377. Слово по освящении в Казанской соборной церкви придельного храма во имя Рождества Пресвятой Богородицы

Господи, возлюбих благолепие дому Твоего, и место селения славы Твоея (Пс. XXV. 8).

Вот сердце Царя по сердцу Божию! Оно не почивает на великолепии престола, не стремится за славою браней и, объемля благостию народы, не наполняется: его сокровище в Боге, и оно в дому Божием. Чувствует оно, что храмом надежнее крепостей и бойниц охраняется мир и безопасность царства: между тем не ищет в оном наружной только подпоры благочиния гражданского, но пленяется внутренним благолепием веры; не успокоивается, как в крепкой ограде человеческого величия, но благоговеет, как в селении славы Божеской.

И вот, христоименитые соотечественники, сердце нашего Монарха, и вместе единое сердце всего Августейшаго племени! Ты, велелепный Храме, державное творение! Ты немолчный свидетель и видимый образ благоговейной любви Дома Царева к дому Божию. Твой чертеж напоминает нашего Давида, который, возжелав создать тебя, столь дорого ценил сие благочестивое намерение, что, как некую часть наследия, завещал оное своему Сыну. Все здание возвещает нового Соломона, который начал сей труд с бескорыстием и великодушием; пoелику, ища единственно Божией, и уклоняясь от собственной славы, поставил себя исполнителем назначенного уже предприятия, и совершил оный с таким неослабным вниманием, что здесь, можно сказать, все сделано в его присутствии, под его мановениями. Сии драгоценности, украшающие изображение Преблагословенной в женах, сияют усердием Жен порфироносных. И если мир, благоприятствовавший строению древнего храма Соломонова, был изъявлением благословения ниспосланного свыше на дело благочестия: равным образом не есть ли глаголющим знамением и благочестивой твердости Александра и небесного к Нему благоволения то, что сей царственный памятник веры, среди непрерывных почти браней с мощными врагами, воздвигнут не с меньшим благопоспешеством, как бы среди глубокого мира.

Благочестивейший Государь! Вниди в радость церкви о тебе веселящейся, так как ты входишь в ее пользы и желания. Ты принес ей и Богу тем величественнейшую службу, что твой искренний дар, без сомнения, во множестве приведет за собою другие чистые жертвы. Созданный тобою храм созиждет души во благочестии тем самым, что он создан тобою. Ничто так гласно не проповедует важности Богослужения, как благоговение Государя.

А мы не умедлим, слушатели, предаться внушению высокого примера. Воззовем к сердцу, о чем говорит взорам самое сие камение, – о славе и благолепии дома Божия.

Тот, Которого престол есть небо и земля подножие, Который, по уверению прозорливца, и глубины ада проницает своим присутствием (Пс. CXXXVIII. 8)⁹⁰⁸, который наполняет, объемлет и »носит всяческая глаголом силы Своея» (Евр. I. 3) так, что мы «в... Нем живем.., движемся и есмы» (Деян. XVII. 28), может ли заключиться в тесном, бренном жилище? «Кий дом созиждете Ми» (Ис. LXVI. 1), вопрошает он людей, – которые думают не Его присутствием освятить место, но святостию места ограничить Его присутствие? Однако, пoелику сердце человеческое так оземленело, что не имеет собственных сил возноситься к небесным ощущениям, и ум помрачился до того, что в ясный полдень присутствия Господня, когда «невидимая Божия творенми помышляема видима суть» (Рим. I. 20), должен ходить по осязанию грубых чувств, прежде нежели достигнет к чистому духовному созерцанию: то Бог сам преклоняет небеса, дабы приближить к Себе земнородного и чтобы научить его непрестанному хождению пред собою, для конечного и плотоносного духа его, сокращает, так сказать, Свое духовное вездесущие в чувственные знамения и явления преходящие. Человек, с своей стороны, дабы удержать себя в сей спасительной близости к Богу силою веры, и по естественному побуждению, и по внушению самаго Божества, собирает Бого-напечатленныя знамения; наблюдает следы Божественных явлений, и места, способные посредством таковых напоминаний возобновлять ощущение благодатного присутствия Божия, усвояет Богу, исключительно предоставляя их для торжественного ему служения. Так Иаков, видев во сне тайну соединения человека с Богом в образе лествицы, соединяющей небо с землею, нарицает место сна своего «домом Божиим» (Быт. XXVIII. 19) и с сего времени посещает оное не иначе, как с особенным благоговением. Так скиния Моисеева созидается «по образу показанному... на горе» (Исх. XXVI. 30) и возвеличивается чудесными памятниками скрижалей, манны и жезла прозябшего. Так «гумно Орны» (2Пар. III. 1), чрез явление Ангела становится местом храма Соломонова. Так и христианские храмы, по древнему обыкновению, сохраняют в себе или целые гробы, или по крайней мере части тех священных телес, в коих Бог явился дивным во святых Своих, и устрояются в виде памятников или некоторых действий, в которых Бог открыл и прославил Себя в мире, или некоторых лиц, которыя предшествовали нам в благодатном с Ним соединении. Посему вообще дом Божий на земли образуется снисхождением Бога к человеку и приближением человека к Богу. Бог сообщает ему славу благодатного присутствия, а человек – благолепие живой веры. Слава Божия делает его святым для человека, а благолепие человеческое угодным для Бога.

