СТРАСТИ

При всех слабостях веруем, что Господь не хочет смерти грешника и что, следовательно, когда самоохотно не отдадимся немощам, Он не попустит нам пасть. Ветер сильный иное дерево до самой земли наклонит, но дерево все остается на корне и, лишь стихнет буря, выпрямляется. Так бывает от страстей... Пусть бушуют, но корню только устаивать надо... корень – решение не поддаваться греху склонением на него, хотя бы смерть (1, с. 21).

Грех начинается от во еже похотети. А этой вещи можно всегда избежать. Конечно, лучше бы не видать и не разговаривать, да возможности нет. Следовательно, терпения потреба, самоостерегания, блюдения сердца и борения с собою. Господь близ!.. Прп. Иоанн Колов говорит: «Когда подходит зверь, взлезаю на дерево». К Господу надо прибегать (1, с. 21–22).

Серчание, осуждение, неснисходительность, взыскательность к прислуге... – все это, конечно, не добродетели и умаляют общую добротность вашего нрава. Потому подлежат исключению из списка ваших качеств. Как сделать это? Ищите и обрящете, просите и дастся вам.

Первое: не давать ходу сим движениям, а как покажутся, так их посекать и подавлять, чтобы где зародились, там и оставались, не выходя наружу.

Второе: после всякого обнаружения сих движений кайтесь пред Господом и очищайте сердце.

Третье: всякий такой случай обсуждайте и выводите для себя урок, как бы в следующий подобный раз избегать серчания. А паче всего, трудясь так, молитесь, ибо без Господа ничего тут не поделаете (1, с. 115– 116).

Борьба со страстями обща всем... и длится всю жизнь. Самая жаркая борьба занимает середину жизни духовной. Начинается вместе с обращением души к Богу и разгорается... Потом стихает (1, с. 142).

Цель – Царствие Небесное, но, чтобы достойну быть внития в Царствие, надо очиститься от страстей и от всего худого. Как без сего очищения дверь в Царствие не отворится, то оно должно быть для вас ближайшею целию. К нему и направляйте теперь все. Программа тут проста: уясните себе все страстное и греховное, сущее в вас, и ведите против того войну (1, с. 204).

Время... как свободно... Доброделание... Заповеди – норма; практика – предлежащие случаи: лучше не придумывать дел, а делать, какие представляются. Представляется одно сделать, а другого не сделать. То и другое редко обходится без борьбы с тем, что восстает внутри и что встречается вовне. Большая ошибка – препоны или противления деланию считать невозможностью. Не могу не должно исходить из уст ревнителя. Ведение дел – великая премудрость, дар Божий. О сем молиться надо. Исповедь и Святое Причастие неизбежно необходимы: одна возочищает, другая – баня, пластырь и пища (1, с. 206).

Сторона дурная сама собою будет слабеть, если добрая добре питается. Но то наша беда, что дурная сторона не дает добре совершать то, чем питается добрая; она всюду встревает и предъявляет свои претензии; и бывает, что то, чем питается добрая сторона, или не делается, или делается не как следует, от чего она или голодает, или питается испорченною пищею... Чтобы ничего такого не было, то есть ни помех к питанию доброй стороны, ни порчи того, чем она питается, ревнителю спасения предлежит непрерывная борьба с дурною своею стороною. Борьба по форме очень проста: как только заметишь подходы, требования и нападки дурной своей стороны, поднимайся, бери оружие и гони врага, и гони, пока и следа его не останется. В чем дурная сторона, всякий знает. Это эгоизм, самость, самоугодие, саможаление – все делать для себя, в свое удовольствие, в свою выгоду и в свою честь. Действиям, в каких это совершается, сметы нет. И нужды в том, в смете-то, нет. Решившийся жить как следует тотчас узнает дурное, в каком бы виде оно ни проявлялось... Проявляется же иногда только помышлением о дурном, когда представляется уму предмет дурной, иногда чувством дурным, иногда позывом на дурное, иногда вместе и влечением к нему более или менее сильным. Иногда все это проявляется рядом: появляется предмет дурной, вызывает чувство, от чувства рождается позыв, а там и влечение... Все это для души – нечистое, но еще не грешное. Грешность начинается согласием на дурное, которое переходит в решение сделать дурное, это внутреннее дело; после чего придумываются способы, время, место... Затем следует дело грешное, от коего рабство греху и смерть душевная. Но в каком бы виде ни проявлялось дурное, как только оно замечено, надо вставать и бороться. Вот главные приемы борьбы: сознать врага в появившейся дурноте, рассерчать на него и напрящись гнать его, призвав Господа Спасителя на помощь; и затем повторять сии акты, пока не исчезнет дурное и душа не успокоится. С этими тремя актами всякую дурноту можно прогнать и преодолеть. Требуется энергия, мужество и терпение. Этого сказанного достаточно в руководство общее на все случаи. И все сие, конечно, вами практиковалось и практикуется. Но пересмотрите себя еще понемилосердее... и недостающее восполните, неправое поправьте, несовершенное усовершайте (1, с. 206–207)

Плоть – на пагубу, дух – на спасение. Я думаю, что в вашем охлаждении небезвинна плоть. Не предполагаю излишества, но доволь. Но и эта доволь отупляет чувство духовное и расслабляет энергию. Потрудитесь подтянуть сию рабу неключимую, чтоб не лезла в госпожи. Как?.. Я думаю, вам ведомо! Касается же сие и пищи, и сна, и других льгот. Сделайте, чтоб плоть чувствовала, что на ней – тяжелая рука. Как только ослабнет плоть, чувство духовное оживет. Очень много в сем отношении значит не давать разваливаться, держать в струнку все члены чрез внутреннее напряжение мускулов. Это сильно поддерживает бодренность духа и помогает душе стоять в трезвенном настроении (1, с. 210).

О пище... Положите законом выходить из-за стола немного голодным. Злая раба – плоть будет чувствовать, что над нею есть властная рука... И что винопитие пресечено, прекрасно. Это самое лучшее пособие к тому, чтобы было тело всегда бодро, трезвенно и свежо. Великое есть сие дело (1, с. 220)!

Лев влюбился, любовь оказалась безнадежною, и он мучится. Ну уж – Лев!! Да еще не простой лев, а офицерский?! Другим командует «напра-во!» – а сам налево тянется. Себе бы скомандовал «напра-во»... и «марш-марш»... Какой в этом толк? Если бы была надежда, можно бы разумно подождать, а то ждать того, чего не дождешь... и несомненно не дождешь, толку нет! Это не любовь, а болезнь сердца злая, к которой подседает враг и раздувает. Страсть ослепляет, а враг туману подпускает. И мучится человек, и то диво, что ему хочется мучиться и не хочется отстать от мучения. И это бестолковщина. Но как же быть? Никак. Скомандовать себе: «Не пискни, голову разможжу...» и затем перестать думать об оной, забросить подальше все напоминающее, поискать пятен на сем солнце – и на них больше смотреть. Это довольно холодная водица на прохлаждение сердца, особенно если безнадежность от ней зависит. Пройдет; будет налетать, но не жгуче (1, с. 259).

Не употребить ли отчитывание? Ведь все страстные суть бесноватые. Всякая страсть имеет своего беса, который чрез человека питает свою страсть, или себя. Выгнать его – и опор страсти опадет. Тогда с тем, что естественно, например привычка... очень легко можно справиться (2, с. 3).

С серчанием ладьте понемногу. Сколько сил хватает, боритесь... Авось Господь смилуется и отберет сии немощи. А оставит за вами – и за это благодарите: к смирению ведет. Нехорошо, конечно, серчать, но когда это следствие темперамента, то виновность тут только ту часть обнимает, в которой сознание равнодушно относится к сим порывам. Воздыхайте и кайтесь всякий раз. Это один из повседневных грехов (2, с. 81– 82).

Коли вы знаете, что есть духовное, то все другое или душевно, или телесно.

Есть естественная душевность и телесность и есть неестественная. Последняя вся выражается в страстях. Погашая и искореняя страсти, будете очищать душевно-телесность и возвращать ее в естественный чин. Она тогда одухотворится. Все сие строит Божья благодать при усилиях и наших. Главное – себя не жалеть... И пойдет все понемногу переочищаться (2, с. 148).

Припоминаю одного старца из древних, который однажды возгласил в своем кругу: «Радуйтесь со мною, я ныне царь!» Как так? Воцарился над страстями. Хоть так смело не всякий может возгласить, но такое состояние в христианстве в порядке вещей. Та и цель жизни во Христе. Почему и пишется: Аще Сын высвободит, воистину свободни будете ²¹⁴ ... Он это и совершает всякий раз, как увидит кого подготовленным.

В сей подготовке хоть Сам Он главный действователь, но властно действует только там, где встречает всецелое Ему предание себя в рабы скоропослушливые. То радость наша, что Он не презирает самых малых начатков такого предания, а как только подвигнется на то душа, тут и Он (2, с.168–169).

Блудную страсть старайся всячески одолевать и никогда не услаждайся ею... а гони, как только покажется. Гони молитвою Иисусовою... Когда борет страсть, ешь поменьше, спи мало и хруско... Клади поклонов больше... а иной раз кнутом или веревкою по плечам отдуй себя (2, с. 236).

О чем писали – добре бросить курение. Оно не только пусто, но и подтачивает понемногу здоровье, портя кровь и засоряя легкие. Это есть постепенное себя оядотворение. Но совета на это никакого нет и не бывает, кроме решиться покрепче. Иного способа нет.

Что с вами было, есть вражье посмеяние. Курить или не курить есть дело безразличное, по крайней мере наша и общая совесть считает это таким. Но когда некурение связывается обещанием, тогда оно вступает в нравственный порядок и становится делом совести, неисполнение которого не может не мутить ее.

Вот вам враг и подсолил. Верно, вы хорошо поговели. Враг надоумил вас положить решение, а потом сбил к нарушению данного слова. Вот и вся история! Извольте учиться и впредь смотреть в оба. На что вязать себя обетом? Говорить надо: «Постой, дай-ка попробую бросить, Бог даст, слажу». Встречали вы у святых старцев совет не вязать себя обетом? Вот таких именно дел это касается (2, с. 240).

Пишете, что леность одолевает. Как же быть-то? Ухитритесь взбодровать себя. Эта немощь с кем не случается! Надо поломать себя, а потом, видя, что ничто не берет, перетерпеть это состояние. Даст Господь утешение и движение, и оживет душа. Попробуйте какое дело сделать доброе, которое требовало бы труда и жертвы... и, может быть, заиграет душа. А то – терпеть, делать нечего. Временно ведь это. Иногда от телесной немощи, иногда от того, что заждешься (3, с. 36–37).

Есть две вещи, которые наводят на нас гнев Божий, тяготящий и теснящий: неприязнь к другим и похоть, а первой бывает большой простор. Извольте потрудиться всё, чем обнаруживала себя она в вас, выяснить и положить пресечь без раздумываний, как бы это благовидно ни казалось. Неприязнь вместо людей обратите теперь на то, чем она в вас обнаруживалась, и извергните то вон. Случалось вам читать или слышать слова апостола: «Сердце мое распространилось к вам»? Так и распространите и вы свое сердце, и за то получите искомое и желаемое (3, с. 150–151).

Ваше намерение все внимание и усилие обратить на погашение вспыльчивости потрудитесь привести в исполнение... Не смущайтесь неудачами или непокорностью сердца, которое сейчас тихо – и тотчас вспылит... Ломайте себя и Господа просите сломать (3, с. 160).

