Азбука веры Православная библиотека протоиерей Феодор Титов Киево-Софийский кафедральный протоиерей Петр Гаврилович Лебединцев

Киево-Софийский кафедральный протоиерей Петр Гаврилович Лебединцев

Источник

(31 декабря 1819г. – 3 декабря 1896г.)

3 декабря 1896 г. в 8.15 утра скончался Киевский кафедральный протоирей П.Г. Лебединцев. Покойный протоирей находился в близких отношениях к нашей Академии. Один из лучших питомцев XI курса (1839–1843гг.), он, можно сказать, никогда не порывал связи со своею духовною матерью. В последние же годы своей жизни он стал в ближайшие отношения к Киевской Духовной Академии и вошел в состав малой академической семи, будучи избран в почетные Члены Академии, каковая честь составляет удел ее весьма немногих воспитанников. В своей ученой деятельности, которая составляет лучшую сторону его долголетней и многоплодной жизни, протоиерей П. Г. Лебединцев также стоял близко к Академии. Как хороший знаток местной старины и русской церковной истории вообще, он всегда принимал весьма живое и деятельное участие в трудах Церковно-Археологического Общества, состоящего при Киевской духовной Академии, в течение многих лег исполняя обязанности товарища председателя этого Общества. Редкое заседание этого Общества проходило без покойного протоиерея, и ни одного сколько-нибудь интересного реферата, читаемого в Обществе, он не оставлял без своих всегда дельных и основательных замечаний. Некоторые из своих учебно-литературных трудов покойный отдавал для напечатания в академическом журнале. Наконец, и при кончине своей покойный протоирей Π. Г. Лебединцев не забыл воспитавшей его Академии, завещав ей лучшие и наиболее ценные книги и рукописи из его обширной библиотеки. Таким образом, в лице протоиерея П.Г. Лебединцева Киевская духовная Академия вместе с русскою церковно-историческою наукою вообще понесли тяжелую утрату. В виду важных заслуг покойного перед наукой вообще и перед Киевскою духовною Академией в частности, академический орган считает своим нравственным долгом познакомить своих читателей хотя в самых кратких чертах с жизнью и деятельностью протоиерея Π. Г. Лебединцева, которая и независимо от того представляет глубоко поучительный интерес во многих отношениях.

Протоиерей Π. Г. Лебединцев родился 21 декабря 1819 года в селе Зеленой Дубраве Звенигородского уезда Киевской епархии, где отец его был священником. О. Гавриил Лебединцев имел многочисленную семью, состоявшую из пяти сыновей и нескольких дочерей. Семья Лебединцевых отличалась богатыми природными дарованиями, и все сыновья Гавриила заявили о себе с наилучшей стороны на разных поприщах общественного служения. Старший сын его, А. Г. Лебединцев и ныне здравствует в сане одесского кафедрального протоиерея. За этим в семье следовал покойный протоирей Π. Г. Лебединцев. Один из сыновей О. Гавриила был некоторое время профессором нашей Академии и вместе с другим своим братом заняли впоследствии видные места на избранном ими поприще общественного служения. Последний, пятый сын о. Гавриила состоит ныне протоиреем г. Киева.

О. Гавриил Лебединцев, имея многочисленную семью, был, конечно, весьма беден и терпел во всем великую нужду. В крайней нужде и бедности воспитывались и все братья Лебединцевы. Прот. Π. Г. Лебединцев прошел обыкновенную духовную школу – низшую, среднюю и высшую. По окончании курса в Богуславском, духовном училище, он в 1833 году поступил в Киевскую духовную Семинарию, оттуда, как лучший студент, был назначен семинарским начальством к поступлению в Киевскую духовную Академию. Среди своих товарищей по Академии, между которыми было немало выдающихся по дарованию юношей, П. Г. Лебединцев постоянно занимал одно из видных мест и был выпущен из Академии с званием магистра богословия.

Вскоре после окончания академического курса, 31 октября 1843г. Π. Г. Лебединцев был назначен учителем Орловской духовной Семинарии по кафедре словесности и соединенных с нею предметов. В Орловской духовной Семинарии он оставался около двух лет и, кроме учительской должности, исполнял здесь обязанности помощника инспектора и секретаря семинарского правления. Как уроженец Малороссии и с юных лет украинофил по воззрениям и убеждениям, он естественно стремился духом на родину, куда он скоро и переселился. 22 апреля 1845 года предложением г. синодального обер-прокурора он был перемещен в Киевскую духовную Семинарию профессором по кафедре логики и психологии. На службе в родной семинарии он пробыл около 6 лет, исполнял в это время кроме преподавательской должности по вышеозначенным предметам и новейшим языкам – немецкому (12 марта – 31 декабря 1847г.) и французскому (4 октября 1850г. –­ 18 февраля 1851г.), сложные обязанности эконома семинарии (31 декабря 1847г. – 5 октября 1850 г.). Уже в это время Π. Г. Лебединцев заявил себя, как человек долга, точный, аккуратный и во всем исполнительный. Как наставник важнейших предметов семинарского курса, он был одним из лучших среди своих сотоварищей. Бывшие ученики его по Киевской духовной Семинарии характеризуют его в своих отзывах, как учителя, излагавшего уроки по отвлеченным предметам ясно и вразумительно, с убеждением, и в ответах учеников требовавшего прежде и больше всего краткости, ясности, точности и самостоятельности. Начальство было внимательно к молодому наставнику и награждало его. 14 апреля 1850 года, по определению Св. Синода, ему было назначено за отлично усердную службу и особые труды по семинарии квартирное пособие в размере 110 руб. в год; 5 октября того же года ему была объявлена благодарность начальства за усердие по должности эконома, а 25 мая 1851 года Св. Синод наградил его за всю вообще службу в семинарии выдачею годового оклада жалованья из духовно-учебных капиталов в размере 257 руб. 40 коп.

Можно было наперед ожидать, что человек с таким характером, каким обладал П. Лебединцев, не останется долго в должности семинарского наставника, однообразной и ограниченной. Его любознательный ум и сильная, энергичная воля должны были искать исхода для себя в более широкой, живой и сравнительно самостоятельной деятельности. И действительно, 18 февраля 1851 года Π. Г. Лебединцев, по собственному его желанию, был определен священником Преображенской церкви местечка Белой Церкви Васильковского уезда Киевской епархии, a 31 марта того же года ему была предоставлена и должность законоучителя в белоцерковной гимназии. Должно заметить, что только человек с таким решительным и сильным характером, каким обладал П. Г. Лебединцев, мог решиться променять службу в Киеве на службу в совершенном захолустье, каким была Белая церковь в пятидесятых годах истекающего столетия. Но за то с переходом в Белую Церковь П.Г. Лебединцев получал удовлетворение в другом отношении, так как здесь его деятельность сразу оживилась и значительно расширилась.

Однако же точным исполнением прямых обязанностей по должности приходского священника и законоучителя гимназии далеко не ограничивалась деятельностью его во время почти десятилетнего служения в местечке Белой Церкви. Уже здесь он добровольно расширяет свою деятельность отчасти под влиянием стремления к удовлетворению личной любознательности, отчасти же под влиянием желания послужить на пользу своих ближних и на благо своего отечества. Несчастно сложившаяся его личная жизнь, вследствие потери жены после двухлетней жизни с нею, не только не ослабила, но, наоборот, еще более усилила энергическую волю П.Г. Лебединцева, который теперь, за неимением собственной семьи, искал удовлетворения в деятельности для блага ближних.

Таким образом, несмотря на самую, по-видимому, неблагоприятную обстановку, в какой находился Π.Г. Лебединцев, будучи священником глухого местечка, он уже в Белой Церкви полагает доброе начало своему служению науке, главным образом родиноведению, которого он затем не покидал до самых последних дней своей продолжительной жизни... Но предоставим лучше рассказать об этом самому покойному протоиерею П.Г. Лебединцеву. «В течение долгой моей службы, – рассказывает он в одной из своих автобиографических заметок, – несколько лет, именно в 50-х годах, пришлось мне прожить в местечке Белой Церкви Киевской губернии... Странное, гнетущее впечатление производила она на меня во все время пребывания моего в ней. Проезжему человеку эта древняя казачья твердыня не могла показаться чем-либо другим, как польско-жидовским местечком. Памятников, следов прежней русской жизни не осталось никаких. Где была, по преданию, первая русская церковь, там красовался теперь костел; на месте другой православной церкви красовался панский палац; от замка, много раз перестроившегося, едва виднелись остатки валов и рвов. Графини A. В. Браницкой, оставившей после себя две каменные церкви вместо семи прежних деревянных, не было уже в живых; вся экономическая интеллигенция состояла исключительно из поляков, под различными наименованиями: главноуправляющего, просто управляющего, маршалков и инспекторов: двора, сада, мельниц, псов и пр. и пр., а также массы писарей и подписарей; польская речь слышалась в палаце и костеле, садах и павильонах, в экономических канцеляриях и других учреждениях, в лавках, заездах, на базарных площадях и улицах. Картину довершали, с одной стороны, несметные богатства, роскошь, великолепие, наслаждение без меры, покой и праздность без конца, и с другой покосившиеся хатки, загорелые лица и руки н вечный, нескончаемый труд. Общее поселение Белой Церкви простиралось тогда до 20.000; из них половина жидов, горсть поляков, остальное православное крестьянство. Но в среде закабаленного люда были старики, помнившие времена златой вольности, едва начинавшейся панщины, большого простора и довольства. Вызывать их на воспоминания не представлялось надобности; при моих частых сношениях с ними, они сами вызывались на рассказы о своей прежней доле и многом другом. Я слушал их с вниманием, любопытством и участием, а придя домой, иногда же и на месте, записывал их рассказы слово в слово... Тут своя история, несвязная, неполная, но в коротких простых словах слышится иногда больше при отсутствии угасшей жизни, чем в десятках страниц положительной истории». Все подобные рассказы и народные предания покойный прот. Π. Г. Лебединцев приводил в систему и, когда из них получалось нечто цельное, обнародовал. Но не это важно для нас в настоящем случае.

