Приход. Часть I

Напечатано было в издававшейся И. С. Аксаковым газете «Москва» в 1867 году 101, 103, 105, 107, 108, 151, 153, и в 1868 г. №№ 3, 4 и 5. Ныне перепечатывается на основании оттисков из этой газеты, вышедших в 1867 и 1868 гг. в виде трех брошюр. На этих брошюрах Дмитрием Федоровичем был сделан ряд дополнительных примечаний, которые печатаются теперь на соответствующих страницах под строкой с отметкой Д. П. (дополнительное примечание) для отличия этих примечаний от бывших при первоначальном печатании статей в газете «Москва». Как увидит читатель, Д. Ф–ич предполагал еще продолжить этот свой труд, но намерение это осталось неисполненным. Примеч. изд. 1908 г.

В настоящее время нужнее чем когда-либо обратить внимание на те скромные, общественные группы, которые, имея средоточием своим приходскую церковь, образуют те первоначальный единицы, из которых слагается стройный организм церкви. Что̀ сельские и городские общества в государстве, то самое приходские общины в церкви. И там и здесь, от правильной организации мелких единиц, от большей или меньшей их цельности, от степени развития в них живой самодеятельности, зависит во многом устойчивость, крепость, самостоятельность и жизненность целого. Если бы, например, кривда и неправда могли быть заведомо допущены в устройстве приходских общин, если бы они могли быть лишены всякой самостоятельности, если бы стали систематически подавлять в них всякое проявление жизни, то это конечно не могло бы остаться без пагубного воздействия на весь организм церкви. Казалось бы, что православный мир именно потому, что в нем церковь никогда не поглощалась клиром и никогда не раздроблялась на разрозненные между собою личности, а всегда сохраняла и теперь сохраняет в идее истинное свое значение живого и дельного организма, – казалось бы, что в этом мире, более чем во всяком другом вероисповедании, следовало бы дорожить правильною организацией церковно-приходских общин, представляющих собою то же явление церкви, то же единство в свободе, ту же свободу в единстве, только в меньших размерах. Итак, несомненно, что вопрос о наших приходских общинах важен сам по себе, но он получает еще особенное значение по тесной связи своей с другими вопросами, которые теперь разрабатываются и уясняются в общественном нашем сознании. Я разумею вопрос о народном образовании, о подъеме общего уровня народной нравственности, об улучшении материального быта духовенства и наконец о преобразовании духовно-учебных заведений, которые, как известно, содержатся на счет приходских церквей.

Уже без малого три года как издан благодетельный закон о приходских попечительствах, а между тем повременная литература наша еще ничего о нем не сказала: он прошел почти незамеченным. Журналы ограничились занесением его в свои столбцы, в отдел правительственных распоряжений, и потом замолкли. Между тем не мало пользы могло бы принести самому делу гласное обсуждение этого закона и действий приходских попечительству им созданных, обмен мыслей о вопросах, им возбужденных, и о тех затруднениях, которые встречает приложение его к жизни. Я намерен поэтому рассказать, как устроилось приходское попечительство в том приходе, в котором я живу, в какое отношение оно стало к окружающей среде, – дать отчет о том, что оно уже успело сделать и, на основании двухлетнего опыта, высказать какие меры необходимы для дальнейшего развития этого учреждения.

Но для того, чтобы верно судить о законе, впервые давшем правильную организацию приходским общинам, необходимо прежде показать, в каком положении он их застал и вследствие каких мер задерживалось до сих пор всякое проявление жизненности в этих общинах, призываемых теперь снова к самостоятельной деятельности. Нельзя требовать от пишущего из деревни, чтобы он представил совершенно полный обзор всех относящихся сюда указов, инструкций, циркуляров. За неимением под рукою всех источников, некоторая неточность в этом отношении неизбежна; но, с другой стороны, писать об этом вопросе из деревни лучше чем из города. Пишущий из деревни живет сам в приходе и живее чувствует свою связь с приходом, чем житель городской, всегда развлекаемый другими отношениями, часто перекочевывающий с одной квартиры на другую и вместе с тем переходящий из одного прихода в другой. Наконец, сохраняющаяся в деревнях старые конторские бумаги часто дают возможность судить о том, как прихожане в свое время относились к тем мерам, которые привели наконец общества приходские в нынешнее их жалкое и безгласное положение. Подобные указания, хотя бы даже отрывочные, всегда бросают свет на безжизненные листы Полного Собрания Законов; они дают возможность проследить влияние законов на жизнь, a вместе с тем и уяснить их относительный достоинства и недостатки.

В старину приходские общества были довольно самостоятельны в делах церковно-приходского управления: избирали священников и причт и, за уплатою известного оклада в пользу высших иерархических властей, самостоятельно распоряжались церковными доходами. Но в последние полтораста лет все это изменилось. По мере того, как вырабатывалась новая юридическая организация духовенства нашего и изменялось отношение его к государству, стало постепенно убывать и прежнее значение приходских обществ. Духовенство, ограничиваемое в своих правах сверху, почти невольно увлеклось стремлением расширить их книзу и тем как бы вознаградить себя. Не будучи в состоянии дать отпора стеснительным для него мерам высшего правительства и поневоле уступая ему во многом, оно, так-сказать, втянулось в такие же отношения к обществу мирян, в какие государство ставило себя к иерархии. Так, отобрание церковных имений в казну, без достаточного за них вознаграждения, косвенным образом повлекло за собою посягательство со стороны духовенства на достояние приходских обществ. Миряне мало-по-малу отстранялись от участия в делах, касающихся церкви, и таким образом, сфера церковная все более и более замыкалась в среде одного духовенства. Естественно, что это не могло не вызвать хоть какого-нибудь отпора со стороны общества мирян. Бее это, конечно, изгладилось из нашей памяти, но сохранились положительные указания на то, что общество не безмолвствовало, а пыталось отстоять свои права. К сожалению, приходские единицы, образовавшиеся естественно, путем исторического развития, не успели еще в то время сложиться в юридически определенные и организованный общества, а потому не могли устоять в своих законных требованиях и были подавлены в своем развитии.

Постараемся в сжатом очерке указать, как в этой тяжбе даже признанные законом права, частью обходились, частью отменялись разными административными распоряжениями, так что наконец и неотмененные права утратили всякое значение.

Приходские общества, сказал я, сами выбирали в старину священников и причетников к своим приходским церквам. Они выдавали избранному лицу подписанный ими «выбор» или «излюб», и, на основании этих выборов, архиерей рукополагал или посвящал избранного. Это право прихожан признано и утверждено было и духовным регламентом. «Когда прихожане, – значится в нем, – или помещики, которые живут в вотчинах своих, изберут человека к церкви своей в священники, то должны в доношении своем засвидетельствовать, что оный есть человек жития доброго и не подозрительного... И в челобитных писать именно, какая ему руга будет или земля, а избранный бы также приложил руку, что он тою ругою или землею хочет быть доволен и от церкви, к которой посвящен, не отходить до смерти». Понятно, что акт избрания отнюдь не обязывал епископа к непременному поставлению избранного. Если он признавал его недостойным священнического сана, то отказывал ему в рукоположении. Но этим законом отнималась у епископа возможность навязать приходу такого священника, который был бы нелюб прихожанам.

Право выбора признавалось за приходом в течении всего прошлого столетия¹ и даже в начале нынешнего. Оно занесено в Инструкцию благочинным, изданную Святейшим Синодом в 1806 году, и выражено весьма определительно в ст. 39 и 40. По трудности достать теперь это издание, считаем необходимым выписать эти статьи. В ст. 39 сказано: «Если где священник или диакон или церковники умрут, тебе, благочинному, за известие немедленно репортовать в консисторию, и о священниках представлять его преосвященству; а между тем прихожанам предлагать, чтоб немедленно избирали достойного, и заручные тобою, благочинным, засвидетельствованные прошения присылали; а если к избранию священника, через месяц, a диаконов и церковников через два месяца не приступать, о том представлять незабвенно». Следующая 40 статья определяет самый порядок избрания. «При избрании священника должно быть тебе, благочинному, неотменно; избранию же быть в церкви при собрании священно- и церковнослужителей и лучших прихожан, и по молитве и по призывании Божия благодати избрать достойного таковые должности, честного житием и постепенно и предпочтительно из ученых, почему тебе, благочинному, и представлять прихожанам, чтоб избрали таковых качеств человека; а если бы при той совершенно достойного не оказалось, то избирать от других церквей достойного или отдавать на благоусмотрение архиерейское, и для того тебе, благочинному, на тех заручных прошениях подписывать как в несумнительном подписании приходских рук, так и в том, что избрание происходило настоящим порядком».

Право это, признанное за приходом еще в начале нынешнего столетия, не оставалось мертвою буквой. В старых бумагах я нашел копию с одобрения, выданного в 1806 году прихожанами избранному ими священнику. Оно служит несомненным свидетельством, что прихожане в то время еще пользовались означенным правом. Вот содержание этого акта:

"Одобрение. Мы нижеподписавшиеся Симбирской губернии, Сызранской округи, села Васильевского, церкви Благоверного Князя Владимира, господина В. Н. С., управляющий вотчинами служитель Петр Степанов и приказный Игнат Никитин, из рядовых Матвей Иванов и такие-то – свидетельствуем по чистой нашей совести, что желающий быть при нашей церкви оной же губернии, Корсунской округи и ведомства, села Конновки, Богородицкой церкви священник Лев Васильев на праздное священническое место священником есть человек добрый, не пияница, в домостроительстве своем не ленивый, не клеветник, не сварлив, не любодеиц, не убийца, в воровстве и обманах не изобличен, добронравен и поведения честного и потому мы его желаем иметь при нашем приходе священником. Марта 7 дня 1806 года».

Одобрение это составлено слово в слово согласно с 2 ст. прибавления 1722 года к Духовному Регламенту «О правилах причта церковного и чина монашеского»; ясное свидетельство, что право, сложившееся в прежние времена и утвержденное Духовным Регламентом, непрерывно действовало еще в начале нынешнего столетия².

Но напрасно стали бы мы искать в издаваемой ныне Св. Синодом Инструкции благочинным приведенных нами двух статей из издания 1806 года. В новом издании, переименовавшем между прочим епископов, в епархиальных начальников, статей этих не оказывается: они из него опущены. Напрасно стали бы мы также искать подтверждение этого права и в изданном в 1841 году Уставе духовных консисторий. И в нем тоже умалчивается об этом праве. Конечно Устав духовных консисторий (ст. 202) признает за приходом другое право: просить об удалении священно- и церковно-служителей, которыми он недоволен, и, судя по редакции этой статьи, исполнение такой просьбы, если она идет от большей части прихожан, обязательно для епископа³. Но если смотреть на право прихода– требовать удаления священно- и церковно-служителя – как на право данное взамен выбора, то нельзя не признать, что вознаграждение не соответствовало утрате; лицо, избранное самим приходом, всегда будет ему более по сердцу, чем лицо ему навязанное. Выбор установляет на первых же порах известный нравственный союз между избранным и избирателями и дает прочное основание для той связи, которая должна существовать между священником и его приходом.

Но можно ли однако из умолчания о праве выбора в новейшем издании Инструкции благочинным и в Уставе духовных консисторий вывести заключение, что самое право это утрачено приходами? Должно думать, – что нет, потому что никакое общество не может иначе лишиться утвержденного за ним законодательным порядком права, как положительною отменой его законом. Духовный Регламент признан в Уставе духовных консисторий действующим доныне основанием епархиального Управления; следовательно все неотмененные статьи Духовного Регламента, в том числе и приведенная нами статья о праве выбора, должны считаться имеющими законную силу до настоящего времени.

Итак, по закону, приход имеет до сих пор право выбора священно- и церковно-служителей и даже право требовать удаления тех из них, которыми он недоволен. Но то ли мы видим в действительности? На одном из земских собраний Тверской губернии было сделано постановление, которым вменялось в обязанность управе наблюдать за точным исполнением статьи 202 Устава духовных консисторий. Мы готовы согласиться, что собрание возложило на управу обязанность, выходящую из круга предначертанных ей прав; мы готовы даже признать, что безусловное применение этой статьи едва ли было бы полезно, так как оно повело бы к совершенному подчиненно причта приходу; но тем не менее, самое постановление свидетельствует о том, что право, данное приходу означенным законом как будто не находить надлежащего признания. Нужно ли затем спрашивать: признается ли на деле за приходом право выбора священно- и церковно-служителей? Известно, что едва ли не повсеместно они назначаются теперь не только не по выбору прихода, но даже и без спроса его. В некоторых епархиях произвол в этом отношении доходил до того, что в иных приходах священники менялись в последние восемь лет каждогодно, без ведома прихожан. Каким же образом может при таких условиях установиться какая-либо связь между прихожанами и священником? Приход смотрит на священника как на человека пришлого, не им излюбленного, временно к нему приставленного, и потому ни мало не заботится об обеспечении его материального существования. Священник тоже знает, что не сегодня так завтра его переведут на другое место, какого бы мнения о нем ни был приход. Поэтому он естественно заботится более всего о том, как бы поскорее обеспечить себя на черный день, то-есть на случай дальнего странствования и мало помышляет о мнении, какое может сложиться о нем в приходе.

Последствия такого порядка вещей легко могут быть предугаданы, а для жителей той епархии, из которой я пишу, они у каждого на глазах, как жалкий плод полного господства описанной системы действий при прежнем епархиальном управлении.

Нельзя безнаказанно отнимать голос и всякое значение у того общества, которому мы посвящаем нашу деятельность. Рано или поздно такой образ действия приводить к неизбежным, прискорбным результатам. Удостовериться в этом не трудно – стоить лишь сравнить нравственное влияние духовенства на народ в настоящее время с тем влиянием, которым оно прежде пользовалось и о котором мы знаем по преданиям.

