Экзегетика и духовная жизнь: святитель Феофан как толкователь Псалмов

По свидетельству преподобного Нестора Летописца, на славянский язык Псалтирь как необходимая для богослужения книга была переведена в IX веке святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием с греческого церковного текста Семидесяти толковников. Псалтирь сразу стала любимейшим чтением русского народа и главной учебной книгой в Древней Руси. Псалтирь звучала на каждом утреннем и вечернем богослужении, полностью прочитываясь за седмицу, а в период Великого поста – даже дважды; стихи псалмов составляли основу утренних и вечерних молитв, занимая исключительное место в жизни каждого русского человека. Детей учили читать по Псалтири, по ней же проверяли ставленников на священнические места перед рукоположением. Человек, изучивший Псалтирь, считался «книжным» – грамотным, способным читать другие книги и понимать церковную службу, которая была духовной основой всего строя жизни. Псалтирь читали дома и брали в путешествия, читали над больными и по умершим. В монастырях читали «неусыпаемую Псалтирь». В соединении с Часословом и избранными тропарями и кондаками Псалтирь приняла форму Следованной, назначенной для богослужения в храме. Псалтирь с присоединением святоотеческих толкований, называемая Толковой, была предназначена для келейного чтения как пособие к правильному пониманию и уразумению неясных и пророческих мест священного текста.

В русской традиции было продолжено и святоотеческое толкование Псалтири и осмысление ее значения в Церкви и в жизни каждого христианина. Одним из толкователей этой книги, внесшим немалый вклад в ее понимание, явился святитель Феофан (Говоров), или Затворник.

Святитель Феофан (Говоров; 1815–1894) являлся представителем ученого монашества – того особого вида русского монашества XIX века, служение которого было более связано с преподаванием в духовных школах, чем с монастырем. После окончания Орловской духовной семинарии и Киевской духовной академии святителю Феофану была уготовала обычная стезя ученого инока – преподавание, инспекторство и ректорство в духовных школах: в Киево-Софийском училище (18441847), Новгородской семинарии (1854), Санкт-Петербургской духовной академии (1857–1859). Как многие представители ученого монашества, он служил за границей: в Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (1847–1854), в посольской церкви в Константинополе (1856–1857), затем стал епископом – Тамбовским (1859–1863) и Владимирским (1863–1866). Однако жизненный путь святителя Феофана, несмотря на эти характерные черты, свойственные и судьбам его собратьев по служению, имел особенности. Так, будучи вполне успешным архиереем, в 1866 году он подал прошение об уходе на покой в Вышенскую пустынь Тамбовской епархии, а в 1872 году удалился в полный затвор. Эти поступки, не очень понятные современникам, знаменовали духовные искания святителя. Именно в этом – поиске прямейшего и надежнейшего пути спасения – видел святитель Феофан смысл и своего духовного образования, и богословских познаний, и церковного служения, и научно-исследовательской деятельности. И именно это – напряженная духовная жизнь, беззаветное и бесстрашное предание себя в руки Божии, отторжение всех жизненных успехов, церковной карьеры, даже дружеского общения, – давало святителю Феофану основание быть духовным наставником многих ищущих истинной христианской жизни, спасения.

Письменное наследие святителя Феофана огромно, при этом «нравственная экзегеза», то есть толкования на Священное Писание, занимает в нем одно из главнейших мест. Святитель Феофан, уповая, разумеется, на значение Нового Завета, не оставлял вниманием и Ветхого. Но из книг Ветхого Завета святитель приступал к комментированию только Псалтири, да и то избранных псалмов.

