«Христианство воинствует ныне, как и прежде...»
синайские послания Константинопольского патриарха Геннадия Схолария

От разрушенного в 1453 г. «города и общего отечества» наиболее неизменным осталось одно установление византийского мира – церковь. Однако очевидно, что и она не могла остаться той же во всем. Одним из существенных источников по истории внутрицерковной жизни середины XV в. являются тексты первого Константинопольского патриарха периода туркократии – Геннадия Схолария. На примере нескольких его текстов (перевод которых прилагается ниже) мы попытаемся рассмотреть, как он видел жизнь вверенной ему паствы в новом, неблагоприятном для нее мире.

Ответ на этот вопрос нам могут дать не риторические патриаршие послания, обращенные «ко всем» и во «многом следующие правилам жанра (впрочем, ко второму из них мы еще вернемся ниже), но ответы на запросы конкретных общин или лиц, которые те посылали Геннадию как Константинопольскому патриарху. Это – два обращения к синайским монахам и ответ сербскому деспоту Георгию. Оба синайских текста – послание «Честнейшему в монахах киру Максиму, в миру Софианосу, и всем подвизающимся в святом Синайском монастыре преподобным иеромонахам и монахам»¹ и «Письмо честнейшему в монахах киру Иоакиму»² – связаны друг с другом теснейшим образом и касаются одних и тех же проблем. В конце первого послания к синаитам стоит точная дата – 6 февраля, однако не указан год. Так как очевидно, что Схоларий писал этот текст, будучи патриархом, то издатели датируют послания 1454–1456 гг. Однако представляется возможным сузить поле данной датировки. Святитель указывает в послании, что «мы многих сделали архиереями»³, но, будучи возведенным в патриаршее достоинство лишь 6 января 1454 г., он вряд ли бы успел за месяц произвести множество епископских хиротоний в разрушенной столице. Таким образом, 6 февраля 1454 г. скорее всего не может быть датой составления синайского послания.

Согласно большинству свидетельств, Схоларий окончил свое первое патриаршество ровно через два года после вступления, то есть 6 января 1456 г. Поэтому, вероятнее всего, год написания послания можно ограничить 1455 г. На связь второго послания – письма Иоакиму – с первым указывает как то, что в рукописях оно следует сразу за ним, так и его первая фраза: «Так как это (то есть определенная проблема, о которой ниже) скрылось от нас, и мы не написали в послании ко святому монастырю, то пишем это отдельно своей собственной рукой для лучшего разумения вашего и оповещения братий»⁴. Письмо киру Иоакиму написано, по всей видимости, сразу после «Послания» и отправлено с тем же посольством. К тому же, по свидетельству «Послания», этот «старец кир Иоаким» вместе с его монахом Григорием и привезли Схоларию вопросы синайского монаха Максима Софианоса, ответ на которые мы и имеем.

Адресовано послание патриарха киру Максиму, но также и всей братии монастыря. Монашеское посольство представлялось Схоларию имеющим достаточно большое значение, и в Константинополе он сам явно общался с монахами, а письменному посланию поверил не все: «подробнее, – как-то замечает святитель в послании, – вы все узнаете от них»⁵.

Что же происходило в то время на Синае? Об этом не сохранилось иных свидетельств, кроме текстов Геннадия. Не дошло до нас и послание синайского монаха Максима Константинопольскому святителю, в котором он ставил свои вопросы. Однако ответы Схолария касаются, по всей видимости, основных проблем, волновавших монахов, которые те и ставили в недошедшем до нас послании. Первый, и главный, вопрос синаитов, на который Схоларий отвечает несколько раз и в различных вариантах, – проблема взаимоотношений монахов с церковной иерархией. Для многих православных и особенно для монашества греческая иерархия была скомпрометирована Флорентийским собором 1439 г. Большинство епископов, пусть на короткое время, изменили православию, соответственно и впредь каждое их слово принималось лишь после определенной «редакции». Иерусалимский патриархат был замешан в деле унии куда меньше, чем Константинопольский, однако замещение всех ближневосточных кафедр фактически шло через Константинополь. Иерархические проблемы синаитов были связаны с конкретными епископами – с местным епископом Горы Синайской и с Иерусалимским патриархом. Кто в то время был игуменом-епископом Синая неизвестно, а на Иерусалимской кафедре еще пребывал, по всей видимости, патриарх Иоаким – 1431–1462 (?) гг.

Как можно заключить из послания, к середине 50-х гг. в Синайском монастыре образовалась группа монахов, по каким-то причинам неприемлющих своего игумена – епископа Горы Синайской. Мы, к сожалению, не можем сказать точно, какие именно обстоятельства явились причиной такого конфликта. Православное каноническое право оставляет простым христианам возможность не принимать своего епископа, если он оказался еретиком, при этом самим не отделяясь от церкви. Однако на практике это часто является поводом не принимать просто неугодного владыку. На Синае, вероятно, происходило нечто подобное. Вряд ли здесь был случай симонии, так как эту проблему Схоларий будет рассматривать в послании в связи с Иерусалимским патриархом. В первом пункте послания синайским монахам (он следует за вступлением) Схоларий утверждает: «Во-первых знайте, все подвизающиеся в святом Синайском монастыре благочестивейшие и преподобнейшие иеромонахи и монахи, что архиерейство любого епископа никоим образом не окончено, покуда он не пришел в рукоположившую его церковь к своему архиепископу или патриарху, не сказал о причинах и не получил разрешения на уход, а другой не поставлен на его место... Итак, если боголюбивейший епископ Синайский, избранный и назначенный святейшим патриархом Иерусалимским, имеет и ныне предстоятельство в монастыре и архиерейство, то не соблазняйтесь из-за этого, но примите его с полной уверенностью, потому что не принявший окажется, сообразно своей вине, схизматиком и соблазнителем»⁶.