В следующих статьях мы покажем, что̀ сталось с правом прихода заведывать церковными доходами.

В прежнее время, сказали мы, прихожане сами заведывали доходами и имуществом своих приходских церквей. Это обычное право подтверждалось жалованными грамотами, которые выдавались отдельным приходам, но оно не было утверждено общим законом за всеми приходами, как их неотъемлемое право, тем не менее однако оно продолжало существовать и в прошлом столетии, несмотря на то, что духовенство смотрело на него неодобрительно и старалось взять церковные имущества в свое исключительное заведывание. Последнее обстоятельство и побуждало прихожан испрашивать себе жалованные грамоты, в подтверждение обычного права и в ограждение его от притязаний духовенства. Но понятно, что такие частные подтверждения не могли остановить духовенства в его стремлении подорвать исторически сложившийся порядок вещей и заменить его новым. Отсюда – неизбежные столкновения между прихожанами, державшимися за старину, и духовенством, постепенно вводившим новизны. По одному из подобных столкновений возникло, в царствование Анны Иоанновны, между псковскими посадскими людьми и местным епископом любопытное тяжебное дело, подавшее даже повод к коллизии между синодом, принявшим сторону архиерея, и сенатом, заступившимся за псковских посадских людей. В деле этом живо и наглядно представляются: положение вопроса в первой половине прошлого столетия, отношение к нему заинтересованных сторон и те доводы, которыми каждая старалась подкрепить свой взгляд; поэтому мы изложим вкратце его содержание.

Псковские посадники построили в прежние времена несколько приходских церквей в Пскове и, для обеспечения на будущее время содержания причта и самих церквей, купили земли, поселили на них крестьян и укрепили их за теми церквами. С тех пор этими вотчинами постоянно заведывали сами прихожане, выбирали для управления ими приказчиков и старость которые собирали доходы и употребляли их как на выдачу денежной и хлебной руги причту, так и на потребности самих церквей. Жалованными грамотами 1596 и 1700 годов право Псковичей заведывать самостоятельно вотчинами их приходских церквей было подтверждено, с возложением однако на них обязанности представлять приходорасходные книги для поверки в псковскую приказную палату. С тех же вотчин прихожане платили в пользу архиерейского дома ежегодно по тысячи рублей, согласно окладу, установленному в 1667 году архиепископом Арсением. В 1720 году, епископ Феофан согласился не изменять прежнего оклада и выдал в том Псковичам собственноручное письмо. Это известие уже указывает на сделку, состоявшуюся между посадскими людьми и архиерейским домом, смысл которой следующий: мы, прихожане, соглашаемся уплачивать в пользу архиерейского дома с вотчин наших приходских церквей по тысячу рублей в год, с тем однако, чтобы заведывание теми вотчинами было по-прежнему оставлено за нами и чтобы в это дело архиерейский дом не вступался.

Но трудно было ожидать, чтобы подобное соглашение надолго удержало притязания архиерейского дома на полное заведывание теми вотчинами. Действительно, не далее как через десять лет по воспоследовании сделки с архиереем, в 1730 году, Псковичи обращаются уже с просьбою в сенат и ищут у него защиты и покровительства. Они предъявляют свои жалованные грамоты и просят сенат, чтоб он оградил их от притязаний духовенства и предписал оставить те вотчины в их заведывании. Сенат, рассмотрев жалованные грамоты, нашел просьбу правильною и постановила что те вотчины должны остаться по прежнему за теми церквами и в заведывании самих прихожан; псковскому же архиерейскому дому не следует ни заведывать теми вотчинами, ни вступаться в доходы с них, ни требовать к учету приходо-расходных книг. Окладные же деньги сенат постановил платить Псковичам в архиерейский дом по прежнему окладу и постановление свое сообщил к сведению синоду. Но синод нашел его неправильным и постановил следующее, совершенно противоположное решение: «по содержанию правил св. Апостол и Богоносных отец и Духовного Регламента и заповеди благочестивого царя Мануила Комнина греческого, тех церковных вотчин и крестьян псковским посадским людям ничем не ведать и не интересоваться, а быть в ведомстве псковского архиепископа и приходные и расходные книги у старость к счету взять в архиерейский дом для того, что данное к церквам – уже церковное и состоит в смотрении духовной власти». В этом решении ясно уже высказывается тот взгляд, основанный на смешении двух различных понятий церкви с церквами, который в начале нынешнего столетия нашел себе полное выражение и применение на практике.

Синод сообщил свое постановление сенату и, вместе с тем, сделал распоряжение о приведении его в исполнение, то-есть, об отобрании означенных вотчин в заведывание архиерея. Но это не могло пройти без сопротивления со стороны Псковичей, и действительно, мы видим, что тридцать человек из них было взято в архиерейский дом и посажено в тюрьму. Тогда Псковичи обратились снова в сенат и объяснили в своей просьбе, что «ныне над некоторыми церковными вотчинами команду имеют управители архиерейского дома и тех церквей протопопы и попы и крестьянам чинят несносные обиды и разорения и берут взятки, и псковской архиерей теперь и на достальные вотчины требует у них крепостей. И по указу из синода велено те вотчины приписать в архиерейский дом; а от архиерея определено оным быть на содержании школ. А они, Псковичи, от тех вотчин доходов и пользы не имеют и не желают, а употребляются на ругу тех церквей попам и на церковный потребы и на строение и бывает недостаток, который пополняют своим иждивением, а окладные деньги в архиерейский дом платят без недоимок»⁴.

В прошении своем Псковичи указывали и на то, что с 1698 года таким образом приписано было к архиерейскому дому уже до 33 церквей и монастырей с принадлежащими оным вотчинами; что вследствие этого церкви те пришли в совершенное разорение и стоят в запустении, без церковного пения; в архиерейский же дом доходов с тех вотчин поступает многое число. «Если же и вотчинами наших приходских церквей», писали Псковичи, «будут ведать служители и попы Псковского архиерейского дома, то они, конечно, придут в такое же оскудение и будут так же стоять без пения».

Сенат снова рассмотрел это дело, и предполагая, что в нем может быть замешан личный интерес обеих сторон, постарался в решении своем помирить их и главным образом оградить интерес общественный, в этом случае совершенно тождественный с интересом церквей. Поэтому, «чтобы те церковные доходы не инако куда расходовались и никто бы в том не интересовался, но подлинно бы шли на содержание церковное и на удовлетворение церковных служителей ругою», сенат определил: избирать на будущее время для сбора доходов с означенных вотчин доверенных лиц от обеих сторон: от духовенства – по назначению синода, а от мирян– по выбору псковского купечества, и обязать избранных лиц, чтоб они друг без друга ни денег в доход не собирали, ни расходов никаких не чинили. Относительно учета сенат постановил, чтобы, по окончании каждого года, избранный от духовенства представлял отчет в архиерейский дом, а избранный от прихожан – псковскому воеводе; чтобы назначенное для ревизии от духовной власти лицо вместе со местным воеводою, как представителем власти светской, учитывали избранных лиц и, вместе с тем свидетельствовали все ли те церкви, как надлежит удовольствованы были. Таким же образом сенат предположил учесть и бывших до тех пор старость. «Что же св. синод представляет, ссылаясь на церковные правила и греческого царя Мануила устав, что тем, которые что в церковь дадут, своим почитать уже не должно, но церковное есть, и то бесспорно, что единой церкви надлежит, а не в собственность кому духовному или светскому, или б их подчиненным, которые бы в свою пользу такие церковные доходы употребляли, что в тех же церковных правилах не токмо жестоко воспрещено, но и клятва за то церковная положена. На содержание же школ архиерейскому дому довольствоваться теми доходами, которые именно в Духовном Регламенте на это положены и которые, как Псковичи в челобитье своем объясняют, и собираются с них особо». Вместе с тем сенат сделал постановление об освобождении из тюрьмы Псковичей и возбудил вопрос и о тех церквах, которые вместе с приписанными к ним вотчинами взяты были в прежнее время в ведение архиерейского дома и вследствие того пришли в разорение. Он сообщил это обстоятельство на рассмотрение св. синоду и предписал псковскому воеводе собрать со своей стороны подробный сведения о тех церквах и вотчинах и дознать: с какого года и по каким указам они приписаны к архиерейскому дому?

Синод однако, ни мало не стеснясь этим решением сената, продолжал приводить свое постановление в исполнение и не затруднился даже прибегнуть к силе, чтобы побороть стойких и непреклонных Псковичей. Они вскоре прислали в сенат стряпчего заявить, что не только прежде задержанные их сограждане не выпущены из тюрьмы, а даже еще вновь посажено более десяти человек. Тогда сенат спросил синод, какое распоряжение сделано им по сообщенному ему постановлению сената; но синод даже не принял сообщение сената и объявил только, что в синоде составлена резолюция и ответ пришлется. Так как однако ответа прислано не было, то сенат представил всеподданейший доклад об этом деле и просил всемилостивейшего указа.

На доклад сената последовала следующая высочайшая резолюция: «прежних старость учесть в архиерейском доме и при том учете быть лицу, определенному от воеводской канцелярии. Если кто уличится в похищении церковных доходов, о тех воеводе исследовать и решение учинить по указу. А впредь тем церковным вотчинам быть под ведением архиерейским, старость же к тем церквам и лиц для управления теми вотчинами прихожанам самим выбирать на два года. По прошествии же того времени учитывать их в архиерейском доме вместе с лицом, определенным от воеводы». Таким образом хотя Псковичам и удалось на этот раз отстоять интерес прихода, но нельзя однако не признать, что право их вышло из этой борьбы несколько надломанным. Хотя прописанным решением и было подтверждено за прихожанами право самим управлять церковными вотчинами, однако самые вотчины переданы в ведение архиерея, и предел этого ведения ничем не ограничен. Впрочем и противная сторона не имела причины быть особенно довольною этим решением, тем более, что право надзора и учета дано было духовной власти совокупно с светскою. Понятно поэтому, почему синод впоследствии никогда не ссылался на этот указ, хотя он тщательно выводил на справки все указы, которые хотя бы только отчасти могли служить к утверждению права, которого он домогался, а именно: сосредоточить заведывание церковными имуществами и доходами в руках одного духовенства и совершенно устранить от этого дела мирян. Для нас, впрочем, во всей этой тяжбе имеет важность не столько решение, по ней состоявшееся, сколько самая тяжба, как свидетельство о борьбе, происходившей в половине прошлого столетия между приходскими общинами и духовенством. Важно это дело и потому, что оно уясняет тогдашний взгляд духовенства на вопрос. Из действий его и из доводов, пущенных в ход для оправдания действий, ясно обнаруживается, что уже в то время иерархия начинала отрицать право собственности отдельных приходских церквей на их имущества и доходы. На этом основании она считала в праве отнять у псковских приходских церквей вотчины, в их пользу пожертвованные, и дать этому имуществу совершенно иное назначение, например, ассигновать получаемые с них доходы на содержание архиерейских школ, как предполагал псковский архиерей.

Мы не станем излагать здесь содержания указов 1723 года 29 июля, 1747 г., февраля 4 и 1799 года, апреля 4, которыми синод постепенно сосредоточивал в руках духовенства заведывание церковными сборами и на которые он впоследствии постоянно ссылался для утверждения своего права, а прямо перейдем к Высочайше утвержденному 26 сентября 1806 года докладу св. синода, так как в нем уже весьма определительно выражена мысль, которую проводило духовенство. По поводу вмешательства выборгского коменданта в распоряжение суммами тамошнего собора, синод представил на Высочайшее утверждение доклад, которым просил разрешения, чтобы «церковная сумма выборгского Преображенского собора и всех вообще церквей, в которых оную собирают и в расход – употребляют коменданты или другие воинские начальники, состоя на основании указов 1723, 1747 и 1799 гг., как собственность церковная, в хранении священно-церковно-служителей и церковных старость, отныне была в ведении духовного начальства, и чтобы светские люди в распоряжение его сами собою отнюдь не входили». Синод, в докладе своем, ясно высказал, что это заключение его относится не только к находящимся в крепостях, но вообще ко всем приходским церквам; далее он изъяснил, что если означенное предположение его удостоится Высочайшего утверждения, то, на основании оного, он составить инструкцию для церковных старость и предпишет всем архиереям, чтобы они подтвердили о единообразном и непременном исполнении вышепоименованных узаконений, если где-либо откроется подобное отступление в заведывании церковными суммами и употреблении оных. Доклад этот был утвержден и следовательно, получил силу закона. Напечатанные курсивом слова этого доклада имели важное значение: на них, как мы увидим далее, стали с тех пор постоянно ссылаться епископы, консистории, духовные правления, благочинные, одним словом – все чины церковной администрации, каждый раз, как только приход заявлял от себя какое-либо требование относительно сумм своей приходской церкви или решался выразить несогласие свое на какое-либо распоряжение касавшееся этих сумм. Во всех подобных случаях ответ составлялся постоянно на одну и ту же тему: вы – люди светские, a светским людям воспрещено входить в распоряжение церковными суммами: это есть дело исключительно духовной власти.

Развитие из этого взгляда окончательных и логически вытекавших из него выводов последовало скоро. Комитет «о усовершении духовных училищ» внес на Высочайшее утверждение 26 июня 1808 года доклад, которым, как известно, предполагалось отнести содержание духовно-учебных заведений на ежегодные остатки от церковных доходов. В следующей статье мы еще обратимся к этой мере, теперь же упоминаем о ней только для того, чтобы привести основание, которым комитет думал оправдать ее. «Архиереям», говорится в докладе, «дозволено же, в случае недостатка доходов одной церкви, заимствовать от других, в епархии той существующих». Заметим, что здесь под словом заимствовать вовсе не разумелось (как то обнаруживается до очевидности из предположенных комитетом мер) временное позаимствование, иначе заем, а окончательное отчуждение. Таким образом окончательно сложился тот взгляд на вопрос о заведыванин имуществами и доходами церквей, который введен был в церковное законодательство наше в начале нынешнего столетия.

