37. Слово В день Благовещения Пресвятыя Богородицы

И рече Мариам: величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем: яко призре на смирение рабы Своея: се бо отныне ублажат Мя вси роди. Лук.1:46–48.

Наконец безмолвная Мариамь говорит; и слово Ея, исполненное духом, как река, течет и играет, как фимиам, восходит и благоухает, как молния, сияет и озаряет. Прочитанное теперь начало торжественного слова, произнесенного Ею, когда Елисавета в первый раз приветствовала Ее наименованием «Матери Господа» (Лк. 1:43), как много уже в себе заключает! Она славит Бога, и возносит к Нему не глас, но самую душу Свою: «величит душа Моя Господа». Радуется, и радость Свою превращает в молитву и жертву духовную: «возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем». Смиряется, и проповедует снисхождение Всевышнего: «призре на смирение рабы Своея». Пророчествует, и пророческий взор Ея проницает сквозь все времена до самаго конца их: «отныне ублажат Мя вси роди». Так и надлежало соделаться плодовитой словом Той, в Которую отныне вселилось Слово; прежде нежели Оно изыдет из Нея, как плод чрева, Оно является в Ней, как плод устен, исповедающихся Господеви: «рече Мариамь».

Дивно слово Мариами: но величественно и Ея молчание. Предоставим благоговейным и внимательным, самим углубляться в разум слова Ея, которое так часто слышится в Церкви: обратим внимание на то, что не столь открыто вниманию. Вслушаемся в молчание Мариино, и поучимся от Нея бережливо употреблять сокровище слова.

О безмолвии, в котором Пресвятая Дева возрасла и воспитана, говорить не буду: потому что сие закрыто молчанием Святых Евангелистов. Кто слышал, что говорит о сем предание: тот имеет образ совершеннейшаго благочестивого воспитания, и может судить, соответствует ли сему образу, и обещает ли благословенные плоды, разсеянность, столь охотно позволяемая детям в наше время.

День «Благовещения», то есть, радостного возвещения о предстоящем воплощении Сына Божия, начинает открывать сокровенную в Боге жизнь Богоматери. Слово Ангела обнаруживает в Ней добродетель молчания. Внезапно входит он в Ея уединение, и говорит Ей: «радуйся, благодатная: Господь с Тобою; благословенна Ты в женах» (Лк. 1:28). Сколько вопросов представлялось при сем удивленной Мариами! Кто сей неизвестный? Какое имеет он право, нарушать уединение Девы? Что значит неслыханное приветствие, которое безвестную Деву поставляет превыше всех жен в мире? Но ничто не выводит Ея из обычного Ей безмолвия. Она чувствует движение духа: но уста Ея не движутся. Не спешит Она ответствовать на приветствие; молчит, и размышляет. «Смутися о словеси его, и помышляше» (Лк. 1:29).

Ангел, успокоив дух Ея одним словом: не бойся, – ибо слова небесных Сил не бывают без силы, и потому не остаются без действия, – продолжает начатое благовещение. В изъяснение наименования «Благодатной», присовокупляет, что Она «обрела благодать у Бога» (Лк. 1:30). Потом предсказывает Ей зачатие во чреве, рождение Сына, Его спасительное имя, Его достоинство Божественное, воцарение чудесное, царство безконечное. Сколько еще предметов для испытания и разглагольствия! Но Благодатная не желает испытывать таин благодати. Благословенная не дерзает разглагольствовать о том, что выше слова и разума. И теперь не прервала бы Она Своего молчания, если бы любовь к девству не исторгла из сердца Ея краткого слова: «како будет сие, идеже мужа не знаю?» (Лк. 1:34) Чтобы правильно разуметь сие слово, необходимо должно, во-первых предположить, как и предание сказует, что Мариамь еще прежде обязала Себя обетом, во всю жизнь Свою хранить девство: ибо не обязанная сим обетом, и обрученная мужу, какую имела бы причину вопрошать о возможности родить сына: «како будет сие?» Во-вторых, надлежит взять в соображение закон Моисеев (Числ.30), по которому обет девы или жены мог быть уничтожен одним словом отца или супруга, и только тогда становился твердым, когда отец или супруг слышал о нем, и не отверг оного. Из сего соображения должно заключить, также согласно с преданием, что обет девства, который, на предсказание¹⁹⁰ о рождении Сына, заставил Марию сказать: «како будет сие?» был уже тогда известен Иосифу, и признан им; и что он обручил себе Пречистую Деву с тем, чтобы, под именем супруга, быть стражем Ея девства, которому нужно было таиться под наружным покровом брачного союза в таком народе, который, привлекаясь видимым благословением брака, не постигал высоты девства. По сим обстоятельствам, сколь ни далека была Мариамь от того, чтобы не веровать, или сомневаться, или прекословить, или любопытствовать, принуждена однако была вопросить Ангела: «како будет сие, идеже мужа не знаю?» Хотя имею мужа по обряду обручения: но у меня нет мужа по обету девства; обет сей произнесен, утвержден; сколько я не желаю отменить его, столько не позволяет закон, который говорит: «человек, иже аще обещает обет Господу, или заклянется клятвою, или определит пределом о души своей, не осквернавит словесе своего; вся, елика изыдут из уст его, да сотворит» (Числ.30:3); Господь не нарушает Своих законов: как же будет то, что и обет девства сохранится, и закон исполнится, и сын родится? – Видите, что крайняя только необходимость расторгает священныя узы Ея молчания, или лучше сказать, сама благодать изливается во устах Ея; открывается тайна Ея обручения с Иосифом, дабы под сею тайною скрыть другую, глубочайшую тайну обручения с Богом; отречение Мариами от земного мужа подает Ангелу случай возвестить Ей достоинство Богоневесты, к которому Она предопределена: «Дух Святый найдет на Тя, и сила Вышнего осенит Тя» (Лк. 1:35).