Важны здесь особенно любовь к знанию, стремление проникнуть в далекое прошлое своего народа, желание поднять хоть сколько-нибудь завесу, скрывавшую историю прошедшей жизни своей родины, которые побуждали молодого священника беседовать с старожилами и собирать от них народные предания. Π. Г. Лебединцев был одним из первых духовных лиц, понявших важное значение для науки памятников старины. Н. И. Костомаров в одной из своих статей, рассказывая о своем посещении Белой Церкви в 1850-х годах, говорит, что некоторые древние церковные постройки были спасены от грозившего им разрушения, благодаря только стараниям о. Лебединцева, занимавшего тогда в означенном местечке законоучительское место. Такая деятельность П. Г. Лебединцева была весьма полезна для него еще в другом отношении. Она вводила его в ближайшее соприкосновение с простым народом, пробуждала в нем участие и любовь в этому народу, а с другой стороны, и в этом последнем поселяла расположение и доверие к своему пастырю, что имело весьма важное значение в последующей деятельности П. Г. Лебединцева.

Занятия наукою, которые в силу необходимости должны были быть ограничены и состоять исключительно в собирании и записывании народных преданий о старине, не могла наполнять всего свободного времени, каким располагал молодой и деятельный пастырь. Он искал и, действительно, скоро нашел другое не менее благородное, высокое и, главное, совершенно непочатое тогда поприще для деятельности, Лишенный счастья утешаться родными детьми, он переносит всю свою любовь и заботливость на детей своих прихожан и вообще „меньших своих братьев» по вере. С редкою и удивительною настойчивостью и решительностью он начинает устраивать школы для крестьянских православных детей не только в самой Белой Церкви, во и во всей окрестной местности. Деятельность его в этом отношении заслуживает тем большего уважения, что он буквально первый работал на поприще народного образования и почти на каждом шагу вместо ободряющего сочувствия встречал одно только противодействие и огорчения. Для одних самая мысль Π. Г. Лебединцева внести свет образования в темную массу простого народа казалась странною, непонятною, даже дикою; другие же – преимущественно поляки, занимавшие разные должности в белоцерковном громадном имении гр. Браницких – видели в этом весьма вредную и опасную затею, которая могла прийти в голову только такому человеку, скучавшему без дела, каким им представлялся П. Г. Лебединцев, «Ksianz Lebedincew niema со ro­bic, to czort wie co wymysla», – говорили белоцерковские поляки. Вообще препятствий была масса; но, к счастью, П. Г. Лебединцев обладал именно таким характером, который не смущался никакими препятствиями. Всякие затруднения и препятствия на пути к достижению намеченного им дела не только не ослабляли энергии его воли, но, наоборот, еще более возбуждали. Однако же как ни смел и решителен был Π. Г. Лебединцев, но и ему слишком трудно было начать вполне обдуманное им доброе дело. Он знал, что если он открыто выступит инициатором в настоящем случае, то это будет иметь весьма неблагоприятное влияние на всю последующую судьбу задуманного им дела. Требовалась инициатива, или, по крайней мере, побуждение со стороны. И, к радости П. Г. Лебединцева, такое побуждение явилось в виде предложения епархиального начальства духовенству об открытии начальных школ для крестьянских детей.

Π. Г. Лебединцев ухватился за это предложение и смело и решительно начал свое дело. Дальнейшую историю народно-просветительной деятельности его позволяем себе изложить его же собственными словами, которые лучше всего характеризуют и те затруднения, какие встречал он на пути в осуществлении поставленной себе цели, и ту ловкость и заботливость и тактичность, с какими он преодолевал эти затруднения и с какими он вообще действовал в подобных случаях и в последующей своей жизни. «В октябре 1859 года», – рассказывает П.Г. Лебединцев в одной из своих автобиографических заметок, – „в бытность мою благочинным церквей местечка Белой Церкви и законоучителем белоцерковской гимназии, получен был мною указ Киевской духовной Консистории, которым, во исполнение предложения данного Консистория высокопреосвященным Исидором, митрополитом бывшим киевским, предписывалось духовенству позаботиться о заведении при церквах училищ для обучения детей прихожан. Эта бумага тем приятнее была для меня, что, опираясь на распоряжения начальства, я мог приступить к исполнению данного моего желания устроить в своем приходе училище грамотности, желания, которое долгое время встречало неудачи. Занимая уже около 7-ми лет должность священника в приходе, населенном преимущественно крестьянами помещичьими, я знал все трудности, имеющиеся встретиться здесь на первых же порах, и вместе понимал, что преодоление их в местечке Белой Церкви, резиденции главного экономического управления, касавшегося 80.000 душ крестьян, благодетельным образом отзовется во всех приходах того же имения и во многих других. Пособием в этом случае могло быть мое независимое по содержанию положение, обеспеченное жалованьем законоучителя, полное доверие прихожан и расположенность ко мне самого владельца местечка Белой Церкви, графа Владислава В. Браницкого. Мнения прихожан мне были известны, а отчасти вновь проверены, мнения лиц, касавшихся экономического управления, были спрошены и многие оказались далеко не в пользу народного просвещения. Один из этих господ преоткровенно отвечал: «на что их учить? Лучше, як мужик дурной». Мне оставалось обратиться первее всего к графу; на благородный й просвещенный взгляд его я мог больше рассчитывать, тем более, что граф Владислав В. и брат его Константин в молодости сами практиковались над обучением грамоте крестьянских мальчиков, учившихся у маркграбия (смотрителя кладовой) Штоквиша. Но при этом я положил себе правилом: просить только согласия, а о пособии не хлопотать. Граф охотно дал полное согласие на открытие школы из средств самих же прихожан; ничего против этого не сказал и г. главноуправляющий имением, оставленный мною в неведении о полученном уже согласии графа. Можно было приступить к делу. В церковной квартире священника, состоявшего при моей церкви на диаконской вакансии, одинокого и вдового, половина дома, состоявшая из двух комнат, оставалась свободною. Ее обделали, устроили скамьи и столы учебные, а некоторые взяты на время из гимназии по благосклонности директора г. Науменко, учебники привезены из Киева на церковную сумму, и 22 ноября, после утрени, я объявил в церкви прихожанам-крестьянам о своем намерении под своим наблюдением открыть училище 24 ноября, в день великомученицы Екатерины; в этот день к обедне должны были привести детей, желающих поступить в училище. Несмотря на крепко морозный день, в церковь явилось 17 мальчиков; после литургии родители вместе с ними были отведены в квартиру будущего училища, отслужен молебен, положенный пред началом учения, и полчаса употреблено на ознакомление детей с азбукой, в присутствии родителей. Учебные столы, чистая учебная комната, ласковое обращение с учениками были новостью для родителей и, очевидно, произвели приятное впечатление на родителей на детей; с каждым днем число учеников прибавлялось, через 5 дней две училищные комнаты были уже тесны, так как число детей было уже за 50. Нужно было подумать об открытии второго училища и о средствах к содержанию. Графа не было в Белой Церкви, я обратился к г. комиссару или главному управляющему З., и просил его о дозволении собрать мирскую сходку для совещания о содержании училища, при бытности поверенного со стороны экономии. Г. главноуправляющий сначала отвечал, что с открытием училища не нужно бы спешить, но подождать распоряжений правительства, которое уже предположило устройство их по освобождении крестьян от крепостной зависимости, что сам граф, которому передавал о моем намерении, признает это неблаговременным и излишним, потому что в заседаниях по крестьянскому делу, где участвовал недавно граф, уже обсуждены меры и средства к тому. Я объяснил, что мнение графа мне известно и согласие им дано, что, наконец, я говорю не о будущем, а о настоящем, так как училище уже открыто и в 5 дней переполнилось. Нечего было делать и З. согласился на созыв сходки. Сходка состоялась в воскресенье, 1 декабря, в училищной комнате. Избраны три попечителя школы из общества и одному из них поручена казначейская должность; для содержания школы крестьяне согласились прибавлять по 20 коп. сер. на каждом ведре водки, отпускаемом для них из питейной конторы, что должно было составить приблизительно до 500 руб. сер. в год. Мера эта не распространялась на распивочную продажу. Составлен был акт, подписанный как почетнейшими прихожанами, так и поверенными со стороны экономии, и передан в главную экономическую контору. Но мера эта сначала до 15-го января вовсе не была приводима в исполнение по причинам, зависевшим от экономии, а потом исполнялась весьма слабо и, наконец, по моей просьбе, совсем оставлена. Несмотря на скудость средств, с упованием на промысл Божий постепенно открыты были мною в местечке Белой Церкви еще две школы, именно 15-го декабря в приходе Магдалинской церкви, за р. Росью, и 17 декабря – на урочище Ротку. Наконец, я стал хлопотать о том, чтобы для открытия четвертой школа в предместии м. Белой Церкви – Александрии был дан экономический дом, находившийся против дворца графского и, по закрытии столярни, около 4-х лет остававшийся пустым. Хлопоты мои ни к чему не приводили. К счастью, возвратился граф В. Б.; достаточно было нескольких слов просьбы и дом был отдан в мое распоряжение. Выборные школьные с церковным старостой очистили его, выбелили и поставили учебные столы, взятые также из гимназии. Когда было все уже готово, ко мне является один из служащих в главной экономии с объявлением от комиссара, что этот дом не может быть занят под училище по разным причинам. Я не считал нужным останавливаться пред этим запрещением после согласия владельца, и мной даны были повестки о дне, назначенном для открытия училища. 3-го февраля я прибыл с причтом, отслужил молебен с освящением воды, окропил здание и собравшихся детей, и начал учение. Из числа приведенных детей здесь было 22 мальчика и 7 девочек. Девочки в школе были новым явлением крестьянского быта. В течение 2 недель число учащихся детей возросло до 30, включая в это число и нескольких детей, перешедших из первой преображенский школы, за отдаленностью от нее. В продолжавшееся отсутствие графа, уехавшего в Киев, получаю между тем письмо от г. комиссара следующего содержания: „Ваше Высокопреподобие, о. Петр! Имею честь известить Вас, что училище не может более размещаться в экономическом доме против графского двора, так как мальчики, собираясь там во множестве, будут портить деревья сада и ломать железные решетки“. – Что же? – подумал я. Неужели дети – медведи? Нужно заметить, что учащиеся в александрийском, училище все почти дети садовников графских и других мастеровых, которые живут направо и налево от училища по линии сада; а если они не портили прежде сада, кокда по целым дням бродили около сада и в саду без надзора, то можно ли было предположить, что они будут вредить обширному саду графскому теперь, когда полдня сидят за книгой, да и по выходе из школы не будут лишены надзора учителя, квартирующего здесь же? На такую грустную выходку я не дал никакого ответа, и более меня не беспокоили письмами в этом роде. Благоприятный случай дал мне возможность укрепить за училищем экономический дом. Возвращаясь из прихода, подле сада встречаю графа, на прогулке с дамами пешком. Дамы, уставши, хотели отдохнуть; я предложил графу посетить училище; предложение охотно принято. Когда граф вошел в училище, дети без всякой подготовки, массой бросились целовать его обе руки. Граф благодарил детей и меня, полюбопытствовал чтением некоторых и, оставляя училище, не признал действительными опасений экономии за целость сада. Это был случай тем более благоприятный, что граф, на другой день утром уехал заграницу. Граф своим посещением, так сказать, санкционировал как это, так и другие училища; на посещение это я всегда мог сослаться, как на доказательство сочувствия графа делу народного образования.

