Письма протоиерея Е.И. Попова: о религиозных движениях в Англии; Письма к обер-прокурору Св. Синода гр. Н.А. Протасову

Предлагая здесь письма с приложенными к некоторым из них переводными статьями протоиерея Евгения Иоанновича Попова, считаем не лишним привести об авторе их краткие биографические данные. Магистр XI курса (1835 г.) Санкт-Петербургской духовной академии, Е. И. Попов начал службу преподавателем Тверской семинарии, а в 1838 году был назначен настоятелем посольской церкви в Копенгагене. С этим назначением начинается та общественная деятельность о. Евгения, которая выдвинула его в число особенно заметных служителей православной церкви. Не смотря на сильное предубеждение датчан против русских, протоиерей Попов, за свое кратковременное пребывание в Копенгагене, приобрел всеобщее уважение местных жителей.

В 1842 году о. Евгений был переведен настоятелем посольской церкви в Лондоне, где и продолжал свое плодотворное служение до самой смерти, т.е. в течение 32-х лет. С первых же дней прибытия своего в Лондон протоиерей Попов приступил к изучению устройства столь разнохарактерной церковной жизни Англии и с этою целью вошел в близкие отношения с членами английской иерархии, многих церковных корпораций и профессорами Оксфордского и Кембриджского университетов.

О. Евгений сумел поднять в их глазах значение русского священника и за все свое 33 летнее пребывание в Лондоне высоко держал пред англичанами знамя русской православной церкви. Во время Крымской войны, когда все члены русского посольства выехали из Англии, о. Евгений, по поручению нашего правительства, остался в Лондоне для оказания помощи русским военнопленным, за что получил благодарность императора Николая I. По окончании Крымской войны, когда возобновилось правильное течение жизни, протоиерей Попов принимал деятельное участие во всех митингах образовавшихся в Англии обществ и комитетов по вопросу о соединении англиканской церкви с православною.

Результатом участия протоиерея Попова в вышеупомянутых комитетах и явились печатаемые ниже письма его об англо-американской церковной жизни к обер-прокурорам Св. Синода – гр. Н. А. Протасову, гр. А. П. Толстому, А. П. Ахматову, гр. Д. А. Толстому, а также к кн. С. Н. Урусову, Ю. В. Толстому и К. С. Сербиновичу, которые (письма) свидетельствуют об его глубоком знании вопроса о соединении церквей и, дополняя напечатанные им по тому же вопросу статьи,¹ представляют ценный и интересный материал для истории религиозных этого направления движений в Англии в XIX веке. Л. Бродский.

Граф Николай Александрович Протасов родился в 1802 г.; получив домашнее воспитание, он в 1817 г. поступил на службу в лейб-гвардейский гусарский полк юнкером. С 1819 по 1831 г. состоял адъютантом попеременно при генерал-адъютанте Васильчикове, гр. Бенкедорфе и гр. Дибич-Забалканском. В 1831 г. пожалован в флигель-адъютанты. В 1834 г. назначен членом главного правления училищ, главного правления цензуры и комитета по устройству учебных заведений, а в 1835 г. определен исполняющим дела товарища министра народного просвещения. В том же году ему поручено наблюдение над главным педагогическим институтом и Румянцевским музеем и заведовать Белорусским учебным округом. 24 февраля 1836 г. определен исполняющим дела обер-прокурора Св. Синода, 21 июня – членом комиссии духовных училищ. 25 июля обер-прокурором Св. Синода. Скончался 16 января 1855 г.

Ваше Сиятельство,

Милостивый Государь, Граф Николай Александрович.

С живейшим чувством признательности храня, как великий дар, те незаслуженные мною милости, которыми Вашему Сиятельству благоугодно было меня взыскать, имею честь, в исполнение воли Вашего Сиятельства, препроводить, по случаю отправления г. Пальмера в Санкт-Петербург, на имя Его Превосходительства К. С. Сербиновича,² некоторые замечания, собранные мною на месте моего назначения. Все они вообще касаются движения религиозных здесь идей, в частности же относятся к епископальной здесь церкви, к богословской школе пусектов и к некоторым сочинениям г. Пальмера, равно как и его оппонента Maurice. Счастлив был бы, если бы хотя нечто достойно было Вашего внимания, по крайней мере, для меня будет первым долгом – посильное исполнение воли Вашего Сиятельства, по крайней мере, с сим чувством и встречаю и провожаю дни свои.

Что до православной нашей церкви здесь, она, попечением о ней барона Филиппа Ивановича,³ и усердием к ней о. иеромонаха Нифонта, имеет теперь вид истинно благолепный. Со своей стороны, я утруждаю теперь просьбою господина посланника об исходатайствовании для оной того, чего еще недостает, и это потому наиболее, что она более чем когда-либо становится предметом наблюдений туземцев.

Впрочем, имею честь пребывать навсегда с совершенным почтением и всецелою преданностью

Вашего Сиятельства, Милостивого Государя, покорнейшим слугою священник Евгений Попов.

18 августа 1842 года.

Лондон.

Среди общих благопожеланий, приносимых во дни сии Вашему Сиятельству, как общему благодетелю и покровителю, не возбраните мне свидетельствоваться пред лицом Вашими чувствами совершенного моего к Вам высокопочитания и истинной моей преданности. Изводяй новое благодатное лето да украсит дни Ваши радостью на радость веселящихся о Вас и продлит до отдаленнейшего предела на счастье счастливых Вами! Между тем, в исполнение воли Вашего Сиятельства, осмеливаюсь, при сем благоприятном случае, предложить вниманию Вашему несколько замечаний, собранных мною в течение сего времени касательно движения здесь религиозных идей. Конечно, прежде всего надлежало бы определить характер господствующей здесь церкви, и тогда можно бы было, может быть, удобнее подвести все разнообразные явления в области богословских идей и их развития к одному более или менее общему началу; но труд для меня сей остался доселе почти безуспешным.

Едва ли даже можно сказать, какого более духа здешняя церковь, протестантского ли более, или католического. Один писатель говорит, что «церковь их стоит неподвижно в центре двух опасных крайностей, т.е. крайности папского католицизма и крайности ультрапротестантизма». В этом духе, кажется, и большая часть Churchmen говорят, но само дело от того не яснеет. Читая их Prayer Book⁴, ощущаешь, как бы сказать, веяние духа католического, а читая XXXIX Articuli Fidei⁵ поражаешься духом протестантизма. Из статьи: «Развитие церкви в XVII столетии», помещенной в Britisch Critic, служащей органом здешней, как говорят High Church, видно, что учители их церкви столь же неопределенны в образе своих мыслей, как и сама церковь в деле веры. D-r Clayton, епископ of Clogher, говорит, что «нет двух человек, которые бы были согласны в своих мнениях, не только в отношении ко всем членам, но даже в отношении одного из них». В нашем духовенстве, пишет Nightingale, найдёте Calvinian, Arminian, Stvedenburgian, Pelagian, Arian, Socinian, Trinitarian, and I know not how many other sorts of Clergymen.⁶

Следствием этого разногласия, как прежних, так и теперешних учителей, и проповедников, является то, что, по свидетельству одного из них, «большая половина народонаселения оставила уже церковь и уклонилась на сторону of Dissent – раскольников. И если, продолжает он, будут оставлять ее в той же пропорции, как оставляли ее в течение последних тридцати лет, не будучи пророком, молено предсказать, что через тридцать лет еще the religious Establishment of the Country будет totally forsaken if not completely overthrown.⁷ Среди этого брожения умов всего более, однако же, обращает на себя внимание «la petite Eglise of the Oxford School»,⁸ как говорят. Здесь, по крайней мере, видно то, что нет более места в их стенах духу чистого протестантизма, хотя с другой стороны не видно еще и единения в направлении. Без ошибки только можно сказать, что the learned Oxfordians разошлись покуда на три главные пути для отыскания той истины, которую омрачила в них политика, история и философия.

Первый путь идет от англиканской церкви и ведет к ней же; второй от римской церкви и ведет к соединению с ней; третий от общей невидимой вселенской церкви, в, частности же, греческой восточной церкви, и предполагает, сколько возможно, общее соединение церквей. Идущие первым путем утверждают, что их via media, что англиканская церковь is providential Path между Romanism и Dissent, что в её недрах, как она есть, можно найти, мир и покой, что, церкви fratres nostri Lutherani теперь imperfect и что при некоторых в них изменениях и при усвоении ими одного важного элемента (т.е. апостольское преемство рукоположения; они могут сблизится с our own branch of the Church.⁹ Так пишет ученый Ielf. Так пишут и большая часть, может быть в духе настоящего правительства. Идущие вторым путем утверждают, что англиканская церковь не может иметь и не имеет в себе самостоятельного бытия, что «Rоте in its degree is to be considered the model»,¹⁰ что "Rоте as she is должен быть the actual model in religion»,¹¹ что the Pope земной представитель Божественной Главы церкви, что the holy see is the proper medium, of communion¹² с католическою церковью и прочее.

Мнение сие начинает, впрочем, или ослабевать или изменяться. Потому к новому году кончилось и издание British Critic, служившей главным образом выражением этой партии. Идущие последними путем утверждают, что нет никакой нужды делать Рим нашею моделью, что довольно света может пролиться на нас от the practice of antiquity и от the Oriental Church и не делая Рим нашею моделью, что, наконец, можно осветить нашу церковь или светом той вселенской церкви, которая существовала до разделения церквей, или светом церкви восточной, которая «заключает в себе доселе Unity в началах единения с нею и в вере, Sanctity, Catholicity, и Apostolicity". Но здесь начинаются различные утонченные диспуты о видимости церкви, о степенях реальности вселенской церкви и т.п. При всем, однако же, разделении мнений сей последней партии, мне верится, что ей не чужд и дух любви к истине. Теперь несколько из них человек, образовавши собою как бы маленький комитет, неутомимо трудятся над изданием «Библиотеки отцов святой католической церкви, живших и писавших до разделения Востока и Запада», скоро появится уже 12-й том. С издателями её и мне, во время посещения моего Оксфорда и в нем г. В. Пальмера, случилось познакомиться.

Но знакомство это поставило меня в необходимость утруждать Ваше Сиятельство покорнейшею просьбою об исходатайствовании им возможности проверить некоторые места И. Златоустого по манускрипту, хранящемуся у нас в патриаршей, как они говорят, библиотеке. Если бы Вашему Сиятельству благоугодно было не оставить без внимания сего прошения, я имел бы честь подробнее писать о сем Его Превосходительству Константину Степановичу.¹³ Труд переписчика был бы уплачен, как должно, по условию.

Теперь позвольте приложить здесь некоторые из тех кратких разговоров, которые привелось мне иметь в Оксфорде с тамошними учеными D-m Pusey и M-r Newman, преемником его духа и другом его сердца и мыслей.

Скромность Пюсея меня много изумила, и я долго не мог понять, к кому я и куда пришел, в келью ли созерцательного отшельника или в кабинет немецкого метафизика, хотя богатая ливрея его служителя говорила о чем-то другом. Так мало было в нем, в выражении его лица, в неподвижности его положения и наконец в самой одежде, поражающей особенной какой-то небрежностью, обыкновенного, в таком смешении мне представилась какая-то идеальность и какая-то детская простота, что я невольно выжидал минуты, когда этот, как называют его многие, eminent and holy man¹⁴ сам выведет меня из недоумения. И первый же вопрос обличил в нем то, чем он мне показался. Это не был тот обычный вопрос, которым встречают путешественника или иностранца, нет, это был вопрос, какого именно я ожидал, т.е. занимает, ли меня их «movement»,¹⁵ и когда я отвечал, что нельзя быть равнодушным, свидетелем там, где дело касается столь важных вопросов церкви и религии, он продолжал: «отчего это церкви так далеки одна от другой и доселе не могут, ни примириться, ни сойтись даже в главных пунктах, веры? – Не от того ли, думаю, отвечал я, что путь к соединению или к примирению выбирается не прямой, и не открытый, – Да отчего бы, например, не сойтись нам, продолжал он, преследуя только свою мысль, с вами хоть в главных пунктах? – Наша церковь, отвечал я, кажется, все сделала с своей стороны, предложив раз и желание единения и условия единения, разумея то патриаршее послание,¹⁶ которое им известно. – Но тут много было условий, которых, вдруг, невозможно было принять. – А возможно ли, спросил я тогда, единение в целом, когда не будет единения в частях и особенно в деле, веры и с церковью, в которой все и doctrine, и discipline приведено к единству и где ни одно звено не может отделиться от цепи?» На этот вопрос он начал было делать различные объяснения, но кто-то пришел, и я с ним простился. При прощанье особенно мне показалось, будто с ученой скромностью в нем соединено и какое-то простодушие.