На основании этого взгляда, все жертвуемое в тот или другой храм Божий становится собственностью не того храма или прихода, а всей вообще местной церкви; оттого доходы и имущества церковные, в том числе и приходские, не должны и находиться в заведывании приходских общин и вообще светских лиц, а подлежать исключительному заведыванию духовенства. Духовная власть в праве распоряжаться этими имуществами по своему усмотрению; она может даже взять у приходской церкви ее суммы или всякое иное ее имущество и употребить его на удовлетворение других церковных потребностей. Словом, выработавшийся и господствующей ныне взгляд основан на полном отрицании права собственности приходских церквей и на признании такого права только и единственно за всею местною церковью в смысле общества верующих в пределах одного государства.

Это воззрение, в приложении его к жизни, выразилось в следующих мерах: 1) в устранении приходских общин от заведывания церковными доходами; 2) в отобрании духовным начальством имуществ, пожертвованных известным приходским церквам, и в употреблении этих имуществ на другие цели, пример чему мы видели в тяжебном деле Псковичей; 3) в отобрании у всех приходских церквей всех денежных сумм, состоявших налицо к 1 января 1808 г., и 4) в отобрании у приходских церквей свечного сбора.

В следующих статьях мы изложим подробно эти две последние меры и тогда, надеемся, будет ясно, что мы отнюдь не преувеличиваем, говоря, что положенный в основание нашего церковного законодательства, в начале нынешнего столетия, взгляд на этот вопрос равняется полному отрицанию права собственности приходских церквей.

Мы видели, как в прошлом столетии, во Пскове, духовная власть пыталась отнять недвижимые имущества у приходских церквей; там попытка эта удалась не вполне, благодаря стойкости Псковичей; но нет сомнения, что в других местах, при большей уступчивости прихожан, цель достигалась. В нынешнем столетии недвижимых имуществ у приходских церквей уже не было, так что по части недвижимости нечего было и отбирать у них. Но у всех приходских церквей, в начале нынешнего столетия, были кой-какие денежные капиталы, накопившееся от прежних времен; к 1 января 1808 года, по собранным сведениям, их оказалось налицо во всех церквах 5,600.000 рублей ассигн. Понятно, что если в прошлом столетии можно было отбирать у церквей принадлежавшая им вотчины, то отчего было не воспользоваться в нынешнем принадлежавшими им капиталами? Ведь уж было высказано и признано, что все имущество приходской церкви принадлежите не ей, а вообще всей церкви, хотя бы даже оно было пожертвовано прихожанами именно в свою церковь. Значит, не представлялось никакого препятствия отобрать у приходских церквей все означенные капиталы и употребить их на какое-либо полезное для всей церкви дело. Об этом даже не предстояло надобности опрашивать приходские общества, так как суммы эти церковные, a светским людям не подобает входить в распоряжение церковным имуществом. Так действительно думали в начале нынешнего столетия и сообразно этому поступали. Нашлись однако и в этот раз приходы, которые, как Псковичи в прошлом столетии, попытались было отстоять достояние своих приходских храмов, но в нынешнем столетии дело приходских общин было уже окончательно проиграно, и потому протесты их не могли не остаться без всяких последствий. Наше теперь дело стряхнуть пыль, лежащую густым слоем на этой забытой, хотя и не глубокой старине, указать на некоторые уцелевшие следы борьбы, происходившей в глуши, и помянуть добрым словом последние, в то время почти безнадежные, усилия отстоять правое дело. Конечно, той твердости и стойкости, какую обнаружили Псковичи в XVIII веке, мы тут не встретим.

Предположение синода составить инструкцию церковным старостам, на основании начал, высказанных им в докладе 24 сентября 1806 года, было приведено им в исполнение 26 марта 1808 года. Представляя на Высочайшее утверждение означенную инструкцию, синод в докладе своем, между прочим, выразил мнение, что было бы необходимо сделать распоряжение о хранении церковных сумм не в церквах, а в кредитных учреждениях, так как «хранение этих сумм в церквах и в особенности в тех из них, кои находятся в городах уездных и селениях, по недостатку надежных стражей, не безопасно от хищения и грабительства». К этому синод присовокупил, что если это предположение удостоится Высочайшего утверждения, то он сделает распоряжение об отсылке ежегодно из церквей в консисторию тех сумм, которые будут оставаться к концу года за отделением из оных некоторой части на текущие расходы по церкви; консисториям же предпишет отсылать эти деньги в кредитное учреждение «для хранения и употребления оных по правилам, в них существующим».

Казалось бы, что мера эта, кроме пользы, ничего не могла принести приходским церквам: излишние для текущих расходов суммы сберегались бы в надежном месте и в то же время увеличивались бы накоплением процентов. Между тем, на деле вышло совершенно иное; эта благодетельная мера, вследствие странного оборота, ей данного, повела к отобранию всех денег, накопившихся в церквах и составлявших их неоспоримую собственность.

Так как на доклад синода 26 марта последовало Высочайшее утверждение 17 апреля, то синод составил и утвердил 11 июня 1808 года⁵ подробные правила о порядке отсылки денег из церквей в консистории, а из консисторий в кредитные учреждения для хранения и приращения на пользу церкви. Этими правилами предписывалось: все суммы, которые состояли налицо в церквах к 1 января 1808 года, взять у церквей и в течение шести месяцев представить в кредитные учреждения.

Ни в Высочайше утвержденном 17 апреля докладе синода, ни в правилах 11/26 июня 1808 года не была открыто высказана цель отсылки всех наличных церковных денег в кредитные учреждения. Из доклада можно было заключить, что цели никакой другой не могло быть кроме самой благодетельной для церквей, а именно: уберечь деньги их от хищения и от грабительства; из правил также оказывалось, что цель состояла в хранении и приращении этих денег, но к этому однако уже было прибавлено неопределенное выражение – в пользу церкви. Смысл этого выражения не замедлил объясниться.

Комитет, носивший название «о усовершении духовных училищ» и в котором главным деятелем был Сперанский, представил в то время доклад (утвержден 26 июня 1808 г.) об основаниях, на которых, по его мнению, следовало преобразовать духовно-учебные заведения, и о средствах, которыми можно было обеспечить содержание духовных училищ и самого духовенства. Перебрав несколько различных способов, комитет признал самым лучшим из них отделение экономических сумм и предложил положить его в основу всего задуманного преобразования. Под этим довольно глухим выражением отделения экономических сумм подразумевалось не иное что, как отнесение содержания духовных училищ и духовенства на суммы, принадлежавшие приходским церквам. Комитет в докладе своем разделил суммы эти на два разряда: 1) на суммы наличные, накопившиеся от прежнего времени, и 2) на суммы, ежегодно вновь поступать имеющие.

Относительно первых, комитет заметил, что из собранных синодом сведений оказывается, что остатки от прежних лет простираются до 5.600.000 руб. ассигн. и что синодом уже сделано распоряжение об отделении и доставлении оных в кредитные учреждения. Из этой суммы комитет предположил пятую часть (1,120.000) отчислить в основной капитал на устройство училищ; что же касается до остальных четырех пятых этой суммы (4,480.000), то на доход с оных предположено было постепенно устраивать дома священно- и церковно-служителей. Сколько известно однако и эти четыре пятых были тоже употреблены на содержание духовных училищ, так как предположения комитета относительно обеспечения духовенства в средствах содержания хотя и были утверждены, но остались без исполнения. Какое бы однако назначение ни получили эти суммы, для нас важно теперь то, что все деньги, оказавшиеся налицо в церквах к 1 января 1808 года, были отосланы в кредитные учреждения не для сохранения их от хищения и грабительства и не для приращения их в пользу приходских церквей по принадлежности, а для отделения оных, т.-е. с тем, чтобы не возвращать их приходским церквам, а составить из них капитал на содержание духовно-учебных заведений.

Просим теперь читателей решить: в праве ли мы были в конце предыдущей статьи сказать, что положенный в начале нынешнего столетия в основание церковного законодательства нашего взгляд на вопрос о церковных имуществах равняется полному отрицанию права собственности приходских церквей?

В силу вышеприведенных распоряжений, т.-е. Высочайше утвержденного 17 апреля доклада синода и указа синода 11/26 июня 1808 года, было повсеместно приступлено к отобранию у церквей всех сумм, находившихся в них налицо к 1 января 1808 года. Прихожане, конечно, и не знали ничего о докладе комитета, которым окончательно разъяснялось, с какою целью все это делалось, но они поняли однако, что тут дело шло не об охранении только церковных сумм и что эта попечительная опека могла обойтись весьма дорого их приходским храмам. Поэтому они стали, под разными предлогами, уклоняться от исполнения предъявленного требования. Так, по крайней мере, происходило дело в нескольких приходах Сызранского уезда Симбирской губернии.

Из сохранившейся у меня от того времени переписки видно, что архиепископ казанский, получив означенные указы синода, немедленно сделал распоряжение о приведении изложенной в них меры в исполнение по всей подведомственной ему епархии. Но вот уже 12-го октября 1808 года он вынужден обратиться за содействием к местной светской власти и просить ее о принятии полицейских мер по Сызранскому уезду. Что же случилось в этом мирном, безмятежном уголке России? Отчего потребовалось поднять на ноги полицию и просить ее вмешательства в области таких отношений, где, казалось бы, менее всего уместно употребление силы и куда не только можно бы не призывать полицию, но даже следовало бы не допускать ее вторжения? Таких чрезвычайных мер потребовала слабая попытка, оказанная некоторыми приходами, отстоять права своих приходских храмов на принадлежавшие им суммы. Не удивительно, что в то время попытка эта проявилась в тех приходах, где были помещики. Крестьяне безгласные, лишенные всякого значения, не могли, конечно, решиться и на слабый протест. Помещики, при тогдашнем ненормальном общественном строе, естественно являлись единственными защитниками и представителями приходских общин. Итак, в некоторых приходских церквах Сызранского уезда, оказались в наличности деньги и везде они хранились на руках у помещиков, чего, конечно, одобрить нельзя, но что также объясняется условиями тогдашнего быта. В с. Никольском оказалось у помещика Пашкова 101 р, 54 к., у Ивашова 207 р. 50 к., у Юсупова 100 рублей, итого 400 р. 40 к., в с. Репьевке у Бестужева 584 p. 76½ к., в с. Панине у помещицы Назарьевой 77 р. От всех этих приходов сызранскому духовному правлению не удалось на первый раз получить церковных денег «от г. Бестужева, за отлучкою из тех сел в другие места, a помещики Пашков, Ивашев и Юсупов хотя и находились в помянутом селе своем Никольском, но церковных сумм для представления в консисторию не отдали». Так рапортовало сызранское духовное правление архиепископу казанскому, и это-то и послужило поводом просить содействия светской власти. Вмешательство полиции однако мало принесло пользы. Земский суд отобрал от означенных помещиков подписки и препроводил их в духовное правление, которое в свою очередь представило их в казанскую консисторию. Архиепископ казанский вновь обратился за содействием к светской власти, «Из представленных подписок», извещал он симбирского губернатора, «явствует, что от помещика Юсупова и от управителя г. Пашкова церковных денег не отобрано за отлучкою их из с. Никольского в другие места, а Бестужев в слышании требования духовного правления хотя и подписался, но денег церковных не отдал; помещик же Ивашев и г-жа Назарьева от отдачи церковных денег отозвались тем, что первым те деньги отосланы яко бы в г. Казань для покупки серебряной дарохранительницы и материи на ризы, a последнею взяты для прибавки к промену колокола, отосланного в Москву. А как церковные суммы все вообще, яко собственность церковная по силе указов 29 июля 1723 г., 4 февраля 1747 г., 4 апреля 1799 г. и 10 августа 1806 г., предоставлены и состоять в ведении духовного начальства, следовательно люди светского состояния сами по себе в распоряжение тех сумм, а кольми паче употреблять оные в расход, самовольно, без согласия духовного правительства, отнюдь никакого права не имеют», то архиепископ просил губернатора принять законный меры для непременного отобрания у помянутых помещиков хранящихся у них церковных денег и передать оные благочинному для представления в консисторию. Чем кончилось это дело–мы не знаем; из переписки видно только, что, вследствие настоятельных побуждений со стороны благочинного, в двух церквах священники сами сняли с кружек печати, наложенные прихожанами, и вынули из них деньги, не отдав в них даже отчета прихожанам. Нет сомнения, что не в одном Сызранском уезде встречена была таким образом со стороны прихожан экспроприация их приходских храмов.

Какова бы ни была цель, которая в то время имелась в виду, как бы настоятельно может быть ни требовались деньги для предположенного преобразования, нельзя однако не признать, что распоряжением этим окончательно было нарушено и упразднено право приходских общин заведывать церковными суммами и, более того, было окончательно нарушено право приходских церквей на принадлежавшее им имущество. Нельзя не признать, что цель не оправдывала средства и что прихожане не даром старались отклонить от себя попечительную опеку над их приходскими суммами. Чего доброго? Может быть они и в самом деле, несмотря на недостаток надежных сторожей, лучше бы уберегли их, оставя их у себя, чем отсылая их для хранения и приращения в кредитные учреждения?