Благовещение принято; Ангел отшел; Слово воплотилось; Дева зачала; оказались признаки зачатия: «обретеся имущи во чреве от Духа Свята» (Мф. 1:18). «От Духа свята», пишет Евангелист Матфей: но Иосифу долго не была возвещена сия тайна, и он не знал более того, что являло чрево: «обретеся имущи во чреве». Ибо если бы он знал тайну Богоневесты: то мог ли бы он думать о Ея «обличении», мог ли бы решиться «отпустить» Ее? А он думал о первом, и решился было на последнее. «Не хотя Ея обличити, восхоте тай пустити Ю» (Мф. 1:19). Здесь столько чудес молчания, что не знаю, достанет ли у нас слова, чтоб изглаголать молчание. Иосиф видит в Мариами, чего не ожидал, и чего понять не может: но молчит, и не вопрошает Ея. Мариамь видит Себя в опасности подвергнуться тяжкому подозрению, и даже осуждению: но молчит, и не открывает Своей тайны. Где и Ангел благовестник Мариами? Почто молчит он, и не успокоивает Ея от нового смущения? Где и Ангел хранитель Иосифа? Почто он так долго не является, и не предохраняет праведника, когда чистая душа его столь удобно может омрачиться мыслию неправедного, и даже богохульного подозрения? И – если не дерзновенно вопрошать о сем – почто так долго безмолвствует и Сам, Посылающий Ангелов? Почто медлит просвещать Своего праведника, и спасать Ту, в Которой спасение мира? – «Зри», – восклицает Святый Златоуст, указуя на Иосифа в сих обстоятельствах, – «зри мужа кротость: не токмо, яко не мучи, но яко ниже изрече кому, ниже самой зазираемой, но в себе помышляше, и от самыя Девы тщася укрыти вину. Ниже бо рече, яко отринути Ю хотяше, но отпустити. Толико бе кроток и тих муж». И еще: «егда бо держати Ю в дому, законопреступно быти видяшеся; обличити же и на судище вести, смерти предати нужда бяше: он же ничтоже от сих творит, но выше закона уже себе устрояет. Подобаше бо, благодати пришедшей, многим быти уже высокого жительства знамениям» (на Мф.Бесед. 4). Подлинно, видно, сердце праведника уже предчувствовало Христовы заповеди, чтоб иметь «око простое» (Матф.6:22) и «не судить, дабы не быть судимым» (Матф.7:1). Потому, он видит признаки матери, и однако не хочет предаться помыслам подозрения о Деве; имеет закон, уполномочивающий супруга, и однако не хочет судить обрученную. «Не хотя Ея обличити, восхоте тай пустити Ю»¹⁹¹. Видите, какия возвышенныя добродетели заключает в себе молчание Иосифа. Но еще выше молчание Мариами. Тот молчанием облегчает затруднение чужое, и в то же время находит средство прекратить свое затруднение: а Сия в молчании носит Свою опасность, и с каждым днем молчания увеличивает Свое затруднение. Что же значит сей непонятный подвиг молчания? – То, что Мариамь есть совершенный сосуд Благодати. Ибо как вещественный сосуд негоден, когда он течет; так и духовный сосуд не достоин, если не хранит влиянной в него Благодати в ненарушимом, смиренном молчании, но течет и выдыхается без нужды и без пользы словом праздным, или нескромным, или нетерпеливым, или тщеславным: и напротив, как вещественный сосуд совершенный был бы тот, который бы не только влитое в него, но и самый дух оного заключал во внутренности своей без малейшей утраты, и котораго бы ни удар не мог сокрушить, ни воздух или огонь разрушить: так совершенный сосуд духовный есть тот, кто имея «таинство веры в чистей совести» (1Тим.3:9), в мире сердца, и в безмолвии всего существа своего, хранит вверенную ему благодать с такою твердостию, которой никакие удары бед сокрушить, никакая страсть, никакое искушение разрушить не могут. Если Мария говорила о Своей тайне с Елисаветою: то потому, что Елисавете уже открыта была сия тайна Духом Святым, и Он Сам говорил устами обеих: а если бы Она стала говорить о сем с Иосифом; то или по человеческой доверенности, или по человеческому страху, и следственно не по Божественному побуждению говорила бы о тайне Божественной. Теперь Она таится от того, которому, вероятно, более всех на земли открыто было сердце Ея, пoелику Она избрала его стражем Своего девства; таится с явною для Себя опасностию не только «обличения», но, как изъясняет Святый Златоуст, с опасностию «суда» и «смерти»: такое молчание достовернейшим образом свидетельствует, что Она восприятое в недра Свои Слово крепко держит, хранит совершенно, любит паче избранного и обрученного мужа, паче всякого земного утешения, паче самой жизни Своей; в сем молчании совершается непрестанная, чистая, великая жертва Богу Слову. Не удивительно, что и Божественное откровение на время безмолвствовало, чтобы дать созреть, и в наставление наше открыться, столь великим добродетелям. Безмолвная жертва Мариами совершилась; мысль Иосифа решительно утвердилась в безстрастии; тогда слово небесное приспело увенчать подвиг молчания, прекращением затруднения Мариами, и открытием Иосифу велией тайны благочестия. «Сия же ему помыслившу, се Ангел Господень во сне явися ему, глаголя: не убойся прияти Мариамь жены твоея; рождшеебося в Ней от Духа есть Свята» (Матф.1:20).