Святитель Феофан часто советовал своим духовным детям не просто читать Псалтирь, но заучивать отдельные псалмы наизусть, считая, что их молитвенный настрой, обращение к Богу «разогревают сердце», «развивают дух молитвенный», помогают настроиться на искреннюю молитву. Кроме того, псалмы помогают сформировать «молитвенный язык», дают слова и для своих молитв к Богу. «Псалмы заучивать на память хорошо. Выбирать какие ближе к себе и заучить. Потом, ходя, читать их с размышлением»³. «Вы заучили шестопсалмие, и прибавляете, особенно нравятся последние два. Это подает мне мысль предложить вам: как только встретите нравящийся псалом, так заучивайте его. Потом и употребляйте их, то во время молитвенного Богу предстояния утром и вечером и в видах возгреяния молитвенного духа, – или между делами, когда идете, или засыпаете, или просыпаетесь, всякое время, бездельное, – наполняйте сим чтением. Посмотрите – второй псалом третьего часа – и 3-й шестого. Они схожи с: возведох очи мои в горы.»⁴. «…Читание псалма – настоящее средство против блуждания помыслов»⁵.

Однако святитель Феофан считал, что в псалмах важны не только молитвенный ритм и общее покаянное чувство, но и смысл: «Если хотите, чтоб псалмы не развлекали, прочитайте толкование их и уясните смысл их»⁶. Само твердое знание псалма может иногда мешать почерпать из него всю возможную пользу духовную, если при заучивании работает одна память, без предварительного или совместного углубления в содержание стихов. «Мысль, забытая в начале, при заучивании, не приходит уже в движение и при повторении заученного, и повторяется оно, едва ли не всегда, совсем бесследно для души»⁷. Поэтому пасомые часто просили святителя объяснить смысл того или иного псалма или отдельных стихов. Эти просьбы побуждали святителя и к более масштабным трудам по истолкованию Псалтири. Так, в ответ на просьбу своего многолетнего корреспондента полковника С. А. Первухина «сообщить ему значение слов: закон, заповеди, свидение, оправдание и словеса», встречающихся в 118-м псалме⁸, святитель через несколько лет создал свое знаменитое «Толкование на 118 псалом».

Впервые к толкованию Псалтири святитель Феофан обратился в 1869 году, будучи уже в Вышенском монастыре, опубликовав «Изъяснительные заметки на 33-й псалом» (в последующих изданиях «Тридцать третий псалом») для своей бывшей владимирской паствы. Через два года, в 1871 году, в «Тамбовских епархиальных ведомостях» (№ 9–10) была помещена статья епископа Феофана «Шестопсалмие», в которой были истолкованы лишь два первых псалма: третий и тридцать седьмой. В 1874 году в журнале «Домашняя беседа» начало печататься упомянутое выше «Толкование на 118 псалом» епископа Феофана, вышедшее в 1877 году отдельной книгой. Уже после кончины святителя Феофана среди его бумаг были найдены подготовительные материалы к истолкованию 1-го, 2-го, 51-го псалмов. Наконец, в личных письмах к окормляемым по их просьбам святитель объяснял отдельные стихи некоторых псалмов. И в других сочинениях святителя – прежде всего, духовно-нравственных – нередко встречаются ссылки на стихи псалмов с назидательным комментарием.

Первый изъясненный святителем Феофаном псалом – 33-й – был выбран, как объяснил сам толкователь, ввиду важного места, занимаемого в церковном богослужении. Этот псалом читается на всенощном бдении при окончании вечерни, а также при окончании Литургии как напутственное наставление христианам, исходящим из храма в свой круг жизни, как программа поведения на целый день и на целую жизнь. Святитель Феофан сразу отметил цель публикуемого комментария: это толкование не научное, а духовно-назидательное: «Предлагаемые заметки вызваны желанием не столько дать ученое толкование псалма, сколько представить опыт, как обращать столь употребительные в церкви Давидовы песни, извлекая из них уроки для упорядочения своих мыслей и доброго настроения сердца и всей жизни»⁹. Эту цель святитель преследовал и при составлении комментариев на другие псалмы. Однако это не означало, что святитель пренебрегал историческими или филологическими исследованиями. Он собирал и сравнивал все версии, связующие псалом с конкретными ветхозаветными событиями (преследование Саулом Давида), обращался к филологическому анализу каждого слова и целых фраз, разбирался с особенностями структуры. Но все эти сведения имели для святителя Феофана ценность постольку, поскольку могли помочь в уразумении внутреннего содержания псалма и – что являлось самым главным – его употреблению и приложению к духовно-нравственной жизни.

