20-е

Михаил Князь Черниговский, сын Всеволода Чермного, с молодых лет отличался благочестивым настроением души; в молодости не пользовался он добрым здоровьем, напротив, был весь расслаблен; по слуху о Переяславском столпнике Никите отправился оно просить молитв праведника и по вере своей получил (1186 г.) полное здоровье.²⁶¹ В 1224 г. видим его в совете князей, решавшем, идти ли навстречу татарам, по призыву половцев, а в конце того же года он уже был с дружиной своей в Торжке, готовый помогать великому князю Юрию, за которым была в замужестве сестра его. Новгородцы, не приняв к себе сына Юрьева, охотно приняли к себе Михаила. – Юрий при всем том, что помирился с новгородцами, взял из Торжка казну новгородскую; князь Михаил явился с просьбой возвратить Новгороду его собственность и Георгий уважил ходатайство его. Новгородцы с восторгом благодарили князя своего за его услугу, возвратившую сотням состояние их. Умными и благодушными поступками своими Михали снискал любовь новгородцев. «Вся область наша, говорит новгородский летописец, благословляла свой жребий, не чувствуя никакой тягости». Но в страшной Калкской битве убит был вместе с сыном брат Михаила Мстислав, княживший в Чернигове. Князь Михаил объявил, что должен возвратиться в родной город. Напрасно новгородцы просили его остаться с ними, напрасно говорили, что князь любимый Новгородом не может оставить Новгорода без оскорбления доброму сердцу своему. Михаил отвечал, что Чернигов и Новгород должны быть одно между собой, и он идет скрепить узы дружества и торговых сношенией между ними.²⁶² Михаил занялся устройством родного ему княжества. В 1227 г. он готов был воевать с соседом своим, с Курским князем Олегом. К счастью, митрополит Кирилл помирил князей. В то время смут и междоусобий миролюбивый князь не мог не вовлекаться в междоусобия, и Михаил по вызову князя Киевского должен был отправиться в Волынь для войны с Галицким князем, но этот поход кончился без бед, миром. В конце 1228 г. новгородцы, теснимые князем Ярославом и своими неурядицами, отправили послов просить Михаила в Новгород. Михаил тем более поспешил в Новгород, что несчастные послы новгородские задержаны были в Смоленске по воле Ярослава. Народ принял его с восторгом. Князь, дав клятву охранять древнюю правду Ярославову, прежде всего занялся прекращением неурядицы в Новгороде. Согласно с древним новгородским законом он решил прекратить все споры и тяжбы по взысканию оброков с поселян, переведенных или перешедших от одного владельца к другому: «как повелели древние князья, так и платить, сказал он; кто где живет, там плати; кто пришел на новою землю, свободен от дани, хотя бы и за пять лет». Поселяне, дотоле угнетенные и разорявшиеся богатыми землевладельцами, благословили доброго князя Михаила. Устроив и другие внутренние дела Новгорода, миролюбием склонив Ярослава к уступкам в пользу Новгорода, Михаил оставил новгородцам юного князя Ростислава, а сам возвратился на юг. Он примирил с Черниговом и Киевом князя Ярослава, грозившего войной. В 1235 г. Владимир, князь Киевский, и Даниил, князь Галицкий, привели войска к Чернигову; обложив город, они сожгли предместье и разорили окрестности. Михаил искусно вывел войска из Чернигова и наголову разбил князя Галицкого. Изяслав, союзник и родственник Михаила, подоспел на помощь и Киев взят был для Изяслава, а Михаил взял себе Галич.²⁶³

