1. Несколько мыслей о проповедничестве²

В статье профессора В. Цевницкого: «О приготовлении проповедей»³, очень интересной по содержанию, приведены следующие слова святых отцов о проповедничестве.

Святому Григорию Богослову указывали некогда, зачем он в своих проповедях прибегает к пособию искусства ораторского и тщательно обрабатывает их. Рыбари-де (апостолы) такими средствами не пользовались при своей апостольской проповеди. На этот упрек святой отец отвечал: «Я охотно, подобно рыбарям, пренебрегал бы средствами искусства, если бы я, как те рыбари, имел дар творить чудеса».

В своем известном слове «О бегстве» святой Григорий Богослов в очень сильных выражениях говорит против тех, которые смотрят на проповедь как на дело легкое, всякому доступное. «Что касается раздаяния слова, говорит он, что составляет первую нашу обязанность (я разумею слово божественное и высокое), то, ежели кто другой приступает к делу сему с дерзновением и почитает оное доступным для всякого ума, я дивлюсь многоумию (чтобы не сказать малоумию) такого человека. Для меня кажется не простым и немалого духа требующим делом каждому «даяти во время житомерие» (Лк. 12, 42) слова и с рассуждением вести домостроительство истины наших догматов... Трудно беседующему о высоких божественных предметах, особенно в многочисленном собрании людей всякого возраста и разных способностей, которое, подобно многострунному органу, требует неодинаковых ударений, трудно, говорю, найти слово, которое бы всех назидало и озаряло светом ведения. Трудно уже и потому, что как опасность с трех сторон, то есть от мысли, слова и слуха, то невозможно не преткнуться если не совсем, то по крайней мере в чем-либо одном. Ибо если ум не просвещен, или слово слабо, или слух не очищен, и потому не вмещает слова, от одной из сих причин так же, как и от всех, необходимо храмлет истина»⁴.

А вот что говорит другой знаменитый проповедник святой Иоанн Златоуст: «Кто владеет великою силою слова (а ее у немногих можно найти), даже и тот не бывает свободен от непрестанных трудов. Так как сила слова не дается природою, но приобретается образованием, то, хотя кто довел ее до высшего совершенства, и тогда он может потерять ее, если постоянным усердием и упражнением не будет развивать этой силы. Таким образом, образованнейшие должны более трудиться, нежели менее образованные; ибо нерадение тех и других сопровождается не одинаковым ущербом; но у первых оно столько важнее, сколько различия между тем, чем владеют те и другие. Последних никто не будет укорять, если они не произносят ничего отличного; а первые, если не всегда будут предлагать беседы, превышающие то мнение, которое все имеют о них, то подвергаются от всех великим укоризнам. Притом последние и за малое могут получить великие похвалы; а первые, если слова их не будут сильно удивлять и поражать, не только не удостоиваются похвал, но и находят многих порицателей. Слушатели судят о проповеди не по ее содержанию, а по мнению о проповедниках. Потому кто превосходит всех красноречием, тому более всех нужно усердно трудиться; ему нельзя извиниться тем общим недостатком природы человеческой, что невозможно успевать во всем; но если его беседы не вполне будут соответствовать высокому мнению о нем, то они сопровождаются множеством насмешек и порицаний от народа. Никто сам в себе не рассуждает о том, что приключившееся уныние, беспокойство, забота, а часто и гнев, помрачают чистоту ума и не позволяют произведениям его являться светлыми и что вообще человеку невозможно всегда быть одинаковым и во всем успевать, но естественно иногда погрешать и оказаться слабее собственной силы. Ни о чем этом не хотят подумать, но винят проповедника, судя о нем, как об Ангеле...

Если и способные говорить с великою властию имеют нужду в постоянном упражнении для сохранения этой способности, то нисколько не приготовившийся ранее и принужденный думать об этом во время самых подвигов какие встретит трудности, какое беспокойство, какое смущение, чтобы с великим трудом приобресть какой-нибудь малый успех!..

Принявший на себя долг учительства не только должен трудиться для усовершенствования себя вообще, но, в частности, тщательно должен заботиться о составлении своих поучений. Трудясь над составлением своих поучений, он должен не внимать похвалам посторонних людей и не ослабевать своею душою без них, но составлять свои поучения так, чтобы угодить Богу; ибо это у него должно быть правилом и единственною целью тщательнейшего составления поучений»⁵.