Святитель Феофан указывает на особенность 33-го псалма, заметную только в еврейском подлиннике: псалом расположен по акростиху еврейского алфавита. В этом святитель видит смысл: азы духовной жизни, «без знания и исполнения которых никто не может жить благочестиво и спокойно»¹⁰, должны быть затвержены не менее твердо, чем словесный алфавит.

На толковании этого псалма святитель Феофан выстраивает учение о молитве, которое в том или ином ракурсе передавал своим духовным детям. Милость, которую всегда получают взыскующие Бога, побуждает постоянно пребывать в благодарении Его. От сего благодарения мысль переходит к созерцанию всех совершенств Божиих и бесконечного Его величия и возрождает хваление и прославление (ст. 2–4)¹¹. Во всех сложных и скорбных состояниях Господь не оставляет уповающих на Него всем сердцем, приступающих к Нему, взывающих в молитве (ст. 5–11)¹². Для «благонадежного прибегания к Богу» следует удерживать и возгревать в своем сердце убежденность в Его благости и безусловное упование. Но они не могут держаться в сердце, если в основание не положен спасительный страх Божий. Особое внимание святитель обращает на «практику страха Божия» – систему нравственных предписаний, которую необходимо освоить каждому: удерживай язык от зла, уста – от лести; удаляйся от зла; твори добро; устрой и храни мир (ст. 14–15)¹³.

Самым значительным, несомненно, является толкование святителя Феофана на 118-й псалом, который занимает особое место во всей Псалтири – не только по своему объему (176 стихов, целая кафизма при церковном чтении), но и по охвату основных моментов и проблем духовной жизни. Эта многогранность 118-го псалма определила и его использование в литургической практике: он читается в православной традиции на каждой повседневной полунощнице, на субботней утрени, в том числе Великой субботы, входит в состав погребальной и заупокойной служб.

Предваряя само толкование кратким введением, святитель Феофан обращает внимание на известную особенность этого псалма: как и 33-й псалом, он построен по акростиху еврейского алфавита. В этом псалме святитель Феофан усматривает большее значение для «алфавитного» построения. Каждой букве уделено восемь стихов, которые начинаются с этой буквы, то есть, в первом восьмистишии все стихи начинаются с буквы алеф, во втором – с бет и т. д. Так как всего в еврейском алфавите 22 буквы, псалом состоит из 176 стихов. Святитель Феофан обращает внимание на мнение ученых, предположивших, что святой пророк Давид составил этот псалом для обучения своего сына Соломона, желая передать ему всю свою духовную опытность. Все свои жизненные обстоятельства и духовно-нравственные состояния Давид переживал в прямом отношении к Богу и Его закону. Еврейская традиция ввела этот псалом – «великий алфавит» – в школьный обычай, чтобы дети учились вместе с алфавитом – азами знания – преуспеянию в деятельной добродетели, получая на целую жизнь не только руководство, но и предмет для постоянного размышления и углубления в тайны законоположения Божия¹⁴. Святитель Феофан, опираясь на это – учебное – значение псалма, выстраивает на его основании алфавит духовной жизни.

В толковании 118-го псалма святитель Феофан сохраняет разделение на восьми-стишия, хотя этого нет ни в славянском, ни в греческом тексте, считая, что такое строение – не только внешнее облегчение в чтении. Святитель уверен, что единство восьмистиший не случайно, он усматривает в каждом восьмистишии единую мысль, на которую «нанизываются стихи». Причем эту мысль он выводит из самой еврейской буквы, вернее, слова, которое эта буква обозначает: алеф – «наука» или «вождь»; бет – «дом»; гимелъ – «верблюд»; далет – «дверь»; ге – «вот»; вав – «крюк»; заин – «маслина»; хет – «грех»; тет – «брение» иод – «рука»; каф – «ладонь»; ламед – «учить»; мем – «пятно»; нун – «племя»; самех – «подпора»; аин – «глаз»; пе – «уста»; цаде – «бок», «сторона»; куф – «обезьяна»; реш – «голова»; шин – «зуб»; тав – «знак». Вкупе эти мысли составляют основы святой жизни.

