Житие отца Фаддея

В молодые годы, когда мне было 15–16 лет, я сильно простудился. Заболел воспалением легких и должен был лечь в больницу. Прошло три с половиной месяца лечения, а состояние мое не улучшилось. Я всегда был вегетарианцем, вообще не мог есть ни мяса, ни жареной пищи, и даже молока и яиц, поэтому воспаление легких было для меня очень тяжелой болезнью. Собрался консилиум врачей, чтобы исследовать мою болезнь. После совета решено было прописать мне особую процедуру – принятие пневматорокса. При этом легкое наполняется кислородом, смешанным с различными лекарствами. От тех, кто проходил эту процедуру, я слышал, что она очень тяжелая, даже те, кто были физически крепче меня, плохо ее переносили. Тогда я сказал врачам: «Если у вас есть какое-нибудь другое средство – хорошо, а если нет, на эту процедуру я не согласен». Они рассердились на меня: Ты будешь учить нас, как надо тебя лечить! Завтра же пойдешь в антитуберкулезное отделение и примешь первую процедуру. «Хорошо, – подумал я про себя, – вряд ли вы меня завтра увидите». Спрашиваю: «Сколько я смогу прожить без этого лечения?» Одна врач мне отвечает: Если послушаешься нашего совета, может быть, и выздоровеешь, а если не послушаешься, самое большое проживешь пять лет». «Значит, – думаю, – они не уверены в моем выздоровлении с помощью терапии». Примирился я со своим положением и решил эти пять лет послужить Богу. Но родители мои не были согласны с этим.

Моя внутренняя решимость не давала мне покоя, и я ушел в монастырь Горняк, против воли родителей. Я пришел туда вечером, как раз когда игумен выходил из церкви после вечерней службы. Он меня принял, и я рассказал ему о своем решении посвятить свою жизнь служению Богу и объяснил, как я представляю себе монашескую жизнь. С нами был еще один русский монах. Не помню, что еще я рассказывал игумену, только на следующий день вижу, что этот монах несет в церковь просфору, вино и воду, он вошел в церковь, и я за ним. Он отнес вино, воду и просфору в алтарь, а я остался у престольной иконы. Выйдя из алтаря, он сказал мне: «Вечером я слышал твой разговор с игуменом. Нигде в наших монастырях ты не найдешь такой жизни, которую себе представляешь. Такое устроение есть только у русских в монастыре Мильково. Там собрались русские, которые ушли с Валаама». Тогда, в 1924 году, монастырь Валаам относился к Финляндии и, подчиняясь Константинопольской Патриархии, должен был принять новый календарь. Те монахи, которые не хотели принимать новый календарь, стали искать другое покровительство и обратились к Сербской Церкви, которая их приняла и распределила по монастырям. Так русские монахи пришли в монастырь Мильково. Они установили в нем правило, по которому жили в монастыре на Валааме. «Тебе нужно идти туда, – говорит мне монах, – только там ты найдешь то, что ищет твоя душа». «Захотят ли они принять меня?» – спрашиваю я. «Захотят». Так я пошел в монастырь Мильково. Возле монастырских ворот я увидел одного послушника и спросил у него: «Здесь ли игумен?» «Здесь». «Может быть, ты отведешь меня к нему». И он отвел меня за амбар. Вижу: игумен, препоясав рясу и разувшись, топчет глину, перемешанную с мякиной. Он посмотрел на меня и говорит: «А ты хочешь стать монахом!». «Хочу», – говорю я. Святой жизни был архимандрит Амвросий. «Хорошо, – говорит, – вот, готовлю баньку для братии». Баня – это закрытое помещение с лежанкой за котлом, до краев которого сложены камни. Под котлом и камнями горит огонь. Когда вода закипит и камни нагреются, тогда один монах берет воды из котла и ей поливает раскаленные камни, чтобы все помещение наполнилось паром. Я тяжело переносил пар, потому что был слаб на легкие. Мне приходилось припадать к полу, где было меньше пара.