Между отцами-проповедниками западной латинской Церкви наибольшим авторитетом пользовался святой Григорий Двоеслов. И у него мы встречаем настоятельное увещание, обращенное к избирающим для себя проповедническое служение, усердно трудиться для приготовления себя к тому служению и не предоставлять случайному вдохновению каждую частную проповедь. «И в свете, говорит он, не берутся учить какому-либо искусству, не изучив его предварительно посредством внимательного размышления»⁶. «Управление душами человеческими, повторяет он мысль святого Григория Богослова⁷, есть искусство из искусств и наука из наук». «Нужно проповеднику старательно заботиться и о том, чтобы не только не говорить ничего дурного, но и о хорошем говорить не без меры и не без порядка; потому что проповедь часто теряет свою силу оттого, что слушатели замечают беспорядочную болтливость в проповеднике»⁸.

В приведенных словах святых отцов выясняется, как серьезно должен проповедник относиться к служению словом. Нельзя выносить наружу и излагать пред слушателями все то, о чем он может более или менее связно и складно сказать, нельзя говорить даже о всех тех предметах духовной жизни, которые в данный момент почему-либо занимают проповедника, о чем он может сказать более или менее интересно и занимательно, необходимо иметь в виду и духовную пользу слушателей, применяться к их духовным потребностям, притом не общим только, но частным, потребностям данного момента, потребностям по возможности большего числа или всех слушателей; наконец, и о потребном «говорить не без меры и не без порядка» (св. Григорий Двоеслов). Только при соблюдении этих условий слово может быть живым и действенным. Итак, слово должно быть, прежде всего, живым и одушевленным, оно должно быть как бы лишь естественным изнесением наружу того, что составляет часть внутренней духовной жизни самого проповедника, изображением и изъяснением слушателям того, что проповедник сам прежде уже пережил, о чем он много думал, что его волновало, побуждало к различным подвигам. Слово, чуждое такой живости и естественности, отличающееся искусственностью, придуманностью, не может быть и вполне действенным.

Затем, слово должно строго сообразовываться с духовными потребностями слушателей, которые проповедник должен уметь легко определить, чтобы к ним по возможности легче приспособляться. Слово должно быть по возможности связно, так чтобы слушатели могли легко объединить и сохранить в уме своем все сказанное, благодаря ли ясной, строго логической связи мыслей, раздельности, простоте и плавности изложения, благодаря ли единству картины или событий, изображаемых проповедником пред слушателями, благодаря ли, наконец, хотя бы отдельным местам проповеди, способным произвести сильное впечатление на слушателей. Самое же главное условие это, конечно, первое, то есть одушевление проповедника; такое слово хотя и теряет, иногда много теряет, от несоблюдения прочих условий, однако всегда более или менее затрагивает слушателей. Конечно, живость не в том состоит, чтобы речь лилась, например, быстрым, неудержимым потоком, не в том, что проповедник говорит красноречиво и картинно, поражает иной раз глубокими мыслями и сравнениями. Все это сообщает слову живость и привлекательность, но иногда только внешнюю. Слово церковное может быть названо живым в собственном смысле только тогда, когда оно способно затронуть какие-нибудь движения в душе, относящиеся к духовной жизни: пробудить, например, от беспечности и заставить задуматься над своим духовным состоянием, вызвать чувство покаяния, отвращения от греха, решимость оставить какой-либо порок, вызвать движение любви к ближнему, духовную радость о каком-либо событии спасения и т. п. Для того, чтобы живо говорить о вере, о любви, о молитве, посте, борьбе со страстями, вообще о деле спасения, нужно проповеднику самому любить все это, быть постоянно занятым этим, подвизаться в духовной жизни, речь такого проповедника будет живою, потому что будет изображением того, что он сам переживал как действительный факт, в осуществление чего верит, чего желает, чем интересуется, как говорит о себе апостол: «веровах, темже возглаголах»; «от избытка сердца уста глаголют» у подобного проповедника (Пс. 115, 1; 2Кор. 4, 13; Мф. 12, 34).