С вспыльчивостью кто же вам поможет управиться? Сами ухитряйтесь. Вспышка бывает, когда кто позволяет себе сделать что-либо против вашей воли... желания... или повеления. Пока жива у вас барыня, до тех пор не сладите вы со вспыльчивостью... Это она все командует. Выбросьте ее за дверь и ворота и накажите, чтобы не смела показываться вам на глаза (3, с. 162).

Главное же – сердце сделать чистым. Нечисто оно от самолюбия, в коем живут и действуют все страсти... Погашение страстных помыслов и движений до совершенного их исчезновения... и есть цель подвижничества. Потому – что бы страстного вы ни замечали, вооружайтесь против того без жалости к себе. Исправить внешнее поведение, конечно, хорошо, но это только проходная комната... где и калоши и пальто терпимы... но в гостиную надо уж все прочь и входить в чинном наряде (3, с. 160).

Кто мужественно борется со страстьми, строго исполняя заповеди Господа, тот по мере успехов очищается сердцем и по мере чистоты сердца сближается с Господом, Который обетовал таковым: К нему приидем и обитель у него сотворим ²¹⁵ (3, с. 165).

А ныне Креста Господня воздвижение. Тогда воздвизали крест на возвышение, чтобы весь народ увидел и воздал ему честь. В воспоминание о сем ныне в храмах воздвигается крест в монастырях. Но все это внешнее. Есть духовное воздвижение креста в сердце. Бывает оно, когда кто твердо решается на самораспятие или страстей своих умерщвление, которое столь существенно в христианах, что, по апостолу, те только и Христовы суть, кои распяли плоть свою со страстьми и похотьми. Воздвигнув в себе крест сей, христиане и держат его воздвиженным всю жизнь свою. Так ли это, да вопросит себя всякая душа христианская и да внемлет, какой ответ даст совесть ее в сердце. О, не буди нам услышать: «Вы только плоти угодие творите в похоти, крест у вас не воздвигнут, сброшен в яму страстей и там гниет в небрежении и презрении!» Когда Господа сняли со Креста, Крест остался на Голгофе, а потом его сбросили в бывшую там яму, куда бросали сии орудия казни вместе со всяким другим сором. Скоро Иерусалим был разорен и все здания его сравнены с землею. Засыпанною оказалась и яма, где брошен Крест Господень. Когда город восстановили язычники (иудеям запрещено было и приближаться к месту, где он был), случилось так, что на том месте, где скрыт был Крест Господень, они поставили идола Венеры, языческой богини блуда и всяких похотей. Враг так внушил им. Так же бывает и с внутренним нашим крестом. Когда враг разорит духовный строй в душе, сей наш мысленный Иерусалим, тогда и крест духовный сбрасывается с высоты Голгофы сердечной и заваливается хламом сластей и похотей, и похотное самоугодие, как башня, возвышается над всем внутренним миром нашим, и все в нас поклоняется ему и его мановениям последует, пока не озарит благодать, не воодушевит свергнуть сего идола и воздвигнуть крест самораспятия (3, с. 165–166).

Желали бы знать, какая главная у вас страсть... На это припомню вам сказание об одном подвижнике, который предложил старцу своему подобный вопрос, именно: «С какою страстию прежде бороться?» Старец ответил: «Борись с тою, которая сейчас тебя борет, и некогда будет доискиваться, какая главная у тебя...» (3, с. 175–176).

И зависть!!! Как ей быть в духовном роде действования?! – Потому что в духовных порядках все всем доступно... Увидел кого превосходящим тебя в духовном отношении? Приложи труд, и ты то же получить можешь. А в житейском быту не все всем доступно. Вот и берут завидки (3, с. 176).

Что вы говорите про месячные кровотечения... отчего не спросить вам это у своего духовного отца. Я не знаком с этим делом, но обще сужу так: сии кровотечения не суть душевная нечистота, духовная, а нечистота вещественная – телесная... Довольно после них омываться дочиста, чтобы никакого следа не оставалось, и белье переменить, и руки вымыть... И потом делайте со спокойной совестию все, что вы прописали, спрашивая, можно ли! Мечтания страстные во сне пред кровотечением не вменяются в грех, потому что сии мечтания непроизвольны... Но сокрушаться о них и скорбеть надо... Зачем исходят они из души? Если согласие во сне дано... и это не беда, но более отяжеляет совесть... потому, если можно, хорошо открывать о сем духовнику... Совесть покойнее будет. Что вы во сне раскаялись, зачем... это хорошо. Сим очищается, что есть тут нечистого. Молитесь о всем Богу, да избавит вас от сих случаев (3, с. 178).

Паче всего блюдитесь развлечения мыслей и разбивания их, и страстных движений. Рассеяние мыслей и какое-либо плотоугодие или упокоение пищею и сном – первые враги, а с ними в содружестве всегда и раздражение. Самого легкого движения неудовольствия бегайте (3, с. 207).

Жалуетесь на саможаление, и нельзя на него не жаловаться. Это самый льстивый друг, который не зол, но по слепоте своей предлагает советы всегда худые, кажущиеся, однако же, такими приятными, что идти против них сил недостает. Оттого у нас самоугодие, за самоугодием самость тучнеет и расширяет круг свой все более и более. Вы полагаете намерение взяться за отречение угодия плоти. Благослови, Господи. Но, чувствуя бессилие свое, вы за силою обращаетесь не туда, куда следует. Обратитесь туда, где черпает силу св. Павел, исповедавший: Вся могу о укрепляющем мя Господе²¹⁶ (Флп. 4, 13). Со своей стороны потрудитесь водрузить в себе лютую злобу на плоть и жажду умучивать ее и умерщвлять, в уверенности, что в этом живот. И пойдет у вас сия часть добре (3, с. 220–221).

На ту, которая вам завидует, не серчайте. Ее враг смущает, а она не видит, молитесь о ней. А что переманивает сестер, это должно быть радостно, ибо значит сестры ваши так хороши, что их желают иметь у себя. Пусть идут. Вам Бог пошлет лучших (3, с. 227).

Всякие случаи, из ряду выходящие, сильно раздражают чувства и поднимают бурю помыслов; к сему принадлежат и новости... Ведь это незаметно?! Так, как только заметите, отодвиньте или сдвиньте с сердца все мятущее и потом рассуждением определите, стоит ли и в какой мере стоит толковать об этом, а затем так поступите, не поблажая языкоболию. Говорить об этом иной раз заставляет тщеславие – высказать свое премудрое о случае суждение. Тут лучше совсем не говорить (3, с. 232).

Не произносить гневного слова есть великое совершенство. Да поможет вам старец Иларион. В основе сего лежит отсутствие раздражительности сердца, а она, как искры, заливается преданием себя в волю Божию, при сознании, что неприятности Бог попущает для испытания и нам самим показания, насколько прочно наше доброе внутреннее направление... что и обязывает нас держать себя в таких случаях благодушно, веруя, что Сам Бог смотрит на нас в эту минуту. И та ваша мысль, что делающие нам неприятность бывают орудиями врага, верна. Почему, когда кто причиняет вам неприятности, всегда полагайте, что позади них стоит враг, разжигающий их и обидные фразы и дела им внушающий (3, с. 245).

И помыслы страстные, а не только страстные движения должно отгонять и подавлять; о делах же таких и говорить нечего.

Страсти у нас – одни похотные, а другие неприязненные. Те и другие – у вас, и гоните их, отнюдь не поддаваясь им... В этом главное дело монашества.

«Оклеветали вас»... хоть вы не виноваты. Надо благодушно потерпеть. И пойдет это вместо епитимии за то, в чем сами себя считаете виноватыми... Клевета потому для вас – милость Божия... Надо непременно умиротвориться с оклеветавшими, как это ни трудно.

С неприязненными чувствами спастись нельзя, как и с похотными.

Надо стать твердою ногою в самоотвержении и противлении своим недобрым чувствам.

Тогда и скорби не будет. А пока поблажаете, скорбь не престанет (3, с. 250–251).

Вы отдыхали на даче. Очень желал, чтоб вы укрепились и освежились. Когда бы исполнилось мое желание?! Ваших компаньонок, или приживалок (мало терпения и безропотности, гордость, раздражительность, суетность, празднословие, злословие, невоздержание в словах и в пище, паче всего леность к молитве), конечно, нельзя похвалить, но то хорошо, что они замечаются и не только замечаются, но и выставляются напоказ, чего сии сударыни терпеть не могут. Вы всякий вечер доносите на них Господу, когда, пересмотрев все прорвавшееся в продолжение дня, скажете: «Господи! Ты все видишь! Прости и дай мне уменье не поскользаться в сем».

Если будете так делать, то они одна за другой забудут и двери ваши. Только одну из них сейчас же уколотите, сожгите и прах по ветру развейте... Это леность к молитве. Разозлитесь на нее и сейчас же уничтожьте, чтоб дух ее не пах.

Если она прорывается, но бывает всякий раз прогоняема, то это ничего, и говорить про это нет нужды. А если поблажка ей делается, то тут хозяюшка кругом виновата... что не жалеет добра своего... От частых поблажек молитва совсем ослабеет, и молитвенное правило обратится в безжизненную форму, и духовная жизнь замрет (4, с. 3).

Взываете, как при таком образе действования вырвать с корнем тщеславие? Тщеславие надо вырвать внутренним образом, а не внешним. Без этого выройте яму глубокую до самого центра земли и спрячьтесь – тщеславие и там найдет себе пищу. Надо страх Божий усилить и утвердить хождение пред Богом. Огнь Божия присутствия будет попалять тщеславие (4, с. 16).

Первый прием против серчания – молчание уст. Не говорите, когда душа неспокойна, но наперед успокойтесь и тогда потолкуйте, указывая, как следует что делать. Устраните мысль, будто прислуга нарочно нехорошо делает или не хочет делать вам угодное, а думайте, что и хочет, и старается, но что уменья недостает, то не намеренно ошибка или упущение проскользает.

Положите не всякий раз взыскивать, а на третьем или пятом разе... А другое дело вот что: духовное врачевство не механично... а все от произволения, от определений личных и напряжения своих сил. Установившись в таком убеждении, не будете инуды ждать избавления, а все от себя с Божьей помощью и от напряжения своих усилий, и напрягайтесь не серчать, хоть бы что. Благослови вас, Господи, на труд сей. Несерчание – свидетельство о великом усмирении самости и о силе смирения (4, с. 28).

Похоть и гнев – принадлежности не естества, а следствия испорченности его. Побеждающий их не естество побеждает, а порчу естества уничтожает и возводит его в свой естественный чин.

На деле порча сия является в разных степенях: у иных похоти и гнева совсем почти нет, милость Божия; а у других они свирепее всех зверей. Последние, если победят их, мученический венец получат, а первые за безгневие и непохотливость ничего не получат. Вот и извольте побеждать свою гневливость, прозревая впереди венец мученический (4, с. 30).

А серчать все-таки серчаете. Вижу, что причина этого в том, что вам не хочется пожертвовать чем-либо из заведенной аккуратности... Это болячка ваша. Прогоните ее, негодную, и покойнее будете. Явить сим самоотвержение, ибо тут вся самость и с руками, и с ногами (4, с. 41–42).

Вас гнев одолевает и пресыщение. Гнев к лицу вашему высокоблагородию и совсем не к лицу черничке. А пресыщение как попало? Это совсем не барское дело... Отсюда лишние соки... и так далее... дорога прямая. Блюдитесь!

Читайте св. Григория Паламу... и все в этом томе идет к вам! Вникайте и прилагайте к себе (4, с. 100)!