Наступило страшное время. В 1238 г. татары опустошили Рязань, Суздаль и Владимир. В 1239 г. обратились они на южную Россию. В это время Михаил владел Киевом. Послы Мангу потребовали от Киева и князя, чтобы покорились добровольно хану. Михаил и его дружина видели, что нет сил победить страшного врага; но признали за низость просить себе цепей у гордого врага. Послы хана за дерзкие отзывы были убиты. Михаил поспешил искать помощи отчизне за ее пределами, – он обратился к Беле, королю венгерскому. Киев был взят, и еще прежде того опустошен Чернигов, дорогой Михаилу. Князь Мстислав, двоюродный брат Михаила, истощал и мужество и военные средства спасти Чернигов. Город был сильно укреплен; защитники бились с татарами, не щадя жизни. Татары выставили стенобитные машины, – на город саженей за 100 летали каменья огромные, такие, что четыре человека едва могли поднять один камень. Мстислав уступил упорному напору многочисленного врага; множество из его войска пало в битвах; город был взят и предан огню; епископа Порфирия взяли в плен, но, истомленного летами и скорбями, отпустили из Глухова, и он умер. Князь Михаил не нашел помощи у сильного Белы, – тот остался ждать своей очереди, которая и дошла до Венгрии после Киева. Михаил ездил из страны в страну. Ограбленный немцами близ Сирада, он возвратился в Киев и жил на острове, против развалин древней столицы; потом переселился в опустошенный Чернигов. Между тем сын его Ростислав умел снискать любовь Белы, и венгерский король выдал за него дочь свою. Михаил, думая найти в родственнике верного союзника, в другой раз прибыл в Венгрию; но и опять встретил там прием слепого своекорыстия. Огорченный князь вернулся на родину.²⁶⁴

Чиновники хана переписывали в Черниговской области всех оставшихся жителей для сбора дани; от князей требовали они, чтобы не иначе вступали они в управление областями, как явясь наперед с покорностью к Батыю. Князь Михаил, не нашедший нигде помощи отчизне, видел, что надобно покориться хану, – такова воля Божия; но что делать, если придется встретиться с язычеством двора Батыева? Святой верой надобно дорожить более всего, думал он. Благочестивый Михаил обратился за советом к отцу духовному, епископу Иоанну. Тот говорил ему: «многие князья отправлялись в орду и поступали по воле язычника; прельстясь славой света сего, ходили сквозь огонь и кланялись идолам. Но ты, князь, не принимай в уста твои ни пищи, ни питья их; а исповедуй веру христианскую, говори, что христианам не следует поклоняться твари, а только Господу Иисусу Христу». Князь отвечал: «пусть молитвой твоей совершится воля Божия! Я желаю пролить кровь мою за Христа и за веру чистую». Боярин Михаила Феодор сказал то же. «Если так поступите», сказал епископ, «вы будете новыми мучениками, на утверждение другим». Князь и воевода обещались поступить так. Духовный отец дал им святое причастие на путь и отпустил с молитвой: «да укрепит вас Бог, за Которого желаете страдать!»

Прибыв в стан Батыя с внуком Борисом Васильковичем, Ростовским князем, и с боярином Феодором, князь Михаил объявил, что желает представиться Батыю. О нем доложили. Батый приказал позвать жрецов и сказал: «выполните над русским князем Михаилом все, что следует по вашим уставам, и тогда представьте его ко мне». Жрецы потребовали, чтобы князь и боярин его прошли среди огня. – Князь отвечал: «христианин поклоняется Творцу, а не твари». – Объявили Батыю о непокорности русского князя. Батый рассвирепел и послал вельможу своего Эльдегу объявить князю: «как смеет он не исполнять волю царя? Пусть избирает одно из двух: или поклонится богам и будет спокойно владеть княжеством, или умереть он злой смертью». – Князь отвечал: «я готов поклониться царю, – ему вручил Бог судьбу земных царств; но я христианин и не могу поклониться тому, чему поклоняются жрецы!» Так пишет современник.²⁶⁵

Что за действие, которого требовали от князя Михаила и от которого отказался он? По известию духовника – епископа Иоанна, это было дело языческое. так и это было?²⁶⁶ О хане Мангу западный путешественник говорит: «он приносил жертвы небу, солнцу, луне и горам».²⁶⁷ Согласимся, что Батый «не принадлежал ник какой секте и поклонялся только единому Богу».²⁶⁸ – Но Яса Чингисова была господствующим законом монголов; а в Ясе предписывалось вместе с поклонением верховному поклонение духам добрым и злым, поклонение солнцу, луне, стихиям, предкам. – Как ни думал для себя Батый, в стане его господствовал монгольский закон с его жрецами. Даниил, князь Галичский, спустя три года после Михаила, «видел здесь гнусные волховательные богослужения и установленные Чингисханом бредни, – царей, князей, вельмож закон водил около куста кланяться солнцу, луне, земле, диаволу, умершим в аду отцам, дедам и матерям».²⁶⁹ – Известно, что даже буддийские ламы вынуждены были сохранить между бурятами поклонение огню – их древнее заблуждение.²⁷⁰ Гордости монголов естественно было тешиться тем, что русские отдают уважение и их религии. Если же для кого, то особенно для князя Михаила Батый не мог отменить ничего из требований жрецов монгольских. Он видел в Михаиле того, кто старался отклонить от себя монгольскую власть. «Татары выискивали случай убить его», говорит западный очевидец событий. – Этот римский миссионер не совсем верно и слишком коротко описал прием князя Михаила в Орде; но и он писал: «южной стороне поклоняются как Богу и заставляют то же делать других знатный людей, которые покоряются им. Недавно Михаил, одни из великих герцогов русских, приехал к Батыю; ему сказали, чтобы он поклонился Цингис-Хану на юг. Михаил отказался... У них есть идолы, сделанные из войлока: они почитают солнце, светила, огонь, воду, землю, поклоняются и приносят в жертву начатки пищи и питья».²⁷¹ – Так благоверный князь Михаил и боярин Феодор поставлены были лицом к лицу перед язычеством; им оставалось одно из двух – или поступить по совести язычника, или умереть с христианской совестью. И летописи наши не иначе называют подвиг князя Михаила, как подвигом «за святую веру»,²⁷² страданием за неуважение язычества.²⁷³