M-r Neuman, друг его и сотрудник, оставил Оксфорд и поселился при маленьком сельском приходе, в качестве министра, на расстоянии двух-трех верст от Оксфорда. Там он выстроил себе домик, с садиком, по сторону которого тянется ряд каких-то одиноких келеек, где у него живут, по доброй воле, студенты университета и среди молчания участвуют в его трудах. При входе в его сени висит на стене картинный образ Спасителя; в комнатке, смежной с его залой, висит тоже на стене образ Божией Матери. В самой зале, над камином, резное Распятие с ликами, по сторону каких-то Святых. Наружность г. Нюмана, так же, как и Пюсея, – наружность постника и труженика. Но в нем не видно ни отшельнической созерцательности, ни следов глубоких размышлений; главною чертою его характера мне представилось какое-то практическое религиозно-нравственное направление, не исключающее в нем ни благодушия, ни веселонравия. Речь его идет легко, без принуждения и без думы, кажется, но не с простотой Пюсея. Мне казалось, что в его вопросах оставалась все какая-то arriére pensée.¹⁷ «Мы слышим, начал он, изъявивши особенное удовольствие при встрече со мной, что государь ваш и обер-прокурор Св. Синода много сделали и делают в пользу православной вашей Церкви». Так точно, отвечал я, – и стали говорить о присоединении униатов, о распространении православной веры на Алеутских островах и т.д. довольно долго продолжали этот разговор, тем более, что, проведши целую неделю в Копенгагене с теперешним преосвященным Иннокентием, по случаю его приезда в Петербург, я много от него слышал, чего они не могли знать. – Отчего Церковь ваша не показывает почти никакой ревности по её православию в западных христианских землях? – У неё, отвечал я, обширное поле деятельности во внутренних областях Царства русского. – Почему ж, например, и у нас не построить вам церкви, где бы все, кто хотел, могли знакомиться с её богослужением? – Наша церковь здесь, отвечал я, конечно не велика, однако же, не закрыта для желающих присутствовать при её богослужении; в присутствие в ней великого князя Михаила Павловича и действительно довольно много приходило англичан. – Но все-таки она не так открыта и не так заметна, как римско-католические церкви здесь; ведь у нас такая же свобода вероисповедания, как и у вас. – Число лиц православного вероисповедания, живущих здесь, отвечал я, очень ограниченно и особенной к тому нужды, следовательно, не предстоит. Так разговор продолжался еще несколько минут, как стали звонить к вечерне. В церкви его на расписанных окнах над алтарем нарисованы лики Апостолов, Божией Матери и многих Святых. Над Table деревянное распятие, пение вводится Григорианское; по поют еще как-то принужденно, даже неверно. При выходе из церкви я заметил, что тут собралось много, оксфордских конечно, для беседы с ним. Г. Пальмер приметно недалек от M-r Newman’a и Pusey’я. Было время, когда оба они скорым шагом пошли было к Риму, но теперь остановились и, кажется, трудятся, главным образом, над тем, чтобы ввести и распространить общие начала католицизма и его духом оживить начало собственной своей церкви. От того видим и читаем везде anglo-catholic library, anglo-catholic Saints, anglo-catholic Faith. Замечательно объяснение происхождения и усвоения этих терминов. «The Established Church has paringly called herself Catholic. But, the truth is, – She had long a double meaning, – the one, Spiritual, and religious; the other, worldly and political. It is only inwardly, that our Church is a catholic Church. Outwardly itis the Protestant Reformed religion, established by Law. The Established Church is intrinsically Catholic. But she is not in such state as to be able to act now, as Catholic nor even to call herself by her own Name. For, half of our people maintain Protestantism and half, Catholicity.¹⁸

Молодые Clergymen вообще как-то более склонны к принятию католических начал, чем пожилые. Мне случилось быть свидетелем публичного процесса между одним молодым оксфордским бакалавром и пожилым тамошним же профессором. Первого называют Orthodox, последнего – Heretical. Процесс продолжался с 10 часов утра до 6-ти вечера, и, хотя, не кончился ничем, но видно было, что стороны первого почти без исключения держались все молодые Fellows. Дело состояло в вопросе, имел ли право тот профессор экзаменовать студентов по началам протестантизма, так именно, что они принуждены были отвечать ему в том же духе. Что до г. Пальмера, он только то и повторяет, что церковь наша не довольно ревнует о распространении православия в западных христианских землях. Он и здесь как будто полу-англичанин и полурусский. В уголке его много книжной кельи виднеется русский образок, на стене висит пальмовая ветвь; в шкафах целый круг русских богослужебных книг; часто носит наш подрясник и иногда надевая его под ученую свою диаконскую мантию, является так и в коллегиальную церковь. Есть и ряска. С товарищами своими давно открыто и решительно говорит, что наше богослужение образцовое. Настоятель его коллегии ветхий старец и препочтеннейшей наружности.

Но весь наш разговор с ним касался, главным образом, милостей покойного государя императора к нему, именно как он его принимал, как государь подарил ему некоторые вещи; говорил о нем истинно с умилением и о России с признательностью за добрый там прием его Fellow Пальмера. С своей стороны и я должен сказать, что везде встречал здесь особенную внимательность, как в коллегии г-на Пальмера, давно уважаемого здесь за твердость его начал и строгий образ жизни, так и в других коллегиях.

Оканчивая сим эти замечания, долгом своим поставляю присовокупить, что наша церковь по ходатайству барона Филиппа Ивановича облеклась в новое благолепие, так что и великий князь Михаил Павлович нашел ее достойно благо украшенною, только казалось ему, что у нас не довольно образов и некоторые устарели. Милость барона Филиппа Ивановича простерлась и на служителей церкви; именно он благоволил принять мое прошение обе исходатайствовании нашим причетникам денежного награждения, за долговременную н похвальную их службу. Вообще могу сказать, что все совершается в нашей церкви не без назидания и для чуждых пришельцев.

Повергая строки сии милостивому Вашему вниманию,¹⁹ честь имею пребыть и прочее.

26 декабря 1843 года.

Едва не целое трехлетие прошло и на новом месте назначения моего, которое не заслуженно уготовила благая Ваша рука. Да благословит же Вас Бог за дни счастья благодетельствуемых Вами целыми годами счастья и мира! Новое же благодатное лето да знаменуется для Вас во днях своих всегда новыми опытами благости Божией! Иной, лучшей признательности не умею засвидетельствовать пред Вами! И не знаю, могу ли при сем предложить и Вашему вниманию что-либо достойное. Ученый Оксфорд доселе в волнении, и престанет ли оно и чем кончится, кажется, того не знают и самые его начало-вожди. Есть только случай думать, что, по крайней мере, яснее откроются их тайные помышления и желания. Именно некто Ward, fellow of Balliol College написал книгу под заглавием: «The ideal of а Christian Church»,²⁰ противную духу и уставами, англиканской церкви, и тем поставил университетское начальство в необходимость принять более строгие меры к ограничению усиливающегося здесь расположения к римско-католической церкви. Составится совет и, говорят, будто положат на оном, чтобы каждый fellow или socius еще раз ex toto animo,²¹ под присягою, подписался к изв. XXXIX Articuli Fidei, и именно в том смысле, в каком их принимает Established Church. Не страх ли уж прослыть Romanist или Papist делает, что наше древнее православие более и более обращает на себя внимание здешних Churchmen и Clergymen, по крайней мере, я часто вынужден бываю заводить с ними маленькую переписку именно касательно нашей церкви, часто получаю письма, где просят о «permission to be present at the service of the most venerable Church»,²² часто слышу, как много им нравится высокая простота нашего служения и т. п. Путешественники, миссионеры, по крайней мере, многие из них духовные явно гордились передо мной знакомством их и перепиской с некоторыми из наших восточных православных епископов, хотя и сознавались при моих замечаниях касательно образа их действия в Сирии, что они далеки от истинного с ними единения. W. Palmer, кажется, много содействует к расположению своих соотчичей в пользу пашей церкви. Если где, то именно здесь человек, говорящий с убеждением, всегда более или менее будет выслушан. Теперь он трудится с г. Rev. Blackmore над изданием некоторых русских книг, например, Катехизиса краткого и пространного и т. п, и я уверен, что труд сей даст плод свой. Что Штраус для Германии, то католицизм теперь для Англии. Г-н Marriott в письме своем к профессорам Московской семинарии, изъявившим желание проверить академические издания отцов церкви с нашими манускриптами, прямо пишет: «Illud vero semper nobis а Deo magnopere petendum est, ut San. Ecclesiae Patres evolvendo atque corum scripta divulgando, animi nostri ad antiquae Unitatis desiderium moveantur; non modo propter ipsam Rei svavitatem ac pulchritudinem, verum etiam propter Dominum nostrum, Qui corpus suum in summa mutuae caritatis concordia atque unitate voluit permanere».²³

Вот почему служит для меня особенным утешением весть г-на посланника, что государь Император благоволил разрешить подновить и поправить нашу здесь церковь.

Более не смею утомлять внимание Вашего Сиятельства. При сем отправлении почты посланы некоторые замечания об иерархии англиканской церкви К. С. Сербиновичу.

7 января 1845 года.

Решение Оксфордского университетского Совета по делу Ward, сочинителя книги «Идеал христианской церкви», наконец последовало в прошедшем феврале. Собрание было многочисленное, кроме членов и высоких посетителей, никому даже не дозволен был и входи, в здание, назначенное для подобных собраний. В числе их много были епископов, лордов и ученых; всех же насчитывают до 1300; хотя голоса подавали только 1100 из них. Открыто было собрание вице-канцлером университета; после, нескольких замечаний, сделанных им относительно цели собрания, регистратор начал вычитывать те места из упомянутой книги, которые наиболее противны духу и уставами, англиканской церкви.

По окончании сего чтения г. Ward встал и, с позволения вице-канцлера, защищался – час или более, и под конец подал протест на латинском языке.

Туг последовали вопросы и началось везде, волнение. Градом посыпались с разных сторон placet и non placet.²⁴ Оказалось, что в пользу г. Ward было 386, а против пего 777 голосов.

Вице-канцлер объявил тогда: majori parti non placet.²⁵ Вскоре, затем вице-канцлером сделано было другое предложение касательно лишения г. Варда ученой его степени – Magister artium.²⁶

Г. Вард опять защищался, и именно в следующих выражениях: одно только я могу сказать на сей раз, что тогда как я и словом, и делом показал, с каким усилием, усердием, смею сказать, рвением, готовил я всего себя на служение церкви, меня имеют подвергнуть наказанию – лишением моей ученой степени; другие же и многие, которые далеко не согласны со мною во мнениях, давно оставили служение своей церкви и состоят в прямом общении с римскою, безопасно пользуются данными им степенями В. А. и М. А. бакалавра и магистра.

Затем послышались, как и прежде, голоса, и оказалось, что за него было placet – 511, против него – 569.

Вице-канцлер сделал было третье предложение касательно разбора и осуждения известного 90 tractatus, написанного еще в начале этого религиозного движения; но Senior Proctor отвечал: nobis Procuratoribus non placet,²⁷ – и тем собрание кончилось, но само дело не кончилось. На днях начнется апелляционный суд. Думают, не изречет ли чего-либо по сему случаю и сама церковь? Доселе, впрочем, голос её еще не были, слышан. Во всяком случае, нельзя не видеть, как быстро умножается число людей, располагающихся в пользу настоящего церковно-религиозного направления.

