16-е число

Феодор, называемый Освященным, потому что он один во всей обители имел сан священства, был любимым учеником великого учителя. С детства обнаружилось в нём призвание к исключительному посвящению себя Богу. Родившийся в богатом и знатном семействе (в округе Латопольском, в Верхней Фиваиде), он никогда не вкушал радостей – ни свойственных положению богатых людей, ни свойственных детскому возрасту, любящему игры и забавы. Ему было одиннадцать или двенадцать лет, когда, увидев однажды в доме приготовления по случаю праздника Богоявления, безотчётно уже сознававший суету земных пиршеств, он скрылся в самом отдалённом углу дома и там, припав на землю, со слезами взывал: «Боже мой! ничего я не хочу на земле... я желаю только Тебя, Твоего милосердия!» И несмотря на то, что мать уговаривала его быть и веселиться вместе со всеми, он остался один и весь день провёл в молитве... И излил же Господь на такого необыкновенного отрока – необыкновенные дарования духовные впоследствии!

До 14-ти летнего возраста Феодор жил в доме родительском, посещал школу, где отличался и поведением, и успешным учением; 14-ти лет, он, с согласия родителей, удалился к пустынникам в округе Латопольском; услышав здесь о подвижнике Пахомии и об его новом учреждении, юноша пожелал жить под руководством такого учителя. Увидев его, Пахомий прозрел в нём «сосуд избрания, полный Духа Божия». Принял Феодора, как добрый отец, и с самого начала относился к нему, как к сыну и как к любимому своему ученику. Вскоре беспредельно-ревностным подвижничеством Феодор оправдал ожидания Пахомия. Особенно отличался он чистотой сердца, строгим соблюдением молчания и безукоризненным повиновением. Преуспевая на иноческом пути, он так всецело отрешился от всего мирского, что даже не пожелал встретить мать свою, пришедшую в обитель, чтобы повидаться с сыном. Но эта суровая твёрдость искреннего отрешенца от мира не могла обратиться во зло... напротив, она привела к тому, что и мать его – ради того, чтобы не лишиться надежды увидеться с сыном, решилась поселиться в женском монастыре, основанном преп. Пахомием. – Братья Феодора – Пафнутий и Макарий, по примеру его, также поступили в Тавеннскую обитель.

– «Феодор, – говорит его жизнеописатель, – хотя был очень молод, но с пламенной ревностью питал свою душу чистыми и твёрдыми правилами св. Писания; со дня на день он укреплялся благодатью Святого Духа. Он старался во всём подражать своему отцу, святому Пахомию, и повиновался ему, как Самому Богу. Если случалось, что святой авва упрекал его, он никогда не оправдывался и принимал выговор с смиренным молчанием, хотя иногда был и невинен. Когда, по забвению, Пахомий давал ему противоречащие приказания, то Феодор говорил в своём сердце: это – человек Божий; будучи иногда восхищен вне себя Духом Божиим, он приказывает противное воле моей, чтобы сделать меня лучшим, потому что я так несовершен: поэтому я должен стенать перед Богом, чтобы Он дал мне сердце правое и всегда готовое повиноваться. воле Его святых»²⁷⁵.

Для упражнения таких святых расположений на пути подвижничества Пахомий возлагал на Феодора разнообразные обязанности, напр. утешать скорбящих, давать наставления неопытным. Со временем сделал его экономом и начальником Тавенны; при этом Феодор сохранял такое смирение, как будто не имел никакой власти. – К ободрению малодушных и утешению скорбящих он обладал истинным дарованием. Он старался пробуждать в душах более упование, чем действовать страхом. С великой кротостью разбирал он спорные дела и братия всей душой любили его и утешались им.

Между тем, хотя св. Пахомий и доверял так много Феодору, тем не менее он действовал в отношении к нему с большой строгостью, чтобы совершенно очистить его от чувства тщеславия и усовершенствовать в нём смирение, так что, говорит Аммон епископ: «не знаешь чему более удивляться, ревности ли и мудрости учителя, или понятливости ученика».