Пожалуй, самое важное для Схолария в процитированном отрывке – не собственно синайские проблемы, далекие от него, но сам принцип строгой иерархичности: святитель напоминает монахам, что их епископ (пусть неугодный им) – в силе, пока Иерусалимский патриарх (также, как увидим ниже, неугодный синаитам) не отпустил его. В иноверном окружении, которое не только не содействует, но и враждебно церкви, иерархичность является очень важным фактором, позволяющим церковному организму жить по имманентным ему законам. И объяснение этого святитель Геннадий выносит в первый параграф своего послания.

Причины недоверия синаитов к Иерусалимскому патриарху более понятны. Здесь конфликт был связан с вопросом о симонии. С подобными проблемами Схоларию приходилось сталкиваться уже в начале 50-х гг.: в 1451 г. он пишет для императора Константина трактат «Против симонии»⁷, интересный утверждением о недействительности рукоположений симонистов⁸. Однако характерно, что после возведения Схолария в патриаршее достоинство не нашло практического применения его утверждение о недействительности симонистских рукоположений. В ответе синайским монахам по поводу Иерусалимского патриарха проявилась главная особенность всего первого патриаршества Схолария – стремление к икономии. Он оправдывает Иерусалимского патриарха и вообще восточных симонистов крайней тяжестью времени. В Иерусалиме, говорит святитель, «берут деньги иноверцы и дающие дают по необходимости, потому что невозможно иначе, а поэтому человеколюбие Божие и знание умеющих различать извиняет это»⁹.

Геннадий вновь указывает на незыблемость иерархического принципа и проводит некоторое сравнение со своей церковью: «Если Иерусалимский патриарх поставляется за деньги или, уже поставленный, деньгами ублажает местных властителей, то не соблазняйтесь, потому что в наших краях архиерейское и иерейское достоинство продается и покупается, а началось это зло лет пятьдесят назад или меньше... Происходящее здесь (то есть в Константинополе) есть большой грех, потому что и продающие, и покупающие – христиане»¹⁰. Это говорится о Константинополе, и здесь, по всей видимости, мы имеем важное указание на некоторые особенности жизни греческой церкви в первое время туркократии: турки поначалу не вмешивались в церковную жизнь и даже в архиерейские хиротонии, соответственно в этом плане власть патриарха оказывается даже большей, чем при византийских императорах. Говоря и дальше о симонии, Геннадий раскрывает некоторые особенности своей политики в Константинополе. Ниже мы читаем: «Как пример можно представить нашу жизнь и наш образ действий, – говорит святитель, – мы никого не рукоположили, взяв от него чего-либо, но многих сделали архиереями, приняв все расходы на себя, так как те были пленниками, но различным образом были полезны и необходимы. Однако и так мы не смогли остановить зло»¹¹. Таким образом, оказывается, что патриарх мог себе позволить даже рукоположение пленников, и делал это в первый год по завоевании Константинополя турками! Приведенная цитата говорит и о вполне объяснимой политике патриарха в выдвижении именно своих людей на епископские кафедры («были полезны и необходимы»), так как при предыдущих патриархах большинство епископата стояло, пусть и не всегда искренно и активно, на униатских позициях. Теперь Схоларий выдвигает своих, явно ортодоксальных епископов. При этом нам неизвестно, чтобы он устраивал чистки епископата, а в таком случае он должен был бы проводить политику именно увеличения числа епископов, что делают часто, когда церковь оказывается в опасности.

Судя по отрывку послания о симонии и следующим за ним двум страницам текста, главной «тактикой» в ситуации враждебного окружения оказывается икономия. На этом патриарх настаивает решительно: «Мы удостоверяем вас о Господе, что всякий, кто в эти времена настаивает на утверждении акривии в обычаях и порядках нашей церкви, которая была при свободе христиан, есть враг христианства и стремится к невозможному, а всякий, кто уступает в малом, чтобы сохранить целое, имеет апостольское намерение»¹². Подчеркнем, что эта икономия относится не к вере как таковой, о преданности которой Схоларий пишет очень ясно в «Письме к Иоакиму», а к уставу и церковной практике. С этим были связаны и другие сложности монахов. Ряд их вопросов к Схоларию относится к богослужебной практике: можно ли служить литургию без диакона, имеет ли право архиерей служить в одиночестве и т. п. Вероятно, что при недостатке людей или из-за обеднения уже оказывалось невозможным следовать древней богослужебной практике Синая. Это вселяло соблазн в души монахов. И вот здесь святитель противопоставляет понятия простота (άπλότης) и многоуставность (λεπτολογία). Он говорит об этом противопоставлении в связи с богослужебными вопросами, но из текста ясно следует, что тут мы видим принципиальную позицию святителя относительно жизни христиан в его время. «Удостоверяем вас вселенским уверением как от просвящающего человеческие сердца Бога, – говорит святитель, – знайте, что точной упорядоченности в таинствах Церкви, архиерейском достоинстве, жертвах, псалмопениях, праздниках, монашеской жизни и во всем другом не было в начале христианства, но появилось позже. Началось это со времени великого императора Константина, когда начались и Вселенские Соборы. Мудрость и забота правителей церкви, свобода и независимость христианства со временем исполнили эту упорядоченность»¹³. Но к середине XV в., по мнению святителя Геннадия, это время кончилось. Поэтому он достаточно подробно пишет монахам о христианстве первых веков, в первую очередь – о его простоте и обилии мучеников. Тогда «христианство во всем имело простоту, а не таковое разнообразие. Но и в такой простоте имел наш Иисус больше плода, потому что за Его Имя ежедневно умирали по всей вселенной сотни, тысячи, бесчисленное множество людей сверх числа, и ежедневно возрастало христианство, а небо наполнялось небесными ангелами... И ныне христианство подобно тому, что было до Константина, ибо сейчас, как и тогда, мы не имеем ни царства, ни свободы церкви, ни независимости»¹⁴.

