высокие истины... Христианин может говорить о них, исповедовать среди своих друзей. Или же, сам веруя несомненно, не хочет навязывать свою веру другим, но когда его начинают укорять, он говорит: «Нет, я могу вам объяснить, что вы не так понимаете...»

Без исповедания не может быть и покаяния.

Когда явился Спаситель, Иоанн Предтеча впервые произнес во всеуслышание: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф.3:2). Нельзя сказать, что покайтесь было незнакомым словом: те из иудеев, кто читал Священное Писание, знали, что Бог часто говорил через пророков: оставьте свои беззакония, обратитесь ко Мне. А обращение есть не просто формальное признание: «да, я был преступником, а сейчас не хочу им быть». Между Богом и человеком после грехопадения возникла стена греха, пробиться через которую нам трудно. Но когда Бог призывал, протягивал руку помощи, посылал пророков, облеченных властью и силой, то их призыв к изменению жизни, к покаянию служил могущественным средством исправления.

Иоанн Креститель вышел на проповедь, и весь Иерусалим, и окрестности Иудеи, и заиорданская сторона приходили на берег Иордана и принимали крещение. Каким образом? Исповедуя свои грехи. Они открывали то, что их удалило от Бога, стало нарушением закона, заповедей, Господнего завета. Люди мучительно несли это на себе и, услышав обращенный к ним глас, единодушно пришли в движение. Может быть, потому, что уже четыре столетия как не было пророков, глас Иоанна Предтечи возымел действие. И Свое служение Христос начинает со слов: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф.4:17). Отныне Господь Своей властью положил для всех народов единственный путь – оставление грехов и беззаконий и исповедание их.

Так с зарождением Церкви возникла живая традиция. Уже в I веке в Иерусалимской общине практиковалась общая исповедь. Апостол Иаков сказал: исповедуйте друг другу согрешения... яко да исцелеете (Иак.5:16). А что такое «общая исповедь»? Член общины мог, придя на богослужение, во всеуслышание объявить, что вот, дорогие братья и сестры, честные отцы и святые апостолы, я имею на душе тяжкие грехи, но всем сердцем хочу исправиться, а вы будьте свидетелями моего покаяния. Таков был закон: если человек давал клятву или обещание Богу при двух свидетелях, это считалось непреложным и это надо было непременно совершить.

Со временем, когда Церковь стала разрастаться, появились новые многочисленные общины, в них были поставлены священнослужители, и появилась необходимость и возможность перейти к частной исповеди. В самом деле, если представить, как звучала общая исповедь христиан, обратившихся из язычества... Наверное, многие из нас в ужасе убежали бы прочь. Потому что тяжело читать даже обличения апостола Павла, адресованные общинам, в которых он насадил христианство. Когда стали нерадеть о даре благодати, полученной в Крещении и в общении с Церковью, забывать о ней, как это свойственно человеку, или же тщеславиться, произошел поворот к прежнему образу жизни. И вот апостол напоминает, перечисляет грехи, к которым вернулись некоторые новообращенные христиане: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют (1Кор.6:9–10). Такова жизнь языческих народов, читавший Священное Писание знает, какие в язычестве творились беззакония и противоестественные грехи. Поэтому, конечно, нужна была работа над душой каждого человека и частная исповедь, которую принимали пресвитеры-духовники.

В IV веке, во времена расцвета монашества, в монастырях подвизались старцы, искусные в духовной жизни, в духовной брани. Они учили, описывали в своих творениях, как грех зарождается в человеческом сердце, как ему противостоять, как его преодолевать. Они говорили, что непременное условие борьбы с грехом – покаяние и исповедование. Христианин должен увидеть в себе грех и осознать, что он направлен на нарушение одной из заповедей. Если ты почувствовал, как мы сейчас говорим, зависимость от греха – то есть «не хочу, а делаю», -преподобные отцы советовали обязательно идти к священникам-духовникам и открывать им свои согрешения.

Индивидуальная исповедь бывает очень трудна, особенно в начале воцерковления. Человеку тяжело подвигнуть себя на искреннее исповедование. Но надо вооружиться верой, принять слово Господне, которое говорит: «Я пришел спасти кающихся грешников...» Вспомнить многие примеры из Евангелия, когда ко Христу обращались грешники, исповедуя свои беззакония. Благоразумный разбойник сперва поносил Христа – сказано в Евангелии от Матфея: разбойники, распятые с Ним, поносили Его (Мф.27:44). Но потом он увидел, как Христос умирает, не произнеся ни одного слова ропота, проклятия, осуждения в адрес распинателей, а только молится: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк.23:34). Услышав это исповедование, он и сам стал исповедовать: мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! (Лк.23:41–42). Здесь и исповедование своего греха, и исповедание Бога, Его неизмеримой жертвенности, той любви, которая привела Его на Крест – по воле Отца Небесного, отдавшего Сына в жертву во искупление грехов мира. Необыкновенно это исповедование благоразумного разбойника, который честно сказал, что вот, я тоже грешный, как и те, кто, по слову Христа, не ведают, что творят, я не ведал, а теперь мои очи открылись, и я увидел, что Он действительно страдает невинно.

Преподобный Иоанн Лествичник пишет в «Лествице» о некоем богомудром духоносном подвижнике, устроившем обитель кающихся специально для тех, кто искал неординарного исповедования – которое выражалось бы в каких-то неимоверных душераздирающих признаниях, перечислении грехов и сокрушении. Преподобный так описывает кающихся: «У иных видны были языки воспаленные и выпущенные из уст, как у псов. Иные томили себя зноем; иные мучили себя холодом. Некоторые, вкусивши немного воды, переставали пить, только чтобы не умереть от жажды. Другие, вкусив немного хлеба, далеко отвергали его от себя рукою, говоря, что они недостойны человеческой пищи, потому что делали свойственное скотам» (Лествица. 10. Слово 5). Страшная картина, даже думаешь, ну зачем так, нельзя ли помягче... Но эти люди сами себя приговорили к позору и огненному исповедованию, а их мудрый руководитель знал меру каждого. Представьте, что убийца принимает на себя страшные подвиги, главный из которых – исповедание своих грехов во всеуслышание, во всю мощь, на весь монастырь... Такого покаяния искали люди, которые хотели очиститься, понимали, что их дела достойны вечного осуждения, потому и шли на крайние меры.

И все это – исповедь, исповедание, потребность открыть себя! Человек – образ и подобие Божие; если он сохраняет в себе чистоту, непорочность, святость, силу благодати, раскрывает в себе веру, то у него рождается потребность славить Бога. Кающийся же грешник сознает, что, если бы не милосердие Божие, он достоин совершенного отчуждения, и исповедует, как благ Господь, насколько велика милость Христа, взявшего на Себя все мерзкие падения человека-отступника.

Праведнику – богатство духовное, грешнику – жалкое состояние отчужденности от Бога, как в псалмах говорит пророк Давид: Положиша мя в рове преисподнем, в темных и сени смертней (Пс.87:7); Несть исцеления в плоти моей от лица гнева Твоего, несть мира в костех моих от лица грех моих, яко беззакония моя превзыдоша главу мою, яко бремя тяжкое отяготеша на мне. Смердят, гноятся раны мои от безумия моего. Я согбен и совсем поник, весь день сетуя хожу, ибо чресла мои полны воспалениями, и нет целого места в плоти моей (Пс.37:4–6). Пророк Давид видит себя духовно мертвым, словно разлагающийся труп, от которого исходит зловоние, и не стесняется об этом говорить, а возвещает во всеуслышание. И мы дорожим этими словами, они находят в душе живой отклик, потому что в нас тоже «семя тли» есть, и тоже возсмердеша раны наши в разуме, в чувствах. Иногда грехи приходят и стучатся в нашу дверь... Мы совершили беззаконие, совесть затворилась и не может раскрыться для покаяния, а эти слова псалмопевца помогают вскрыть внутренний нарыв, чтобы душа получила очищение.

Покаяние несет в себе необходимость исповедания. И заканчивается исповеданием. Но само исповедание не может состояться без покаяния.

Покаяние пронизано сокрушенным духом, сокрушением сердечным: Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит, – говорится в 50-м псалме. А чем он оканчивается? Словами: Да созиждутся стены Иерусалимския... Тогда возложат на олтарь Твой тельцы. Иерусалимские стены – это душа, которую разрушил грех и в ней не осталось ничего святого. Через покаяние душа не только восстанавливается, но получает даже больше милости Божией. Святые отцы говорили, что покаяние так возвышает, что может довести человека до ангельского образа.

Условие очищения души есть исповедание, откровение согрешений. Поэтому, как бы ни было трудно, невзирая на нежелание, надо открывать на исповеди грехи. Как человек, болея тяжкими болезнями, не может прийти к врачу и сказать: «У меня здесь болит, но я не покажу, а вот здесь не болит, смотри», – нет, он открывает раны, чтобы исцелиться. Вот и мы идем в храм и приступаем к таинствам, чтобы исцелиться духовно.

Я не сторонник исповеди по бумажке, или даже по тетради, как, бывает, кающиеся приносят... Кто-то считает, что чем больше написал, тем больше и сильнее кается. Включается память, и человек сидит, пишет ночь напролет, фиксирует не только поступки, но и движения души, жизненные ситуации... Но разве ты схватишь, разве поймешь ту духовную глубину, в которой постоянно совершается перемена?

Да, бывают такие грехи, что вспомнишь о них и хочется припасть к Богу и заплакать: «Прости меня, Господи...» Но когда человек давно кается и исповедуется, то чувствует, что ничего нового в себе уже не откроешь. Тогда некоторые, особенно склонные к мнительности, начинают изобретать, пускать в ход воображение... Или же сомневаться: «У меня были страшные грехи – неужели Бог может их простить? Священник прочел разрешительную молитву – и всё, грехи прощены?» Эти мысли приходят в голову оттого, что мало веры. Она есть, но больше места занимает свое личное отношение.

Как из Священного Писания, так и из жизненного опыта мы знаем, что измерить или исчислить грех невозможно, так как грех – явление духовное. И оно имеет такую же глубину, как человеческая природа. Вот Бог создал человека во времени – а спроси, что такое «время», и мы сразу потеряемся; все происходит во времени – рождаемся, возрастаем, умираем; историю – и Священную историю тоже – мы знаем в контексте времени...

Возьмем в пример библейского царя Манассию. Он получил власть от Бога и вначале стремился тщательно исполнять все, что ему было положено как царю иудейского народа, а потом переменился и стал делать все наоборот, разрушать основы веры, Ветхого Завета, насаждать язычество. Долгое время он трудился и преуспевал, вместо храма Живому Богу строя храмы идолам. И вот Господь через пророка открыл царю, что за эти безумные дела его ждет смерть. И он пришел в себя, понял, что натворил, и начал каяться. Вот покаянная молитва Манассии, которую иногда помещают и в молитвословах:

Молитва Манассии, царя иудейского, когда он содержался в плену в Вавилоне

Господи Вседержителю, Боже отцев наших, Авраама и Исаака и Иакова, и семени их праведного, сотворивший небо и землю со всем благолепием их, связавший море словом повеления Твоего, заключивший бездну и запечатавший ее страшным и славным именем Твоим, которого все боятся, и трепещут от лица силы Твоея, потому что никто не может устоять пред великолепием славы Твоея, и нестерпим гнев прещения Твоего на грешников! Но безмерна и неисследима милость обетования Твоего, ибо Ты Господь вышний, благий, долготерпеливый и многомилостивый и кающийся о злобах человеческих. Ты, Господи, по множеству Твоей благости, обещал покаяние и отпущение согрешившим Тебе, и множеством щедрот Твоих определил покаяние грешникам во спасение. Итак, Ты, Господи, Боже праведных, не положил покаяния праведным Аврааму и Исааку и Иакову, не согрешившим Тебе, но положил покаяние мне, грешнику, потому что я согрешил паче числа песка морского. Многочисленны беззакония мои, Господи, многочисленны беззакония мои, и я недостоин взирать и смотреть на высоту небесную от множества неправд моих. Я согбен многими железными узами, так что не могу поднять головы моей, и нет мне отдохновения, потому что прогневал Тебя и сделал пред Тобою злое: не исполнил воли Твоей, не сохранил повелений Твоих, поставил мерзости и умножил соблазны. И ныне преклоняю колени сердца моего, умоляя Тебя о благости. Согрешил я, Господи, согрешил, и беззакония мои я знаю, но прошу, молясь Тебе: отпусти мне, Господи, отпусти мне, и не погуби меня с беззакониями моими и не осуди меня в преисподнюю. Ибо Ты Бог, Бог кающихся, и на мне яви всю благость Твою, спасши меня недостойного по великой милости Твоей, и буду прославлять Тебя во все дни жизни моей, потому что Тебя славят все силы небесные, и Твоя слава во веки веков. Аминь (2Пар.36).

Согбен многими железными узами, так что не могу поднять головы моей... Грешник находится в узах греха. Грех держит в железных объятиях: человек думает, что свободен, а фактически он раб греха. Как Христос ответил законникам, которые говорили, что мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда: Всяк творяй грех раб есть греха (Ин.8:33, 34). Христос не различает сферы жизни на историческую, фактическую, личную, общественную, а просто говорит: Всякий, делающий грех, есть раб греха. Грех – то, что изменяет саму нашу природу. Человек может быть гениально одарен, может преуспевать в делах, но с духовной точки зрения получает от Бога оценку: раб греха.

Манассия говорит: Я согрешил паче числа песка морского. Представьте себе берег океана – возможно ли сосчитать песчинки? С одной стороны, это образ множества грехов, но в то же время он показывает нам, что грех нельзя до конца исчислить и измерить. Другой образ: грех есть внутреннее распадение человека, умирание; не было бы греха, мы не знали бы и смерти. А когда распадается организм – разве можно исчесть разрушающиеся клеточки? Еще один образ: стоишь в церкви, и вдруг из окна падает яркий, мощный сноп солнечного света: сколько же в нем летает пыли, которую мы не видим и не ощущаем, но дышим ею... Или гуляешь летней теплой ночью: в темноте ничего не видно, а подходишь к фонарю – под ним кружится целый рой насекомых. И удивляешься: вот она, жизнь-то идет! Она идет рядом, как будто нас и не касается, но стоит приглядеться, и пожалуйста – она здесь. Так же и грех.

