О клятвах собора 1667 года и о полемических сочинениях

Статья эта была напечатана в Душеполезном Чтении 1871 г. в феврал. книжке и отдельными оттисками; ныне издается с некоторыми, впрочем, незначительными, поправками

Многие из глаголемых старообрядцев спрашивают нас, какого мы мнения о клятвах собора 1667 года, и о полемических книгах, составленных против раскола, утверждая с своей стороны, что помянутые клятвы будто бы положены прямо на старые обряды, а не на тех, которые из-за обрядов отделяются от св. церкви, и что в полемических книгах находятся жестокословные порицания на старые обряды, самою церковью дозволенные к употреблению у единоверцев. По этому, спрашивают они, не состоят ли единоверцы под клятвами помянутого собора?

В ответе на сие мы намерены откровенно изложить, каким образом мы, вступая в единение с церковью на правилах единоверия, разрешили для себя этот самый вопрос, некогда и нас занимавший, как занимает теперь наших вопрошателей и всех вообще старообрядцев.

Пребывая еще в глаголемом старообрядчестве и состоя в числе членов австрийской иерархии, мы, по примеру прочих старообрядческих вождей, в видах распространения помянутой иерархии и для удобнейшего действования против православной церкви и единоверия, употребляли, как самое сильное средство к достижению сей цели, указание на клятвы собора 1667 года, утверждая, что клятвы сии направлены именно на старые обряды. Правда, по крайней мере, внутренно, мы сами сознавали, что православная церковь, допустившая единоверие, очевидно, относит соборные клятвы не к обрядам, а к отделяющимся из-за них от св. церкви; но желая во что бы ни стало обвинить церковь, мы на это не обращали внимания, а старались только утверждать, что православная церковь в одно и то же время и благословляет, и проклинает старые обряды. «Еда источник, спрашивали мы с каким-то торжеством, от единого устия источает сладкое и горькое?» А в православной церкви, смотрите, «от тех же уст исходит благословение и клятва». (Иаков. Зачало 54–55).