Итак, после падения христианского царства, то есть после 1453 г., жизнь христиан стала вновь такой же, как и до Константина! Это – одна из самых существенных и вполне ожиданных особенностей мироощущения Схолария после падения города. Первые века христианства представляются для него веками героическими, но простыми, а дальнейшее разнообразие и упорядоченность – следствие жизни церкви в свободе и под покровительством царей. После 1453 г. сами условия жизни не позволяют соблюдать все целиком, остается лишь самое главное. Следование акривии, к чему были склонны монахи и что, быть может, и явилось причиной их конфликта с епископом, в настоящее время представлялось Схоларию соблазном для церкви. Это – также одна из сторон политики иконмии патриарха Геннадия и несколько иное видение церковной жизни, чем то было в византийскую эпоху... Послушание иерархии в данной ситуации – один из цементирующих принципов: «ни от епископа не отделяйтесь, ни патриарха не судите за икономию, а заботьтесь об устроении святого монастыря»¹⁵. Единственно, относительно чего надо сохранять бдительность, – православие епископов и клира. И это – также одна из центральных тем послания.

Вопрос о православии духовенства, который поднимает Геннадий, был связан с уже упоминавшимися событиями Флорентийской унии 1439 г. Попытки правительства и ряда иерархов насадить унию не могли не дать своих плодов: часть духовенства оказалась скомпрометированной. Проблема исправления сторонников унии затрагивается святителем в «Письме к Иоакиму». Монах Иоаким спрашивал святителя о том, как подобает относиться к священникам сомнительной хиротонии или униатского прошлого. И здесь патриарх вновь проявляет мягкость, вновь прибегает к икономии. «Если приходит в монастырь какой-либо иеромонах, или просто священник, или дьякон нашего рода с Крита или Пелопоннеса или с других островов, и у вас есть некоторое сомнение относительно рукоположившего его – не латинствовал ли тот когда-либо, или о самом иеромонахе – не сослужил ли он когда с ними литургию или не поминал кого из них, или если вы будете знать это наверняка, то подобает, чтобы он задержался в монастыре, сотворил покаяние и дал исповедание с обещанием, и тогда примите его как священника и сослужите с ним... Так и мы сделали в патриархии, приняв покаяние всех, давших исповедание, и умирился мир»¹⁶. Здесь важна не только расположенность Схолария без строгости принять бывших униатов, что вполне объяснимо, исходя из его собственного прошлого¹⁷, но и четкая «география» униатских районов греческого мира: Крит, Пелопоннес и острова – то есть земли, занятые латинянами, и индифферентный в конфессиональном отношении Пелопоннес¹⁸. Именно в этих местах оказывалось немало униатов.

Вопрос об отношении к инославным поднимается святителем и в связи с иноземными паломниками, во множестве приходившими в Синайский монастырь. В первую очередь вопрос касался паломников латинских и армянских. И здесь строгость ко православию чад своей церкви Схоларий сочетал с уверенностью в искренности христианской веры инославных. Им должно даже давать антидор (освященный хлеб), «потому что они христиане и из-за этого идут из столь дальних стран для поклонения Господнему Гробу. Если они отделены от нас из-за некоторых вопросов веры и неправославны, но как христиане с верой и благоговением ищут освящения нашего, то мы должны дать им»¹⁹. Общение, по мнению Константинопольского святителя, не может распространяться лишь на таинства. Характерно, что для Геннадия Схолария периода патриаршества не свойственны исключительно теоретические антилатинские сочинения. Исчезает и диалогическая форма полемики, хотя в полемике с иноверием она остается. Для этого этапа творчества святителя на первом месте оказываются именно практические аспекты взаимоотношений с латинянами. Такой характер имеет и приписываемое перу патриарха «(Сочинение) кира Геннадия Схолария против латинян»²⁰. «Практической» части сочинения, естественно, предшествует богословское оправдание православия, хотя автор неоднократно оговаривается, что это, впрочем, и не нужно за полной ясностью дела. «Я же попытаюсь, насколько нам возможно, – пишет Схоларий, – объяснить тебе другую необходимую вещь: нужно ли нашим священникам молиться и сослужить вместе с латинянами»²¹. Это было действительно одним из практических вопросов того времени, и на него патриарх дает, естественно, отрицательный ответ.