Его не то чтобы не видно – увидеть можно. И то, что мы грешные, наверное, каждому понятно, редко кто занимает такую принципиальную позицию: «Бога нет, и нет греха», или как у Достоевского говорит Иван Карамазов: «Бога нет – и все позволено», что бы я ни сделал, я, индивидуум, – мера всех оценок, всех отношений, и потому никакого греха не существует.

Если мы рассматриваем человека не только в его земном измерении, а начинаем мыслить и сознавать, что жизнь дана нам свыше, что она имеет смысл, пробуждаемся и начинаем чувствовать, видеть Творца, читаем в Евангелии о Царствии Божием – то естественным образом упираемся в стену! Одна-единственная стена отделяет нас от Бога – грех. Все остальное Бог может преодолеть – на всяком месте владычество Его, как поется на всенощной в предначинательном псалме: На всяком месте владычества Его благослови, душа моя, Господа (Пс.102:22). Везде я могу помолиться, призвать Бога и почувствовать Его святость – если только не закроет меня от Бога стена.

Грех – это сила, противодействующая Творцу. Она хочет закрыть нас от Бога, упрятать в скорлупу: вот будь в скорлупе, больше тебе некуда стремиться, нечего желать. А преодоление греха, наоборот, раскрывает человека, он начинает чувствовать богатство вселенной и достоинство каждой личности. Поэтому у святых была любовь ко всем, уважение, почтение, они даже готовы были брать на себя скорби или болезни других людей. Серафим Саровский встречал приходивших к нему словами: «Радость моя, Христос воскресе!» – потому что видел в ближнем высочайший образ и подобие Божие. Нам присуща двойственность: все мы падшие создания, но в то же время несем в себе образ славы Божией, как поется в церковной стихире: «Образ есмь неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений...» Образ славы Божией не отнимется от нас, если мы сами его не потеряем. Переживание славы Божией дает нам возможность обновляться духовно, черпать силы для преображения.

Как учат святые отцы, грех имеет степени развития. Первая степень – прилог – это мысль: вот она засветилась на экране нашего сознания и побуждает нас к чему-то. К чему – к зависти или ненависти, осуждению или гордыне? Если мысль несет отрицательный заряд, будоражит меня, то я чувствую, как мой внутренний мир напрягается, что-то начинает меняться – самому мне не понятно что. Как распознать: пришедшая мысль от Бога или от темной силы?

Преподобные отцы говорили, что если мысль от Бога, на душе будет радостно и светло. А если на душе неспокойно, она мятется, значит, ко мне приступает сила, которая хочет смутить меня. Не обратишь внимания на эту мысль, она попросится глубже войти в чувства, а через чувства – в сердце; не выбросишь ее из сердца – будет потом побуждать волю к тому, чтобы я исполнил этот прилог. Не примешь, так как бодрствуешь мыслью, трезвишься, скажешь: «Нет, это не нужно мне, я этого не хочу, это противно заповеди Господней, совесть моя никак не может на это согласиться, я отрицаюсь прилога» – и все, прилог уйдет, а ты останешься свободным и спокойным. Примешь – от прилога начнется пленение чувства, сердца, потом воли.

Примешь помысл, побуждающий на противное заповеди Господней, воле Божией, согласишься с ним – и прилог, часто повторяемый, перейдет в качественно иное состояние, возникнет привыкание, наклонность, и ты не думая, механически начнешь делать то, что не должно. Например, идет мужчина по улице и изрыгает непотребные слова, он так привык. Его укоряешь: «Ну что вы делаете?» – а он даже не понимает, почему так нельзя, ругается на автомате. Потому что не заметил момента, когда можно было остановить прилог, воспротивиться ему, сказав: «А почему я должен ругаться, почему должен изрыгать нечистые, безумные слова?» Неостановленный греховный прилог перерастает в порок. Порочный человек не согласует свое поведение с духовно-нравственными устоями, отвергает нормы воспитания и порядочности. А порок обращается в страсть, которая есть пленение души. Как пьяница сначала понемножку употребляет спиртное, потом побольше, а потом чувствует, что его тянет, но уже не может остановиться. Понимает, что это плохо, а справиться с собой не в силах, просит: «Помогите, отведите меня к врачу...» Началось с пленения ума, потом возникла склонность, привычка, затем порок и, наконец, страсть. А страсть у святых отцов рассматривается как демоническое влияние на человека. Брешь открыта, и через нее доносится: «Не хочешь, а будешь это делать...»

Есть случаи, когда на исповеди перечень грехов необходим. Для человека, который только начинает каяться, нужно разъяснение. Он подходит к аналою: «Батюшка, я в первый раз...» – «Хорошо, давай я тебя послушаю». А каяться ему трудно, сказать ничего не может. Священник начинает задавать элементарные вопросы: «В Бога веришь? Молишься? Ни с кем не враждуешь? Бога не хулил?..» Не случайно Великим постом во многих храмах проводится общая исповедь и читается перечень грехов по заповедям. А потом многие подходят и говорят: «Я раньше не понимал, что это грех, а теперь знаю, что в нем повинен».

На протяжении веков основой покаяния были и остаются десять заповедей, которые Господь дал пророку Божию Моисею на горе Синай.

Первая заповедь: Аз есмь Господь Бог твой; да не будут тебе бози инии, разве Мене. Или, что то же самое: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим (Мф.22:37). Не сотвори себе кумира – того, что может заменить тебе Бога. И из самого себя можно сделать идола через самолюбие, гордость, превозношение: человек преуспевает в делах и мнит, что всего достиг благодаря своей активности, пониманию жизни, личным качествам, и с презрением относится к окружающим, которые ничего из себя не представляют.

Вторая заповедь, подобная первой: Возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф.22:39). Можно сказать, это основа основ – возлюби Бога всей душой и всей мыслью и ближнего, как самого себя. И Христос однажды, отвечая вопрошающему юноше, сказал: На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф.22:40) – и откровение, и пророчество. Любовь есть соуз совершенства (Кол.3:14). Если ее зачеркнуть, не останется ничего – как у язычников считается: человек человеку волк. Но есть Бог, и Бог есть Любовь, и Господь Сам возлюбил нас и заповедовал нам любить Его и друг друга.

Постоянно испытывая свое сердце, мы видим, как мало мы любим Бога, как мало знаем о Нем. Потому что есть познание от книг, от проповедей, от слов, а есть научение от Бога, как сказано, что Бог дает человеку знание о Себе Духом Святым. Апостол Павел говорит: никто не может назвать Иисуса Господом как только Духом Святым (1Кор.12:3). Также Христос сказал: никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть (Мф.11:27). Фактически путь к Богу – это таинственное богонаучение: оно дается нам в таинствах. Вера, Крещение, Покаяние, внимательная жизнь в отношении заповедей Господних, чтобы совесть не укоряла, – вот сердцевина правильной христианской жизни.

Исповедь – данная нам от Бога возможность открыть то, что кроется в глубинах нашего духа: там есть и вера, и благодарность Богу, и познание Его – Бог многим дал познать Себя, и, читая Слово Божие, мы восхищаемся, удивляемся Его славе и величию Божьему, исповедуем Господа, яко благ, яко в век милость Его. А когда теряем Его, в душу вливается мрак, нечувствие, окаменение, маловерие, неверие... Тогда мы должны начать рассуждать, искать объективные причины, которые породили это состояние отчужденности от Бога. Когда христианин принимается без утайки, искренне разбираться в своем состоянии, он быстро устанавливает момент, с которого все началось. Я иногда думаю: почему мне было так легко, хорошо, радостно, а потом внезапно – раз, и что-то словно сковало, хочешь и ничего не можешь сделать, мысли разбредаются... Начинаю искать: кого-то я осудил, или сам себя похвалил, или кто-то меня похвалил и я придал этому значение, что я как будто чего-то стою, – много может быть причин тому, что вдруг отошла благодать Божия. Поэтому первая из основных апостольских заповедей, данная христианам, когда апостолы устраивали Церковь и их вопрошали: «Мы приняли Крещение, что нам теперь делать?», такова: «Внимайте самим себе». А священникам апостолы сказали: внимайте себе и всему стаду (Деян.20:28), то есть пастве.

Внедрить внимание к себе – к мыслям, чувствам, к тому, что со мной происходит ежечасно, ежеминутно, привыкнуть внимать себе – с этого начинается школа самой высокой духовной жизни. Без внимания все ускользает, проходит мимо, как в тумане, мысли мелькают – а внимательный сразу поймет, на чем надо остановиться, осмыслить: что это за явление, что это за мысль, что это за чувство, откуда оно взялось в моем сердце... Где внимание, там привлекается и разумная духовная способность человека видеть, понимать и рассуждать.

Святые отцы, подвижники, аскеты говорили, что начало духовной жизни – внимать себе. Они советовали в конце дня, прежде чем прочесть вечерние молитвы, кратко припомнить: чем я сегодня занимался, куда уклонялась моя мысль, были ли мои чувства хорошие, положительные или отрицательные и я впадал в мрачное состояние. И все это принести Богу. Сказать: «Господи, день прошел – сколько же было ненужного: я и унывал, и роптал, и осуждал, и был готов с тем, кто меня задел, поссориться, и настроение было дурное...»

У святых отцов указываются восемь главных страстей, от которых происходят другие греховные страсти: чревоугодие, любодеяние, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость.

Одни преподобные отцы признают началом грехопадения леность и праздность, считая корнем всех зол такое умонастроение: «я не хочу себя утруждать, буду жить, как легче и лучше, искать довольства, никогда себя не понуждать».

Другие полагают, что в основе наших греховных состояний лежит страсть гордости. Из-за гордости и зависти произошло отпадение от Бога разумных духовных ангельских сил. Денница, или сатана, возомнил о себе, что по своей природе он ничем не меньше Бога и равен Ему. Но ведь он является творением Божиим – а как можно ставить рядом творение и Творца? Вот плотник сделал прекрасный стол, и что же, стол скажет: «Я такой же, как ты, у меня есть ножки, целых четыре, я отделанный, красивый, нужный, меня все любят, дорожат мной»? Апостол Павел приводит в пример горшечника и глиняный сосуд:

Изделие скажет ли сделавшему его: «зачем ты меня так сделал?» Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого? (Рим.9:20–21). Гордость лишает разума, и тому, кто обуревается ею, кажется, что он так велик, так велик...

Святитель Игнатий (Брянчанинов), духовно просвещенный подвижник веры, чье каждое слово имеет вес, написал сочинение «В помощь кающимся», где перечисляет грехи, относящиеся к восьми основным страстям. И мы до сих пор обращаемся к его определениям:

«1. Чревообъядение. Объядение, пьянство, нехранение и разрешение постов, тайноядение, лакомство, вообще нарушение воздержания. Неправильное и излишнее любление плоти, ее живота (то есть жизни) и покоя, из чего составляется самолюбие, от которого нехранение верности к Богу, Церкви, добродетели и людям». Иногда спрашивают, что такое тайноядение: это когда, например, в семье кто-то ест один тайком, дети, бывает, любят что-нибудь сладенькое утащить... В общем, можно сказать, все перечисленное здесь относится к нарушению воздержания. А норма воздержания – пост. Не только в христианстве, но и в других религиозных системах, и в античной философии существует тезис, что в человеке природа духа и телесная природа должны быть гармонично соединены, уравновешены, как чаши весов. Если что-то перевешивает, значит, человек теряет определенную высоту. Поэтому у того, кто объедается, и тем более привыкает объедаться, телесное начало подавляет духовное: трудно молиться, трудно себя подвигнуть на полезные дела, да и вообще на любое утруждение.

«Излишнее любление плоти» тоже происходит от чревоугодия, то есть тело берет верх, и потому ум и сердце склоняются к заботе не о внутреннем, а о внешнем. Плотское начало преобладает, отсюда и сосредоточение забот, попечений, целей в жизни – на телесной природе. Для таких людей Бог где-то есть, да, Он существует, но не является предметом забот и попечений.

«2. Любодеяние. Это блудное разжжение, блудные ощущения и положения души и сердца. Принятие нечистых помыслов, беседа с ними, услаждение ими, соизволение им, медление в них. Блудные мечтания и пленения. Нехранение чувств, в особенности осязания, в чем дерзость, погубляющая все добродетели. Сквернословие и чтение развратной литературы (в наше время сюда надо добавить и порнографические фильмы и видео). Грехи блудные естественные: блуд и прелюбодеяние. Грехи блудные противоестественные».

Заметьте, святитель Игнатий не перечисляет, не называет эти последние грехи. И многие святые отцы настолько блюли целомудрие, они считали, что эти вещи не надо называть своими именами. Хотя названия блудных грехов встречаются в Священном Писании, в Посланиях апостольских, где говорится о состоянии язычников, которые приняли Крещение, но, не удержав нравственную высоту, снова обратились к тому, что раньше было для них нормой жизни. Это неудивительно, если вспомнить слова Христа, которые относились ко всем людям: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? (Мф.17:17). Отсюда в Послании апостола Петра видим такой образ, как пес возвращается на свою блевотину и вымытая свинья идет валяться в грязи (2Пет.2: 22) – то есть Бог дает человеку возможность очиститься, а он, пожив в нормальном состоянии, возвращается к прошлому образу жизни.

«3. Сребролюбие. Любление денег, вообще любление имущества движимого и недвижимого. Желание обогатиться. Размышление о средствах обогащения. Мечтание богатства. Опасения старости, нечаянной нищеты, болезненности, изгнания. Скупость. Корыстолюбие. Неверие Богу, неупование на его промысл. Пристрастия или болезненная излишняя любовь к разным тленным предметам, лишающая душу свободы. Увлечение суетными попечениями. Любления подарков. Присвоение чужого. Лихва. Мшелоимство. Жестокосердие к нищей братии и ко всем нуждающимся. Воровство. Разбой». Известно, что, когда душа одержима страстью сребролюбия, человек идет на преступление: воровство и разбой.

«4. Гнев. Вспыльчивость, принятие гневных помыслов: мечтание гнева и отмщения...» Иногда случается какая-то ссора, проходит время – причина, обстоятельства, все кануло в прошлое, а человек все держит в памяти, не может забыть момент, когда его оскорбили или несправедливо отнеслись, и в душе таит: «Представилась бы возможность, вот уж я бы отомстил...» Гнев зашел глубоко, а он не потрудился, чтобы преодолеть это состояние.