Вот почему с особенным любопытством читается теперь здесь одна маленькая книжка, написанная в защиту греческой церкви одними, англичанином, живущим в Афинах. Жаль только, что лобзание этого друга едва ли не опаснее укоризн врага. Не смею делать своих на нее замечаний, Ваше Сиятельство сами изволите увидеть её содержание, по крайней мере, она привела ко мне некоторых из здешних духовных и послужила поводом к опровержению многих ложных мнений о православной церкви. Один из этих духовных (имеющий хороший приход в Лондоне и благословенное семейство) под конец confidentialy²⁸ открылся, что он желал бы даже оставить свою церковь и перейти в православную, если бы не боялся быть лишенным своего звания навсегда, и потому убедительнейше просит исходатайствовать ему общее мнение Св. Синода касательно сего предмета, т.е. «может ли пресвитер англиканской церкви, по принятии им всех членов нашей веры и по законном присоединении его к вашей церкви, надеяться, хотя бы и по долговременном испытании, быть священнослужителем оной»?

Другим вопросом осмеливаюсь утруждать Ваше Сиятельство от лица здешнего общества распространения христианских сведений – Society of Christian Knowledge, а именно: «может ли оно надеяться, что издание здешнего молитвенника (Prayer-Book), переведенного на все европейские языки, не исключая и новогреческого, может быть у нас позволено и на русском? Перевод его уже сделан на русском и на славяно-русском. Целью сего издания, говорят они, было бы показать, что и их церковь не лишена характера церкви кафолической».

Впрочем, долгом своим считаю заметить, что я с своей стороны ни в том ни другом случае не позволил себе сделать никаких замечаний, – приняты будут в уважение или нет подобные вопросы. Осмеливаюсь же предложить их Вашему Сиятельству потому, что настоятельно был прошен «узнать мнение» по сим двум предметам.

Что до нашей здесь церкви, она доселе не редко посещается и чуждыми, и, кажется, не по движению одного простого любопытства. Еще недавно, в субботу первой недели Великого поста, по приглашению барона Филиппа Ивановича, были в ней, на панихиде по великой княгине Елизавете Михайловне, Duce de Cambridge с зятем своим, принцем Мекленбург-Стрелецким, Duce de Wellington, Duce de Devonshire, адмирал Codrington и многие другие.

Дал бы Бог украсить ее только новым запрестольным образом!

Не смея более утомлять внимания Вашего, честь имею быть.

13 марта 1845 года.

Не возбраните и мне на новое, благодатное лето явиться пред Вами, если не с новыми, по крайней мере, не стареющимися благопожеланиями долгоденствия и благоденствия. Приношение обыкновенное, слишком, обыкновенное для Вас; но быв милостиво принято Вами, как благодетелем, доставит утешение облагодетельствованному не обыкновенное.

Замечания о книге Ньюмана,²⁹ которые имею честь представить Вашему Сиятельству, сделаны под влиянием первых впечатлений при чтении оной, и потому, не смея вполне довериться им, как первым, дальнейший разбор его теории, если то не будет излишне, оставил до будущего времени. К тому же г-н Пальмер предполагает послать эту книгу или Вашему Сиятельству, или прямо Преосвященному отцу Афанасию: тогда, если она стоит внимания, разбор её может быть сделан рукою верною и опытною.

Поручая себя милостивому Вашему покровительству, честь имею быть.

10 января, 1846 года.

Несколько месяцев тому назад я имел честь представить Вашему Сиятельству некоторые замечания о продолжении здесь и в особенности в университетах того движения религиозных идей, которое так стало известно под именем «Puseisme» или «Tractarianisme». Движение это не только не прекращается, но более и более усиливается.

Наконец и Mr. Newman, – этот сильный деятель в их «religious movement», в ноябре 1845 года, оставил свою церковь и сделался членом новой, как и ожидали, римской церкви. Переход свой он сделали, было тихо, незаметно и как бы безвестно, но следы оного обозначились слишком резко и место, оставленное им, в собственном смысле, кажется пусто. «Отрешившись от религиозно-церковного общения с нами», говорят прежние его собратья, «он не забыли, однако же, проститься с нами и, как будто накануне смерти, оставил нам завещание». Так называют последнее его сочинение, изданное им в октябре 1845, под заглавием: «An Essay on the Development of Christian Doctrine».³⁰ Теория его не новая, в том или другом виде она являлась уже в Германии и, особенно, развита была Миллером; но как она в голове практического англичанина и, особенно, такого аскета, каков Ньюман, приняла особенный характер и как, вообще, книга эта чрезвычайно заняла здешнюю публику; то смею думать, что и Ваше Сиятельство не оставите без внимания некоторых замечаний о содержании оной.

Все сочинение на 503 страницах in quatro. Написано до времени присоединения сочинителя к римской церкви и, по уверению многих, писано в продолжении нескольких лет. Цель, для которой, и побуждения, по которым оно написано, открываются в заключении, и именно в следующих выражениях: «Любезный читатель! время кратко, вечность долга. Не устраняй от себя того, что ты здесь (в книге) нашел; не смотри на этот труд, как на плод одних словопрений ни состязаний; не говори себе вперед предварительно: «я опровергну все это»; не ищи по предубеждению опровержений; не думай и не обманывай себя мыслью, будто труд сей обязан своим началом каким-нибудь неудачам или утратам, каким-нибудь неугомонным желаниям или неудовлетворенному, оскорбленному самолюбию, какой-нибудь раздражительности или крайней чувствительности или наконец другими, каким-либо слабостям. Не пеленай себя повязками прошедших лет; не решай вопросов об истине так или иначе потому только, что ты так или иначе желаешь их решить, и не покланяйся любимым своим предубеждениям. Время кратко, вечность – долга».

«Nunc dimittis servum Tuum, Domine, Secundum verbum Tuum in pace; Quia viderunt oculi mei salutare Tuum».³¹

К предмету своему сочинитель приступает еще в введении. Ход его мыслей следующий: христианство не есть плод науки, не есть мера политики, не есть мечта поэзии или произведение суеверия. Прожив слишком 18 веков, оно каждому дало возможность, так сказать, осязательно увериться в его действительном, историческом бытии, независящем, от воли человека и перемен времени. Та же история уверяет и уверяет, неопровержимо, что христианство, будучи историческим фактом, и мировым явлением, не принадлежит, однако же, к разряду обыкновенных фактов и недостижимо возвышается над, сферою обыкновенных явлений, а напротив само было, есть и будет самостоятельным, независимым началом (independent principle), объемлющим, проникающим, движущим и определяющим, явления жизни частной и общей. Были начала нравственные, политические, придуманные философами, законодателями; но они частью забыты, частью утрачены, частью вымерли, так сказать, сами собою, не оставив по себе потомственного, не гибнущего наследства не переходящих мнений, учений и верований. Христианство же представляется в истории живою, живущею, вечно действенною и действующею системою (living, actif and acting system), и, хотя, не в одинаковом смысле, всеми, однако же, называемою церковью.

Если же христианство есть а living practical system, или иначе: если христианство есть церковь и, будучи церковью, представляет собою действительное видимое царство, то оно должно подлежать в сем отношении известным законам расширения и развития точно также, как и обыкновенные общества или царства, с сохранением только, само собою, разумеется, собственного своего, высшего характера.

История и здесь со своей стороны является на помощь и утвердительно говорит, что она не может указать такого пункта времени, когда бы замкнуто было, так сказать, развитие христианства и окончательно постановлены были правила веры однажды на всегда. Что видим мы, говорит, сочинитель, по вознесении Господнем и по сошествии Св. Духа? Ап. Петру в Иопии нужно еще вразумление о крещении Корнелия; ап. Павлу настояла нужда писать послания; по смерти последнего апостола св. Игнатий еще утверждает учение об иерархии; канон Нового Завета и после долгое время остается не определенным; credo – служит только оглавлением credenda, а не собранием определений веры; одним словом, где такое учение, которое в самом, начале было бы нам открыто omnibus numeris?³² Церковь побегла от мира, так же как израильтяне от Египта – с мукою прежде вскисания теста, ввязавше ризы на рамы своя.

Что видим в последующие времена? Продолжение того же развития той же все содержащей и все объемлющей идеи христианства. Являются мученики, является почитание их и их мощей. Наступают гонения, возникает идея отшельничества. Выступают враги церкви: церковь вооружается определениями веры. Из слов ап. Павла 1Кор. 3:11–15 развивается учение о Purgatorium³³; из слов – приемляй пророка во имя пророче приемлет мзду пророчу и прочее учение о вменении заслуг Святых Божиих; из слов – Сие есть тело Мое и т.д. учение о Transubstantiatio³⁴; из слов – елика аще разрешите на земли и прочее – об Absolutio³⁵; из слов – за молитву сотворят над ним помазавше его елеем и прочее о таинстве Елеосвящения; из слов – продаждь имение и т.д. учение о добровольной нищете; из слов – Ты ecu Петр, и на сем камени и прочее учение о непогрешимости папы и т.д.

Итак, далее – сие развитие идет, не ограничиваясь местом, от Никеи до Трента; не ограничиваясь и временем – оно будет простираться до предела, предуставленного Начальником и Совершителем Церкви.

Все существующие на земле церкви служат выражением и в тоже время доказательством сего непрерывно продолжающегося развития христианства.

В которой же из церквей находим мы правильное, полное и совершенное развитие христианства?

Изложив предварительно общую теорию о процессе развития идей вообще, о различных образах их развития, о порче их в состоянии развития, о различных признаках, по которым можно отличать истинное развитие идей от ложного, сочинитель применяет ее к ближайшему своему вопросу и, на основании логических выводов, поставляет следующие семь признаков или, как он называет, test, по которым, должно быть отличаемо истинное развитие христианства от ложного или неправильного: 1-й признак есть сохранение коренной, оригинальной идеи христианства; 2-й – непрерывное продолжение одних и тех же начал, по которым начало и должно было совершаться развитие; 3-й сила ассимиляции (power of Assimilation), по которой разнообразные мнения и факты, в следствие и продолжение развития, мало по малу, со временем, видоизменяясь сочетаются и сливаются с оригинальным типом, точно также, как в жизни физической разнообразные материалы силою подобной ассимиляции обращаются в кровь приемлющего их тела; 4-й – раннее, предварительное, предзнаменовательное указание на формы будущего развития; как например, в истории церкви, Афанасий Великий еще в детстве избирается в епископа товарищами игр; в истории общей, еще в ХII веке, когда русские пиратами плавали по Черному морю, Константинополь был их целью и в самом городе повсюду ходило поверье (prophecy), что Царьград некогда будет в их владении, или как в подлиннике: «It is observable that in the eleventh century, when the Russians were but pirates upon the Black Sea, Constantinople was their aim; and that a prophecy was in circulation in that City that they should one day gain possession of it»;³⁶ 5-й – логическая последовательность, по которой он не того требует, чтоб развитие, как логический процесс, как силлогизм, шло от посылок к заключению, но утверждает, только, что правильное развитие идеи, при всех видоизменениях, идеи, при всех видимых уклонениях, от коренного типа, оставляет по себе следы логической последовательности; 6-й – охранительные прибавления preservative Additions, которыми не разрушаться, а сохраняться должны первые идеи и законы процесса развития, profectus fidei non permutatio,³⁷ точно также, как Евангелием не разорен, а исполнен закон иудейский; 7-й – хроническое продолжение, chronic continuance, т.е. чтобы развитие держалось долго, шло, как время само, непрерывно, без быстрых, переходов или скачков, как это бывает с развитием сект.

Прилагая эти семь признаков к состоянию разных церквей, он находит, что греческая церковь (которой он умышленно, впрочем, убегает, как грозного свидетеля его не надежной теории и касается её только по крайней необходимости) сохранила в чистоте учение христианства, но уклонилась от дальнейшего участия в развитии начал христианства.