Тут Схоларий касается и иного, вероятно распространенного явления того времени – криптоправославия. На занятых латинянами греческих землях было весьма непросто явно исповедовать православие, что и могло подвигнуть многих на формальное принятие униатства и тайное исповедание православия. И вот против этого явления патриарх резко возражает: «Тот, кто потаенно православный, был бы не православным, но тем, за которыми он следует и с которыми молится пред лицом Бога и людей... Поэтому не надо с таковыми сослужить и вообще молиться, чтобы делающие это не стали общниками чужого греха»²². Как мы здесь видим, Схоларий оказывается гораздо строже к своим «полууниатам», чем к латинству как таковому. Именно в этом ключе он будет далее учить, что крещение латинян действительно, однако нельзя прибегать к нему по малодушию, «ибо если кто-то из обстоятельств и невольно крещен от неких еретиков, то ничего не мешает последующему исправлению. Добровольно же делать это ради икономии недостойно ни упоминания, ни, тем более, дерзания»²³. Таким образом, в данный период домостроительство для Схолария оказывается важнее богословия в собственном смысле слова. Воспитание паствы становится делом первостепенным.

***

Мы уже неоднократно говорили о малочисленности населения византийской столицы к середине XV в. Очевидно, что такое сокращение населения сказывалось и на невероятном сужении государственной элиты, в том числе и церковного руководства, связанном, в первую очередь, со столицей. Церковная и государственная верхушка в Византии даже в эпоху расцвета империи были достаточно малочисленными, а с их еще большим сокращением к закату империи должно было возрасти влияние групп различных интересов и ориентаций. Сами по себе группы могли быть весьма невеликими, но они должны были обладать существенными рычагами влияния.

В деле церковной «политики», помимо связей с императорской властью, первостепенную роль играла богословская ориентация той или иной группы. Кажется очень вероятным, что и во время Флорентийского собора, в котором довелось участвовать Схоларию, все главные вопросы решались как раз этими очень небольшими группами лиц, определялись их способностью повлиять на императора. Именно так продолжалось и после собора. Это заставляет нас попытаться определить, с кем именно оказывался связан святитель Геннадий Схоларий и в традициях какого направления того времени он проводил свою политику, став патриархом. О бедности упоминаний имен в творчестве святителя периода патриаршества нами уже говорилось. По сути дела, из значительных фигур того времени мы с уверенностью можем говорить лишь о Феодоре Агаллианосе как о человеке близком к Схоларию в тот период. В остальном нам приходится довольствоваться лишь предположениями или обращением к более ранним текстам.

Как кажется, определенный ответ на эти вопросы дают синайские послания святителя. Почему монахи обращаются к патриарху? Более того, они это делают в ситуации конфликта со своим епископом и с Иерусалимским патриархом. Ясно, что патриарх не имел административной власти над Синаем – одной из древнейших христианских «автокефалий», епископ которой избирался братией монастыря и поставлялся (и поставляется поныне) Иерусалимским патриархом. К Вселенскому патриарху члены других поместных церквей действительно могут обращаться в случае конфликтов со своим предстоятелем, что связано с первенствующим положением Константинополя. В поздневизантийское время такие обращения были особенно популярны, когда лишь Константинопольский патриархат сохранял на востоке независимость и реальное значение. Переписка Схолария с синаитами и его ответы сербскому деспоту также свидетельствуют о намеренно экстерриториальном характере пастырской активности Константинопольских предстоятелей того времени. Однако нам представляется, что контакты Схолария с монахами основывалась не только на позволении канонического права.

Мы уже говорили про общение патриарха с монашеским посольством в Константинополе и про вполне доверительные между ними отношения. Более того, вопросы синаитов в немалой степени касались их конфликтов с иерархией и недоверием к ней. Почему же Геннадий оказывается для синаитов «хорошим» патриархом? Скорее всего, тут сыграли роль определенные личные контакты или какие-то особые связи. Автором вопросов к Схоларию являлся монах Максим Софианос, и не исключено, что Схоларий мог состоять с ним в родстве, так как нам известен племянник патриарха Феодор Софианос. Однако главным тут могло оказаться другое: по указанию «Просопографического лексикона...»²⁴, старец монах Иоаким, глава синайского посольства в Константинополь и адресат второго синайского письма патриарха, появляется несколькими годами раньше, в середине 40-х гг., как адресат св. Марка Эфесского! Само по себе это незначительное указание, однако оно свидетельствует об определенной «групповой» общности Схолария и некоторых из синайских отцов, а также общности их обоих с традицией св. Марка Эфесского. Можно считать, что после 1453 г. именно это направление, возглавляемое ранее Эфесским святителем, в лице патриарха Геннадия заняло ключевые позиции в Константинопольском патриархате. Монашество (как мы видим на примере синайских отцов) оказалось одной из его опор. Однако гораздо важнее вопрос о том, кем были предшественники этой «партии». В первую очередь, это можно выяснить по тем «авторитетам», на которые они ссылаются.