Но если столь серьезны требования от живого слова, то может ли обычный, рядовой проповедник выступать с проповедью, не подготовившись к ней самым тщательным образом, не обдумав ее во всех подробностях, не записав и не заучив наизусть? Неужели совершенно, хотя бы даже в малой мере, неприложимы к обычным проповедникам слова Господа, сказанные апостолам: «Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Мф. 10, 19–20)? Неужели всякая проповедь должна представлять строго обработанное в литературном отношении произведение и для простой безыскусственной беседы не остается места на церковной кафедре? Конечно нет; напротив, будучи даже вполне обработанным в литературном отношении произведением, проповедь никогда не должна терять характера живой беседы; может и прямо по способу своего составления, смотря по слушателям и обстоятельствам, приближаться к обычной, простой и безыскусственной беседе. Вышеприведенные слова святых отцов о необходимости самой тщательной подготовки к проповеди, во-первых, не имеют значения общего правила для всех случаев; во-вторых, необходимо точнее определить, в чем именно должна состоять требуемая ими подготовка.

Так как святые отцы в вышеприведенных местах главною целью проповеди поставляют духовное назидание слушателей или склонение их ума, сердца и воли в сторону проповедуемой истины «управление душами человеческими» (сравнивается действие слова на души многих слушателей с настраиванием «многострунного органа»), то, естественно, проповедник должен прежде всего позаботиться о выборе предмета, который бы заключал в себе назидание (соответственно дню или событиям времени) и в то же время увлекал слушателей. Необходимо тщательнее вникнуть в настроение слушателей (которое должно быть более или менее известно проповеднику, по слову Господа: «Аз... знаю Моя, и знают Мя Моя» (Ин. 10, 14), постараться найти в раскрываемом предмете, как бы ни был он назидателен сам по себе, еще такие стороны, благодаря которым последний ставился бы в тесную и близкую связь с настроением слушателей, вызывал бы соответствующие чувства в слушателях, настроенных иначе, чем проповедник, постараться отыскать доводы, убедительные и для тех слушателей, которые стоят на иной точке зрения, чем проповедник, одним словом, найти какие-нибудь точки соприкосновения между образом мыслей и настроением своим и слушателей. Чем более таких общих точек соприкосновения, тем легче проповедовать и тем меньшая может требоваться подготовка.

Впрочем, заботясь о том, чтобы войти в круг мыслей и настроение слушателей, проповедник должен заботиться и о том еще, чтобы сказать слушателям нечто новое, не вполне ими еще испытанное, не со всех еще сторон обдуманное, должен стараться возвести их на высшую ступень, приближающую к большему уразумению и усвоению христианского идеала: нельзя пережевывать одни и те же мысли, хотя и прекрасные, вводить лишь в один и тот же круг чувств и настроений, которые ранее были уже многократно переживаемы. Это-то требование от проповедника и имел в виду, вероятно, святой Иоанн Златоуст, когда говорил, что проповедник каждою проповедью своею должен «удивлять и поражать» слушателей.

Отыскавши, таким образом, предмет слова, проповедник должен, так сказать, провести его чрез горнило своего сердца, как бы приобщить его к хранящимся уже там духовным сокровищам. Тогда только уста его будут говорить «от избытка сердца». Пока избранный предмет не нашел должного отзвука в сердце проповедника, слово его будет «медью звенящей и кимвалом звучащим» (1Кор. 13, 1). После того как мысли и слова, теснящиеся в уме, наконец согреются в сердце, они готовы иногда бывают изливаться неудержимым током. Но тогда-то проповедник должен приложить новую заботу о том, чтобы речь текла логически стройно, ясно, раздельно, чтобы ясен был главный предмет речи, объединяющий все частные мысли, ход мыслей, их исходный пункт и конечную цель слова. Конечно, для достижения последних требований проповедник должен обратить, наконец, внимание также на простоту и общедоступность изложения, а для большого действия на чувство позаботиться о возможной художественной обработке своей речи, впрочем вполне естественной и гармонирующей с теми чувствами, которые одушевляют проповедника. Это значит и «о хорошем говорить не без меры и не без порядка» (Григорий Двоеслов)⁹.

Выяснив теперь, в чем должна состоять подготовка к проповеди, мы удобнее можем ответить и на вопрос, поставленный ранее: в какой же степени необходима предварительная подготовка к живому слову. Без сомнения, привычка к свободной живой речи не может явиться сразу, но приобретается лишь постепенно, быстрее или медленнее, в зависимости от природных дарований. Иной от природы обладает быстрым и живым умом, богатою памятью, даром слова, то есть способностью свободно, плавно и изящно выражать свои мысли и чувства в слове, спокойною уравновешенностью темперамента, благоприятствующей приобретению навыка хорошо владеть собою. Природные дарования необходимо должны быть развиваемы посредством собственных трудов и подвигов, на что указывается особенно в вышеприведенных словах святого Иоанна Златоуста: «Кто владеет великою силою слова, даже и тот не бывает свободен от непрестанных трудов.

