381. Слово во Святой и великий пяток

Дщери Иерусалимски, не плачитеся о мне, обаче себе плачите и чад ваших. (Лук. XXIII. 28).

Ах, утеха Израилева! так ли ты утешаешь Израиля?

Муж болезней из Врача душ и телес, Агнец среди волков из Пастыря заблуждших овец, Судия осужденный преступниками, Царь славы поруганный рабами, слово умолкающее, свет угасающий, сый воскрешение и живот, но умирающий и погребаемый – о Тебе ли не плакать? О чем же сетует небо, содрогается земля и камение воздыхает? Неужели сей есть «день твой», который Авраам, отец наш, «рад бы был... видеть, ...и виде, и возрадовася» (Иоан. VIII. 56)?

И теперь ли нам плакать о себе самих? Если бы весь Израиль, если бы весь род человеческий, если бы весь мир погибал теперь, – сего мог бы не приметить взирающий на Богочеловека страждущего. Стоит ли неизмеримость творения единой капли крови Твоей, стoят ли все времена и лета единой минуты скорби Твоей, Иисусе!

Но я забываюсь. Я не пришел препираться с Тобою о любви Твоей, довольно уже препираемый и попираемый злобою, Человеколюбец! Я пришел возвестить волю Его вам, сопровождающие Его в пути креста и гроба, дщери нового Иерусалима, души христианские! Он видит благочестивую скорбь вашу – и в ней самой открывает для вас источник исцеления. Он хощет, чтоб из созерцания крестной смерти Его вы почерпали вкупе и сладкое утешение и спасительное сокрушение. Утешение о Нем: «не плачитеся о мне». Сокрушение о себе: «себе плачите и чад ваших». Повинемся нашему кроткому Наставнику в сии наипаче минуты, когда Он так мало имеет повинующихся.

Что такое заставляет нас плакать при виде страдания и смерти? Если разрушение находится в законах бытия, то почему действие природы ужасно для самой природы? Если бессмертная душа возмущается тлением, как противным существу ее – почему более поражает ее преходящий образ тления, нежели бессмертие существенное и неотъемлемое? Будем внимательнее к самим себе, и мы приметим, что болезни смертные отзываются иною предшествующею им болезнию человеческого естества – болезнию «греха», который «рождает смерть» (Иак. I. 15). Убо где грех теряет свою силу, там должно притупиться и болезненное жало смерти.

Христос «греха не сотвори» (1Пет. II. 22). Сколько ни разглашал князь тмы, устами своих единомышленников, «яко человек сей грешен есть» (Иоан. IX. 24), дабы затмить сию вожделенную для нас невинность, сию святость Божественную – ее осияло полдневным светом самое осуждение Иисуса. Посмеяваясь шатаниям восстающих на него, Провидение повелело единому от среды их проповедать о нем то, в чем не верили его последователям, его учению, его житию, его знамениям. Пилат, в то самое время, когда уступает воплям кровожаждущей толпы: «распни, распни его» (Иоан. XIX. 15), сам не престает вопиять: «аз ни единыя вины обретаю в Нем» (Иоан. XVIII. 38). Соглашается пролить кровь его, но не иначе, как умовенными в Его неповинности руками. Итак, пусть страждет Иисус, но да не радуются враги Его и да не унывают Его любящие: тот, иже есть Истина и Святость, не вотще вменяется с беззаконными. Пусть умирает Иисус, но да трепещет смерть приемлющая Его в свое владычество: ее права не простираются на безгрешного. «Не...мощно держиму быти Ему от нея» (Деян. II. 24).