Года за два до смерти своей Пахомий тяжко заболел. Опечаленные опасением лишиться его, ученики его уже размышляли о том – кому придётся заменить начальство над ними их любимого отца и, почитая Феодора способнее других, просили его обещать им принять на себя попечение о руководстве братии в случае кончины Пахомия. Феодор долго отказывался, но, убеждённый их просьбами, обещал исполнить их желание. Между тем Пахомий выздоровел и, узнав о согласии Феодора на просьбы братии, различил своим опытным духовным взором некоторое чувство самолюбия, побудившее Феодора к согласию заменить его... Он призвал Феодора и вместе с ним других настоятелей и велел каждому из них сказать в его присутствии: в каком дурном чувстве он сознаёт себя виновным? И прежде всех сам открыл о себе, чтобы побудить их к искренности своим примером. Потом спросил Феодора, не имеет ли он в чём упрекнуть себя?

Тогда смиренно исповедовал ему Феодор: «Вот уже семь лет, как ты разделяешь со мной должность управления братиями, и во всё это время я никогда не имел мысли наследовать тебе в управлении, но теперь напало на меня это искушение, и я чувствую, что не борюсь с ним, как должно» ...

«Ты говоришь правду, – сказал Пахомий – и я вижу, что ты не достиг ещё того, чтобы совсем подавить в себе худые наклонности природы. Тебе нужно жить в уединении и просить прощения у Бога». И затем Пахомий уволил Феодора от управления братией и возвратил его в состояние простого

монаха.

Опечаленный вышел из собрания Феодор, но опечаленный не тем, что лишился власти и отличия своего, но тем, что допустил тщеславию войти в сердце своё и огорчил своего отца... Он удалился в свою келью и там в полном уединении оплакивал свою виновность...

Виновность, которую трудно было бы и распознать в себе человеку менее совершенному в смирении, чем был Феодор... и к которой отнестись с такой непостижимой строгостью мог только мудрый до прозорливости в своём духовном ведении преп. Пахомий...

Два года таким образом провёл Феодор в тщательном наблюдении за собой и упражнении своего смирения и достиг того, что Пахомий признал его «получившим от Бога благодать преуспеть в течение этого времени в совершенстве в семь раз более, нежели какое он имел прежде» ...

Когда вскоре после этого Пахомий снова впал в болезнь, то Феодор оставался при нём до самой минуты кончины его, и три раза перед смертью Пахомий завещал ему «не оставлять тех из братий, которых он увидит нерадивыми в служении Богу».

После Петрония и Орсисия и Феодор наследовал наставнику своему в управлении Тавеннской обителью. Он преставился 27-го апреля 368 г. – Многие из учеников его также прославились святостью жизни.

Название Мистика (старшего члена тайного совета) указывает, что он служил при дворе (Греческом); после того был иноком и за строгую жизнь возведён в патриарха в 895 году. Неуклонный блюститель постановлений Церкви, он не побоялся открыто обличать неправильное вступление в 4-ый брак императора Льва с Зоей – в 901 году. Отрешил от сана пресвитера, совершившего противозаконный брак, а императору воспретил вход в храм, за что был лишён кафедры и заточён в монастырь. По смерти Льва (911 г.) возвращён на кафедру и скончался в 930 году, до конца управляя церковными делами. Оставил после себя разные сочинения (О них см. «Учен. об Отц. Церк.» Фил., Черниг. архиеп., ч. III, § 293).