«Отведи брата, пусть немного подкрепится и отдохнет в келье, потому что вечером будет бдение, а он не привык к нашим длинным службам», – сказал отец архимандрит Амвросий, и послушник отвел меня в келью, чтобы я отдохнул. Вечером в шесть часов началось бдение и продолжалось до одиннадцати. Каждый день служили святую литургию и полное правило. Наступил понедельник, отец архимандрит подзывает меня и спрашивает:

– Нравится ли тебе наша жизнь? Хочешь ли остаться у нас?

– Нравится.

– Ну, хорошо, а хочешь остаться?

– Хочу.

– Говорил я с отцом Павлом. Ты пойдешь сторожить виноградник, а отец Павел пойдет в монастырь и поможет братии, потому что он опытный монах. Отец Павел был боснийцем, старым человеком, было ему уже около 70 лет. В молодые годы он уехал в Америку, долго жил там, а когда вернулся, ушел в монастырь Горняк, где и замонашил. Он охранял виноградник и спал там, в небольшом домике. Так я остался в монастыре Мильково.

Архимандрит Амвросий был человек святой жизни. Во время революции ему прострелили грудь, пострадало легкое. Незалеченная рана вызвала туберкулез, и он упокоился еще совсем молодым человеком. Он был учеником известных старцев Оптиной Пустыни, особенно он любил Амвросия Оптинского, который постриг его в монашеский чин. От него исходила необыкновенная любовь, невероятная, ничем не омраченная. От старцев Оптиной пустыни он воспринял самое лучшее – любовь. Он отдал свою жизнь этой всеохватной любви. Он был просто непостижим, пленял своей любовью всякого, с кем был в дружбе или даже просто разговаривал. Ни разу ни рассердился ни на одного монаха или послушника, ни одного слова не сказал наперекор. Терпел много, но все прощал. Все заботы и проблемы возлагал на Господа и Ему одному жаловался. Он стремился своим примером воодушевить братию, и многие восприняли от него дар этой всеохватной и бесстрастной любви. Я сам почувствовал ту невыразимую любовь, которой он обладал и которую он передал братии как высочайшее наследство.

Когда я пришел в монастырь Мильково, первым моим послушанием было охранять виноград. Я любил поспать, и однажды, когда я задремал, пришли воры и обобрали весь виноград. Когда я проснулся, вижу – винограда нет. Перепугался и со страхом жду эконома. Пришел эконом, посмотрел и ни слова мне не сказал. Ни слова! Виноград из виноградника украден. А он – ни слова. На следующий день снова приходит ко мне и говорит: «Фомушка (меня так звали послушником), батюшка благословил дать тебе новое послушание. Будешь пасти овец и коз на лугу у Моравы. И так я стал пастухом овец. И опять я сам все испортил. Дали мне учить часослов, пока пасу овец и коз, и я, читая часослов, опять задремал. Когда проснулся, смотрю, где овцы, осталась только одна старая коза. Остальные куда-то делись. Я быстро встал и пошел искать. А они ушли в поле, проломили в одном месте ограду и поели всю хозяйскую фасоль. А коза, когда увидела, что я побежал к овцам, понеслась за мной и чуть было совсем не снесла ограду. Хозяин увидел, что сотворили овцы и козы, и пошел в монастырь жаловаться отцу архимандриту. Он приказал эконому возместить ущерб, и на этом все кончилось. Мне же никто из братии не сказал ни одного слова, никто. На следующий день снова приходит эконом и говорит: «Батюшка благословил новое послушание для тебя. Теперь будешь пасти коров на другом лугу». Между тем история повторилась. У нас было шесть коров, среди них была одна старая корова, которая норовила уйти к чужим. Пока я пас коров, я их внимательно считал, чтобы не повторить прежнюю ошибку. Взял с собой часослов и читал его время от времени. И пока я читал, эта старая корова успела уйти и забралась в огороды, которые были рядом с лугом. Читая, я время от времени посматривал на коров, думая, что все они на счету. Но когда я внимательно пересчитал, я увидел, что этой старой коровы нет. Я обомлел и побежал ее искать. Я стал искать ее в огородах. Она была уже в третьем, изгрызла и истоптала всю капусту. Хозяин снова жаловался, и снова пришел эконом. Новое мое послушание было на трапезе и в церкви.