Таким образом, в местечке Белой Церкви местным духовенством, по предложению высокопреосвященного митрополита Исидора, без всяких особых пособий и при многих затруднениях, открыто было в конце 1859 и в начале 1860 г, 4 школы для образования прихожанских детей: к 1 мая в первой школе было детей 43, во второй – 14, в третьей – 9, в четвертой – 29, всего – 95...

Такая благоразумная, спокойная и успешная деятельность молодого белоцерковского священника Б. Г. Лебединцева сопровождалась самыми богатыми и плодотворными последствиями для дела народного образования не только в окружающей местности и киевской епархии, но и во всем обширном юго-западном крае России. После устройства четырех народных церковно-приходских школ в м. Белой Церкви не стоило уже больших усилий открывать школы во всех приходах обширного белоцерковского имения; оставалось только священникам ходатайствовать на общество крестьян, внешние препятствия были ослаблены; впрочем, и сами крестьяне охотно не чуждались грамотности, слыша об успехах народного обучения в м. Белой Церкви, куда нередко они приезжали как по экономическим, так и по торговым делам. В непосредственной и, без сомнения, причинной связи с устройством белоцерковских церковно-приходских шкод стояло последовавшее в том же году открытие около 100 церковно-приходских школ священниками киевской епархии и затем открытие таких же школ во всем юго-западном крае России. В эту связь их поставили распоряжения высокопреосвященного митрополита Исидора, киевского генерал губернатора князя И. И. Васильчикова и варшавского архиепископа Арсения, впоследствии киевского митрополита. Митрополит Исидор, получивший в декабре 1859 года донесение об открытии первых 3 школ в м. Белой Церкви, приказал истребовать от всех благочинных киевской епархии сведения об исполнении данного им в июле предложения касательно содействия духовенства народному образованию. Генерал-губернатор кн. Васильчиков, в свою очередь, вследствие донесения васильковского исправника об успехах народного образования в м. Белой Церкви, препроводил при отношении к преосвященному Антонию (Амфитеатрову), епископу чигиринскому для передачи священнику П. Г. Лебединцеву 100 рублей сереб. из суммы, Высочайше предоставленной в его распоряжение для награждения лиц, отличающихся в крае полезною деятельностью, и вместе с тем об открытии 4 школ в м. Белой Церкви местным священником уведомил преосвещенных архиепископов: варшавского, управлявшего и волынской епархией, и каменец-подольского. Архиепископ Арсений тогда же печатными циркулярами по всем церквам волынской епархии, дав знать духовенству о сообщении князя Васильчикова, выразил желание, чтобы такое же усердие к народному образованию было оказано и в каждом приходе волынской епархии. Такова была народно-просветительская деятельность П. Г. Лебединцева во время служения в м. Белой Церкви.

Но еще более замечательную светлую сторону в деятельности молодого белоцерковского священника составляет его служение в качестве патриота, радетеля о благе и спокойствии отечества. Патриотические заслуги П. Г. Лебединцева подобно тому, как и народно-просветительная деятельность его были только выражением его глубокой любви к родному краю, простому и темному люду и его мужественного, спокойного, решительного характера. Вместе с тем патриотическая деятельность Π. Г. Лебединцева составляет и сама по себе один из любопытнейших эпизодов в его многолетней и многоплодной жизни. Позволяем себе познакомить своих читателей несколько подробнее с этим эпизодом.

