Письма Феофана Прокоповича, писанные в царствование императрицы Екатерины I и императора Петра II¹

Самым яростным и фанатическим врагом Феофана Прокоповича был Маркелл Родышевский, бывший сослуживец его по Киевской академии (ок.1713 г.). Решительный разрыв между Прокоповичем и Родышевским состоялся не ранее половины 1726 г. До того времени они были в ладах. В 1724 г. Феофан сделал Маркелла архимандритом псковского печерского монастыря и судьей архиерейского дома. В 1725 г., перешедши в Новгород, Прокопович взял с собою и Маркелла, определив его архимандритом Юрьева новгородского монастыря и судьей архиерейского дома. Но беда была в том, что еще по доносу псковского провинциального инквизитора от 9 апреля 1725 г. Родышевский был обвиняем в расхищении псковского печерского монастыря, и это дело, запущенное сначала, снова было поднято синодальным обер-прокурором Баскаковым 7 февраля 1726 г. Вместе с Родышевским обвинялся и сам Феофан, если не в соучастии с ним, то по крайней мере в поблажке ему. Сначала Прокопович хотел отправить Родышевского куда-нибудь подальше; а потом, когда дело дошло до формального следствия, решился для собственного спасения пожертвовать Родышевским. Тот в свою очередь озлобился на своего прежнего покровителя, и отсель началась между ними непримиримая вражда. – Настоящее рекомендательное письмо, как видно, было написано в первой половине 1726 г., когда Феофан покушался сбыть Родышевского куда-нибудь подальше. Всеми силами расхвалив Родышевского, Феофан убеждает архиерея, к которому адресовано письмо (кажется, Иродиона Жураковского), дать Родышевскому монастырь в своей епархии. Неизвестно, дошло ли это письмо по назначению; во всяком случае оно не принесло для Феофана желанных результатов. Что в письме идет речь именно о Маркелле Родышевском, в этом убеждаемся из биографии рекомендуемого лица, совершенно сходной с биографией Родышевского. Письмо любопытно, потому что проливает отчасти новый свет на историю взаимных отношений Маркелла и Феофана.

Преосвященнейший владыко! Мой любезнейший отче и брате!

Честнейший отец архимандрит, через которого это мое к преосвященству вашему письмецо посылаю, желая себе затишнейшего по трудам пристанища, заблагорассудил искать того, и надежду возымел обрести у вашей святости. О чем я, будучи извещен, последую ему к вам этим моим о нем свидетельством. Есть родом от честнейших обывателей киевских², и потому, как земляк, обязывает нас к любви. Но еще и большее того имеет достоинство, потому что муж есть довольным учением и постоянным житием и немалыми в святой церкви, и во отечестве, прислугами достойный похвалы. В государевой академии московской многие в разных учениях труды через многолетное время изнурил³, потом в нижних походах проповедью слова Божия и верховным походового священства правительством, не только беспорочное, но и многополезное звание свое показал⁴. Эти и другие иные пречестные его таланты принудили меня просить его преподобие в Новгородский монастырь Антония римлянина во архимандрита. И хотя прошению моему не отрекшись, изволил принять чин тот и прибыл в нем с два года⁵, однако ж много видя прород и нравом своим несогласий, как тихий и миролюбивый отпросился от неспокойного поручения, желая в тишине служить Богу, нежели начальствовать в смущении духа, и намерение восприял требовать в том попечительства у вашего преосвященства. Сопровождаю же честность его этим моим писанием и смиренно прошу святыни вашей, да благоволишь милостиво принять его и местом честным почтить, как всякой чести мужа достойного, и такового, который более месту от себя сотворит, чем себе от места получит украшение⁶; о чем я ни мало не сомневаясь, весьма надеюсь, что святыня ваша на это мое прошение и совет благосклонность свою покажешь делом, и как свою пользу доброжелательно примешь, не забывая и моего к вам искреннего доброжелательства, который, покуда жив, пребываю N N.

Очень резонно и с желчной иронией Феофан упрекает в этом письме своего корреспондента за посылку каких-то гостинцев.

      Преосвященнейший владыко!