Когда православные архипастыри текущего столетия стали писать в мягких выражениях о так называемых старых обрядах, это нам очень не нравилось, как не нравится в настоящее время и всем вождям старообрядческим. Особенно опасались мы, как бы Св. Синоду не пришло на мысль издать от себя прямое разъяснение, что клятвы относятся именно к отделяющимся от св. церкви ради любимых ими обрядов, а не на самые обряды¹: тогда, думали мы, старообрядчеству и особенно нашей проповеди против церкви нанесен будет смертельный удар. Вот до какого ослепления были мы привержены к старообрядчеству, приемлющему австрийскую иерархию! Но пришло время, когда по поводу Окружного послания возникли распри, смуты среди старообрядческих епископов, духовенства и простонародья, когда образовались две партии – окружников и противокружников – и посыпались со стороны духовных властей обеих партий друг на друга анафемы и проклятия. По указанию о. Пафнутия, именовавшегося в то время коломенским епископом, оказалось, что в белокриницком Уставе, на котором основана иерархия, в изложении богословия находятся догматические погрешности и еретические мудрования. На них указал в 1863 году и собор старообрядческих епископов в составленном тогда разборе помянутого богословия (подлинник этого разбора за подписью епископов находится у нас). Тот же о.Пафнутий тщательно рассмотрел им же самим преимущественно распространенное учение о прекращении ветхозаветного алтарного огня во время Вавилонского плена, придуманное основателем белокриницкой иерархии иноком Павлом в объяснение принимаемого старообрядцами мнимого прекращения по всей вселенной православной иерархии в трех чинах². По внимательном рассмотрении этого учения оказалось, что оно совершенно неосновательно и исполнено духоборства, что подтвердил и духовный старообрядческий Совет (ибо утверждать, что Дух Святой, сошедший на Апостолов в день Пятидесятницы, подлежал изменению, т.е. что Он, по примеру ветхозаветного алтарного огня, во время Никона патриарха, «превратился в кладезь еретичества, а по принятии Амвросия опять воспламенился», не есть ли духоборство и последование горшее Македониевой ереси?). Все это было причиною, что мы сильно поколебались в своих прежних убеждениях относительно глаголемого старообрядчества и старообрядческой иерархии, а потому еще с большим вниманием и с большим безпристрастием приступили к решению важнейших и существенных вопросов касательно старообрядчества³. Рассмотрение сих вопросов показало нам, что церковь Христова, состоящая из полной Богоучрежденной иерархии⁴, семи церковных таинств и верных людей⁵, не может ни на один день прекратиться⁶; что старообрядческое общество, не имевшее почти 200 лет епископа, без которого церковь не может и церковью именоваться⁷, не составляло из себя соборной и апостольской церкви; что принятие Амвросия никак не может заставить забыть промежуток времени, когда у старообрядцев не было епископа, и, наконец, что и самое 8-е прав. первого вселенск. собора, на основании которого принят Амвросий, ни в каком случае оправдать его принятие не может, потому что в правиле сем сказано: «если еретики обращаются к соборной и апостольской церкви, тогда таковые, прокленше свою ересь, принимаемы бывают в своем чине», – ибо они делаются зависимыми уже от православного епископа; старообрядцы же до Амвросия не имели у себя епископа, следовательно Амвросий обратился не к церкви, а к толпе народа. Тогда-то мы ясно увидели, что находимся не в св. церкви, а в крайнем заблуждении душепагубного раскола; увидели свои ошибки и нашли усилия наши распространять белокриницкую новоучрежденную иерархию и духоборное учение тем более неизвинительными, что, как некоторым из нас вполне было известно, Амвросий присоединился к старообрядчеству не по убеждению в правоте оного, а единственно по житейским расчётам, что во время принятия мазали его деревянным маслом, а не миром, которого старообрядцам негде было и взять, что Амвросий во время пребывания своего в г.Цилли, когда ему не высылали почему-либо к определенному сроку следующих по условию 500 червонцев, писал в Белую Криницу послания с ужаснейшими проклятиями, и всех, начиная от Кирилла, запрещал священнодействовать, мирян же, которые стали бы принимать от запрещенных благословение, отлучал и проклинал и под такими отлучениями и проклятиями содержал духовенство и мирян дотоле, пока не получал деньги, а это продолжалось иногда по месяцу, при чем запрещенные им лица не переставали священнодействовать, мирские же получать от них благословение. Наконец мы узнали, что Амвросий перед смертью раскаялся в своем отступлении от православия пред греческим священником, привезенным из Триеста, и тем же священником отпет и погребен в Триесте на Болгарском кладбище св. Спиридония. Все это некоторые из нас знали, но по обыкновению старообрядцев всячески заботились хранить втайне, принимая все на свою душу, дабы иметь большие успехи в распространении новоучрежденной иерархии *). Но кто же нас призвал, спрашивали мы после сами себя, на такое проповедническое служение? Оказалось, что никто, что мы самозванные учители и лжепроповедники, о которых Господь сказал чрез пророка: «не послах их, тии же прорицают именем моим о неправде» (Иерем. гл.27 ст.15). Тогда-то обратили мы беспристрастный взор и на православную греко-российскую церковь, вопрошая себя: за что мы от нее отделяемся, есть ли к тому законные основания и не в ней ли, напротив, надлежит нам искать надежду своего спасения?