«... Возмущение сердца яростью, помрачение ею ума: непристойный крик, спор, бранные, жестокие и колкие слова, ударение, то есть биение рукой, поднятие руки, часто даже в семьях это имеет место; толкание, убийство. Памятозлобие, ненависть, вражда, мщение, оклеветание, осуждение, возмущение и обида ближнего».

«5. Печаль. Огорчение, тоска, отсечение надежды на Бога, сомнение в обетованиях Божиих, неблагодарение Богу за все случающееся, малодушие, нетерпеливость, несамоукорение, скорбь на ближнего, ропот, отречение от креста, покушение сойти с него».

Огорчение... Человеку, огорченному духом, жизнь не мила, душа у него словно отравлена. Печаль съедает духовные силы и погружает, как мы сейчас говорим, в депрессию – нежелание ничего делать, нежелание выйти из этого состояния. Хотя есть возможность поднять все свои разумные силы и доводы и убедиться, что печаль угнетает меня из-за самого пустякового дела...

«Тоска, отсечение надежды на Бога...» Печаль бо, яже по Бозе, покаяние нераскаянно во спасение соделовает; а сего мира печаль, смерть соделовает (2Кор.7:10). Печаль мирская порождает отчаяние, доходящее даже до смерти.

«Сомнение в обетованиях Божиих...» Когда человек погружается в тоску, не видит выхода из жизненной ситуации, то начинает сомневаться в законе Божием, в заповедях, сомневается, что Бог любит его, хочет спасти и непременно поможет, если обратиться к Нему от всего сердца.

«6. Уныние. Леность ко всякому доброму делу, в особенности к молитвенному. Оставление церковного и келейного правила. Оставление непрестанной молитвы и душеполезного чтения. Невнимание и поспешность в молитве. Небрежение. Неблагоговение. Праздность. Излишнее успокоение сном, лежанием и всякого рода негою. Перехождение с места на место. Частые выходы из келий, прогулки и посещения друзей. Празднословие. Шутки. Кощуны. Оставление поклонов и прочих подвигов телесных. Забвение грехов своих. Забвение заповедей Христовых. Нерадение. Пленение. Лишение страха Божия. Ожесточение. Нечувствие. Отчаяние».

Леность ко всякому доброму делу, в особенности к молитвенному, одолевает, когда нападает дух уныния. Об избавлении от него мы молимся Великим постом в молитве Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего, дух уныния не даждь ми...»

«Празднословие. Шутки. Кощуны». Унывающий ищет выход из этого состояния, только ищет не там: начинает утешаться шутками, прибаутками, иногда довольно колкими, а может быть, и скверными. Он надеется развеяться, но само это поведение открывает слабые места души.

«Ожесточение. Нечувствие. Отчаяние». Уныние может довести до отчаяния. Вспоминаются слова преподобного Серафима Саровского: он говорил, что христианин ни в коем случае не должен унывать. Почему именно «не должен»? Сам преподобный преодолел неимоверные трудности и понимал, что всегда Господь выведет человека, если только он готов, ради спасения души, уповая на Бога, потерпеть лишения, изнеможения, труды... И уныние пройдет, как проходит тяжелая полоса в жизни, которую надо мужественно встретить и перетерпеть. Только не унывай, душа моя, уповай на Бога, Той знает печаль твою и скорбь твою... Помню, в далекое время, послевоенное, тяжелое, мы собирались и пели: «Не унывай, не унывай, душа моя. Уповай, уповай да всё на Господа. Я Твоя овча заблудшая, от Твоего стада отставшая. А кого же пошлешь на помощь мне? Или ангела иль архангела, или Матерь Свою, Владычицу, или Сам сойдешь, Владыка мой...» В простой народной песне и то говорится, что уныние преодолимо, только надо понять, что это нездоровое состояние и оно лишает тебя сил, лишает радости. Но с тобой рядом Тот, Кто тебе всегда поможет. Он улыбнется и скажет: «Ну что же ты так, сам себя загоняешь в тесноту»... С унынием надо бороться: читать Священное Писание, прийти на исповедь. И оно преодолевается, благодать Божия поспешествует.

«7. Тщеславие. Искание славы человеческой. Хвастовство. Желание и искание земных и суетных почестей. Любление красивых одежд, экипажей, прислуги и келейных вещей. Внимание к красоте своего лица, приятности голоса и прочим качествам тела. Расположение к наукам и искусствам гибнущего сего века, искание успеть в них для приобретения временной, земной славы. Стыд исповедовать грехи свои. Скрытие их перед людьми и отцом духовным». Из-за тщеславия человек боится перед священником показать, какой он на самом деле. Но здесь ни в коем случае нельзя стыдиться, ведь вот мы, когда болеем, идем к врачу и стараемся открыть все свои немощи, чтобы получить пользу. Тщеславный превозносится над другими, ему кажется, что он особенный, и он все вокруг себя хулит, ругает, а самого себя возвышает и оправдывает.

«Лукавство. Самооправдание. Прекословие. Составление своего разума». То есть следование своему лжеименному разуму: разум омрачен, а человеку кажется, что он рассуждает правильно.

«Лицемерие. Ложь. Лесть. Человекоугодие. Зависть. Уничижение ближнего. Переменчивость нрава. Потворство страстям. Бессовестность. Нрав и жизнь бесовские».

«8. Гордость. Презрение ближнего. Предпочтение себя всем. Дерзость. Омрачение, дебелость ума и сердца.

Пригвождение их к земному. Хула. Неверие. Лжеименный разум».

Гордость трудно исправить, особенно гордость ума. Считается у святых отцов, что, если человек горд умом, его может исцелить только Бог. Встречаются люди, которые прекрасно понимают суть многих вещей, ведут умные разговоры, дают правильные ответы, но для них это лишь средство, чтобы возвыситься, показать свое совершенное знание наук и образованность. У гордых умом на все найдется ответ и изъяснение. Это и называется «прелестью» – человек прельстился своим разумом, посчитал его исключительным, ведь только он может все явления связать и объяснить. Несколько раз у меня был такой опыт: родственники приводили ко мне юношей – пытаешься установить контакт и взаимопонимание, а он стоит на своем. Ты ищешь подходы, возможности, как склонить человека к правильному выходу из его состояния, но все сразу же отсекается: «Нет, я все знаю, понимаю, я сам разберусь! Зачем меня учить?»

Страсть гордости может довести человека до уникального психического состояния; я встречал сумасшедших, которые в спокойном состоянии производят впечатление нормальных, а входя в раж, считают себя императором, царем, высокопоставленным лицом или пророком...

Прелесть – пленение ума своими достоинствами, превосходством над многими – доходит до того, что человек может счесть себя призванным от Бога, пророком, или даже сказать, что он выше пророка. И ставить себя выше объективных знаний: «А что там, я лучше знаю...» Переспорить его невозможно, так как в нем дух противления. Поэтому у святых отцов сказано, что находящегося в духовной прелести невозможно переубедить или привести к покаянию. Они оставляли таких в покое, зная, что только Сам Бог может их исправить.

Разум, как бы он ни был высок, дан нам как дар Божий, как способность распознавать суть вещей. А если этот разум зациклен на себе, он сам себя обожествляет и считает критерием всякого знания, даже религиозного, отношения к Богу... Только благодать Божия может в каких-то обстоятельствах подвигнуть его к самоанализу и самокритичности – здесь необходимо посмотреть на себя критически.

«Непокорность закону Божию и Церкви. Последование своей плотской воле. Чтение книг еретических, развратных и суетных. Неповиновение властям. Колкое насмешничество. Оставление христоподражательного смирения и молчания. Потеря простоты. Потеря любви к Богу и ближнему. Ложная философия. Ересь. Безбожие. Невежество. Смерть души».

«Таковы недуги, – пишет святитель Игнатий, – таковы язвы, составляющие собою великую язву, ветхость ветхого Адама, которая образовалась из его падения. Об этой великой язве говорит святой пророк Исайя: от ног даже до головы несть в нем целости: ни струп, ни язва, ни рана палящаяся несть пластыря приложите, ниже елся, ниже обвязания (Ис.1:6)». Нет исцеления, оно невозможно: больной все отвергнет, скажет: нет, мне это не нужно, зачем вы мне говорите, зачем советуете... Не помогут никакие врачебные средства: ни пластырь, ни елей, ни повязки, но только духовный елей – благодать Божия.

«Это значит, по изъяснению Отцов, что язва – грех – не частная, и не на одном каком-нибудь члене, но на всем существе: объяла тело, объяла душу, овладела всеми свойствами, всеми силами человека. Эту великую язву Бог назвал смертью, когда, воспрещая Адаму и Еве вкушение от древа познания добра и зла, сказал: В оньже аще день сиесте от него, смертию умрете (Быт.2:17). Тотчас по вкушении плода запрещенного, праотцы почувствовали вечную смерть; во взорах их явилось ощущение плотское; они увидели, что они наги. В познании наготы тела отразилось обнажение души, потерявшей красоту непорочности, на которой почивал Дух Святый. Действует в глазах плотское ощущение, а в душе стыд, в котором совокупление всех греховных и всех постыдных ощущений: и гордости, и нечистоты, и печали, и уныния, и отчаяния. Великая язва – смерть душевная; неисправима ветхость, происшедшая после потери Божественного подобия! Великую язву Апостол называет законом греховным, телом смерти (Рим.7:23–24), потому что умерщвленные ум и сердце вполне обратились к земле, служат раболепно тленным пожеланиям плоти, омрачились, отяготели, сами соделались плоть. Эта плоть уже неспособна к общению с Богом! (Быт.6:3). Эта плоть не способна наследовать блаженство вечное, небесное! (1Кор.15:50). Великая язва разлилась на весь род человеческий, соделалась достоянием злосчастным каждого человека».

Вот таково, в духовном аспекте, состояние человеческого рода, начавшегося от Адама. Более 150 лет назад написано это сочинение святителя Игнатия (Брянчанинова); в наше время вышли книги, в которых приводятся более подробные перечни грехов, однако если проследить грехи к их первоисточникам, то мы увидим те же восемь основных страстей, о которых вслед за древними святыми отцами – Макарием Великим, Антонием Великим, Исааком Сириным, Иоанном Дамаскиным, Максимом Исповедником и многими другими преподобными – пишет святитель Игнатий, показывая, объясняя состояния человеческой души, подверженной греху, и пути исцеления от него.

Помню, когда только начал ходить в храм, я сосредоточился на этом псалме, и мне захотелось выучить его. А тем, кто рукополагается в священники, вменяется в обязанность знать его наизусть. Читается он почти на всех богослужениях: на часах, на кафизмах вечерни и утрени; читает ли священник последование Исповеди – тоже услышим этот псалом, он предваряет покаянные молитвы. И в праздничных богослужениях, и на Страстной седмице, и в тайных молитвах, которые священник читает про себя перед царскими вратами и у алтаря, – есть такой момент в литургии верных, во время Херувимской песни, перед великим входом.

Об этом псалме можно очень много говорить. В молитвах перед таинством Исповеди сказано, что Господь дал нам пример покаяния Давида, установил его как образец для всех верующих. Есть два таких образца – покаянное молитвословие царя Манассии, где он исповедуется и кается Богу в своих грехах, и вот этот псалом. Он дан нам не просто как пример искреннего, глубокого покаяния, а и того, что мы должны через нашу исповедь испрашивать у Бога, к чему мы должны стремиться.

Чем тяжелее грех, тем труднее, невозможнее бывает родиться покаянию. Только милость Божия своею рукой извлекает грешника из бездны погибели, у него открываются очи, и он видит, как тяжко его падение, как невозможно ему восстать без помощи Божией.

Этот псалом раскрывает заложенные Богом духовные основы, составляющие саму суть покаяния. Он написан как псалом и в то же время как покаянная молитва, он начинается с обращения к Богу. Псалом тоже относится к роду молитв, но по своему содержанию стоит выше молитвы даже святого человека, потому что Псалмы вошли в канон священных книг, они написаны Духом Святым. И этот псалом написан псалмопевцем Давидом в то время, когда душа его переживала великое состояние – Давид познал свой грех, преступление перед Богом, и у него в сердце родилось молитвенное излияние, которым запечатлена его исповедь.

Содержание псалма – готовая пространная исповедь. Многие думают, что исповедь состоит в перечислении грехов. Но она не в этом, не в попытке охватить умом все бесчисленное количество прегрешений. Покаяние состоит в правильном, благодатном, углубленном видении себя, своей души Божией и великом, скорбном сокрушении о грехах.

История создания этого псалма передана в 11-й главе Второй книги Царств, это история падения царя Давида. Падения – несмотря на то, что он был так возвышен Богом, был Его пророком и возлюблен Им. В Священном Писании засвидетельствовано, что не обреталось человека, который был бы так по сердцу Господу, как Давид с его необычайно глубокой и чистой душой. Ревностный, исполненный духа Божия и в то же время мужественный, терпеливый – и все эти дарования в нем были растворены необыкновенной кротостью. Вся его жизнь проходила в борьбе и войнах – и думаешь: как человек мог вмещать дух великого воина, царского военачальника и в то же время иметь кроткое сердце пред Богом, любить Его так естественно, просто, глубоко и так переживать близость Бога... Все это было дано душе избранника Божия. Но в жизни случается, что великие праведники подвергаются большим испытаниям; многие, идя по пути спасения, оказывались в состоянии падения – так было и с царем Давидом.

Как повествует Книга Царств, однажды вечером он прогуливался возле царского дома, увидел купающуюся женщину и пленился ее красотой. Давид спросил, кто она, из какого дома, ему сказали, что это Вирсавия, жена военачальника Урии. И царь впал в какое-то ослепление: хотя он ясно понимал законы, заповеди Господни, у него помутились чувства. Он приказал привести эту женщину в свой дом, и она стала одной из его жен. Но для того чтобы она осталась навсегда, надо было избавиться от ее мужа. В Книге Царств трогательно повествуется, что Урия был не простой военачальник, а очень талантливый, очень преданный Давиду, и он любил царя, любил Бога, скинию. В трудные времена он много раз жертвовал собой, своим благополучием, чтобы защитить царский дом, народ, святыни храма. Тогда велась война с ассирийцами, и вот Давид призывает военачальника Иоава и приказывает сделать так, чтобы Урия не вернулся с поля брани. Урию послали на самый ответственный участок, а когда надо было его поддержать, отступили, бросили его с несколькими воинами, и он погиб от стрел ассирийцев. Книга Царств свидетельствует, что это было великим злом в очах Божиих. Господь изрек Давиду суровый приговор: как он поступил с Урией, так будет с ним – со всем его домом и женами...