Кто будет иметь довольно постоянного внимания, чтобы следовать за Мариею по всему пути жизни Ея: тот может усматривать в Ней всегда тот же характер глубокой молчаливости, совершенного безмолвия, ничем не развлекаемаго сосредоточения во внутренности своей, словом – жизни, сокровенной в Бозе. Ни высочайшая радость, ни глубочайшая¹⁹² скорбь не могла изменить сей главной черты Ея духа.

Раждается Слово, Ангелы славословят; пастыри проповедуют; Матери ли Слова безмолвствовать и не торжествовать словом? Но Она безмолвствует, и не расточает слов, а только соблюдает слышанное. «Мариамь же соблюдаше вся глаголы сия, слагающи в сердцы Своем» (Лук.2:19).

Симеон ли пронзает душу Ея грозным пророчеством; Сам ли Иисус, еще в юных летах, оставляет Матерь, и как бы отрекается от Нея, возвещая, что Ему «в тех, яже Отца Его, достоит быти»: Матерь Слова не прекословит, но безмолвствует. «Мати Его соблюдаше вся глаголы сия в сердцы Своем» (Лк.2:49, 51).

Наконец «стоит» Она при «кресте» (Иоан.19:25) возлюбленного Сына Своего, и предреченное Симеоном оружие действительно проходит душу Ея. Чужие не могли оставаться равнодушными; и еще тогда, как Он только нес крест Свой, «идяше во след Его народ мног людей, и жены, яже и плакахуся и рыдаху Его»; и по распятии «вси пришедшии народи на позор сей, видяще бывающая, биюще перси своя возвращахуся» (Лк.23:27, 48). Чего надлежит ожидать от Матери Распятаго, стоящей при кресте Его? Рыданий, жалоб, воплей, терзаний? – Ничего такового не видим и не слышим; самовидец не пересказывает нам даже ни одного слова Ея. Она страдала, без сомнения, как никто никогда не страдал на земли, кроме Самого Распятаго: но бездна Ея страданий не обуревала и не потопляла Ея, непрестанно упадая в столь же неизмеримую бездну Ея терпения, смирения, веры, надежды, безусловной преданности судьбам Божиим.