Первоначально призвав Бога на помощь, мы приступили с усердием к беспристрастному исследованию и рассмотрению причин, побудивших наших предков отделиться от православной церкви. Что догматическое учение оной церкви нисколько не повреждено, в этом мы были уверены, и сам белокриницкий инок Павел засвидетельствовал, что греко-российская церковь не погрешает в Богословии, а это, по его выражению, есть главный пункт православия⁸. Итак причиною отделения предков от греко-российской церкви не могло быть повреждение оной какими-либо ересями; но главными и важнейшими причинами сего отделения оказались: имя Спасителя, пишемое и произносимое в греко-российской церкви Иисус, четвероконечный крест, трегубое аллилуиа, сложение перстов для моления и благословения, пятипросфорие и хождение не посолонь, вообще же исправление книжное. Но начертание имени Спасителя Иисус и четвероконечный крест мы уже признавали не только непогрешительными, но и душеспасительными, о чем ясно выражено было в Окружном послании, только, разумеется, выражено это не совсем решительно, потому что опасались, как бы не соблазнить старообрядцев. Потом для рассмотрения других причин отделения старообрядцев от церкви мы взяли три книги: «Беседы к глаголемому старообрядцу», «Истинно древняя и истинно православная Христова церковь» и «Выписки» Озерского, проверили указанные в них свидетельства в подтверждение древности содержимых греко-российскою церковью обрядов по памятникам, хранящимся в Москве в Патриаршей ризнице и библиотеках: (Синодальной, Троицко-Сергиевой лавры и г.Хлудова, и найдя все сии свидетельства справедливыми и вполне согласными с указанными в них памятниками, окончательно убедились в маловажности и ничтожности причин, по которым наши предки отделились от св. церкви, и в том, что по новоисправленным книгам и обрядам можно, без сомнения, спастись, потому что книги исправлены по древним рукописям греческим и славянским, собранным для сего из достопримечательнейших библиотек Российского государства и привезенным нарочно из Греции; обряды же заимствованы от восточной православной греческой церкви, имеющей 4-х патриархов, с которой согласуются в обрядах все православнохристианские народы, как-то: Арабы, Сербы, Болгары, Грузинцы, Черногорцы, Молдаване и другие. Заметим кстати, что вышепомянутые три книги да еще «Увещание во утверждение истины», изданное Св. Синодом⁹, весьма назидательны и полезны для тех старообрядцев, которые желают беспристрастно разрешить свои недоумения относительно причин, удерживающих их от единения со св. церковью.

Так как нам желалось, по присоединении к св. церкви, сохранить те же обряды к которым мы привыкли с детства, то и нужно было нам, во-первых, найти в истории пример, имела ли когда-либо православная церковь разнообразные обряды при совершенном единении в вере, и во-вторых, рассмотреть Деяния собора 1667 года, – действительно ли клятвы сего собора произнесены на так называемые старые обряды, и не состоят ли под оными клятвами единоверцы, употребляющие помянутые обряды и вместе с тем пребывающие в единении с православною церковью.

I

Относительно употребления разнообразных обрядов Св. Григорий Двоеслов свидетельствует, что «в единой вере ничего не вредит св. церкви разнообразность обыкновений» (посл. 41 к Леандру). – Церковный историк – Сократ, живший в 5 веке, пишет: «ни одно вероисповедание не держится одних и тех же обычаев, хотя имеет одно и тоже понятие о Боге. В отношении к обычаям даже и единоверные разногласят между собой». Затем, перечисляя разные обычаи, соблюдавшиеся в разных местах, заключает, что «вообще между обществами верных едва ли можно найти и две церкви, которые в совершении молитв были бы вполне согласны одна с другой» (Церк. Истор. Сократа Схоластика. Спб. 1850 г. стр. 129–132). Также и другой церковный историк, Созомен, свидетельствует о существовании в древней церкви различных обычаев (Церков. Истор. Ермиа Созомена Саламинского. Спб. 1851 г. стр. 317–319).