Обратимся же к истории высокого христианского подвига.

Когда Эльдега услышал отказ князя исполнить то, что от него требовали, он сказал: «понимаешь ли, князь, что ты произносишь себе смертный приговор?» «Да, отвечал покойно князь; я желаю страдать за Христа моего, готов пролить кровь за чистую веру». – Юный князь Борис Ростовский, которому Батый также объявил свою волю о Михаиле,²⁷⁴ со слезами говорил деду: «государь-батюшка! поклонись». Бояре Борисовы говорили: «готовы мы со всей страной своей принять на себя епитимью за тебя, князь». Михаил отвечал: «не хочу я быть христианином только по имени, а дела творить язычника». – Это значило, что святой князь не хотел быть лицемерным христианином и бесчестить христианство перед язычниками; он хотел быть лучшим христианином, на которого могли бы с торжеством смотреть христиане, не земле и на небе. Боярин Феодор думал между тем: не склонили бы князя мольбы своих к измене совести, – вызываемая ими в душе князя борьба с любовью к жизни, к милой семье, ко всему дорогому не кончилась бы победой худшего. И он сказал любимому князю: «помнишь ли, государь, слова духовного отца нашего? Господь сказал: иже хощет душу свою спасти, погубит ю; а иже погубит душу свою Мене ради и Евангелия Моего, спасет ю. Кая польза человеку, аще мир весь приобрящет, а душу свою погубит? Иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим; а иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся и Аз пред Отцем Моим». – Князь Борис и его бояре со своей стороны не переставали убеждать Михаила пощадить себя. «Не слушаю вас, не погублю души моей», сказал решительно святой князь. И сняв с себя княжескую епанчу, бросил ее со словами: «прочь слава мира сего, не хочу ее».²⁷⁵ Увидев, что никакие убеждения не переменяют решимости князя, ханский вельможа отправился к Батыю передать ответы князя Михаила. «Множество христиан и язычников собралось тут слушать, что отвечает князь Михаил царю», говорит описатель подвига. Так и христианский и языческий мир смотрели на подвиг святого князя Михаила. Мир христианский с радостью и торжеством видел, что христианский князь не унизил в себе имени христианина, к соблазну братий; нет, он подал пример другим, каков должен быть искренний христианин. – Мир языческий должен был сознаться, что христианство воспитывает людей высоких по духу, которые любят веру свою не до первой опасности для чести или жизни, а все отдают за нее. Говорят, и это вполне вероятно, что Батый, выслушав ответ Михаила, сказал: «это – влеикий человек».²⁷⁶ – Без сомненья, твердость святого князя Михаила, восторжествовавшая над гордостью монгольской, доставила святой Церкви ту услугу, что после Михаила князей русских уже не ставили лицом к лицу с язычеством при приемах в Орде.

Когда Эльдега удалился, блаженный Михаил и его достойный боярин начали петь псалмы и, окончив пение, приобщились святых Таин, которые дал им духовный отец, благословивший их на страдания за Христа.²⁷⁷ «Князь Михаил!» сказали еще раз татарские чиновники, «идут от хана убить вас; покоритесь и останетесь живы». Великий князь и Феодор отвечали за-одно: «не слушаем вам, не хочем славы мира сего». И начали петь себе: «мученицы Твои, Господи, не отвергошася Тебе, не отступиша от заповедей Твоих». Потом пели другие мученические стихи. Так укреплялись они на довершение высокого подвига.