И это только малая часть всех искушений, которые отец архимандрит покрывал своей безмерной любовью. А было их много горьких и болезненных, но отец архимандрит отвечал только любовью. Один монах, который когда-то был губернатором, начальником округа – а это большая должность в России, любил выпить. Бывало так, что уйдет из монастыря в село, и целыми неделями его не было. А игумен должен был его искать и возвращать в монастырь. Он пьет и пьет, а отец архимандрит не скажет ни одного слова в упрек о том, что он делает. Ни одного. Все покрывал любовью как будто ничего не было.

Я видел, что он терпит и страдает из-за всего этого, но никому ни одного слова не сказал. В церковь на богослужение всегда приходил первый и становился на игуменское место. Видно было, что он подавлен, но он никому ничего не говорил, все возлагал на Господа. Никогда никого не наказывал.

Ни о ком ничего плохого даже не подумал. Ни на кого не взглянул с укором, как будто ничего и не было. Всякого любил таким, какой он есть, и молился Богу, чтобы Он его просветил. Жизнью своей поучал и стремился всякого своим примером привести на путь спасения. Действительно, исключительная душа была отец архимандрит Амвросий, полная любви и умиления. Жаль, что болезнь слишком рано увела его с этого света.

Здесь, в монастыре, я однажды почувствовал, что все люблю. Какая-то чудесная несказанная радость охватила все мое существо. Я почувствовал некий невыразимый мир. Все люблю и больше не могу сердиться. Жалею все, что страдает. Каждую минуту могу заплакать из-за человеческого горя и страдания. И это продолжалось, пока не упокоился блаженнопочивший игумен Амвросий.

Пока отец архимандрит Амвросий был жив, все было хорошо. А когда он упокоился, братия стала возмущаться. Иеромонах Лука и отец Теофан написали протокол братства, который подписали отец Антоний, отец Серафим, отец Роман и старец Марк. С этим протоколом отправились к владыке и сказали, что братство отца Луку выбрало игуменом, и владыка поставил его игуменом. Как раз в это время Браничевский епископ Иоанн был перемещен в Нишскую епархию, а здесь был поставлен владыка Вениамин, который не имел истинного представления о внутреннем состоянии братства.

Отец Антоний, монах, сейчас архиепископ Русской зарубежной церкви в Америке, спрашивал меня: «Кого, думаешь, нужно выбрать игуменом?». Я сказал: «Отец архимандрит Амвросий говорил, что отец Исакий должен быть игуменом». Отец Исакий вместе с отцом архимандритом Амвросием был послушником Оптиной пустыни у старца Амвросия Оптинского. Оптина пустынь была духовным рассадником, из которого молодые деревца были посажены по всей России. Духовники, которые спасались в ней, известны были своей жизнью и советами, которые давали своим духовным чадам. Оптина возникла, когда известный духовник Паисий Величковский со своими учениками пришел со Святой горы в Молдавию и основал монастырь по уставу Святой горы. Когда немцы хотели заключить там унию, ученики старца Паисия, желая сохранить духовную жизнь, были вынуждены отправиться в Оптину пустынь и там продолжить свое духовное совершенствование.

Когда мы с отцом Антонием увидели, что братство начинает распадаться, и духовная жизнь в монастыре Мильково стала угасать, мы решили идти в монастырь Горняк, где игуменом был отец Серафим, тоже русский, из Польши. Он приехал в нашу страну изучать богословие и принял монашество в монастыре Горняк. Когда он окончил богословский факультет, он стал игуменом. Он постриг меня в монахи в Горняке. Через два года он предложил мне рукоположиться, а после рукоположения по просьбе патриарха Варнавы послал меня в монастырь Раковица, в иконописную школу. Там я встретил отца Наума, вместе с которым мы были в монастыре Мильково. Он и записал меня в иконописную школу. Из монастыря Мильково он ушел в монастырь Манассия, оттуда его владыка Вениамин, тоже по просьбе патриарха Варнавы, послал в монастырь Раковица.