Все это дела давно минувших дней, и теперь, когда и светская и духовная власть, законом о приходских попечительствах, сами уже признали несостоятельность прежнего порядка, судить о нем можно, не оскорбляя ничьей памяти, не задевая ничьего самолюбия. В подобных порядках, или лучше сказать, беспорядках, всегда бывает виновато все общество, а потому было бы несправедливо сваливать всю вину на одних изобретателей или исполнителей этого рода мер, слагая в то же время всякую ответственность со всех тех, которые допускают их по беспечности, лени или неуменью разумным нравственным отпором обличить их несостоятельность. Тем не менее, нам теперь нужно все это припомнить потому, что старый порядок не может разом замениться новым, что следов его доселе заметно много, и потому еще, что старые ошибки должны нам уяснить тот путь, которым нам предстоит идти вперед.

Требование, обращенное к приходским церквам во имя общей пользы, не ограничилось единовременным пожертвованием; от них же требовалось еще значительное, постоянное пособие. Комитет о усовершении духовных училищ, находя недостаточным единовременное отобрание у церквей бесспорно им принадлежавших сумм, предположил повторять эту операцию ежегодно, для покрытия текущих расходов по содержанию духовно-учебных заведений. В третьем пункте своего доклада комитет выражал следующую мысль: «остатки ежегодного церковного дохода, за внутренним его на потребности церковные употреблением, могли бы быть обращаемы на содержание духовных училищ и причтов; но, в настоящем положении, остатки сии весьма были бы маловажны. Посему комитет и нашел нужным обратиться прежде всего к способам усилить церковные доходы». Для этого комитет предлагал восстановить данное Петром Великим церквам право на исключительную продажу церковных свеч и рассчитывал, что при этом условии от ежегодного отделения доходов церковных за внутренним их употреблением может поступать до 3.000.000 руб. асс. в год на содержание духовно-учебных заведений. Этот доклад комитета был Высочайше утвержден 26 июня 1808 года и следовательно получил силу закона.

Для приведения в исполнение всех преобразований, предначертанных комитетом, была учреждена комиссия. На нее было возложено, между прочим, составив подробный и точный распорядок единовременного и ежегодного отделения церковных доходов на содержание духовных училищ и предположение о лучшем устройстве исключительного права церквей продавать восковые свечи, все это представить на Высочайшее утверждение. Комиссия, в силу данного ей поручения, составила правила «об устройстве исключительного права продажи церковных свеч», в которых определила условия торговли свечами гуртом и раздробительно. Относительно же ежегодного и единовременного отделения церковных доходов, комиссия заметила, что синодом уже сделано распоряжение об отделении церковных доходов и об отсылке оных в кредитные учреждения, для исполнения чего назначен им шести-месячный срок; что для составления возложенных на нее соображений ей нужно знать сколько именно будет отослано сумм для приращения из процентов и что, по получении этих сведений, она приступить к составлению надлежащих распоряжений и представить их на Высочайшее усмотрение. Одним словом, новых правил о ежегодном отделении церковных сумм комиссия не составила и впоследствии никаких правил по сему предмету не представляла на Высочайшее утверждение. Этот доклад комиссии был Высочайше утвержден 28 августа 1808 г.

Таким образом, действующими законами по сему предмету остаются доселе:

1) Высочайше утвержденный 17 апреля 1808 г. доклад синода, коим предписывалось ежегодно все остатки от церковных доходов, за отделением из оных некоторой части на текущие по церкви расходы, отсылать для хранения в кредитные учреждения.

2) Указ св. синода 11/26 июня 1808 г., последовавший в исполнение означенного в 1 п. Высочайше утвержденного доклада синода, коим установлены правила об отсылке ежегодных остатков церковных сумм в кредитные учреждения. Хотя в правилах этих и сказано было, что заключающаяся в них положения о назначении и об отсылке денег суть единовременные и что впоследствии, синод сделает об этом особое предписание; но никакого предписания доселе не последовало и потому правила эти до сих пор перепечатываются для руководства при новых изданиях инструкций церковным старостам.

3) Высочайше утвержденный 26 июня 1808 г. доклад комитета о усовершении духовных училищ, коим ясно было высказано назначение, которое должно быть дано этим ежегодным остаткам от церковных доходов «за внутренним их употреблением».

4) Высочайше утвержденный 28 августа 1808 года доклад комиссии, которой было поручено составить правила о единовременном и ежегодном отделении церковных доходов, но которая никаких новых правил не составила, а сослалась на прежние, изданные синодом.

Ни в одном из этих действующих до сих пор законов не говорится, чтобы свечной сбор должен был идти исключительно на содержание духовно-учебных заведений; в них значится или подразумевается, что свечной сбор должен составлять часть текущих доходов каждой церкви, точно так же как кошельковый, кружечный и другие сборы, и что только остатки от всех вообще церковных доходов, за покрытием текущих расходов, должны отсылаться в кредитные учреждения и употребляться на содержание духовно-учебных заведений и духовенства. Из приведенных нами мест из доклада комитета о усовершении духовных училищ ясно видно, что он основывал свой проект вовсе не на отобрании у церквей свечного сбора, а на ежегодных остатках от церковных доходов, и что восстановлением права церквей на исключительную продажу свеч он думал только усилить церковные доходы. Точно так же смотрела на это дело и комиссия, составившая правила об устройстве исключительного права продажи церковных свеч. Это ясно видно между прочим из того, что в случае обнаружения незаконной продажи свеч, комиссия предлагала отсылать конфискованный свечи и взысканный с виновных деньги в церковь того прихода, где подлог учинен, для причисления оных к доходам церковным.

Итак, вследствие предложенные комитетом «о усовершении духовных училищ» мер, все приходские церкви лишились всех своих сумм, состоявших на лицо к 1 января 1808 г. Если, по сию пору, где нибудь ведутся у нас по приходским церквам летописи, то этим фактом начнется в них повествование о достопамятных событиях нынешнего столетия. Кроме того, постановлено было отнимать ежегодно у всех приходских церквей остатки от текущих доходов, за покрытием всех текущих по церкви расходов, и обращать эти суммы на содержание духовных училищ. Если бы эта последняя мера была приведена в исполнение, то приходские церкви утратили бы, конечно, значительный суммы; однако, они не лишились бы средств, необходимых для покрытия текущих расходов.

Но не то вышло на деле, что было предположено и узаконено. Церкви приходские потеряли не одни ежегодные остатки от своих доходов, а большую часть этих текущих доходов, без которых они не могут существовать. Мы увидим в следующей статье, как это случилось и к чему повело.

Продажа при церквах свеч, употребляемых при богослужении, существовала и до Петра Великого, и получавшийся от этой статьи доход шел на покрытие текущих расходов церквей. Но в то время церковный свечи составляли предмет свободной торговли, поэтому и при церквах продажа их производилась не только от церквей и в их пользу, но и частными лицами. «Понеже мнози бывают при церквах продающие тыя (т.-е. свечи) с получением не церкви, но себе прибытка» сказано в указе Петра Великого 28 февраля 1721 г. Воспрещалась ли тогда продажа свеч, как всякая вообще торговля внутри храмов, и допускалась ли только вне его – на это мы не нашли указаний.

Петр Великий, считая, что прибыль от продажи свеч «никому иному, но церковному имению приобщатися должна», означенным указом установил в пользу церкви монополию по свечной торговле. Вследствие этого, всем продающим свечи не от церкви было запрещено «впредь оными торговать и в купечестве своем содержать», приготовленный же у них для продажи свечи велено было отобрать и отдать в церкви, заплатив однако за них настоящую цену. Вместе с тем, было установлено, чтобы «при каждой церкви един был для продажи свеч приставник», чтобы на получаемые от этой статьи доходы, «понеже церковные имения нищих имения суть», построены были при всех церквах богадельни для призрения нищих и больных, и чтобы учреждены были, по выбору прихожан, церковные старосты, которым поручить как продажу свеч, так и устройство богаделен. На участие в этом деле духовенства, мы в этом законе не находим никаких указаний. Продажу свеч гуртом дозволено было производить только из лавок, находившихся в городских рядах. Любопытно, что Петр Великий, в своем стремлении все подчинить строгой регламентации, все подвести под определенную мерку, обратил внимание даже на наружный вид свеч и узаконил для них однообразную форму во всей России, «во всем Российском государстве восковые свечи делать так, чтоб каждая свеча имела нижнюю толстоту против верхней вдвое, а длина б была против той нижней толстоты в пятеро». Это предписано было указом, и для надзора за точным его исполнением были разосланы в главный магистрата и во все епархии утвержденные образцы свеч.

Несмотря, однако, на запрещение, продажа свеч на улицах и близь церквей продолжалась по-прежнему. «Многие носят свечи по улицам, крича велегласно с безмерным неистовством, и на распутиях в праздничные дни, недопускающе надлежащей от церкви быть продаже, но друг перед другом мимо ходящим заскакивающе с нахальством». Так описан существовавши в то время обычай в одном из указов, которыми синод старался прекратить продажу свеч «суеверных невежд ношением и бесстудным к народу восклицанием» и тем оградить от подрыва данную церквам привилегию. Подтвердительные указы синода не могли, однако, помочь делу, тем более, что таможенным уставом 1755 г. было дозволено крестьянам торговать свечами. Вследствие этого, даже в 1808 году, «мелочные торжники продавали свечи не только в городах уездных, селениях и на ярмарках, но даже при сельских церквах в храмовые праздники в розницу». Такая раздробительная продажа вне церкви должна была естественно производить подрыв доходу церквей, и потому Высочайше утвержденною 17 апреля 1808 г. инструкцией церковным старостам была возложена на них обязанность наблюдать, чтобы «никто, ни даже из принадлежащих к причту и ни в какое время не продавал восковых церковных свеч ни в церкви, ни по близости их, кроме лавок для гуртовой продажи их, находящихся на рынках». Исключительное право церквей на продажу свеч было восстановлено и утверждено за ними окончательно Высочайше утвержденным 28 августа 1808 года докладом комиссии о духовных училищах. В нем она изъяснила, что дарованное Петром Великим церквам право, распространялось не только на розничную, но и на гуртовую продажу свеч, хотя, как мы видели, право это понималось в то время не совсем. согласно с объяснением комиссии, так как продажа свеч из лавок в рядах не была воспрещена. Тем не менее, комиссия признала нужным установить на будущее время исключительное право церквей и на гуртовую продажу свеч, но составленный ею правила не соответствовали предположенной цели. Этими правилами гуртовая продажа не была безусловно воспрещена, а только ограничена известными местами, именно: она дозволена была при церквах, но единственно для снабжения свечами других церквей, с фабрик, в тех лавках, в которых торгуют только воском и на городских и сельских ярмарках. В настоящее время, как известно, консистории сдают с торгов или даже без оных, за условленную плату, право на оптовую торговлю свечами в городах губернских⁶ и уездных, и все находящиеся в городе и его уезде церкви обязаны покупать свечи в лавке своего уездного города и во всяком случае не иначе как в своей епархии. Таким образом, оптовая торговля свечами превращается в каждом городе в монополию одного лица. Каким образом ввелся этот порядок, на каком законе он основан, во всех ли епархиях он существует или только в некоторых и куда идут деньги, платимые торговцами за исключительное право на оптовую торговлю свечами – мы не знаем и ожидаем разъяснения этих вопросов от лиц, близко знакомых с делом. Добавим к этому только, что в некоторых епархиях даже заведены от архиерейских домов свечные заводы, в которых обязаны покупать свечи все лица, производящие оптовую торговлю свечами в епархии. Что же касается до раздробительной продажи свеч, то она в настоящее время утвердилась за церквами, и нарушение этого правила встречается, кажется, только в отдаленных от церквей деревнях, где зажиточные крестьяне держат у себя свечи для продажи односельцам, которые не могут ездить каждое воскресенье и каждый праздник в свой приходский храм, а молятся у себя дома, ставя свечи пред иконами.

Мы видели, что Петр Великий, установляя в пользу церквей монополию на торговлю свечами, хотел поручить производство продажи и заведывание сбором самим прихожанам в лице избранных ими для сего церковных старость. Но так как церковное законодательство наше стремилось уже в прошлом столетии отнять у прихожан заведывание вообще всеми церковными доходами и сосредоточить это дело в руках духовенства, то вскоре после издания указа 1721 г. и свечной сбор был передан в заведывание духовенства; церковный староста конечно при этом не был устранен, но он явился уже не представителем прихода, а даровым служителем, который в этом деле помогал духовенству.

Петр Великий, предоставив церквам исключительное право продажи свеч и тем усилив их доходы, нашел справедливым возложить на каждую церковь обязанность устроить богадельню для призрения нищих; но это превышало средства церквей и потому не могло быть исполнено.

Первая попытка централизировать свечной сбор, т.-е. превратить его из дохода каждой отдельной церкви в общий церковный доход, сделана была синодом в 1723 году. Указом от 29 июля было предписано во все епархии, чтобы по примеру Петербурга для сбора доброхотных подаяний во всех церквах было по два кошелька «из какой приличной материи на рукоятиях устроенные»; в один из них собирать деньги на расходы по церкви, а на собираемые в другой кошелек деньги и на свечной сбор построить «при знатных церквах» богадельни и содержать в них нищих. При тех же церквах, где этих сборов будет недостаточно для устройства богадельни, там собранные деньги «содержать до указу в целости, без всякого в прочие расходы употребления». Но в то время подобная попытка централизации свечного сбора не могла удастся вследствие крайней недостаточности церковных сборов. Синоду доносили, что «и в один кошелек ничего не приходить», и потому он вынужден был в 1740 и 1747 годах отменить свое распоряжение и дозволить по-прежнему все вообще сборы, как свечной, так и оба кошельковые, употреблять на расходы по церкви, и только остатки от них, если бы таковые где либо оказались, обращать на призрение нищих. Таким образом, в продолжение всего прошлого столетия, свечной сбор не переставал составлять собственность той церкви, в которой он получался. Мы видели, что и комитет об усовершении духовных училищ, в докладе своем о преобразовании духовно-учебных заведений, не предлагал ни отнять у церквей принадлежавший им издавна свечной сбор, ни назначить его исключительно на содержание духовных училищ. Финансовая часть проекта, выработанного комитетом, сводилась собственно к тому, чтоб отнести содержание духовно-учебных заведений и духовенства на доходы церквей и для этого ежегодно отбирать у всех церквей остатки от их доходов; а так как можно было предполагать, что остатки эти будут не довольно значительны, то составлены были новые правила для розничной и гуртовой продажи свеч, с целью прекратить продажу их не от церкви, и тем усилить доходы церквей. Таким образом комитет рассчитывал только на излишки от доходов церквей и не думал лишать их необходимого на покрытие их текущих расходов.