Чтобы открыть Давиду умные очи, дабы он увидел ту великую неправду и беззаконие, которые сотворил, Бог посылает к нему пророка Нафана. Говоря с Давидом, Нафан прибегает к притче: он рассказывает, что в одном селе жили рядом два человека, один был очень богатый, у него были огромные стада овец, а другой очень бедный, у него была всего одна овца. Пророк изображает жизнь Урии и его жены, говоря, что овца была для этого бедного человека подобна его детям: вскормлена вместе с ними, взлелеяна, он брал ее в дом и относился к ней с такой же теплотой. В село пришел странник – а закон повелевал обязательно делать угощение для путешественника, зашедшего в дом, – и вот богач, вместо того чтобы из своего огромного стада взять овцу, заклать ее и приготовить угощение, приказывает взять овцу у бедняка. «Как ты думаешь, чего заслуживает его поступок?» – спрашивает Нафан, и Давид в ревности о законе Божием отвечает, что этот человек достоин смерти, а за овцу должен заплатить вчетверо. И тогда пророк говорит ему: «Этот человек – ты. Ты – царь, у тебя полон дом царских жен и наложниц, и ты польстился на единственную жену человека, который верно тебя защищал, -ты отнял ее у мужа». Нафан изрек определение Господне: «Из дома твоего возникнет зло, и не отступит меч от дома твоего вовеки за то, что ты сделал». Тогда с глаз Давида спала пелена, не дававшая ему видеть меру своего греха, страшного преступления против Господа и ближнего, и в душе его родилось великое покаяние. Интересно, что когда Давид говорит пророку: «Согрешил я пред Господом», тут же Нафан, не медля ни минуты, отвечает, что Бог принимает его покаяние, но все Божии определения осуществятся.

У Давида рождается первенец – он должен умереть. Давид молится день и ночь в уединенном месте, вопиет к Богу, чтобы Он пощадил младенца, даровал ему жизнь. Царь не входит в дом и не ест. Наконец он узнает, что младенец умер, и только тогда снимает вретище, покаянные одежды, одевается в царские одеяния и принимает пищу, говоря так: «Что же, я не возвращу его. Я скорбел и плакал, молил Бога, зная, что праведный суд Божий совершается, что это по грехам моим я теряю своего первенца». И, как мы знаем из Священной истории, все, что Давиду было сказано Господом устами Нафана, потом совершилось через его сыновей, через близких из его дома.

В словах этого псалма запечатлелся покаянный дух, который редко кто из нас способен иметь, – нам несвойственно такое расположение сердца, такая скорбь души, когда мы переживаем свои греховные беззакония. Псалом позволяет нам понять, почувствовать, что такое покаяние. Это не одно лишь обращение к Богу с молитвой о прощении греха. Покаяние рождается там, где душа не только познает свое беззаконие и грех, но и видит Бога, постигает его крайнюю любовь, милосердие, долготерпение, святость и величие. Вот тогда от этого контрастного противопоставления – бездны собственной нечистоты, беззакония и бездны святости, величия Божия – рождается великое чувство, способное душу переродить, очистить от преступления. В нем отражаются все ступени того, что мы называем таинством Покаяния, установленного Богом для нашего спасения, очищающего и возрождающего нас духовно. В этом псалме, как в духовном порыве, запечатлены эти ступени, этапы, которые учат каяться. Можно много раз каяться, но, как правило, в какой-то момент с нами происходит нечто, и мы, молясь Богу, постигаем святость Божию, переживаем ее. Или же нам открывается величина своего греха – ведь человеку нужно много лет прожить и иметь духовный опыт и опыт борьбы со страстями и пороками, чтобы прийти к ведению своей падшести и невозможности самому себя очистить, воздвигнуть из бездны греховной. Иногда люди приходят и говорят: «Батюшка, сегодня я постиг, что невозможно человеку самому спастись». Или так: «Я понял, что я действительно падшее создание».

Стихи псалма можно назнаменовать как ступени покаяния, потому что покаяние – это не то, что пришел в церковь, наклонил голову под епитрахиль и сказал, мол, я, батюшка, грешен тем-то и тем-то. Когда Господь установил служение Иоанна Предтечи и он вышел на проповедь, призывая людей: «Покайтесь!», это слово обозначало, что человек должен переродиться и духом, и душой, и сознанием. Понять суть вещей – то, что в мире произошло небывалое: Творец пришел в мир, а покаяние предваряет явление Бога, готовит человека, чтобы он увидел это. Это покаяние, может быть, и есть цель нашей земной жизни. Я прилежно молюсь и исповедуюсь, но может еще очень много времени пройти, пока во мне зародится дух спасения, покаяния, откроется стихия огня, очищающего меня изнутри. Мы только встали на первую ступень покаяния. В меру нашей веры, благочестия, усердия нам открывается частичка ведения себя самого, своей падшей природы. Один святой подвижник говорил: «Если бы человек увидел себя подлинно, свои грехи, он бы не вынес себя самого» – просто не выдержал бы видения бездны своей падшести. Мы в продолжение жизни постигаем себя отдельными моментами: когда усиленно молимся, искренне обращаемся к Богу, когда ищем исправления, жаждем, скорбим, тогда нам даются такие вехи.

Само покаяние обнимает целые периоды: осознания, очищения, восстановления природы в ее непорочности. И только потом кающемуся дается возможность, как богословы говорят, боговселения, или богоприобщения, когда душа становится жилищем Божества. Эти степени не осознаются нами, и мы не понимаем, почему мы вроде бы каемся, а остаемся все такими же. То состояние, которое оставляет нас на одном месте, не есть покаяние, а только попытка, жажда его. Или мы не открываемся душой, дух наш не открывается Богу. А это бывает оттого, что не ведаем подлинно своего греха, не видим его в ту меру, в какой он овладел нами. У святых отцов есть такое понимание, что грех – это тьма. Пусти внутрь тьму – и ты не увидишь, правильны ли твои переживания, помышления, движения воли. Входишь в темное помещение – вроде те же предметы заполняют комнату, на ощупь можно пройти, а остальное для нас закрыто. Так и душа находится в потемках, а покаяние есть свет Божий. Если человек жаждет, верит, тверд в своем взыскании Бога, не малодушествует, тогда для него начинается путь очищения.

Псалом этот дан нам свыше, написан благодатью Божией, Духом Святым – каялся святой человек, тот, кто до конца не был лишен благодати Духа Святого. Ведь псалмопевец говорит: Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Только благодаря тому, что он имел это сокровенное сопричастие, Бог принимает его душу и дает ему возможность восстать; в то же время за беззаконие должно понести справедливое возмездие от правосудия Божия. Псалом Давида для нас как бы целительный бальзам – когда мы его словами начинаем глубоко каяться и молиться, то чувствуем, что благодать Божия с ними срастворяется и помогает нам, приближает нас к Богу. То, что отрыгнуто Духом Божиим, дано нам для исцеления наших душ.

С первого стиха и до последнего звучит этот чудесный строй: Дух Божий показывает грешнику Свою милость, побуждает его к плачу, открывает внутренний мир души, чтобы мы не в неведении молились, а осмысленно приносили Богу раскаяние.

Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей. Помилуй мя, Боже – самая короткая покаянная молитва, которую Бог принимает от каждого человека. В древности святые отцы, когда их спрашивали, какие творить молитвословия, что достойно Богу принести, чтобы очистить свой грех, отвечали: читай молитву Помилуй мя, Боже. Мы прибегаем к неизреченному милосердию Божию, это обращение к Богу вводит нас в необозримое море милости Божией. Потому что только по милости Божией мир обрел свое бытие, Господь сотворил человека, дал ему полноту бытия. Милость Божия есть первопричина всего сущего. Поэтому преподобный Серафим и многие святые заповедали: «Будьте милостивы, милость – единственная добродетель, которая уподобляет человека Богу».

И если мы сами пережили и почувствовали, что такое милость – к другому или к себе, то милость Божия неимоверно это превосходит. По велицей милости Твоей: как Бог велик – неисследован, неизмерим, неисчислим, так и милость Его, сказано, бесконечна.

Одно время я решил почитать нехристианские книги, думал: как же у них отражены добродетели? И меня поразило, что и там все начинается с милости и ставится ударение на милость: Бог милосердный, Бог всемилостивый... По-видимому, всем людям свойственно ведение о том, что, если бы Бог не был милосердным, у нас не было бы никакой возможности обратиться к Нему. Будь Он только справедлив, каждый наш греховный поступок требовал бы Его праведного определения.

Почему сказано по велицей милости Твоей – пророк понял, что грех его действительно велик. Чем больше грех, тем больше призывается бездна милосердия Божия. Малый грех, незначительный, согрешил мыслями – тут же мысленно и кайся перед Богом: вот мера, которая дает человеку возможность исправиться. Пришла дурная мысль – тут же откажись: «Какая плохая мысль – не хочу принимать ее, и все». А есть такие преступления, что только полный объем Божественной благодати может душу исцелить, выжечь греховную скверну. Велик мой грех, велико преступление, и я не могу просто обратиться к Твоей милости, но верю в неизмеримую Твою милость, которая способна исцелить бездну моего падения.

И по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Когда мы хотим склонить Создателя к тому, чтобы Он покрыл наши грехи и преступления, то вопием к милости. Ведь милости просит кто – преступник. На суде он просит не по закону его судить – чем больше преступление, тем больше наказание, – а прибегает к милости, которая, как Священное Писание говорит, превозносится над судом (Иак.2:13). Щедроты изливаются от полноты, независимости, блаженства нашего Бога. Милость – то, что живит душу, это дары, имеющие отношение не к внешнему, а к внутреннему человеку. А щедроты – дары, которые прилагаются к милости: если тебя помиловали, то, как правило, еще и осыпали щедротами, щедрость Божия – дары Божией благодати, которые покрывают человека. Преступник должен не только внутри нести скорбь и наказание, но и внешне условия его жизни меняются – вот тебе тюрьма, заключение... Щедрость – это когда меняются внешние условия, в которые поставляет себя грешник силою своих беззаконий.

Милость и щедрость Божий начинаются с того, что человек понимает, что сам он не может себя очистить, – яко у Тебе очищение есть, сказано в одном из псалмов. Христос, исцеляя, говорил грешникам: «Прощаются вам грехи ваши», на что многие из неверовавших в Него негодовали, говоря: кто же может человеку простить грехи, только один Бог... Даже если я согрешил, казалось бы, не против Бога, а против человека, то я нарушил закон, который мне повелевает правильно строить отношения и с Богом, и с человеком, и в отношении всего, так что мой грех впрямую относится к Богу.

Очисти беззаконие мое: пророк просит сперва милости, потом очищения. По определению Иоанна Богослова, грех есть беззаконие (1Ин.3:4). Грех действием называется беззаконием, потому что он явно нарушает, отвергает, попирает законы Божий. Согрешая мыслью, я нарушаю невидимые законы, от этого страдает моя душа, а согрешая делом, нарушаю объективные законы – как пророк Давид, взявший в дом замужнюю женщину и убивший ее мужа. Это было беззаконие воочию людей – о нем знали свидетели, тот же военачальник Иоав, и сама Вирсавия, и, может, многие другие... Поэтому он молится об очищении, ищет его. Это первая маленькая степень покаяния: человек чувствует, что связан своей нечистотой, пронизан, внутри весь осквернен. Первое свойство благодати Божией – это очищение.

Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя. Этот стих повторяет и усиливает просьбу. Пророк как бы говорит: беззаконие не очистится, если однажды обратиться с просьбой к Богу, нужно вновь и вновь обращаться, чувствуя, что это самое важное, что мы получаем в жизни от Бога. Наипаче, то есть более всего, ничто остальное мне не важно, только Ты омой и очисть меня. Ритуальное очищение раньше совершалось и через внешнее омовение тела, и через жертвоприношение в храме за содеянный грех.

Ступени покаяния: вопль покаянный, видение своего греха, постижение бездны греховной, желание никогда не забывать своего греха. Если покаяние было лишь внешним, тяжкие грехи, совершенные в течение жизни, забываются, но настоящее покаяние предполагает, что я никогда не забуду того, что сотворил. Падение – такое состояние, из которого, раз пав, человек может больше не выйти. Если Господь возводит Своей всемогущей десницей грешника из бездны падения, то благодарное сердце, любящее Бога, ведающее Его спасительную силу, всегда готово помнить, как бы иметь перед глазами то, что Он явил по Своему милосердию перед кающимся грешником. Все это отражено в псалме – Грех мой предо мною есть выну.

И постижение лукавства: иной грешит неосознанно, а бывает, человек знает, и идет, и творит беззаконие, и прикрывает его, под разными предлогами оправдывая себя.

Кающийся царь и пророк Давид как бы десницей своей берет нас и возводит – своим примером. Если мы чувствуем тяжесть греха, грех камнем, тяжким бременем лежит на душе, то, читая этот псалом, вникая в него, мы ощущаем силу его священных слов. Пророческой покаянной молитвой любая душа окрыляется и воздвигается от отчаяния, от погибели, от состояния безблагодатного нечувствия, которое всегда бывает следствием тяжелых грехопадений. Эти слова пробуждают в нас сокровенные силы души, зовут к дерзновению: Окропиши мя иссопом, и очищуся, омывши мя, и паче снега убелюся – Ты дашь мне чистоту, которую дает только Твоя благодать, очищающая паче снега.

Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего. Отвержение болью поражает наше сердце; вот между людьми возникло высокое чувство дружбы, любви – и вдруг один отвергает другого – как же это болезненно... Само слово «отвержение» показывает, что речь идет не о внешних, а об очень близких, глубоких отношениях: раньше было единство, а теперь один другого как бы от себя отрывает. Отвергнуть – значит вырвать из сердца, из души, потому что и дружба, и любовь – это есть тайна вхождения друг в друга. И если человек любит Бога, то душа его соединяется с Богом, как об этом Господь говорит: через Причастие вы будете во Мне, и Я – в вас (см. Ин.15:4). Как сказано в молитвах ко Причащению, Причастие имеет такое свойство, что человек, приобщаясь с искренним сердцем и любовью, входит в Христа и Христос входит в него: через Его Тело мы соединяемся со Христом.

Люди соединены с Богом священным союзом. Завет – священный союз, который Бог провозгласил и открывал человеческому роду через пророков, а потом Сам открыл Новый Завет.