По условиям мира, заключённого в июне 363 года между Римской империей и Персией, последняя приобрела пять провинций за рекой Тигром, в большинстве населённых христианами, и потому правительство Персидское нашлось вынужденным дать больше прежнего свободы христианам и в старых областях. По Сирским известиям, кафедру Селевкии-Ктезифона занимал в это время Тамуза, о коем, кроме имени, иных сведений не сохранилось. Лет двенадцать продолжался покой церкви, как возобновилось гонение по следующему поводу. Авдиисус, епископ области Каскарской в Вавилонии, вероятно города Бизетуна, имел племянника диакона, которого за развратную жизнь лишил сана. Бывший диакон, желая отмстить, отправился в Сузу, где находился тогда царь, и донёс ему, что «в провинции Каскарской живёт глава христиан, по имени Авдиисус (Ebedjesu), и при нём священник Авделай (Abdalaha). Они имеют сношения с Римскими соглядатаями, сообщают им о внутренних делах Персии и пишут императору обо всём, что происходит на востоке. Указы твои пренебрегают, слова твои осмеивают и не исполняют, солнце и луну, огонь и воду не признают за богов и смеются над ними». Царь тотчас велел Ардширу, правителю Адиабены, схватить епископа и его пресвитера и посредством пыток довести до сознания. Почему Авдиисус и Авделай были приведены в некое населённое место близ города Бет-Лапета и подвергнуты допросу. На вопрос «кто они», отвечали: «мы – христиане», и затем на речь, что если они христиане, то, значит, и враги царя, сказали: «нет, он – наш враг, потому что ненавидит истинного Бога и убивает истинных почитателей Его». На требование говорить понятнее, если не хотят умереть поносной смертью, они сказали: «мы любим истину и не позволяем себе обольщаться ложью; а ты довершай своё плутовство. Пусть нас постигнет всякая смерть, какую ни придумает твоя алчность; мы с радостью умрём ради Бога». Дальнейшее обвинение в сношении с Римлянами Авдиисус совершенно отверг, а относительно непочитания Персидских богов выразился, что об этом не следует и говорить, так как они – совершенно иной веры. Тогда палачи каждого связали тремя верёвками, так что одна тесно обхватывала ребра, другая ляшки, третья голени, и под всякую верёвку вложили дерево, которое ворочали и тем постепенно закручивали ее так, что трещали кости и жилы. Руки были связаны назад. В продолжение этих пыток им повелевалось почтить солнце, бога государева, и выдать тайны императора. И так как исповедники веры пребыли непоколебимыми, то пытки возобновлялись семь раз и наконец полумёртвых снесли в тюрьму. И здесь не допускали к ним никого и давали им хлеб и воду только для поддержания жизни; но целые шесть дней они не могли употреблять грубой пищи и истаивали голодом. Наконец одна сострадательная вдова, не смотря на запрещение, спустила им через небольшое оконце тюрьмы более пригодную и укрепляющую пищу, которой и подкрепились они, благодаря Бога. О положении заключённых Ардшир донёс царю, присовокупив, что, не смотря на всякого рода пытки, обвиняемые не сознаются в преступлениях. Царь, полагая, что этого можно достигнуть и иным путём, позвал обвинителя и спросил его, есть ли в Каскаре и ещё подозрительные христиане? Предатель указал ему на Каскарского епископа Авду, тамошних священников и диаконов. Тогда царь поручил ему привести их, давши для сего отряд воинов (десять конных и двадцать пеших). Между тем Авда, нисколько не предчувствуя готовящихся ему испытаний, со своими священниками и диаконами оставил город для исправления церковных дел вне его. Он находился в некотором христианском селении, когда вступили туда посланные воины и схватили как его, так и сопровождавших его; всех схваченных было двадцать восемь, в том числе семь дев, посвятивших себя Богу. В оковах они были приведены в Леду, где находился царь, который и поручил сановнику вместе с двумя магами расследование. Судьи спросили: «для чего вы держитесь заблуждения, обольщаете души невежественных людей и вносите развращение своим льстивым учением?» На это отвечал Авда: «мы с полной уверенностью идём прямым путём, и всякий, присоединяющийся к нам, поступает разумно, идёт не в потьмах и не блуждает, потому что идёт в свете, слушает нас в прекрасной надежде на будущую жизнь и отстаёт от заблуждения своего». Когда же за сим сановник велел им кланяться солнцу, потому что в противном случае поступит с ними на основании данных ему полномочий, то Авда сказал: «ни царь твой и его повеление, ни ты и твоя власть, ни бичевания не в состоянии отлучить нас от любви и милости Бога нашего и от нашей истинной веры в Иисуса Христа. Никогда не станем поклоняться творению, солнцу, вместо Творца его, и всевышнего и святого Царя не переменим на какого бы то ни было ничтожного и безбожного царя». Эта решительная речь возбудила гнев судьи, и он велел, повергши на землю, дать всякому из них по сотне ударов бичом. Затем сказал исповедникам: «как вы осмеливаетесь уничижать Сапора, царя царей, того, который подобно Богу владычествует над тварями?» Авда отвечал: «Сапор есть не что иное, как человек, и подвержен всем человеческим слабостям и недостаткам; он ест и пьёт, как всякий другой, одевается, трудится и утомляется, бывает радостен и печален, слаб и болен, и наконец должен умереть. Это господство дано ему от всевышнего Бога, чтобы он по Его правде управлял землями и народами». Присутствовавшие при этом маги пришли в раздражение и били его кулаками по лицу, упрекая за поношение государя. Когда судьи убедились, что все попытки преодолеть твёрдость узников безуспешны, то сочли за лучшее уведомить царя об этом и просить его дальнейших приказаний. Царь спросил их: «как находите сих чародеев? остаются ли при своих убеждениях, и что они говорят?» Председатель ответил, что не смеет и повторить говоримого ими. Но по настоянию царя сообщил всё происходившее и то, что Авда не считает его божеством, а обыкновенным человеком. Царь рассмеялся и сказал, что Авда прямо разумен, потому что царь человек только. Не совсем довольный сообщениями, царь назначил для окончания суда нового сановника, который в сопровождении прежних судей прибыл на место и начал допрашивать узников, сказавши: «вы ли не повинуетесь велениям царя?» Они ответили: «мы повинуемся велениям Бога, Владыки всех тварей, а воле беззаконного царя не покаряемся». Тогда он объявил, что имеет полномочие пощадить их, если поклонятся солнцу, а в противном случае прикажет казнить их. Спокойно выслушали они это, и Авда тотчас от лица всех сказал, что не желают и не ожидают пощады, так как не могут повиноваться сему приказу. Тогда сняли с них оковы и всех казнили. К этому часу прибыли два брата, Баргадбесиав и Самуил, из свиты епископа Авды, не бывшие при взятии его под стражу потому, что высланы им были перед тем для собрания милостыни и покупки съестных припасов. Когда они узнали о судьбе епископа и других с ним, то поспешили на место казни, бросились к телу священномученика, лобызали его, кропили себя кровью его и сказали палачам: «убейте и нас, потому что для нас смерть приятнее и дороже, нежели бесчестная и унылая жизнь; и мы презираем и поносим царя; и мы христиане, как и они». Поражённые судьи не решились сами произнести приговора над новыми исповедниками, потому что имён их не было в списке осуждённых царём, и донесли обо всём дарю. Решение последнего скоро получено, и в тот же день, 15-го мая, оба исповедника казнены.