Явились убийцы. Соскочив с коней, татарские палачи схватили князя Михаила, растянули за руки и ноги и начали быть то кулаками, то палками по груди, потом повернули его лицом к земле и били ногами. – Это зверство длилось долго. Даже отступники от христианства, путивлянин Дементий, оскорбился тем и ноже отрезал голову святому мученику.

Боярина Феодора стали уговаривать не следовать примеру князя и обещали ему почести. Он отвечал: «не могу кланяться твари, хочу страдать за Христа моего, как и государь мой князь». – Его стали мучить, как мучили князя, и наконец отрезали ему голову. Это было 20 сентября 1244 г.²⁷⁸

Святые тела мучеников были брошены в пищу псам. Не один день лежали они, но остались целы и невредимы. Господь, за которого пострадали мученики, явил Свое знамение в подкрепление веры слабых и унижение язычеству. Над святыми телами стоял столп светлый, горели свечи и слышны были небесные голоса. – Богобоязненные христиане, видевшие это, с радостью и слезами, тайно взяли святые тела и принесли в Чернигов.²⁷⁹ Так как сказание о мученическом подвиге святого князя и его воеводы написано было еще духовником их, епископом Иоанном, то нет сомнения, что память их стали чтить в Чернигове вслед за принесением мощей их в Чернигов.²⁸⁰ В 1572 г. святые мощи из по воле царя Иоанна перенесены в Москву, из опасения, – не подвергались бы они поруганию со стороны папистов, по переходе Чернигова под власть Польскую. Ныне они почивают в Архангельском соборе.²⁸¹

Святой князь Михаил за великий подвиг свой награжден и не земле благословением небесным. Тогда как ветви других потомков равноапостольного давно угасли, ветви святого князя Михаила поныне еще зеленеют: князья Барятинские, Горчаковы, Долгорукие, Елецкие, Звенигородские, Кольцовы-Мосальские, Оболенские, Одоевские, Щербатовы. В потомках его постоянно живо было благочестие. Не говорим здесь о знаменитой дочери его – о святой Евфросиньи.²⁸² – Великому родителю подражал в благочестии сын его князь Роман Брянский, а еще более внук его князь Олег Романович. В рукописных святцах читаем: «святый благоверный князь Олег Романович Брянский, во иноцех Леонтий, преставился в лето 6740 и положен бысть в Петропавловском монастыре». Здесь в означении времени – ошибка. Князь Олег Романович, внук святого князя Михаила, в 1274 г. был вместе с отцом своим на войне против Литвы. «По окончании войны, говорит современник, из Новгородка Литовского Олег приехал во Владимир (Волынский) к сестре своей (Ольге – Елене Романовне, супруге князя Волынского Владимира). – Владимир усердно звал тестя своего к себе. «Государь-батюшка! Говорил он, приезжай побывать в своем доме и посмотреть на здоровье дочери твоей». Но Роман отказался. – «Сын мой Владимир! Отвечал он: не могу я отлучиться от дружины моей ратной; я живу в стороне, угрожаемой войной; кто без меня управит моей дружиной? Вот пусть едет вместо меня сын мой Олег». Они поцеловались и каждый отправился в свое место». По этому известию видим, как в князе Владимире почтительного сына, хотя по другому известию он и стриг бороду, так и в князе Романе – является князь попечительный о своих подданных, жертвующий для долга самым невинным удовольствием.²⁸³ – По известию о начале Свенского монастыря, князь Роман Михайлович – князь благочестивый, и душевные расположения его привлекают на него особенную милость Божию. По этому известию, князь был сильно боле и чудесно исцелился на Свенской горе перед иконой Богоматери. – Он тогда же поставил на месте исцеления крест, доселе целый; потом построены им на горе храм и монастырь, а чудотворная икона украшена дорогим окладом.²⁸⁴ – Храброго князя Романа Михайловича видим еще воюющим в 1285 г.²⁸⁵ Но князя Олега после 1274 г. не видим более ни в какой мирской тревоге. В древних синодиках поминали: великий князь Романа старого Черниговского и княгиню Анну и сына его князя Олега Романович, великого князя Черниговского. Леонтия, оставившего двенадцать тем людей и приемшего ангельский образ, во иноцех Василия.²⁸⁶ Синодики дают видеть в блаженном князе Олеге нравственное мужество, расставшееся с заманчивой властью наследственного великого князя Черниговского, могшего еще располагать стами тысяч народа. По летописям видим, что после князя Романа наследовал отцу старший сын его князь Михаил, а затем в 1309 г. Брянским князем был Василий Михайлович.²⁸⁷ Ясно, что князь Олег, видя непрочность земного счастья, не успокаивающего собой любимцев своих, предоставил брату и его сыну княжество Черниговское и Брянское, а сам решился в одежде инока служить Господу и начал строить Петропавловский монастырь. По благочестивым расположениям детей и внуков святого князя Михаила, не можем сомневаться, что и сестра блаженного князя Ольга, получив в 1289 г. богатые имения на Волыни, по завещанию супруга,²⁸⁸ щедро помогала брату в устроении Брянской обители. – Князь инок Василий скончался строгим подвижником. Мощи его почивают под спудом в каменном храме обители его, которую патриарх Никон, по благоговению к святому князю-подвижнику, возводил на степень ставропигии.²⁸⁹