Годы служения Π. Г. Лебединцева в скромном звании белоцерковского священника совпали, между прочим, с эпохою крестьянских волнений в Киевской губернии. В основе волнений, происходивших собственно в первой половине 1855 года, лежали наболевшее в крестьянах до последней крайности чувство крепостного гнета и решительное стремление их выбиться из-под него на волю, причем самим волновавшимся казалось, что они идут в данном случае только на призыв Царя. Поводом к такому стремлению послужило своеобразное толкование крестьянами Высочайшего манифеста 14 декабря 1854 года, в котором выражалась уверенность, что все истинные сыны России „с железом в руках, с крестом в сердце“ станут на защиту своего отечества. Отсюда, несомненно, возникло начало брожения, которое затем прошло сложный процесс развития в народной мысли и чувстве и, наконец, выразилось в конкретной форме стремления к освобождению от крепостного гнета. Выслушав царское слово, народ стал искать ответа на вопрос, чем и как он может откликнуться на призыв Царя. При этом вспомнилось и всплыло наружу уцелевшее неясное предание о казачестве. В самом деле, в какой другой форме украинский народ мог проявить свою готовность помочь Царю? Верный и преданный Ему, но неспособный разумно и надлежащим образом проявить эти свойства души своей, народ, по крайней мере, хотел, чтобы Царь знал о его решимости встать поголовно за Него. Отсюда явилось всеобщее настойчивое стремление крестьян записаться в казаки, даже просто в какой-нибудь список, но с тем только, чтобы эти списки посылались самому Царю. Этого добивались крестьяне от священников, причетников, даже просто писарей, за это им платили деньги, а при отказе им делали угрозы и разные оскорбления. Пока прошла свой круг эта первая определенная мысль, созрела другая уже более серьезная и опасная для общественного спокойствия. Крестьяне начали рассуждать так: кто записался в казаки, тот будет служить Царю и, следовательно, не должен более работать помещику, пану. Мысль воплощалась в слово, а от слова стала потом переходить и к делу: начали волноваться и не желали отбывать барщину. В одном месте такие волнения, под влиянием административного воздействия власти, утихали, в другом поднимались. Слова превращались в слухи, слухи облетали большие пространства, видоизменялись, переиначивались, пока, наконец, не явился в народе один слух, привлекший к себе общее внимание и ставший исходным пунктом открытого восстания. Говорили, что Царь уже освободил крепостных крестьян и что самый указ на вольность пришел от Царя. Но указа не читают. Где же он? спрашивали крестьяне, и, недолго думая, решили, что он должен быть у священников. Недавно также точно священникам были присланы „инвентарные правила“ и они сперва читали их, а потом перестали читать, быв подкуплены панами. Тоже самое случилось и теперь с царским указом о вольности. Паны помещики, очевидно, подкупили священников, и они скрывают царский указ. Необходимо, – рассуждали крестьяне, – истребовать, вымолить этот указ у священников, а не отдадут, –придется силою взять. И вот крестьяне толпами собираются к священникам, требуют у них несуществующего указа на вольность, ищут его в церквах между бумагами, в богослужебных книгах, под св. престолами и пр. и пр. Священники, конечно, не могут дать крестьянам того, чего у них нет; а эти не верят и еще более волнуются. Раздражение народа постепенно растет, священников схватывают нередко прямо в церквах, во время богослужения, держат под арестом, водят от села до села, ругают, бьют и подвергают иногда зверским истязаниям. Так возникли a приняли грозный характер крестьянские волнения 1855 года. Хотя волнения эти, в сущности, своей были невинным заблуждением простого народа и явились плодом детских его соображений, но крестьян необходимо было привести в сознание и усмирить. Сначала думали было успокоить крестьян путем увещания и вразумления. Но эта мера оказалась недействительною. Тогда решено было прибегнуть к более сильному средству, но и то опять-таки не сразу, так как до конца надеялись, что дело обойдется без кровопролития. Киевский генерал-губернатор князь Васильчиков нарядил несколько комиссий, отправленных в разные места киевской губернии убеждать народ, с полномочием в случае необходимости прибегать к репрессивному административному воздействию. В состав комиссии, которая должна была отправиться для увещания крестьян васильковского, таращанского, каневского и сквирского уездов, был назначен, между прочим, и белоцерковский благочинный, священник Π. Г. Лебединцев. Комиссию, кроме того, составляли состоявший при генерал-губернаторе подполковник Афанасьев и советник киевского губернского правления Янкулио. На комиссию возлагалось поручение в высшей степени трудное и ответственное, требовавшее от исполнителей его тактичности, благоразумия и–главное–спокойствия духа в деятельности для того, чтобы не потеряться в критическую минуту и поспешностью не испортить всего дела. Едва ла уже стоит говорить о том, что выполнение данного поручения было сопряжено с опасностью для жизни и потому от исполнителей его требовало совершенного самоотвержения. Следующий рассказ очевидца, наблюдавшего деятельность комиссии, в которой участвовал П. Г. Лебединцев, может служить самым красноречивым подтверждением ваших последних слов. „Приехали в Корсун на рассвете“, – рассказывает один из свидетелей деятельности П. Г. Лебединцева по усмирению крестьян. „Смотрим – солдаты. На площади, вблизи церкви, поставив ружья в козлы, они отдыхали, как потом я узнал, после длинного и быстрого перехода. Я заехал к священнику Стрижевскому; здесь застал о. Петра Лебединцева, о. Димитрия Подгаецкого, свящ. Михаила Кудревича и свящ. села Сытников Иоанна Чернодубравского.... Подполковник Афанасьев и советник Янкулио, узнав, что я прибыл в Корсун, позвали меня к себе в становую квартиру; я вкратце рассказал про свое положение в предшествовавшие дни... O. Петр Лебединцев, в свою очередь, расспросивши меня обо всем, начертил рапорт митрополиту Филарету. Был недельный день, памятное 10-е апреля. Литургию в Спасской церкви совершал О. Петр Лебединцев; огромная церковь была полна пароду. О. Петр предполагал служить молебен, соборный и сказать проповедь, но Афанасьев отклонил его от сказывания проповеди, а на молебен неприлично было некоторым из нас, священников и выходить, ибо о. Кудревич, Чернодубравский и я ходили в туфлях: в сапогах от боли нельзя было ходить (все эти священники пред тем подверглись истязаниям от крестьян). Литургия окончилась в 11 часов; священников, вынужденных оставить свои дома и приходы, собралось здесь больше 10; все мы пошли к священнику Стрижевскому на чай и закуску, куда из княжеской кухни прислано было все потребное. Не успели выпить по стакану чаю, как послышался около церкви барабанный бой на тревогу. Кто-то побежал к церкви и, возвратившись, принес весть, что приехал казак экономический и объявил., что от Сытникова идет в Корсун огромная масса народа. Мы бросили чай и побежали в церкви; смотрим, по дороге от Таганчи к Корсуну выступают несметные толпы. Солдаты была на обеде в помещичьих казармах; по окончании обеда, они, по барабанному бою, прибежали и стали к ружью. В роте считалось 250 человек, из них 60 новых рекрут, не обмундированных еще по-военному и не державших ружья в руках. Капитан Лопатьев не молодой, но ни разу не бывший в сражениях, недоумевал, как распорядиться; из солдат оказалось только 7 бывших в венгерской компании; офицеры молодые. Советовались, где лучше их поставить. Шедших в Корсув крестьян можно было считать тысячами. Что они думали, на что решились, никто не знал. Мне отдан приказ послать па колокольню причетника высматривать, много ли идет людей и не имеют ли они при себе каких-либо орудий; с тою же целью из становой квартиры посылались верховые. Причетник Евсевий Кротевич с колокольни кричал: „народу, як хмари“! Да и нам стало видно, что толпы его покрыли всю покатость горы. Страх обнял всех, священство советовало идти в церковь и там затвориться. Пошли; вдруг священник корсунский Стрижевский от испугу обомлел, его освежили водою и решили быть при военной команде. Я находился при комиссии, которую составляли: о. Петр Лебединцев, подполковник Афанасьев и советник Янкулио. Меня уже не брал страх; я уже привык к мужицким приемам обращения, а другим священникам все видимое казалось страшным. Князь Лопухин прислал просить дать ему отряд солдат для защиты, –он опасался, что крестьяне из села Карашины через его сад пробегут на остров и нападут на его дом. Ему отказано. Он прислал из своего склада 15 ружей, под разною оправою, для обороны. Одно ружье дано было и мне совсем без надобности, и я ложа отнял и отбросил, а ствол оставил у себя. Все мы, т. е. комиссия, священство, полиция и солдаты находились на площади пред Спасскою церковью. Сюда от базарной посреди местечка площади шла широкая улица, спустившаяся позади церкви к острову, образуемому рукавами р. Роси, на котором расположены дворец и сад князя Лоаухина. На линии площади, противоположной церкви, находился, на углу улицы и площади, большой двухэтажный дом для княжеских музыкантов и певчих, за ними становая квартира, а рядом дом священника Тимофея Стрижевского. По всему выходило, что сюда направятся приближавшиеся крестьяне; тут мы их и ждали. Между тем страх увеличивался между солдатами и между присутствующими час от часу. Солдат поставили за углом дома, где помещались музыканты и певчие княжеские; с улицы их не видно было; оставалась открытою дорога, идущая на остров, где жил князь Лопухин. С колокольни причетник Кротевич дал знать, что крестьяне вошли уже в местечко и идут на базарную площадь. Скоро с церковной площади можно было видеть массы народа, двигавшиеся от базара к церкви. Капитан Лопатьев строил солдат и заметно сам робел. Приказ был отдан сперва на воздух стрелять для страха. Мы вышли на улицу. Исправник надел шинель на рукава и ходил как живой мертвец. Массы народа продвигались к вам все ближе. Впереди шли семь человек, рядом и один из них нес хлеб в руках на белом платке; это был крестьянин с. Выграева, по прозванию Святенко; в другом ряду шло человек 12 и т.д., а после уже шли в беспорядке. Подполковник Афанасьев, видя, что идут с хлебом, пошел им на встречу; с ним вместе пошли о. Петр Лебединцев, советник Янкулио, исправник и капитан Лопатьев; следовал за ними и я... Издали Афанасьев закричал: «На колени!». Все люди пали на колени. Он подошел к нам ближе, па расстоянии 3 саженей, и начал их спрашивать: „зачем пришли“? Они объявили, что пришли жаловаться на обиды от князя и что хотят быть вольными. Афанасьев требовал покорности, раскаяния, говорил, что никакой воли не будет, пригрозил тяжелым наказанием. Разговор длился минут десять. Вдруг с правой стороны в толпе, кто-то, схватившись на ноги, поднял дубину вверх и вскрикнул: „гик“! Такой же сигнал был сделан и на левой стороне, и мигом вся толпа поднялась на ноги и ринулась вперед. Все стоявшие перед нею, как-то: Афанасьев, Янкулио, исправник, о. Петр Лебединцев и я побежали за угол, проскакивая за солдат, которые, выдвигаясь вперед, перегородили собою улицу от певческого корпуса до ворот дома дьякона Костецкого. Крестьяне, подбегая к солдатам, бросились на них и стали отнимать ружья. Унтер-офицер скомандовал: „пли“, но в то же мгновение над ними блеснул топор и он пал замертво, – голова распалась надвое и мозги выпали. Между тем раздались выстрелы: толпа заколыхалась, мгновенно поредела, много человек повалились на землю, иные замертво, другие от ран. Рядом с унтер-офицером, лежал проколотый насквозь штыком крестьянин. При виде убитых и раненых, при звуке выстрелов, жужжании пуль, толпа бросилась бежать, куда попало. Выстрелы продолжались, хотя и на воздух; летели шапки вверх, спасался всякий, кто как мог... Солдаты преследовали бегущих, стреляя вверх. Но скоро ударили в барабан, отбой, и солдаты воротились на свое место. Тут выпустили рекрут и приказали бежать за уходившими крестьянами, ловить и приводить на позицию. Ловили большею частью раненых. На позиции сейчас связывали пойманным руки назад, заковывали ноги в железные путы и отправляли в певческий корпус, на второй этаж. Здесь в корпусе содержалось уже 7 человек, приведенных из с. Сытвиков. После ухода крестьян насобирали кольев два воза, на некоторых из них были насажены долота в роде пик; но сего незаметно было, когда крестьяне шли в местечко, ибо шли они тесно один с другим. Когда все окончилось, насчитали на месте убитых 11, раненых 23» ...

Посреди таких опасностей должны были исполнять свое поручение лица, назначенные начальством для успокоения взволновавшихся крестьян. Сравнительно успешный исход действий по этому поручению комиссии, в состав которой входил Π. Г. Лебединцев, в значительной степени был результатом его тактичной, ровной, спокойной и благоразумной деятельности. Это признало и начальство. 26 августа 1856 года П. Г. Лебединцев за содействие к успокоению крестьян и благоразумные распоряжения был Всемилостивейше награжден камилавкой – редкою тогда наградою, а 16 июня 1858 года ему, кроме того, было преподано за то же благословение Св. Синода.

В заключение нашей речи о деятельности покойного протоиерея Π. Г. Лебединцева во время служения его в Белой Церкви мы считаем необходимым заметить еще следующее. Как приходской священник он постоянно проповедовал слово Божие в храме, Проповеди его отличались краткостью, простотой и приспособленностью к понятиям простого народа. Некоторые из его проповедей признавались даже образцовыми по своей ясности, простоте, вразумительности и действенности. Так одну из его проповедей, сказанных в Белой Церкви и напечатанных впоследствии, м. Арсений приказал разослать по епархии, „вменив в обязанность всем священникам, чтобы он, особенно в тех селах и местечках, в которых еще не составлены уставные грамоты, или от неблагонамеренных толков замечается в народе некоторое волнение, угрожающее гибельными для него самого последствиями, часто в церквах пред народным собранием произносили это слово и, применительно к его смыслу, сопровождали оное и своими пастырскими увещаниями в том же духе и направлении“.