Протестантская церковь, по мере сближения её с католицизмом, как, например, англиканская, оказывается не без, учения, но без начала – в отношении же сама к себе (in its heretical aspect) обличает в себе начало, но без учения – principle without doctrine, римская же церковь удовлетворяет, всем данным, им требованиям, или лучше требованиям, его теории. Следовательно...

В доказательство, что он приносит, ей на жертву многое и много, а может или должен, еще больше, довольно указать на следующее его решение вопроса о причащении младенцев:

page 164: «Дети допускаемы были некогда к причащению Св. Тайн, по крайней мере, под видом вина; на каком же основании теперь это возбраняют? Св. Августин говорит, что сей обычай апостольского происхождениями соблюдался на западе до XII века: соблюдается и доселе на Востоке у греков, греко-руссов и в разных монофизитских церквах, на том основании, что он почти везде существовал в первенствующей церкви. (Vid. Bingh. Ant. XV. 4, §7; Fleury Hist. XXVI. 50, not. 9). He такое ли же и это нововведение, как и то, по которому мирянам, возбраняется ныне приобщение под двумя видами? При всем том мы спокойны и спокойно, without a scruple³⁸ смотрим на это лишение. Безопаснее, заключает он, успокоится с авторитетом, чем без авторитета: безопаснее быть с верою, что церковь непогрешима, нежели с верою, что она может погрешать».

Вопрос решен для него, как для члена римской церкви и решен, удовлетворительно; но где то решение, которое он обещал дать, как беспристрастный изыскатель истины? Обращаясь в своем кругу, он не видит, что чада православной церкви питаются и держатся тою же верою в непогрешимость определений оной.

И так вообще теория M-r Newman сама в себе довольно неопределенная, довольно мистически изложенная, даже не везде силлогистически проведенная и не безопасная в приложениях; но все сочинение, как сочинение, весьма замечательно; как произведение тонкого, изворотливого ученого и убежденного в своем предмете богослова, оно разошлось здесь по рукам всех, high – и – law churchmen, через три дня, по издании его, из 1500 экземпляров не осталось ни одного; как произведение человека, пользовавшегося, особенно между его собратьями, добрым, чистым, ничем не запятнанным именем и постоянно имевшим сильное влияние и словом и делом, оно увлекло за ним и доселе увлекает многих, многих. К общему удивлению Dr. Pusey, и друг и сотрудник Newman’a, стоит, по-видимому, крепко на прежнем своем месте. Близкий к римской церкви, он никак еще не хочет ни мыслью, ни чувством отделиться от греческой. В его понятии эти две церкви не могут разделиться, и если разделяются, то только prima facie.³⁹ В союз этого внутреннего общения он вводит и англиканскую церковь. Но другие богословы думают решительнее противостать теории Ньюмана, и именно опираясь на определенные, точные, законченные правила и определения веры, хранимой греческою церковью. Любопытно будет слышать, что скажут по этому поводу о православном нашем катехизисе, изданном в последнее время Пальмером. Во всяком случае только уверен, что если, когда, то теперь особенно церковь наша сделается предметом новых наблюдений и изысканий. Дай же Бог, чтоб «ех Oriente Lux»⁴⁰ осветил их и ум и сердце.

Не смея более утомлять внимания Вашего, честь имею быть и пр.

17 января 1846 года.

На днях, известный W. Palmer, посетив меня на пути своем в Шотландию, где имеет быть нечто в роде синодального собрания по делам здешней епископальной церкви, которая наиболее клонится к единению с восточною церковью (по крайней мере в теоретическом отношении), оставил у меня, давно еще обещанную пм книгу, сочинение Ньюмана «Опыт о развитии христианского учения», для препровождения оной в Санкт-Петербургскую духовную академию. Это та самая книга, о которой я имел честь, вскоре по выходе её, предложить некоторые замечания на благоусмотрение Вашего Сиятельства.

Пользуясь сим благоприятными, случаем, беру и я смелость для той же цели препроводить дне книги: 1) The church of England cleared from the charge of Schism, upon testimonies of councils and Fathers of the first six Centuries – Th. W. Allies, Al. A. Rector of Launton Oxen. 1846. 2) The Theologian, a Review of ancient et modern Divinity et universal Christian Literature – July 1846.⁴¹ Первая из сих книг, служит ответом, на сочинение Ньюмана, вторая заключает в себе разбор, катехизиса нашей Церкви, переведенного Rev-d. Blackmore и изданного г. Пальмером.

Сочинитель первой из них, (бывший еще в недавнее время капелланом лондонского епископа и исключительно занимавшийся испытанием ново-посвящаемых пасторов, теперь же занимающий приходское хорошее место в качестве ректора) старается доказать, что если англиканская церковь practically и находится в состоянии раскола, т.е. отделения от вселенской церкви, то отнюдь не потому, что не признает над собою главенства папы: иначе де тоже должно будет сказать и о Восточной Церкви. Доказавши свидетельствами соборов и отцов первых шести веков, что главенство папы не есть необходимо, ни для единения Церквей, ни для сохранения их вселенского характера, он так заключает последние страницы своего сочинения:

«Не забудем же, что в силу тех же самых доказательств, по которыми, англиканская церковь должна быть поставлена в состояние схизматическое, равно восточная и российская Церкви подвергаются одинаковому с ней осуждению. Это прение не кафолической церкви с церковью поместною, как наши противники воображают; это восстание одного Патриарха запада и его епископов против четырех Патриархов востока с их епископами и против той великой, доселе нерушимо стоящей фаланги (phalanx) севера, которую Константинополь привел к вере отцов своих, и которая обещает нам противостать ереси и неверию и отвести их прилив от осаждаемых ими престолов Востока, по крайней мере, в сем отношении свидетельство истории не против нас. Причины, вышеозначенные, которые так много содействовали к устроению этой огромной фабрики римского могущества на Западе, вовсе не имели никакого действия на Восток, если же и имели, то произвели действие совершенно противное. Престол Константинопольский доселе там, где поставил его собор Халкидонский и доселе тем же, чем признал его император Юстиниан, т.е. вторым престолом мира; и как прежде не допускал, так и теперь не допускает, чтобы Рим был первым в каком-либо смысле, в котором Константинополь не был бы вторым. В нем доселе сохраняется то постановление (Constitution) целой, неразделенной церкви, в нарушении которого Св. Григорий упрекал его епископов. Зло, предусмотренное им, произошло, напротив, от его собственных преемников. Здесь (на Востоке) нет, по крайней мере, соучастия (Sympathy) с ересиархами XVI века; Синод Вифлеемский предал анафеме Лютера и Кальвина, также, как и собор Тридентинский. Здесь не было Генриха VIII; здесь нет правительства, готового принести церкви в жертву демону либерализма. Здесь существует доселе древняя патриархальная система, здесь доселе стоят престолы константинопольский, александрийский, антиохийский и иерусалимский. С другой стороны, здесь тоже учение, те же седмь таинств, та же евхаристия, та же мощная иерархическая система и прочее. Здесь есть все, что римская церковь считает признаком своей истинности; по здесь есть еще нечто более, здесь хранится судилище и суд древних соборов, здесь слышится голос тех, которые ни молчания не знают, ни порче недоступны, – голос отцов Церкви. В них-то, т.е. в отцах Церкви неразделенной, встречаются и Восток, и Север, и Запад. И мы теперь не одни; и мы храним еще непрерывный ряд преемников Св. Афанасия и Св. Златоуста. Нить апостольского преемства и чистота учения видимы для всех в недрах Восточных Церквей. Там та же догматика, та же иерархия, в том самом виде и теперь, как и в то время, когда Св. Григорий обращал свое слово к Анастасию Антиохийскому и Евлогию Александрийскому.

Пусть римские поборники поносят их именем схизмы и схизматиков, история не изменяется и не побеждается прениями. Она-то и говорит, что здесь никогда не подчинялись папскому игу, точно также, как и отцы, положившие 28-е правило Халкидонского собора; если же и было действительно допускаемо первенство (Primacy) папы или Рима, то опять не в другом каком-либо смысле, а именно в смысле тех же самых отцов; подобающая честь заключается в подобающей чести Константинополя и прочее. Пусть еще мы не можем похвалиться своей историей; но история Церквей Восточных не омрачена доселе. Они никогда не были подчинены Риму, а всегда управлялись только своими собственными патриархами; христианство получили не из Рима, священство, бескровная жертва и власть вязать и решить пребывают в них от дней первых доселе непрерывно и непререкаемо. Они не знали никакой реформации от руки людей, коих жизнь была соблазном всему христианскому миру, они не знаются, ни с кальвинскою, ни с лютеранскою ересями; эрастианизм⁴² не поедает и не поедал их жизнь. К тому же римская церковь не раз входила с ними в сношения, как с церквами, составляющими часть истинной Церкви. Еще недавно, времен Климента VIII, я видел его письмо к царю, в котором он обращается к сему последнему, как к лицу, уже принадлежащему к церкви (the Church, а не а Church). Далее: Восточная Церковь показала в себе самый лучший и вернейший признак кафолицизма (Catholicity) – жизнь. Ей, ей одной, со времени отделения Рима обязано своими, обращением к христианской вере это великое государство Россия. Да, Россия с её епископами, духовенством, монастырями, скитами, с её древним чиноположением, с её совершенно организованною церковною системой, с её подвижниками, исповедниками, иноками и святителями неопровержимо свидетельствует об истине восточной церкви. Патриарх константинопольский, исполняя служение, вверенное ему Халкидонским Собором, рукоположит епископов из среды варваров, и Дух Святый благословил их подвиги, весь север сделался его духовным стяжанием. Рим не может показать, со времени своего отделения от Востока, примера обращения столь полного, совершенного и столь неизменного. Неизменного, ибо доселе Рим не мог произвести здесь никакого действия. Не полное ли это опровержение того неправедного притязания, которое Рим объявляет на исключительный кафолицизм, будто бы заключающийся только в нем самом?

Теперь видим, что вне его общения есть Тело апостольского происхождения, с апостольским учением, с таковым, же аскетическим началом, и столь же сильно развитым, с таковым, его правом на веру в, чудеса, одним, словом и действительно (in facto) со всем, что отличает церковь: тело, сверх того, столь обширное, что в нем одном (предположив, то, что не существовала бы Римская церковь; можно было бы найти исполнение обетовании Божиих о Церкви. Пусть же теперь голос сего живого, слишком тысячелетие живущего свидетеля, сольется с неложным и неопровержимо ясным голосом целой, нераздельной древней Церкви» и т.д.

«Итак, в, заключение, если обличение нас в схизме может быть устранено только свидетельством древней церкви, свидетельством восточных церквей, подвергающихся со стороны римской церкви, таковому же обличению; то и спасение наше, и безопасность наша естественно должны заключаться в приятии и сохранении ясно несомненного учения сей церкви».

Здесь автор извиняется, что ни время, ни сам предмет его рассуждения не позволяют ему войти в подробный разбор догматического учения восточной православной церкви. И потому я обращаюсь ко второй вышеупомянутой книге Theologian, где, хотя краткий, но довольно ясный, помещен разбор Катехизиса нашей церкви. Цель разбора этого согласить, сколько можно, учение нашей церкви с учением Церкви англиканской, или лучше с её молитвенником, или служебником, с её 39 артикулами, беседами и канонами, постановленными и утвержденными на Св. Синоде, собравшемся некогда во имя Христа и по воле короля, и согласить именно для того, чтобы предварительно устранить препятствие к общению с российской церковью, к общению столь необходимому, для распространения православного христианства.