Затем следует заметить, что в греческой книге «Сокровище», напечатанной в Венеции 1568 года, повелевается триперстно молиться (Поморск. ответ 42). Следовательно, Греки в то время употребляли триперстие; но Россия чрез это не отделялась от Греции, доказательством чему служит то, что российские патриархи Иов и Филарет поставлены были греческими патриархами (1589–1619 г.). Кроме сего в книге «о правой вере», напечатанной при Иосифе патриархе, свидетельствуется и утверждается, что восточная греческая православная церковь соблюдает и хранит чистоту православия в целости (гл.2, лист 27). Наконец в Киевской митрополии еще во время патриарха Филарета употреблялось триперстие, имя Спасителя Иисус, трегубое аллилуиа и прочее, что доказывают напечатанные в то время в Киеве книги; но патриархи Филарет и Иосиф не имели разделения с Киевской митрополией, а пребывали с нею в духовном союзе и единомыслии.

Итак, хотя и в древней вселенской православной церкви обряды содержались в разных местах различно, но разногласия в вере, тем более разделения из-за них никакого не было. «Безумно было бы, пишет историк Созомен, христианам, согласным в главных пунктах верования, разделяться между собой из-за обычаев, ибо во всех церквах, хотя они исповедают одно и то же учение, нельзя найти одних и тех же по всему сходных преданий» (стран.317).

Известен в истории следующий случай: когда св. Василий Великий ввел в Богослужение Кесарийской церкви особый чин, то Неокесарийцы, состоявшие под его же паствой, вознамерились было из-за этого особого чина прекратить общение с Кесарийской церковью (как это сделали во времена патриарха Никона предводители старообрядчества). Но св. Василий написал к ним вразумительное послание, в котором объяснил, что не следует из-за обычая делать разделение. «Если спрашивают их, писал он между прочим, о причинах непримиримой вражды их, они отвечают: псалмы и образ пения изменены у вас против давнего обыкновения, и другое подобное выставляют, чего надлежало бы им стыдиться... Смотрите, заключает св. Василий, не оцеживаете ли вы комара, занимаясь тонкими исследованиями звуков голоса, употребляемых в песнопении, а между тем нарушая важнейшие заповеди» (Твор. св. Васил. Вел. VII, стр. 76–79).