В это время патриарх Варнава был отравлен, и его сменил патриарх Гавриил, который оставил без внимания иконописную школу в монастыре Раковица и она быстро распалась.

С тех пор до начала Второй мировой войны монашескую жизнь я проводил будучи наместником Печки Патриаршей. Должен сказать, что для меня как монаха самое дорогое место монастырь, потому что здесь я могу полностью предаться молитве, молчанию, а значит, все свое время посвятить Богу, и так душа быстрее открывается для благодати. Но на самом деле послушание наилучшее средство в достижении смиренномудрия. Мы должны принять любое место, на которое нас назначает наше руководство. Печке Патриаршей нужен был тогда иеромонах. И меня как самого младшего иеромонаха патриарх Гавриил переместил в Печку Патриаршию. Здесь меня застала война. Мы, четверо сербов, вернулись в Белград, а игумен, черногорец, взяв монастырские деньги, отправился в Черногорию. В местечке Ругово его схватили албанцы и ограбили. Потом отправили его назад в Печку Патриаршию, а оттуда угнали в Албанию, где он и погиб. В Патриаршей остался один монах – отец Полихроний, валаамец. К нему немного позднее, когда распалась Югославия, пришел один старый иеромонах отец Елисей, который раньше был на приходе, он был родом из Печи, а служил в Призренской епархии.

В Белграде меня схватила специальная полиция и отправила в тюрьму, где уже сидели патриарх Гавриил и Николай Жичский. Меня обвинили в организации бунта против оккупации, за что полагалось тяжелое наказание. Между тем, от одного сербского патриота, который работал в полиции, я узнал, что скоро меня должны выпустить из тюрьмы. Так и случилось. Меня отпустили, и я перебрался в монастырь Витовница. Тут меня через несколько дней вызывает комендант города и просит меня как священника поступить в распоряжения комендатуры. Я отказался, ссылаясь на то, что не могу ничего сделать, поскольку у меня нет благословения владыки.

Были трудные времена, когда из-за одного единственного слова или из-за неисполнения служебных обязанностей над человеком могла нависнуть угроза смерти. Тогда я решил найти какое-нибудь тихое место для молитвы и духовной жизни. Я добрался до Петровца, и тут меня второй раз схватили немцы. Поместили меня в камеру с двумя торговцами табаком. Была там одна узкая длинная скамейка, два с половиной метра. Я лег на нее и думаю о том, что живым мне из тюрьмы никак не выйти. Нет больше жизни, пришел конец. Боже, Боже. Я был в отчаянии. А эти двое говорят о своих делах.

И когда я лежал с такими мыслями, на мгновение передо мной возник высокий воин с перекрестной золотой лентой на груди, на голове у него шлем с пером. Он держит в руке свиток и смотрит на меня. Потом разворачивает свиток и говорит: «Смотри, видишь карту!». И показывает на карте северо-западную Сербию. «Не бойся, потому что тебе надо еще многих утешить и ободрить. Понимаешь?» – говорит он и смотрит на меня. А я думаю, слышат ли эти двое, что он мне говорит. Я тогда не понял, что он явился мне в духовном мире, он говорил не так, как говорят люди между собой, его слова мысленно звучали в уме. Телесным ухом не слышно, только в уме звучит. Я посмотрел на торговцев, они по-прежнему разговаривали между собой, и спросил их, слышали ли они что-нибудь. Или, может быть, видели? Они переглянулись и ответили, что ничего не видели. Я опять повернулся, но воина уже не было. Тогда я догадался, что мне было небесное видение, которое мне послал Господь ради утешения и объявления своей воли обо мне в этом мире. А как он был красиво одет, как архангелы на фресках. Нет на земле такого красивого человека, это был ангел.