Скажу вам, когда начинается грешность. Вот как идет искушение. 1. Представляется в мыслях худое, или глаз увидит что, и виденное пробуждает мысли недобрые! Это есть прилог или приражение. Тут нет грешного, ибо и то, и другое невольно нападает. Если вы тотчас, как только сознаете, что это худое, воспротивитесь ему и к Господу обратитесь, вы сделаете должное – подвиг духовный. Но если вы не воспротивитесь, а станете думать и думать, не сопротивляясь и не ненавидя, не отвращаясь, то это уж не добре. Душа пошатнулась. Тут нет еще греха, но шаг ко греху сделан. Бывают помыслы худые неотвязчивые. Пусть их – уж это вражье дело... Но коль скоро вы ни малого благоволения к ним не оказываете, а тотчас отвращаетесь и стоите в сем отвращении, то вы в добром положении. Итак, первое – пришли мысли дурные? – гнать, опять пришли – опять гнать, и так не переставая, пока не отойдут. Когда отойдут, это значит: враг обратился в бегство. Но он опять подступит... Тогда опять то же делать... Так и определили отцы-подвижники, что коль скоро кто прогонит первый худой помысл – прилог, приражение, то тем пресекает брань (4, с. 101–102).

Главное – не допускать сочувствия и ни на одну йоту не допускать соуслаждение сласти... Затем следовать должна неприязненность к сей сласти... Когда это есть, чистота не нарушается и тени нет нечистоты... Даруй вам, Господи, всегда быть на этой степени. Завершать же надо всегда молитвою ко Господу (4, с. 104).

Тело надо дисциплине предать, строгой, солдатской... Я об этом писал вам вначале... Не переставайте не только не жалеть тела, но и тиранить его... пищи ему не давать, всегда переставая есть, когда еще чувствуется голод... и сна умалить... Какой-нибудь телесный труд до утомления был бы хорош... Коль скоро тело немного повысохнет и поохладится... тогда тревоги те совсем прекратятся... Тревоги от соков, а соки от пищи... Когда прекратится сей источник... и дела не будет (4, с. 105–106).

Радость не совне, а из всего строя нравственно-религиозного. Для нас, христиан, она зарождается исповеданием великих благ от рождения Сына Божия плотию, с принятием нашего естества, а растет и крепнет пребыванием в порядках сыновства Богу, чрез облечение во Христа Господа таинственно в Крещении или Покаянии и действенно в жизни... Господь приял плоть нашу из девственных кровей. Как мы в силу воплощенного домостроительства едино бываем с Господом, то отличительною чертою характера нашего христианского стала девственность – девственность в мыслях и чувствах и в состоянии плоти. Сласть плотская стала отрицанием христианства внутри нас. И ничто так не подавляет радости духовной ныне... как сия сласть. А враг нашептывает, будто это ничего (4, с. 106).

Что до внутреннего вашего – очень рад, что боретесь... Не допускайте до сочувствия, а тем паче до согласия... Всегда с первого движения преследуйте неприязнию полною... как встречаете змию. Если теперь углубите свою неприязнь к сему, то скоро успокоитесь... и всю жизнь будете безопасны. Воззревайте всякий раз мысленно к Господу... говоря: «Господи! Видишь, что во мне и что я не хочу сего... Помоги мне и утиши...» (4, с. 107).

Вы несказанно обрадовали меня тем, что нашли наконец точку опоры в войне вашей. Держитесь всегда этого приема... первое возникновение преследовать. В предотвращение же самого возникновения держите тело в струнку, и стоя, и сидя, и лежа... отнюдь не распущайте членов... В душе же держите память Божию... со страхом. Как в присутствии Бога допускать то?.. Это и будет холодом обдавать весь организм (4, с. 108).

Какие убеждения вынесли вы из искушений, держите их и блюдите себя, яко зеницу ока... Вражду и неприязнь непримиримую к плоти имейте... и преследуйте ее своеволие... Не давайте ей покоя ни в чем (4, с. 111).

Очень рад, что вы обретаете покой. Теперь видели уловки вражьи и на что он больше метит... Знаете и что противопоставлять надо... Вы хорошо заметили, что соизволения и соуслаждения не должно быть и что наискорейше надо поднять гнев... Об этом молить надо Господа! Что стараетесь скрывать, что делаете в борьбе, это очень хорошо... И тут часть успеха и сила трудов... Сами уж вы решили бдеть и молиться... И делайте так всего более (4, с. 108–109).

Сочувствие, оставляемое непрогнанным, означает согласие на нечистоту. Согласие – внутренний грех, очищаемый Исповедию. И извольте это сделать. Затем блюдитесь. Что требуется – знаете. Делать отпор с гневом и молитвою. Свяжите толстые четки... и по плечам – до боли порядочной.

Поблажка ваша равняется тому, как если б невеста после обручения поцеловала парня – не жениха. Что бы жених сделал с такою невестою, то с душою, Господу себя обещавшею, делает Господь за такую поблажку. Совесть выражает Его чувство к вам. Поопаситесь! Одним из недостатков пяти дев юродивых была и эта поблажка. Этою поблажкою шутить нельзя... Она кажется легкою и ничтожною, но в ней вся пагуба... Извольте совсем отучить себя от этого... И при первом появлении помысла гнать немилосердно... до отрезвления (4, с. 125–126).

Вы говорите, что дух тщеславия нападает. Берегитесь же. Это многоглавый змий. Иногда преобразуется в самое смирение. Прочитайте повнимательнее у Лествичника о смирении и тщеславии и все у себя по тому разберите, и из средств, какие там указаны, выберите себе пригодные и исполняйте их. Тщеславие тонко, но душу всегда огрубляет. И Господь у тех, кои поблажают тщеславным помыслам, скоро отнимает благодать и попускает им падать. Долго ли до беды? Внимайте же себе (4, с. 184).

Не присадиться в церкви – хорошо. А придет тщеславие, нарочно присядьте, чтоб сказать помыслу, когда станет тщеславиться: «Сидела ведь и сама». Один отец, когда пришел помысл тщеславия, что много постится, вышел рано туда, где много народу бывает, сел и начал есть хлеб. В Киеве кто-то много постился и уединенно себя держал. Пришел помысл тщеславия, а за ним следом и другие искушения. Сказал он об этом покойному старцу Парфению. Тот дал ему денег и послал на базар. «Купи, – говорит, – печенку и съешь ее там при всех». Он сделал так, и все искушения прошли. Вот как отцы боялись и бегали тщеславия. Почасту и вы себя критикуйте с этой стороны. Беда немалая! Это, говорят, домашний вор, который в заговоре с ворами наружными. Он отворяет им окна и двери, те входят и совершают великое внутри опустошение. Кто знает? Может быть, и то омрачение, что с вами было и прошло тотчас, как помолились, есть вражья хитрость, чтоб породить горделивые мысли: вот-де молитвенница какая! Как помолилась, все бесы разбежались. Припомните: если были после тщеславия помыслы, то знайте, что это враг хочет надмить вас. Смотрите, как бы враг и того не обратил во вред, что не читаете молитв, а поклонное совершаете правило. Вон уж и сласти пошли духовные! Все это – прелесть (4, с. 195–196).

Меряйте себя не подвигами, а замиранием страстей. Замрет какая – это шаг вперед. А когда всех не станет, тогда скажите: «Слава Богу! Выбралась на полянку, теперь попокойнее побреду, а то вся изодралась, идя среди терния по колючкам (4, с. 214–215).

С раздражительностию бороться надо. Первый шаг – не поддаваться... стиснуть зубы и отойти... Всякий раз молиться до слез... можно жгутом по плечам. Смилуется Бог и исцелит. Такая раздражительность темпераменту принадлежит и уничтожиться может лишь претворением, а это Божие дело. Но Бог не станет делать, пока не увидит болезненного труда собственно нашего (4, с. 249–250).

Когда сердце ваше затеплится теплотою Божиею, с того времени начнется собственно внутренняя ваша переделка. Огонек тот все в вас пережжет и переплавит, иначе сказать, все одухотворять начнет, пока совсем одухотворит. Пока не придет тот огонек, одухотворения не будет, как ни напрягайтесь на духовное.

Стало быть, теперь все дело – достать огонька. И извольте на сие направить весь труд.

Но сие ведайте, что огонек не покажется, пока страсти в силе, хоть им и не поблажают. Страсти то же, что сырость в дровах. Сырые дрова не горят. Надо со стороны принесть сухих дровишек и зажечь. Они, горя, начнут просушивать сырость и по мере просушивания зажигать сырые дрова. Так понемногу огонь, гоня сырость и распространяясь, обымет пламенем и все дрова положенные.

Дрова наши суть – все силы души нашей и все отправления тела. Все они, пока не внимает человек себе, пропитаны сыростию – страстями и, пока страсти не изгнаны, упорно противятся огню духовному. Помните, изображая вам, что есть в нас, я писал, что есть в нас какая-то беспорядочная, бурливая область, в коей беспорядочно мятутся мысли, желания и чувства, как прах возметается страстями. Я помещаю сию область между душою и телом, означая тем, что страсти к естеству не принадлежат, а пришлые суть. Но они не остаются тут в промежутках, а проходят и в душу, и в тело, забирают и самый дух – сознание и свободу – в свою власть и таким образом господствуют над всем человеком. Как они в стачке с бесами, то чрез них и бесы господствуют над человеком, мечтающим, однако ж, что он сам себе господин.

Вырывается из сих уз прежде всего дух. Благодать Божия исторгает. Дух, преисполняясь под действием благодати страхом Божиим, разрывает всякую связь со страстями и, раскаявшись в прошедшем, полагает твердое намерение угождать прочее Единому Богу и для Него Единого жить, ходя в заповедех Его. Стоя в этой решимости, дух с помощию благодати Божией изгоняет потом страсти из души и тела и все в себе одухотворяет. Вот и в вас дух исторгся из державших его уз. Сознанием и произволением вы стоите на стороне Божией. Богу хотите принадлежать и Ему Единому угождать. Это точка опоры для вашей деятельности в духе. Но тогда как дух ваш восстановлен в своих правах, душа и тело остаются еще под действием страстей и терпят от них насилие. Вам остается теперь вооружиться против страстей и побить их – изгнать из души и тела. Борьба со страстями неизбежна. Они не уступят сами собою своих владений, хотя незаконных (9, с. 189–191).

Перед этим я все толковал вам о памяти Божией, о пребывании с Богом и хождении пред Ним. И вы подивились: что все об одном толкую? Память Божия – жизнь духа. Она и ревность к Богоугождению поджигает, и вашу решимость быть Божиею делает непоколебимою. Се, повторю опять, точка опоры для жизни в духе и, прибавлю, базис стратегических операций ваших против страстей.

Спросите: да как же это так? Когда я вниманием и желанием своим обратилась к Богу, какое место тут страстям? Но что спрашивать-то? Посмотрите, ведь они есть еще в вас? Недавно вы писали, что крепко рассерчали. Не страсть это? Но она одна не бывает, тут есть и гордость, и своя воля, и презорство. А перед тем поминали, что отказали в чем-то просящему. Это что? Не скупость? Еще: вы поминали, что какого-то лица терпеть не можете. Это не страсть? А что спать любите – это не страсть телолюбия? И это все еще мимоходом открылось, а поройтесь в себе получше – чего-чего там не найдете.

Так нечего спрашивать. Знаете наверно, что страсти в вас и что их надо изгнать, потому что их пребывание незаконно и вредно, так как они мешают дальнейшему преуспеянию в духовной жизни. И вооружитесь против них. Не робейте. Дело это очень просто: два-три приема – и все тут (9, с. 191–192).