Согласно с своей целью, сочинитель все пункты вероучения разделяет на существенные (essential) и не существенные (non essential). Под первыми разумеет: учение о Св. Троице, о воплощении, о бескровной жертве, о таинствах, об оправдании от веры и от дел, об апостольском преемстве священства и о власти церкви. Под последними разумеет вообще обрядовую часть, как например, украшение церквей внешний образ богопочтения и прочее. Говоря о сих не существенных пунктах, он делает общее только замечание, что в них-то главным образом заключается препятствие к единению церквей. Относительно же главных пунктов учения св. кафолической веры, продолжает он, должно сказать, что российская церковь содержит их столь же твердо и чисто, как и церковь англиканская, за исключением пункта о происхождении св. Духа. Находит, впрочем, и он, что восточные церкви без сомнения правы; ибо никак нельзя допустить, чтобы отрасль вселенской церкви могла иметь право что-либо изменить в Символе Веры, утвержденном на Вселенском Соборе.

Нельзя только не заметить, что в сем опыте соглашения нередко встречаются чисто школьные тонкости, о которых англиканская церковь не знает и знать не хочет, хотя в то же время видно чистое желание усвоить истину православия. Так, он говорит (page 3): «российская церковь может служить теперь представительницею восточных церквей. При таком монархе, каким теперь благословил Бог русскую землю, она стоит теперь, как великий свидетель и утверждение кафолической истины и православия; она теперь то, чем бы надлежало быть церкви англиканской, если бы только сия не была поставлена в такое тяжкое положение политикою и несогласием духовенства, даже самих епископов. Ей посему и надлежит теперь испытать со всею строгостью истину и утвердить, что согласно с Писанием и чистотой древности».

Книгу «О должностях приходских священников», отпечатанную вместе с Катехизисом, он находит ни с чем несравнимою, так что вменил бы в обязанность каждому священнику, исповедующему кафолическую церковь, иметь ее, как Vademecum».⁴³

Ограничиваюсь сими краткими выписками в той мысли, что конечно еще не замедлит явиться сочинение в том же духе; ибо партия, восстающая против партии Ньюмана или партии католической, становится теперь сильнее и главнее.

Поручая себя милостивому Вашему покровительству, честь имею быть с глубочайшим почтением и нелестною преданностью.⁴⁴

20 августа – 1 сентября 1846 года.

Предполагаю, что г. Пальмер имел уже утешение сообщить Вашему Сиятельству о новых своих убеждениях, которые более и более должны сближать его с православием восточной церкви, – что чтение Зерникава совершенно утвердило его в истине учения нашей церкви о происхождении Св. Духа; по крайней мере, не раз, при мне он поставлял себе в непременную обязанность сказать о том гласно. Радуясь этой счастливой в нем перемене, я могу с своей стороны прибавить еще, что, кажется, он будет и не без последователей на пути к Востоку. Поездка его в Шотландию, о которой я некогда упоминал, показала, что епископы тамошней епископальной церкви, особенно же молодое духовенство не только не против его сближений с восточным православием, но сами бы готовы были сделать подобный шаг, если бы более установилось и менее определилось всеобщее религиозное движение. Теперь можно надеяться, что вторая его поездка, которую он думает предпринять вскоре после Пасхи, принесет ему еще больше утешения.

Общество распространения Евангелия в иностранных землях с своей стороны старается сблизиться с Грецией: так недавно перевели на греческий язык «Theophilus Anglicanus» – сочинение Dr. Wordsworth (экземпляр которого я имел честь препроводить в прошлом году) и разослали по Греции множество копий; Иерусалим же избран исходною точкою, откуда должны исходить все миссионерские планы. Нельзя только не заметить, что как в этой книге, так и во всей предприимчивости этого общества несравненно более англиканства, нежели в движениях и покушениях г. Пальмера и ему подобных. Первое хотело бы выставить и выстроить свою established Church на основании восточной церкви, а последний, сколько возможно, желал бы перевести все здание православия на свою почву, хотя и у него есть еще приемы англиканские.

Между сими двумя, так сказать, партиями образуется теперь ещё третья средняя, сопредельная той и другой. Выражением её деятельности могут служить: учреждение знаменитого Кямденского общества построения церквей, основание совершенно новой коллегии в Кантербури для миссионеров и множество книги о церковных древностях. К сей партии начинает примыкать и богатство, и ученость. Почтенный и обязательный председатель или лучше chairman Кямденского общества, некто Alex. Hope, Esquaire, обещал мне доставить случай быть свидетелем открытия упомянутой коллегии, которая должна составить эпоху в летописях англиканской церкви, и тогда я не премину донести о сем Вашему Сиятельству. Между тем не менее сильное, быть может, произведет действие на читающую публику книга пастора Перейры, только что переведенная с португальского, также вследствие потребностей этой партии. Не утруждаю Ваше Сиятельство замечаниями о сем сочинении, потому что довольно подробное извлечение из оного, с биографией сочинителя, имею препроводить к Его Превосходительству Константину Степановичу.⁴⁵ Меня радует более всего мысль, что быть может, после Св. Пасхи, компания греческих купцов, на свой собственный счет, с благословения патриарха Константина, начнет созидать новую, благолепную церковь, в полном церковном виде, в греческом стиле, на месте открытом для всех. Предположено, по уверению греческого иеромонаха, всю утварь выписать из Санкт-Петербурга, и образовать хор певчих. Помоги им Бог! А Вас, высокий благотворитель и милостивый покровитель, да взыщет Он своим благословением и благодатью и путем сих великих и святых дней введет и Вас и сущих Ваших в пресветлую радость пресветлого Воскресения Христова!

С глубочайшим почтением.

15 марта, 1847 года.

Некогда, в незабвенные минуты Вашего милостивого ко мне благоснисхождения, Вам угодно было позволить мне являться и пред лицом Вашего Сиятельства с некоторыми о здешнем религиозном движении замечаниями. Не знаю, особенно на сей раз, будет ли в них что-либо достойное Вашего внимания, и потому, может быть, лучше бы было не посягать на редкие минуты Вашего досуга; но так сладко утешение иметь невозбраненное еще дерзновение являться, хотя по временам, к благодетелю и покровителю! С другой стороны и само время, по-видимому, оправдывает таковую смелость. Если в настоящие дни только что наступившего нового года все счастливые вокруг Вас невозбранно могут повергать пред Вашим Сиятельством чувства живейшей их признательности, нелестной преданности и душевного уважения: почему же бы, думал я, и мне не могло быть позволено подобное утешение? Потому разве, что более других осчастливлен, и более других, а менее заслуженно, взыскан милостями? Нет, хотя раз в год, но открыто, позвольте сказать то, что говорю про себя и вечер и утро: да хранит, Сам Господь дни Ваши и сущих Ваших и продолжит их в мире на многия, многия лета!

Нечто о здешнем Religious movement. Не знаю, кому-то пришла мысль сравнить здешнее Establishment, как иногда называют, здесь established Church, с одним из тех искусственных каналов, которыми так богата британская земля; трудно сказать, в какой степени подобное сравнение может быть допущено; говорят – comparaison n'est pas raison,⁴⁶ во всяком только случае без греха можно подумать, что это Establishment заведение, в настоящем его виде, и по недоконченности, и по разномыслию его строителей, походит более или менее на столпотворение древнего мира. В самом деле, что делают даже те, кои прямо и решительно объявляют притязания на права строителей и ктиторов его? В самом начале разделившись в мнении о плане, так сказать, этого строения, они только взаимно продолжают разрушать производимое ими дело. Low-Church-party, как l'Eglise Imperieure,⁴⁷ безумно буйствует и достойно заслуживая свой титул, конечно рано или поздно низойдет до той степени, где укрываются и живут начала indifferentism’a и демократии – американской; High-Church party, как l'Eglise haute,⁴⁸ услаждаясь высокими надеждами и такими же притязаниями на вековечность своих видов, едва ли не готовит себе опасность падения по мере своего возвышения, тем более, что и в ней в последнее время недостаток единства слишком становится ощутителен.

А что уже сказать о внешних врагах этого Establishment, когда и самые други его умышляют злое? Что сказать о полчищах старых диссентеров, методистов, веслеянцев, унитариан, баптистов, квакеров и социалистов? Что сказать о новых теоретиках, едва не каждый день являющихся, то с теориями старого немецко-французского света, то со спекуляциями нового аглицко-американского?

Истинно тут сущее смешение языков! Кажется, легче бы было прислушаться к глухому шуму Питера в каком-либо отдалении, нежели к этому непонятному смутному говору этих мятущихся языков. Особенно, в последнее время много и долго пытался я, хотя мало, разредить про себя эту тьму, облегающую здешний церковно-религиозный горизонт; но труд напрасный. На днях снова заговорили было что-то горячо о теории господ Бунсена и Арнольда, как некогда о эфире или об elexir vitae⁴⁹; многим показалось, что их теорией сразу можно будет оживить и восставить распадающийся организм старого Establishment, а лучше сказать преждевременно состарившегося. Чтоб не показаться совершенным невеждой, читаю г. Бунсена «Die Zukunft der Kirche»⁵⁰ и д-ра Арнольда «On the Church» и что ж? Вот в коротких словах все их новоявленные истины: «Церковь Христова это освобожденное emancipated – человечество; католичество, Catholicity, – это человечество, яко единое, верующее в его Божественного Искупителя; кафолическая и апостольская Церковь Христова – это человечество достигшее свободы словом и духом; всеобщее священство христиан – это общая всех нравственная ответственность перед Богом; епископство – это личная совесть; царство Божие – это нравственный порядок мира; Тело Христово – это человечество, усыновленное Богу», и т.д. и чем далее, тем газотворнее, так что наконец с этим ethical exponent⁵¹ и так называемые dissolving views⁵² и все миражи сравнительно становятся гораздо действительнее. В просторечии подобные вещи назвали бы у нас пузырем.

У Лютера с его fixa idea выходило: intra conscientiam diabolus: extra conscientiam Deus⁵³; а у нового толкователя реформации, успевшего по выражению Christian Remembrancer «to effect the lefthanded marriage of Anglicanism with Lutheranism in the Establishment of the Bishoprie in Jerusalem⁵⁴» выходит, что «несть спасения в Бозе его». Вот почему особенно восстала партия так называемых пьюозеистов, и сострадая к бедствующему состоянию своего Establishment, говорит: Fiat experimentum in corpore vili!»⁵⁵

И мне кажется, если какая party желает истинно и истинного добра, так это она! Некто епископ Ken, умирая, сказал в своем завещании: «что до моей религии, то я умираю в св. кафолической и апостольской вере, исповеданной всею церковью до разъединения Востока и Запада». Последняя воля его, кажется, заключает под собою все начала и все движения этой партии. И если Бог благословит в направлении своем она необходимо должна прийти или, по крайней мере, стремиться к единению с неизменным Востоком. Ex Oriente Lux. Деятельные изыскатели идут уже этим путем. Rev-d Allies не только уклоняется от принятого им направления, но более и более утверждается в оном, и в скором времени известную уже Вашему Сиятельству книгу, пользующуюся так сказать достоинством книг классических, издаст вновь с новыми ответами на новые возражения римского католицизма и немецкого протестантизма. Rev. Neale, известный своим сочинением об Александрийском Патриархате, на днях бывши у нас в церкви заметил мне также, что он продолжает свои труды и разыскания относительно восточных церквей. Думает и о Processio Spiritus Sancti.⁵⁶ Rev. Mozlez, разбиравший историю г. Муравьева, вступил теперь в борьбу с началами лютеранства и в последнее время отличился весьма глубокомысленными, рассуждением по сему предмету. Оксфордские труженики продолжают, издавать св. отцов, живших до разделения церквей. Christian Remembrancer, одно из Quarterly Reviews, издаваемое некогда под именем Britisch Critic и под влиянием of Romanising party,⁵⁷ теперь, хотя не всегда открыто, сближается с началами восточного православия. Margaret Chapel, закрытая некогда по причине нововведений, сделанных прежним священником в духе римской церкви, снова открыта, и открыта в виде, наиболее подходящем к устройству церквей православных.