Пророки, апостолы, люди праведной жизни знали, что такое быть в благодатном единении с Творцом, когда душа познала Бога, полюбила Его. Но в то же время Господь дает нам свободу. Даже в самом глубоком единении с Ним человек все-таки остается ограниченным и несовершенным, ему очень легко преступить тончайшую грань святого, высокого, самого благородного отношения к Богу; мы можем не сознавать этого, но ткань дружбы, любви может разорваться. В «Добротолюбии» у многих святых отцов читаем: страшно отпасть от того, что Бог по любви дает человеку. Тому, кто искренне верит, подвизается, стремится к Богу, благодать дает это, но у человека остается его свобода, и на этом пути он может забыться – как и произошло с пророком Давидом. На мгновение он был ослеплен и разорвал священный союз, оскорбил своего Творца и Создателя, Который его так возвысил, так возвеличил.

Не отвержи – крик души, чем глубже отношения, тем они больнее рвутся. Внешне я могу повернуться и отойти; в душе закипело какое-то чувство, потом прошло время, я с ним справился и к этому человеку отношения не изменил. Но отвержение от лица Божия означает, что ты лишаешься всего: достоинства, славы, чести. Самое страшное отвержение – когда от человека отнимается Дух Божий, Дух Святой.

От лица Твоего. Священное Писание стоит на страже учения о том, что Бог личен, Он не мистический абсолют – всемогущий, всеобъемлющий, безликая духовная сила, как в восточных религиях. Бог личен, и Его лицо всегда обращено к Своему творению. Когда Священное Писание хочет сказать, что Бог гневается на кого-то, отнимает Свою любовь и благоволение, говорится: «Он отвращает лице Свое». Мы можем Бога познать и испытывать к Нему чувство любви только как к Личности. Закрыть лицо или отвратить его – значит забыть, изгладить из памяти, из своего расположения. Пророк знал, что лик Божий отражает полноту добра и вызывает у человека особое чувство, божественное переживание. Потому и мы, молясь, обращаемся к ликам святых икон. Они, хотя и не будучи первообразами, возносят нас, дают возможность обращаться к личному Богу, к лицам Святой Троицы – Творцу, Сыну Божию, Духу Святому.

Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Самое страшное, когда утеряно свойство духовного существа, эта потеря невосполнима. Человек духовно пал, его мысли, душа погружены во тьму, и он не только страдает, а даже лишается человеческого облика. Когда Дух Божий отходит, человек может прекратить свое существование как личность, может быть совершенно изменен в своей основности, в своем чине, достоинстве. Если это был праведник и от него отнят Дух Божий, он становится самым последним грешником. Потому что Сам Господь говорит в Евангелии: Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и, не находя, говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел; и, придя, находит его выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там, – и бывает для человека того последнее хуже первого (Лк.11:24–26). Это сказано Господом о тех людях, которые, обратившись к Богу, оставили свои пороки, поверили, благодать их очистила, Дух Божий украсил, как храм, а потом они забыли все это, стали жить нерадиво, вменять ни во что дары Духа Божия, и Он оставил их. В убранном, очищенном доме поселились злые духи, и душа грешника стала еще хуже, чем до обращения к Богу. Но мы знаем, что Бог бесконечно любит и дает Духа Своего не мерою, а той мерою благодати Своей, какой Он любит человека. Святые, стяжавшие Духа Святаго, знают, какая бывает радость души, если она имеет общение с Богом в Духе Святом. Это и есть тот залог Царствия Божия, тот рай, который Господь принес Самим Собой в наш мир. Как Спаситель сказал, что Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим.14:17). Это состояние, когда человек живет совершенно другой пищей, божественной, общением с Духом Божиим. Многие святые описывали скорбь и плач души, которая была лишена за свое нерадение Духа Божия, например, преподобный Ефрем Сирин прекрасно изобразил осквернившуюся душу, от которой удалился Дух, всю жизнь потом искавшую Бога и умолявшую, чтобы Дух Божий снова украсил ее. Преподобные отцы говорили, что самое тяжелое для подвижника – это лишиться Духа Святаго, нет ничего страшнее, потому что великая достигнутая ими высота неизреченно возносит и освящает человеческую душу – и вдруг быть извержену из рая в ад... Святые говорили: Бог легко умоляем, Бог милосерд, и Он дает человеку дары Духа Святаго, но удержать их труднее всего, тут нужен подвиг, радение, внимательность, самоотвержение.

И вот какая еще сторона открывается нам в покаянной молитве Давида: смотрите, если он просит не отнимать Духа Святаго – значит, не был от него как от пророка до конца отнят дар Божией благодати, хотя он и прогневал Господа, и тяжко согрешил. Это падение было не таким, от которого нельзя было восстать, – об этом говорят и многие толковники, опираясь на последующие стихи этого псалма, в которых Давид произносит пророческие видения. Покаяние – это есть духоводительство, благодать Божия, которая возводит человека от пагубы греховной. Кто стал на путь покаяния, уже и водим бывает Духом Божиим, и Дух не отступает, если сам он не пренебрежет даром покаяния. Здесь надо чутко и каким-то особым чувством видеть, что Бог, «не хотяй смерти грешника», не отнимает Духа Своего, но ждет до последнего, когда человек будет способен обратиться к покаянию, и возводит, снова дает ему возможность становления и исправления. Есть такое указание, что Дух Божий непрестанно желает человеку спастись, и молится, и вопиет через кого может – через близкие, родственные души, через тех, кто в Церкви поставлены молиться, через пророков, апостолов, праведных, благочестивых людей. Иногда сама душа человека начинает молиться за другого, не зная, почему ей это так приятно, так радостно. Эту тайну открывает нам Священное Писание, где сказано, что Дух Святый вопиет в сердцах наших «Авва, Отче!» (Гал.4:6), обращаясь к Небесному Отцу о спасении грешника.

Воздаждь ми радость спасения Твоего, и духом владычним утверди мя. Не просто «дай», а воздаждь – это показывает превосходную меру, какую должна была получить душа. По множеству любви, Твоего человеколюбия, сугубо дай мне познать, испытать радость Твоего спасения. Вот это тоже одна из вех на пути кающегося грешника. Все мы не без греха, все желаем, чтобы наши согрешения были изглажены и прощены Богом, и очень многие спрашивают священника: «Вот я каюсь, а как узнать, простил меня Бог или нет?» Один из признаков оставления греха – возненавидение. До тех пор, пока у тебя есть сочувствие к своему греху или беззаконию, ты еще с ним не расстался, он живет в тебе, а когда душа возненавидела какой-то грех, порок и кается в нем, Господь начинает душу избавлять, очищать, – это первая ступень покаяния. Когда же окончательно на сердце воссиявает радость свободы, чувствуешь, как будто с тебя спало тяжкое бремя. Святые отцы говорят так: грех прощен, когда на сердце воссияет радость, чувство, что душа обрела свободу.

Радость спасения: грех есть пагуба, Христос пришел, чтобы, веруя в Него, все люди спаслись, то есть получили прощение своих согрешений. Спасение состоит в том, чтобы человек победил грех, и при помощи Божией благодати это совершается, если верующий стремится к этому искренно, всей душой, всем сердцем. Это завершающий момент покаяния. Плодом такого покаяния является радость о том, что душа таинственно благодатью Божией извещается, удостоверяется – ее грех прощен. Она обретает особую радость – о Боге, о том, что разверзшуюся бездну падения она прошла, преодолела благодатью Божией. Пророк просит о том, чтобы такое чувство в нем воссияло; оно дает уверенность, что грех его через покаяние прощен, и радость, утерянная через оскорбление святости Божией, станет вновь достоянием души.

Нет ничего выше спасения; оно состоит в оправдании – если человек оправдан Богом, значит, беззаконие не вменено ему, изглажено и даже не помянется на праведном Суде Божием. Это спасение – свидетельство благодати, Духа Божия, как Спаситель сказал: что вы свяжете на земле, будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе (Мф.18:18). Прямая взаимосвязь: человек обретает спасение здесь, значит, он обретает его в вечности, потому что здесь мы связываем себя грехами и здесь же эти узы могут быть развержены. В этом смысле Господь говорит, что бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся (Лк.15:10): если его покаяние совершенное, он уже становится причастным спасения, обретает здесь ту же праведность, что и ангелы на небе пред лицем Господа. Спасения Твоего: спасти может только Бог. Сам Он о Себе в Евангелии сказал: если не уверуете, что это Я, то умрете во грехах ваших (Ин.8:24). Ни пророк, никто не может избавить нас от силы греха – только Спаситель, Единородный Сын Божий, уготованный стать Агнцем прежде создания мира, Своей Кровью, Крестным подвигом даровал нам спасение. Это спасение вменяется человеку по вере, любви ко Спасителю, по его покаянию. И пророк молится: не я, усердно кающийся, решивший исправить свою жизнь и покрыть свое беззаконие добрыми делами, а только Ты можешь дать спасение.

И духом владычним утверди мя. При том, что благодать идет навстречу кающемуся и покрывает его, даже пророк Давид, имеющий великий опыт оправдания Господня, все равно нуждается, чтобы его дальнейшая жизнь была непоколебимой, твердо неизменной, что может дать только Господь. Поэтому он так молится, ведь сказано: духом Божиим были утверждены небеса и вся Вселенная (см. Пс.32:6). Слово Божие дает законы, которые не меняются, как по ним действовала Вселенная, так и продолжает. Духом Владычним все зиждится, и Он так же утверждает мысль и разум человека, волю его; Тот, Кто владычествует, дает законы и непреложность всему тварному. Пророк молится, чтобы его покаяние, его восстание осталось навсегда – и только при помощи Божией он может остаться в этом чине.

Человек, пребывший в состоянии оправданности, может учить, открывать пути спасения другим. Будучи искушен через падение и восстав по благодати Божией из глубины падения, он может сказать: Научу беззаконный путем Твоим. Не от внешнего, книжного постижения я научу их, а сам пройдя путь духовного становления. Пророк Давид молится о том, чтобы, изведав пути греха, открывать людям пути праведности, спасения, милости Божией.

И нечестивый к Тебе обратятся. Давид просит, чтобы слово научения было исполнено силы – потому что обратить нечестивого от пути беззакония может только тот, кто облечен Божией силой и благодатью, кто может открывать людям самих себя. Это молитва уже не о себе, а о том, что он, будучи восстановлен в высоком звании пророка и праотца, Богоотца, стал бы для многих людей причиной их спасения.

Избави мя от кровей. Царь, военачальник, человек мужественный, большую часть жизни проведший на войне, ощущал, что повинен в пролитии человеческой крови, – хотя и крови врагов, тех, кто хотели низвергнуть его, восставали на избранника Божия, коварных людей, иноплеменников. Давид молится, чтобы Господь избавил его от этой повинности – пролития человеческой крови. Выполняет ли кто гражданский долг или священный долг воина, пролитие крови тенью ложится на сердце, потому что любой человек – образ и подобие Божие. Пророк, облагодатствованный Богом, видел, что его иерархическое положение, строй души и пророческое призвание было всему этому чуждо.

Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою. Сказано: от избытка сердца глаголют уста (Мф.12:34). Когда сердце способно обнимать собой высокие благодатные переживания, оно расцветает, благоухает этими чувствами. А когда оно неспособно к таким состояниям, это называется нечувствием. Живому сердцу свойственно всегда нечто испытывать; чувство же священное оживляет его, дает наполненность, благодатность, и пророк молится, чтобы его чувствилища были отверсты, открыты. Грех, неправые мысли накладывают на нас пелену: умом понимаю, а сердце молчит. В религиозном отношении чувство бежит впереди разума, иногда интуитивно мы познаем вещи настолько глубоко, подлинно -а ум только удивляется; потом начинает анализировать: как все произошло, откуда в сердце такое прекрасное переживание... Разум более поверхностен, он связывает логические закономерности и накладывает эти связи на весь видимый мир, а сердце и чувства – непосредственны. Посмотрел я на другого человека, обратился к храму, обратился к образу Божию – и сразу может родиться такое глубокое и подлинное чувство, что потом буду всю жизнь изумляться. И Бог иногда открывается нам в каком-то высоком переживании: открылись чувствилища, человек принял в душу высокий образ, будет нести его и благоговеть, а разум может так до конца и не понять, не осмыслить – только что это дар небесный свыше.

Молитва, служение Богу во многом зависит от того, насколько наши сердца будут открыты Ему, постижению того, что Он хочет нам открыть. Перед началом литургии, прежде чем дьякон выйдет на амвон и произнесет: «Благослови, владыко», священник молится: «Господи, устне мои отверзеши...» – вот, сейчас я буду служить, и если сердце мое будет закрыто, душа не почувствует слов, которые мне нужно не только произносить, но таинственно совершать священнодействие, если я окажусь нечувственным, то эта служба будет мне в осуждение. Слова псалма показывают, что прежде, чем начать священнодействие, нужно просить у Бога, чтобы Он открыл самое сокровенное – нашу душу, чувства, чтобы мы приступили к Богу не с окаменелым сердцем и нечувственной душой, а чтобы вновь и вновь ощущали, что совершается нечто великое и таинственное. Без этого Богу служить нельзя. Грех и беззаконие сковывают нас внутри, закрывают чувства, как пеленой, а когда происходит очищение и оправдание души, к этому нужно просить и чтобы Бог открыл те священные чувства, которыми душа живет и способна служить Богу.

Яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо: всесожжения не благоволиши. Если действительно отверзутся все основы души, богатство ее чувств, тогда невольно, органично родится в душе хвала Богу. Человек хвалит Бога устами осознанно, но когда откроются эти чувства, хвала будет сама естественно изливаться из благодарной души. И это даже передается: когда человек, у которого открыты чувства Божии, совершает в таком переживании молитву, ее подхватывают все слушающие. Хорошо молится священник – и народ чувствует, как открыто, наполнение, благодатно, свободно молится и легко дышится в храме.

Каждый стих псалма обращен к Богу как молитва, усиленное прошение, как самое сокровенное желание. Но сама молитва должна получить печать – раньше она всегда сопровождалась жертвоприношением, в Ветхом Завете считалось два священнодействия: жертвоприношение и молитвословие, молился в основном священник, а народ приносил в храм свои жертвы. Но пришло время, когда Бог через пророка стал обличать людей, что вот вы усердно приносите жертвы, а сердце ваше закрыто, запечатано, вы откупаетесь от Меня жертвами, а душу свою не меняете. Яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо: если бы нужно было сейчас подкрепить, скрепить все мои прошения жертвой, я бы не замедлил, но я пророк и причастен тому откровению, которое Ты и раньше возвещал, и мне сугубо это открыто. Я бы скрепил свои прошения жертвой, уверением, печатью – как мы говорим «аминь», «истинно так» на каждое молитвенное прошение. Пусть это будет так, неизменно, во всей цельности и полноте.