Страсти в нас, но самостоятельности в нас не имеют. Разум, например, есть существенная часть души, и его никак отнять нельзя, не уничтожив души. А страсти не таковы. Они привзошли в естество наше и выгнаны из него быть могут, не мешая человеку быть человеком, а, напротив, быв изгнаны, оставляют человека настоящим человеком, тогда как присутствием своим портят его и делают из него лицо, во многих случаях худшее животных. Когда они владеют человеком и человек любит их, то они так сродняются с естеством человеческим, что, когда действует по ним человек, кажется, будто он действует от своего естества. Кажется так потому, что человек, подчинившись им, действует по ним самоохотно и даже убежден бывает, что иначе нельзя: природа.

Все они (страсти) исходят из самоугодия, самости, самолюбия и на них держатся.

Коль же скоро, отвергшись себя, человек воодушевляется решимостию Единому Богу угождать, то в этом самом акте духовном страсти все теряют свою опору, становятся вне сознания и произволения, которыми прежде владели. Потеряв же опору, они уже лишаются прежней определяющей силы, по коей человек влекся вслед их, как ослик на обрывочке за хозяином. Прежде, как только покажется страстное побуждение, тотчас человек всеми силами своими устремлялся на удовлетворение его, а теперь уже не то. Показываться они и теперь показываются, но вместо того, чтобы бросаться поскорее угодить им, человек дает им отпор и прогоняет с глаз своих.

Вот что теперь и в вас есть после того, как вы с таким жаром положили работать Господу, не жалея себя. Страсти, правда, не успели еще дотоле разрастись в вас и окрепнуть; но все они были, и вы действовали по ним, не сознавая, что идете против себя, и даже величаясь подчас своим, например, благородным негодованием или своею благородною гордостию, тогда как и в благородном виде они так же неблагородны, как и во всяком другом. Были они прежде и без вашего почти сознания овладевали иногда вами, будут они и теперь показываться, но овладевать вами не должны. Я бы сказал: не будут, потому что теперь тою решимостию вашею всякая власть их пресечена – пресечена вместе с тем, как вы положили не жалеть себя для Бога. Но не знаю, как пойдет у вас дело сие, ибо не положить только надо, но и исполнять – исполнять постоянно, без уступки. Самосожаление так льстиво, страсти принимают иногда такую благовидность, что очень недивно, если вы опять по-старому будете работать страстям, хоть и не так ясно сознавая сие и замечая.

Видите из сего, что, несмотря на то, что вы уже решились Богу Единому угождать и уяснили себе достаточно, чего требует от вас воля Божия, святая и совершенная, вам предлежит строго держаться следующих правил: блюдите, како опасно ходите, не якоже не мудри, но якоже премудри; искупующе время, яко дние лукави суть²¹⁷ (Еф. 5, 15–16). Эти дни лукавые суть лукавое время, лукавое состояние и положение, в коем находимся по причине лукавнующих в нас страстей. Трезвитеся и бодрствуйте (1Пет. 5, 8), блюдите, бдите и молитеся (Мк. 13, 33).

Над чем же это бдеть и чего блюстись? Зорко смотрите, чтобы не подкралась какая-нибудь страсть, и блюдитеся, как бы она не обманула вас и не заставила сделать что-либо в угоду ей – большое или маленькое. Хоть вы и незаметно пойдете на страстное и не нарочно сделаете что по нему, но все это будет дело дурное, в угоду врагу сделанное, а не Богу.

Надо так устроиться, чтобы враг ничем не поживился около вас, даже самомалейшим. А для сего бдеть, бодрствовать, трезвиться и блюсти.

Все эти действия означают одно: смотреть, как бы не подкрался враг. Бдеть и бодрствовать – значит не спать, не предаваться нерадению, но держать и душу, и тело в напряжении. Трезвиться – значит не прилагать сердца своего ни к чему, кроме Бога. Это прилепление делает душу пьяною, и она начинает делать не знать что. Блюсти – значит строго смотреть, чтобы в сердце не показалось что-либо недоброе. Когда будете вы, держа силы свои в напряжении и не прилагая ни к чему сердца, зорко смотреть за всем происходящим внутри, то вы будете настоящим образом исполнять приведенные выше Господние и апостольские предписания – будете стоять на страже.

Это первое в борьбе со страстями. Коль скоро просмотрен и пропущен враг, то уж тут жди или раны, или совсем поражения. Враг же замеченный не страшен. Только пригрози – и побежит. Такова уж уловка наших духовных врагов, что, как только увидят, что они открыты, сейчас утекают, хоть это, конечно, не всегда бывает. Есть и тут озорники такие, что, ни на что несмотря, все лезут и лезут (9, с. 192–195).

Положим, что вы сторожите за своим сердцем. Усторожите ли?

Во-первых, скажу, что вы имеете возможность усторожить. Когда темно, и большой вещи не заметишь, а когда светло, то и маленькая сама собою бросается в глаза. В душе темно, пока она не обращается к Богу, а живет в самоугодии; когда же обратится к Богу, то в нее входит свет, и мысль о Боге, как солнышко, все в ней освещает. Кто живет в самоугодии, тому нечего и говорить: смотри, как бы не прокралась какая-либо страсть, потому что самоугодие есть притон всех страстей: оно и принимает их, и прикрывает, и оправдывает, и угодное им творит без поперечения. А кто к Богу обратился и, отвергшись себя, Богу угождать положил, тот уже по сему самому видит, что не угодно Богу, и тотчас замечает это. Не угодно же Богу все страстное, потому что страсти все противны заповедям Божиим, которые одни угодны Богу, яко волю Его выражающие. Вот и вы положили, не жалея себя, угождать Богу, и тем разогнали тьму душевную и восприяли освещение в духе. Если исполняете то, что вам писано о памяти Божией, то в вас и солнце духовное светит. Стало, вам очень возможно усмотреть, если что подойдет к вам страстное.

Во-вторых, скажу, что вы и приготовились к тому. Когда пред Исповедию вы пересматривали себя и уясняли достодолжный для вас образ действования на будущее, то в этом действии вы наметили и чего избегать должно. Чего избегать должно – это и есть область страстей, всегда противящихся тому, что делать должно. Надо смиренным быть, а страсть научает гордости и тщеславию; надо кротким быть, а страсть заставляет серчать и гневаться; надо радоваться благополучию других, а страсть возбуждает зависть; надо прощать обиду, а страсть возжигает месть. Так и всему достодолжному противится свое страстное чувство и движение. Все это вами уяснено для себя и скреплено решимостию и обетом должное одно делать, а недолжное, т.е. страстное, все отвергать. Я и говорю, что по сему самому вы готовы не сторожить только за собою, но и усторожить – заметить всякую подкрадывающуюся страсть (9, с. 195–196).

Разве только вот почему неудачно будет ваше сторожение за собою, что страсть не всегда подходит в грубом своем виде, а нередко представляется в такой благовидности, что и не догадаешься, что это страсть, а подумаешь, что это нечто доброе. Гнев, например, когда воспламенится, всякому видно, что это страсть. Но он не всегда является в своем грубом виде, а нередко приходит и в виде благородного негодования. Так и всякая страсть имеет обычай облекаться в благовидность и рисоваться, яко благородною. Вы – благородная и очень удобно можете быть уловляемы на эту удочку. Смотрите же! Надо отвергать все страстное в самомалейших его проявлениях и в тончайших его чертах. Отвергать?! Следовательно, замечать и не пропускать внутрь.

Но как же быть-то? Ведь прокрадется под прикрытием такой благовидности! Во-первых, если вы вседушно обратились к Богу и всецело Ему себя предали, то Он никогда не оставит вас без вразумления. Ангел Его – Хранитель ваш всегда вложит вам мысль предостерегательную. Внимайте себе и прислушивайтесь к гласу, обличающему недолжное.

Во-вторых, когда начнете борьбу со страстями, – да вы уже и начали ее, – то начнет у вас или уже и начала образовываться опытность духовная – умение сразу отличать правое от неправого. Положите только отнюдь не пропускать ничего, сознанного страстным, в каком бы малом и располагающем к снисхождению виде оно ни являлось. Если будете так поступать без жалости, то опытность ваша скоро возрастет. Св. Павел поминает в одном месте о чувствах, обученных в рассуждении добра же и зла (см. Евр. 5, 14). Вот это и у вас образуется. Как вкус различает яства, так сердце, обученное чувством своим, будет сказывать, что хорошо и что нехорошо. Скажете: пока-то обучишься, а тут страстное все будет проскользать да проскользать. Правда, что так бывает, – и с вами будет. Но ведь вы уж, конечно, никакой страсти не допустите в ее грубом виде. На этом и стойте крепко. А если что страстное прокрадется воровски, за то Бог не взыщет. Он взыскивает только за то, что из страстного сознательно пропускается, а что проскользает незаметно, за то не взыскивает. Что страстное незаметно пропущено, а потом сознано, что сему не следовало быть, очищайте то покаянием пред Господом и вместе рассматривайте, как оно прокралось, и принимайте меры на будущее. И чрез это будете научаться, как управляться с страстями и со всем страстным.

Но есть один прием, которого если держаться со всем вниманием, то редко что страстное проскользнет незамеченным, именно: обсуждать свои мысли и чувства, к чему они клонят, к угождению ли Богу или к самоугодию. Это определять совсем не трудно. Только внимайте себе. Ведайте, что коль скоро вы делаете что наперекор самоугодию, то тут ошибки нет. Один старец говорил своему ученику: «Смотри не держи у себя изменника». «Кто такой изменник?» – спросил ученик. «Самоугодие», – отвечал старец. И точно. Оно всем бедам вина. Если разберете, то увидите, что все допущенное худое от него произошло. Следовательно, если пойдете наперекор ему с решительностию неуступчивою, то, наверно, ничего недолжного не допустите (9, с. 195–198).

Выгоды вашего положения в отношении к страстям.

Вы мало жили и не успели еще глубоко остраститься. Страсти хоть все есть в вас, но они еще как малолетние дети: слабы и разве только докучливы. В этом большая для вас выгода; потому что для вас во многих-многих случаях достаточно только заметить страстное, чтобы отвернуться от него или прогнать его. Не так, как у тех, которые долго жили и много удовлетворяли страстям. Там они рыкают, как львы, и бросаются на восстающего против них с ожесточением. Но есть в этом и немалая невыгода – именно та, что ради легкости страстных помыслов, чувств и движений вы можете равнодушно к ним относиться, думая: не великое дело, пройдет само собою, за всякою мелочью не нагоняешься! Это помышление, столь у вас естественное, опасно. Так действовать – значит оставлять страстные чувства и движения на их волю расти и крепнуть. Они будут крепнуть и из маленьких сделаются большими. Тогда они уж не станут обращаться вспять от одного неблаговолительного взора вашего (9, с. 198–199).

Отсюда извольте вывесть такое заключение, что в каком бы малом и слабом виде ни показывалось страстное, к нему должно относиться как к самому большому и сильному. Когда пьете воду, то вынимаете и малейшую попавшую туда мушку; когда занозите палец, то, будь заноза едва видна по малости, вы спешите избавиться от беспокойства, ею причиняемого; когда попадет в глаз порошинка самомалейшая и мутит глаз, вы поднимаете большие хлопоты, чтобы поскорее очистить от нее глаз. Так положите себе законом действовать и в отношении к страстям: в каком бы маленьком виде они ни появились, спешите выгонять их, и так безжалостно, чтобы и следа их не оставалось.