Но, при исполнении вошедшего в законную силу доклада комитета, финансовая сторона его была подвергнута весьма существенному изменению. Вместо того, чтобы, согласно с докладом комитета, требовать от церквей представления ежегодных остатков от доходов, стали требовать от них, чтобы они высылали весь свечной сбор, отнюдь не производили бы из него никакого расхода по церкви, а употребляли для этого только кружечный и кошельковый сборы. Иначе сказать: свечные сборы были изъяты из числа доходов тех церквей, в которых они получались, были слиты в один общий для всей России свечной сбор, получивший особое назначение – исключительно на содержание духовно-учебных заведений. Чтобы понять значение этой меры, нужно знать, что свечной сбор составлял в то время, составляет и теперь, главный, почти единственный источник дохода большей части церквей, и что, сравнительно с этим сбором, кружечный и кошельковый крайне незначительны и совершенно недостаточны для покрытия текущих расходов церквей. Таким образом изъятие свечного сбора из числа доходов приходских было равносильно оставлению церквей почти без всяких средств.

Как могло совершиться столь существенное изменение в получившем силу закона докладе комитета–мы не можем с достоверностью объяснить. Из напечатанная в П. С. 3. указа св. синода от 8-го июня 1809 года видно только, что вследствие представления, сделанного синоду, 6 сентября 1808 года, комиссией о духовных училищах, последовал из св. синода 7 октября того же года указ, коим воспрещено было употреблять свечные доходы на какой бы то ни было расход по церкви и велено было весь свечной сбор сполна представлять в кредитные учреждения на содержание духовно-учебных заведений. Странно, что несмотря на важное значение этого указа и на то, что исполнение его требуется от всех церквей до сих пор, он пропущен в П. С. 3., не перепечатывается теперь для продажи и потому не имеется в церквах. Между тем постоянно перепечатывается для продажи и находится в каждой церкви инструкция церковным старостам и приложенный к ней указ св. синода от 11/26 июня 1808 года, которыми предписывается отсылать ежегодно из церквей в кредитные учреждения остатки от церковных доходов. Если вы спросите у священника или у церковного старосты: на каком законе основано требование об отсылке из церкви сполна всего свечного сбора, не оставляя из него ничего на покрытие расходов по церкви, то едва ли получите от заведывающих этим сбором и ежегодно отсылающих его в консисторию какой-либо удовлетворительный ответ на ваш вопрос. Скажут вам только, что должно быть есть закон, коли требуют, и покажут вам книгу приходо-расходную, в которой сумма, отсылаемая в консисторию, ежегодно записывается в расход в графе, озаглавленной так: «внесено для хранения и приращения на пользу церкви».

При таких обстоятельствах однако естественно возникает вопрос: если указ св. синода от 7 октября 1808 года, которым отнят у всех церквей издавна принадлежавший им свечной сбор, последовал не в законодательном порядке, то может ли считаться отмененным закон, по которому церкви обязаны отсылать ежегодно не свечной сбор, а только ежегодные остатки от своих доходов за покрытием всех необходимых расходов по церкви? Сама комиссия о духовных училищах, в своем докладе, от 28 августа 1808 года, признала, что если бы потребовалось составить новые правила на счет ежегодного отделения церковных доходов на содержание духовно-учебных заведений, то такое изменение должно бы быть сделано в законодательном порядке. Поэтому, едва ли может быть сомнение в том, что закон, изложенный в Высочайше утвержденном 17 апреля 1808 года докладе синода и в последовавшем на основании этого доклада указе синода 11/26 июня, равным образом и в Высочайше утвержденных 26 июня и 28 августа 1808 года, докладе комитета и комиссии о духовных училищах остался в силе и действует до сих пор; от того некоторые из этих законоположений, как например указ св. синода 11/26 июня 1808 года, и продолжают до сих пор перепечатываться для руководства и находятся во всех церквах. Следовательно, должно признать, что, по действующему ныне закону, церкви обязаны отсылать не свечной сбор, а ежегодные остатки от своих доходов за покрытием всех расходов по церкви.

Какой же был результат распоряжения синода, изложенного в указе его от 7 октября 1808 года? От церквей требовали, чтобы они отсылали в консистории почти все доходы свои, а себя оставляли без средств для исполнения самых необходимых расходов; оставалось либо исполнить требование синода и вместе с тем закрыть церкви, либо не исполнять его и представлять ложные отчеты и донесения. Первое было невозможно; необходимость заставляла прибегнуть ко второму средству. Во всех церквах начали, в книгах и отчетах, сочинять доход от продажи свеч, показывать его однажды условленною суммой, а деньги, которые в действительности получались от продажи свеч сверх этой условленной суммы, показывать на приход как будто поступившими в кошельковый и кружечный сбор, или даже вовсе не записывать на приход, а хранить как секретную сумму. В консистории же стали отсылать ежегодно известную сумму, большею частью в одном и том же размере, а в некоторых епархиях приняли за правило ежегодно увеличивать эту сумму на одну или две копейки для того, чтобы избавиться от докучливого вопроса, отчего сбор не увеличивается? Таким образом как закон, требовавший отсылки остатков от доходов, так и указ синода, требовавший отсылки сполна всего свечного сбора, оставлены были и остаются до сих пор без исполнения, и на деле сложился порядок, средний между требованием закона и требованием синода, возможный для выполнения, но крайне вредный по своим последствиям.

Уже в 1820 году синод в указах своих жалуется на то, что свечной сбор уменьшается и что это происходить между прочим от «перечисления свечных денег в другие статьи церковных доходов и от утайки свечного дохода и удерживания оного частными лицами». И действительно, нельзя было не прийти к такому заключению, когда, например, в Смоленской епархии, несмотря на разорение, которое она претерпела в 1812 году, свечной сбор увеличивался, а в епархиях, которые оставались совершенно вне военных действий, он уменьшался. Синод старался пособить этому делу рассылая указы, требуя отчетов о свечном сборе по новым формам; но все это разумеется, не достигало цели. Нужно ли говорить, что порядок этот продолжается и до сих пор? Чтоб убедиться в этом, достаточно припомнить циркулярное послание смоленского епископа Антония, которым он, года два тому назад, приглашал подведомое ему духовенство и церковных старост к усилению средств на содержание семинарий и духовных училищ. «Известно», говорилось в послании, «что доселе свечной доход почти везде показывался не весь, а только часть его, другая же часть его или обращалась в кошельковый сбор, или, нигде не записанная, составляла секретную сумму», а потому преосвященный убеждал, «отныне и всегда, показывать в отчетах весь свечной сбор, как он есть, без всякой утайки, святительским словом заверяя, что более надлежащего ни одной копейки от церкви не потребуется».

Нельзя не отнестись с полным сочувствием к тому, что преосвященный Антоний решился открыто и гласно признать зло и правдиво описать нынешний порядок, укоренившийся в церквах; но никак нельзя признать ни справедливым, ни практичным заявленное требование, чтобы свечной сбор отсылался церквами сполна в консисторию. Требовать этого значить настаивать на той мере, которая привела и должна была привести к злу, так верно описанному в том же циркуляре. Сверх того, если требовать от церквей представления сполна всего свечного сбора, сколько бы его ни получалось, и поставлять это непременным правилом, то как же вместе с тем заверять, что более надлежащего ни одной копейки требовать не будут? А если свечной сбор в действительности превышает сумму, необходимую для усиления средств семинарий? Разве тогда не потребуется от церкви более надлежащего? Недостаточно описать зло, чтобы окончательно сознать его, надобно назвать его по имени: зло это есть терпимое святотатство. Мы этим именем называем не перечисление свечного сбора в другие церковные доходы; это есть только вынужденная ложь, которая только отчасти ложится виною на исполнителей; но мы этим именем называемыми утайку свечного сбора и удерживание оного частными лицами», как сказано в указе св. Синода 1820 года, или «отчисление его в секретную сумму», как сказано в циркуляре преосвященного Антония. Объяснять значение и всегдашние последствия «секретных сумм» – надобности не предстоит; это всем известно.

Породив описанное нравственное зло, принятая в 1808 г. мера оказалась вместе с тем несостоятельною и в практическом отношении. Мы ни слова не говорим против отнесения на доходы церквей содержания духовенства или духовно-учебных заведений; но мы не можем признать ни справедливым, ни практичным отнимать у церквей то, что каждой из них принадлежит, лишать их главного источника их доходов, сливать доходы каждой отдельной церкви в один общий сбор для всей России посредством искусственной централизации, упразднять местные средства, пренебрегать местными интересами и заменять самоуправление приходских общин церковно-административною бюрократией. Порядок этот в практическом отношении выразился между прочим в следующем результате: в 1866 году ожидалось к поступлению свечного сбора 1.102,955 р. сер., как значится в смете специальных средств св. Синода на прошлый год, а 60 лет тому назад комитет о преобразовании духовно-учебных заведений рассчитывал, что ежегодно можно будет отчислять до 3.000,000 р. асс. остатков церковных доходов на содержание духовно-учебных заведений и духовенства. Если принять в соображение стоимость денег 60 лет тому назад и в наше время, то нельзя не признать, что поступление в св. Синод свечного сбора уменьшилось в этот период времени, между тем как в действительности свечного сбора получается в церквах без всякого сомнения не менее, как от двух до трех миллионов р. сер. Оттого духовно-учебные заведения, как известно, пришли в последнее время в бедственное положение за совершенным недостатком материальных средств для их содержания.

Это обстоятельство вынудило даже новую меру относительно свечного сбора: дозволено было епископам увеличивать содержание наставников в семинариях на местные средства и обращать на этот предмет всю сумму, на которую удастся увеличить свечной сбор в епархии. Вследствие этого, по примеру преосвященного Антония, стали настоятельно требовать от церквей, чтобы они представляли сполна весь свечной сбор; децентрализация даже в этом виде сопровождалась обычными своими последствиями: поступление свечного сбора в консистории значительно увеличилось; некоторые церкви удвоили свои взносы, другие даже утроили. Допустим, что этим путем предположенная цель будет достигнута, содержание наставников местной семинарии будет обеспечено, но 1) требование от церквей всего свечного сбора лишено законная основания и равносильно отнятию у церквей их собственности: церкви имеют право на свечной сбор; 2) к чему лишать церкви всего свечного сбора, если цель может быть достигнута и при менышем пособии от них? Поступать так значит приносить совершенно в жертву интересы церквей и местных приходских обществ в пользу даже не столько общего, сколько, к сожалению, сословного интереса, ибо духовно-учебные заведения наши имеют до сих пор замкнутый сословный характер. 3) Так как контроль будет по прежнему невозможен, иначе сказать, останется по прежнему контролем бюрократическим, то нравственное зло от этого порядка нисколько не уменьшится: свечной сбор будет увеличиваться в ущерб кошельковому и кружечному сбору, но, конечно, не в ущерб «секретной сумме». 4) Поэтому, и тягость, которую будут нести церкви, разложится на них неравномерно, т.-е. несоразмерно с их средствами, a соразмерно с усердием того или другого благочинная и с желанием его выслужиться перед своим начальством.

Неужели же нельзя найти такой меры, которая давала бы возможность достигнуть требуемой цели и вместе с тем не влекла бы за собою нравственного зла? Ответ на этот вопрос мы постараемся представить в последней нашей статье; теперь же посмотрим, какие были прямые последствия отрицания права церквей на принадлежащее им доходы и имущества, отобрания у них в 1808 году всех капиталов, накопившихся от прежнего времени, и ежегодных остатков от доходов или даже текущих доходов под видом слития свечных сборов отдельных церквей в один общий для всей России сбор и, наконец, совершенного отстранения прихожан от заведывания имуществом и доходами их приходских храмов?

Результатом всех этих мер было охлаждение прихожан к интересам, связанным с их приходским храмом, утрата доверия с их стороны к церковным сборам и к распоряжениям церковной администрации, касавшимся этих сборов, и вследствие этого – ущерб церковным доходам в самом их источнике. Хотя все это, по очевидности своей, не требует даже доказательств, но тем не менее я постараюсь подтвердить сказанное сохранившеюся у меня перепиской, которая происходила в 1824 году чрез посредство местного благочинного между архиепископом казанским и некоторыми приходами Сызранского уезда.