Уроки Π. Г. Лебединцева, как законоучителя белоцерковской гимназии, проникнуты были тоном сильного убеждения и потому производили на учеников благотворное влияние. Один из учеников его по белоцерковской гимназии, в день празднования 50-летнлго юбилея Π. Г. Лебединцева, благодарил его, между прочим, „за те религиозно-нравственные начала, которые он так понятно, убедительно и твердо поселял в их юных сердцах и в их молодом, еще неокрепшем убеждении. „Крепкая вера в Бога, безграничная покорность Его святой воле, искреннее исполнение заповеди Спасителя о любви к ближнему – вот те основные начала религиозно-нравственного учения, которые ο. Π. Г. Лебединцев преподавал своим бело-церковским ученикам в живом слове и еще более в живом примере своей собственной жизни*.

В Белой Церкви Π. Г. Лебединцев оставался до половины 1860 года. 2 июня этого года он был назначен священником Киево-Подольского Успенского собора и вместе с тем законоучителем второй киевской гимназии. С этого времени до самого дня смерти Киев делается центром живой и разнообразной деятельности Π. Г. Лебединцева. Возведенный 29 июня 1861 года в сан протоиерея и проходя в этом сане священническое служение последовательно при Киево-Подольском Успенском соборе (2 июня 1860–21 сент. 1862 г.), Киево-Печерской Преображенской церкви (21 септ. 1862 г. – 31 мар. 1864 г.), Николаевской церкви при доме киевского генерал-губернатора (31 мар. 1864 – 18 июля 1868г.) и Киево-Софийском кафедральном соборе (18 июля 1868 г. – 3 декабря 1896 r.). П. Г. Лебединцев далеко не ограничивал своей деятельности исполнением одних только священнических обязанностей. Деятельность его за это время была широкая и разносторонняя, иногда выходившая даже за пределы киевской епархии. Он, прежде всего, принимал живое участие в епархиальном управлении, проходя последовательно (а иногда и одновременно) должности благочинного киево-подольских церквей (22 янв. 1861 – 16 мар. 1863 г.), наблюдателя церковно-приходских школ г. Киева (4 нояб. 1860 – 2 ноября 1862 г.), члена губернского присутствия по обеспечению приходского духовенства (с февраля 1864 г.), члена педагогического совета при киевской духовной консистории (1867–1870гг.), члена губернского церковно-строительного присутствия (с 1 мар. 1868 г.), члена комитета общественного здравия (с 30 апреля 1868 r.), члена киевского епархиального попечительства о бедных духовного звания (1868–1882гг.), члена епархиального училищного Совета (1884–1896гг.) и члена киевской духовной консистории (1863–1896гг.). Деятельность протоиерея Π. Г. Лебединцева во всех названных учреждениях и должностях всегда отличалась характером строгой исполнительности и самостоятельности в суждениях и действиях. Бывали отдельные периоды, когда эта последняя черта особенно ясно и заметно выступала в деятельности протоиерея Π. Г. Лебединцева.

Но и исполнением официальных обязанностей по разным должностям не ограничивалась киевская деятельность протоиерея Π. Г. Лебединцева. В Киеве он неутомимо и с значительным успехом продолжал свою просветительную деятельность, начатую им еще в Белой Церкви. Только здесь эта деятельность, соответственно местным условиям и требованиям времени, приняла особенный характер и значительно расширилась сравнительно с прежним временем. Предметом своей просветительно-образовательной деятельности с первых же лет своего служения в Киеве покойный о. протоиерей избрал воспитание дочерей киевского духовенства. Здесь необходима небольшая оговорка. Неоднократно приходилось нам слышать, что протоиерей П. Г. Лебединцев был основателем, творцом ныне существующего киевского епархиального женского училища. Об этом даже и заявляли, выставляя это на вид, как особенную заслугу покойного для киевской епархии. Но истории должны быть чужды ложные панегерики и такой человек, как П. Г. Лебединцев, менее всего нуждался и нуждается в присвоении ему незаслуженных им похвал. Истинным основателем, творцом ныне существующих киевских епархиальных женских училищ был один из предшественников его по должности киевского кафедрального протоиерея – знаменитый протоиерей Иоанн Михайлович Скворцов. Ему первому принадлежит мысль об устройстве училища для дочерей киевского духовенства и для осуществления этой высокой и благородной мысли он, можно сказать, самоотверженно служил в последние годи своей жизни. Если бы не самоотверженная преданность этому делу и щедрая личная благотворительность прот. И. М. Скворцова, то едва ли бы киевское женское епархиальное училище было открыто в 1861 году. Самым главным, почти неодолимым препятствием к открытию училища служил недостаток помещения и отсутствие всяких средств для устройства этого помещения. И вот И. М. Скворцов, так много хлопотавший о настройке дома для помещения членов соборного причта и своего собственного, теперь, несмотря на интересы собственного семейства, отказался от своей квартиры с тем, чтобы в ней и в квартире ключаря, остававшейся тогда незанятого по особым обстоятельствам, могло поместиться на первых порах училище. Независимо от этого он неоднократно и помогал училищу из собственных своих средств и помогал столько, что большего и желать от него было невозможно.

Таким образом, протоиерей П. Г. Лебединцев принял уже готовое дело и был только организатором училища. Самую важную заслугу его, без сомнения, составляет приобретение и устройство особого, своего помещения для училища. Здесь-то именно и пригодился протоиерей П. Г. Лебединцев с его ловкостью и изобретательностью. Средств, собственно, не было никаких. Когда было сделано приглашение духовенству епархии о пожертвованиях на устройство училищного здания, то путем добровольных пожертвований было собрано всего 282 рубля серебром. Понятно, что такое безучастное отношение епархиального духовенства к устройству училища для его дочерей могло охладить рвение хоть кого, но только не такого человека, каков был прот. П. Г. Лебединцев. Этот последний, благодаря своей опытности, ловкости, обширному знакомству, а отчасти даже независимости своего материального положения, был в высшей степени изобретателен в изыскании средств к осуществлению задуманных предприятий там, где другому и в голову не могло прийти искать их. Так было и в настоящем случае. В начале шестидесятых годов истекающего столетия в Киеве, в той части его, которая известна под именем Липок, оставалось незанятым ничем и совершенно заброшенным одно каменное двухэтажное здание. Здание это было построено Киево-Печерскою лаврою в конце первой половины прошедшего столетия для приема здесь Особ Царствующего Дома и именитых лиц, почему и было известно под именем „кловского дворца“. В восьмидесятых годах прошлого столетия, при введении монастырских штатов, этот дворец со всею обширною, окружавшею его, местностью был отобран в ведение Государственного Казначейства. С 1811 по 1857 года здесь помещалось т. н. вышняя киевская гимназия, переведенная впоследствии в то здание, где ныне помещается первая киевская классическая гимназия. Тогда здание бывшего дворца, сильно пострадавшее в 1858 г. от пожара, совершенно опустело. Протоиерей П. Г. Лебединцев, хорошо знавший все уголки Киева, обратил свое внимание на это здание и, обдумав хорошо все дело, возбудил ходатайство перед начальством об уступке опустевшего и ненужного здания под помещение для вновь учрежденного тогда училища девиц духовного звания. Ходатайство это было поддержано влиятельными лицами и было уважено. Так в 1868 году в бывшем кловском дворце, ремонтированном и расстроенном на средства, изысканные главным образом по проектам протоиерея Π. Г. Лебединцева, был открыто училище девиц духовного звания, а ныне известное под именем первого киевского епархиального женского училища. 5 августа того же года протоиерей Π. Г. Лебединцев был назначен главным распорядителем этого училища с поручением в особое его заведывание учебной и хозяйственной частей. Протоиерей П. Г. Лебединцев любил это училище, как свое родное детище, обязанное ему своим первоначальным устройством и материальным обеспечением. За это он, особенно на первых порах существования училища был здесь почти полновластным и бесконтрольным распорядителем. Все здесь делалось по его распоряжениям, или, по крайней мере, с его ведома и он почти ежедневно появлялся в здании училища, сам непосредственно входя во все стороны его жизни. Благодаря внимательной в благоразумной распорядительности и опытности начальника, киевское училище девиц духовного звания постепенно преуспевало во всех отношениях, особенно же в материальном. Здание училища, при деятельном участии протоиерея П. Г. Лебединцева, было с течением времени значительно расширено и улучшено (в 1873–1874 и 1878–1879гг.). Благоустроенное во всех отношениях училище сравнительно за небольшую плату, скромно, по прилично содержавшее своих питомниц, скоро приобрело общее сочувствие киевского духовенства, которое всеми возможными средствами старалось определять сюда своих дочерей. Вследствие этого училищное здание, несмотря на дважды произведенные в нем перестройки, оказалось с течением времени тесным и недостаточным для помещения в нем всех девиц духовного звания киевской епархии. Сознана была неотложная необходимость открыть параллельные классы училища, для которых требовалось, конечно, особое помещение. С началом восьмидесятых годов истекающего столетия особенно оживились в Киеве и киевской епархии толки о необходимости открытия второго женского духовного училища. Распорядитель училища пошел на встречу общему желанию духовенства и, после тщательного соображения всех деталей дела, возбудил вопрос об открытии второго женского епархиального училища в Киеве же, а не вне его, как некоторые предполагали было. Не смотря на встретившиеся серьезные препятствия, особенно по изысканию необходимых средств, задуманное дело было благополучно доведено до конца. Было приобретено сначала место в усадьбе старо-киевской Трех-святительской церкви, а потом устроено было и самое здание, в котором были помещены параллельные классы училища девиц духовного звания, с течением времени преобразованные в самостоятельное училище под именем второго, с особым управлением. До 1 июля 1898 года, т. е. в течение 30 лет непрерывно протоиерей П. Г. Лебединцев состоял главным распорядителем сначала одного, а потом и двух киевских училищ девиц духовного звания. Во все это время он добросовестно исполнял свои обязанности распорядителя, а в первые годы существования училища и наставника без всякого вознаграждения. Говорят, что, благодаря безвозмездному служению в училище прот. Π. Г. Лебединцева, как распорядителя и наставника, училище сделало сбережения до 74.000 руб. Кроме того, благодаря хорошей экономии, протоиерей П. Г. Лебединцев, как распорядитель училища, создал для него основной фонд в 95.000 руб. История киевских епархиальных женских училищ, без сомнения, занесет на свои страницы имя покойного протоиерея, как одного из редких своих благодетелей и выдающихся деятелей на поприще женского образования.