Как выгонять? Неприязненным к ним движением гнева, или рассерчанием на них. Как только заметите страстное, поскорее постарайтесь возбудить в себе серчание на него. Сие серчание есть решительное отвержение страстного. Страстное не может иначе держаться, как сочувствием к нему; а серчанием истребляется всякое сочувствие страстное и отходит или отпадает при первом его появлении. И вот только где позволителен и благопотребен гнев. У всех святых отцов нахожу, что гнев на то и дан, чтобы им вооружаться на страстные и грешные движения сердца и прогонять их им. Сюда же относят они слова пророка Давида: гневайтеся и не согрешайте (Пс. 4, 5), повторенные потом и святым апостолом Павлом (см. Еф. 4, 26). Гневайтесь на страсть и не будете согрешать, потому что, когда гневом прогнана страсть, всякий повод ко греху сим пресекается.

Вооружитесь же так на страсти. Гнев на страсти у вас должен быть вкоренен с той минуты, как вы положили всеусердно работать Господу, творя благоугодное пред Ним. Тут у вас заключен союз с Богом на вечные веки. Сущность же союза такова: твои друзья – мои друзья, твои враги – мои враги. А страсти что суть Богу? Враги. Во всем Слове Божием объявляется полное к ним неблаговоление Божие. Гордым Бог противится; сребролюбие – идолослужение; человекоугодников рассыпа кости Бог и пр. и пр. Потому апостол и предписал христианам о страстях: ниже да именуются в вас²¹⁸ (Еф. 5, 3). Так вот, по порядку, гневу на страсти следует воспламеняться в вас, как только они покажутся. Но по причине нашего повреждения не всегда бывает так. Почему гнев на страсти требует особого свободного, намеренно на них направленного, неприязненного действия, усилия, напряжения.

Чтобы успеть в этом, надлежит вслед за тем, как замечено в себе страстное, поспешить сознать и признать в нем врага себе и Богу. Почему поспешить нужно? Потому что с первого раза появление страстного всегда вызывает к нему сочувствие.

Ибо самоугодие долго еще скрытно живет в нас и после того, как мы явно отверглись себя и Богу себя предали и не хотим ни на йоту нарушать сего решения. Этим скрытным самоугодием, или самостию, всегда благосклонно встречаемо бывает страстное, каковая благосклонность и выражается большим или меньшим сочувствием к нему. Так вот и надобно сочувствие это отбить и гнев возбудить. То и другое посредствуется и способствуется сознанием и признанием врага в показавшемся в страстном помысле или движении, как бы они льстивы ни были. Коль скоро вражество страсти сознано, рассерчать на нее уж нисколько не мудрено. Рассерчание это возникает само собою.

Для сознания в страстном врага не требуется большая головоломная работа. Довольно восстановить убеждение, что ко всему страстному не благоволит Бог; не благоволит потому и ко всем, которые принимают и лелеют в себе страстное. Стало быть, страстное Бога против нас восставляет и нас от Него отбивает. А в этом конечная пагуба наша. Помышления сии и убеждения в одно мгновение у внимательного воссиявают в сознании и тотчас отзываются в сердце неприязнию к страстному, серчанием и гневом на него. А барахтаться со страстным, придумывая разные против него обвинительные пункты, не барахтайтесь. Успех от этого очень сомнителен. Между тем пока вы переберете все обвинительные пункты, подсудимый – страсть – сидит тут же, хоть на скамье подсудимых, и все еще держится за своего адвоката – сочувствие. А это значит держать в себе произвольно нечистоту, что опасно. Нет уж, положите без всяких рассуждений: как только заметите в себе что страстное, тотчас сознать в нем врага и рассерчать на него (9, с. 199–202).

Что страстное показывается в нас, в этом еще не неизбежная беда. Это означает, что мы нечисты, но не делает нас виновными. Виновность наша начинается с того, как мы благосклонно отнесемся к замеченному страстному, т.е. не поспешим сознать в нем врага и не вооружимся против него гневом, а, напротив, примем его и станем любоваться им, услаждаясь тем движением, в котором оно явилось. Это будет показывать уже, что мы не прочь быть приятелями страстному – и, следовательно, неприятелями Богу. Ибо всякое мудрование плотское – страстное – вражда на Бога есть²¹⁹ (Рим. 8, 7).

Где начинается произвол, там начинается и виновность, которая и растет по мере углубления в страстное (9, с. 202).

Обычное наше состояние таково: мысли блуждают туда и сюда, чувства и желания хоть и колышутся, но без определенного направления. Так бывает сплошь и рядом. Иногда целые дни проходят так. Мысли эти бывают большею частью суетные, прикрепляющиеся к текущим житейским делам и подручным занятиям. Между ними часто проторгается пустомыслие или мечтание не знать о чем. И пустые и суетные мысли толпятся большею частью на поверхности души. Как укрощать и упорядочивать эту смятенность мыслей, мешающую памятовать о Боге и вещах Божеских, не раз уже вам толковано (9, с. 202–203).

Но вот смотрите: один предмет особенным некиим образом стал между другими и требует внимания. Заметьте этот моментик: стал и требует внимания. И никогда не пропускайте его без внимания. Сейчас делайте допрос: кто он, откуда и чего хочет? Ответы на это вы сами тотчас же найдете, взглянув только на то, что представилось. Положим, это лицо человека, вас когда-то оскорбившего. Очевидно, что кто-то желает, заняв ваше внимание этим лицом и делом его, довести вас до негодования, рассерчания и даже желания отмстить. Так это и будет, если не примете должных мер. Какие меры принять, чтоб прогнать это представление? К чему оно хочет довести вас – есть худое состояние. Следовательно, он ваш враг. Относитесь же к нему и вы вражески, т.е. проводите его не с честью – тем приемом, о котором было говорено прошлый раз, именно – гневным отвержением.

Если вы это сделаете, то тем совершенно расстроите уловку или сеть врага. Но если вы остановите внимание на представившемся лице, то оно, сначала голое и единичное, окружится множеством других мыслей и образов, которые нарисуют в вашем воображении очень яркую картину, как это лицо оскорбило вас, со всеми соприкосновенностями того случая. Вместе с этим восстанет в сердце и прежнее чувство оскорбления, негодования и рассерчания. Страстный предмет или помысл о нем породил страстное чувство. Страстное вошло глубже. Если опомнитесь и сознаете, что делаете худо, позволяя себе разгораться страстию, то, конечно, и в этом увидите врага и отнесетесь к тому вражески, изгнав дурное чувство из сердца и прогнав из мыслей самый предмет, породивший его. Смятение пройдет, и мир душевный восстановится (9, с. 203–204).

Но если вы этого не сделаете, то к восставшему уже страстному чувству подойдут и другие и растравят его. Начнут вам толковать: да как он смел? И что он за великая персона? Я сама не хуже его. Нет, этого нельзя так оставить. И не знаю, как я тогда пропустила. Если этак всем спускать, то и жить нельзя. Надо непременно ему доказать, что так поступать он не может безнаказанно. И се желание отмстить, большим или маленьким мщением, – все одно – у вас готово. Страстное вошло еще глубже. Это уже третья стадия. Если опомнитесь и здесь, можете отогнать и желание. Ибо желание еще не означает решимости. Оно в одну минуту пришло, а в другую может отойти. Поступите так – добре сделаете; не поступите – остращение ваше пойдет дальше.

Заметьте: мысль породила чувство, мысль с чувством породили желание. Душа полна страстию. Но все это еще мысленные нечистоты и грешности. До дела еще далеко. Между желанием и делом всегда стоит решимость на дело с обдумыванием, как его произвести. Как образуется решимость, не всегда видно. Она в слабом виде есть уже в желании; потом растет вместе с обдумыванием дела, т.е. подбором средств и установлением способов и обстоятельств. Когда все обдумано, завершается и решимость. Тогда дело внутри уже совершено. Пред лицем Бога и совести грех уже сделан: заповеди презрены, совесть попрана. От пожелания до решимости с обдумыванием дела иногда проходит немало времени. Находит страх Божий, припоминаются и заповеди, и совесть не молчит. Но все их спасительные внушения отвергаются с презорством. Потому в решимости есть уже преступление и грех. Мысль, чувство и желание, хоть всю душу уже заняли, но как будто все еще происходит на поверхности души. Склона к греху еще нет, а есть только позыв на него. Склон начинается с того момента, как душа начнет обдумывать, можно ли и как сделать удовлетворение страсти. Тут душа вступает уже на путь греха.

Когда образовалась решимость, свобода связана, душа чувствует себя будто в необходимости непременно сделать задуманное. Но необходимости на это нет никакой. Это какой-то самообман внутренний происходит. Решенное может остаться неисполненным по внезапно встреченным препятствиям. Может быть оставлено и потому, что совершить его раздумает человек сам по каким-либо соображениям или по совести и страху Божию, если им придется восстать во всеоружии силы своей.

Наконец, все уладилось – и дело сделано. Вы отмстили, как задумали. Страсть удовлетворена, грех окончательно сделан. Что же тут прибавилось к созревшей прежде решимости? Будто ничего, ибо тут только выполнялся обдуманный уже план. Так кажется; но, в существе дела, преступность тут возрастает до последней степени.

Первое. Страх Божий и совесть доселе были только отклоняемы и неуважаемы, а теперь они попраны. Доселе дело походило на то, как мать уговаривает сына не делать худо, а он отводит ее рукою или сам убегает от нее, а теперь похоже на то, как сын на уговоры матери бьет ее в грудь или в лицо.

Второе. Теперь дело внутреннее введено в течение внешних событий и должно сопровождаться своими последствиями, тоже внешними – бытовыми. Его не вычеркнешь пером или отрицательным словом из круга событий. Оно тут останется навсегда и будет всегда прикреплено к сделавшему его лицу, заставляя его вкушать и плоды свои.

Третье. Отходит благодать Божия, и человек из области Божией вступает в область врага Божия и своего. Он поник долу, обременен, чувствует себя подавляемым некоею тяжестию. Над ним исполняется притча: возвращается бес с седмью другими. Мрак, беспокойство, тягота – се награда удовлетворенной страсти – всякой. И се диво! Пока делом не удовлетворена страсть, от удовлетворения ее чается рай: будете яко бози ²²⁰ . Но как только удовлетворяется, прелесть спадет с очей, призрак рассеивается и оставляет одну пустоту, тугу, расстройство и тяготу: видит, что наг. Отмстил врагу – радоваться бы, как чаялось, а выходит совсем другое.

Видите, какая дорога остращения себя какою-либо страстию и падения в грех вследствие того (9, с. 204–206).