После освобождения народ в Печи стал жаловаться на иеромонаха Елисея, который был в Печке Патриаршей, он много пил и не заботился о монастыре. Поскольку патриарх Гавриил все еще был в изгнании, его заменил митрополит Иосиф. Он вызвал меня из Витовницы в Белград и предложил поехать в Печь и взять на себя управление. Перед войной я был в Печи и знал, что там всем управляют коммунисты. Я был им не по нраву, еще тогда они говорили мне: «Придет наше время, не будешь монахом, мы тебе дадим другую службу». Поэтому я попросил митрополита послать туда игумена монастыря св. Иоаникия Девичского. Этот архимандрит был игуменом в Вуяне во время Александра Обреновича. А поскольку село жены Александра Драги недалеко от Вуяна, они часто приезжали в монастырь. Перед своим мученичеством они передали монастырю достаточную сумму для обновления. Они погибли, а он это золото присвоил и купил себе дома в разных курортных местах. А так как я был с ним знаком и знал, что он хотел идти на Космет, я предложил митрополиту Иосифу поставить его и он поставил его игуменом Печки Патриаршей.

Позднее, когда патриарх Гавриил вернулся из изгнания, а он тоже знал этого архимандрита и не любил его из-за его прошлого. Он сразу же вызвал игумена в Белград и спросил: «Кто тебя поставил игуменом в Печи?». А тот ему отвечает: «Митрополит Иосиф». «Не годишься ты для Патриаршей, поищи себе другое место». Конечно, затем патриарх спрашивал других архиереев, нет ли кого, кто был раньше в Печке Патриаршей. И тогда меня предложил, я думаю, владыка Симеон Злокович, который знал меня по Раковице. Он сказал: Фаддей из Горняка, он был в Печке Патриаршей, а сейчас в Браничевской епархии. Патриарх сразу же попросил владыку Вениамина, чтобы он меня срочно послал в Белград, потому что я ему нужен для Печки Патриаршей.

После того, как я вернулся из Белграда от владыки Иосифа к владыке Вениамину, я просил Владыку больше никуда меня не посылать из Браничевской епархии. Я просил, чтобы он послал меня в монастырь Горняк, где я принял монашеский постриг, там я надеялся найти мир и духовную радость. Владыка исполнил мою просьбу, и я вступил в братию монастыря Горняк. Но когда владыке пришел приказ от патриарха Гавриила, он мне через архиерейского наместника сразу же послал распоряжение немедленно явиться в епархию. Я в то время служил в Близначской парохии. Жил в Сиги и по целым месяцам не бывал в монастыре, потому что путь был довольно далеким. В Рождество я решил служить в монастыре, потому что никого не будет в Близначской церкви. Когда я приехал, мне передали распоряжение владыки, и я тут же отправился в Пожаровац.

Как только я прибыл на епархиальный двор в Пожаровац, владыка Вениамин мне говорит: «Почему тебя не было так долго? Патриарх уже два раза спрашивал о тебе, где ты». Я говорю: «Да был на парохии и не знал о вашем распоряжении до вчерашнего дня. И прошу вас никуда меня больше не отпускать из Браничевской епархии». А владыка мне отвечает: «Не хочу портить отношения с патриархом из-за тебя». Он отпечатал мне канонический отпуст и сказал: «Вот тебе канонический отпуст в Белградскую епархию. Я сегодня извещу патриарха, что приказал тебе явиться к нему. Ты больше не клирик Браничевской епархии и делай, что хочешь».

Когда я приехал к патриарху, он послал меня в Печку Патриаршию и поставил меня там игуменом. Много я там намучился. Коммунисты, о которых я говорил, создавали мне множество проблем. Где только могли как следует поработали, чтобы осложнить положение. Но, слава Богу, с Божьей помощью я все это как-то пережил и через двадцать лет службы в Белградской епархии снова вернулся в Браничевскую, в которой служу уже сорок восемь лет. Годы прошли быстро. А врачи говорили, что проживу только пять лет. В 1937 году я сам ждал конца, но вот Бог продолжил. И так идет моя жизнь.