В посланиях синайским монахам указано два таких имени: Константинопольские патриархи Матфей I (1397–1402 и 1403–1410) и Евфимий II (1410–1416). Помимо того, что Схоларий (род. ок. 1405 г.) мог их лично помнить, патриарх Матфей был важен для него как настоятель и составитель типикона Харсианитского монастыря в Константинополе, где Схоларий принял постриг. Патриарх Евфимий был преемником Матфея. Сведений о нем не так уж много: сохранилось несколько его писем, известен он и как почитатель св. Григория Паламы. Оба эти патриарха должны были иметь определенный авторитет и для синайских монахов, если Схоларий может в своих посланиях апеллировать к их опыту. Проблема преемства Схолария от св. Марка и других значительных людей церкви первой половины XV в. не может, конечно же, быть выяснена лишь по сочинениям патриаршего периода. Однако это – одна из основных проблем всей истории византийской церкви XV столетия, так как ее разрешение может по-новому осветить все вопросы, связанные с заключением и дальнейшим разрывом Флорентийской унии.

Таким образом, патриаршество Геннадия оказывается связанным с судьбой целой церковной «школы», возглавляемой в свое время св. Марком Эфесским, а позже – самим Схоларием. Именно она оказалась во главе патриархата в первое время после падения Константинополя. Может казаться удивительным, но Схоларий – ученик св. Марка и борец за православие против унии – в это время начинает политику икономии. Он оказался способным очень быстро воспринять произошедшее кардинальное изменение его мира: навсегда пала империя, но осталась церковь, которая теперь тоже пребывает в новых условиях и идет иными путями, чем то было до 1453 г.

Честнейшему в монахах киру Максиму, в миру Софианосу, и всем подвизающимся в святом Синайском монастыре преподобнейшим иеромонахам и монахам²⁵

О, честнейший и любезнейший нам об Иисусе Христе кир Максим²⁶, мы непрестанно молимся о благодати, милости и мире для тебя у Бога Вседержителя. Писания твоего благочестия первым делом оказались у нас и, будучи раскрыты нами, были отправлены честнейшему экзарху киру Иоанну²⁷. Из них, конечно, и от синаитов, честнейшейшего старца кира Иоакима²⁸ и его монаха Григория²⁹, узнали мы о твоем здравии и возрадовались. Когда же монахи разъяснили нам относительно тамошних соблазнов, мы весьма опечалились из-за того, что враг истины дьявол выискал и поводы и подручных, чтобы расшатывать и рушить святой Синайский монастырь, который есть пристанище не только для подвизающихся в нем монахов, но и для всех живущих в тех краях христиан – прибежище и радость, а для совершающих паломничества – место поклонения и память о древней святости места, слава Господа нашего Иисуса Христа и наша похвала. А мы сами в настоящее время находимся в немощи, о чем ты и узнаешь от монахов, но куда больше, чем немощь, огорчили нас эти ваши дела. Поэтому, движимые священной ревностью, мы принудили благочестивых монахов быстро возвратиться назад, а подробнее вы все узнаете от них. Для большей ясности и точной уверенности, мы пишем немного и в простейших выражениях, чтобы все тамошние могли это понять, и души всех умирились во славу Божию.

1. Во-первых, знайте, все подвизающиеся в святом Синайском монастыре благочестивейшие и преподобнейшие иеромонахи и монахи, что архиерейство любого епископа никоим образом не окончено, покуда он не пришел в рукоположившую его Церковь к своему архиепископу или патриарху, не сказал о причинах и не получил разрешения на уход, а другой не поставлен на его место. Об этом многие просили, но не отпустил их патриарх и Церковь, и так они по-прежнему были епископами и делали то, что должны. Итак, если боголюбивейший епископ Синайский, избранный и назначенный святейшим патриархом Иерусалимским³⁰, имеет и ныне предстоятельство в монастыре и архиерейство, то не соблазняйтесь из-за этого, но примите его с полной уверенностью, потому что не принявший окажется, сообразно своей вине, схизматиком и соблазнителем.

2. Во-вторых, епископ и любой архиерей должен совершать литургию вместе с дьяконом в кафедральном соборе и в собрании множества мирян ради благочестия, величия и значимости архиерейского служения, однако в собственной келье или часовне он может совершать литургию один, облаченный в фелонь и омофор, [в присутствии] лишь одного монаха-прислужника. Ведь дьяконское служение зависит от служения епископа или иерея, и потому не может дьякон совершать литургию один. Епископское же и священническое служение не зависит от служения дьякона, и поэтому можно служить без него. А архиерей есть иерей, только главенствующий, о чем свидетельствует и само имя. Итак, если священник может служить без дьякона, то тем более и архиерей. Так служили и блаженной памяти святейшие патриархи кир Евфимий³¹, кир Матфей³² и другие над помещением оглашенных в патриархии, в часовне св. Феофилакта рядом с их кельей, но в соборе празднично служили со всем чином. Таким образом, возможно, чтобы служил здесь епископ один, как в св. Феофилакте оные святые патриархи, потому что нет тут ни города, ни мира, ни мирского народа, но пустыня, монастырь и монахи. К тому же, по необходимости происходит перемена и закона. Так, если не сыщется дьякон, разве оставим из-за этого служение епископа и монахов, желавших освятиться через него? Отнюдь нет. Мы отметим еще то, что и святейший патриарх Иерусалимский, если оказывается, что нет дьякона во время великого праздника, не оставляет литургию свою и освящение паломников-христиан, а также и порядок и обычай. Возможно ведь так, что патриарх облачается в священные облачения внутри алтаря и становится внутри у святой трапезы, также если есть и другие иереи, то и они становятся внутри. Один, совершив проскомидию, сотворяет Вход с Евангелием и передает его патриарху, так и во время Великого Входа тот же иерей совершает вход со Святыми [Дарами] и передает их патриарху. Так совершается священная литургия. Потом патриарх освящает народ, сообразно обычаю и потребности. Так же поступает всякий митрополит и епископ, когда необходимо совершение литургии, а дьякон не находится.