Необходимо заметить, что деятельность протоиерея П. Г. Лебединцева на поприще образовательно-просветительного служения совершалось скромно, тихо и в сравнительно тесном круге своего духовного ведомства. Более широкую и видную для внешнего мира сторону в его киевской жизнедеятельности составляет, без сомнения, его учено-литературная деятельность. Эта последняя, подобно тому как и заботы об устройстве училища для девиц духовного звания, началась, можно сказать, с первых же шагов его службы в Киеве. Одним из самых первых действий его здесь было содействие основанию местного епархиального литературного органа в виде Киевских Епархиальных Ведомостей. При его участии возникла мысль об основании этого органа, при его содействии была составлена первая программа его, и он же был назначен 1 января 1862 года редактором Киевских Епархиальных Ведомостей. Протоирей П. Г. Лебединцев в первый раз оставался редактором 12лет (1862–1874гг.) и за это время успел прекрасно поставить свое издание, которое все компетентные в этом отношении лица считали одним из самых лучших среди подобных ему изданий. Известно, что Епархиальные Ведомости, существующие почти в каждом губернском городе, суть издания скромные, не изобилующие ученым материалом. Но Киевские Епархиальные Ведомости за время редактирования их прот. П. Г. Лебединцевым составляли в этом отношения счастливое исключение, ревностно содействуя ученой разработке местного края, – каковым значением они обязаны были почти исключительно научным стремлениям своего редактора, не только обогащавшего их собственными исследованиями, но и привлекавшего к сотрудничеству в них лучшие местные силы. Достаточно упомянуть, что весьма ценные в науке исследования о Киеве и его древностях известного ученого M. А. Максимовича впервые появились на страницах этого издания. Вообще как и во всяком деле, особенно новом деле, важны первые шаги, так и в издании Киевских Епархиальных Ведомостей первостепенную важность имело то обстоятельство, что они с первого же разу были восстановлены их учредителем и первым редактором с таким тактом и умением, что заняли одно из видных мест среди малочисленных еще тогда подобных изданий в других епархиях. «Как нам думается, наши Епархиальные Ведомости, – писал в конце 1878 года один из епархиальных пастырей, – всегда были не последними между ведомостями других епархий, по своему содержанию и характеру: исторический интерес края, обилие литературных сил и опытность лиц, заправлявших нашими Епархиальными Ведомостями до последнего времени, представляли условия, сравнительно-благоприятные для нашего епархиального органа. Особенно это должно сказать о первых годах его существования, пока он был в руках своего основателя». В первые годы существования Киевских Епархиальных Ведомостей, когда их редактировал протоиерей Π. Г. Лебединцев, они разрабатывали преимущественно историю местного края. К этому побуждали лиц, стоявших во главе редакции, обстоятельства времени. Известно, что в пятидесятых годах истекающего столетия значительно оживилась было церковно-историческая наука у нас в России. Между прочим, по всем епархиям были образованы тогда особые церковно-исторические комитеты, которые должны были заняться собиранием материалов и составлением на основании их описаний церковно-исторических памятников и древностей. К сожалению, почти везде, равно как и в Киеве, деятельность этих комитетов, по известным причинам, осталась совершенно безрезультатною. Труд продолжить и восполнить то, что сделано было существовавшими пред тем в Киеве и киевской епархии церковно-историческими комитетами, и взяли па себя Киевские Епархиальные Ведомости, редактированные протоиереем Π. Г. Лебединцевым. Здесь разрабатывались материалы, касавшиеся высшего центрального управления епархии. А так как история эта была уже сравнительно разработана в целом ряде капитальных исследований и статей, то Киевским Епархиальным Ведомостям оставалось или делать свод рассеянных в разных источниках сведений об известных предметах, или давать иную постановку и решение прежде поставленным вопросам и задачам, или сообщать совершенно новые материалы по истории епархии, открывавшиеся в разных архивах и древнехранилищах. В этих трех направлениях и работали сотрудники Киевских Епархиальных Ведомостей за первые годы их издания, руководимые опытным и знающим родной край их редактором. Здесь сообщались сведения по истории не только киевской епархии, но и всей южно-русской церкви, о киевских иерархах и других духовных лицах, по истории монастырей, храмов, приходов, иноверия, раскола и унии. В Ведомостях заметно учено-литературный характер тогда преобладал над публицистическим. За это даже упрекали редактора Ведомостей лица, желавшие видеть в них более живого, современного элемента. Редактор печатал такие упреки на страницах самих же Ведомостей, разбирал эти упреки, доказывал их неосновательность и продолжал со свойственным ему спокойствием вести свой орган в раз избранном направлении.... В 1874 году, после двенадцатилетнего редактирования, протоиерей П.Г. Лебединцев оставил редакторство и передал Ведомости в другие руки. Но через 12 лет, в 1886 году, он снова стал во главе созданного им органа, при чем до дня своей смерти продолжал быть редактором официальной части Киевских Епархиальных Ведомостей.

Весьма близкое отношение имел протоиерей П. Г. Лебединцев и к другому из ныне существующих в Киеве учено-литературных органов, посвященных изучению родного ему края. Разумеем „Киевскую Старину“, в основании которой он принял самое живое и деятельное участие. Мы, кажется, не ошибемся, если даже скажем, что именно он и был настоящим инициатором в основании этого журнала. Первые шаги этого учебно-литературного органа также совершалось под наблюдением и руководством покойного протоиерея П. Г. Лебединцева. Журнал этого и впоследствии, когда во главе редакции его стали другие лица, привлекал к себе симпатии покойного, как посвященный тому же самому делу (т.е. изучению родной старины), которому неутомимо служил и сам он. Своего участия в этом журнале он не прекращал до самых последних дней своей жизни. Еще, вероятно, многие находятся под сильным впечатлением живых, любопытных, прочитанных всеми с захватывающим душу интересом писем протоиерея П. Г. Лебединцева к архиепископу Иннокентию (Борисову), о севастопольской войне, доставленных в редакцию покойным протоиереем Π. Г. Лебединцевым и снабженных его предисловием.

Не совсем чуждался последний и третьего Киевского ученого журнала, издающегося при нашей Академии, особенно в те годы, когда он не был редактором Киевских Епархиальных Ведомостей.

Протоиерей Π. Г. Лебединцев был одним из деятельных членов-учредителей „Общества Нестора Летописца“, существующего при киевском университете Св. Владимира и главною своею задачею имеющего изучение истории Киева и родного края. Покойный до конца жизни оставался деятельным членом этого Общества и нередко делился с своими коллегами и посетителями заседаний Общества своими исследованиями в области местной истории и археологии, размещая их потом на страницах издания его – „Чтений в Обществе Нестора Летописца“.

Наконец, как выдающийся знаток местной истории и археологии, протоиерей П. Г. Лебединцев был избран действительным членом Высочайше утвержденной в Киеве ученой комиссии по разбору древних актов при самом же основании ее в 1863 г.; членом этой комиссии и при том одним из деятельных, он оставался до конца своей жизни.

Независимо от этого протоиерей Π. Г. Лебединцев время от времени делился результатами своих разысканий и занятий в области древней истории России и археологии и с другими учеными обществами и литературными изданиями, печатая их на страницах „Трудов Московского Археологического Общества“, „Трудов 3-го археологического Отъезда“ и т. п.

Так многоплодна была учено-литературная деятельность протоиерея Π. Г. Лебединцева. Главнейшим, можно даже сказать, исключительным предметом ее было изучение местной киевской церковной истории н археологии. Покойный, видимо, глубоко любил родину и думал над тем, чтобы, если не создать, то, во крайней мере, подготовить другим создание полной и точной истории киевской епархии. Он искренно скорбел о том, что деятельность киевского церковно-исторического комитета, существовавшего в 50-х годах настоящего столетия, не привела ни к чему. Протоиерей Π. Г. Лебединцев подумывал уже в 60-х годах о возобновлении деятельности церковно-исторического комитета и о более целесообразной постановке ее. Между прочим, в октябре 1866 года он подавал митрополиту Арсению следующую докладную записку. „Меры, разновременно принимавшиеся для описания киевской епархии, – писал он, – до настоящего времени не привели к каким-либо результатам» и только в Киевских Епархиальных Ведомостях представлено несколько монографий касательно истории некоторых монастырей г.Киева и двух монастырей заштатных, да немалое количество материалов для истории приходских церквей киевской епархии. Желая привести эти материалы в единство и приступить к возможно одному историко-статистическому описанию киевской епархии, я предлагал бы учредить в Киеве новый комитет из духовных ученых лиц при консистории и, кроме того, частные комитеты в каждом уезде киевской епархии из лиц к тому способных и имеющих заявить свое согласие принять участие в этом деле“. – К сожалению, нам неизвестна дальнейшая судьба настоящего представления покойного протоиерея П. Г. Лебединцева.

