Послание 23(211). К Феодору монаху

С удовольствием, а не с огорчением, принял я укоризны твои, почтеннейший. Ибо я не столь неразумен, чтобы сердиться на дружеские замечания. Если же я огорчался, то не напоминанием, а ересью каждого, которою рассекается тело Христово, разделяясь множеством мнений. Начну с начала, ибо мне, обвиняемому, нужно оправдаться.

Назначая епитимии по принуждению с самого первого дня, и притом из заключения под стражею посредством писем, – ибо посредством писем же просили об этом монахи и священники, – я давал ответ не в виде определения, а в виде совета от меня относительно епитимий. Почему? Потому, что я не иерарх, но священник, делающий внушения своим ученикам, другим же, как сказано, предлагающий свое мнение до времени мира, с тем, чтобы тогда принять то, что будет определено Святейшим Патриархом, с утверждения святого Собора, к увеличению епитимии или к уменьшению. И, думаю, я поступал не несправедливо, простирая человеколюбиво руку помощи падшим, впрочем, не присваивая себе власти, что было бы нелепо.

Какие же епитимии? Различные по различным грехам, о чем в письме подробно говорить нет возможности. Кратко сказать: священник или даже диакон, уличенный или в подписи, или в общении с еретиками, должен быть совершенно отлучен от священства, равно как и от причащения, а по исполнении епитимии может причащаться Святых Таин, но отнюдь не священнодействовать, до святого Собора; благословлять же или молиться может как обыкновенный монах, а не как священник, и притом по исполнении епитимии; в церкви, занимаемые еретиками, не входить и, если храм поступит во владение православного после совершения там еретических возношений, не священнодействовать в нем православному без разрешения православного епископа.

Когда же мы, по благоволению Божию, избавились от заключения под стражею и соединились со Святейшим Патриархом и святыми епископами, и потом дали отчет преподобным игуменам, то никто не выразил порицания относительно чего-либо, кроме только одного, который осуждал нас относительно благословения. На это мы отвечали: если достойно осуждения, что гора поражена от самой вершины (Дан.2:34), то и мы замолчим.

Осуждающие пусть осуждают не нас, а господ епископов, которым мы, уничиженные и подвластные, следуем; ими быв вынуждены, мы и доселе назначали епитимий сказанным порядком и назначаем, когда случится. Пусть же смотрят любители обвинений, чтобы им, отцеживая комара, в забывчивости не поглотить верблюда и, нащупывая соломинку, не пропустить, что носят бревно (Мф.7:3, 23:24).

Таким образом, мы, богопочтенный брат, как бы пред свидетелем Богом, руководились состраданием и братолюбием, а не пристрастием или каким-либо другим человеческим побуждением. «Смущающий вас», – говорит апостол, – «кто бы он ни был, понесет на себе осуждение» (Гал.5:10).