3. Что касается епископа Боснии³³, то он православен, ибо серб. А как некоторые латинские учители, когда отошли и другую часть Боснии, привели многих из кудугеров³⁴ в подчинение Римской Церкви, так и он возревновал, чтобы в другой части Боснии правителя Херцека³⁵ и скольких смог людей привести как православных христиан в нашу Церковь. О, если бы так поступали и наши люди! Но где таковая ревность? Итак он, епископ, делает много полезного. Правитель же не отделяет себя явно и окончательно от кудугеров из-за страха за власть и икономии, чтобы через такую маскировку привлечь и остальных к содействию епископу. По устроению своему – правитель христианин, хотя и с недавнего времени. Поэтому он посылает милостыни христианам, а если бы он не был христианином, то и не собирался бы попусту разбрасывать свои деньги. Так если этого епископа будете когда-либо поминать, то себе не повредите, потому что он православный сам и православной хиротонии от законного патриарха той области. Довольно и того, что не будет когда-либо необходимости ему служить в монастыре. Если бы он когда и оказался лицемерным и двойственным, то и тогда вы не должны печалиться, ведь сказал наш Господь, что «Принимающий пророка во имя пророка» и проч., блаженный же Иоанн – «Всякий дух, который исповедует Господа Иисуса Христа и проч. – от Бога есть, и всякий дух, который не исповедует – не есть от Бога». Поэтому и святая Церковь принимает исповедание и довольствуется этим, а намерения людей никто не знает, кроме одного Бога. И если принесена будет милостыня от правителя того, примите ее наипаче ради пользы его, чтобы он сохранялся в христианской вере. Самого его не поминайте на литургии явно, ибо он все еще скрывает свое христианство. Во время евхаристии у престола вашего ничто не мешает вам в присутствии епископа помолиться за него, если хотите, сказав: «Да сохранит Господь Бог жизнь правителя Херцека и управит его вместе с истинными сынами Церкви, совершенного в благочестивой вере своей». И скажите о нем единодушно: «Господи, помилуй.» Ведь благочестивые и человеколюбивые аскеты молятся в своих предстояниях о любом творении Божием, чтобы, если возможно, все, исправившись, были помилованы.

4. Еще монахи спросили, возможно ли давать панагию армянским и латинским паломникам. Мы же говорим, чтобы вы давали им и антидор, потому что они христиане и из-за этого идут из столь дальних стран для поклонения Господнему гробу. Если они и отделены от нас из-за некоторых вопросов веры и неправославны, но как христиане с верою и благоговением ищут освящения нашего, то мы должны дать им. А изречение «не давайте святыни псам» и проч. разумеет неверных, т.е. иудеев, сарацин, эллинов, манихеев и других, которые притворяются христианами, не будучи таковыми. Поэтому и прибавляет: «Чтобы они, обернувшись, не потоптали ее и не растерзали вас». Ведь топчущие – действительно псы и свиньи, а ищущие святыни с верой и благоговением и принимающие ее не суть таковые. Слушайте, как и Господь говорит: «Всякий, кто не против вас, тот за вас,» и «Приходящего ко мне не изгоню вон». Только великое таинство причастия не давайте им, не только из-за величия таинства, но из-за того, что таинство это представляет все Божественное домостроительство, предшествуемое исповеданием истинной веры, поэтому не должно его давать тем, кто ложно мыслит относительно Божественного домостроительства или богословия и противоречит кафолической Церкви. Если же кто из них, возжелав остаться на этом месте или заболев, откажется от своей отеческой веры и исповедует веру вселенской Церкви, то сподобьте его и такового общения. Таков обычай вселенской христианской Церкви. Так и святейшие патриархи, когда совершали по праздникам литургию, то приходящих армян и латинян, со всяким благоговением пребывающих на литургии, не изгоняли, но и благословляли их, приходящих с православными, совершающих коленопреклонения и целующих патриаршую руку, и преподавали им антидор. Так и ученики Христовы не изгоняли вон приходящих к ним. Достаточно и того, что вы сами не ищете и не берете освящения от них, как неправославных и отделенных. Но если они сами ищут освящения от вас, то вы должны не отсылать их, как мы об этом наперед сказали.

