Глава седьмая. Монах Иллиодор

Среди студентов С.-Петербургской Духовной Академии был монах Иллиодор. Отличался он духовной пылкостью и повышенной ревностью. А о таковых Святые Отцы предупреждают, что они легко могут попасть в «прелесть духовную», в духовное самообольщение. Это происходит оттого, что они по самоуверенности и самонадеянности начинают подвизаться без должного смирения, уповают на свои силы, а не на Господа. И Господь попускает им, а, вернее сказать, и нам, дабы вразумить нас и смирить, ведь попасть в эту духовную болезнь высокого о себе мнения и мечтания – начало всех страшных бед. Ибо Писание говорит: «Погибели предшествует гордость, и падению – надменность» (Притч. 16, 18). «Перед падением возносится сердце человека» (Притч. 18, 13). «Ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится» (Лк. 18, 14).

И вот с этим монахом пришлось Владыке Феофану немало помучиться. По смирению своему, Владыка не надеялся на себя и пригласил отца Иллиодора поехать к старцу, чтобы старец, по данной ему благодати, направил бы его жизнь духовную по верному пути... Собрались. В ожидании поезда на маленькой пригородной станции, Владыка, дабы не дать лишнего повода монаху к разговору, отошел от него и, по монашескому правилу, занялся внутренней молитвою. Но, взглянув в сторону Иллиодора, понял, что с ним происходит что-то неладное. Около него вертелся, как юла, какой-то смуглый мальчуган, очень похожий на цыганенка. Мальчик выделывал ногами и руками что-то, как бы плясал. «Да откуда он взялся, этот цыганенок?» – подумал Владыка Феофан, наблюдая, как Иллиодор, поглощенный зрелищем, пристально смотрел на мальчишку.

Владыка Феофан окликнул монаха по имени, но тот не услышал. Он был настолько увлечен и, казалось, загипнотизирован этим смуглым мальчуганом. А непонятный «цыганенок» все быстрей и быстрей плясал вокруг Иллиодора. Владыка Феофан снова позвал монаха, и он снова не откликнулся на зов. Владыка Феофан подошел к нему и увидел, что тот как бы не в себе и не может оторваться от непонятного зрелища. Тогда Владыка Феофан взял его за рукав рясы и потянул за собой. Только так и отвел его в сторону.

А «цыганенок» бесследно исчез, будто его и не было.

Все это было очень и очень странно. Только потом уже стало ясно, что это было какое-то необъяснимое, но сильнейшее бесовское наваждение. Редчайший случай: днем, на людном месте, на перроне резвились бесы.

Это чрезвычайное происшествие на пути к старцу не предвещало ничего доброго для Иллиодора.

Обо всем происшедшем Владыка Феофан рассказал старцу в присутствии Иллиодора. Но сам Иллиодор был в особом состоянии: то ли подавлен случившимся, то ли всецело поглощен увиденным, оставаясь безучастным к тому, что говорил Владыка. И даже слова старца не затронули чувств Иллиодора. Он как бы замкнулся в себе. Старец говорил о величии Божием и о ничтожестве и греховности человеческой. О том, что единственный путь к Богу – это путь смирения. Но монах Иллиодор или не слушал, или даже не слышал... Так Владыка Феофан и монах Иллиодор без видимых результатов вернулись в Петербург. Здесь постепенно Иллиодор начал приходить в себя. Но тут снова произошло с ним нечто маловероятное.

По совету старца Владыка Феофан не выпускал из виду отца Иллиодора. Однажды после литургии Владыка, отец Иллиодор, а с ними мальчик-послушник вернулись на квартиру Владыки, в здание Академии. Было это в полдень. Феофан прошел к себе наверх, а они остались в нижней половине... И вдруг они видят в глубине зала трех великанов с искаженными злобою лицами, вооруженных дубинами. Обращаясь к Иллиодору, они яростно кричали: «Мы тебе покажем! Мы тебе покажем!.. »

До крайности перепуганные, Иллиодор и мальчик-послушник вбежали в кухню и заперли за собою двери. Мальчик схватил длинную кочергу и в испуге начал стучать в окна, созывая людей на помощь. Сбежались люди. На «потерпевших» не было лица. Мальчик сразу убежал домой, к родителям. Крайне потрясен был происшедшим и отец Иллиодор. Владыка старался его успокоить. Он говорил о том, что в монашеской жизни надо быть всегда готовым к подобным переживаниям. Это бесовские козни. Бесам нельзя верить ни в чем. Будучи немощными, они принимают вид гигантов, чтобы, с одной стороны, напугать, а, с другой, внушить чувство гордости: вот какой я, мол, для них опасный, что вышли против меня три свирепых исполина с дубинами. А хотят они только одного, чтобы возбудить великое самомнение и гордость. И через нее погубить человека... Но и в тот момент отец Иллиодор был «глух» ко всем наставлениям.