Значение букв не всегда очевидно наводит на духовный смысл восьмистиший, и толкование святителя Феофана иногда кажется неожиданным. Так, если понятия «дом», «дверь», «маслина», «грех» легко ассоциируются с духовными вопросами, то в словах «верблюд», «ладонь», «пятно», «обезьяна» гораздо сложнее уловить духовный смысл. Тем не менее, святителю это удается. Так, образ верблюда (гимелъ) – самого выносливого вьючного животного – означает тружеников на пути заповедей, еще не вошедших во вкус этой жизни, несущих труды жизни по Богу, а плодов ее еще не вкушающих. Соответствующее восьмистишие (ст. 17–24) святитель Феофан озаглавливает: «“о притрудностях”, встречаемых на добром пути, внутренних и внешних, или о тяжелых состояниях, испытываемых при этом»¹⁵.

Ладонь (каф) – орудие обиды и оскорбления (пощечина), и орудие самой теплой любви (прикосновение к щеке любимой особы). И восьмистишие, начинаемое стихом «Исчезает во спасение Твое душа моя, на словеса Твоя уповах» (ст. 8188), представляет оскорбляемого, неправедно теснимого или борющегося со страстями и похотями и обращающегося к Богу в молитве о помощи и заступлении¹⁶.

Пятно (мем) – порок или недостаток в вещи, какой-либо нравственный недостаток и, наконец, грех. В соответствующем восьмистишии (ст. 97–104) пророк показывает, как исправляются поучением в законе Божием и верным следованием ему главнейшие душевные пороки: слепота ума, неправость воли и огрубение сердца, нечувствие. «Коль возлюбих закон Твой, Господи, весь день поучение мое есть» (ст. 97)¹⁷.

Обезьяна (куф) ассоциируется с подражательностью, но она может быть как не разумной и не в добром духе, так и усердной и доброй (ст. 145–152). Святитель Феофан обращает внимание на то, что подражание, уподобление бывает нужно и во всех делах, а в деле нравственно-религиозном оно возводится в норму жизни, указанную в Писании. Спаситель дает нам в качестве образца для подражания Самого Отца Небесного: «Будите милосерды, якоже и Отец ваш милосерд есть» (Лк. 6:36); «Будите совершены, якоже Отец ваш небесный совершен есть» (Мф. 5:48). Святой апостол Павел выстраивает цепочку: «Подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу» (1Кор. 11:1). Подражать Богу – значит, образовать свой нрав по тем Божиим свойствам, какие Он проявил пред нами. Господь дал заповеди, строя по которым свою жизнь, мы подражаем через это Самому Господу, при этом непрестанно воззрева- ем к Богу и как к образцу, и как к Подателю сил для подражания Ему: «Воззвах всем сердцем моим, услыши мя, Господи, оправдания Твоя взыщу», «Исперва познах от свидений Твоих, яко в век основал я еси» (ст. 145, 152)¹⁸.