Создатель её Alex. Норе, о котором я некогда имел честь упоминать Вашему Сиятельству, по случаю открытия её вновь (reopening), между прочим, писал мне: «Обратите внимание на небольшой ряд камней или кристаллов в центре креста (и крест греческой формы, позолоченный, подвижный, и, в первый раз, не деревянный), стоящий на алтаре. Камни эти из церкви Св. Софии. May their use on an English Altar be the type of future unity!»⁵⁸ И кажется, действительно тут есть неложные знаки, по крайней мере, стремления к сему единению. По поводу прежнего подозрения епископ лондонский прислал и на сей раз своего капеллана разведать, нет ли каких нововведений, но капеллан успокоил его во всех отношениях и сам чувствовал себя спокойными. Между тем, там есть нечто в роде иконостаса, есть жертвенник, и именно на северной стороне, есть лжица, есть и воздухи. Даже служению усвояется некоторый тон нашего. Неважное обстоятельство само в себе, но, может быть, имеет значимость в настоящие минуты: священники тамошние, не раз бывши у нас в церкви, заметили, что у нас Евангелие всегда читается на распев, и что же? Делают попытку читать также и они, и, уверившись, что этот тон чтения наиболее приличествует церковному, доселе так продолжают. Словом, sire ex jure, sive ex indulgentia Ecclesiae⁵⁹ вводится и многое тому подобное. Например, устная исповедь становится делом довольно обыкновенным.

Действиям этой же партии конечно должно приписать и то 1) что Dr. Hampden, быть может, не далеко отходящий по своим взглядам от Бунсена и Арнольда, и теперь избираемый в епископа, встретил такое общее сопротивление в духовенстве; 2) что при решении, вопроса о делах бракоразводных «Commissioners of the Majesty» сочли нужным узнать положение и каноны и нашей церкви по сему предмету; 3) что вопрос о евреях, о их правах на членство (membership) в парламенте доселе еще не мог быть решен окончательно, при всем усилии настоящего министерства, хотя, без сомнения, кончится в пользу их; (мне самому привелось быть на этих заседаниях, и даже случилось сидеть подле г. Ротшильда, о котором, хотя безымянно, шли состязания. И это парламент, в котором гремели Фокс и Питт! – невольно приходило на мысль. Казалось, целая треть членов успели найти время «to shake the hands»⁶⁰ с новым Крезом! Ужели в самом деле правда, что «omnia pecuniis obedient?»⁶¹ 4) что оживляется чисто церковная архитектура и вводится более правильное церковное пение; 5) умножаются церкви, миссии и епископии; 6) вводится в церквах повседневная служба и вообще восстанавливается церковная дисциплина.

О состоянии миссий имею честь приложить особенную книжечку. И кто же наиболее противостоит действиям этой партии, особенно когда они направляются по духу восточного кафолицизма? Римские католики и, в особенности, новообращенные или ново обратившиеся. Dublin Review служит органом католической партии. Месяца за три до появления его за последнюю четверть прошлого года, священники, которые сочувствовали мне твердили мне, что де страшная готовится там атака на восточную церковь. И действительно, на новый год явилась статья на 68 страницах, написанная, кажется, не чернилами, а просто одной желчью. L’Eglise Schismatique Russe par le R. P. Theiner de l’Oratoire, 1846; Persecutions et souffrances de 1‘Eglise Catholique en Russie, par un ancien conseileur d’Etat de Russie, 1842; Correspondence et memoires d’un voyageur en Orient, par E. Bore, 1840; Missions du Levant, 1841; The greek and Anglican Communions, in a letter to the Rew-d T. Allies by le Page Renouf 1847; de Maister Marq. de Gustine – вот авторитеты, на основании которых Dublin Review, как настоящий сборщик всякого рода податей, собирал все в одно место, для составления своей жалкой статьи о The Russo Greek and Oriental Churches. Чтобы изменить расположение умов к восстановлению православию, довольно уже ясно обозначившееся во многих, он силился доказать, что в греко-российской церкви нет ни Unity, ни Catholicity, ни Fecundity, ни Holiness, ни Liberty, ни Learning,⁶² и для достижения своей цели не устыдился и не обинулся воспользоваться подаянием и самой низкой клеветы и самого бессмысленного недоразумения. От того-то у него выходит, что «Rascolnicism»⁶³ с каждым днем распространяется более и более и будто целая треть (!) русских схизматиков принадлежит к «sectarians»; что говение и приобщение становится делом мало известным, ученость явлением редким, ревность в деле обращения язычников и вообще нехристиан чем-то неслыханным и т.п. Между прочим, Курск, как место изгнания какого-то епископа, оказывается у него в «Siberia». А «ancien conseileur d'Etat de Russie»⁶⁴ уверяет Dublin Review, что он собственными глазами видел однажды, как один старый солдат отправлял должность причетника (Clerk) и как он нес в полах своего платья «кусочки хлеба» (fragments of bread), которые-де (предполагает он) священник без освящения положил в чашу, для того чтобы после разделишь их во время приобщения». Ясно, что то были просфоры и что потом раздавался антидор. Между тем какой же вывод делают? Будто причащают неосвященными Дарами!! И после всего этого говорят: «что еще требуете свидетельства?» Dominus horraum Vindex est!⁶⁵ Впрочем, и впечатление, произведенное этой бессильной и неразумной атакой, было бедное, ничтожное, по крайней мере, в тех, кои принимают к сердцу вопрос об истинности церкви. «That is indeed a very miserable article!»⁶⁶ – не раз и многие мне повторяли. И вообще ревнители римской системы доходят с своими теориями до того предела, за которыми, истинно мрак под ногами. Была пора, что на «теории развития» Ньюмана смотрели ново обратившиеся как на нечто в роде нового откровения; а теперь некто Brownson, издатель Quarterly Review в Бостоне, также ново обратившийся католик, решительно доказывает, что Ньюман – еретик, и что он с ним не может быть в общении. Не здесь ли скорее царство раздельшееся на ся?

Все же нельзя не поскорбеть, что положительное влияние нашей церкви так мало здесь ощутительно. Мы говорим: «придите и видите», а римские католики сами всюду приходят и являют себя мирови. Ньюман уже здесь; слышно скоро последует назначение католических епархий. D-r Wiseman утвержден лондонским епископом. Католический календарь за текущий год показывает, что и един от наших, «Wladimir Petcherin», как Reweredn,⁶⁷ подвизается на том же поле, в Falmouth Cornwall. С нетерпением ожидают теперь многие, когда воздвигнется и рукою древнего православия Свидетель Истины. Греками и место куплено для церкви, и план прислан из Константинополя, и с архитектором дело решено. Остается только желать и молить, чтобы Бог благословил и свершил сие святое начинание. Бывши в нашей церкви, они истинно с благодарною радостью говорили, что и в Афинах наконец устроится греко-российский храм. Греческий иеромонах сообщил мне, в первый раз, эту весть (в греческом газетном листке) в наш Николин день и, видно было, от сердца поздравил с всероссийским праздником.

Одной мысли не могу теперь ни скрыть, ни подавить в себе, что в усилиях «of high – Church party» сблизиться с древним, неизменно пребывающим православием церквей восточных, всегда более или менее прокрадывается и потом обличается национальный характер независимости. Сознание живо, что они один, isolated, отделены, если не отлучены от общего источника церковно-религиозной жизни, но и потребность сего общения и единения столь же или еще более жива. Лютеранство отжило или отживает свой век; это уже анахронизм для настоящих изыскателей; протестантизм, происходя от недоброго корня, не имеет также никакой органической жизни и, если еще даст плоды, то плоды горькие; римский католицизм неосязаем и неуловим; формы его явления столь же многообразны и изменчивы, как и проявления общественной жизни, например, можно ли узнать древний Рим по голосу нынешнего? И вот потому High – Churchmen, по крайней мере, многие, как некогда гаваонитяне,⁶⁸ вземше вретища ветха, и сапоги ветхи, и мехи вина ветхи и ризы обветшаны и хлебы брашна просохшие, приходят в полк нового Израиля, в Галгалы Православия, и говорят: «от земли дальния приидохом: и ныне завещайте нам завет». «Раби Твои во имя Господа Бога Твоего: слышахом бо имя Его и вся елика сотвори». И от того-то трудно «творить с ними мир и уставлять с ними завет».

С глубочайшим почтением.

3 января 1848 года.

Простите великодушно, что я, вовсе не зная, какая судьба ожидает те листики⁶⁹ Rev-d. Neale, которые в прошлую четыредесятницу я имел смелость (в переводе) представить на благоусмотрение Вашего Сиятельства, теперь решаюсь на новую смелость – препроводить новую книгу, входящую впрочем в состав того самого сочинения, о котором Rev-d. Neale говорить в своем введении. Все оправдание таковой смелости нахожу только в той мысли, что Praefatio к Tetralogia Liturgica⁷⁰ может служить некоторыми, ручательством верности сочинителя тем общим началам, которые указаны ими, во введении в историю св. восточной кафолической церкви, по крайней мере, отсюда можно видеть, в какой мере и степени сочинитель сходится с православием учения нашей церкви.

Экклезиологии восточных церквей также вышло уже несколько тетрадок. И все «High-Churchmen», замечаю, с любовью читают. Одним словом, труд его идет спешно, и, дал бы Бог! чтоб кончился успешно.

Еще раз прося нижайше извинения, и от всего сердца призывая на Вас и сущих с Вами благословения сих великих дней, честь имею.

1 мая 1849 года.

Наконец, милостивым Вашего Сиятельства, ходатайством устроено то, чего таки, многие и так много желали. Обычным выражением благодарности не смею дать здесь и места. Да продлит Господь Ваши дни и благопоспешит Вам во всех Ваших начинаниях! Думаю, месяца через два свершится и благое начинание Rev-d. I. М. Neale. Труд истинно тяжкий и многообъемлющий! Читаю теперь его листики и чем могу помогаю.

Не погневайтесь же, Ваше Сиятельство, если в настоящем случае я решаюсь между тем позволить себе новую дерзость. Как здешнее «religious movement» все еще продолжается и обнаруживается в формах более определенных, то невольно все еще приходится входить в соприкосновение с деятелями этого рода. Между прочим, снова привелось встретиться с известным уже Вам по имени Rev-d. Allies, сочинение которого я имел некогда честь препроводить к Вашему Сиятельству. На мои легкие упреки в его «Romanising tendencies»,⁷¹ он отвечал мне чрез Rev-d W. Palmer, что, напротив, он сохраняет неизменными те чувства и мысли, кои некогда были выражены им, и что для него было бы большим утешением верить, что труд его будет принят нашими иерархами с христианскою любовью. В сей-то надежде и для сей-то цели он и просил меня, а, я взял смелость препроводить при сем несколько экземпляров его книги. Внешних целей тут нет никаких. С одной стороны, при настоящем настроении его духа, ему желалось бы поставить себя в некоторое духовное общение с нашею церковью, а с другой стороны показать в то же время, что англиканская церковь еще сохранила в себе стремление к церковному единению. Следовательно, два или три слова, более или менее одобрительных, или ободрительных, были бы для него полною наградою. Во всяком случае не прогневитесь. Ваше Сиятельство, что я позволил себе таковую смелость.

К общему утешению, греки ново устроенную свою церковь снабдили русскими образами лучших наших художников и всю церковную утварь выписали из Санкт-Петербурга.

Окончательно решено и пение церковное ввести также русское. Для сего и ноты выписаны из Гааги, от двора великой княгини Анны Павловны. Певцы – три англичанина и грек. Облачения делают по образцу тех, которые имеются в нашей посольской церкви.

С глубочайшим почтением.

7 июля 1849 года.