5. Если Иерусалимский патриарх поставляется за деньги или, уже поставленный, деньгами ублажает местных властителей, то не соблазняйтесь, потому что и в наших краях архиерейское и иерейское достоинство продается и покупается, а началось это зло лет пятьдесят назад или меньше. Но там берут деньги иноверцы, и дающие дают по необходимости, потому что невозможно иначе, а поэтому человеколюбие Божие и знание умеющих различать извиняет это. А происходящее здесь есть большой грех, потому что и продающие, и покупающие – христиане. Однако с праведным наставлением Божиим много потрудились мы для прекращения этого зла. Поэтому как пример можно представить нашу жизнь и наш образ действий: мы никого не рукоположили, взяв от него что-либо, но многих сделали архиереями, принимая все расходы на себя, т. к. те были пленниками, но различным образом были полезны и необходимы. Однако и так мы не смогли остановить зло. При этом мы не открывали страсти пастырей, зная и это, и строгость святых канонов, но скорее покрывали, чтобы не произошло соблазна в душах народа, чтобы осуждение пастырей не ввергло их в пренебрежение, потом в сомнение о вере, а потом и в полное неверие. Мы же окажемся подвергнуты осуждению, и исполнится на нас слово: «Не будь слишком строг, чтобы не согрешить». Ведь сообразно со временем судят все законодатели и судьи. Мы знаем, что архиереи, добровольно преступающие каноны, судятся Богом, а христианский народ имеет полную награду от Него за почтение к ним. Если мы подождем и покроем [прегрешение], то там останутся уже добровольные поступки совершающих, так как мы не смогли их исправить. И это особенно здесь, где имеется неведение большинства, давний обычай и неизбежная необходимость. То же самое говорим и о других нарушениях канонов, чтобы вы не соблазнялись, но суд за эти нарушения оставили на них самих, если они преступают добровольно, ибо если это происходит из-за неведения или неизбежной необходимости времени, то и сами они достойны прощения от Бога. Вы же храните послушание и единство, думая о благосостоянии христианства. Мы вполне удостоверяем вас о Господе, что всякий, кто в эти времена настаивает на утверждении акривии в обычаях и порядках нашей церкви, которая была при свободе христиан, тот есть враг христианства и стремится к невозможному, а всякий, кто уступает в малом, чтобы сохранить целое, имеет апостольское намерение, и так судит его Бог.

Удостоверяем вас вселенским уверением как от просвещающего человеческие сердца Бога: знайте, что точной упорядоченности в таинствах Церкви, архиерейском достоинстве, жертвах, псалмопениях, праздниках, монашеской жизни и во всем другом не было в начале христианства, но появилось позже. Началось это со времени великого императора Константина, когда начались и вселенские соборы. Мудрость и забота правителей церкви, свобода и независимость христианства со временем исполнили эту упорядоченность. До великого императора Константина 318 лет от домостроительства Господа нашего христианство во всем имело простоту, а не таковое разнообразие. Но и в такой простоте имел наш Иисус от людей больше плода, потому что за Имя Его ежедневно умирали по всей вселенной сотни, тысячи, бесчисленное множество людей сверх числа, и ежедневно возрастало христианство через кровь немногоуставных христиан, а небо наполнялось неземными ангелами. Большинство людей крестились и сразу отходили на мученичество или по собственной воле, или выданные другими. И ныне христианство подобно тому, что было до Константина, ибо сейчас, как и тогда, мы не имеем ни царства, ни свободной церкви, ни независимости. Тогда еще не было многоуставности, а сейчас она есть [лишь] в книгах, но нет ни учащего, ни учащегося, а воля знающих пастырей прохладна. А когда бы имелась воля и знание, то невозможно соблюдать по принуждениям времени, о которых предрек наш Господь, что будут они столь жестоки, чтобы, если возможно, прельстить и избранных, претерпевший же до конца спасется. Однако из-за этого не должно нам падать духом и отчаиваться. Так же и из-за того, что не находим сейчас строгой акривии не надо соблазняться и соблазнять других, но скорее благодарить Бога за то, что даже при такой беззащитности и скорби пребывает христианство во многих пределах земли, во многих народах и языках. И это при таких искушениях от неверных! Однако и множество искушений не заставляет людей сомневаться в вере, но они готовы даже умереть, когда будет нужно. Итак, кто осмелится сказать, что они не суть добровольные мученики? Кто будет искать от них другой акривии и тщательности, кроме той, которую дает время? Христиане на востоке и на западе ежедневно терпят мученичество за веру во Христа и переносят несказанные притеснения, а мы разве будем их презирать и скорбеть о том, что они забыли счет Евангелиям на Утренней и вместо седьмого случайно прочли девятое или пропели четвертый глас Октоиха вместо первого, или сделали что-либо подобное?

Поэтому, как мы сказали, все храните и делайте после доброго рассуждения и да не будет соблазнов от вас монахам и иеромонахам, чтобы не стало это пагубой и преткновением для ревности мирских христиан и для их почтения к вам. По этим причинам ни от епископа не отделяйтесь, ни патриарха не судите за икономию, к которой принуждают времена, а заботьтесь об устроении святого монастыря, ибо он, как мы сказали раньше, есть пристанище христиан, слава и похвала. Молитесь, чтобы Господь помиловал вас и остальных тамошних христиан, и чтобы не возрастали искушения от неверных, а при умножении искушений умножалось терпение и крепость ваша. И к этому всегда готовьтесь в согласии и любви, каждый да хранит свой обет и место, которое получил от Бога, и хранящий да исправляет не хранящего, если может, но да не осуждает. Относительно ваших епископов смотрите только, как было сказано, чтобы они были православными, не учили и не выдавали какого-либо мнения, противного правой вере, и не служили литургии вместе с еретиками или отделенными. Остальное происходит от неведения их и тяжести времени, и тут они заслуживают прощения, или же – по их воле, а в этом они одни будут держать ответ перед Богом. Вы же через благоговение пред Богом получите полную мзду за послушание им. Итак, как мы раньше сказали, христианство воинствует и ныне, как и прежде. И в этом войске ни военачальник наш Иисус, ни последователи Его не требуют многоуставности, которую сейчас нельзя ни познавать, ни хранить. А слова глупых или гордецов и соблазнителей не принимайте, и если кто придет извне и окажется таковым и учинит ссоры, то изгоните его.