Приидите убо желающие ходить во свете лица Господня: «Господь во храме святем своем» (Пс. X. 4)! Во храме: ибо он един для присутствия Божия, хотя и множествен для приближения к Нему человеков. Здесь является Господь в величии Творца и Вседержителя: воздвигает, яко Царь царей, видимый престол Своего владычества; преклоняет пред Собою колено разумных тварей; внемлет славословиям; приемлет благодарные исповедания; приникает на мольбы; освящает власть сильных земли, признавая их своими орудиями; связует узел общественного доверия силою клятвы своей и поставляет страх свой на страже совестей; утверждает в своем святилище средоточие, окрест которого должны обращаться и нравственный и гражданский мир так, что если нет алтаря, то нет ни престола, ни судилища. Здесь глаголет Его присносущное Слово; исходит из священных книг и из уст своих служителей; беседует в своих изображениях; возобновляет каждый день свое воплощение и крестную жертву на таинственном олтаре; питает присных своих своим духом и истиною, да будут «един дух... с Господем» (1Кор. VI. 17), питает своим телом и кровию, да будут «уди единого тела его, от плоти его, и от костей его» (Еф. V. 30). Здесь пребывает Божественный и животворящий Дух, изливая спасительные дары свои в таинствах, воздыхая в молитвах, утешая в сокрушении, возперяя в восхищениях, открывая поток Божественной сладости в любви Божественной. О, как пред сею горнею славою или скрывается, или облекается вышним сиянием и то, что здесь есть земного и человеческого! Это уже не персть и брение, не дело искусства смертного, не бедная гостинница, созданная странниками для домувладыки: «несть сие, но дом Божий, и сия врата небесная» (Быт. XXVIII. 17). Ангелы проходят ими, проникая в наши таинства; и мы сами, предстоя Господу сил, Херувимов образуем таинственно.

Впрочем, да не возмним, христиане, что святыня, подобающая дому Господню, может отделена быть от той «святости» (Лев. XI. 44), коея от входящих в него потребует небесный домувладыка, или восполнить ея недостаток. Что если бы дом Божий наполнился язычниками неведущими Бога, или Его бесчествующими? Не отвратил ли бы Он от недостойных лица своего, и не оставил ли бы их в осязаемой тме чувственных образов без духа и жизни? Итак, слава храма, будучи Божественною в своем источнике, зависит и от человека в своем соблюдении, открытии, распространении. Ключ, который должен отверзать и хранить сокровища дому Господня, есть вера смиренная, прозорливая, деятельная. Смиренная: ибо если со страхом предстоят рабы владыке, подданные царю, судимые судии, то может ли довольно уничижить себя тварь пред Творцем, раб в самых заслугах своих неключимый пред Всемогущим Владыкою, преступник по природе пред Самосущим Правосудием? Прозорливая: ибо в дому Божием есть образы, в которых должно находить истину, – наружные обряды, в которых заключена внутренняя польза, – украшения, в которых скрыто поучение. Деятельная: ибо тот, который от первого «да будет, доселе делает» (Быт. I. 3; Иоан. V. 17), не представляет нам бесполезных зрелищ и не праздных требует зрителей; Творец хочет «творцев» (Рим. II. 13). Здесь «приходяще» ко Христу, «камени живу, ...и сами мы яко камение живо должны созидаться в храм духовен, святительство свято, возносити жертвы духовны благоприятны Богови Иисус Христом» (1Пет. II. 4–5). По подобию ветхозаветного прообразовательного храма, в котором приносились в жертву животные во дворе, курение во святилище, и неугасимо хранился с неба низшедший огнь, – мы должны воздвигнуть в себе как алтарь внешний, дабы пожертвовать Богу чувственностию, так олтарь внутренний, дабы принести Ему «дух сокрушен» (Пс. L. 19); совершить сие всесожжение ветхого человека так, чтобы в душе остался один небесный огнь чистой, Божественной любви и потом предоставить самому Богу изрещи в нас новый свой завет, соделать нас «сообраз­ными образу Сына Своего» (Рим.8:29), «жилищем Своего Духа» (1Кор. 3:16)⁹⁰⁹, «Своими церквами» (2Кор.6:16)⁹¹⁰. О, если бы каждый по сему чертежу созидал свое внутреннее святилище, и рукотворенный храм Божий был бы токмо тихою оградою нерукотворенных, – с какою любовию и небо и земля взирали бы на его духовное благолепие, и с какою сугубою ясностию сияла бы на нем слава Господня!