Нежданно слышу, что через несколько часов имеет отправиться отсюда курьер, и быть может, даже прямо в Санкт-Петербург. Пользуясь сим благоприятным случаем, желал бы хотя еще нечто сказать в дополнение тех замечаний о здешней ново освященной греческой церкви, которые некогда я имел честь препроводить к Константину Степановичу, но боюсь, чтобы не замедлить и не потерять предстоящего случая, и потому спешу на сей раз изготовить к отправлению только один номер английской иллюстрации, в котором помещен вид означенной церкви, как кажется, сделанный с надлежащею отчетливостью. Освящение совершено было в день Рождества Христова, – гораздо позднее, нежели было предполагаемо, и потому-то я не имел возможности воспользоваться приглашением священника и прихожан, но присутствовавшие при оном говорили мне, что и освящение, и все потом богослужение было отправлено с должным благочинием. Со временем вменю себе в обязанность собрать разные отзывы, сделанные по сему случаю, в разных, так называемых, «Ecclesiastical Papers».⁷² На сей раз замечу, по крайней мере, одно, что особенно останавливает внимание при взгляде на иконостас, это следующие слова, написанные золотыми буквами на месте так называемого «Сияния»: «Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь, юже стяжали, еси честною Твоею Кровию».⁷³

Против воли оканчивая сии строки, так сказать, без конца, осмеливаюсь еще раз выразить пред Вашим Сиятельством чувства живейшей моей признательности, глубочайшего почтения и все те нелестные благожелания, которыми приветствуют в настоящие дни благодетелей и покровителей, и с которыми я имею и честь, и счастье пребыть навсегда.⁷⁴

3 января 1850 года.

Принимая смелость препроводить при сем (в переводе) так называемый «Memorial» на благоусмотрение Вашего Сиятельства, долгом себе поставляю сделать по сему случаю некоторые замечания.

1) Можно сказать, он попал в руки мне случайно, хотя о существовании подобного предприятия и прежде доходили до меня слухи. И вот случай: один из так называемых «Gentleman» (член палаты депутатов), с которыми года три тому назад привелось мне встретиться у почтенного «Норе» (тоже М. Р.), просил меня показать ему нашу церковь. Я удовлетворил его желание, тем охотнее, что в последнее время, по милости монаршей, церковь наша снабжена благолепными одеждами и частью утвари, а именно ковчегом и Евангелием. Предметом разговора естественно была церковь, сначала наша исключительно, а потом и вообще церковь восточная, так как посетитель мой не очень давно был и в Греции, и в Константинополе. Под конец речь коснулась и так называемого «movement»: и тогда он вдруг, вынимая из кармана несколько печатных листиков, говорит: «я желал бы, чтоб вы это прочитали. Взглянув на листики, я тут же догадался, в чем дело, и спросил его довольно прямо и решительно: «but do you believe in the reality of such a scheme? Yes, I do, отвечал он, but a at present one cannot tell how it will go on.»⁷⁵ В свою чреду и он меня спросил: «and what kind of answer might be expected from the Holy Synod?»⁷⁶ Ответ с моей стороны, само собою разумеется, был не решительный, в особенности относительно пятого в «Memorial» пункта. Тем или почти тем и кончился наш разговор. Прощаясь со мною, он обещал мне прислать еще несколько листиков в этом же роде, а именно «Circular» и «Reunion with, the Eastern Church»⁷⁷. Господин этот, должен еще прибавить, человек очень скромный, с состоянием и по здешнему выражению «religious».

2) Все эти листики, по словам его, ходят в известном им кругу, более частным образом. Да и на самых листиках напечатано внизу в скобках «for private circulation».⁷⁸

3) Первоначально они появились в Шотландии и едва ли в том виде, как они теперь, думать же надо, что они и еще изменятся и получать более определенную форму. Впрочем, время лучше и яснее все покажет. «Tempus invenit omnia».

Получив обещанные листики, не замедлю и те представить на благоусмотрение Вашего Сиятельства.

С глубочайшим почтением.

8 июня 1851 года.

Мы, нижеподписавшиеся, духовные и миряне, находимся в страхе, что, при настоящем состоянии вашей британской церкви, рано или поздно подавит нас большинство разномыслящих (heterdox) беспечных или слабых её членов. Так, одни из них добровольно согласились на усвоение гражданскою властью права решать все вопросы относительно учения и благочиния церкви. Другие если и не согласились явно, то не оказали же и противодействия; иные же, что наиболее и поразительно, в недавнее время открыто подчинились такому решению, и решению чисто гражданской власти, в силу коего догмат о возрождении младенцев во св. крещении поставлен теперь, в англиканской нашей церкви, в число спорных пунктов, так что теперь можно утверждать или отрицать то или другое о сем учении, не лишаясь (от того) общения с сею церковью.

Вот почему мы чувствуем, что, если не теперь, то со временем, истина и ересь могут навсегда слиться между собою в нашей церкви; и тогда наше положение в церкви сделается несообразным и неуместным. Словом, в будущем нам предстоит одно из двух: или содержать те вселенские истины, которые мы теперь содержим, на основании только частного мнения, или присоединиться к какому-либо другому исповеданию, дабы иметь возможность содержать оные на основании авторитета (on the principle of Authority). Вступить теперь в общение с римскою церковью – значит сделать насилие совести, исповеданием таких учений, как членов веры, которых мы не принимаем и которые основываются не на Писании и не на непрерывном Предании, но на сомнительной и зыбкой теории развития (theory of Development). С другой стороны оказывается, что наиболее православное (orthodox) учение в настоящем нашем англиканском исповедании (каковое учение мы содержим с полным убеждением) в самой вещи (virtually) тождественно с учением восточной вселенской церкви, так что единение (union) с нею не заключает под собою ни исповедания какого-либо учения, которому бы мы в настоящее время не верили, ни отречения от каких-либо учений или отлучения от каких-либо лиц, кроме тех, которых мы и теперь уже отрицаемся в сердце пашем и от стеснения которых, мы и теперь уже желаем освободиться.

Находясь в таковых обстоятельствах, мы решились обратиться к Св. Российскому Синоду, при посредстве капеллана российского посольства в Лондоне, как лица, наиближайшим образом представляющего православную кафолическую восточную церковь, с испрошением разрешения на следующие вопросы: допуская, что мы принимаем веру вселенской церкви согласно с определениями вселенских соборов, допуская далее, что мы принимаем и изложение оной в том виде, как оно сделано в пространном, российском Катехизисе, и, наконец, что мы готовы отречься от всех тех лютеранских или кальвинских заблуждений, в которых, православные восточные кафолики подозревают или обвиняют британские церкви, а в последствии готовы будем отделиться и от всех тех лиц, которые не согласятся на таковое предложение, допуская все сие, мог ли бы и пожелал ли бы Российский Синод принять нас в общение:

1) Не подчиняя нас навсегда российской иерархии?

2) Не обязывая нас, как жителей Запада (Westerns), оставить наше отечество и жить где-либо на Востоке или, пока мы находимся в собственной нашей земле, называться каким-либо местным именем, как, например, именем «восточных, греков или греко-россиян»?

3) Не обязывая нас вводить в наше общественное или частное богослужение какой-либо язык, которого мы не разумеем?

4) Не обязывая нас употреблять старый стиль в нашем церковном счислении?

5) Мог ли бы и пожелал ли бы Св. Российский Синод принять таким образом не только нас, но и других из наших соотечественников, теперь ли или со временем, пожелающих соединиться с нами в наших преднамерениях? А для того, мог ли бы и пожелал ли бы Св. Синод устранить, сколько возможно, различные затруднения и облегчить средства к совершению такового соединения, т.е. мог ли бы и пожелал ли бы Св. Синод позволить нам остаться при тех молитвах и формах богослужения на нашем отечественном языке, которыми мы и другие члены британских наших церквей доселе обычно пользовались, за исключением того, что Св. Синод, по рассмотрении, найдет нужным исправить или выпустить, как противное вселенской вере и благочинию, пли присовокупить, как недостающее?

6) И, наконец, пожелал ли бы Св. Синод назначить комиссию для исследования действительности и подлинности (validity) нашего рукоположения, и если сия действительность и подлинность (как мы полагаем и ожидаем) будет доказана, допустил ли бы он нашим священникам и диаконам оставаться в их звании и по присоединении к восточной кафолической церкви?

Несколько времени тому назад я имел честь препроводить на благоусмотрение Вашего Сиятельства так называемый «Memorial», назначенный покуда «to private circulation». Ныне беру смелость присовокупить к сему «Memorial» так называемый «Circular», имеющий подобное же назначение. Со временем надеюсь приобрести и третий в том же роде листок, известный под заглавием: «Reunion with the Eastern Church». Между прочим, сию самую минуту оставил меня один священник шотландской епископальной церкви, приходивший за «ответом патриархов на послание папы», и говорит (не упоминая, впрочем, ни о мемориале, ни о циркуляре), что в их духовенстве гораздо более «sympathy» к восточной церкви, чем в английско-англиканском.

Надеясь иметь счастье еще не в долгое время обратиться к Вашему Сиятельству, на сей раз сим оканчиваю.

С глубочайшим почтением.

3 июля 1851 года.

С следующим примечанием на стороне: «It is earnestly requested that all into whose hands this may come, will consider it with seriousness and fervent prayer»⁷⁹

По изложении причин и побуждений к составлению сего циркуляра, что занимает шесть страниц in 4°, но это, впрочем, имеет исключительный интерес для читателя англичанина, составитель его делает следующие выводы и заключения.

«Итак при настоящем положении британской церкви, в такой степени стесняющем и смущающем совесть всех, ищущих пребывать в учении и общении апостолов, остается избрать одно из четырех:

Во-первых, – остаться в недрах настоящей церкви, ограничиваясь только личным протестом против тех ересей, которые церковь сия так безукоризненно и безнаказанно позволяет своему духовенству проповедовать. Не нам осуждать такой выбор и таковую решимость: от уз, которые обвивались около сердца вместе с надеждами и разочарованиями, с слезами и радостями жизни, нельзя отрешиться без усилий и скорби. Для многих такое усилие слишком велико, такая скорбь слишком тяжка. Есть, однако же, люди, которые не могут следовать, как за вождем жизни, – за этим ignis fatuus⁸⁰ сомнительного вероопределения, который указует и ведет то сюда, то туда. Есть люди, которые вместе с нами ищут не блуждающего света, светящего на маяке вселенской церкви, и которых неослабно гнетет страшная мысль, что вселенская вера не есть более вера британского исповедания, и что нам остается теперь избирать или истину Божию, в том виде, как она передавалась из века в век, или толкования человеческие в том виде, как они были диктуемы в следствие временных мер политики и объявляемы по определениям земных владык.

Во-вторых, – присоединиться к римской церкви, шаг, который, по-видимому, многие принуждены были сделать или, принудили сами себя сделать, и за который осуждать строго, быть может, значит грешить против христианского снисхождения; ибо нельзя не сочувствовать тем, которые, видя, что основание, держащее их, колеблется под их ногами, бросаются куда-либо для спасения от угрожающей им катастрофы. Есть, однако же, в папской системе непреоборимая преграда к действительному общению с сею церковью; и те, которые ясно видят сию преграду, не могут решиться сделать насилие своей совести или приступить к алтарю Божию с лукавством в сердце.

В-третьих, – отделиться от настоящих церквей британского исповедания, в сообществе с одним или несколькими из настоящих наших епископов и основать церковь, которая была бы чужда всякого стеснения и которая могла бы невозбранно содержать веру во всей её вселенской чистоте. Таковая мера, если бы была приведена в действие скорее или была бы исполнима даже и теперь, может быть, встретила бы гораздо меньше затруднений, нежели те две, на которые мы выше указали; но сомнительно, исполнима ли она. Все, и духовные и миряне, остались в общении с церковью, несомненным законом которой позволяется пререкать Никейскому символу. Можем ли мы после сего ввести себя в вселенское общение? Положим, что можем, положим, что и некоторые епископы изъявят готовность присоединиться к таковому отдельному обществу, а таким образом сохранится и апостольское преемство; но и в сем случае страшно, без необходимости, порождать разделение, тогда как наиболее всего должно стараться об уврачевании ран, наносимых «Телу Христову». И как тяжело было бы таковое положение для всякого правомыслящего! В глазах же Запада, равно как и Востока, это будет просто разветвлением секты, особенно, если не будут взяты, и взяты непосредственно, меры к восстановлению взаимного общения с Востоком и Западом.