Обращаясь к 1-му псалму, задающему начало, предисловие ко всей Псалтири, святитель Феофан обращает внимание на то, что в псалме указано главное: последняя цель, к которой стремятся все люди, – блаженство, и средства к достижению его в верности закону Господню¹⁹. Практическое приложение этой главной идеи – полная картина, изображающая два пути: людей добрых и злых, праведников и грешных. В выражениях псалма святитель видит «характеристические черты греховных возрастов»: младенческий, когда грешник только «идет» на совет нечестивых; юношеский, когда он «останавливается» на пути грешных; мужеский, когда он «садится» на седалище губителей, то есть, совершенно осваивается в области греха²⁰. Праведный же живет целостной жизнью: «в законе Господни воля его, и в законе Его поучится день и нощь». Это как раз тот главный совет, который святитель Феофан давал своим духовным ученикам: «не однажды как или при случае, – а постоянно, день и ночь» ревностно заниматься словом Божиим, – как внутренне, размышляя, исследуя, запечатлевая в памяти и сердце, настраивая себя на исполнение, – так и внешне, возвещая и сообщая его другим²¹. В сохранившихся материалах святителя Феофана есть выделенные «предметы для размышления» – по несколько вопросов на каждый псаломский стих²². Из этих вопросов видно, как напряженно и постоянно сам святитель работал над осмыслением Священного Писания.

Очень важен для святителя Феофана был 2-й псалом, мессианский, цитируемый в Деяниях святых апостолов (см.: Деян. 4:25; 13:33). Пророк изумляется дерзости и неразумию земных властей и народов, восстающих на Бога и Христа Его – Мессию, предсказывая им посрамление и гнев Божий²³. И святитель, следуя по тексту и опираясь на свои филологические познания, тщательно истолковывает каждое слово, усиливающее впечатление от «неистовства врагов Божиих» и ждущего их падения, разорения²⁴. Святитель Феофан доводит читателя до конца земной истории, когда исполняется во времени «предвечное Божие определение», в силу которого Мессии отдаются в наследственное владение «все языки, и вся земля, и Он может грозно карать и истреблять непокорных»²⁵. Но и здесь в заключение делается нравственная проекция, адресованная всем и особенно дорогая святителю Феофану: угроза противящимся Богу Его праведным гневом и обетование блаженства всем, уповающим на Царя-Мессию²⁶.

В кратком толковании на 51-й псалом, комментируя слова пророка, святитель Феофан отчасти объясняет и свой уход от мира в затвор: установясь умом в сердце пред лицом Божиим, преподобные уже не отступают всем помышлением и «памятию» от имени Божия и всегда услаждаются им – сладчайшим паче меда и сота²⁷. Перед таким блаженством меркнет и даже теряет смысл все остальное, но это блаженство требует полного сосредоточения.

Для святителя Феофана было очень важно осознать самому и показать своим духовным детям единую историю спасения, которая определяется замыслом Божиим и Духом Святым, говорившим через пророков, посылаемым Господом от Отца ученикам, пребывающим в Церкви и с каждым верующим. И псалмы, по мнению святителя, очень убедительно свидетельствуют об этом.

Так, объясняя по просьбе одного из своих адресатов фрагменты 68-го и 108-го псалмов (Пс. 68:9–12; Пс. 108:6–13), святитель пишет: «В обоих псалмах св. пророк изображает свои бедствия во время гонений Саула», однако «оба псалма точно содержат стихи, которые потом применены к Господу», а могут быть относимы и «ко всякому страждущему праведнику, и ко всей святой Церкви»²⁸. «Дух Святый воздвигает гнев Давида, и язык его вооружает для выражения наказаний Божиих, чтобы неправедники всех времен <.. .> видели, чего они стоят, и как бы с ними было поступлено, если бы не милость Божия»²⁹.

Объясняя своей духовной дочери 101-й псалом, святитель указывает, что молитва нищего и скорбного может быть приложена как «к народу Иудейскому», страждущему в вавилонском плену и чающему избавления, так и «к созданию Церкви Христовой», и ко всякой «грешной душе, обращающейся к Богу»³⁰.

Так же, истолковывая входящий в Шестопсалмие 3-й псалом, святитель Феофан напоминает, что исторически псалом относится к Давиду, а «применительно может идти ко всякому боримому страстями и демонами и гнетомом внешними скорбями и бедами»³¹. Святитель обращает внимание своих пасомых, что псалом учит каждого грешника, подобно Давиду, не отчаиваться, не падать духом, не терять упования, и тем открывает «кающемуся грешнику путь ко Господу» – потому он и стоит в Шестопсалмии на первом месте³². И вновь святитель выделяет основные этапы духовного пути, которые так ясно указаны в Псалтири: начало его – в вере; вера рождает упование; упование с верою рождает молитву, «сводящую утешение в сердце и благословение в жизнь». Молитва вводит в понимание, что «в Боге – источник спасения и благословения»³³.