Мысль, чувство и пожелание страстные иногда в одно мгновение пробегают по душе, не давая опомниться. В этом случае они не делают нас виновными, коль скоро, опомнившись при возникновении хоть уже пожелания, прогоним их неприязненным рассерчанием на них. Виновность наша и в помысле, и в чувстве, и в пожелании зависит от нашего промедления на них, после того как заметим их и не прогоним, а остановимся на них. Прогони мысль – чувства или сочувствия не будет. Прогони чувство с помыслом – желания не будет. Прогони желание – не будет опасности начать и склон на страстное. Если, заметив страстный помысл, вы остановитесь на нем произвольно вниманием, вы виновны: зачем занялись тем, о ком знаете, что он враг Божий и вам? Но если внимание невольно прикуется к помыслу, вы не виновны, если тотчас же начнете внимание от него отклонять и его прогонять. Если, вследствие произвольного вашего внимания к страстному помыслу, породится в вас страстное чувство, то виновность ваша увеличивается немного. Но если, заметив порождение чувства страстного, вы будете продолжать заниматься страстным помыслом и, следовательно, произвольно раздувать чувство, то вина ваша увеличится в два раза против прежнего. Если, заметив страстное чувство, вы встрепенетесь и отгоните его вместе с помыслом, то вы виноваты только в том будете, что занялись произвольно страстным помыслом, в чувстве же не виновны, ибо они невольно рождаются под действием помыслов. Если под действием страстного помысла и чувства, произвольно допущенных, родится в вас пожелание страстного дела (например, отмстить), то этим тоже виновность ваша немного увеличивается, ибо от мысли и чувства невольно порождается пожелание. Вина на вас остается прежняя: зачем занялись страстным предметом и, когда оттого родилось чувство страстное, зачем позволили длиться в вас чувству и породившему его помыслу, т.е. вина двойная. Но если вы, заметив страстное пожелание, позволите ему медлить в себе, а не вооружитесь тотчас против него, то ваша виновность возрастает и еще на одну степень – будет тройная (9, с. 206–208).

На чем застанете в себе движение страстного, оттоле и гоните его. Законом положите: ни помыслу, ни чувству, ни пожеланию страстному произвольно не поблажать, а гнать их полною ненавистию тотчас, как только заметите. И будете вы всегда невиновны и пред Богом, и пред своею совестью. Будет в вас нечистота страстей, но и невиновность.

Вы будете исполнять дело белильничье (прачечное), трудясь усердно над убелением души своей (9, с. 208).

«Подвизающийся внутренно всякую минуту должен иметь следующие четыре вещи: смирение, крайнее внимание, противоречие (помыслам) и молитву.

Смирение: поскольку сопротивники его в брани суть гордые демоны, ибо Господь ненавидит гордых.

Внимание: чтобы не попускать сердцу иметь никакого помысла, хотя бы он и добрым казался.

Противоречие: дабы, как скоро усмотрит пришедший (помысл), тотчас с гневом отразить лукавого.

Молитву: дабы после противоречия тотчас возопить ко Христу воздыханием неизглаголанным. И тогда сей подвижник увидит врага связанного или гонимого поклоняемым именем Иисуса, как прах ветром, или как дым исчезающего с мечтанием своим» (п. 20) (9, с. 214).

«В мысленной брани должно действовать так, как действуют на (обыкновенной) войне.

Во-первых, потребно внимание; во-вторых, когда заметим, что враг придвинул помысл, должно поразить его проклятием с гневом в сердце; в-третьих, надобно помолиться против него, призывая в сердце Иисуса Христа, дабы демонский призрак тотчас исчез, чтобы ум не пошел за мечтанием, как дитя, прельщаемое каким-нибудь искусником (фокусником, фигляром)» (п. 105).

«Если ты в сердце своем всегда обращаешься со смиренномудрием, с памятованием о смерти, с самоосуждением, с противоречием помыслам и с призыванием имени Иисуса Христа и с сими оружиями ежедневно продолжаешь трезвенно узкий, радостотворный и приятный путь мысленный, то войдешь во святые созерцания святых и просветишься глубокими тайнами от Христа, в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения, в Котором обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2, 3, 9). Ибо ты ощутишь во Иисусе, что на душу твою низшел Дух Святой, Который светит уму, чтобы он мог смотреть откровенным лицом. Никто, говорит апостол, не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (1Кор. 12, 3). Конечно, сим он утверждает таинственно ищущего» (п. 29)» (9, с. 215).

«Великий законодатель Моисей или, лучше, Дух Святый устами его, говорит: “Внимай себе, да не будет в сердце твоем тайного слова беззаконного”²²¹ (Втор. 15, 9). Тайным словом называет он одно мысленное представление чего-нибудь худого (страстного), ненавидимого Богом, что также отцы называют прилогом, наводимым на сердце от диавола, за которым, коль скоро он является уму, тотчас устремляются наши мысли и страстно с ним сообщаются» (п. 2).

«Внимание есть непрестанное сердечное от всякого помысла безмолвие, в котором душа Единым Иисусом Христом Сыном Божиим и Богом всегда непрерывно и непрестанно дышит и Его призывает; мужественно с Ним ополчается на врагов; Ему, имеющему власть отпущать грехи, исповедуется; часто тайным призыванием объемлет Христа, Единого ведающего сердца» (п. 5).

«Трезвение есть твердое водружение помысла и его стояние у дверей сердца, так что он видит подкрадывающиеся помыслы и уразумевает, какой образ покушаются начертать и напечатлеть в уме демоны, чтоб прельстить им чрез воображение» (п. 6).

«Мысль, стоящая (в сердце) и призывающая Христа на врагов, и прибегающая к Нему, подобна некоему зверю, окруженному множеством псов и защищающемуся в твердыне. Она издалека умственно усматривает умственные засады невидимых врагов и, непрестанно моля против них миротворца Иисуса, пребывает невредимою от них» (п. 8).

«Не имеющий молитвы, чистой от помыслов, не имеет оружия на брань. Молитву разумею я непрестанно совершаемую во внутренности души, дабы скрытно ратующий враг призыванием Христа был поражаем и опаляем. Ибо ты должен и острым и напряженным оком ума смотреть, чтобы узнавать входящих, узнав же, тотчас противоречием сокрушать главу змия и в то же время со стенанием взывать ко Христу: тогда опытом дознаешь Божию невидимую помощь; тогда ясно увидишь правое состояние сердца» (п. 21, 22).

«Итак, да дерзает душа о Христе, да призывает Его и да не страшится нисколько: она не одна воюет, но вместе с страшным Царем, Иисусом Христом, Творцом всего сущего, телесного и бестелесного, видимого и невидимого» (п. 40).

...Эти выписки сделал я для того, чтобы обновить в вашей памяти, что уже так давно толкую вам о памяти Божией и внутренней брани со страстями. Ведайте, что в этом вся суть труда над содеванием спасения (9, с. 216–217).

Прочитав это, не скажите в себе: да что же я, пустынница, чтобы мне соблюдать такие правила?! Не вы одни, а очень и очень многие так говорят, только не из числа тех, которые как должно принялись за труд содевания своего спасения. Взявшиеся за сей труд не могут так говорить. Так и вы, если хотите жить в духе, в чем и состоит содевание спасения, должны неотложно поступать так, как прописано. А если хотите жить спустя рукава, то, конечно, все это к вам не подходит. Я и начал писать об этом, поверив, что ваше решение Господу принадлежать было искренне. Ибо у кого такое решение искренне, тому не миновать прописанного пути. Он может много трудиться и делать разные обходы, но, пока не нападет на эту тропу, толку не будет. Я и указываю вам ее прямо, чтобы вам не плутать по сторонам. Беритесь усерднее – и скоро увидите успех. Но все труд надо; без труда ничего не бывает.

Не допускайте же такого суемудрия. В пустыне кто живет или в монастыре или в миру содевает свое спасение – всякому неотложный закон очистить сердце свое от страстей; очистить же он его иначе не может, как описанным способом. Не отказывайтесь же и не упирайтесь ногами (9, с. 217–218).

Полагаю, что вы взялись за дело как должно и усердно напрягаетесь памятовать всегда о Господе, внимать сердцу своему и всякое неправое в нем движение преследуете неприязненным отвержением, обращаясь в то же время молитвенно к Господу о помощи. Но вместе с сим никак не могу полагать, что как только взялись – тут и успех полный: и мысли у вас все чисты, и чувства, и желания святы. Потому что так ни у кого не бывает. Будут умиротворяться помыслы, будут все более и более редкими становиться страстные движения чувств и пожеланий. Но все же они будут прорываться – и иногда с большою силою.

Прорвались – выгоните; опять прорвутся – опять выгоните. Но это уж положено. Теперь я хочу только сказать вам, как должно вам отнестись к сим проторжениям по суду совести. Отнестись ли равнодушно или поскорбеть о том, что так бывает, и каяться в том Господу? Нельзя равнодушно относиться к сим проторжениям, а по прогнании их всякий раз надо поболеть и покаяться пред Господом, что так было. Даже и тогда как мысли, чувства, желания страстные проторгаются вдруг, без всякого участия произволения все же они означают, что сердце нечисто и из него исходят помышления злые (см. Мф. 15, 19). А вы обязаны иметь сердце чистое. Вот и жалейте, что сердце нечисто, и кайтесь Господу в сей нечистоте, обещая трудиться над очищением его и моля Его о помощи в сем. Но ведь на деле редко не примешивается сюда и произволение. Вы по невниманию дали страстному помыслу место, и он успел породить страстное чувство: виноваты, зачем не внимали? По тому же невниманию, а то и по сласти чувства, вы не поспешили вооружиться против него и прогнать – и оно успело породить страстное пожелание: вы виноваты, зачем тотчас не вооружились, а допустили соуслаждение греховным и страстным? Чтобы пожеланию вы попустили породить склонение на дело, я этого в вас не допускаю, но всяко вы можете допустить длительность пожелания и не тотчас вооружиться против него. А это и еще более делает вас виновною. Таким образом, дурной помысл попущен – вина; допущено породиться от него дурному чувству – другая; из дурного чувства попущено родиться дурному пожеланию – третья; дурному пожеланию дозволено промедлить – четвертая. Вот сколько виновностей!

И не извольте себя замаскировывать, прикрываясь листвием смоковничным, и укрываться в кусты от Господа, подходящего к вам в совести и обличающего. Вините себя скорее кругом и просите прощения, не слагая вины ни на кого. Рассерчали, например, на горничную – и тем паче, если наговорили ей и острых слов, – не слагайте вины на горничную. Пусть горничная сплоховала, но тут не об ней дело, а о том, зачем вы рассерчали. Разве нельзя было без серчания поправить ошибку? Да хоть бы и нельзя было поправить – все вообще можно улаживать без серчания. Тут серчание проторглось, там – осуждение, там – завиствование, там – тщеславие. На все это, конечно, были поводы совне. Но не поводы виноваты, а виноваты вы, зачем допустили такие дурные чувства. И извольте, не прикрываясь, прямо винить себя пред Господом и просить прощения. Это делайте всякий раз, как, заметив дурноту, прогоните ее. Покаянием этим и сокрушением помиритесь с Господом и совестию – и будете покойно опять воззревать ко Господу. А если не покаетесь, воззревать так не можете – это же будет для вас тяжело и опасно.

До вечера не оставляйте не очищенными покаянием таких проторжений страстных, а тотчас очищайте их, как только прогоните, именем Господа. Целый день и пройдет у вас – все в покаянии, потому что проторжения эти вначале будут у вас нередки. А вечером, пред тем как молиться, своим чередом опять пересмотрите все страстные проторжения, опять пожалейте о том с сокрушением и покайтесь. В сем дело повседневного покаяния.

Вот вам на это опять урок преподобного Исихия. «Ежедневные наши дела мы должны ежечасно взвешивать внимательно и, сколько можно, облегчать непременно тяжесть их вечером чрез покаяние, если хотим с помощию Иисуса преодолеть страсти. Надобно также смотреть, по воле ли Божией, пред Богом ли и для одного ли Бога совершаем все наши видимые дела, дабы чувства (страстные) не окрадывали вас, как неразумных» (п. 124) (9, с. 218–221).