Литературные произведения последнего, напечатанные им при жизни, большею частью кратки и весьма многочисленны. Было бы слишком утомительно здесь перечислять все его труды. Ограничимся общею классификацией их с наименованием главнейших и наиболее замечательных из них.

Прежде всего, внимание истории обращают на себя акты и другие материалы, обнародованные покойным и касающиеся преимущественно истории киевской епархии и южно-русской церкви. Из наиболее важных памятников этого рода отметим следующие: 1) материалы, относящиеся к истории киевской митрополии XVII столетия; 2) акты, уясняющие состояние православия и унии в Киеве в первой половине XVII столетия; 3) акты старинного судопроизводства; 4) документы, уясняющие древнюю историю церквей и монастырей киевской епархии; 5) росписной список г. Киева 1700 г.; 6) обширная опись киевского замка 1545 г.; 7) материалы для истории возникновения и распространения южно-русского штундизма и 8) документы, касающиеся волнений среди крестьян в киевской губернии. Обширный запас материалов, которыми располагал протоиерей П. Г. Лебединцев, был извлечен им из архивов: синодального, сенатского, Главного Штаба, Инженерного управления в С.-Петербурге, из Главного Архива Министерства Иностранных Дел и Министерства Юстиции – в Москве, а также из местных архивов г. Киева и монастырских архивов киевской иерархии. Высокое значение в науке обнародованных протоиереем П. Г. Лебединцевым материалов обуславливается тем, что издатель их имел в виду существующий запас исторических сведений по тому или другому вопросу и обращал преимущественное внимание на те документы, которые могут служить подспорьем к уяснению и решению этих вопросов. Отсюда одни из обнародованных им документов дополняют наши исторические сведения, другие – дают известным событиям и лицам более яркое освещение, а иные даже вскрывают целые исторические эпизоды. Некоторые страницы в сочинениях таких ученых, как преосв. Макарий, Костомаров, Коялович и др., написаны на основании материалов, обнародованных нашим издателем.

Оригинальные произведения протоиерея Π. Г. Лебединцева принадлежат, по своему характеру и содержанию, к двум областям: церковной истории и церковной археологии. Особенно многочисленные церковно-исторические исследования его. Из них особенного внимания заслуживают следующие: 1) Описание Киево-Софийского кафедрального собора; 2) Киево-Печерская Лавра в ее прошлом и настоящем состоянии; 8) Киево-Михайловский Златоверхий монастырь в его прошлом и настоящем состоянии; 4) Исследование о св. Софии Киевской: 5) Пределы Киевской епархии в древние и нынешние времена; 6) Михаил Митрополит Киевский XII в.; 7) О возобновлении стенной живописи в великой церкви Киево-Печерской Лавры; 8) Возобновление Киево-Софийского Собора в 1843–1853 гг.; 9) Исторические заметки о Киеве; 10) Любечская чудотворная икона пресв. Богородицы; 11) Виноградский Ирдынский Успенский монастырь; 12) Медведовский Николаевский монастырь; 13) Чигиринский Свято-Троицкий женский монастырь; 14) Состояние православной церкви в Польше, по взятии преосв. Виктора под арест в Варшаву; 15) Виктор, епископ переяславский и бориспольский, архимандрит слуцкого монастыря, коадьютор киевской митрополии; 16) Пояснение касательно постоялого двора в ограде Киево-Софийского собора; 17) Предшественники духовных консисторий в XV и XVИ вв.; 18) Димитриевский монастырь, основанный в. кн. Ивяславом Ярославичем; 19) Население Киева в прошлом столетии; 20) Св. Владимир, благоверный и равноапостольный князь киевский (летописное сказание); 21) Где жили первые киевские митрополиты: в Переяславе или в Киеве? 22) Когда и где совершилось крещение киевлян при св. Владимире? 23) О начале христианства в Киеве до торжественного принятия христианской веры при св. Владимире; 24) Баптизм, или штунда в Киевской губернии; 25) Две поправки к статье: „Свадьба Тимоша Хмельницкого; 26) Почему Десятинная в Киеве церковь известна в народе под именем Десятинного Николая? 27) Церковь св. Василия; 28) Спас на Берестове; 29) К вопросу о начале киевской академии (ответ C. Т. Голубеву); 30) Еще одна из древнейших церквей в Киеве; 31) Рассказы старых людей о старых временах с предисловием и примечаниями протоиерея Π. Г. Лебединцева; 32) Шевченко Т. Г. (Некоторые дополнения и поправки в его биографии); 33) Где подлинник Любечской чудотворной иконы Божией Матери; 34) Многолетие, возглашенное в Киеве в начале ХѴШ в.; 35) Открытие первых школ в киевской губернии и 36) Восстановление подлинного факта (о том же). Все вообще сейчас перечисленные нами церковно-исторические статьи, несмотря на краткость некоторых из них, представляют несомненный интерес, то по новости сообщенных в них сведений, то по критическому разбору и по новому освещению уже известных исторических фактов, установлению более широкого взгляда на них, исправлению исторических ошибок и т. п.

Церковно-археологические исследования протоиерея П. Г. Лебединцева не так многочисленны. Но они имеют большие достоинства, как произведения глубокого знатока местной археологии. Нам уже известен отзыв Н. И. Костомарова о заслугах покойного протоиерея для церковной археологии, когда он был еще священником в м. Белой Церкви. Переселившись в Киев, изобилующий памятниками старины, П. Г. Лебединцев ревностно занялся их изучением и в последние годы своей жизни справедливо считался одним из лучших знатоком местной старины и местных древностей, нередко оказывая своими познаниями существенное содействие нашим археологическим обществам (напр., С.-Петербургскому при возобновлении фресок в Кирилловской церкви). Из трудов протоиерея Π. Г. Лебединцева по предмету церковной археологии считаем необходимым отметить следующие, как важнейшие: 1) О времени написания фресок Киево-Софийского собора; 2) София – премудрость Божия в иконографии севера и юга России; 3) В каком виде могут быть изображены св. равноапостольный князь Владимир и св. княгиня Ольга и имеем ли мы их подлинник? 4) Остатки церквей в развалинах древнего Корсуня, их открытие и значение; 5) Открытие древних мозаик в главном куполе Киево-Софийского собора; 6) Может ли подлежать сомнению, что открытое во Владимирском Успенском соборе изображение князя есть древнейшее изображение св. князя Владимира? 7) Вынос плащаницы и крестный ход с нею. Археологический элемент заключают в себе и некоторые из произведений протоиерея Π. Г. Лебединцева, отнесенные нами к группе церковно-исторических, напр., отмеченные под №№: 8, 11–13, 18, 26, 27 и 28. Сюда же можно отнести также разные исследования, заметки ero о древней топографии г. Киева и его окрестностей, а именно: 1) Какая местность в древности называлась Олеговой могилой? 2) О местоположении древнего Киевского города Тороческа; 3) О Копыреве конце г. Kиeвa; 4) О местоположении древних киевских церквей; 5) О планах г. Киева в XYIII в. и т. п., равно как и изданные протоиереем Π. Г. Лебединцевым снимки со старинных гравюр и портретов. Как особенно ценный вклад протоиерея Π. Г. Лебединцева в археологическую науку, следует отметить планы г. Киева XYII в., извлеченные им из архива главного инженерного управления и переданные для напечатания в Киевскую Археографическую Комисиию по поводу 50-летней деятельности ее.

Как знаток древней истории и археологии г. Киева и южно-русского края, протоиерей Π. Г. Лебединцев не пропускал без внимания ни одного сколько-нибудь важного литературного произведения в этой области других ученых. Он внимательно читал их, где нужно исправлял и давал о них большею частью дополнительные или разъяснительные критические отзывы. Из критико-библиографических заметок его должно упомянуть о следующих: 1) Замечания на книгу Голубева C. Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники (Опыт исторического исследования) т. И. К. 1880 г.; 2) Отзыв о книге: „Девятисотлетие русской иерархии: епархии и архиереев 938–1888гг.», составленной по официальным и историческим данным Н. Д. М. 1888 г, и др. Особенную, совершенно самостоятельную группу в произведениях, протоиерея П.Г. Лебединцева составляют его проповеди. В печати известны следующие проповеднические произведения ero: 1) Слово в неделю 5-ю по Пятидесятнице 1861 г.; 2) Слово в день Рождества Пресвятой Богородицы 1863 г.; 3) Слово в день св. архистратига Михаила 1864 г.; 4) Слово по освящении церкви в киевском училище девиц духовного звания 1863 г.; 5) Слово при первом священнослужении в Киево-Печерской Преображенской церкви, в древности известной под именем Спаса на Берестове 1862 г.; 6) Олово при первом священнослужении в домовой генерал-губернаторской церкви 1864 г.; 7) Слово в великий пяток 1865 r.; 8) Речь к посетителям и воспитанницам киевского училища девиц духовного звания; 9) Слово ври первом священнослужении в Киево-Софийском кафедральном соборе 1868 г.; 10) Слово в день преставления св. Кирилла просветителя славян 14 февраля 1849 г.; 11) Слово при богослужении в день торжественного акта киевских гимназий 1864 г.; 12) Речь над гробом генерал-губернатора А. П. Безака 1869 r.; 13) Слово при погребении кафедрального протоиерея Г. Н. Крамарева; 14) Символ веры с кратким объяснением, для народных школ 1868 г.; 15) Слово при погребении вдовы генерал-губернатора Л. И. Безак 1875 и др. Многие проповеди протоиерея Π. Г. Лебединцева напечатаны им без подписи имени, а еще большее число, должно думать, осталось без напечатания. В своих проповедях он стоял на морально-общественной точке зрения, старался искоренить недостатки и обуздать страсти, более всего препятствующие благоустроению церковно-общественной жизни, и с этою целью старался указывать высокие образцы добродетелей, черты для подражания, намечать самые средства к возможному достижению нравственного совершенства. Вообще, как бывший до возведения в сан кафедрального протоиерея сельским и городским приходским священником, Π. Г. Лебединцев в своих проповедях занимает средину между городскими и сельскими проповедниками. Сохранилось несколько и сельских проповедей протоиерея Π. Г. Лебединцева. В этих последних он, видимо, желал быть истинным пестуном и руководителем простого русского народа, будить и направлять к добру его нравственные силы после векового рабства и невежества. Первою заботою его здесь было улаживание взаимных отношений между помещиками и крестьянами (особенно во время известных крестьянских волнений) и затем содействие к безобидному для обеих сторон составлению и подписанию уставных грамот. Нам уже известно, как некоторые из подобных его проповедей заслуживали полное одобрение начальства и признавались образцовыми.