Если вы это сохраните, то и дела святого монастыря будут продвигаться во славу Божию, и враг человеческого спасения отойдет. Мы же крепко желаем вам от Бога спасения, о чем ревнуя, вы стяжаете и святость святого места Его. Это через твое благочестие сообщаем мы и всем монахам, сынам и во Христе братьям нашим.

Относительно твоего отдельного вопроса, о, честнейший в монахах кир Максим, ответим следующее. Великое таинство святого причастия творит преуспеяние в духовной жизни для причащающихся, потому что как по виду оно есть телесное ястие и питие, так и по умному совершению есть ястие и питие духовное. Поэтому ничто не прилагает небесной благодати, как только причастие таинства, но о подобающем приготовлении к нему должно ревновать более всего, ибо тот, кто ест и пьет недостойно, по слову божественного апостола, не получает благодати через причащение, но отвергает пришедшую благодать из-за недостоинства. Он не только не получает духовную жизнь и здравие, но обеспечивает себе телесные недуги, а иногда и смерть. Поэтому и говорит: «Многие из вас немощны и больны и немало умирает». Так исполнение таинства приходит от Бога через должное к нему приготовление, поэтому когда в каком-либо человеке имеется это должное приготовление, то не препятствует конечному результату таинства и отсутствие приобщения, если к тому вынуждают необходимые обстоятельства. Так, в пустынях аскеты, приобщаясь таинству раз в 10, 20 или 40 лет и преставляясь в большинстве без причастия, ежедневно получали преуспеяние в духовной жизни прямо по благодати Иисуса, а это преуспеяние и есть исполнение таинства. Поэтому и ты, если имеешь, с Божьей помощью, ежедневную готовность к причастию (приготовление есть или постоянное внимание, или возвращение через покаяние), то не печалься, если неизбежные обстоятельства мешают тебе принять таинство. Однако твердо верь, что все равно ты принимаешь следствие приобщения – преуспеяние в духовной жизни, или отпущение, через которое это преуспеяние действует. Если ты в путешествии, то поступай, как хочешь. Мы же ни одному простому монаху не посоветуем брать с собой Святые Тайны в места, странствия и обстоятельства, в которых невозможно постоянно сохранять подобающее Святым Тайнам высочайшее почтение, внимание и благоговение. Против перевозящего Святые Дары говорит то, что по той или иной причине не хватает подобающей значению таинства чести и высочайшей заботы. А ведь поскольку он мог иметь плод таинства, если бы захотел, и без причащения таинству, то зачем искушаешь Господа Бога твоего? Это мы говорим о простых монахах, относительно иеромонахов, могущих совершать таинства, дело другое.

Благодать Господа и милость да будет с твоею честию и со всеми братьями. О, если бы мы удостоились выразить всю любовь, которую имеем к этому святому месту.

Шестого февраля.

Раб детей Божиих, смиренный Геннадий.

Честнейший в монахах кир Иоаким³⁶

Так как это скрылось от нас, и мы не написали в послании ко святому монастырю, то пишем это отдельно своей собственной рукой для лучшего разумения вашего и оповещения братий. Если приходит в монастырь какой-либо иеромонах, или просто священник, или дьякон нашего рода с Крита или Пелопоннеса, или с других островов, и у вас есть некоторое сомнение относительно рукоположившего его – не латинствовал ли тот когда-либо, или о самом иеромонахе – не сослужил ли он когда с ними литургию или не поминал кого из них, или если вы будете это знать наверняка, то подобает, чтобы он задержался в монастыре, сотворил покаяние и дал исповедание с обещанием, и тогда примите его как священника и сослужите с ним. И это говорим не только ради пользы монастыря, но и ради истины и устроения Церкви Христовой. Так и мы сделали в патриархии, приняв покаяние всех, давших исповедание, и умирился мир. [В этом] мы последовали святым соборам, а те соборы последовали Господу нашему Иисусу Христу и Богу, который пред страданием Своим рукоположил апостола Петра епископом и пастырем вселенной, говоря ему, что «ты Петр, и на камне сем Я созижду Церковь Мою и дам тебе ключи Царствия Моего» и проч. Однако отрекся от Него Петр троекратным отречением, но после заплакал, и Бог принял его покаяние и благодать епископства вновь даровал ему. Итак, если некоторые неученые и жестокосердые подражают скорее новатианам, то вы не будьте такими, а последуйте соборам и Господу нашему, также и нам, недостойным, и принимайте их исповедание и их священство.

Господь с вами.