II

При рассмотрении Деяний собора 1667 года мы не руководились той мыслью, какой руководятся вообще старообрядцы, стараясь вывести из них заключение, согласное их непременному намерению обвинить св. церковь. Мы старались быть вполне беспристрастными и главное внимание обратили на следующие вопросы: без всякой ли предшествовавшей причины положены собором клятвы, или это был уже приговор, вызванный какою-либо виной! Потом: против чего именно направлены соборные клятвы и как сии клятвы в последствии разумела и ныне разумеет правосл. церковь, которая одна может и должна быть почитаема несомненной и справедливой истолковательницей смысла клятв, ею самою положенных? По рассмотрении и исследовании оказалось, что клятвы собора суть не что иное, как приговор или осуждение, произнесенное собором на людей, уже показавших себя противниками церкви, и именно на них, а не на обряды, защитниками которых они себя выставили. Ибо отделение глаголемых старообрядцев от церкви последовало прежде 1667 года, что доказывают во-первых поступок Павла, епископа Коломенского на соборе 1654 года, обнаруживший явное сопротивление всему собору¹⁰; во-вторых написанные протопопом Аввакумом, попами Никитою и Лазарем и старцем Авраамием обвинения против новоисправленных книг¹¹, и наконец речь царя Алексея Михайловича к поместному собору российскому, бывшему еще в 1666 году, в которой он говорил об образовавшемся уже в то время отделении от церкви людей, недовольных исправлением книг, громко вопиявших, что церкви православные – не церкви, тайны, совершаемые в них – не тайны, – произносивших хулы и укоризны на имя Иисус, четвероконечный крест, именословное и триперстное сложение и на прочие новоисправленные обряды (см. соборн. свиток). Итак еще собором 1667 года не были изнесены клятвы, многими почитаемые за причину отделения старообрядцев от церкви, а старообрядцы уже отделились от церкви, которую поносили нестерпимыми укоризнами, и собор именно произнес на них осуждение за это отделение от церкви ради обрядов: исчислив главных расколоучителей и указав, что они учили почитать только осьмиконечный крест за истинный крест Христов, только молитву Иисусову с приложением Сыне Божий, за истинную молитву, только сугубое аллилуиа за православное и проч., собор произнес клятву, как на этих первых расколоучителей, так и на тех, кто подобно им стал бы признавать исключительно только прежние обряды за православные, и из-за них отделяться от церкви. Но если бы и в то время лица, решившиеся защищать и неизменно соблюдать именуемые старые обряды, не признавали новоисправленные обряды еретическими и не произвели церковного раскола, собор, конечно, не произнес бы на них клятвы, как показывает следующее обстоятельство: относительно употребления молитвы Иисусовой собор выразился, что она неприкословящим и с приложением Сыне Божий, вместо Боже наш, свободна есть к читанию, т.е. молитва: Господи Иисусе Христе Сыне Божий и проч, сама по себе не подлежит осуждению и может быть свободно читаема, если только читающие оную не будут прекословить против молитвы Господи Иисусе Христе Боже наш..., не будут считать сию молитву, еретическую (как делали прекословящие), и не будут из-за нее отделяться от церкви. Так рассуждая относительно молитвы Иисусовой, собор, без сомнения, так же рассуждал и о других предметах прекословия. Представим на это и еще доказательство. Московский собор 1667 года правилом 25 повелевает иметь в великой чести книгу «Скрижаль» (напечат. в 1656 году), «яже вново преведеся с греческих книг при Никоне бывшем, патриархе», – и вслед за сим, 26 правилом утверждает «Епистолию» Константинопольского патриарха Паисия, напечатанную в помянутой Скрижали, тогда как об ответе Антиохийского патриарха Макария, написанном в бытность его в Москве 1656 г., и в той же Скрижали напечатанном, ничего не сказал. Вот подлинные слова соборного свитка: «Епистолия, яже написана от нашего брата святейшего Кур Паисия, архиепископа Константинопольского нового Рима и вселенского патриарха о некоторых церковных вещах, по вопросам ответы, якоже от нашего брата святейшего Паисия патриарха и от того священного собора написано есть, тако и мы согласно повелеваем и утверждаем» (правил. 26). А в помянутой епистолии патриарх Паисий между прочим писал следующее: «аще случится и некоей церкви разнствовати от другия в неких чинех, не нужных и существительных веры, но малых, якоже есть: время литургии, и подобных, сие ни единое разлучение творит, токмо егда сохраняется таяжде вера непреложно». Затем, приведши несколько примеров из древней церкви, в которой обычаи были разнообразны, патриарх Паисий продолжает: «не подобает убо ниже ныне непщевати, яко развращается вера наша православная, аще един творит последование свое мало различное от другого в вещех, яже не суть существительныя, сиречь состав веры, токмо да согласит в нужных и свойственных с соборною церковию» (Скриж. стр.645, 647 и 648). Очевидно, собор 1667 года в точности руководствовался рассуждением вселенского патриарха, когда выразился, что непрекословящим свободна есть к читанию молитва: Господи Иисусе Христе Сыне Божий, вместо молитвы: Господи Иисусе Христе Боже наш, – и вообще в своих определениях строго следовать завещанию патриарха Паисия. Но так как противники продолжали упорно утверждать, что чрез изменение некоторых обрядов, церкви стали не церкви, тайны – не тайны, собор и вынужден был произнести клятвы, и именно на них и подобных им, а не на самые предметы прекословия, как видно из слов, которыми собор заключил свои решения: «дондеже уразумятся и обратятся». Уразумляться и обращаться могут только люди, а не предметы. Что же означают эти слова: дóндеже уразумятся и обратятся? – Пока признают и новоисправленные обряды непогрешительными, хотя бы сами по привычке и держались так называемых старых. В последствии церковь самым делом подтвердила, что клятвы собора 1667 года надлежит разуметь в этом именно смысле: когда часть старообрядцев заявили, что они считают и новоисправленные обряды непогрешительными, хотя сами желают сохранить старые, тогда правосл. церковь, руководясь рассуждением, выраженным в Епистолии патриарха Паисия, и подражая примеру собора 1667 года, ответила им: непрекословящим и старые обряды свободны суть к употреблению, и ответила таким образом не на словах только, а самым делом, учредив единоверие.