Да не будет, христиане, чтобы мы нашего Вождя воображали хотя на минуту побежденным, когда видим Его мучима или бездыханна. Не случай или насилие ведет Его крестным путем: «Он идет... по предуставленному» (Лук. XXII. 22). Не исторгают Его душу: Он «ее полагает» (Иоан. 10:11). Давно назнаменал Он смерть свою народам; возвестил ученикам; носил в уме и сердце так, что за неосторожное желание поколебать в Нем сию мысль, друга, которого недавно называл «каменем» веры, которому вверял «ключи царства небесного,» поразил ужасным наименованием «сатаны» (Мф. XVI. 18–19, 23). Вчера на вечерней трапезе ясно предначертал Он события настоящего дня – и предложил в снедь свое тело, ныне терзаемое, дал в питие кровь, ныне изливаемую. Он указал своего предателя; и принял его измену, подобно как служение: «друже, твори на неже пришел еси». (Мф. XXVI. 50). Легионы Ангелов ожидали повеления ополчиться окрест Его; единое слово Его: «Аз есмь» (Иоан. XVIII. 5) явилось сильнее Легионов: но не торжества хотел Он, а плена, уничижения и смерти. Теперь уже не время, подобно Петру, пререкать сей любви к страданию. Нам предоставлено проникнуть в тайну оной, дабы не токмо утешиться в смерти Иисуса, но и возблагоговеть к ней. В своей смерти, слушатели, Он любит человека. «Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына своего единородного дал есть, да всяк веруяй в онь не погибнет, но имать живот вечный» (Иоан. III. 16). О сей-то конечно любви написал Премудрый: «крепка яко смерть любы, жестока яко ад ревность» (Песн. VIII. 6). Пoелику жизнь показалась человеку сомнительною споручницею любви Божией: сия любовь обручает его себе смертию. Человек отпал от любви Божией; ревность, яко ад жестокая, отверзла в его падении ад: но любовь, яко смерть крепкая, умирает за него, и утоляет ревность, затворяет ад, воспламеняет его любовь угасшую, дает ему жизнь новую. Страждущий Ходатай Бога и человеков примиряет ревность почивающую во святых со всеобъемлющею любовию, правосудие с милосердием, смерть с жизнию, человека с Богом. Смерть Иисуса есть средоточие сотворенного бытия и возвещенным от Него «совершением искупления» (Иоан. XIX. 30) восполняется «совершение творения» (Быт. II. 2), предуготовляется «совершение всеобновления» (Откр. XXI. 6). Судьба мира висит на кресте Его, жизнь мира лежит во гробе Его. Сей крест озаряет светом плачевную страну жизни; из гроба сего взыдет солнце блаженного бессмертия. Только наш грех посрамляется на кресте; только наша смерть погребается во гробе: но Сын Божий прославляется; но Богочеловек побеждает.

О, кресте славы! не буди отныне древом проклятия и ужаса, но древом благословения и мира; повергни к подножию твоему языческие оливы и лавры; взыди на священные венцы державных глав; будучи свидетелем и орудием подвигов, буди также их воздаянием и украшением; являйся любящим Тебя во всей природе; паче же водрузися в сердцах наших, «да не будет нам хвалитися, токмо о тебе, кресте Господень» (Гал. VI. 14). И ты, гробе жизни! утвердися непоколебимо среди воинствующей Церкви, яко победное знамение, и, услаждая ее воспоминанием победы, одержанной Главою ее в единоборстве противу князя тмы, предвозвещай ей победу во всеобщей брани противу царства тмы!

Но что мы видим, слушатели! Гроб нашего Иисуса окружен мраком и сетованием, подобно гробам смертных. Неужели Церковь не знает тайны сего гроба животворящего? Нет, она полагает на нем токмо нашу собственную печаль; она повторяет нам Господню заповедь сокрушения о себе самих: «себе плачите и чад ваших» (Лук. XXIII. 28). Сколько страдания Господа нашего выше сострадания по их Божественному величию и блаженным последствиям, столь далече отстоят от утешения те, которые дерзнули восстать на своего Избавителя и поругаться Святому Божию. Те, которые принесли Его на жертву своему корыстолюбию, любочестию, человекоугодию, не могут довольно себя оплакивать и быть оплакиваемы. Весь Иерусалим, – Иисус не исключает ни «дщерей Иерусалимских», ни «чад» их, – весь Израиль достоин испить горькую чашу от руки того, «иже отдает грехи отцев на чада и на чада чад» (Исх. 34:7). Ослепленный чувственностию и суеверием народ «не разумел... времене посещения своего» (Лук. XIX. 44), и так он узрит посреди себя мерзость запустения. Он торжественно принял «кровь» праведника «на себя и на чад» своих (Мф. XXVII. 25), за то скоро позавидует бесчадию. «Се дние грядут, в няже рекут, блажены неплоды» (Лук. XXIII. 29).

