266. Слово в день Успения Пресвятой Богородицы

Посем глагола им: Лазарь друг наш успе (Ин. XI. 11).

Успение Пресвятой Богородицы воспоминаем ныне благоговейно и торжественно. Что значит «успение»? По силе слова: отхождение ко сну. А означается сим кончина земной жизни Матери Божией. – Приметно, Святая Церковь хотела избежать наименования смерти, говоря о Матери Жизни. Но откуда же заимствовано наименование «сна» для означения смерти? Должно думать, что – из уст Христа Спасителя. «Лазарь друг наш успе», сказал Он Апостолам, когда, по силе Своего всеведения, возвещал им о постигшей Лазаря смерти, находясь вдали от места его кончины. Видно, что это был новый язык: потому что Апостолы не поняли его, и Господь нашел нужным перевести Свое изречение на их обыкновенный язык: «Лазарь умре» (Ин.11:14).

Что же значит сей новый язык? Для чего Христос и Церковь называют смерть сном? Какие чрез сие хотят нам подать мысли? Теперь не неблаговременно и не бесполезно – дать на сие ответ.

Почему смерть праведного Лазаря названа «сном», – понять не трудно. Она имела ту отличительную черту сна, что вскоре должна была прекратиться пробуждением, то есть, возвращением прежней жизни. В слове: «успе», вместе с извещением о смерти Лазаря, заключено было пророчество, что он через четыре дня воскреснет.

Подобно сему можно уразуметь и то, почему телесная смерть Божией Матери названа «успением». И она имеет ту отличительную черту сна, что вскоре окончилась пробуждением, то есть, совершенным воскресением в жизнь вечную. В слове: «успение» скрывается указание на церковное предание, что Божия Матерь на третий день по Своем преставлении от земли, явилась Апостолам в небесной славе и – то был не один дух Ее, но купно с воскресшим телом, которого потому уже и не обрелось во гробе Ее.

Впрочем, в Писаниях Апостолов виден утвердившийся обычай – не только в особенных знаменательных случаях, но и вообще, называть смерть «успением и сном». Так, Апостол Павел об очевидцах воскресшего Господа пишет: «множайшии пребывают доселе, нецыи же и почиша» (1Кор. XV. 6). Он также пишет относительно воскресения мертвых: «вси... не успнем, вси же изменимся» (1Кор. XV. 51). То есть: мы не все умрем, потому что последний день мира застанет на земли живущих; но все изменимся, потому что тем, которых последний день мира застанет живыми, некогда будет умереть и быть погребенными; их тела, не подвергаясь смерти, изменятся из тленных в нетленныя, какие будут иметь и воскресшие из мертвых.

Переименовывая смерть успением и сном, богомудрые Мужи, без сомнения, хотели внушить своим последователям, что христианин должен смотреть на смерть не «якоже и прочии, неимущии упования» (1Фес. 4:13), что смерть не есть решительное отрицание жизни и погибель личности и бытия, что как уснувший вечером пробуждается утром с обновленною силою жизни, так уснувший смертию телесною пробудится в новую бессмертную жизнь в день всеобщего воскресения. Таким образом, если мы внимательны: то произнося слово: «успение», мы напоминаем себе учение о бессмертии души и утверждаем себя в надежде воскресения и тела.

Обращаясь от Новозаветных Писаний к Ветхозаветным, примечаем, что там нет сей утешительной заботы – облечь мысль о смерти светлою одеждою. Кончина даже праведных и святых там не называется успением, но смертию. – В книге Бытия о Патриархах первого и второго мира одинаково пишется: «поживе ...и умре» (Быт. V. 5). О самом Отце верующих написано: «ослабев умре Авраам» (Быт. XXV. 8). Подобно и о Пророке Самуиле: «умре Самуил» (1Цар. XXV. 1). Еще печальнее Патриарх Иаков изъяснился сам о своей смерти: «сниду к сыну моему сетуя во ад» (Быт. XXXVII. 35). Отчего в ветхозаветные времена такой не отрадный взор на смерть даже у святых, хотя они, без сомнения, также как и мы, веровали в воскресение мертвых и жизнь будущего века? – От того, что тогда, как говорит Апостол, «царствова смерть» (Рим. V. 14), еще не побежденная животворящею смертию Христовою; – от того, что тогда «не у явися святых путь» (Евр. IX. 8), еще не был открыт вход во святилище неба, «идеже предтеча о нас вниде Иисус» (Евр. VI. 20); – от того, что ветхозаветные Патриархи, Пророки, праведники – «по вере умроша вси сии, не приемше исполнения обетований, но издалече видевше я и целовавше» (Евр. XI. 13); и потому на них сильнее знаменовался близкий мрак смерти, нежели отдаленный свет воскресения.