Если б, рассуждали мы, клятвы положены были прямо на уважаемые нами обряды, и так бы именно разумела сии клятвы православная церковь, то разве дозволила бы она единоверие? Уже ли пастыри православной церкви не могли бы рассудить, что, считая клятвы собора 1667 года положенными на самые обряды и вместе дозволив единоверие, они и самих себя подвергли бы тем же клятвам, ибо и сами, служа в единоверческом храме, употребляют именуемые старые обряды? Притом же мало ли православных, которые, ходя в православные храмы, употребляют двуперстие? Неужели церковь и на этих людей возводит клятвы собора 1667 года? Дело очевидное, что клятвы сии ни отцы собора, ни православные пастыри последующего времени не относили и не относят к самым обрядам, а к отделяющимся из-за них от св. церкви¹². Так зачем же после этого, думали мы, относить клятвы собора собственно к обрядам, как это делают старообрядцы? И простительно ли, размышляли мы, силою навязывать православн. церкви наши собственные мнения о соборных клятвах, – мнения, которых она никогда не держалась и не держится, – и для чего мы так делаем? Единственно, для того, чтобы обвинить церковь и не быть ей покорными. А между тем не оказалось ли, что мы сами находимся в крайнем заблуждении душепагубного раскола, и держимся безблагодатной иерархии. Так решили мы вопрос о клятвах собора 1667 года.

Если Деяния собора 1667 года рассматривать только поверхностно и с той точки зрения, с которой обыкновенно рассматривают их все старообрядцы, желающие непременно вывести из них обвинение против православ. церкви: то, конечно, Деяния собора такими и представятся, какими их хотят видеть старообрядцы. И это не удивительно. Разве мы не знаем, что те несчастные, которые покушаются опровергнуть христианскую религию, рассматривая св. Евангелие с единственным намерением отыскать в нем доказательства против религии, находят даже в сей богодухновенной книге разные кажущиеся им противоречия, и находят именно потому, что непременно желают найти их для своей богоборной цели, подобно как старообрядцы в Деяниях собора 1667 года желают непременно отыскать угодный им самим смысл, дабы поставить его в укоризну православной церкви. Покушающимся опровергнуть Евангельскую истину следовало бы обращать внимание на причины и обстоятельства, которыми и объясняются и удобно устраняются кажущиеся им противоречия в Евангелии, и особенно последовать учению св. церкви, как она объясняет представляющиеся им противоречащими изречения. Равным образом и старообрядцы, при рассмотрении Деяний собора 1667 года, должны обращать внимание, во-первых на причину и обстоятельства, побудившие собор произнести клятвы, и во-вторых на то, какое объяснение делает помянутым клятвам православная церковь, которая одна, как мы выше заметили, может и должна считаться несомненной и справедливой истолковательницей оных. Составлять же свое мнение о спорных предметах только по поверхностному их рассмотрению, и притом еще с неблагонамеренною целью, крайне неизвинительно. Наш настоятель отец Павел однажды при беседе со старообрядцами доказал это следующим примером. Он прочитал 7-е правило Гангрского поместн. собора, в котором сказано: «аще кто плодоношения церковная, рекше всяк принос, приносимый в церкви, хотя приимати или даяти вне церквей без воли епископа, или приставника, емуже суть поручена таковая, и не с волею его хотя творити, да будет проклят» (Кормч. л.58), – и спросил старообрядцев: «Кто по сему правилу проклят?» Они, прочитав правило еще раз, ответили: «Тот, кто не приносит в церковь начатки своих плодов, а дает их вне церкви без воли епископа». «А что в настоящее время, продолжал о. Павел спрашивать их, – исполняют ли ваши, или наши это правило?» – «Нет», был ответ их. «Следовательно, теперь все подлежат клятве отцов этого собора?» спросил о. Павел. «Поэтому так», подтвердили они. Тогда о. Павел объяснил им, что если это правило рассматривать только поверхностно, то получится из него именно то заключение, что каждый, кто начатки своих плодов, как-то: хлеб, овощи и т.п. не приносит в церковь, а дает таковые вне оной, напр., нищим, без воли епископа, или приставника, тот подлежит клятве св. отцов собора, и таким образом в настоящее время все без исключения будут состоять под этой клятвой, как не исполняющие сего правила. Но если разыскать причину, побудившую собор произнести таковую клятву, то окажется, что клятва падает не на тех, которые, не имея противного церкви умствования, раздают нищим начатки своих плодов вне оной и без воли епископа, а на тех, которые учат приносить начатки не в церковь, а им самим, в их распоряжение, как этому между прочим учил Евстафий еретик со своими единомысленными, на которых и положена собором клятва (Кормч. л.60). «Так-то, заключил о. Павел, старообрядцы рассматривают и Деяния собора 1667 года только поверхностно, потому и кажется им, что клятвы положены на обряды; но если бы они старались разыскать причину и обстоятельства, вызвавшие сии клятвы, то оказалось бы, что они положены не на обряды, а на отделяющихся от церкви из-за обрядов».