Когда как послушник я пришел в монастырь Мильково, мне дали четки и научили меня молиться. И как мне показали, я так и делал. Полностью отдался Иисусовой молитве. Думал, что всего пять лет жизни осталось, да не растрачу их впустую, да найду свой путь к Богу. И за короткое время, видимо из-за моей полной преданности воле Божьей и искренней устремленности к Богу, осияла меня божественная Благодать, которая в моей душе сотворила неописуемую радость и мир. Слушаю сердце и изнутри слышу: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Попробую вспомнить некоторые вещи и случаи из прошлого и не могу, все мысли находятся в каком-то неописуемом мире, и всем моим существом овладела какая-то неописуемая радость и устремленность к Богу. Это состояния ангелов и святых, состояние полной благодати. Только те, кто получили бесплатную благодать, могут понять состояние ангелов и святых в Духе Святом. Я думал, что все монахи, священники и епископы имеют бесплатную благодать. А как он получилось... Столько лет до сегодняшнего дня я провел с монахами и священниками, а встретил только одного монаха, в котором угадывалась бесплатная благодать. Только одного монаха!

Среди мирских людей, которые живут с семьями, я встретил намного больше людей, на которых была бесплатная благодать. Приезжал ко мне один босниец из Баня-Луки, который живет в миру и упражняется в Иисусовой молитве. У него есть один школьный друг, семейный человек, у него дети, работа. И этот приятель не был уж таким церковным человеком, но был добрейшим человеком, добрая душа. Однажды они разговорились, и тот предложил своему другу: «Почему бы тебе не попробовать Иисусову молитву?». Приятель удивленно посмотрел на него и ответил: «Если бы я знал, как». «Я тебя научу». И тот стал учить и дал ему четки. Прошло совсем немного времени и этот его друг получил бесплатную благодать и преобразил свою личность и семью. А этот столько времени читал Иисусову молитву и ничего... Через некоторое время этот друг пришел сюда ко мне и рассказал мне: «Не знаю, отче, какая-то радость меня охватила и неописуемый мир. Постоянно слышу в сердце: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Знаю, какой был, о чем все думал, сейчас ничего нет из этого в моей голове. Были у меня грешные мысли о женщинах, мог разгневаться из-за всякого пустяка, а сейчас не знаю, не могу сердиться. Не могу помыслить ничего плохого, и хочу, а не могу. Не знаю, что случилось со мной. Только радуюсь, всем моим существом завладела какая-то неописуемая радость и мир. «Получил ты бесплатную Благодать, – говорю я ему, – и будешь иметь ее до тех пор, пока не свяжешь мысли свои с какой-нибудь мирской заботой. И если это произойдет, больше не услышишь молитвы в сердце, а затем потеряешь мир и радость в душе. Тогда тебя опять начнут мучить мысли этого мира, над которыми властвуют демонские силы. А если хочешь сохранить эту бесплатную благодать, ты должен постоянно молиться Богу, чтобы молитвой отогнать тяжелые и мрачные мысли от головы и сохранить этот мир и радость, которые сейчас ощущаешь».

Когда я был поставлен игуменом в монастырь Покайница, тяжело воспринимал эту должность. Боялся опасностей и искушений от жителей, поселившихся возле монастыря. Тогда мне во сне явился Господь и предупредил меня. Я вдруг неожиданно оказался перед ним. Смотрю, у Господа епитрахиль, омофор на плечах, на омофоре еще одна епитрахиль. Я стою перед Ним, а Он мне говорит: «Почему воюешь, нет в тебе послушания. Где бы ни поставил тебя игуменом, все молишься, чтобы тебе освободиться от этого. Больше не смеешь этого делать. Знай, что всякое данное тебе послушание нужно исполнять с большой любовью, ревностью и преданно, не обращая внимания на зависть и злобу, которая окружает и нападает». Потом перекрестил меня три раза с головы до пят, взял епитрахиль и покрыл меня: «Это крест, который ты должен нести».

Всегда мне была тяжела игуменская должность, потому что я должен был вникать в заботы о материальных вещах, о братии, о людях. И в этом всегда губил ту бесплатную благодать, которую получил, когда был послушником. Это создавало новые проблемы в моей духовной жизни и нарушало мое телесное здоровье. Легкие мои выздоровели, но появилась новая болезнь, стали сдавать нервы. Много мне потребовалось времени, пока я не научился расслабляться. Врачи мне давали антидепрессивные лекарства, но они совсем не помогали. Советовали мне «расслабиться» и стать врачом самому себе. И Господь увидел мое несчастье, послал мне свою силу, и я начал все больше «расслабляться». Но и сейчас, когда позволяю материальным и другим заботам преобладать, тяжело успокаиваюсь, тяжело прихожу в полную преданность воле Божьей, тут начинаются проблемы с нервами, начинается напряжение и беспокойство.