Не благоволиши: хочу сказать «аминь, Господи», но не могу поставить эту печать, потому что Ты не восхотел жертвы, Ты более ищешь свободной любви к Тебе. Спаситель сказал в Евангелии: милости хочу, а не жертвы (Мф.9:13). Поэтому, Давид дальше говорит, пусть этой жертвой будет «дух сокрушен». Ты не сотрешь печать истинности, которая выражается не в физическом жертвоприношении, заклании, крови агнца, а в духовной жертве. Сокрушить -значит разбить вдребезги, так ударить об пол, чтоб все разлетелось: когда Бог повелевал сокрушить идолов, праведные люди разбивали их в пух и прах, как мы знаем из Священного Писания. Как же может быть Богу угодно разбитое сердце, дух сокрушен? Дух никогда не может быть разбит и уничижен, он может подвергнуться скорби, которая его переплавляет, делает совершенно иным. Сокрушение – это духовная скорбь пред Господом о содеянных грехах, об удаленности от Бога, об утере святости. Подлинное сокрушение сердечное и есть та жертва: если человек сокрушает в себе самолюбие, эгоизм, хочет эту скорлупу, заросшую, окаменелую нечувственность разбить, такую жертву он может совершить, имея живую веру в Бога, только сам. Вместо ветхозаветной жертвы пророк Давид провозглашает единственную самую ценимую Богом жертву, которая никогда не отвергается и в которой человек всегда возвышается, -Бог его никогда не уничижит.

Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимский. Этот стих многие называют пророческим, предуказанием. Иерусалим, как величайшая святыня, которая была Богу приятна, воздвигнута избранными людьми, указывает на тот священный град, селение Божие, где Господь пребывает, – на душу человеческую. Когда она прогневляет Бога своими грехами и беззакониями, Бог эти стены, твердыни души, разрушает разными скорбями, но приходит время, как пророк Давид и говорит, когда благоволение Божие вновь совершается над кающимся грешником, – тогда начинают созидаться духовные стены. Почти все толковники указывают, что здесь пророческое предуказание на первое разрушение града Иерусалима, что это его стены вновь созиждутся; но после первого разорения града было и второе, уже после явления Спасителя. Этот пророческий стих читается священником в конце Херувимской песни, во время великого входа, изображающего, символизирующего шествие Господа на Голгофу, где совершается искупление человеческого рода. Этим показывается, что жертвой Христовой вновь созиждутся стены Иерусалима – таинственного города мира, Небесного града. Это таинственный образ, некоторые понимают его глубоко мистически. Этот стих приоткрывает некое таинство воссоздания, восстановления и отдельной души, и народа, и Царствия Божия, которое здесь начинается, здесь закладываются стены небесного града Иерусалима.

Тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожегаемая: тогда возложат на олтарь Твой тельцы. Когда будут воссозданы благодатью Божией твердыни Небесного града, когда возобновится подлинное Небесное служение, тогда жертвы правды будут вновь приноситься Богу. Возобновятся благоприятные Ему жертвы на алтаре Господнем, и порядок этого будет совершенно духовный.

Начался Великий пост, всю первую седмицу мы вместе молились в храме, не единожды обращались к Господу с мольбой, чтобы Он простил наши согрешения вольные и невольные, и сегодня собрались на первую великопостную субботнюю литургию, чтобы наше моление и наше прощение получило завершенность. Каждый день мы приходили в храм и слышали чудные молитвы, которые напоминали нам, что Великий пост – время покаяния. Дни проходят быстро, жизнь утекает словно вода из рук, смотришь – и правило прочесть не успел, и собраться с мыслями, опять возникли ненужные дела, стихийные отношения... А тем временем великая награда преходит, печально...

Нам хочется в тишине, собранности, молитвенности, покаянном духе начать Великий пост, но помимо воли мы попадаем в обстоятельства, которые трудно было предвидеть, – и они от Бога. Премудрость Божия никогда не посылает нам то, чего нам хочется непременно получить сегодня или завтра; а то, что она посылает, надо сразу же принять. Потом можно порассуждать об этом, поблагодарить Бога: да не моя воля будет, Господи, но Твоя святая. Воля высшая, Божественная, по вере нашей чудно проявляет себя. Казалось бы, мы ничего не успели сделать – но вот и покаяние явилось, и молитва зародилась. Почему? Потому что не стали предаваться ропоту, отчаянию, что все идет не по-моему, а приняли, как будто так и должно быть.

Наступил Великий пост, и каждому из нас надо по-настоящему собраться. Ограничить себя, лишний раз не посмотреть какие-то программы, сайты, избегать ненужных разговоров – в этом тоже состоит условие для того, чтобы пост прошел духовно. Но не только: пусть даже и все у нас вроде наработано, и мы ходим в храм, и молимся, и верим, и знаем, и закону внимаем – душа ищет живого выражения, живого общения с Богом, желает явить Ему себя доподлинно, как это в ней запечатлено. Бог является для нас тем исключительным источником жизни, о котором апостол сказал: о Нем бо живем и движемся и есмы (Деян.17:28).

Есть ли в нас понимание того, что каждая секунда наших дел, чувств, отношений проходит не сама по себе, а перед лицем Божиим? Как часто, чуть не в каждом псалме пророк Божий Давид говорит, что он ищет лица Божия, хочет предстать пред лицем Божиим, исповедаться пред лицем Божиим. Это искание и страшно, и настолько отрезвляет разум... Представьте, что вам нужно явиться на прием к важному лицу, имеющему власть и достоинство правителя: нужно заранее подготовиться, подобрать соответствующую одежду, продумать, что сказать. Будь у нас такое ощущение, когда мы собираемся предстать пред лицем Божиим, не возникало бы в нашем отношении к Богу ничего стороннего, ненужного... Покаяние есть некий чудный дар, и его можно почувствовать только пред лицем Божиим. Почему Иоанн Предтеча начал свою проповедь со слов: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф.3:2)? Царство Божие приблизилось – значит, я как бы стою пред лицем Божиим.

Здесь-то и родится то чувство, которое навсегда может переменить ход моих мыслей, внутренних движений, саму жизнь.

Раскаяние – еще не покаяние. Раскаяние – это когда мы сожалеем о плохом поступке, о том, что не успели сделать доброе дело, поставили на первое место второстепенное, а не главное... Перечень наших греховных поступков, которые можно зафиксировать, расчесть – это грех, то не грех, – не проникает в глубины, недаром пророк Давид говорит: от тайных моих очисти мя, и от чуждих пощади раба твоего, и очищуся от греха велика (Пс.18:13–14). Покаяние же – нечто проникающее до глубины души и высочайший дар бытия. Как мы можем оправдать свою жизнь? Те, кто подвизался духовно, знают, что жизнь оправдана и делами, и соответствующими мыслями, и соответствующими устремлениями, когда мы выполняем самое главное – живем для Неба. Вот откуда рождается наше покаяние – из понимания того, что мы все-таки не живем небесными законами, заповедями евангельскими, заповедями, которые пророк Божий Моисей получил на горе Синай. А многие законы духовной жизни нам даже еще и неведомы, потому что они открываются лишь тем, кто всерьез становится на этот путь.

Мир утвержден на законах – общественных, юридических и так далее. Потому что если нет закона, вместо него может быть одно – беззаконие. А беззаконие, по определению святых отцов, это и есть грех. Духовные же законы начертаны для нас, они очень близки нашей душе, сродни ей. Законы Божии даны и в природе, и в естестве человеческом, и в Священном Писании, и везде. В них Дух Божий и премудрость, их непременно надо не только знать, но и приложить, исполнить в жизни. И чем человек более духовен, тем больше ему открывается немощь человеческой природы. Становится ясно, почему праведники говорили о себе уничижительно, как, например, пророк Божий и царь Давид: я червь, а не человек; в беззакониях зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя. По глубине веры дается откровение о человеке. А если мы обратимся к Библии, там прямо сказано: И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою (Быт.2:7). Прах земной стал живой душой; если человек не понимает, что он прах, как он может раскрыть в себе сокровище Божественной жизни и сохранить его? Конечно, никак; ему хочется пожить в свое удовольствие здесь, как все, порадоваться земным радостям. А радости духовные не такие, не простые, глубокие, об этом сказал Господь, что радости этой от вас не отнимут... (Ин.16:22). Для духовной жизни нужно, чтобы душа была просвещена знанием, потому что Сия же есть жизнь вечная, как сказал Господь, да знают Тебя, Единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа (Ин.17:3). Знание Бога, Святой Троицы – это жизнь вечная, она уже здесь нам дана, только надо стремиться понять, проникнуть в смысл единства Божественной природы, неизмеримой любви, ради которой Отец Небесный послал Сына Своего в мир, чтобы нас оправдать с нашими немощами, возвысить, взять на Себя грехи и беззакония наши. Какая бездна премудрости, какая бездна любви!

Дни Великого поста для нас драгоценны, они даются нам для исцеления души, для укрепления веры, для познания Бога, Его премудрости, путей, спасительных для нас. Будем молиться вслед за святыми отцами: «Господи, просвети тьму мою», – преподобные подвижники считали, что еще не имеют животворящего ведения. Желание Божественной жизни, ведения законов Господних, стремление их осуществить и составляет жизнь духовную. А вне этого пути что способно нам дать твердость веры, пробудить богатое чувство любви к Богу и к человеку, желание трудиться, не унывать в скорби, не падать духом, когда посещают нас испытания, болезни, напасти?..

Будем, братья и сестры, видя свой грех, сердечно молить Бога: Господи, это не подлинная моя природа, это наносное, чуждое мне, я не люблю грех, не хочу грешить, страдаю от этого. Мир – всегда добро и зло, свет и тень, жизнь и смерть. В притче о плевелах рабы спросили господина: не доброе ли семя сеял ты на поле твоем ? откуда же на нем плевелы ? Он же сказал им: враг человек сделал это. А рабы сказали ему: хочешь ли, мы пойдем, выберем их? (Мф.13:27–28). Зачем нам плевелы, давайте все зло уберем, и будет рай на земле. А зло-то ведь во мне, в глубине моего духа, я сам – первый грешник. И Господь отвечает в притче: нет, не торопитесь, пусть плевелы живут до срока, придет день, когда отделится доброе от злого, сорняки от чистой пшеницы. Все будет в свое время и в меру трудов ваших, веры, надежды, подвигов... Будем благодарны, что Господь дал нам покаяние. Вне покаяния никому невозможно спастись, ни праведнику, ни грешнику. Но почему – ведь человек искуплен волею Самого Единородного Сына Иисуса Христа? Всяк творяй грех раб есть греха (Ин.8:34): я творю грех, значит, я раб греха и подлежу суду.

Прекрасные библейские образы кающихся грешников даны нам не для того, чтобы мы прочитали про них и забыли, а чтобы научиться у ветхозаветных праведников покаянию. Потрясающая жизнь была у царя Манассии, он превосходил беззакониями, преступлениями против народа Божия великих грешников. Двенадцати лет был Манассия, когда воцарился, и пятьдесят пять лет царствовал в Иерусалиме, и делал он неугодное в очах Господних, подражая мерзостям народов, которых прогнал Господь от лица сынов Израилевых, и снова построил высоты, которые разрушил Езекия, отец его, и поставил жертвенники Ваалам, и устроил дубравы, и поклонялся всему воинству небесному, и служил ему, и соорудил жертвенники в доме Господнем, о котором сказал Господь: в Иерусалиме будет имя Мое вечно... проводил сыновей своих чрез огонь в долине сына Енномова, и гадал, и ворожил, и чародействовал, и учредил вызывателей мертвецов и волшебников; много делал он неугодного в очах Господа, к прогневлению Его... Манассия довел Иудею и жителей Иерусалима до того, что они поступали хуже тех народов, которых истребил Господь от лица сынов Израилевых. И говорил Господь к Манассии и к народу его, но они не слушали. И привел Господь на них военачальников царя Ассирийского, и заковали они Манассию в кандалы и оковали его цепями, и отвели его в Вавилон (2Пар.33:1–11).

Манассия сидел в темнице семнадцать лет, столько времени страдал, но не умер – Бог ждал, когда в нем раскроется настоящее покаяние. И в тесноте своей он стал умолять лице Господа Бога своего и глубоко смирился пред Богом отцов своих. И помолился Ему, и Бог преклонился к нему и услышал моление его, и возвратил его в Иерусалим на царство его. И узнал Манассия, что Господь есть Бог (2Пар.33:12–13).

Как можно искупить страшное зло, которое сотворил Манассия? Никакими страданиями его не искупить. Бог помиловал Манассию только потому, что он пришел в разум и стал каяться.

Так же, дорогие братья и сестры, каждому из нас, как бы ни были тяжелы наши грехи, если есть искреннее покаяние, Бог простит их, благодать Божия, сказано, превозмогает. Сам Господь сказал: Я пришел не судить мир, а спасти мир (Ин.12:47), дать нам оправдание.

Святитель Иоанн Златоуст говорил так: если бы человек не исказил свою Божественную природу, созданную по образу и подобию Божию, то не нужно было бы ни Священного Писания, ни заповедей, ничего; но когда этим пренебрегли, оставили, забыли, тогда явилась нужда во внешних законах. Бог на горе Синай дал Моисею каменные скрижали, на которых были начертаны десять заповедей: «Я – Господь Бог твой... не приемли имя Господа Бога всуе, не сотвори себе кумира, почитай день седьмой, почитай отца и мать, не убей, не укради, не прелюбодействуй, не лжесвидетельствуй, не завидуй».

Самый основной закон, лежащий во главе угла, – закон любви ко Господу. Как сказано и у апостолов, и у святых, тот, кто исполнил закон любви, исполнил заповеди, потому что в любви содержатся все законоположения. Если человек действительно любит Бога и ближнего, он исполнил закон. Но, хотя многим Бог дает милость в познании Себя – придем в храм Божий, помолимся и чувствуем, как душа оживотворится, – кто из нас может сказать, что исполнил заповедь о любви к Богу?