Такова была учено-литературная деятельность протоиерея Π. Г. Лебединцева. Она заслужила ему почетную известность в русском ученом мире. На третьем археологическом съезде, бывшем в Киеве в 1874 году, он был избран и состоял председателем по отделу церковных древностей. Постепенно он избирался и состоял либо действительным, либо почетным членом разных русских ученых обществ и заведений, а именно: Одесского Общества Истории и Древностей, Общества Нестора Летописца, Императорского Православного Палестинского Общества, Киевской духовной Академии и Киевского Университета св. Владимира (с 1893 г.)

Мы ранее сказали, что деятельность протоиерея ГИ. Г. Лебединцева иногда выходила даже за пределы родной ему киевской епархии. Мы разумели в данном случае участие его в занятиях Высочайше учрежденного при Св. Синоде Комитета по преобразованию духовно-судебной части, действовавшего с 31 марта 1870 г. по февраль 1873 г. Не время и не место здесь входить в подробности о деятельности протоиерея Π. Г. Лебединцева в настоящем случае. Это могло бы составить предмет особого очерка – весьма интересного; насколько позволяют судить о том слышанные нами рассказы самого покойного протоиерея об этом предмете. В настоящем случае мы позволяем себе ограничиться только краткими замечаниями. Комитет 1870 г. был образован с специальною целью для приведения в согласие духовного суда с гражданским судопроизводством, как оно определилось в законодательстве 1864 года. Не подлежит никакому сомнению, что такая задача должна была стеснить деятельность Комитета. В Комитете почти с первых же заседаний его определилось два настроения, или, как ныне принято выражаться, две партии. Одна стояла за невозможность соглашения духовного суда с гражданским, другая же наоборот, признавала это возможным, полезным и необходимым. Одним из энергичных и деятельных членов этой последней партии и был покойный протоиерей Π. Г. Лебединцев, сначала находивший весьма слабую поддержку себе в членах Комитета, но с течением времени приобретавший все более и более сочувствия себе. Впоследствии около киевлян, т. е. членов Комитета из Киева, группировалась определенная партия, которую противники назвали: „окружническою“. Такое название партии дано было за одно из главных положений защищавшегося ею проекта. Партия „окружников“ предлагала отделить в духовном ведомстве судебную часть от административной и образовать особое судебное ведомство в духовном мире с духовными судьями в каждой епархии, окружными судебными палатами для нескольких епархий и с судным отделением при Св. Синоде. Необходимо заметить, что председатель Комитета, бывший литовский архиепископ Макарий (Булгаков) сначала держал сторону партии противной „окружникам“. Но затем, уже в конце деятельности Комитета по преобразованию духовно-судебной части он, кажется, под влиянием синодального обер-прокурора графа Д. А. Толстого, всецело перешел на сторону „окружнической“ партии и последняя восторжествовала. Когда уже в последние годы своей жизни протоиерей Π. Г. Лебединцев припоминал этот момент, то не мог воздержаться от выражения чисто юношеского своего восторга. Впрочем, восторг этот был непродолжителен. Проект реформ духовного суда, представленный Комитетом в Св. Синод, был разослан этим последним епархиальным архиереям для отзыва, заслужил почти единогласное неодобрение их и потому был отвергнут.

Такова была жизнь и деятельность протоиерея Π. Г. Лебединцева. Что сказать в заключение об этой личности? Это был, без сомнения, человек выдающихся дарований, передовой деятель в среде современного белого русского духовенства. Это был человек глубокого, оригинального ума. Ум его был преимущественно аналитический. Всякий предмет, попадавший в лабораторию ума этого человека, исследовался там со всех сторон и во всех его деталях. Покойный протоиерей Π. Г. Лебединцев имел особенную склонность к частным исследованиям избранного предмета, оставляя большей частью эти свои исследования без объединения, обобщения. Ум его был глубоко оригинальный, искавший в каждом предмете таких сторон и таких деталей, которые не были затронуты другими до него, которые ускользнули от внимания других. Даже в исследовании предметов общеизвестных он, не желал идти проторенною дорогою, повторять известные мнения, но старался сказать что-либо новое, свое собственное. Но за то и в защите своих мнений, иногда несомненно ошибочных, он был неподражаемо настойчив. Это был человек решительного характера и сильной воли. Долго и всесторонне он обдумывал намеченное дело, придумывал всякие средства к его осуществлению, старался предугадать и разобрать даже и возражения, какие могли выставить ему против его проекта... и тогда являлся с ними, куда следует. Начиналась речь, высказывались сомнения и возражения, но на них уже были готовы ответы и дело решалось так, как заметил протоиерей Π.Г. Лебединцев. Иллюстраций, думаем, не требуется, так как они многочисленны и у всех на лицо; отчасти же такими комментариями могут служить собственные рассказы покойного о его деятельности по открытию школ в Белой Церкви, приведенные нами выше. Это был человек невозмутимого спокойствия духа и непреклонной энергии. Наметив известную цель, он ровно и спокойно шел к достижению ее, на малые препятствия (вспомним письмо главноуправляющего 3.1) не обращал никакого внимания, а крупные удалял с дороги своею сильною рукою.

В характере покойного протоиерея Π. Г. Лебединцева можно подмечать хорошее, личными усилиями воли выработанное им умение направлять все свои силы к известной цели, когда это требовалось. Ему было свойственно сознание собственного достоинства и превосходства и потому он любил выдвигаться из окружающей среды с отчаянным самосознанием. Все те начинания, трудность осуществления которых устрашала всех других, имели для его духа, замечательно находчивого и изобретательного, тем сильнейшую привлекательность. Своеобразно сложившаяся жизнь, полное одиночество с молодых лет и склонность к уединенным кабинетным занятиям не позволили развиться в должной мере третьей способности духа покойного протоиерея П. Г. Лебединцева. Сердце его было в полном послушании и подчинении его уму и сильной, решительной воле. Слишком редко были моменты в жизни покойного, когда голос сердца брал перевес над сухими соображениями его рассудка и непреклонностью его воли. Он знал только чувство долга и сознание необходимости подчиняться закону. От того некоторая тягость, холодность и сухость чувствовались постоянно в атмосфере, его окружавшей. Это был человек неутомимого трудолюбия и строгого, точного режима. У него все было рассчитано по минутам, для всякого занятия было свое время. Он любил иногда сравнивать самого себя с машиною. Но при всем том он не чуждался общества. Наоборот, он любил бывать, конечно, в соответствующем его сану и положению обществе, и в свою очередь, как человек знавший все о всех, встречавшийся на протяжении своей многолетней жизни с разными и многими людьми, дважды путешествовавший с учеными целями за границу, человек наблюдательный и опытный, он был желанным членом всякого общества. От природы протоирей Π. Г. Лебединцев обладал крепким здоровьем и никогда ни от чего не лечился в своей жизни. Он даже не признавал никаких лекарств и „горчичник* в шутку любил называть своим профессором. Смерть поразила его буквально неожиданно посреди самой живой, кипучей деятельности. И долго крепкий человек не поддавался силе смертной болезни. Во время самой болезни он не прекращал своей деятельности, причем самый болезненный бред его был бредом служебным. До конца он верил и надеялся на свое выздоровление.

Смерть протоиерея Π. Г. Лебединцева вызвала искреннее соболезнование во многих из окружавшей его среды и во всем городе. На панихиды по покойном собирались многие духовные лица, масса простого народа и многие представители администрации. Погребение его было совершено 5 декабря. Заупокойную литургию в Киево-Софийском соборе в этот день совершал преосв. Сергий, епископ уманский с соборным духовенством, Отпевание тела почившего совершал преосв. Сильвестр, епископ киевский вместе с преосв. Иаковом, епископом чигиринским и преосв. Сергием, епископом уманским, в сослужении многочисленного городского духовенства. На литургии и во время отпевания некоторые священнослужители и один из преподавателей семинарии произнесли речи в память почившего. Преосв. Сергий, епископ уманский, с многочисленным духовенством проводил гроб покойного до места упокоения его на Киево-подольском Щеванцевом кладбище.

 

Источник: Киево-Софийский кафедральный протоиерей Петр Гаврилович Лебединцев : [21 дек. 1819 г. – 3 дек. 1896 г.] / [Соч.] Доц. Акад. свящ. Феодора Титова. – Киев : тип. Корчак-Новицкого, 1897. – [2], 44 с.; 26.

Комментарии для сайта Cackle