Древнее сказание повествует о необыкновенной судьбе Евстафия, в язычестве Плакиды, который, подобно Иову пройдя через разнообразнейшия испытания, не только что не сокрушился духом, но чем более был поражаем ударами судьбы, тем более креп и возрастал душой и, по бедствиям своим, как по ступеням, из славы в силу восходил все выше и выше до самой высоты мученического венца.

Евтафий вырос в язычестве, но слишком разумна своей природной чистотой была душа его, чтобы не постичь все лжи тех понятий, в которых он воспитался среди языческой среды. – «Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят», обещал Спаситель, – и чистый сердцем Евстафий, осененный одним из чудных, особенных откровений свыше, узрел Бога-Истину. Приняв св. крещение вместе с женой своей Феопистией и двумя детьми – сыновьями Агапием и Феопистом, Естафий, прославленный в царствование императоров Тита и Траяна Римский военачальник, проводил жизнь свою в полном благополучии. Но – было ли когда-нибудь достаточно одного счастья земного, чтобы совершить беспрепятственный путь к небу? История свидетельствует иное: никто не восходил в Царство Небесное без тернового венца, сплетенного из терний, которыми усеян был земной путь человека… – Таковым же путем предстояло спастись и Евстафию с его семьей, принявшим веру, которую надлежало засвительствовать делом: делом терпения и несокрушимой преданности воле Божией среди самых тяжелых испытаний. – Так и помог им Господь совершить.

Сначала испытание явилось Евстафию в виде потери всего богатого имущества, которым привык он пользоваться, и потому особенно тяжело ему было вдруг оказаться в бедности и лицом к лицу с крайними лишениями и оскорблениями со стороны прежних друзей своих, о которых он узнал теперь, что большая часть из них любили в нем только его богатство, а в несчастии отступились от него и его же готовы были осуждать и винить в бедствии, постигшем его…

Так тяжело это было Евстафию, что он, хотя и не возроптал на Бога, но решился вместе с женой и детьми удалиться от тех мест, где произошла с ними печальная перемена положения после которой и люди стали иначе относиться к ним.

– Зачем нам оставаться здесь? – убеждала его притом и жена, – уйдем лучше подальше отсюда, туда, где никто нас не знал бы и где мы не будем в поношении у знавших нас… – И вот, отправился Евстафий с женой и детьми на чужую сторону, в дальний Египет, где бы он мог скрыть свой сан и заняться поденной работой для пропитания семьи. Но на этом новом пути поразило его новое бедствие… Когда корабль, на котором отправился Евстафий с семьей, подошел к египетскому берегу, то капитан того корабля, оказавшийся морским разбойником, пленившийся красотой жены Евстафия – Феопистии, высадив на берег Евстафия и детей, удержал на корабле Феопистию в виде залога за перевоз и, угрозив мечем Евтсафию, порывавшемуся освободить от него жену свою, отплыл в дальнейший путь…