Конечно, это далеко не так. Мы мечтаем о себе, что любим Бога, а на самом деле: Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? (1Ин.4:20). Таким образом Господь открывает нам, что мы только создаем видимость, мним о себе, о своем разуме, каком-то превосходстве над другими людьми... Отсюда и наша гордость, и презрение к ближнему. Как читаем в Евангелии от Матфея, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф.24:12). И сейчас, мы видим, действительно, любовь исчезает, а пороки растут, достигая огромных масштабов, мир уже захлебывается от греха. А причина одна: нет любви. Есть любовь – есть и вдохновение, и радость, и смысл бытия, и Сам Бог, а нет любви – нечем жить душе. Отсюда страсти, пьянство, наркомания, всякое беззаконие, неверие и так далее, на что способен наш испорченный разум. Будем каяться, братья и сестры, что нарушаем первую заповедь закона Божия о любви: согрешили, Господи, пред Тобой, прости нас, грешных и недостойных...

То же можно сказать в отношении ближних. Хорошо еще, если мы поддерживаем добропорядочные отношения, не посягаем на достоинство другого человека, не стараемся причинить боль, подчинить своей воле, господствовать, сокрушаемся о своем тщеславии и честолюбии. Люди вступают в брак, начинается борьба за первенство, и вся жизнь проходит в выяснениях, кто главней. А пойдут у них дети, наши грешные дети... Как известно, дети – наше зеркало. Прости нас, Господи!

От терпения рождается любовь к Богу, потерпим, будем снисходительны, не будем осуждать, тешиться злобными, агрессивными мыслями по отношению к близкому человеку, будем принимать, ценить его как образ Божий. Это тоже нам поможет справиться со многими нездоровыми проявлениями в душе. Заповедь о любви к ближнему – самая простая и естественная, казалось бы, выполнить ее проще всего, а вот мы видим, как испорченное наше сердце, глубоко сидящая гордыня, самолюбие, эгоизм, своеволие, отвержение воли Божией, отвержение воли другого человека – все это приводит нас в страшное состояние, когда грехи пред Богом не умаляются, а растут, как снежный ком. Будем каяться, Господи, прости нам грехи наши, неведения наши. Дети не почитают родителей, родители не уделяют должного внимания детям, мало заботятся об их воспитании и обучении... Родные братья и сестры питают в сердце недовольство, все им кажется, что родители одного любят больше, чем другого, и пошло, и пошло... Это надо каждую секунду в себе исправлять. Сколько родных людей испортили отношения и даже не пытаются ничего поправить, а ведь это грех, о нем надо сокрушаться, просить: Боже, Боже мой, это мой самый близкий, самый родной, Богом связанный родством, как же так мы живем... Боже, помилуй нас, мы сами себе злейшие враги, связываем себя внутренними путами, не видим, что делаем, не понимаем, что творим, Господи прости нас!

Кто родителей обижал, не почитал, забывал о них, лгал им, плохие слова говорил... Пускай отец и мать тебя тысячу раз обижали, ты им прости, это закон жизни. Кому-то кажется, да что такое мать и отец, я вот сам... Нет, ты не сам, Бог через них дал тебе жизнь и бытие. Если родителей не почитаешь, то и Бога почитать не будешь. Дети, которых не приучили почитать родителей и взрослых, вырастая, не будут в Бога верить по-настоящему...

Также, братья и сестры, будем каяться, что нарушали Божии постановления, не ходили в храм, оставляли молитвенное правило. Мы не чувствуем силу, благодатность молитвы, а ведь это жизнь души, ее молитвенное откровение, это свет и пища наша. Мы зачастую относимся к молитвенному правилу как к тяжелому обязательству, молиться нам очень тяжело... Нет, это только так кажется, молитва необыкновенно свята и благодатна! Но надо приложить веру, потому что без веры невозможно обращаться к Богу и умолить Его. Как и без покаянного чувства: «Царю Небесный, очисти нас от всякия скверны», «Отче, остави нам прегрешения наши», «Помилуй мя, Боже, помилуй мя». Без покаяния молитву Господь не примет, и нам она будет не полезна. Верую, что Бог слышит меня, что, когда я от сердца приношу Ему молитву, она не уйдет в неизвестность, обязательно найдет тропинку.

Будем каяться, Господи, прости нас за суетность, многозаботливость. Молитву задвигаем на задний план, а сперва торопимся успеть в одно место, да в другое не опоздать – но ведь первым делом надо помолиться. Если ты молитвы произнесешь от всего сердца, это тебя освятит на весь день. А отложишь в дальний ящик, потом придешь усталый, несобранный, рассеянный – и время ушло, и никакой молитвы нет. Прости нас, Господи, за леность, за нерадение, за малодушие! Когда молимся, то чувствуем, как душа обретает свое благородство, молитва обогащает нас и сожигает шелуху мелких, пустых мыслей.

Молитва очищает зрение души, собирает ум, дает ему преимущество перед телесным. Будем каяться, что не выполняем самого главного, заповеданного нам, достойно; враг наш, дьявол, как лев рыкающий, готов каждую душу поглотить, а молитва нас спасает.

Самый страшный грех, когда один человек лишает жизни другого, убийство. Но есть и убийство духовное, когда мы в ярости, в безумии, в самозабвении унижаем ближнего, обвиняем, глумимся... Прости нас, Господи, недостойных, и помилуй.

К греху убийства относится также, если христианин, имея от Бога знание Священного Писания, по своему невежеству и гордости ищет какой-то высшей, нежели истина Божия, премудрости, высших законов природы и начинает заниматься магией, овладевает оккультными силами. Крайнее, так сказать, духовное убийство, когда человек вредит не только себе, а многим; сейчас сколько расплодилось опасных сект, посмотришь, что там творят, о чем говорят, – это настоящее безумие... Те, кто к ним идут, теряют душевное здоровье – и все равно к этим проходимцам, шарлатанам, разным медиумам, спиритам, экстрасенсам, целителям обращаться модно. Это профанация великой святыни, которая нам дана, открыта, явлена в таинствах Церкви. Хочешь получить Божественную силу – вот она, всегда здесь, ждет твоего обращения, хочет, чтобы ты серьезно уверовал.

Страсть сребролюбия – одна из самых страшных духовных болезней. Кажется, у сребролюбца один смысл жизни – накопление, приобретение средств, чтобы добиться высокого положения. Он не считается ни с совестью, ни с узами дружбы, лишь бы обогатиться. Будем в этом каяться, Господи, прости нас! Сребролюбием может недуговать и богатый, и бедный – бедный предается мечтам: вот если бы мне досталось наследство, если бы я выиграл в лотерею, бедный я, несчастный... А ведь Отец Небесный и о птицах небесных печется, у вас же и волосы на голове все сочтены (Мф.10:29).

Покаемся Господу, братья и сестры, и в том, что теряем целомудрие, чистоту, цельность души от своих телесных чувств. Путь этот у некоторых начинается чуть ли не с детства, а в юности уже многие теряют чистоту души и тела, предаются похотям и вожделениям и так обрекают себя на жизнь, чуждую благодати Божией. Душа, исполненная скверны, всяких нечистот, вожделений, прелюбодейства, телесной извращенности, отягощена грехом, и это свойственно, наверное, всему человеческому роду, почему в Евангелии и звучит такое слово: о, роде неверный и развращенный! (Лк.9:41) – так Господь сказал, обращаясь к окружающим. О, роде неверный – неверие тоже воспринимается как болезнь, потому что там, где Господь встречал проявление веры, Он говорил: по вере вашей да будет вам, и проявлял Свою Божественную силу, исцелял болящих, прокаженных, слепым давал зрение и глухим слух. Будем, братья и сестры, понимать, что чистота души – одна из самых главных наших задач, без этого мы не можем достойно причаститься.

Будем каяться, что часто допускаем сквернословие, празднословие... Язык, по словам апостола Иакова, огонь, прикраса неправды (Иак.3:6), малый член, а управляет человеком и способен возжечь адское пламя злых речей. Злословие, сквернословие, пустословие, клятвопреступление – все эти страшные грехи совершаются языком. Не стоит именования христианина тот, кто не обуздывает своего языка. Особенно это касается женщин, которые любят поговорить, а как заведут разговор, начинается осуждение, сплетни... Поэтому Господь и говорит: за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда (Мф.12:36). Будем помнить об этом и стараться воздерживаться, особенно сейчас, Великим постом, когда поется: положи, Господи, хранение устам моим. Страсть празднословия постоянно опустошает нас. Видим, что не можем ни воздержаться, ни разумное слово сказать, наполнить его смыслом, а только судачить, да сквернословить, да пустословить, да осуждать, так скажем: положи, Господи, хранение устам моим. Каемся, Господи, прости нас за неразумное отношение к дару слова, которым из всех живущих на земле одарен только человек.

Будем каяться, Господи, прости нас, научи хранить и воспитывать дар слова, вкладывать в слова Божественный смысл. Ведь слово способно убить и способно воскресить человека, духовно переродить, обучить, освятить... Потому Господь и напоминает нам: от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься (Мф.12:37).

Наверное, много можно было бы еще перечислить наших согрешений, происходящих от невоздержания, прежде всего это винопитие, от которого много людей страдает и гибнет, я уже не говорю о наркомании, это страшные пороки, которые еще здесь, на земле, увлекают человека в ад.

Кроме заповедей Господних, против которых мы согрешаем вольно и невольно, есть заповеди блаженства – в них Господь призывает нас творить благо:

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня (Мф.5:5–11).

Помогать ближнему – это наша святая обязанность, ведь дела наши впереди нас идут и тяжело будет умирать, если мы не явили дел милосердия, не помогли нуждающемуся, не вспомнили о бедных, не посетили больных... К добродетелям, которые мы должны взрастить в душе, еще относятся терпение, смирение – на кого воззрю, говорит Господь, только на кроткого и смиренного, трепещущего словес Моих (Ис.66:2). А мы себя не смиряем, не настраиваем на то, чтобы стяжать кротость – начало смирения.

Господи, прости наши согрешения вольные и невольные...

Мне казалось, что обычай редко причащаться зародился в новые времена, а, оказывается, эта традиция была и в первые века по Рождестве Христовом – удивительно! Уже в IV веке святитель Иоанн Златоуст выступал против редкого причащения: «Многие причащаются этой Жертвы однажды во весь год, другие дважды, а иные – несколько раз. Слова наши относятся ко всем, не только к присутствующим здесь, но и к находящимся в пустыне, – потому что те [тоже] причащаются однажды в год, а нередко – и раз в два года. Что же? Кого нам одобрить? Тех ли, которые [причащаются] однажды [в год], или тех, которые часто, или тех, которые редко? Ни тех, ни других, ни третьих, но причащающихся с чистой совестью, с чистым сердцем, с безукоризненной жизнью. Такие пусть всегда приступают; а не такие [не должны причащаться] и один раз [в году]» (Беседы на Послание к Евреям 17: 4).

И от кого исходила традиция редкого причащения – от людей подвижнического устроения, пустынников... Почему – потому ли, что им надо было преодолевать огромные расстояния до храма? Или же они, начиная и заканчивая день чтением Евангелия, Псалтири, молитв, не ощущали необходимости в частом причащении? У святых отцов встречается интересное указание о том, что есть такое понятие, как духовное причащение: если подвижник постоянно держит ум в слове Священного Писания, он может и редко причащаться, даже раз-два в год, но его духовное состояние таково, что единство с Богом никогда не нарушается. Это все очень тонкие материи, не касающиеся собственно таинства Причащения. Пустынники не занимались мирскими делами, их образ жизни – труд и молитва, умное созерцание, погружение в священные тексты; многие из них сами составляли молитвы. Они были в Духе Божием...

Есть такая притча про трех простецов, рыбаков, которых выбросило на остров в Белом море, они так молились Святой Троице: «Трое Вас и трое нас, Господи, помилуй нас!» Потом к ним приплыл архиерей и научил их молитве «Отче наш». Они обрадовались, но тут же забыли слова и побежали за лодкой по воде, спросить, как правильно. Ну что им сказать: как молились, так и дальше молитесь. Эти простецы были в Духе. А быть в Духе Божием – это значит Христос верою вселяется в сердца ваши (Еф.3:16–17).

Верою Христос вселяется в сердца наши – мы внимаем слову Божию и силу слова Его в себя вбираем. Это и есть духовное причастие для подвижника, ведущего внимательную, строгую жизнь. У пустынников была практика исповедания помыслов: монах почувствовал свою неисправность, пришел к духовнику, пал на колени, исповедал греховный помысел – и его духовное состояние восстановилось, в нем опять заиграл Дух, снова явилась сила Божия. Но мы-то живем в миру, встали утром и крутимся: детей в школу отвести, на работу не опоздать, и пошло-поехало... Как себя сохранить, ну как? Не знаю. Только вижу, что я обновляюсь во время Причастия. Когда я служил и причащался два раза в неделю, то чувствовал, что у меня восстанавливается баланс внутреннего духовного состояния. Сейчас служу только воскресную литургию и в праздники и ощущаю, как мне не хватает еще одной литургии. Два-три раза в неделю причащусь – и то, что у меня было, снова приходит ко мне – ясность мысли, внутренняя сила. Священники по опыту знают, откуда все рождается.

Святитель Феофан Затворник Вышенский в свое время был за то, чтобы как можно чаще причащаться. Святой праведный Иоанн Кронштадтский тоже на этом настаивал и удивлялся, почему приступали к Причастию один-два раза в году. Он просто не мог этого вместить: вот он выходит с Чашей, в его руках – Христос, вот Его Тело, вот Его Кровь, как же не причащаться? «Приидите, ядите, Сие есть Тело Мое... Сия есть Кровь Моя... Пиите...» И я всегда воспринимал этот призыв на литургии как обращение к нам. Кого же тогда приглашает Христос – только одного священника? Или всех, кто стоит в храме? Этот открытый призыв Бога, обращенный к Своей Церкви, к Своим чадам, должен быть во главе угла! И вдруг – никто не готов, в храме причащаются только два человека – ну что это такое, это же вообще, получается, не Церковь! Телец упитан и заклан, трапеза уготована, а мы стоим, боимся подойти к Чаше. Находим какие-то ложные оправдания... Да, мы не праведники, но правда Божия в том, что Бог уже оправдал тебя, Он тебя уже освятил, Он тебя искупил – возьми эти Дары искупления, оправдания, Его честные Кровь и Тело, и прими с верой!