Так как сила слова не дается природою (т. е. исключительно ею), но приобретается образованием, то, хотя кто довел ее до высшего совершенства, и тогда он может потерять ее, если постоянным усердием и упражнением не будет развивать этой силы. Таким образом, образованнейшие должны более трудиться, нежели менее образованные». «Уча учимся», это должно быть правилом на всю жизнь. Непрестанно нужно возобновлять запас познаний в области Священного Писания, обогащать память свою постепенным знакомством с святоотеческими творениями, не оставлять изучения богословия, большего и большего ознакомления с жизнью и отражением ее в литературе и науке. Без постоянного обновления запаса сведений не может быть вполне свободной и интересной речь проповедника.

Если кто еще не имеет дара слова, то необходимо много и неленостно потрудиться над его приобретением. Много ступеней придется пройти большинству проповедников, прежде чем научатся они свободно владеть живою речью. Многим придется начинать: а) с чтения по тетрадке, от которой боятся они оторвать глаза и посмотреть на слушателей; б) переходить потом к чтению вполне свободному с некоторыми добавлениями от себя, вызываемыми наблюдением над степенью внимания, понимания и интереса слушателей; в) далее к изложению проповеди, хотя отчасти или совершенно, изустному, однако с тетрадкой под руками, по которой можно в каждом затруднительном случае справиться;  г) к изложению изустному после тщательного обдумывания проповеди во всех подробностях, но без записи на бумаге и только с конспектом в руке; д) с обдумыванием лишь общего хода мыслей и некоторых более важных подробностей и произнесением при помощи конспекта е) или без него. Говорить без всякого обдумывания не советуется вообще никому, разве в каких-либо исключительных случаях, когда проповедник (разумеется, уже опытный) почувствует внезапный наплыв мыслей, чувств, потребность и долг говорить. Это может случиться и среди проповеди, в общем обдуманной заранее, если потребности слушателей побудят проповедника сказать о каком-либо предмете, о котором заранее не пришлось ему подумать.

Много придется проповеднику, пока он проходит эти ступени, бороться и с застенчивостью, и с ложным самолюбием, и с тщеславием, и боязнью людского мнения, боязнью ненависти людей, не говоря уже о гневе, о человекоугодничестве, о недостатке целомудренной чистоты помыслов и о всех вообще страстях, препятствующих свободно проповедовать учение слова Божия. Со всем этим должен служитель слова бороться неослабно и неуклонно, невзирая на многие трудности и препятствия, благодаря которым связывается слово Божие в устах проповедника, которое само по себе «не вяжется» (2Тим. 2, 9). Даже и при наличности природных дарований и богатых познаний все еще необходимо будет проповеднику понуждать себя к более тщательному и усердному исполнению своего долга служения словом, чтобы не пропустить случая «сказать что-либо полезное всенародно и по домам» (Деян. 20, 20), проповедовать «благовременно и безвременно со всяким долготерпением и назиданием» (2Тим. 4, 2). Весьма легко поддаться искушению лености под разными предлогами и оказаться рабом лукавым и ленивым, не пускающим в оборот вверенного таланта.

Излишнюю робость, леность и т. д. пусть служитель слова побеждает постоянным памятованием своего неотменного долга «исполнять служение благовестника», хотя бы и пришлось «спострадать благовествованию» (2Тим. 4:5, 1:8). Недаром святой апостол Павел заклинал Богом и Господом Иисусом Христом, когда побуждал достойнейшего ученика своего Тимофея «проповедать слово, настоять благовременно и безвременно, обличить, запретить, умолить со всяким долготерпением и назиданием» (2Тим. 4, 2). Недаром Господь чрез пророка Иезекииля угрожал «взыскать кровь» беззакония от рук пророка, если последний не вразумлял грешника (Иез. 3, 18), а чрез пророка Малахию говорил: «Уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его» (Мал. 2, 7). А вот что говорит о долге учительства святой Иоанн Златоуст: «Апостол хочет, чтобы таких (т. е. подвизающихся в слове 1Тим. 5, 17; см. толкование Златоуста на это место) почитали больше, нежели всех других, и приводит причину: они, говорит, подъемлют великий труд. И справедливо. Ибо когда один и не бодрствует, и не печется, но без заботы и печали пребывает, то другой трудится, печется и поучается, особенно когда бывает неопытен во внешних науках. Почему же не пользоваться ему большею честью, нежели все прочие, когда он предается стольким трудам? Притом он служит предметом бесчисленных разговоров. Один укоряет его, другой хвалит, иной насмехается над ним, тот оскорбляет его память и намерения, и он нуждается в великом подкреплении, чтобы переносить это.