Архиепископ Амвросий, заметив, что в некоторых церквах Сызранского уезда находятся довольно значительные наличные суммы, предписал отослать их для хранения в приказ общественного призрения, «так как из церквей деньги часто пропадают или захватывают оные священнослужители и церковные старосты». На этот раз, действительно, не имелось ничего другого в виду, как сбережение церковных денег от растраты; но понятно, что прихожане усомнились в этом и постарались сохранить деньги у себя. Так села Соловчихи священно-церковнослужители, староста церковный и прихожане просили, чтобы им было дозволено оставить церковную сумму на их хранении, под их ответственностью п обязывались вносить за нее в церковь по 6%; прихожане сел Владимирского и Спасского отозвались тем, что деньги церковный им нужны на покупку нового колокола и для постройки каменной церкви, и взяли на себя ответственность в целости этих денег. Но архиепископ решил: села Соловчихи священно-служителям и прихожанам в просьбе их отказать, как противной закону, а от прихожан сел Спасского и Владимирского потребовать объяснения: какие причины выставляют на упорство свое против распоряжений начальства? Управляющей означенных сел объяснил на какой именно предмет нужны церковный деньги, и в отзыве своем присовокупил, что в последнее время прихожанами сделано разных исправлений по церкви на 1.200 руб., не касаясь кошельковой суммы, «что они удивлялись и спрашивали, отчего на такие надобности не дозволено было употребить кошельковую сумму? А как дошло до их сведения, что оные деньги приказано отбирать, разумея так как свечные, то приметным образом подаянием останавливаются, тем более, что в наших местах жертвуют холстом, который по продаже обращается в кошельковую сумму, а потому, чтобы не отклонить прихожан от подаяний, он считает нужным о сем объяснить; упорства же прихожане никакого не делают».

В следующей статье мы постараемся собрать все, что уцелело в нынешнем церковном законодательстве нашем от права приходских общин заведывать имуществом и доходами их приходских храмов.

В предыдущих статьях было показано, как приходские общины отчасти de jure, но главным образом de facto, лишились права заведывать имуществом и доходами их приходских церквей, и как оно перешло в руки духовенства. Законодательными и правительственными распоряжениями постепенно прокладывалось новое русло и в него направлялось течение жизни. Вследствие этого прежнее русло стало естественно засоряться, так что не было даже особенной надобности заравнивать его, а можно было предоставить времени окончательно исполнить эту работу. Между тем при поверхностном взгляде следы этого старого русла легко могли навести на предположение, что течение, некогда оживлявшее его, прекратилось само собою, и не потому, чтобы струя была искусственно отведена в другую сторону, а потому, что она иссякла.

Таково значение доселе сохранившихся в действующем церковном законодательстве нашем следов старого права приходских общин, и этим объясняется существование в нем статей, идущих совершенно в разрез с теми фактами, в которых, как мы видели, выражается господствующее направлена. Статьи эти, к изложению которых мы теперь перейдем, имеют для нас цену только как уцелевшие остатки прежнего права приходских общин.

В указе св. синода 29 июля 1723 года, которым были установлены во всех церквах два кошельковых сбора, тогда же переданные совокупно с свечным сбором в заведывание духовенства, было сказано, что ежемесячная высыпка денег, счет и записка оных в книгу должны делаться при священнике с причетниками и при знатных приходских людях. В этих последних словах нельзя не заметить, с одной стороны, некоторой уступки старому порядку, а с другой искажения его: вместо целого прихода являются какие-то знатные приходские люди, да и те допускаются только в качестве свидетелей.

Гораздо правильнее и определеннее высказывается в этом отношении изданная в 1806 году инструкция благочинным. Она вменяла им в обязанность наблюдать, чтобы церковные старосты никаких расходов без ведома священника, а больших (расходов) и без согласия прихожан не чинили. Заметьте, что инструкция даже не вменяет в обязанность прихожанам испрашивать разрешение у епископа на производство значительных расходов из церковных сумм, а предоставляет приходу самостоятельно распоряжаться ими. Та же инструкция признает за прихожанами и право выбора священника. Вообще, по своему истинно-церковному характеру и по отсутствию в ней бюрократических замашек и начальнических приемов, она резко отличается от всех других законов и распоряжений по части церковного управления. Это легко объясняется тем, что первоначальным составителем ее был митрополит Платон, который, как известно, старался даже отклонить последовавшее впервые при императоре Павле сопричисление архипастырей к государственным орденам. Находя вероятно титул кавалера несовместным с монашеским званием и с саном иерарха⁷.

Но эти понятия остались исключением, и потому неудивительно, что уже в 1808 г. изданною инструкцией церковным старостам вменено в обязанность священнослужителям и церковному старосте, «в случае значущих издержек испрашивать благословение архипастыря». Впрочем, и эта инструкция еще требует, чтобы староста производил расходы не иначе, как «с согласия почетнейших прихожан». Она допускает также, чтобы ежемесячная высыпка денег и свидетельство расходов производились «в присутствии почетнейших прихожан» и чтобы ими подписывался акт свидетельства. К сожалению, однако инструкция, признавая эти права только за почетнейшими прихожанами, не определила на кого возложена обязанность возводить прихожан в категорию почетнейших, а без этого кто же захочет самовольно отнести себя к этому разряду и присвоить себе принадлежащие ему права? Все эти статьи имеют силу и в настоящее время, так как инструкция церковным старостам ни в чем впоследствии не изменена и служит руководством до сих пор.

Но сравните новейшее издание инструкции благочинным с изданием 1806 года. Хотя в нем и перепечатано целиком из прежнего издания приведенное нами место, в котором говорится о необходимости согласия прихожан на производство значительных расходов из церковных сумм, однако вслед затем уже прибавлено подробное наставление о том, в чем именно должен заключаться надзор благочинного над церковным старостою. Тут уже говорится, «что он (благочинный) должен наблюдать, с ведома ли священно- и церковнослужителей производятся мелочные расходы, a более значительные с разрешения ли епархиального начальства». Итак, в одной и той же статье инструкции, в начале ее признается необходимость согласия прихожан на производство расходов из церковной суммы, а в конце об этом условии умалчивается и вменяется в обязанность благочинным наблюдать только, чтобы было согласие причта и епископа. Легко угадать, которое из двух правил избирается благочинными для собственная их руководства.

В уставе духовных консисторий мы не находим прямого признания права прихожан на заведывание и распоряжение церковными суммами. В главе 5-й о приходе, в которой всего естественнее было бы упомянуть о всех правах, предоставленных приходу, было бы, конечно, упомянуто и об этом праве, если бы только оно серьезно за ним признавалось. Но в этой главе нет даже намека на него; только в примечании к 38-й статье главы 3-й о благоустройстве церквей, о нем упоминается вскользь. «Недостающая церковная утварь», значится там, «должна приобретаться на счет кошельковых церковных доходов с общего согласия причта ж прихожан, по испрошении архиерейского разрешения». Но сравните далее в главе 6-й о хозяйстве церквей статью 138, в которой определяется порядок расходования церковных денег и покупки на счет оных всего нужного для церкви, и вы заметите, что в ней о прихожанах умалчивается и что для расходования церковных денег этою статьею требуется только разрешение епархиального начальства по представлению причта. Наконец в ст. 146 говорится, что суммы церковные должны ежемесячно свидетельствоваться церковным причтом со старостою и почетнейшими прихожанами. Вот единственные два места во всем уставе духовных консисторий, в которых упоминается о праве прихожан заведывать церковными суммами.

Какое же заключение можно вывести из всех этих статей, тщательно собранных нами из действующих ныне уставов, инструкций и указов? Казалось бы, что заключение можно вывести только следующее: нынешнее церковное законодательство настолько упоминает о праве прихожан участвовать в заведывании и распоряжении церковными суммами, насколько это нужно, чтобы можно было сказать что право это признается, и чтобы вместе с тем можно было поступать как будто бы оно вовсе не существовало.

Но могут возразить, что церковный староста есть представитель прихода и что в его лице весь приход призван к участию в заведывании церковными суммами. Такое возражение было бы вполне основательно и справедливо, если бы церковный староста действительно был представителем прихода. Но он вовсе не имеет этого значения. Хотя определение на эту должность и делается по выбору прихода, но один акт избрания, при отсутствии других условий, еще не дает избранному лицу значения представителя общества, его избравшего. Сотский и десятский служат также по выбору, однако никто, конечно, не сочтет и не назовет их представителями сельского общества.

Церковные старосты были у нас и до Петра Великого и тогда они действительно были поверенными приходских обществ; но не от них ведут свою генеалогию нынешние старосты церковные. Родоначальниками их являются те старосты церковные, которых учредил Петр Великий. Указами 19 и 28 февраля 1718 года он запретил священникам иметь при церквах свои собственные дома, велел строить их на церковный деньги и учредить при каждой церкви старосту, на которого возложить «дом попов строить». В 1721 году, когда даровано было церквам исключительное право на продажу свеч, вновь велено было «учредить церковных старость вероятия достойных с обыкновенными всех приходских людей письменно заручными выборы», и поручить им как свечной сбор, так и устройство богаделен. Возлагая таким образом на каждую церковь обязанность устраивать дома для причта и богадельню, Петр Великий вместе с тем давал ей для исполнения этой обязанности человека, на благонадежность которого указывал приход самым актом избрания его. В этих указах церковный староста является лицом самостоятельно распоряжающимся порученными ему суммами. Но когда свечной и другие церковные сборы были переданы в руки духовенства, когда было высказано начало, что «церковные суммы должны быть в ведении духовного начальства и что светские люди распоряжаться оными не в праве», тогда и церковный староста должен был естественно утратить всякую самостоятельность и связь свою с приходом. Он не мог не превратиться в дарового служителя, помогающего духовенству в деле заведывания церковным имуществом, и которого приход избранием своим только рекомендует как человека благонадежного. И действительно, может ли выборное лицо считаться представителем общества его избравшего, когда оно избирается для поручения ему такого имущества, на которое за самими избирателями никакого права не признается? Общество может считать своим поверенным только такое лицо, которому оно поручает заведывание своим имуществом, хождение по своему делу или вообще ограждение своих интересов. Так как за приходом не признается никаких прав, то, кажется, не может быть у него ни представителя, ни поверенного. Что бы такое, в самом деле, могло доверить своему поверенному общество, лишенное всяких прав? Если от такого общества требуют, чтоб оно выбирало для известной цели кого-нибудь из своей среды, то такой выбор может иметь значение только указания на лицо, могущее исполнить эту обязанность, только принятие на себя большей или меньшей ответственности за его благонадежность. Понятно, что когда светские люди по принципу были отстранены от распоряжения церковными суммами, вместе с тем оказалось необходимым особою инструкцией определить обязанность и власть церковных старость, назначаемых из светских людей, но труднее понять с чего, в первой же статье этой инструкции, церковный староста назван был поверенным прихожан. Достаточно впрочем прочесть следующую затем статью, чтоб убедиться, что в действительности и не предполагалось давать ему этого значения. Во 2-й статье говорится, что «староста избирается прихожанами при посредстве благочинного, с согласия священно- и церковнослужителей и утверждается епархиальным архиереем». Эта обстановка выбора уже достаточно обрисовывает характер этой должности, а всею вообще инструкцией он определяется еще яснее. Над церковным старостою установлен постоянный надзор причта, он подчинен благочинному и консистории и над всеми его действиями учрежден действительный контроль благочинного. С приходом же эта должность ничем не связана; перед ним староста не обязан никаким отчетом, и контроль прихожан над его действиями установлен какой-то мнимый. Поэтому и общества смотрят на эту должность, как на повинность на него возложенную, как на обязанность ставить из своей среды человека для отправления известной службы, а вовсе не как на право, в лице своего поверенного, самому заведывать суммами своего приходского храма. Такой характер имеет эта должность и теперь. Поэтому неудивительно, что в прошлом году последовало распоряжение, которым предоставлено церковным причтам (о церковном старосте даже и не упомянуто) самим отсылать в кредитные учреждения излишние кошельковый суммы, производить из них, с ведения благочинного, мелочные починки в церквах, до 50 рублей, и такую же сумму употреблять единовременно на покупку необходимых книг, утвари, ризницы и на починки в церковных домах. Мы готовы допустить, что в этом распоряжении не упомянуто о церковном старосте по недомолвке, но несомненно, что эта недомолвка пойдет в прок, и тогда спрашивается: при чем останется, не говорим – приход, но самая должность церковного старосты. Очевидно, не при чем, и это будет самым естественным исходом этого учреждения.

Сведем же теперь итоги. Мы видели, что закон предоставляет прихожанам право выбирать священников, требовать удаления неисправных в отправлении своей должности, изъявлять согласие или несогласие на производство расходов из церковных сумм и даже, как будто, допускает контроль прихожан над этими суммами. Прибавим к этому, что прихожанам предоставлено еще право жалобы и ходатайства по делам прихода. Вот и все права, которые могли бы быть предъявлены прихожанами по закону, и этого было бы достаточно для приходских общин; но мы видели также, что ни одно из этих прав в действительности за ними не признается и что все эти законы остаются мертвой буквой. Иногда, отдельные лица из прихожан, даже сельские общества пользуются некоторыми из перечисленных прав, но общество приходское не может пользоваться ни одним из них. Легко понять, почему закон признает вышеприведенный права за прихожанами, а не за приходом; он признает приход только в смысле округа, приписанного к известной церкви, а не в смысле общества или юридического лица. Между тем, большая часть предоставленных прихожанам прав такого свойства, что ими может пользоваться только приход, как собирательная единица, иначе как общество, но не каждый прихожанин порознь, сам по себе и в отдельности. Поэтому, возможность для прихожан пользоваться предоставленными им правами предполагает признание прихода как общества или юридического лица, имеющего определенную организацию и законное представительство. Каким образом, например, могли бы прихожане приступить к выбору священника, или потребовать удаления нерадивого, или принести жалобу на него, или, наконец, потребовать отчета в церковных суммах? Ведь для этого необходимо было бы прихожанам посоветоваться друг с другом, сговориться между собою, а для этого нужно было бы прежде всего собраться. Кто же соберет их, когда у прихода нет законного представителя? Да и самое собрание, если бы оно состоялось, сочтется ли законным, не будет ли оно признано за скоп, за незаконное сборище? И действительно, оно должно быть признано таковым, пока закон не признает прихода за юридическое лицо. Без этого условия приход никогда не будет иметь ни голоса, ни значения; церковная администрация будет всегда действовать помимо его и обращаться с ним как с личностью, находящеюся под опекою, как с несовершеннолетним.