Есть чудная молитва святителя Иоанна Златоуста, которая читается, когда священник выносит Чашу: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от нихже первый есмь аз». Иоанн Златоуст истинно говорит, что недостоин, потому что он первый из всех грешников, так он себя ставит. Вот правильный подход к Причастию! Когда будет такой подход, люди побегут к Причастию, оно будет их изнутри переплавлять, менять их сознание.

Иоанн Богослов, любимейший ученик, который на Тайной Вечере лежал на груди Христа, говорит: «Если я скажу, что я безгрешен, я буду ложь пред Богом» – Если говорим, что мы не согрешили, то представляем Его лживым, и слова Его нет в нас (1Ин.1:10). Но рожденное от Бога не делает греха к смерти: Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога (1Ин.3:9).

В 8-й молитве перед Причащением читаем: «Несмь доволен, Владыко Господи, да внидеши под кров души моея; но понеже хощеши Ты, яко Человеколюбец, жити во мне, дерзая приступаю». Ты хочешь этого! Я не достоин, но я прихожу, потому что Ты сказал: «Придите и едите, пейте...» Мы всегда будем недостойными. Даже люди святой, правильной духовной жизни не могут почитать себя достойными, преподобномученица великая княгиня Елизавета Феодоровна писала своей подруге Зинаиде Юсуповой: «...Есть Он – конечно же, Он зовет тебя, иди к Нему, езжай не колеблясь в маленькую ореандскую церковь, причастись, возьми с собой сына, ему это точно будет во благо... в Божественной силе всегда есть потребность. Мы, земные существа, не можем дать покоя страждущей душе, но Он, Который дает скорби, дает и силы, а мы иногда забываем просто приходить к Нему, думаем, что надо подолгу готовиться ко святому Причащению, чтобы быть его достойным. Но когда мы бываем достойны? Никогда. Так будем же как дети, придем к Нему со слезами, испросим у Него прощения, и Он откроет объятия, готовый утешить нас. Он все понимает и все прощает, только пойдем, просто пойдем к Нему».

Не ставь на первое место свой грех, забудь сейчас о нем, а поставь на первое место в сознании: «Бог». Вот Бог стоит и тебя призывает. А грехи, когда готовишься к Причастию, читаешь дома Канон покаянный, молитвы, там их и оставь. Ты сделал все необходимое, а теперь идешь в церковь и только. Идет литургия, ты подошел к Чаше... Забудь и про себя, и про все – вот совершенно правильный подход.

Когда преподобного Антония Великого спросили: «Какая самая высокая добродетель?», он ответил: «Дар рассуждения». Не подвиг, не распятие ветхого человека со страстьми и похотьми, хотя и это в какую-то свою меру мы можем совершать, да... Но все-таки, когда мы стоим на грани мира духовного и мира нашего, обыденного, необходимо прибегать к рассуждению. Внутренне, сердцем чувствовать и видеть жизнь Церкви.

Время – наш крест, век наш – это наш крест. XIX век свое принес, XXI век – что-то он еще принесет... Но Слово-то Божие останется то же, Евангелие то же, Бог один и тот же...

Когда я учился в семинарии, то думал, что эпоха Российской империи была для Церкви временем расцвета. Однако все было не так просто, потому что архиереи-ревнители и не всегда могли сказать нужное слово, и никто их и не послушал бы. Нужно, чтобы власть позволила, дала возможность церковным иерархам высказаться, а это часто запрещалось. Появлялся какой-то архимандрит или священник, который учил не так, – его просто ссылали и все, вот Иова Анзерского Иван Грозный отправил на Соловки...

Народ в массе своей оставался непросвещенным. Почитаешь записки священников XIX века, узнаешь, в каких условиях жили простые деревенские батюшки, и содрогнешься – в бедности, семью не всегда могли прокормить. И кто поднимал голос в защиту Церкви? Святитель Феофан Вышенский говорил о том, что надо как можно чаще причащаться. Святой праведный Иоанн Кронштадтский – он ликовал, вынося Чашу, и даже, есть такая запись, чуть ли не по второму разу давал Причастие, чтобы только почувствовали, какая сила – Святые Тайны. Эти подвижники и другие, в отдельных монастырях, в Оптиной пустыни, жили литургией, причащением. А народ, не приученный к деятельной духовной жизни, был пассивным. Слово Божие то же, каноны великолепные, прекрасные те же, но духовное пробуждение коснулось лишь части церковных людей. Если посмотреть жития оптинских старцев, сборники их поучений и ответов на вопросы, то видно, что это была сплошная немощь человеческая, чувствуется, что люди тянулись к Церкви, но еще не жили по-настоящему по-христиански. Таково было состояние общества, церковного общества, Церкви. Духовность еще не раскрылась во всей полноте. Одни только святые старцы, преподобный Серафим Саровский и другие, открывали и сейчас так же для нас открывают пути духовной жизни. И тот, кто искал, стремился к Богу, уяснял эти пути, – люди духовные – были во все времена.

Духовность раскрылась, когда после революции начались гонения. Вот тогда все поняли, что Церковь как собрание верующих поддерживается только Евхаристией и частым причащением: сегодня ты жив, а завтра тебя арестуют, храм взорвут... Появилась жажда богообщения.

А в послевоенные годы открытых храмов было мало, и некоторые священники не желали, чтобы больше народу причащалось, потому что приходилось много исповедовать. Но как поисповедовать 500–600 человек за полчаса? В тех условиях спасала общая исповедь.

Общая исповедь началась с Иоанна Кронштадтского, потому что к нему в Андреевский собор приходило по десять тысяч кающихся, и он физически не мог у каждого принять исповедь. Но он говорил им слово, пронизанное такой энергией благодати, что люди каялись, рыдая и бия себя в грудь... А потом священники накладывали им на голову епитрахиль и причащали эту толпу по нескольку часов.

Вот я, молодой священник в московском храме, пришел служить литургию, и настоятель мне говорит: «Иди, батюшка, исповедуй, там сегодня человек четыреста исповедников, а к „Отче наш» ты уже должен исповедь закончить и прийти в алтарь». Как? Как?! Я и не знал, кто такой Иоанн Кронштадтский, книг его не читал, тогда православная литература не издавалась, но я почувствовал, что если я не скажу людям слово от души, от сердца, чем я сам живу, то они будут причащаться такими, какими пришли. И вот я выходил, сперва подобрав короткий текст из Евангелия, например: Если не покаетесь, все погибнете (Лк.13:3), брал его за основу и прямо на ходу начинал развивать тему. Если это был праздник, то выбирал текст из тропарей праздничного канона, из стихир, в них всегда найдешь зерно, где отражена потребность христианской души приступить к Богу с глубоким раскаянием. Минут 15–20 я говорил, смотришь, у одного слеза потекла, у другого... Я увидел, что слова доходят до сердец, и понял, что так и надо делать. А потом читал общую молитву, чтоб Господь всем, кто каялся, простил грехи, и накладывал епитрахиль; что-то экстренное можно было исповедать в этот момент.

На приходе служили два-три священника, а в праздник на раннюю службу приходило причаститься человек 600 и на позднюю столько же. Столько даже причастить одному священнику невозможно, поэтому и нужно было, поисповедовав, сразу идти помогать. За режимом следили власти, из исполкома приходили: «Что-то у вас службы затянулись... Вы там давайте, вовремя заканчивайте, чтоб в двенадцать часов народу не было в церкви...» А уж если воскресенье приходилось на какой-нибудь советский праздник, то даже расписание меняли, раннюю и позднюю не служили, а служба свершалась одна, в восемь часов утра – до десяти. Демонстрация идет, в рупор что-то кричат, музыка играет, а тут в храме народ стоит... Верующие все это знали и никаких претензий к священникам не предъявляли. Но священник сам понимал, что надо что-то сделать, чтобы зажечь в людях хоть маленький огонек веры, покаяния, любви к Богу, понимания, что мы не делаем в жизни самого важного...

В любых ситуациях нельзя угашать в себе искренность. Как Иоанн Кронштадтский говорил – я ссылаюсь на него, потому что много читал его и мне очень близки его слова, – что священник должен в своих молитвах истинствовать, чтобы слово не расходилось с внутренним настроением, молитвой, и совершает ли он панихиду, молебен или требу, надо чувствовать, что везде Один и Тот же Бог, к Которому мы обращаемся, Которого умоляем. Должна быть молитвенность, не пустозвонство, а подлинное служение Богу.

Вот таким образом обходились в самые неудобные времена... Помню, я скорбел, когда мне снова и снова поручали проводить исповедь и я не служил литургию и не причащался. Тогда я сказал себе: «Ты идешь делать дело Божие, приобщить эти души ко Христу, через тебя, через очистительные молитвы, через покаяние они причастятся Ему. Разве же ты посторонний, разве ты этим не служишь Богу?» И мне это давало такую радость, душа ликовала – вот оно, духовное причащение: Бог рядом с тобой, и духовная благодать тебя не оставляет, делает причастником.

Сейчас другое время. Сейчас многие из тех, кто давно ходит в храм, исповедуется и причащается, стали тяготиться однообразием своей исповеди: им тяжело в сотый раз говорить одно и то же, а священнику, как они считают, – слушать. Но нет, не надо к этому так относиться, не надо профанировать, к духовному должно относиться по-духовному, а исповедь – духовный акт. Самому ли тебе скучно или ты озабочен какими-то условностями, боишься, что батюшка от тебя устал, – забудь это все.

Некоторые редко причащаются, потому что по состоянию здоровья не могут поститься как положено. Но и это нельзя ставить во главу угла. У меня уже несколько лет диабет, и мне приходится есть мясо; в прошлом году я пытался начать пост «чистеньким» – один день, два я продержался, а потом стала кружиться голова, и я чуть не падал. Если б я не ел рыбу во все дни поста, что со мной было бы, не знаю...

Во главу угла надо поставить веру. Верую, что Причастие – это установление Христа, Тайная Вечеря, Его Тело и Кровь. И Он зовет нас – как Иоанн Златоуст сказал: «Несмь доволен, Владыко Господи, да внидеши под кров души моея; но понеже хощеши Ты, яко Человеколюбец, жити во мне, дерзая приступаю...» Ты хочешь, Ты говоришь: «Придите и едите...» Что это – не благоволение Божие, не глас Божий? Ты благоволишь! Тогда я все оставляю, и иду, и причащаюсь. Надо осознать, почувствовать, что для тебя Христос, Его Евангелие является нормой жизни, что ты многое испытал, но ничего лучшего не нашел, тогда не будет никаких лишних колебаний.

Вера – это мост, по нему мы переступаем через пропасть между нашей падшей природой и Господом, Который пришел спасти нас, из персти взятых, от тлена. Верой преодолевается страх, что я недостоин соединиться со Христом. Когда есть вера, человек видит свое недостоинство – да, но что же поделать, Господи... Поплачешь иногда, скажешь: «Господи, Ты видишь, какой я, ложь пред Тобой, хочу исправиться и опять то же самое делаю. Но без Тебя не могу жить!» Я без Христа не могу жить, я чувствую, когда приму Тело и Кровь Его, что мне легче дышится и появляются силы. Чего же еще искать, о чем думать? Сама практика церковной жизни так и совершается, поэтому людям не надо страшиться, а надо молиться и утверждаться в том, что нам открыто Богом. Укрепляться в вере, и тогда вера осветит изнутри.

Многие теперь причащаются часто, настолько часто, что возникли новые недоумения: надо ли каждый раз исповедоваться, тем более если каяться особо не в чем и за малое время человек нагрешить не успел. Да, бывает такое стечение обстоятельств, что через два дня после воскресенья наступает двунадесятый или престольный праздник; смотришь тогда, если твой прихожанин человек воцерковленный и он готовился, действительно жаждет Причастия, и ты знаешь, насколько искренне он кается, – ну что ж, покаялся – иди причащайся, что мешает?

Ничто не мешает. Краеугольное правило таково: если ты не сделал смертного греха, можешь причащаться хоть каждый день. Но только если серьезно готовился – галок не ловил, у телевизора не сидел, молился дома и на богослужении. А если день-два прошел, а ты подумываешь: «Не причаститься ли мне еще разок?» – тогда воздержись, ты проигнорировал саму суть, не приблизил себя ко Христу, а, наоборот, отдалил от Него. Надо слушать свою совесть, это все-таки голос Божий в человеке. Если ты разумно, собранно провел время и чувствуешь, что совесть тебя не обличает, иди, причащайся. А если тебе внутренний голос говорит: «Нет, ты дурно провел эти дни, даже не прочитал утренних и вечерних молитв, не исполнил элементарных правил подготовки...» Зачем тогда?

Иоанна Кронштадтского как-то спросили на собрании священнослужителей: «Батюшка, вот вы каждый день совершаете литургию, а как же вы успеваете вычитывать священническое правило и правило ко Причащению? Мы, священники, когда подряд идут праздники, изнемогаем от чтения правил: после праздничной службы еле к двум часам домой приходим, и ведь надо еще проповедь подготовить...» А он ответил: «Бывало, обстоятельства так складывались, что ни времени, ни сил не было прочитать положенные каноны, но никогда я не оставлял правила ко Святому Причащению». А правило ко Святому Причащению можно прочитать за полчаса. Это пример очень поучительный.

Вообще, когда прихожане спрашивают, как часто можно причащаться, я смотрю на человека: только начал он ходить в церковь – лучше приступать к Причастию раз в месяц, человеку воцерковленному – два раза в месяц, а если случится день ангела или какие-то другие даты, праздники, то можно и три раза в месяц.

Думаю, что все-таки нет необходимости учащать. Внутренне я стою на позиции Иоанна Златоуста – важно не количество, важно то, как ты будешь причащаться. Чувствуешь, что причастился формально; глядя на кого-то, решил через день снова подойти к Чаше, – это несерьезно и безответственно. По-настоящему жаждешь ты Причастия как того, что тебя соединит с Христом? Если да, подходи, пожалуйста, и да не в суд или во осуждение будет. Но смотри, како опасно ходиши: не примирился с кем-то, в сердце засела претензия, озлобленность – надо отложить, пока душа не очистится от этой скверны, потому что еще апостол Павел предупреждал, обращаясь к первым христианам: Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает (1Кор.11:28–29). Бог не терпит формального отношения ко Причащению.

Покаявшись, «с верою и любовию приступим, да причастники жизни вечныя будем», как поется во время причастия на постовой литургии Преждеосвященных Даров.