Если будете действовать по прописанному с безжалостною к себе решительностию, скоро увидите плод: умиротворится сердце ваше и воссияет в нем радость о Господе. Отчего бывает немирно сердце? Оттого, что его гложут страсти. Побейте страсти – и оно восприимет покой. Один из отцов уподобляет сердце норе, полной змей. Змеи эти – страсти. Когда показывается что страстное из сердца, это то же, что змея голову высовывает из норы. Бей ее по голове именем Господа, и она спрячется. Другая покажется – бей и ее. И всякую бей. Раз десяток придется так нанесть удар такой змее – страсти, забудет высовываться, а то и совсем околеет. Всяко, если завалить нору или не давать пищи змеям, они перемрут. Так и страсти замрут, если не давать им пищи сочувствием к их внушениям, а, напротив, с гневом отревать их, как только появятся.

Се вам кратчайший путь к очищению сердца от страстей. Если возлюбили вы чистоту сию, теките к ней сим путем, ибо другого нет. Не согласитесь так действовать – страсти останутся в сердце. Вы можете исправить свое поведение и сделать его безукоризненным и без этого, но сердце останется страстным и не даст вам узреть Господа. Не забывайте юродивых дев (9, с. 221)!

Страстные мысли, а за ними чувства и пожелания такие же иногда сами собою, не знать как возникают в душе. Но большею частию они порождаются под действием внешних впечатлений. Встречаемые вещи, лица и события, по роду своему, возбуждают и мысли во встречающем. От добрых рождаются добрые мысли, от худых – худые. Но может случиться и наоборот: при добрых породятся худые мысли, а при худых – добрые. Все зависит от постоянного или случайного настроения встречающего. Следовательно, и ответ лежит весь на нем. Как же быть?

Первое. Не давать воли своим чувствам, особенно глазам и ушам. Не позволяйте без разбора все видеть, все слышать и всего касаться. Чувства наши похожи на окна или двери, а более на черпало. Кто отворяет окна и впускает дурной воздух, худо делает. Кто отворяет двери и позволяет входить в свое жилье всякой скотине, не может быть свободен от укора. Но что бы вы сказали о том, кто, взяв черпало, чашку или кружку ходил бы по грязным и нечистым лужам, черпал в них и себя тем обдавал? Бестолковее этого что можно придумать? Но не это ли самое делает тот, кто с любопытством останавливается пред нехорошим и слушает недобрые речи?! Нахватается чрез это недобрых помыслов; от них перейдет к недобрым чувствам и пожеланиям – и ходит весь остращенный, как в каком тумане. Итак, благоразумие и долг самоохранения (внутреннего покоя) требуют не на все смотреть, не все слушать и не всего касаться из невольно встречаемого. Мало-мало покажется что могущим расшевелить страсти надо отвращать от того очи, затыкать пред тем уши или видя не видать и слыша не слыхать.

Второе. Случилось, что от чего-либо произойдет худое впечатление и породит худые мысли. Надо тотчас спешить изгладить впечатление и пресечь мысли способом, показанным прежде, – конечно, прекратив наперед приток впечатлений. Оставаться под дурным впечатлением или оставлять изглаждение его и восстановление душевного мира до другого времени неразумно. Оставаясь под впечатлением, самоохотно будем способствовать расположению худых мыслей и чувств; а оставляя надолго в себе сие дурное, даем ему возможность глубже укорениться и потом дольше сопротивляться изгнанию и очищению, если не совсем завладеть душою.

Третье. Однажды испытавши дурное от чего-либо впечатление, не надо произвольно позволять себе встречаться опять с предметами, произведшими его. Это будет означать, что поступающий так любит услаждаться дурным и, следовательно, нечист до глубины сердца. Если же нужда какая заставит повстречаться с ним, надо наперед вооружиться и подготовить сердце свое устоять против дурного впечатления и не допустить его до себя. Внимание, усиленное самопротивление и молитва дадут к тому возможность.

Четвертое. Я писал уже вам о том, чтобы вы все встречаемое вами и могущее вам встретиться перетолковывали в духовном смысле. Это надобно сделать и в отношении к предметам недоброго значения. После сего, встречая их, вы будете воспринимать не худые, а добрые мысли; подобно тому, как св. Ефрем Сирианин, встретив разряженную красавицу нескромную, сказал ученикам: «Видите, как она заботится украшать тело свое, которое скоро будет прах, как же нам не заботиться об украшении души бессмертной?» (9, с. 222–224).

Но есть и деятельная с ними борьба, состоящая в том, чтобы намеренно предпринимать и совершать дела, прямо им противоположные. Например, чтобы подавить скупость, надо начать щедродательность; против гордости надо избрать уничижительные занятия; против страсти веселиться – домоседство и т.д. То правда, что один такой образ действования не прямо приводит к цели, потому что, терпя стеснение совне, страсть может проторгаться внутрь, или сама, или уступая место другой. Но когда с этою деятельною борьбою соединяется и внутренняя, мысленная, то они вдвоем скоро побивают всякую страсть, против которой направляются.

И вот какой я прилагаю вам совет. Потрудитесь найти свою главную страсть и против нее направьте не мысленную только, но и деятельную борьбу. Я не могу определить, что именно у вас главное. Может быть, оно еще не определилось, но всяко, если станете построже следить за движениями сердца, оно скажется вашему вниманию. Тогда, если вам угодно будет доверить мне, вместе положим, как поскорее управиться с главною вашею немочию. Напомяну еще, что есть крутые приемы этой деятельной борьбы со страстями. Обычный у нас – мироотречная жизнь в ее отрешенном виде, когда, решительно все оставив и на Господа возложив все упование, вступают в обитель, чтобы жить в послушании безропотном, в пощении строгом, в молитве трудолюбной и трезвении бодренном. Тут ничегонеимение, своей воли отсечение и себя нежаление скоро вымолачивают из души все страстное. Затем водворяется мирное устроение сердца и чистота сердца – последняя цель мироотречной жизни. Я не гоню вас из мира. Спасетесь и в нем, если будете держать себя в отношении к нему как не сущая в нем. Я только напоминаю об этом как о порядке жизни, приспособленнейшем к делу очищения сердца от страстей (9, с. 225–226).

Еще прибавлю, что один из законов Божественного о нас Промысла есть так устроять жизнь каждого и течение случайностей в ней, чтобы он, пользуясь ими разумно, мог наискорейшим и наиудобнейшим образом очистить себя от страстей. Об этом напоминаю вам потому, что когда-то вы спрашивали, зачем разны участи у людей и зачем они изменчивы, и я, кажется, не ответил вам. Так вот отвечаю, зачем. Затем, что так, как устрояет Господь, удобнее людям очищаться от страстей, или затем, что Он хочет сим образом стереть в порошок нашу каляную самость, наш упорный эгоизм, на коих держатся страсти, губящие человека.

И еще единое приложу. Страсти бейте и извнутри, и совне, а добрые стороны воспитывайте, давая им простор и упражнение. Главное тут – молитва. Об ней уже была речь. За нею следует труд доброделания. И об этом была речь, когда вы замышляли о каких-то широких целях жизни. А вместе с сим должны идти душеспасительные чтения и беседы, и исполнение чинов церковных, и подвиги самоумерщвления – отказывать себе, когда нужно, понемногу в пище, в сне, в увеселениях и во всяких утехах самоугодия и держать себя в постоянном самопротивлении и самопринуждении. И об этом была речь.

Вот и весь курс очищения себя от страстей (9, с. 226–227).

Вы видели в себе раздвоение и дивитесь, как оно возможно. Оно должно быть. Сначала человек был единичен в себе. По падении пришел другой человек, противоположный первому совершенно. До обращения человека на путь правды страстный – весь составленный из страстей – человек одолевает, заглушает бесстрастного, чистого человека, но не уничтожает. Когда с помощию Божиею пробудится человек от усыпления, то начнет бороться, вырываться из когтей страстного человека или вырывать себя по частям; один стоит на одной стороне, другой – на другой, и страшная у них пальба. Но сознание у человека одно, хотя внутренние движения раздвоены. Вот и непонятно, что такое: из одного сердца два противоположные голоса. Внимайте себе. И злое отревайте, а к доброму прилегайте. Посмотрите (да вы, чай, читали) у Макария Египетского прекрасно изображено сие раздвоение. Прочитайте и еще... Что писано у ап. Павла: вижду ин закон во удех моих, противовоюющ закону ума моего, и пленяющ мя законом греховным ²²² (Рим. 7, 23), это и есть наше двоесоставие. Человек, сознанием и сердцем сущий на стороне страстного, страстен весь и Богу противен. Человек, сущий на стороне бесстрастного, хотя в нем есть и борют его страсти, не противен Богу ради не любления страстей и желания делать не по ним, а по воле Божией. Этим благим предложением сердца и решимостию угождать Богу он считается невиновным в тех страстях, кои искушают его, ибо он не хочет их. Пока смолкнут, к Богу вопиять сильно нужно. На помочах ходим, а под ногами вулкан готов взорваться (11, с. 45–46).

Вас хвалят. Что ж тут дивного? На безрыбье и рак рыба, как говаривал батюшка о. Парфений. Это, однако ж, очень рекомендует наше общество, что в нем есть сочувствие даже к тени добра... Между тем для вас это очень невыгодно. Капля пробивает камень частым падением. По частичке от каждой похвалы падает на червяка самолюбия и тщеславия и питает его; он растет незаметно для вас, позволяет быть и смиренным чувствам, пока не окреп. А когда созреет, все подъест зараз. Опасно! И еще что? Похвала щекочет сердце, останавливает ревность и расслабляет. Это то же, что бегущему подставить ногу. Остановка в духовной жизни есть уже движение назад. И это худо! Что же делать? Смиряйте сами себя и подавляйте возношение мысли и сердца всякими смиренными о себе чувствами. Тогда же, как в уши бьют камнями сладких речей, сходите в сердце и уничижайте себя всячески пред Господом и святыми Его. Какие подъяли они подвиги, чтобы угодить Господу! А у нас что? Сходим однажды в церковь, положим дома пять поклонов, прочитаем страницу спасительной книжки – и попали в святые. Куда как верно! Уничиженный труд телесный много помогает. Слуги – также хорошие учители смирения. Желайте оскорблений и паче неправых; по крайней мере, встречайте их как спасительный пластырь, Господом прилагаемый на рану тщеславия. Но не думайте сами собою что-нибудь сделать. Прибегайте к Господу, смирившему Себя до рабия зрака. Он научит. Не нерадите только о сем состоянии. Похвалы заморозят вас, и выйдет из вас мраморное изваяние, не некрасивое наружно, но безжизненное. Избави вас, Матерь Божия, от сего! Лучше валяться в грязи и быть попираему всеми, нежели быть так (11, с. 7273).