Святитель Феофан неоднократно излагал свое отношение к изучению и толкованию слова Божия: «Испытывать свидения Божии, закон или вообще слово Божие можно или только умом, или не умом только, но и делом – первое предшествует вступлению на путь воли Божией, изложенной в слове, а другое последует за ним»³⁴. Для вступления на путь духовной жизни необходимо слово Божие, но и начавшие ему следовать «не вдруг вводятся в опыты духовные». Вначале они неспособны к тому: в душе и сердце их слишком много шума и смятения. Но со временем, когда уляжется волнение, начинается и опытность духовная, и тогда указания, данные в слове Божием, понимаются лучше и глубже.

Можно изучать слово Божие и без следования ему, причем не только по упорному противлению Божию призыву, но по «отлагательству дела», с надеждой в дальнейшем жить по нему. Такое было нередким среди образованных современников святителя Феофана. Но святитель Феофан настаивает на том, что «такое голое знание слова Божия не может быть полно и удовлетворительно», так как большая часть истин духовной жизни, указанных в слове Божием, понимается лишь теми, кто имеет опыт следования ему. И попытки обойтись только интеллектуальным пониманием неизбежно приводят к ошибкам, как во «внешних науках» построение умозрительных систем без опыта. Остающиеся только при этом знании, конечно, не могут быть названы блаженными, оно даже служит к их осуждению, согласно словам Писания: «Раб, видевый волю господина своего, и не уготовах, не сотворив по воли его, биен будет мною» (Лк. 12:47)³⁵.

Однако святитель Феофан указывал и на важность изучения Писания («испытания»), его понимания. Это может иметь результаты в перспективе: когда изучающий слово Божие умом обратится к его указаниям и положит «намерение следовать ему неуклонно», все прежде собранные из слова Божия сведения «послужат ему готовым материалом к образованию внутреннего человека»³⁶.

Но и опыт без знания также является однобоким: если человек живет духовной жизнью, для него необходимы правильные ориентиры, а их можно получить только изучая и понимая слово Божие. Для воспитания духа веры и благочестия особое значение имеет Псалтирь, в которой каждый псалом – «сокровище духовное, если развить содержание его». Но для того чтобы узреть эту глубину, «вырыть сие сокровище», надо учиться думать над духовными текстами: «вырыть сие сокровище» из памяти, «разложить перед оком ума и дать душе насладиться созерцанием его»³⁷.

Однако есть деятельное испытание «свидений Божиих», есть и высшее состояние: жизнь созерцательная, в которой и испытание созерцательное. «Неуклонное исполнение заповедей приводит к очищению сердца; сердце же чистое открывает уму окно в духовный мир», и «ум, достигнув этой степени, созерцает тайны Божии»³⁸. И хотя святитель Феофан замечает, что это состояние и предметы созерцания «ведают те, которые сподобляются сего», уход самого святителя от деятельной жизни, затвор и труды последних лет дают основание думать, что и он не чужд был этого блаженного состояния.