По долженству благодарствую преосвященство ваше за присланные гостинцы: только же и прилежно прошу, чтобы впредь святыня ваша не изволили себе убыточить и меня обременять так необычными посылками. Я за долг звания моего, как и прочим всем, тем более же братии моей архиереям, так и вашему преосвященству всегда готов служить, и чести и интересам, не вне пределов святой правды. То если бы я за то требовал (сверх милостивого государева жалования) еще и от особенных персон возмездия, продажные были бы мои действия, которые производить по званию должен, что в мирских делах называется мздоимство, впредь столь губительно государствам, а в делах наших духовных именуется симония, зло тысячекратно от церкви святой проклятое, как весьма богопротивное и духовному Христову телу неисцелимую язву творящее. Хотя ж и знаю, что преосвященство ваше не тем намерением, но от братской к смирению моему любви, своих мне даров сподобляешь, однако же совести моей рождается неспокойство и добрым людям соблазн, а злым и ненавистным клевет материя. Кроме же того, если бы и случилось дело святыне вашей нужное, да правильное, я уже, как за принятие даров подозренный, к помощи в том буду недействительный, и действо мое станет неважное. И так, что и по званию, и по любви делать я должен, лишен буду обоих сил, и как любви моей, так и моему званию, не воздам должного. Опять и снова молю святыню вашу такими любви вашей проявлениями не отягощать меня, потому что и без того о вашем ко мне усердии не сомневаюсь, который и пребываю. N N.

      Ходатайственное за какого-то архиерейского наместника, искавшего через помощь Феофана примирения со своим пастырем.

      Преосвященнейший владыко!

Явился в Москву бывший домовый вашего монастыря наместник N N и, предложив мне о прогневании вашего преосвященства на него, просил моего к святыни вашей за ним ходатайства. А так как крепко твердит, что он ничем не подал причины к раздражению преосвященства вашего, и что весьма никакой за собой вины не знает, то я в силе правды и истины прошу преосвященство ваше прилежнее рассмотреть, в чем он подозрен стал, и невинного отечески опять принять и гнев на милость переменить. Итак, хотя дела его знать мне и невозможно, и не надлежит, однако же побег его и самовольный в Москву приход в вину ему не могу поставить: за что и неоднократно словесно укорял я его. Но и в этом своем погрешении уточнение или ныне оправдание предлагает в том, что дерзнул он пойти в Москву не с намерением искания суда на своего пастыря: (как то и не искал до сих пор:) но для прошения моего за ним к преосвященству вашему инстанции, с надеждой, что прошение мое у вашего преосвященства принято будет; ради того о прегрешении том ищу у святыни вашей помилования и прощения, не если по силе судебной правды, но больше по образу Божия милосердия, какие все мы, всегда небезгрешны бываем, всегда ищем и искать должны: надеюсь же, что и известный братолюбия нашего союз добавит важности. Чего несомненно надеюсь, и непременной любви, а также и молитвам святым, себя вручая, пребываю. N N.

      По поводу разных жалоб на преосвященного.

      Преосвященнейший владыко!

Присланное от преосвященства вашего об умеренных и намного от прежнего меньших в дом ваш от клира собираемых пошлинах, как очень ясно рассеянную на вас клевету изобличило, так меня довольно обрадовало. Солга неправда себе: и буди благословен Бог, оскорбляющий нас попущением за грехи наши, и утешающий за неисчисляемую к нам милость Свою. Еще и нечто другое тем временем прибавилось; но уже, как более легкому пороку подлежащее, тем не такую жестокую приносящее горесть. В недавнем времени приходили ко мне трое знатных господ, которые повествуя, будто N N. по чьему-то навету впал в гнев преосвященства вашего и, лишен места, страждет в заточении, просили меня о прилежном к преосвященству вашему письменном ходатайстве, чтобы милостивым вашим благоприменительством возвращен был он и к отеческому вашему и к своему месту и чину. И если не такое преступление, чтоб весьма опасно было восстановить его на прежнее, покорно прошу преосвященства вашего, если что и согрешил, простить ему. Известно от кого он и как неправильно на это место возведен, но когда уже преосвященство ваше, низложив его, опять возведешь, возведение неправильное уничтожено, а от вас правильное учинено будет, и N.N., быв прежде чужой, теперь станет вашим ставленником. И останется впредь ожидать, каким он и как святыне вашей благодарен по втором бытии том окажется. Но я более на вашу ко мне благосклонность взирая, надеюсь, что прошение мое у святыни вашей принято быть может, пребываю N N. ⁷

      Иродион стал в своей епархии вводить стеснительные для былого духовенства порядки: именно в протопопиях черниговской епархии стал заменять протопопов монахами, которые жестоко стесняли былое духовенство. Гетман в 1727 г. жаловался на это Прокоповичу, заявляя, что такие никогда не были порядки, и прося, чтобы престарелый стародубский протопоп Гурский был оставлен⁸ при управлении, а посланный Иродионом притеснитель иером. Гавриил удален. По этому поводу Прокопович пишет к Иродиону настоящее письмо, убеждая его не слишком полагаться на своих приближенных и из собственного опыта показывая, как трудно найти людей порядочных и вполне достойных доверия.