Вы больны; а я понимал состояние ваше иначе, потому собирался грянуть на вас самою грозною, укорною речью за вспышку великой самости в серчании на и еще в чем-то, забыл, уж прошлое дело. Теперь вижу, что все сие есть следствие раздражительности нервов от болезни! Да укрепит вас Матерь Божия! К сведению только примите, что подобные вспышки – вещь довольно недобродетельная. Вот воистину сатана в виде Ангела светлого. По виду, кроме чувства правды, тут ничего нет. Сердце так и кипит – и готово на нож за правду, на языке только и речи, что правда, забытая, нарушенная другим. А уж этот другой, дерзнувший нарушить ее, куда как нелепым представляется нам и даже злонамеренным. И такой суд в очах наших так прав, что, если бы весь свет был присущ при нем, непременно одобрил бы его. Видите, как все светло и законно! Но так ли в существе дела? В существе дела всегда оказывается, что в основе подобного чувства нарушенной правды всегда лежит чувство оскорбленного самолюбия, унижение нашего достоинства или неотдание ему должного почтения или должной цены. Жар ревности по правде совсем не оттого, что дорога правда, а оттого, что кто-нибудь дерзнул нарушить сию правду в отношении к нам. Будь это в отношении к другим, еще бы сносно, т.е., может быть, сквозь зубы сказали бы: да, это неловко, – и конец; а пожалуй, извинили бы. Замечаете ли, что крик за правду только снаружи, а в середке – война за себя?! Ну, вот и видно, кто это в ангельской-то одежде! Все сие напомнил я вам про всякий случай! Душа наша – вещь мудреная. В хорошем ли она состоянии или в худом – это свидетельствуется миром или смятением. Когда есть смущение на душе, чего бы оно ни касалось, не верьте душе в ту пору: все врет, что ни говорит. В ту пору ее надоумливает сатана и уж, конечно, не во спасение ей; а она-то, бедная, из всех сил рвется. Гнев мужа правды Божией не соделовает²²³ (Иак. 1, 20). Божие же все мирно, тихо, сладостно и в душе сию сладость оставляет, и вокруг разливает ее обильно, несмотря на то что иногда и бранится будто. И в этом случае есть теплота и даже жар, только совсем другого рода: умиленный, нетрескучий. Разобрал ли теперь (11, с. 91–92)?

Ваше серчание на плохой означает прогресс! Ведь и без сердца можно сказать дело. Прямо судя, вещи на свете нет, за которую следовало бы сердиться. Что дороже души и покоя ее? А серчание отнимает сей покой. Тут себе наветником бывает человек. И сам еще раздувает, увеличивая в душе неправды другого. Все оттого, что внимания нет к себе – вот и прорвется. В сердце глубоко лежит присвоение себе прав судить и наказывать за грехи других вместо себя. Тут все... Когда бы себя грешником видел человек с чувством всех последствий греха, не стал бы серчать. Хорошо, что от гнева вы перешли к мысли о смерти. Это дело. И не выходите мыслию из гроба. Стойте там и умоляйте Господа о помиловании (11, с. 132–133).

У вас написано: «Иной сам собою начинает отсекать пороки, но продолжает несколько труд сей и оставляет его опять. Это исправление самодельное, без внутреннего духа жизни (с. 189). Как же это? Ужели неправда у Бога? Все же человек желал и трудился. Зачем же оставляется без поддержки?»

Не беспокойтесь! Господь никого не обидит. Стакан воды не забывается, а не только большой труд. Лишь бы то, что делается, делаемо было для Него и Ему посвящаемо сердцем. А то часто бывает так, что на вид делается будто дело Божие, а в существе это совсем другое. Сколько лукавства скрывается в развращенной воле человека! И кто в силах разгадать все его уклонения и распутия! Расскажу вам один случай, бывший в Москве в 1812 году, как мне рассказывали. Был в Москве один благочестивый человек, постник, богомолец, милостивец. Все его чтили, и все были уверены в твердости его добродетели. Но когда русские оставили Москву и по вступлении в нее французов все наши порядки там расстроились и всякому было возможно жить, как хочет, то сей человек, оставшийся в Москве по каким-то причинам, предался пьянству и нечистой жизни с такою неудержимостию и бесстыдством, какие редко встречали у постоянных грешников. Единому Господу известно, что сие значит! Но я не в осуждение сему человеку (ибо многи козни у врага и велики немощи наши), а только в пояснение той мысли, какую намерен предложить вам, вот что думаю. Могло случиться, что в сердце он всегда имел позыв на такие дела и никогда сердцем не отрицался от них. Внешняя обстановка, в какой он находился прежде, удерживала его в исправном поведении. Но когда сей преграды не стало, тогда скрывавшиеся в сердце расположения выступили наружу и явили себя в соответственных делах. Сколько, может быть, есть на свете такого рода лиц! До времени все исправно, а потом все падает и является никуда не гожим. Почему? Потому что все делалось по внешним причинам, и с устранением их прекратились самые дела. У кого есть такой порядок жизни, сего никто, кроме Господа, не ведает. Всякий сам про себя разумей, не на таком ли непрочном основании строится его исправное поведение. Но если у кого есть такого рода исправность и она потом падет, какой урон от сего благодати, когда здесь ничего не было делано для Господа, и какая вина на пути спасенном, когда он совсем не имелся при сем в виду (11, с. 108–110)?

Не удерживаетесь от осуждения... Старайтесь навыкнуть, и навыкнете так, что будете видеть смешное и не надсмеетесь... Есть же ведь такие, которые этого не делают... люди светские. Но тут нужно различать пусторечье, или празднословие, от греха осуждения, в коем кроется злорадство и зложелание... Это последнее есть собственно осуждение...

«Трудно бороться с дурными привычками». Трудность не есть невозможность... Начинайте бороться и боритесь... прорвется – осудите себя и полагайте не поддаваться... Понемножку и отвыкнете. Только беритесь за дело не шутя (6, с. 13–14).

Спрашиваете: «Что надо делать, когда внутри раздвоение?» Во-первых, ведайте, что это не худое что, а обычный оборот духовной жизни. Когда дух наш по действию благодати пробуждается, тогда он устремляется к Богу и все туда устремляет. Эгоистический же нрав и после сего все еще остается и выставляет права свои, влеча по старому обычаю к себе и чувство, и волю. Оттого все испытывают, как и апостол: Хотящу ми творити доброе, вижу, что мне злое прилежит²²⁴. Вот и раздвоение. Что тут сделать? Всегда принимать сторону духа, а требования эгоистического, плотского человека отгонять, подавлять. В сем духовная брань. Она коротка (6, с. 58).

Спрашиваете: что же есть падение? Падение есть делом совершение худого, богопротивного при сознании худости и богопротивности того и при прещении совести.

Падение причиняет акт греховный. Акт бывает греховен, когда есть произвольное соизволение на дурное. Грешны мысли, когда произвольно дают им место в душе. Но когда мысли лезут сами, душа же их не хочет и противиться им, тут нет греха, а борьба добрая.

Чувство грешно, когда соизволяют на него, удерживают и разжигают его, а когда оно невольно врывается в душу, душа не хочет его и напрягается вытеснить его, тут нет греха, а есть борьба добрая. Бывает, что вместе с чувством возникает и сочувствие вдруг; душа же, как только заметит, вооружается против него – тут нет греха. Грешно сочувствие, когда попускается ему царить в душе, зная, что оно дурно.

Грешное дело так идет: мысль, чувство и сочувствие, соизволение, решение или избрание – и дело. Кто прогонит мысль, чист остается. С чувства и сочувствия начинается грешность по мере соизволения. Где нет соизволения, там нет греха (6, с. 85–86).

Нехорошие движения в теле, пока нет соуслаждения и соизволения, безгрешны. Соуслаждение и соизволение делают их грешными. Неустойка против страстей разумеется, когда не отбивают их, а дозволяют им войти в сердце и буйство там производить.

По сим признакам осуждайте или обезвиняйте свои: гнев, злобу, самомнение, резкие сердитые речи, осуждение других, превозношение, нерадение о Боге и равнодушие к духовному, эгоизм – все это большие грешные акты, но грешными бывают от соизволения на них (6, с. 86).

В моих словах «охлаждение» – понятно что есть? Оно бывает невольно... но бывает и от произвольных дел... от внешних развлечений, беспорядочных разговоров, сытости, излишнего сна... и многого другого... Тут есть виновность (6, с. 86).

Что вы написали о свойственной юности возбужденности внутренних движений, неопределенных, мутящих, однако ж, и томящих, то сколько они ни естественны, но для вас, столько доселе передумавших, столько верно познавших о духовном внутреннем чине и столь много делом испытавших, не извинительно, если они проявляются в вас с такою силою, что вы с ними не сладите. Без снисходительного на них воззрения, без произвольного допущения их и поблажки им они не могли взять над вами такую силу. Сядьте и обдумайте все – и восприимите бразды самоуправления и грозно держите скипетр свой, не позволяя ничему втесняться в вашу область и возмущать ваше правление. Поступайте с ними как с нахалами, вторгающимися в дом ваш против вашего желания. Этим вы указываете дверь и с теми так же обращайтесь. Как только заметите, гоните вон без саможаления. Опять придут – опять гоните. Еще придут – и еще гоните... Отстанут... только саможаления не держите... Без противления саможалению нельзя быть доброму самоуправлению.

Вред от поблажки им тот особенно, что в толпу этих мыслей и образов протискивается враг и в сумятице засеменяет худые сочувствия, желания и даже намерения. Несколькократное повторение этого образует недобрый самоугодливый строй внутри, который потом заводит и соответственную тому деятельность вовне, которая мало-помалу вытеснит расположение к прежним чистым, братолюбивым и Боголюбивым деяниям. В этом источник нечувствия, нерадения и забвения – сих гигантов вражьего стана, голиафов.

Как прогонять? – Общим для сего порядком (просмотрите книжку «Что есть духовная жизнь»): 1) восставить неприязнь к ним, 2) оттолкнуть ненавистию и гневом, как врагов, и 3) поразить молитвою к Господу, Ангелу Хранителю и Владычице Богородице, и к святой Софии, имя коей носите. Все это вы неоднократно читали, и писаное, и печатное. Господа ради, припомните хорошенько и действуйте так.

Вы назвали состояние такое переходным.

Тем больше внимания к нему требуется, потому что из него выходит последующее течение жизни – или доброе, или недоброе, или смешанное.

Второе средство против этих бурлений вы сами употребили: говение, Исповедь и Святое Причащение. Видите, какая в них сила?!

Спешите же к ним всякий раз, как потребна бывает помощь их (6, с. 87–89).

Вот что делайте, когда будут приходить смущающие вас внутренние недобрые движения: тотчас сходите вниманием в сердце и стойте там, отталкивая нападающие дурные движения и напряжением воли, и паче молитвою ко Господу. Что бывают нападки, в этом нет вины, но когда вы не оттолкнете их и займетесь ими и сочувствие допустите, то тут ваша вина. Сердце от этого нечистым делается и теряет дерзновение пред Господом. Блюдите сердце (6, с. 90).

Обращайтесь с собою, как злая мачеха с падчерицею. Рабу свою; плоть, которая лезет в госпожи, смирите в пище, в сне, в труде телесном и наказанием телесным (6, с. 90).

Смирения побольше надо. Речи или порывы слова, огорчительные для других, не от барства ли? Сознание барства и есть гордость, вещь очень Богу неугодная и в нравственной жизни самая зловредная. Вникните и вырвите этот корень горести выспрь прозябаяй, если он окажется (8, с. 10).

Курение – дело бестолковое; нравственного тут настолько, насколько есть пустого пристрастия и вреда сознаваемого. Последние две черты трудно сознавать самим курящим и трудно разъяснить их некурящим. Крепко неприлично, но приличие и неприличие то же, что люди, – изменяются. Потерпите дурную привычку, но в грех ее не возводите. Помолиться, чтобы дочь ваша отвыкла, – хорошее дело. Но этого нет нужды облекать в особую форму. При всяком молитвословии взывайте к Богу. И Он устроит, как Его святой воле угодно (8, с. 12).

Что зять ваш бросил пить и положил не пить – это хорошее решение.

Не пивши ничего, будет всегда свеж и долее проживет. Питье и малое жизнь подъедает и есть дело, немного похожее на медленное самоубийство (8, с. 34).

Игра в карты – безделье и от безделья. Беда большая, что молодежь наша не учится работать. Когда б знали одну, другую работу, она привлекала бы их и занимала. Скука не имела бы места (8, с. 34).