Таким образом, святитель Феофан продолжает многовековую церковную традицию духовно-нравственных толкований Псалтири. Святитель Феофан предваряет толкование каждого псалма замечанием, что в его толковании «редко где проходит своя мысль», «все <…> заимствуемо у святых отцов и учителей Церкви, потрудившихся в толковании»³⁹. Действительно, он часто ссылается на древние толкования святителей Афанасия Великого и Василия Великого, Амвросия, блаженного Августина и блаженного Феодорита, святого Илария Пектавийского, Евфимия Зигабена⁴⁰. В этой настойчивой ссылке на отцов Церкви не только авторская скромность святителя Феофана или желание подкрепиться авторитетом великих. Святитель Феофан именно так понимает значение Священного Писания в Церкви: слово Божие дано Церкви, и опыт Церкви по его пониманию и проживанию и многообразен, и един. Каждая личность, пытающаяся жить согласно слову Божию, вносит свое понимание и свой опыт в церковную сокровищницу, но в этом многообразии – единство, ибо «Дух один и тот же <…>Господь один и тот же <…> Бог один и тот же» (1Кор. 12:4–6). Личный духовный опыт святителя, проверяемый словом Божиим и его церковным пониманием, давал ему основание руководить духовной жизнью. Истолковывая стихи псалмов, святитель Феофан излагал и свое понимание духовной жизни.

Если обратиться к образному разделению людей, в том числе христиан на «мудрецов» и «простецов», святителя Феофана следует отнести к «мудрецам». Но с этими образами в истории Русской Церкви связана серьезная проблема. Российскую духовную школу, питомцем которой являлся святитель, нередко обвиняли в самодостаточности, оторванности от церковного опыта, литургической жизни, молитвы. Школьной «учености» ставили в упрек неумение стать полезной для Церкви, решать ее актуальные проблемы и главную проблему – руководство ко спасению. «Крылатым» стало меткое выражение, отнесенное протоиереем Георгием Флоровским к российским духовным школам XVIII века: «богословие на сваях»⁴¹, то есть, отделенное от питательной церковной почвы, не укорененное в ней. Школьная премудрость не казалась спасительной, а иногда даже заслоняла путь спасения. Преодоление этого разрыва стало подвигом не одного поколения русских богословов. Оценивая духовно-учебное преобразование, проведенное в России в начале XIX века, святитель Филарет (Дроздов) выделял главное, с его точки зрения достижение: «.введено преподавание деятельной богословии; таким образом, богословское учение сделалось ближе к употреблению в жизни»⁴². Святитель Феофан был выпускником этой преобразованной школы. «Деятельная» или «практическая» богословия (Practica)и святителю Феофану казалась средоточием всего богословия, центром, который связывает все области богословской науки с практикой христианской жизни. Это направление является стержнем и экзегетических работ святителя Феофана. Главное, что должен вынести читатель из Священного Писания, в том числе и из Псалтири, – деятельная добродетель, путь спасения. Но единство богословия научного и практического, молитвенного, не могло быть определено рецептами и школьными правилами. Для этого нужен был личный подвиг. Сам святитель Феофан именно так и строил свою жизнь: научные богословские знания для него являлись не альтернативой богословия молитвенного, созерцательного, а помощью в его достижении, возможностью глубже и тоньше понять заповеди Божии, опыт Церкви по их исполнению, свое духовное состояние.

Вершиной богословского знания для святителя Феофана стал его затвор.

Важно отметить, что в 1890 году Санкт-Петербургская духовная академия возвела святителя Феофана в ученую степень доктора богословия. При этом было указано, что экзегетические работы святителя являются образцовыми, так как в них дано не только толкование, но и способы возможного применения в жизни⁴³. Это событие стало знаковым в истории академии: докторскую степень получил не только бывший ректор академии (1857–1859), но и истинный монах, аскет-затворник, богослов не в узко специальном только смысле этого слова, то есть, автор специальных ученых богословских сочинений, предназначенных для ограниченного образованного кружка ученых адептов богословской науки. Святитель Феофан – богослов в лучшем и широком смысле слова, – богослов который, «не заключаясь в узкую сферу специальной учености, говорил и писал языком, доступным для широкого круга лиц, жаждущих духовного просвещения»⁴⁴. В 1988 году преосвященный Феофан был прославлен Русской Православной Церковью в лике святых и, принадлежа уже к Церкви торжествующей, на небесах сущей, возносит свои молитвы за всех тех, кому давал духовные советы как непосредственно при своей жизни, так и в своих творениях.