      Преосвященнейший владыко!

Такие частые от жителей Ста: (стародуба) на преосвященство ваше происходят нарекания, что ими принужден я.в. П.Г. (ясновельможный пан гетман), сверх неоднократных словесных предложений, и собственным о том писанием смирению моему внушить. Вину своих долегливостей⁹, полагают на некоего иером. Гавриила, посланного от вас в находящуюся там протопопию вместо протопопа: который, как говорят, свыше меры жестоко с духовенством поступает, и не как посланник пастырский с братией, но как немилосердный какой-то заимодавец с должниками своими обходится. И об этом же мне докучают, через мое к святыне вашей ходатайство требуя средство, как бы досад и напастей избавить и получить бы то себе милостивым преосвященства вашего благоприменительством, а не судебными с пастырем своим (что весьма было бы неблагообразно) тяжбами разбираться. Не мог же я такому их домогательству отказать, или за преважнейшую ясновельможного о них защиту, или же за мою искреннюю к преосвященству вашему любовь, которая обязывает меня как всех прочих временных и вечных благ, так и ненарушимой чести имени вашего, – вашей святыни желать и искать. Немалый долг в звании нашем лежит на нас всячески стараться, чтобы имя сана пастырского не получило от нас, столько от нас, никакого порока: так как пороком его и весь пастырей чин сразу приходит в презрение, и имя самого Бога, министрами своими быть нам изволившего, поругается. Говорю, столько от нас; так как если то же нам делает чужая злоба, зависть, тем более, если сеет на нас плевелы ненависть злосовестных людей и глаголет всяк зол глагол правды ради и Евангелия, не только не надлежит печалиться нам о том, но по увещанию Господа и радоваться и играть, спокойное имея предсказание, так как имена наши написаны на небесах. А ненужным братии, тем более же пастве нашей, раздражением порицание себе приобретать, – подлежит вышепоказанному от этого такому вреду, и противно наставлению Богодухновенного наставника, повелевающего нам иметь попечение о добром имени. Не так грубо рассуждаю о совести преосвященства вашего, чтобы и помыслил, как бы вам это казалось лишним и ненужным: но часто и добрые люди, во всех своих намерениях похвалы достойные, осуждаемы бывают из-за нескромных служителей своих, и не замечая, что хочу в деле использовать, его же потом грехов делаюсь участником. И не только это, но такие злонамеренные и шаткие пособники наши, когда они нам будто помогают, нам же самым великое повреждение делают. Привожу внешний пример: нет сильнейшей руки у турецкого Султана, чем янычары; а политические философы рассуждают, что если будет, то от янычаров будет турецкой монархии разорение. А в невоенных правительствах немало повседневных примеров. Не знаю я, кто и каков есть вышеупомянутый N N¹⁰ ваш, но знаю, что везде между такими посыльщиками нашими много больше недобрых, строптивых, легкомысленных, и дерзких, чем благоразумных и тихих: каким несчастьем и сам обладаю¹¹. И неудивительно это: скорее найдем то, чего большее число, чем чего малое и очень скудное. Прошу же преосвященство ваше принять любовно этот мой, по мнению моему, здравый совет, не весьма спускаться на оного Г. N¹², но получше осмотреть, какой он нравом и делом, и какой совестью: и если от малого числа он есть, то есть кроток, благоразумен, не господствовать в духовенстве, но кротко без вопля и шума управлять привыкший, то и прошу прощения, что о нем небеспорочное воспоминание я здесь произнес. Если же есть как нам изображают, космат и неочесан, и себе от подчиненных страха, и от того безумной славы и вам бесчестия ищущий, то лучше бы дурному не подавать меча, нежели себе поношение, пастве соблазн и скорбь и Божиему имени хулу наводить: не знаю, кто так счастлив, кто мог собирать от терния гроздья и от репея смоквы: а нам такие безумства плуты не иной плод приносят, но наибольшую горесть. Это предложив и непременной любви себя вручая, пребываю П.В. N N¹³.

      С извинением в неаккуратной переписке и с уверением в своей любви, которая доказывается между прочим успешным ходатайством по делам корреспондента в синоде и в иностранных дел коллегии.

                  Преосвященнейший владыко!