И уже Иерусалим разрушен; Израиль оплакан: однако Иисус гласом Евангелия и Церкви доселе взывает: «себе плачите и чад ваших». Нет ли убо и еще виновных в Его страданиях? – Увы! и кто же не виновен в Его страданиях? Он есть «Агнец Божий вземлющий грехи», не Иерусалима, не Израиля, но «мира» (Иоан. I. 29), всего мира. «Он грехи наша носит, и о нас болезнует» (Ис. LIII. 4). Будучи все потомками единого грешника «и чадами гнева по естеству» (Еф. II. 3), мы наследовали горестную необходимость быть виною страданий Сына Божия; мы были Его врагами прежде, нежели могли возлюбить Его, – прежде, нежели вкусили жизнь, Он терпел от нас и для нас болезни смертные. Не знаю, долготерпеливе Господи! какие наипаче слезы мы должны за сие приносить Тебе: горькие ли слезы покаяния, или сладкие слезы любви и благодарности.

Грех наследственный не есть единственное бремя, под тяжестию которого мы страждем и которое возвергаем на страждущего Искупителя. С какою неутомимою деятельностию мы умножаем печальное наследие Адама даже и тогда, когда поклялись обнажить себя, «совлещися ветхаго человека... и облещися в нового» (Кол. III. 9–10). Слава Всеблагому, если благодатный Иерусалим не имеет ни своих фарисеев, ревностию по славе Божией облекающих мирское славолюбие; ни саддукеев, пренебрегающих царствие Божие, потому, что оно не есть плоть и кровь; ни книжников, желающих письменем закона губить дух Евангелия; ни лжебратий, самым лобзанием уязвляющих Иисуса; ни малодушных человекоугодников, истиною Божиею жертвующих буйству человеческому: да не видим – что к сожалению видел уже Апостол – «второе распинающих Сына Божия» (Евр. VI. 6). Нет ли по крайней мере таких, которые, подобно Петру, и после искренней решимости не разлучаться с Господом в животе и смерти, смутясь от гласа коварной рабыни – плоти, не смеют произнести пред нею даже имени Его: «не знаю человека» (Мф. XXVI. 74)! и особенным только воззрением благодати возвращаются к своему обету? И можем ли мы довольно иметь Петровых «горьких слез» (Мф. XXVI. 75)⁹¹³, дабы оплакать таковые преткновения, которые все приражаются к сердцу нашего Восставителя?

Кто не плачет с Петром, тот да плачет со дщерями Иерусалимскими. Кого не смиряют прежние падения, кого не смягчает милосердие Божие, того да сокрушит страх будущего. «Себе плачите и чад ваших» (Лук. XXIII. 28).

Чада Иерусалима нового! Довольно ли разумеваем и мы время нашего посещения? Соделав спасение наше посреде земли, Господь «почил» от своего «дела» (Быт.2:2) второго творения. Ожидаем ли мы после сей субботы Его иного дня великого и просвещенного, в который Он «воскреснет,» дабы «судить земли» (Псал. LXXXI. 8)? «Дух Христов, прежде свидетельствовавший о Христовых страстех, и о словах, яже по сих» (1Пет. I. 11), по-видимому не глаголет нам более: Он скрывается во гробе обрядов, под печатию маловерия, за стражею земной мудрости; и покой долготерпения Божия погружает нас в сон, подобный сну дев юродивых. Но долготерпение Господа не есть коснение, и покой Его не есть дремание. «Аз сплю, а сердце мое бдит»« (Песн. V. 2). Он исчисляет лета и дни; взирает на преливающуюся меру беззакония, болит о страданиях и терпении своих избранных, толь давно уже к нему взывающих: «Востани, Вскую спиши, Господи» (Псал. XLIII. 24) и призывает день гнева и день суда. «Се дние грядут, в няже рекут: блажены неплоды, и утробы, яже не родиша» (Лук. XXIII. 29). Не родившим в себе духа Христова отраднее будет в страшный день откровения славы Божией, нежели тем, которые имели, но угасили оный небрежением.

Помедли, Господи! Помедли еще со днем славы Твоея: нам еще нужен день нашего сетования. Дай нам оплакать себе самих; и рукописание грех наших, изглажденное Твоею кровию, но непрестанно нами возобновляемое, смыть слезами покаяния. Сотвори, да заветная кровь Твоя, не будет на нас, яко на Иудеях, в усугубление смерти уже для нас естественной; но да будет в нас, и даст нам новую «душу живу от Твоего Духа животворящаго» (1Кор. XV. 45). Тогда наконец – «воскресни, Боже! суди земли: яко ты наследиши во всех языцех» (Псал. LXXXI. 8). Аминь.