Но сие-то и среди настоящего веселия еще остается предметом нашей заботливости. Может быть, нас обеспечивает благолепая наружность Богослужения; и в самом деле она должна быть чистым отсветом сердечного благочестия; однако, и под сим блеском иногда сокрывает кромешнюю тму человеческое сердце глубокое. «Раскопай стену» (Иез. VIII. 8), – сказал некогда Бог Иезекиилю, приведши его в видении ко храму Иерусалимскому; и Пророк, вошед сквозь тайную дверь, увидел в нем идолопоклонство в многоразличных видах. Что если б и ныне Господь повелел рабу своему сквозь благовидности обычая, сквозь забрала лицемерия, сквозь развалины обетшавшей набожности проникнуть и войти в сердца людей предстоящих при Богослужении: «сыне человечь, раскопай стену (Иез. VIII. 8)? не увидел ли бы он паки кумиров дому Израилева» (Иез. VIII. 10), кумиров страстей, которые приносят с собою во храм и боготворят пред самым лицем Божиим? Не увидел ли бы людей приносящих пред Господа «чуждый огнь» (Лев. X. 1) любви к тварям, и думающих, что он и не занимается их сердцем: «не видит Господь, оставил Господь землю» (Иез. VIII. 12)? Не увидел ли бы «жен... плачущихся о Фаммузе» (Иез. VIII. 14), сих изнеженных душ, которые просят от Бога токмо пищи для своей чувственности, или оплакивают такия потери, за каковые должно бы благодарить его милосердию? Не увидел ли бы людей «задняя своя давших ко храму Господню... и покланяющихся солнцу» (Иез. VIII. 16), людей невнимательных, которые хотят быть услышаны Богом, сами не слыша своих молитв, или корыстолюбивых, которые от лица Господа преносятся духом к предметам их мирской деятельности? Не увидел ли бы... но почто испытывать тайныя сердец, когда и внешнее благочиние Богослужения, столь твердо, повидимому, огражденное и обыкновением предков, и примером и попечениями Благочестивейшего Монарха, в глазах наших, иногда нарушается видом и движениями холодности и невнимания? Сего ради тако глаголет Господь: если вы небрежете о благолепии дому Моего, и приносите в него с собою мерзость запустения, – изыду из него Я моею славою. Если вас не трогает жертва, в которой Я приношуся за вас ежедневно моему милосердию на алтаре, Я сниду с него, и взыду на судище, дабы единожды навсегда принести жертву моему правосудию. Я осужду вас за то самое, что вы присутствовали при моих таинствах.

Да не будет, да не будет сего с нами, долготерпеливе Господи! Ради возлюбленной Твоея Матери, коея именем желаем мы соделать Тебе любезным сие место, ради Твоея собственной благости, с каковою благоволил Ты совершиться сему державному делу, исполни, умоляем, храм сей славы Твоего присутствия, и облеки ею и все храмы наши в велелепоту благочестия; соделай храм сей оградою сего града, кровом Августейшего Дома, украшением Отечества нашего, и чрез сие преддверие неба введи нас в тот отечественный град, в котором нет храма, ибо Ты «Господь Бог Вседержитель храм ему еси» (Апок. XXI. 22). Аминь.