Что на писание ваше, и не одно, по получении их не отвечал, и прошу и надеюсь у святыни вашей прощения, поскольку не неизвестно вам, моему благодетелю, коль немалое многоделание, и то не всегда беспечальное, отводит нам память как от других меньших и частных нужд и потребностей, так и от приятельских письменных корреспонденций. Однако же, хотя пером не всегда взаимно с преосвященством вашим обсуждать важное мне было возможно, но ничто не препятствовало любви моей непритворной самим делом служить вам в требованиях ваших, о чем и резолюции как от святейшего синода, так и от государственной иностранных дел коллегии на недавнее ваше правильное прошение изданные свидетельствуют, так как к склонению на то обоих правительств не оскудевали и от моего смирения советы и требования; а в чем был бы действия моего недостаток, тот, желаю, да исполнит премудрым и милосердным промыслом Своим Сам Бог, который на Него Самого возлагать нам печали наши повелевает и многократно, и в крайних, по немощному мнению нашему, бедствиях подает нам известие, что всякий уповающий на Него не постыдится. Молюсь же благостыне Его, да и здравие преосвященства вашего, о которого умалении и от писем ваших и от словес многих, сюда от вас приходящих, жалостных имеем ведомости, невидимым Своим лечением исправить и утвердить. Поручая при этом и самого себя неизменным святыни вашей молитвам, и непременной братской любви преосвященства вашего N N.

      С учтивостями и извинениями.

                  Преосвященнейший владыко!

Долгое время не писал я к преосвященству вашему, в чем прошу прощения; да и немалые многоделания извиняют меня. Теперь преосвященству вашему отвечаю, что до сих пор по милости Божией вашими святыми молитвами пребываю здоров обычным мне здравием. И Бог всемилостивый умеющий благочестивых Своих избавлять от напасти, сохраняет и меня грешного всещедрой своей заботой. Извествуя же о моем поведении, рад знать о здравии и вашего преосвященства, которому так, как себе самому всех благ от Вышнего желаю, то и добром вашем, как о своем собственном, получая известие, возрадуюсь. Да сохранит посему тебя Господь от наветов видимых и невидимых врагов целым, здравым, благоденствующим, и справедливо проповедующим слово Своей истины, в пользу святой Своей церкви, аминь. П. в. N N.

      О разводном деле Миклашевского с желчными выходками против учеников, латынью губы примаравших и против самого Иродиона, слушающего таких мудрецов.

                  Преосвященнейший владыко!

Мой во Христе любезнейший отче и брате!

В минувшем 1728-м году просил я через письмо мое у преосвященства вашего его милости пану Миклашевскому с его женой в деле разводном решения, и если явится жена виновата в том, в чем ее обвиняют, а муж простить того ей не захочет, то произвести бы им развод совершенный, то есть невинной стороне мужа позволить за себя взять другую. Обнаружилась же вина жены, как и грамота ваша свидетельствует, а мужу не дано разрешения к другому браку, как сам говорит, да и в вашей грамоте не положено. Для чего же бы так, не трудно мне догадываться. Студенты, латынью губы примаравшие, о таком будто церковном законе вам наговорили. Да то они подслушали от ересей папских, а наша греческая церковь всегда за такую вину, разрушившую первой брак, благословляла другой стороне невинной, и латинян, как и в прочих, так и в этом артикуле, нам противных отвергла, о чем и из флорентийского собора узнать можно. Да и от вас здесь показания Василия великого и прочие правила о совершенном разводе говорят, и нельзя иначе, поскольку слово Господнее в Евангелии ясно о том определяет: а пересуды папских пустых мудрствований за упрямство безумны, и их же хотя и сожженной совести противны. Да беда, что господа студенты что ни услышат от папских поговорок, высоко ставят, и мнят быть непогрешительным; – сумасброды, и неучи, не ведающие не только священного писания, (которое и что есть – не знают), но и самого того ремеслишка, которым хвалятся; как то и в самой этой вашей грамоте челобитную назвали апелляцией, не зная значения слова, так как апелляция есть от низкого неправильно решившего суда прошение к высшему, о чем как древние, так и нынешние законоучители одинаково понимают, и в таком значении собрания судебные слово это употребляют. Будто же латинщики ваши и латинской церкви догматы знают, как слепорожденный различие красок; ничего не бывало. Горестно же мне, что ваше преосвященство слушаешь таких мудрецов, размышляя: что серо, то и волк, а лучше бы послушать слова основательного. Правда, что их мнение подходит для поиска прибыли, хотя скверной. Но нас как устроил благодатью Своей Бог к содержанию истины, так и впредь молимся Ему, да утвердит. При этом непременной любви и молитвам святым вручаю себя.

Вашего преосвященства доброжелательный брат и сослужитель и прочее.