То, что произошло среди бела дня в покоях Владыки Феофана, Святые Отцы называют «бесовскими страхованиями», бесовскими запугиваниями. Демоны пытаются запугать подвизающегося настолько, чтобы он отказался следовать подвижническим путем. Для этого они обычно принимают устрашающий, грозный вид, как и в данном случае. Будучи по существу малосильными, они всегда очень коварны и злы. И привидение в образе «трех великанов», по хитрости их, преследует не одну, а несколько целей. Приняв грозный вид, они свое действие сообразуют с духовным состоянием искушаемого. Мальчика они просто запугали и, возможно, он откажется в последующие годы жизни идти монашеским подвижническим путем. Но главный прицел их мечтаний был направлен на Иллиодора, его-то они и хотели выбить из колеи подвижнической жизни. И действовали они очень коварно. Прежде всего они запугали о. Иллиодора. И он испугался. И свидетелем его испуга был Владыка Феофан, как в первом случае – с «цыганенком», так и во втором – с «тремя великанами». Иллиодор понимал, что допустил малодушие. И сознание своего малодушия вызвало в нем болезненное чувство. «Если же кто и подвизается, не увенчавается, если незаконно будет подвизаться» говорит Писание (2Тим. 2, 5). Он впоследствии силился доказать и себе и свидетелю своего испуга, Владыке Феофану, что не был запуган бесами. А им как раз это и желательно, они того и добивались: он решает их победить своею еще большей ревностью, а не Божией силою. А такая ревность, конечно, будет «ревностью не по разуму духовному» (Рим. 10, 2). Это не та смиренная ревность, которую испрашивают у Бога и получают помощь от Него, но та гордая демонская ревность, которую сам человек разжигает в себе. Это то, о чем говорит Апостол: «не разумея праведности Божией, и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией» (Рим. 10, 3). Это путь – глубоко ошибочный, самонадеянный, путь прелестный. За всем этим скрывается превозношение себя, гордыня. «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (Иак. 4, 6).

И вот Иллиодор кончает Духовную Академию уже иеромонахом. В глазах простого народа он быстро приобретает широкую известность своими пламенными проповедями и речами. К нему стекаются огромные толпы. Простой народ его считает своим вождем. Под влиянием этого он все более и более предается погибельной гордости... В конце концов он одевает белый «митрополичий» клобук и появляется перед народом на белом коне. А, дойдя до этого, он отваживается творить своего рода и «великие чудеса». Так на Волге он объявил собравшимся, что на этом месте в три дня воздвигнут Божий храм... «Пусть каждый принесет сюда по одному кирпичу. Ведь нас здесь тысячи! – говорил он. – И из этих всенародных кирпичей, мы, с Божией помощью, нашими руками воздвигнем здесь великий храм... »

В этих словах был явный намек на слова Евангельские.

У Иллиодора была горделивая мысль, порожденная ложным толкованием Евангелия, – сделать то, что Иисус Христос не сделал.

Небывалое воодушевление охватило толпы народа. Несли не только по одному кирпичу, а везли на подводах и весь необходимый материал для постройки храма... Работа закипела. Руками народа творилось небывалое чудо. В три дня храм был готов. Самозваный «митрополит» Иллиодор торжественно его «освятил» и совершил в нем благодарственное моление.

Но во всем этом была глубокая прелесть духовная. Он, видимо, мечтал остановить своими руками начавшееся революционное брожение в России. Но об этом предупреждал блаженнопочивший Епископ Игнатий Брянчанинов: «Необходима осторожность от всякого увлечения разгорячением совершать дело Божие одними силами человеческими, без действующего и совершающего Свое дело – Бога... Отступление попущено Богом: не покусись остановить его немощною рукою твоею... «⁸

Именно в этом «увлечении разгорячением» отец Иллиодор и попытался одними «человеческими силами» удержать народ от «отступления», в то время как Сам Господь, по нераскаянности народа, предоставил ему свободу падать в пропасть. А кончилось все это для Иллиодора более чем печально. Он отрекся от священного сана, снял монашество и женился...

И Сергей Васильевич Труфанов, мирское имя Иллиодора, находясь в «духовной прелести» или в обольщении и самообольщении, наделал много нерассудительных поступков. Аскетический писатель, Епископ Игнатий Брянчанинов, называет это состояние «кровяным, вещественным, страстным разгорячением» и объясняет все происходящее с прельщаемым «этим горестным, гибельным разгорячением» (И. Брянчанинов. Аскетические опыты. О прелести, т. 1).

Познакомившись с Г. Е. Распутиным-Новых, Иллиодор сразу стал горячим его приверженцем. Но под влиянием Преосвященного Феофана, руководствовавшегося писаниями Святых Отцев, он понял, что Григорий Ефимович не может быть признан «истинным», а увлечение им как «прелестным» приводит к прелести. И насколько ранее Иллиодор был привержен Распутину, настолько стал его врагом, заимствуя методы из арсенала политической борьбы, дурно понимаемой, а отнюдь не из обычаев и правил монашеской жизни.

На пути своего отрезвления от начальной прелести Иллиодор не сумел удержаться в должных, благословенных пределах, потому что сам находился в ошибочном духовном состоянии. И, принимая искусительные мысли, навеваемые «отцом лжи» и «человекоубийцей дьяволом», подталкивавшим его в пропасть, Иллиодор доходит до того, что в своем неистовстве приносит себя в «жертву» и одновременно «мстит» ... Распутину. Он женится на особе, «обманутой» его бывшим другом, сняв сан и монашество (см. воспоминание об этом князя Юсупова).

В порядках духовной жизни, как говорит Епископ Игнатий Брянчанинов, прелесть приводит к самоубийству («О прелести», – т. 1). И такое духовное самоубийство совершил над собою ошибающийся Иллиодор в состоянии духовной прелести.

Архиепископ Феофан получил от него, уже Сергея Труфанова, отца семерых детей, письмо из Америки. В нем он оплакивал свой великий грех прелести и отступления. Но Господь явил к нему великую милость – вера православная в нем возродилась. Он писал: «Я сознаю мои непростительные грехи перед Святою Церковью и лично перед Вами и прошу, умоляю Ваше Высокопреосвященство помолиться обо мне, погибающем, чтобы принести Господу сокрушенное покаяние и избавиться от обольщения, в каком я находился!»

Так закончилась трагическая страница самонадеянной и гордой духовной жизни, страница весьма и весьма поучительная. «Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет» (Гал. 6, 7).

«Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1Пет. 5, 5).