В настоящее время все формы, в которые облекаются наши бытовые отношения, ищут себе законного признания и юридического определения. Закон, хотя и медленно, но однако проникает более и более во все сферы нашей деятельности и полагает прочное основание дальнейшему ее развитию. Естественно поэтому, что то, чему закон не дает прочного юридического бытия, что остается как бы вне закона, остается вместе с тем и вне развития и постепенно вымирает. Всякий общественный организм в настоящее время может развиваться под тем лишь условием, чтобы закон ограждал его признанием его права на существование и на самостоятельную деятельность в пределах, в которых ему предоставлено жить и двигаться свободно. Иначе он не будет в состоянии даже ограждать себя от посягательств и насилий, и поневоле вынужден будет, при всяком столкновении с сторонними интересами, сторониться и уступать.

Удовлетворить, относительно приходских общин, этой естественной потребности надежно огражденного бытия, признать их как общества законно существующая, дать им юридическую организацию и представительство–такова была задача «Положения о приходских попечительствах», к рассмотрению которого мы приступим в следующей статье.

При господстве крепостного права не было возможности дать какую-либо организацию приходской общине. В основе этого союза лежит понятие о духовном братстве, соединяющем господина со слугою, как братьев о Христе Иисусе. «Основа этого братства, – говорить Беллюстин, – есть приходский храм; связь – общность молитв и таинств. Для всех прихожан единая купель, единая чаша, все единое – в приходском храме; вот чем скрепляется и освещается эта связь и возводится до духовного братства». Юридическая организация такого братства возможна только при гражданской равноправности его членов; представительство его не может составлять прирожденного права известного лица или состояния, а может быть основано только на выборном начале, которое предполагает как необходимое условие для своего применения, гражданскую свободу избирателей.

В прежнее время, за отсутствием законного представительства, помещик являлся de facto представителем прихода и защитником его интересов. К счастию, этот порядок не был узаконен в то время, и мы избегли таким образом латинского патроната, точно так же как юридическая неопределенность, в которой у нас оставалось крепостное право, избавила нас от патримониальной юрисдикции. Но если означенный порядок и оправдывался тогдашним общественным строем, то внутренняя неправда его сказывалась на каждом шагу. Помещик, не сознавая за собою права быть представителем прихода, никогда не выступал прямо и открыто, а действовал так-сказать келейно, переговаривая с глазу на глаз с епархиальною властью, которая, по необходимости, большею частью удовлетворяла его ходатайству. Таким образом личность помещика заменяла приходское общество; его мнение и его просьба принимались за мнение и за просьбу всего прихода. Мы не скажем, что всякий помещик и во всяком случае действовал в подобных делах по своей прихоти, не соображаясь с желанием прихода, но даже при лучших условиях его воля, будучи подкреплена сильною властью, естественно должна была подчинять себе всякое свободное проявление воли прихода. Неудивительно, что при такой обстановке священник с причтом становился в непосредственную зависимость от помещика, и что крепостное право проникало и в эту сферу и извращало отношения причта к приходу.

Как скоро крепостное право было уничтожено, так само собою должно было упраздниться и сложившееся силою вещей лжепредставительство прихода в лице помещика. Но в то же время должна была почувствоваться и необходимость дать приходу законную организацию и правильное представительство. Как бы плох ни был прежний порядок, нельзя отрицать, что приходское общество все-таки находило в нем какую-нибудь защиту своих интересов. Сверх того в нем все-таки проявлялся и сохранялся для лучших времен, хотя и в неправильной форме, принцип участия мирян в делах церкви, подобно тому, как он также сохранялся и в высших сферах церковной администрации. Поэтому очевидно, что если бы старый, упразднившейся сам собою, порядок не был заменен новым, приходское общество, оставшись без всякой защиты своих интересов, пришло бы в худшее положение чем то, в котором оно находилось прежде.

Таким образом закон о приходских попечительствах не есть плод кабинетного досужего занятия, а есть ответ на запрос самой жизни. Не подлежит сомнению, что вслед за освобождением крестьян почувствовалась настоятельная надобность в подобном учреждении. Может быть она и не была еще окончательно сознана, a вследствие этого еще почти и не высказывалась как требование, но тем более заслуги законодателю, угадавшему и своевременно удовлетворившему потребность, только что начинавшую возникать.

Но Положение о приходских попечительствах есть не только прямое последствие Положения 19 февраля 1861 г. – оно имеет с ним еще другую, внутреннюю связь. Положение 19 февраля, освободив крестьян из-под власти помещиков, поставило первых в совершенную независимость от последних. Положение 2 августа 1864 года вводит эти, на свободе основанный, отношения в нравы, оно создает общее для тех и других дело, на котором они могут сойтись как равноправные и потрудиться вместе; оно создает почву, на которой помещик может, если пожелает, оказать не малое содействие крестьянам, на которой среда более образованная может приобрести правильное и благотворное воздействие на среду менее образованную. Связь, соединяющая оба законоположения, проявилась в самом порядке рассмотрения составленного товарищем обер-прокурора св. синода проекта положения об устройстве приходских попечительств при православных церквах. Он был предан предварительно на заключение соединенного присутствия главного комитета об устройстве сельского состояния и департаментов законов и государственной экономии и государственного совета и затем рассмотрен, исправлен и представлен на Высочайшее утверждение государственным советом. Положение о приходских попечительствах и дополняющее его в некоторых частях мнение государственного совета были Высочайше утверждены 2 августа 1864 года и разосланы 7 сентября того же года ко всем епархиальным архиереям при отношении митрополита новгородского и петербургского.

В силу этого закона, дозволено прихожанам сходиться в общие собрания для обсуждения хозяйственных дел прихода, а для постоянного заведывания оными учреждать приходские попечительства. Эти два органа положены в основу юридического устройства, данного приходским общинам; оба они одинаково важны и необходимы и восполняют друг друга. Приходские попечительства, которые стали бы действовать без контроля общих собраний и не созывая их для согласования своих действий с желанием всего прихода, извратили бы в существе самое учреждение.

В общих собраниях закон предоставляет право участвовать всем прихожанам, владеющим домом в пределах прихода, и затем всем лицам, хотя и не домовладельцам, но имеющим право участвовать в собраниях дворянства или местного городского или сельского общества. Сверх того приходскому попечительству дозволено приглашать в общие собрания и других прихожан, участие которых оно признает полезным для прихода. Всем лицам, имеющим право присутствовать в общем собрании, должен быть содержим в исправности приходским попечительством особый список. Нельзя не признать, что относительно прихожан не домовладельцев из крестьян в законе есть некоторая неясность. Давая право голоса в общем собрании прихожан лицам, имеющим право участвовать в собраниях местного сельского общества, закон имел, конечно, в виду расширить круг лиц, которым разрешено участвовать в собраниях прихода, допустить в него и прихожан не домохозяев. Но означенным определением не достигается предположенная цель, так как в собраниях местного сельского общества имеют право участвовать только одни домохозяева. Казалось бы, что основанием для права участия в общих собраниях прихожан следовало бы положить два начала: с одной стороны – владение домом, а с другой для лиц, не имеющих недвижимой собственности, – определенный срок жительства в пределах прихода. Таким образом были бы привлечены к участию в делах прихода все местные жители, личные интересы которых связаны с интересами прихода, и были бы отстранены только лица временно проживающие в нем и не имеющие с ним поэтому действительной связи. Общие собрания прихожан созываются с согласия приходского попечительства председателем и происходят под его наблюдением. О дне и месте назначенного собрания и цели оного священник извещает прихожан, объявляя о том в церкви, при стечении народа, в три предшествующие собранию воскресные или праздничные дни. Собрание признается правильным, когда в нем было не менее одной десятой части лиц, имеющих право в нем участвовать. За каждым лицом, которое принимает участие в собрании, считается один голос; дела решаются по большинству голосов, и о последовавшем решении составляется приговор. Общее собрание прихожан определяет число членов попечительства и срок их службы, избирает их, установляет порядок отчетности и ежегодно поверяет отчеты о действиях приходского попечительства и о заведываемых им суммах. Оно не имеет права устанавливать сборов обязательных для всех прихожан.

Приходские попечительства закон называет «органами местных обществ», разумеется – приходских. Они состоят частью из членов, избираемых приходом, частью из лиц, состоящих членами по занимаемой ими должности. Так местные священнослужители, волостной старшина и староста церковный считаются непременными членами попечительства. Закон не ограничивает никаким цензом круга лиц, из которого могут быть избираемы члены, назначаемые по выбору от прихода. Он говорить только, что «приходские попечительства учреждаются из лиц, отличающихся благочестием и преданностью вере православной», и затем в другой статье, называет выборных членов – «членами от прихожан». Из этого само собою вытекает, что принадлежность к приходу, a следовательно и к православному исповеданию, составляет необходимое условие для выбора. Поэтому те собрания прихожан, которые избирали членами попечительств лиц католического вероисповедания, и те епископы, которые изъявили на это свое согласие, как тому были примеры в юго-западном крае, едва ли поступили согласно с законом и с духом этого учреждения. Председатель попечительства избирается общим собранием прихожан, по большинству голосов, из лиц, пользующихся общим доверием, не исключая и местного приходского священника. Закон поступил совершенно правильно, назначив председателя по выбору всего прихода. В приходских попечительствах более, чем в других общественных учреждениях, от председателя во многом зависит успешный ход дела, поэтому необходимо, чтобы председатель пользовался полным доверием со стороны прихода. Но по этому же самому и непонятно, почему священнику, настоятелю приходской церкви, предоставлено право, помимо желания прихода, председательствовать в попечительстве во время отсутствия председателя. Священник, который по личным своим качествам пользуется доверием прихода, не имеет надобности в особых привилегиях для того, чтобы утвердить за собою и в попечительстве тот вес и то значение, которыми уже пользуется лично и по своему сану. Но священнику, которому, по личным его качествам или по другим причинам, приход не оказывает доверия (что при нынешнем порядке определения священников, без всякого участия со стороны прихода, может случаться нередко), – такому священнику нисколько не поможет предоставленная ему законом привилегия; она может только оказать вредное влияние на ход самого дела. Казалось бы, что нет никакой надобности создавать для священника какое-то исключительное положение в попечительстве. Разве может быть признано предосудительным для священника войти наравне со всеми другими членами, как равноправный брат, в духовное братство? Если где-либо привилегии и отличия должны считаться безусловно неуместными, то конечно в учреждении приходском, и потому они с трудом могут в нем удержаться. Так например, закон хотел создать особое «звание попечителя прихода» и присвоить его исключительно председателю попечительства; чуткий народный голос понял неуместность этого отличия и распространил название попечителя на всех членов без различия. Сверх означенных лиц, т.-е. членов по выбору и по занимаемой ими должности, попечительствам предоставлено право приглашать в заседания свои и других лиц по своему усмотрению. Относительно порядка ведения дел в попечительстве закон установляет только, что предлагаемые на обсуждение вопросы должны разрешаться по большинству голосов, и что, в случае разделения оных поровну, перевес дает голос председателя; определение же времени заседаний, порядка занятий, разделения обязанностей между членами и т. п. закон предоставляет самим попечительствам, «с доведением в потребных случаях до сведения епархиальных архиереев».

К разряду каких же учреждений должны быть причислены приходские попечительства? Закон прямо признает их за учреждения общественные. Этим определением отстраняется всякое сомнение в том, что приходские попечительства не включены в состав ни учреждений государственных, ни того правительственного учреждения, которое заведует делами церкви и носит название ведомства православного исповедания. Заслуживает внимания, что в духовной литературе (мы разумеем некоторые епархиальные ведомости и ежемесячные журналы) почему-то не довольствуются узаконенным названием приходских попечительств, а считают нужным постоянно прибавлять к прилагательному приходское еще эпитет церковно- и называть таким образом попечительства церковноприходскими. Если этим эпитетом хотят только уяснить, что означенное учреждение входит в область не государства, а церкви, в истинном смысле этого слова, т.-е. в смысле общества верующих, то название это совершенно правильно, только едва ли не бесполезно, потому что уже слово, приходское заключает в себе эту мысль. Но нельзя не протестовать против этого эпитета, если слово церковное понимается здесь в том тесном смысле, в котором, как мы уже видели, оно неоднократно разумелось у нас прежде; если оно имеет целью содействовать проложению того пути, по которому можно было бы удобно, постепенно и незаметно втянуть это учреждение в ведомство церковной администрации и превратить попечительство в ее исполнительный орган. Причислением приходских попечительств к учреждениям общественным определен законом характер этого учреждения, дана ему та самостоятельность, без которой был бы немыслим его успех. Если бы сравнение могло уяснить характер учреждения приходских попечительств, то мы готовы были бы сравнить его с земскими учреждениями. Хотя они и относятся к различным сферам: первые – к сфере церковной, а вторые – к сфере государственной, однако между ними есть одна общая черта: и те и другие учреждения общественные, действующие самостоятельно, а не по указаниям или предписаниям исполнительной власти. Но эта общая черта присуща им обоим не в одинаковой степени: земские учреждения открываются без просьбы земства, введение их обязательно для него, на них возложена законом обязанность удовлетворять известные потребности государственные и поэтому им дано право налагать обязательные сборы. Приходские же попечительства – учреждения не обязательные: они открываются только по желанию прихожан, на них не возложено никаких обязательных расходов, и они не облечены поэтому никакою принудительною властью. Ясно, что если относительно первых представляется основание для некоторого контроля со стороны администрации то относительно вторых никакого основания для этого не имеется. Если первые, будучи облечены властью, имеют в некотором отношении значение органа администрации, хотя и действующего самостоятельно, то вторым никоим образом не может быть придано это значение, так-как они лишены всякой власти или, лучше сказать, избавлены от нее. Поэтому они и не могут занять никакого места в иерархической лествице церковной администрации и быть поставлены в подчиненное к ней отношение.