Предложим еще пример. Во св. Евангелии сказано: Аще ли рука твоя, или нога твоя соблажняет тя, отсецы ю, и верзи от себе. И аще око твое соблажняет тя, изми е, и верзи от себе (Mф. зач.74). Слова сии одни могут объяснять в буквальном смысле, другие – в иносказательном, вследствие чего об одном и том же предмете было бы непримиримое разномыслие. Кто же может почитаться истинным истолкователем сих слов? Никто иной, как только церковь, которой одной дана власть, по свидетельству Малого Катихизиса, «и писание святое толковати» (л. 25). Тоже можно сказать и относительно клятв собора 1667 г. Защитники старообрядчества относят их к старым обрядам, а защитники православия – к раскольникам, и таким образом об одном и том же предмете выходит непримиримое разномыслие. Кто же должен почитаться истинным истолкователем сих клятв? Конечно, никто иной, как сама только церковь, как и в отношении вышеприведенных Евангельских слов.

А что касается резких выражений, находящихся в полемических книгах, которые слишком смущали некогда и нас, то и на них мы также переменили свой взгляд, когда приняли во внимание, во-первых то, что православных архипастырей прежнего времени побудили употреблять таковые выражения в своих сочинениях еще более резкие порицания и хулы на православную церковь, распространявшиеся в сочинениях ревнителей глаголемого старообрядчества; во-вторых то, что таковые выражения принадлежат не всей церкви, а только отдельным лицам, и потому вселенская церковь никак не может быть обвиняема за оные; и наконец то, что православные архипастыри последнего времени не только не употребляют уже в своих сочинениях подобных выражений, но и прежние не одобряют: «не хороши, и не оправдываем их», написал высокопреосвящ. митрополит Новгород. Григорий в своей книге при рассуждении о резких выражениях прежних архипастырей («Истинно древн. и истинно православная Христова церковь». СПБ. 1859 г. ч. II. стр. 106). Так чего же еще нужно нам? спрашивали мы сами себя. В настоящее время православные архипастыри не употребляют больше резких выражений и не сочувствуют прежним, а прежде бывшие архипастыри хотя и употребляли таковые, однако если обратить внимание на те ужасные порицания и хулы, которые так щедро расточались в списках нашими предками, бессмысленно соединившими с своими обрядами неправославные мудрования и безрассудно утверждавшими, что крест четвероконечный – печать антихристова, что триперстное сложение руки (во имя св. Троицы) есть знамение антихриста, что имя Иисус, заключает в себе последнего антихриста и прочее, – сверх сего на картинках изображали православного священника в облачении с рогами и хвостом, как бы предстоящего у престола во время совершения Евхаристии, а выше престола изображали трехглавого змия, изрыгающего в потир свои блевотины, и другие тем подобные картинки распространяли на поругание св. церкви, – если на все это обратить внимание, то православные архипастыри прежнего времени окажутся заслуживающими извинения за их резкие выражения, как вызванные выше помянутыми причинами.