Если бы я послушником не получил бесплатной благодати, игуменская должность не была бы для меня такой тяжелой. Когда меня возбуждают проблемы этого мира, я теряю мир, и беспокойство вселяется в меня. Я опять становлюсь раздражительным.

Однажды я просил владыку, чтобы он послал меня на парохию, может быть, мне там будет легче, может быть, там я найду свой мир. И владыка дал мне парохию – Влашский Дол. Только хоть куда пошли нервного больного, нигде ему не будет хорошо. Там, в парохии, мне было еще хуже. У меня чрезмерно чувствительная натура, меня очень растраивали несчастья и проблемы прихожан, их грехи. За короткое время мое состояние значительно ухудшилось, сердце билось у меня, как у зайца. Целую ночь и целый день я не мог отойти от этого и решил уйти в монастырь, чтобы не умереть в парохии. Пришел в Витовницу. Там один мой ученик меня исповедовал и дал мне келью, чтобы я отдохнул. Просыпаюсь, прислушался, слава Богу, успокоилось. И тогда я услышал в уме слова: «Так ты должен себя освобождать. Не принимай слишком на себя заботы этого мира, но храни свой мир и живи с Богом. Пусть идет как идет».

Однажды в 1975 году пришел ко мне брат Драги и позвал меня на богомольническое собрание. Брат Драги был по профессии инженер и руководил строительством церкви в Крневе, где была самая большая богомольническая община, и говорит: «Пойдем, человече, и ты побудешь там, поговорим». Я сказал: «Я никуда не хожу, ни по богомольническим собраниям, ни по славам. Не могу идти». «Да пойдем». «Да не могу», – говорю. Он ушел. Другой раз приходит с двумя и с тремя. «Пойдем». Говорю: «Не могу». Отказался опять. Третий раз приехали на джипе шесть человек. А я обычно вечером возле церкви прогуливаюсь. «А теперь не можешь от нас убежать. Должен пойти». Говорю брату Драги: «Брат Драги, ты член епархиального совета, скоро владыка соберет членов, и когда закончится совещание, ты спроси владыку. Если владыка благословит, я пойду. Иначе, ты меня позовешь или кто-нибудь другой, не пойду. Я никуда не хожу, не умею общаться людьми, человече, тяжело мне, как мне тяжело. Но когда закончится совещание, спроси владыку. Если владыка благословит, тогда приходи и отвезешь меня, тогда вынужден буду пойти, потому что владыка благословил». Я не надеялся, что он это устроит. Когда закончилось совещание, он спросил владыку, и владыка благословил. «Ну теперь никуда не денешься», – говорю. И так началось.

Там я в первый раз встретился с владыкой Афанасием, который тогда был иеромонахом и профессором на богословском факультете. Тогда у меня еще была полная голова изречений святых отцов. Спрашивают у меня одно, другое, а я отвечаю и вижу, что они довольны.

Только в 1975 году подтвердились слова ангела, которые я слышал в начале Второй мировой войны в тюремной камере в Петровце: «Тебе предстоит еще многих утешить и ободрить ...».

Теперь мне приходилось много говорить, и меня начало беспокоить горло, которое еще и до сих пор не совсем вылечил. Иногда мне бывает очень тяжело, едва могу служить литургию. Вот так жизнь идет... Хотел было отдохнуть, но свой путь избрал сам и свой крест должен нести. Каждый день говорю с людьми. Иногда бывает большое напряжение. А иногда с разговорами и отдохну, потому, что люблю говорить с людьми и о людях. Желаю вам всего доброго от Господа и Матери Пресвятой, которая наша великая защитница, покровительница и заступница перед Богом. Она умолит Сына своего, чтобы Он дал нам силы быть добрыми, славить Его здесь, на земле, и в вечности.

Конец и Богу слава!