Велико было горе разлученного с женой. Едва сохраняя сознание, повел он детей своих, сам не зная куда, на незнакомой земле. Скоро перед ними открылась широкая и быстрая река, которую приходилось им перейти вброд. Сначала Евстафий одного из своих детей перенес на противоположный берег, потом стал переправляться за другим, и в это время разразилось над ним окончательное бедствие… В то время, когда он, отставив не берегу старшего сына, пошел за меньшим и находился на середине реки, увидел он, что лев схватил на берегу его сына и понесся с ним в глубину пустыни… Не успел несчастный отец достигнуть берега, где ждал его младший ребенок, как и этот в глазах его был похищен волком, который мгновенно исчез со своей добычей в густой чаще леса…

– Жив Бог, и жива душа моя! – мог только помнить в глубине души своей несчастный, у которого Бог отнял все…

Но Бог не отнимет ничего: Он только дает человеку лучшее для него. И потерю земного возмещает обильными дарами благодати возлюбившему Его, смиренно покорившемуся воле своего Небесного Отца, любящего людей более, чем земная мать любит земное дитя свое…

Так совершил Господь и над Евстафием. Не отступал от него и подавал ему силу Духа Своего Святого; чудно действующую в верующем человеке, скорбь в радость превращающую и потерю – в приобретение. Действительно, не приобрел ли Евстафий более, чем потерял? Он лишился богатства, но за то был избавлен от губительных соблазнов, сопровождающих его, и приобретал терпение и заслугу труда. Он лишился жены и детей, но стяжал веру несомненную, что живы они в памяти Господа-Хранителя душ христианских. Богу предал познавший Бога любимых своих и успокоился сознанием несравненного превосходства любви Божьей перед его любовью, любовью человеческой…

И с бодростью христианской покорясь своей доле, продолжал Евстафий свою лишенную земных утешений, но достойную христианина жизнь, все более и более – по мере молитвы, в которой изливал он свою душу, наполняющуюся утешениями непреходящими и благами нетленными: покорностью воле Божьей несокрушимой, надеждой на Бога Хранителя и Воздаятеля – несомненной и радостным сознанием краткости земных испытаний в сравнении с обетованной блаженной вечностью.

Такие-то сокровища привлекаются в сердце молитвой и заменяют человеку утраченное земное счастье…

Таким образом не оскудевала сила в Евстафии переносить испытания, постигшие его; 15 лет прожил он, смиренно трудясь и терпя лишения на чужой стороне, преодолевая постоянно молитвой скорбь о потерянных родных существах.

Между тем созревал среди скорбной жизни для высшего подвига, которым Богу угодно было увенчать его праведную жизнь.

Но прежде, чем призвать Евстафия к страдальческому подвигу, Бог восхотел утешить его еще здесь на земле и проявить на нем благость и могущество Своего неисповедимого Промысла. Бог возвратил ему и славу человеческую, и всю радость соединения с его родной семьей.

Не погибли те, которых почитал Евстафий погибшими… Дети его – Агапий и Феопист были спасены пастухами, успевшими отнять их у зверей и жена его успела освободиться от варвара, пораженного болезнью в самый день похищения ее… и, подобно мужу, терпя, но не унывая и не изнемогая под бременем утраты всего своего счастья, скромно жила, трудясь для своего пропитания, на чужой стороне, не расставаясь, может быть, с надеждой встретить когда-нибудь разлученных с ней мужа и детей, о похищении которых зверями ей не было известно…

И эта надежда ее осуществилась.

В это время, когда варвары, которые часто нападали на пределы империи, снова приблизились и угрожали опасностью самой столице империи – Риму, император вспомнил о бывшем военачальнике Плакиде, не раз с успехом отражавшем врагов, – и повелел разыскать его, чтобы снова поручить ему начальство над войском.

Случайно, двое бывших товарищей Плакиды, ища его, дошли до того селения (Вадисис), где он жил и состоял в настоящее время сторожем хлебных запасов. Когда, узнав его, они объявили ему волю императора, «чтобы явился к нему любимый его воевода, о котором сокрушается все войско Римское», то велико было удивление поселян, не знавших до сих пор, что между ними скрывается такой знаменитый человек… и вот, с честью проводили они Евстафия, когда он отправился, по призыву царскому, защищать свое отечество. И император принял его с большим почетом и назначил главнокомандующим над Римской армией. В это же время состоялся и призыв избранных молодых воинов из всех областей империи. Между ними оказались и сыновья Евстафия. Это были прекрасные юноши, на которых главнокомандующий не замедлил обратить внимание и приблизил их к себе. Таким образом, они стали встречаться, не подозревая близости родства, существовавшей между ними…

Между тем, поход против варваров был совершен с полным успехом. Евтсафий уже возвращался в Рим во главе своего войска, и тогда-то, во время одного из отдыхов среди пути, последовала неожиданная и счастливая развязка и семейной судьбы его.