И так подробно исследовав зыбкие основания, на которых зиждется глаголемое старообрядчество с его новоучрежденной иерархией и рассмотрев представляемые старообрядцами причины, будто бы препятствующие им присоединиться к св. церкви на правилах единоверия, мы пришли к окончательному убеждению в правоте православной церкви и в том, что именуемое старообрядчество, в котором мы находились, есть не что иное как душепагубный раскол, и что никаких законных препятствий не может быть для желающих ступить в недра св. соборной и апостольской греко-российской церкви на правилах единоверия.

В заключение сего не лишним считаем, по поводу резких выражений, находящихся в некоторых полемических книгах, на уважаемые старообрядцами так называемые старые обряды, предложить пример, объясняющий смысл и направление помянутых резких выражений: I.Христос на тайной вечере употребил для таинства Евхаристии виноградное вино, и с того времени вино сие употребляется на литургии и здесь по освящении прилагается в истинную кровь Христову. Сверх сего церковный устав позволяет употреблять вино в самые постные дни – на первой и страстной седмицах Великого поста ради предстоящего труда, для подкрепления сил. Таким образом, виноградное вино служит нам и для душевного спасения и для телесного здравия. Но если бы то же самое вино, например, какой-либо младший член семейства стал употреблять чрез меру, и не только сам употреблять, но еще и брата своего склонять к тому же, вследствие чего стала бы расстраиваться семейная их жизнь и самое здоровье, тогда могло случиться, что отец семейства, из естественного побуждения исправить детей, не довольствуясь одними упреками за невоздержание, излил бы свое негодование и на самое вино, как причину, породившую в его семействе расстройство и несогласие. Ибо нередко случается слышать: «хорош человек, да вино его погубило», – выражение, которым обвиняется прямо вино, а не человек. О том же вине и апостол Павел пишет: «не упивайтеся вином, в немже есть блуд» (Ефес, зач.229). Здесь опять обвиняется вино, но обвиняется не потому, что оно не хорошо само по себе, а потому, что при употреблении его чрез меру делается виною грехопадения. Из сего следует, что одно и тоже вино служит и спасению души и здравию тела, и влечет за собою телесные болезни, семейное расстройство и множество других зол, и наконец погибель самой души. Не можно ли и старые обряды, уважаемые глаголемыми старообрядцами, уподобить виноградному вину? Употреблению его во спасение души и здравие телу нельзя ли уподобить употребление старых обрядов единоверцами, не отделяющимися от церкви, а употреблению того же вина чрез меру во вред душевному и телесному здравию, на погибель семейного спокойствия, нельзя ли уподобить то исключительное употребление старых обрядов, которое делает людей врагами церкви и порождает душепагубный церковный раздор? Затем отцу семейства нельзя ли уподобить православных архипастырей, упрекам же, которые делает отец за невоздержание детей, уподобить упреки, делаемые православными архипастырями противникам св. церкви за их отделение от оной? Наконец, строгим порицаниям вина, как причины, породившей в семействе расстройство и несогласие, нельзя ли уподобить и резкие выражения о старых обрядах, как причине, породившей жалкий раскол в св. церкви? Тогда можно безошибочно сказать, что резкие выражения православных архипастырей прежнего времени относятся не к сущности уважаемых старообрядцами обрядов, но к злоупотреблению их, ведущему многих к отделению от Св. Церкви.