Итак, приходским попечительствам еще более, чем земским учреждениям, присущ характер учреждения общественного.

Понятно поэтому, что с гражданским начальством у приходских попечительств никакого столкновения быть не может, разве только в том случае, если бы они вышли из указанных им пределов деятельности. Так например, если бы приходское попечительство вмешалось в деятельность, предоставленную волостным правлениям, то, конечно, вызвало бы вмешательство со стороны гражданской власти. Но кроме подобных случаев, вероятно попечительства не встретят со стороны гражданского начальства, под покровительство которого они поставлены законом, ничего кроме предписанного тем же законом содействия для правильного и успешного хода предоставленного им дела.

В более непосредственные отношения поставлены приходские попечительства к местному епископу или к так-называемому епархиальному начальству, а потому не бесполезно в точности определить эти отношения, насколько они разъяснены законом. «Распоряжению епархиальных архиереев предоставлено устройство приходских попечительств, им разрешено приступать к открытию оных не одновременно, а постепенно по мере удобств и возможности». Таким образом местному епископу принадлежит право разрешать открытие попечительств в том или другом приходе; без его согласия ни одно попечительство не может быть открыто. Естественно поэтому, что весь ход дела в самом его зачине находится в руках местного епископа; от него зависит дать делу быстрый или медленный ход. Но едва ли не чересчур обширно толковалось в иных епархиях право, данное епископам, разрешать открытие приходских попечительств, как право вовсе не давать хода этому учреждению и нигде не разрешать открытия попечительств. С другой стороны, едва ли можно также путем правильного заключения выводить из него право, которое присвоили себе некоторые епископы, утверждать избранных членов попечительства, что естественно влечет за собою право и не утверждать избранных лиц. По закону, открытие попечительства в приходе должно происходить в следующем порядке. «Первоначально, до образования попечительств, составление списка всем лицам, имеющим право присутствовать в общем собрании, возложено на священника – настоятеля церкви, при участии 10 почетнейших из прихожан». Те же лица должны созвать общее собрание прихожан и предложить ему, не пожелает ли оно открыть попечительство. Если оно изъявить на это согласие, то об этом должен быть составлен приговор и представлен местному епископу при просьбе от прихода о том, чтобы он разрешил открыть попечительство. По получении от него согласия, общее собрание, которое должно быть и на этот раз созвано теми же лицами, выбирает председателя и членов попечительства и «доводить до сведения епархиального архиерея о числе избранных членов и сроке их службы». Хотя порядок этот и не объяснен подробно в законе, но он вытекает из находящихся в нем и приведенных нами указаний. Вследствие неясности закона в этом отношении, многие приходы затруднялись открытием попечительств собственно потому, что не знали как приступить к делу. Многие священники не решались от себя созвать приход для того, чтобы предложить ему открыть попечительство, a делали это предложение собранным волостным и сельским сходам, не решались писать приговора от имени приходского общества, а обращались за этим в волостные правления. Вот до какой степени у нас отшиблена память о приходе, как об обществе.

Таким образом открытие попечительств зависит от местного епископа; но раз оно открыто, оно уже действует самостоятельно. Только «по предметам, превышающим права попечительств и общего собрания прихожан, равным образом и в сомнительных случаях, или если бы представилась необходимость изменить или пополнить правила положения, попечительства обязаны представлять о том епархиальному архиерею на разрешение или для сношения с кем следует». Во всех тех случаях, когда нужно содействие или заключение гражданской власти, преосвященные обязаны входить в сношение с местным губернским начальством или с губернскими присутствиями по обеспечению духовенства, где оные учреждены.

В Положении 2 августа 1864 года нет никаких других статей, которые бы могли способствовать точнейшему определению отношений приходских попечительств к местному епископу. Но и этих указаний вполне достаточно для того, чтобы уяснить основную мысль Положения, что приходские попечительства пользуются полною самостоятельностью в пределах деятельности, предоставленной им законом, – что отношения их к местному епископу до тех пор, пока деятельность их остается в законных пределах, никоим образом не могут и не должны быть приравниваемы отношениям подчиненного к своему начальству. Епископ есть непосредственный покровитель, заступник и советник приходских попечительств. Отношения его к ним суть те же, что отношения епископа к его пастве. В основе их лежит не начало власти, а начало любви, поэтому епископ и не может быть назван начальником приходских попечительств, но по этому же самому он настолько более чем начальник, насколько начало любви выше чем начало власти.

Если же попечительства имеют право действовать самостоятельно, без вмешательства гражданского начальства и местного епископа, то из этого вытекают сами собою следующие последствия. Суммы, собираемые приходскими попечительствами, равным образом и приобретаемые ими имущества составляют неотъемлемую собственность приходских обществ. Поэтому приходские собрания и их органы, приходские попечительства, в праве самостоятельно, не испрашивая ни у кого ни разрешения, ни утверждения, распоряжаться своими суммами под условием, само собою разумеется, не выходить из круга предметов, предоставленных их ведению. С соблюдением этого же условия они в праве направлять свою деятельность на тот или другой предмет, смотря, по ближайшему и непосредственному своему усмотрению. Суммы и отчеты приходских попечительств не подлежать никакому контролю и никакой ревизии кроме контроля самого прихода. Поэтому закон и обязывает попечительства ежегодно отдавать общему собранию прихожан отчет в своих действиях и в заведываемых им суммах и «вести дела свои с необходимою гласностью, устраняя всякие излишние формальности».

Круг предметов, предоставленных ведению приходских попечительств, закон определяет следующим образом: «приходские попечительства учреждаются для попечения о благоустройстве и благосостоянии приходской церкви и причта в хозяйственном отношении, а также об устройстве первоначального обучения детей и для благотворительных действий в пределах прихода». Еще точнее определены в ст. 5 Положения предметы, которыми в праве заниматься приходские попечительства. В ней говорится, что приходские попечительства обязаны заботиться: 1) о содержании и удовлетворении нужд приходской церкви и об изыскании средств для производства нужных исправлений в церковных строениях и для возведения новых взамен пришедших в упадок; 2) о том, чтобы приходское духовенство пользовалось всеми предоставленными ему средствами содержания, а в случае недостатка сих средств – об изыскании способов для увеличения оных; 3) об устройстве домов для церковного причта; 4) об изыскании средств для учреждения в приходе школы, больницы, богадельни, приюта и других благотворительных заведений; 5) вообще об оказании бедным людям прихода, в необходимых случаях, возможных пособий, также о погребении неимущих умерших и о содержании в порядке кладбищ». Хотя закон и говорит, что приходские попечительства обязаны заботиться об означенных предметах, но так как самое учреждение попечительств, как мы видели, необязательно для приходов, и не только попечительства, но даже общие собрания не в праве установлять обязательных сборов, то и все эти предметы ведения не могут быть причислены к потребностям, удовлетворение коих обязательно, в строгом смысле этого слова, для приходских попечительств. На них возложена обязанность заботиться об этих предметах, но это еще не влечет за собою безусловной обязанности удовлетворять эти потребности. Уже давно ощущалась необходимость возложить на какое-либо учреждение попечение о тех предметах, которые теперь вошли в круг деятельности приходских попечительств. Шесть лет тому назад, когда совершилась крестьянская реформа, и начало самоуправления получило впервые широкое применение в общественном устройстве нашем, естественно должна была возникнуть мысль приурочить к волостным и сельским учреждениям попечение о призрении бедных и сирот, об устройстве училищ (ст. 51 и 78 Общ. Пол. 19 февраля 1861 г.). Крестьянским обществам было дозволено, вследствие этого (ст. 178 того же Пол.), установлять мирские сборы на устройство и поддержание церквей, заведение сельских училищ и содержание учителей. Три года тому назад, когда началу самоуправления дано было еще более обширное применение, на земские учреждения было возложено: «заведывание земскими благотворительными заведениями и прочие меры призрения; изыскание способов для прекращения нищенства; попечение о построении церквей; участие преимущественно в хозяйственном отношении и в пределах законом определенных, в попечении о народном образовании и о народном здравии» (полож. 1 янв. 1864 года и IV и VII ст. 2). Из этого видно, что на всякое новое, возникавшее в последнее время, учреждение, сверх главных дел, для заведывания коими оно собственно создавалось, возлагали, так-сказать в виде придатка, и те дела, которые теперь предоставлены ведению приходских попечительств. Таков бывает обыкновенно удел всякая нового учреждения: на него взваливается удовлетворение всех потребностей, которые остаются не приуроченными ни к какому органу общественная устройства. Уже путем опыта точнее определяется круг деятельности нового учреждения, уясняется – какие именно из числа порученных ему дел приходятся в меру его материальных и нравственных средств. Нет сомнения, что точнейшая, основанная не на теории только, но и на опыте, специализация дел, подлежащих ведению отдельных учреждений, вместе с разграничением области их деятельности, составляет значительный шаг вперед на пути развития общественная устройства. Едва ли мы ошибемся, если скажем, что из всех органов общественной деятельности, на которые возлагались до сих пор дела благотворительности, распространения грамотности, попечения о церкви и ее служителях, созданное законом 2 августа 1864 года учреждение приходских попечительств представляет наибольший залог успеха для дел этого рода. Земские учреждения задались теперь разрешением весьма трудной задачи о более равномерном распределении между всеми элементами, из которых слагается земство, тех тягостей, которые до сих пор почти исключительно лежали на одном сословии. Этот вопрос еще не скоро исчерпается, еще долго будет стоять на первом плане и заслонять собою все другие дела. С другой стороны, те средства, которыми может располагать земство, еще долго будут поглощаться потребностями, удовлетворение коих для него обязательно. Но если бы даже земство не остановилось перед быстрым возвышением налогов, если бы даже ему удалось изыскать средства для удовлетворения и указанных выше потребностей, то едва ли земские учреждения, губернские и уездные, могли бы совладать с заведыванием делами этого рода в сельских и городских обществах без содействия учреждений более местных. Казалось бы, что практичнее было бы земским учреждениям ограничить на первых порах свое участие в делах это рода оказанием пособия тому или другому приходскому попечительству, которое постарается на изысканные им самим средства хотя отчасти удовлетворить ту или другую из исчисленных потребностей. Что же касается волостных и сельских учреждений, то они имеют свой достаточно обширный и притом постоянно возрастающий круг деятельности, а потребности, которые они должны удовлетворять, едва ли не превышают уже те средства, коими они располагают. Наконец, будучи учреждениями сословными, они не могут привлечь к участию в делах подобного рода представителей среды более образованной, нравственное и материальное содействие которых необходимо для успешного хода этих дел. Не подлежит поэтому сомнению, что распространение грамотности, благотворительность во всех ее видах и наконец попечение о храме Божием и о его служителях, – что все эти дела всего лучше приурочиваются к тому учреждению, которое имеет средоточием своим приходскую церковь.

На какие же средства могут рассчитывать приходские попечительства для исполнения возложенных на них дел. Положение указывает на «добровольные пожертвования, как на ближайшей источник денежных и вообще материальных средств для приходских попечительств. Пожертвования дозволено собирать в пределах прихода, или в выставляемые для того кружки, или по особым подпискам; кружки могут быть обносимы и в церкви. Для сбора пожертвований вне пределов прихода могут быть выдаваемы епархиальным архиереем сборные книги. Сбор пожертвований производится отдельно: а) в пользу церкви, б) в пользу причта и в) для школы и благотворительных учреждений». Не подлежит сомнению, что закон, не дозволив приходам производить сборов обязательных, ограничив их средства добровольными пожертвованиями, тем самым ограничил самоуправление приходских общин. Нельзя не отнестись однако с полным сочувствием к этой мере. В деле, имеющем средоточием своим приходскую церковь, желательно было бы, никогда не прибегать к принудительным мерам взыскания, желательно было бы чтобы неоскудевающий источник добровольных пожертвований бил обильною струей, которая могла бы удовлетворять все потребности. На первых порах даже необходимо было бы отстранить всякие обязательные сборы. Они значительно затруднили бы открытие приходских попечительств. которые были бы встречены как новая тягость, налагаемая на народ. С другой стороны, дозволение обязательных сборов возбудило бы вопрос о раскладке налога, что в свою очередь, конечно породило бы раздор между различными сословиями, к которым принадлежать прихожане. Всякий согласится, что если вообще желательно избегать борьбы сословных интересов, то в собрании приходском она была бы крайне вредна и неуместна. Поэтому закон поступил весьма благоразумно, установив, что всякий приговор общего собрания о сборе обязателен только для тех прихожан, которые изъявили на него свое согласие.

В какое же отношение должны стать приходские попечительства к прежнему хозяйству церковному? В праве ли они, принимая на свое попечение благоустройство приходской церкви, принять вместе с тем в свое заведывание если уже не свечной сбор, который, как мы видели, разными путями был отнять у церквей, то по крайней мере накопившиеся от прежнего времени капиталы, равным образом и сборы – кружечный и кошельковый, принадлежность которых каждой отдельной церкви до сих пор не отрицалась, если не на практике, то по крайней мере в принципе? Должно ли прежнее хозяйство церковное поступить в ведение приходских попечительств, или же оно должно по прежнему оставаться в исключительном заведывании священника и старосты церковного, без всякого участия прихожан, а рядом с ним возникнет другое хозяйство–приходское, состоящее в заведывании приходских попечительств? На эти вопросы, которые естественно должны были возникнуть на первых же порах деятельности приходских попечительств, Положение не дает ответа.

В следующей статье мы рассмотрим, как отвечала на эти вопросы церковная администрация, и как вообще она отнеслась к новому учреждению, созданному Положением 2 августа 1864 года.