Очень важно и много содействует благоустроению Церкви и великую приносит пользу, когда предстоятели ее учительны. А когда этого нет, то в церквах много от того бывает ущерба. Поэтому к прочим свойствам предстоятеля к страннолюбию, кротости и непорочности апостол и сие причисляет, говоря: «учительну». Где теперь говорящие, будто не нужно слова и учения? Пусть, говорят, жизнью своей научают любомудрию. Конечно, и это совершенно необходимо. Но не слышишь, что говорит апостол Павел: «Паче же труждающиися в слове и учении»? Не очевидно разве, что он дает предпочтение учительным предстоятелям? К тому же когда речь идет о догматах, тогда какую силу имеет жизнь?

Тут нужно учительное слово. Впрочем, о каком слове говорит он? Не о хвастливом (не о щегольском), не о таком, которое отличается внешнею утонченностью, но о таком, которое проникнуто силою духа, исполнено разума и мудрости. Поэтому ему нужно не искусство и изящные выражения, а мысли, не ученое изложение, а, как обыкновенно говорят, душа».

Изобразив в общих чертах препятствия, затрудняющие приобретение навыка в свободном, живом слове, и средства борьбы с ними, скажем еще об одном из частных затруднительных случаев, останавливающих ревность некоторых проповедников, именно: об остановках во время проповеди. Весьма легко может случиться, особенно с неопытным проповедником, что нить мыслей у него (вследствие ли случайного забвения, или болезни, или затруднительности для говорящего найти подходящее выражение, или еще чего-либо) пресечется, и он от замешательства останавливается; неловкое молчание крайне смущает и самого проповедника, и слушателей. Иногда это молчание оканчивается более или менее благополучно: проповедник восстанавливает в уме ход мыслей и продолжает говорить, иногда же вследствие такого молчания должен бывает совсем прекратить слово. Иные проповедники, чтобы скрасить неловкость своего молчания и дать время течению мыслей восстановиться, прибегают к внешним приемам (например, откашливанию), другие повторяют уже что-либо из сказанного, особенно общую мысль известного отдела проповеди. Если последнее вполне естественно, то нельзя советовать проповеднику ухватываться за первую попавшуюся мысль или слово, потому что необдуманно произнесенная фраза может запутать дальнейшее течение речи и еще более смутить проповедника.

Самое же лучшее средство вспомнить общий ход мыслей, и если не вспомнятся подробности той части проповеди, на которой проповедник остановился, то переходить прямо к следующей части. Во всяком случае, если и придется даже проповеднику не докончить проповедь вследствие нарушенного во время ее произнесения хода мыслей, если это событие вызовет даже насмешки со стороны присутствующих, смущаться слишком не нужно. Если виновен сам проповедник в случившемся (например, поленился обдумать как следует), то нужно приложить лишь большее усердие к подготовке. Если остановка произошла по случайному забвению, болезни и т. п., то не следует очень смущаться, поддаваться внушениям тщеславия, необходимо бороться с ложной мнительностью, с преувеличенной боязнью посрамления в следующий раз: дело Божие не должно быть прекращаемо по внушениям немощей человеческих. Пусть проповедник тогда усиленнее призывает благодать Духа Святого, способствующего в немощах его (Рим. 8, 26)!

Пусть же все пресвитеры усиленнее «труждаются в слове и учении» (1Тим. 5, 17) и таким образом надлежаще исполняют 19-е правило VI Вселенского Собора о том, чтобы предстоятели церквей непрестанно, особенно каждый день воскресный, «поучали весь клир и народ словесам благочестия». В труде своем они не будут оставлены без помощи Духа Святого, Которого обещал Господь Иисус Христос послать ученикам Своим на помощь в деле проповеди Евангелия; пусть помнят и то, что по мере упражнения в живом слове и подвигах духовных они будут достигать все большей и большей свободы слова.