Занявшись делом Авды и его спутников, судьи совершенно забыли об Авдиисусе и Авделае. Царь первый вспомнил о них и велел обезглавить. Они находились в таком жалком состоянии, что сами не могли идти на место казни; их принесли туда на плечах. Вид их был ужасен. На них заметны были только кости да кожа; волоса с головы выпали, рёбра и члены переломлены; едва можно было различить в них образ человеческий. Прямо стоять они не могли. Ещё раз им было предложено отречься от своей веры, и за отказом последовало обезглавление, 16-го мая. В городе находились тогда Римские военнопленные христиане; они тайно взяли тела мучеников и положили их в скрытном месте.

Так пострадали мужчины, а семь святых дев царь велел отвести в Бет-Лапет на казнь. Когда их вели через город, то раздались из толпы голоса, что проливается неповинная кровь, но это не остановило решения. На месте казни были они спрошены, не покорятся ли воле царя и не вступят ли в брак? Девы отвечали: «мы возложили все свои надежды на Бога, и Его одного почитаем; каких-либо других богов не признаём. Делай, что поручено тебе и не медли! Потому что, знай, воле беззаконного царя не повинуемся и солнцу, творению, кланяться не будем, и никто нас не убедит вступить в брак». Обезглавление их последовало 22-го мая, и в ту же ночь христиане тайно похоронили тела их.