Из противоположности новозаветного состояния человечества с ветхозаветным открывается новая причина того воззрения на смерть, пред которым она перестает казаться смертию и превращается в сон. Если бы мы, еще в первых прародителях осужденные на смерть, и ежедневно сами подтверждающие собственное осуждение произвольными грехами, не были искуплены от смертного осуждения страданием и смертию Христовою: то смерть временная препровождала бы нас в смерть вечную без надежды пробуждения к жизни. Это была бы совершенная смерть. Но когда «Христос за ны умре» (Рим. V. 8); когда мы «примирихомся Богу смертию Сына Его» (Рим. V. 10); когда «Бог, ...богат сый в милости, за премногую любовь Свою, еюже возлюби нас, и сущих нас мертвых прегрешеньми сооживи Христом» (Еф. II. 4–5); когда, вследствие сего, «якоже... о Адаме вси умирают, такожде и о Христе вси оживут» и по смерти (1Кор. XV. 22), и оживут в жизнь вечную и блаженную, какова не может не быть жизнь о Христе: тогда смерть действительно перестала быть смертию и превратилась в сон. Это сон кратковременный в сравнении с последующею вечною жизнию, сон мирный, как отдохновение от трудов, как облегчение от скорбей, как покой умиротворенных Христом в совести, сон не бессознательный, – ибо спит тело, а душа не спит, – но сознательно сладкий, как предвкушение будущего блаженства.

При сем не надобно забыть, что преимущество новозаветного благодатного состояния человечества хотя открыто для всех, доступно всем; однако не принадлежит каждому из нас потому только, что мы живем в новозаветные времена. Были люди отдаленных ветхозаветных времен, которые принадлежали и к Новому Завету по духу. Таков был Авраам, который «рад... был... видеть день» Христов, «и виде и возрадовася» (Иоан. VIII. 56), и, конечно, насладился и всеми благами, открытыми человечеству во Христе. Напротив того, есть и в новозаветные благодатные времена люди, которые по внутреннему расположению не принадлежат к благодатному Завету Божию, хотя наружно украшаются именем христиан. Дверь благодати для всех отверста во Христе, Который рек: «Аз есмь дверь, Мною аще кто внидет, спасется» (Иоан. X. 9). Но надобно войдти в сию дверь; а входят в нее верою, и притом живою и деятельною. «Верою живу Сына Божия» (Гал. II. 20), говорит Апостол. Кто возбудил и сохраняет в себе сию жизнь, тот и во гробе «не... уснет в смерть» (Пс. 12:4), но и с одра тления воспрянет в нетление, в жизнь, в небо, в блаженство, в славу. Но кто, не подвизаясь проникнуть в высшую, блаженную жизнь духа, живет жизнию ветхого Адама, проводит жизнь плотскую, чувственную, греховную, движимую помыслами страстей и похотей: тот среди признаков жизни погружается в действительную внутреннюю смерть, – потому что «грех... содеян раждает смерть» (Иак. I. 15); потом, если не обратится и не покается, умирает видимою смертию «грешника», которая «люта »(Псал. XXXIII. 22), – потому что ею, наконец, он переходит в смерть вечную⁷²⁷, которую как ни желал бы он превратить в глубокий сон, чтобы забыться от ее мук, но не возможет, потому что его непрестанно будить будут – огнь неугасающий, червь не умирающий, жупел кипящий, и будить будут не к жизни, но всегда к новой смерти.

Брат смертный! Да будет, сколь возможно, долга твоя жизнь: однако, наш смертный одр недалеко, и, как часто случается, вероятно, ближе, нежели мы думаем. Подумай же благовременно, что желаешь найти на нем, – успение мирное, или смерть лютую? А найдешь верно то, что сам изберешь и приготовишь. «Еже бо аще сеет человек, тожде и пожнет» (Гал. VI. 7). Перестанем сеять для себя смерть и мучение нашими грехами. Посеем для себя жизнь и покой покаянием, верою и добродетелию. Аминь.