Случилось так, что, сидя у одного домика в селении, где войско остановилось для трехдневного отдыха, два воина – Феопист и Агапий, разговаривая между собой, рассказали друг другу, каждый о судьбе, постигшей его в детстве. Случайно, женщина, жившая в этом домике и прислужившая постояльцам-воинам, услышала этот разговор, по которому она узнала своих детей, так как это была мать их – Феопистия. Но она не решилась открыть им это, так как она была бедна, а они показались ей знатными воинами. Она решилась только пойти к военачальнику, чтобы упросить его позволить ей возвратиться при войске в ее отечество – Рим. Увидев Плакиду, Феопистия узнала его, но, не открыв ничего и этому знатному человеку, окруженному толпой подчиненных, она дождалась удобной минуты, когда могла поведать ему наедине – кто она и кто – воины, из разговора которых она узнала, что это – их дети. Таким образом, произошла необыкновенная встреча семьи после долгой и необыкновенной разлуки…

Весть об этом чудном событии быстро распространилась, и все войско разделяло радость своего любимого вождя.

Радость эту, казалось, теперь ничто не могло омрачить, и жизнь соединившейся после ужасной разлуки семьи представлялась отныне полной отрады, которая могла искупить все пережитые страдания…

Между тем, земное счастье для этих божьих людей блеснуло только на мгновенье, как будто для того, чтобы подкрепить их на высшее испытание, предстоящее им, и для того, чтобы пожертвование ими самых драгоценных благ ради любви к Богу соделало еще более ценной перед Богом и людьми эту жертву…

По возвращении войска в столицу, бывший тогда на императорском престоле Адриан, приняв с великим почетом одержавших славную победу над варварами, пожелал отпраздновать это событие торжественным жертвоприношением богам. Весь народ собрался участвовать в этом торжестве. Одного только главного виновника празднуемого события не оказалось в храме…

– Где же Плакида? – спросил немедленно заметивший отсутствие военачальника император и, послав за ним, спросил:

– Почему же ты не участвуешь в благодарственном жертвоприношении богам?

– Потому что я – христианин, – отвечал Евстафий, – и чту единого Бога моего – Иисуса Христа, и Его благодарю и славлю, потому что Он один только мог ниспослать Свою помощь на одоление врагов…

Разгневанный ответов Евстафия и доведенный до крайней ярости его сопротивлением принять участие в языческом празднестве – Адриан, этот жестокий гонитель христиан, не пощадил в лице Евстафия – прославленного победами и любимого народом военачальника и, лишив его сана, повелел предать его вместе со всей его семьей на растерзание зверям. Когда же, к общему изумлению, выпущенные на осужденных звери не коснулись их, то эти твердые неустрашимые исповедники Христовы, крепкие верой, что временная разлука их на земле есть лишь начало вечного соединения их в дому Небесного Отца, были брошены в раскаленного медного быка, в котором приняли мученическую кончину…

Тела же этих мучеников были обретены среди раскаленного покрова невредимыми и с честью похоронены христианами, число которых значительно распространилось при этом случае, как и после всякого подобного проявления чудесной силы христианского Бога, совершившейся в естественной немощи человеческой христианских мучеников…

Мощи святого Евстафия и близких его, пострадавших с ним, находятся в Риме, в церкви его имени.

«Житие» святого Евстафия, признаваемое достоверным в своем основании, известно с первых веков христианства; о нем в VIII веке упоминает и святой Иоанн Дамаскин и приводит из него место в 3 слове об иконах. С древних времен существовало это житие и в переводе на славянский язык. Нестор упоминает об этих святых мучениках в своей летописи.

Святой Евстафий призывается с особенную молитвенную помощь,²⁹⁰ вера в которую может быть основана на учении святого Апостола Павла, что «хотя Бог – один и тот же, производящий все во всех, и Дух, действующий в людях – один и тот же, но дары и служение – различны: каждому дается открытое действие Духа на пользу; одному – слово мудрости, другому – слово знания; иному – вера, иному – дар исцелений, иному – чудотворения, иному – пророчества…» (1 посл. к Коринф. гл. XII, 4–10).