Взирай, Христианская душа, на священный образ духовного молчания, представленный тебе Евангелием, частию и в лице Иосифа, наипаче же в лице Мариами, и познавай сокровенную, величественную красоту души Ея, о которой написал Пророк: «вся слава дщере царевы внутрь» (Псал.44:14); познавай, и возлюби сию духовную красоту; возлюби, и подвизайся, чтоб и тебе, хотя отчасти, облечься сею красотою дщере царевы, и по следам Ея добродетели достигнуть ее блаженства; ибо «приведутся царю девы во след ея» (Пс. 44:15).

Встречаешь ли непонятное в вере? Не спеши любопытствовать или прекословить: но в молчании внимай глаголу веры, и терпеливо жди времени, когда глаголющий в притчах удостоит тебя изъяснения оных живым словом и опытом.

Примечаешь ли в словах или делах ближних нечто странное, и, как тебе кажется, неправильное? Не торопись обличать и судить, если не призывает тебя к сему должность отца, или пастыря, или наставника, или начальника. Не будь праведен, как Фарисей, который себя одного находил таким в целом свете: «несмь, якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы» (Лк.18:11); но будь «праведен», как Иосиф, «сиречь», – изъясняет Святый Златоуст, – «благ и кроток» (на Мф.Бесед. 4).

Опасаешься ли, что какое нибудь твое дело веры или любви подвергнется превратным суждениям и нареканию? Не провозглашай для сего твоей добродетели, чтобы, охраняя славу ея, не утратить чистоты ея. «Открый» не к человеком прекословием, но «ко Господу» молитвою «путь твой и Той сотворит: и изведет, яко свет, правду твою, и судьбу твою, яко полудне» (Псал.36:5–6).

Посещает ли тебя благополучие, и радость разширяет сердце твое? Не расширяй уст для тщеславия; но слагай в благодарном сердце глаголы благодеющаго Провидения.

Постигает ли тебя бедствие, и скорбь наполняет душу твою? Не умножай воплей и стонов, во множестве которых по большей части слышны бывают отголоски упорства и непокорности судьбам Вышнего; но «потерпи Господа, мужайся, и да крепится сердце твое» (Пс.26:14).

Ни в каком случае не расточай безразсудно слова, словесная тварь Слова Творческого! Если Словом Бог сотворил все; а человек сотворен по образу Божию: то какия величественныя действия надлежало бы производить слову человека! В самом деле, оно исцеляло болящих, воскрешало мертвых, низводило с неба огнь, останавливало солнце и луну, и, что всего важнее, соделавшись орудием Воплощенного Слова Божия, оно претворяло и претворяет растленных грехом человеков в новую тварь, чистую и святую. Так действует слово человеческое, когда крепко быв заключено в горниле благоговейного молчания, и разжигаемо тайною внутреннею молитвою, получает свойственную ему чистоту и силу, или лучше сказать, становится причастным силы Слова Божия и Духа Святаго. И сие ли могущественное, зиждительное, священное орудие, мы обращаем на действия нечистыя, разрушительныя, святотатственныя, – на злоречие, клевету, хуления; или легкомыслием раздробляем оное в легкий прах, и разсыпаем по ветру в суетном празднословии?..

Некто сказал о себе: «девять помышлений ублажих в сердцы моем, а десятое изреку языком» (Сир. 25:9). Так берегут слово знающие цену его. По крайней мере, Христианин, «не скор буди усты твоими» (Еккл.5:1); давай себе размыслить, во благо ли тебе и другим будет слово, которое ты раждаешь в мир, и которое, как бы ни казалось малым или ничтожным, будет жить до последнего суда и предстанет на нем во свидетельство или о тебе, или против тебя. Прими совет Апостольского слова: «всяко слово гнило да не исходит из уст ваших, но точию еже есть благо к созиданию веры, да даст благодать слышащим; и не оскорбляйте Духа Святаго Божия, Имже знаменастеся в день избавления» (Еф.4:29–30). Аминь.