В-четвертых, – остается выбрать то, что, при обстоятельствах отчасти подобных настоящим, и было уже предметом исканий, и, что, если бы не кончина царя Петра I, по всей вероятности, было бы приведено в действие, т.е. остается искать общения с кафолическою восточною церковью. Если бы таковое единение могло быть произведено под теми условиями, на которых, как мы полагаем, восточная церковь готова уступить, то все настоящие наши затруднения устранились бы сами собой, и мы избегли бы тех несообразностей, в которые вовлекает исповедание романизма (Profession of Romanism). Мы имели бы тогда общение с пятью патриархатами, из коих два, без всякого сомнения, древнее римского престола, и из которых однако же ни один не объявляет своих притязаний на главенство далее собственных своих пределов (beyond their own territory). Мы имели бы тогда на нашей стороне сочувствие (Sympathy) такой церкви, которой торжественным похвалой было то, что в ней сохранилась вера древних дней во всей чистоте, т.е. не умалилась от времени и не развилась от времени (undeveloped), такой церкви, истина которой есть истина св. Афанасия, св. Василия и св. Златоуста, и учение которой о всех существенных пунктах тоже самое, которое вселенская церковь исповедовала и проповедовала во всей вселенной издревле, еще задолго до притязаний римского престола на главенство.

Здесь можно заметить, что главный пункт, составляющий различие в вероопределении между Востоком и Западом, был вообще несправедливо устраняем; с точки же зрения, с которой чин англиканской церкви должен смотреть, и вовсе неразумно (very absurdly). Если главенство папы есть действительно божеское учреждение (ordinance), то признаем прибавление слов «Filioque» к Символу Веры, как действительную истину; но вместе с сим по требованию последовательности признаем также и папу, так как он был тем главным орудием (medium), чрез которое истина сия со всею её обязательностью была передана роду человеческому.

Если же мы отвергаем папу, а, следовательно, и ту мысль, будто западный собор, не признанный Востоком, может иметь какое-либо право изменять вселенский Символ Веры, то спросим сами себя, откуда ж мы взяли «Filioque»; и потом спросим еще, к какой церкви нам должно обратиться в наших затруднениях по сему столь важному пункту.

Кстати здесь еще заметить и то, что восточная церковь не потребует, как непременного условия к единению с нею, отречения от сугубого исхождения; она требует только опущения из Символа Веры слов «Filioque»; иначе, она требует восстановления Символа Веры в первоначальном его виде, хотя нет сомнения, что мнение (Opinion) восточной церкви решительно противно учению о сугубом исхождении.

Во всяком случае предлагать теперь и предлагать открыто соединение с восточною церковью, тогда как мы находимся в состоянии смущения и недоумения, тогда как еще не уверены, на каких именно условиях пожелала бы сия церковь принять нас и не имеем никакого права говорить о том от её имени, явно, было бы чрезвычайно безрассудно. С другой стороны, не безопасно обратиться и к патриархам восточной церкви, покуда мы еще не можем представить им большего числа членов британского исповедания ищущих сего соединения: это, может быть, повредит только тому делу, которое лежит у нас на сердце. Вот почему, для устранения сих затруднений, мы решились предложить иное средство сочувствующим нам членам англиканской церкви: это прилагаемый при сем «Memorial». Но тщательном исследовании оказалось, что он всего лучше послужит к приведению в ясность тех условий, на которых может и должно совершиться соединение с восточною церковью.

При сем, во избежание недоразумений, заметим, что подписывающиеся к «Мемориалу» дают сим разуметь не то, что они усвояют себе те или другие заключения настоящего циркуляра; но то, что чувствуют крайнее недовольство настоящим состоянием британской церкви, и потому считают долгом обратиться с испрошением совета и научения к древним и православным патриархам. И из выражений самого мемориала видно, что все будущие меры зависят от ответа, который последует. Об обязанности же принять в сем деле участие и говорить нечего, тем менее распространяться, в особенности для тех, кто истинно и не ложно верует в святую кафолическую церковь, яко от Бога поставленную хранительницу «веры некогда преданной святым», и яко Царство Божие, утвержденное на земле средь царств мира во Учителя и Свидетеля истины. Поток зла действительно поднялся теперь высоко и покрыл даже вершины тех высот, которые, не много лет тому назад, казалось, озарялись золотыми надеждами. Страшно шумят и мутятся воды, даже надежда оставила сердца многих, так что один на другого смотрит в трепетной мысли, то в будущем грозит еще горшее зло. Пошлем же этого вестника, как голубицу, с молитвою и верою, да возвратится он к нам с веткой радости и надежды из тех дальних стран Востока, откуда пролился некогда свет Евангелия на мир языков, и где повсюду еще хранятся памятники вселенских веков нераздельного христианства».

NB. Подписываться к «Мемориалу» приглашают по следующей форме:

«Sir, I authorize you to affix my name to the Memorial to the most Holy Patriarchal Synod of the Russian Church, of which I have seen a copy».⁸¹

В феврале текущего года я имел честь препроводить на Ваше имя (с Вашего некогда разрешения) К. С. Сербиновичу так называемые «Tracts», которые в первый раз явились в исходе прошедшего января. При сем присовокупил и те сведения, которые успел собрать относительно их цели издания и т. и.

Ныне имею честь препроводить к Вашему Сиятельству одну из тех лекций, которые почти в одно время с трактатами открылись в так называемом South – Church Union, в Брайтоне. Она принадлежит И. М. Пилю. Беру смелость представить ее на Ваше благоусмотрение по тому особенно уважению, что из неё можно с большею ясностью против прежнего видеть, во-первых, что настоящее движение принимает другое направление, отличное от первоначального ньюмановского, и во-вторых, то, где, по-видимому или действительно, назначается ему предел.

Слышу, что на днях вышел новый трактат и новая лекция; но ни того, ни другой не имею еще под рукой, и потому не смею сказать, верно ли выдержан в них тон первоначального, так сказать, настроения. Если ж окажется в них что-либо достойное чтения, в непременную обязанность поставлю себе представить оные на благоусмотрение Вашего Сиятельства, при первом же благоприятном случае.

Одно теперь смущает. Желанию поспешить – невольно изменяет рука. От того-то переписка какой-либо статьи начинается довольно благовидно: а под конец усталая рука с насилием только повинуется; и, следовательно, подобная рукопись становится тягостною для читателя. Благоволите же Ваше Сиятельство снизойти к сей немощи, и не припишите того небрежности, в чем виновата одна рука.

Строки эти, по всей вероятности, не вдруг отправятся в путь, и если так, то будут иметь счастье явиться в один из светлых дней Светлой Седмицы.

Позвольте же, высокий покровитель, приветствовать Вас обычным приветом всего православного мира. Приявший всякую власть на небеси и на земли, да введет Вас и сущих Ваших, своею всевластною Десницею, в радость Своего нарочитого благословенного дня!

С глубочайшим почтением.

12 марта 1852 года.

Несколько дней тому назад я имел честь сообщить Е. П. Константину Степановичу, что наконец Пальмер решился предложить и английской публике, и на английском, то, что первоначально было им приготовлено в Афинах, на греческом, и преимущественно для греческих или вообще православных читателей. Теперь поставляю себе долгом донести Вашему Сиятельству, что сочинение его действительно вышло в свет несколько дней тому назад.

Какой суд произнесут о нем английские духовные ученые, еще неизвестно. Рецензии на подобные книги обыкновенно помещаются в месячных изданиях, а не в газетах. Недели через три они явятся: и я вменю в непременную себе обязанность собрать наиболее замечательные из них и представить их в переводе Вашему Сиятельству. На сей же раз беру смелость только препроводить самую книгу⁸² и, в виде образчика, первое помещенное в ней рассуждение. Один из ученых, с которым мне привелось коснуться этого сочинения, так между прочим отозвался: «I think it is а most able book: but far too Latinising. Again I think that here and there he little keeps back evidence, when it would tell against him, especially about indulgences»; и потом следующее сделал замечание: «I prophecy that the Author wile soon find himself in Rome.»⁸³

Глубоко сердце человека. Воля слаба. Голова нередко вдруг мрачится. Но я все еще желал бы верить, что Пальмер не пойдет по следам Ньюмана. Дух недовольства какого-то, особенно развившийся в нем после или во время его поездки в Грецию, желал бы конечно успокоиться на действительном идеале; но ужели Рим «а it is и as it was» может стать на место этого идеала?

По крайней мере мне, и не дальше, как в декабре, он так заметил: «если я не успею или не сумею примириться с некоторыми недоразумениями и недоумениями относительно римско-католической церкви, то непременно уйду на Афон», который, впрочем, не только Пальмера, но и многих других английских путешественников и изумил и привязал к себе.

Г-н Ниль продолжает свои труды, и именно занимается историей Антиохийского патриархата, и, сколько могу заключать по переписке с ним, в прежнем духе.

Скоро, думаю, выйдет его книжечка о восточной гимнологии. Мне хотелось бы, чтоб он коснулся и наших песнопевцев, но то будет зависеть от формы, какую он решится наконец дать этому сочинению.

В виде образчика переведен им был около Рождества Христова наш Рождественский канон. В прилагаемой при сем книжечке он помещен под заглавием: «Greek Hymnology». От всего сердца желая и всею силою молитвы, хотя и недостойной, испрашивая Вам на новое лето всякой милости Божией, честь имею быть с глубочайшим почтением.

3 января 1853 года.

Прилагаемую при сем рецензию⁸⁴ на книгу Пальмера⁸⁵ беру смелость препроводить единственно в той мысли, что она может показать, какие наиболее вопросы занимают теперь здешних «High-Churchmen». Желательно бы было видеть подобный разбор в одном из здешних «Reviews», которые исключительно назначаются для разбора книг; но доселе в них еще ничего не замечено об этих «Extravagant», чтоб не сказать больше, «Dissertations». Автор их все еще status quo.

Одно, почти неожиданное обстоятельство, вероятно, впрочем, решит его выбор. Так как это обстоятельство со временем может получить значение и само по себе, безотносительно, то я осмелюсь сказать о том нечто, в частности.

Много есть недугов, которыми страдает человек. Так, еще в 1843 году мне привелось встретить человека, который одержим был недугом «Сведенборгианизма»!⁸⁶ То был один из наших соотечественников. Что могла сделать любовь к заблудшему собрату, я сделал. Больной в продолжение года, если не более, выздоровел. Отошедши же потом на страну далече, он покрылся мантией иезуитов и, конечно помазанный их духом, вот что и как пишет. Прилагаемые при сем строки⁸⁷ яснее и могут показать в чем дело.

Мне еще верится, что он сам питается духом общения; но соименные ему, наверное, дышат духом порабощения.

И вот, не знаю почему собственно, мнится мне, что lе conseil Executif sera Vexecuteur de W. Palmer.⁸⁸

Верно, по крайней мере, то «qu’on sollicite deja son union»⁸⁹.

Перевод наших канонов принадлежит г-ну Пилю. Со временем, надеюсь, составится порядочная книжка.

Tracts on Catholic Unity все еще продолжаются. Издателям хочется оправдать на себе древнюю пословицу: medio tutissimus ibis.⁹⁰

В следующем за сим трактатом предполагают разобрать «Primacy of St. Peter» etc. Более не смею утомлять Вашего Сиятельства. Одно только еще не возбраните сказать. Ради грядущих Светлых Дней позвольте приветствовать Вас светлою их радостью и святым их благословением.

Податель жизни и всякого блага да даст Вам вся по сердцу Вашему!

С глубочайшим почтением.

6 апреля 1853 года.

Г-н Пальмер, давненько уже и много раз, в разговорах наших с ним, касавшийся настоящих восточных вопросов, третьего дня решился напечатать, в виде брошюры, то, что было некогда предметом разговоров, и решился особенно по случаю известной статьи в «Times».

Брошюра эта, по всем моим приметам, возбудит внимание читателей. Она написана от сердца, и по любви к правде, по крайней мере, и посланник не оставил ее без одобрения.

Не имею времени предложить ее в переводе, но беру смелость препроводить ее⁹¹ к Вашему Сиятельству в подлиннике.

Автор желал бы предложить ее благосклонному вниманию не только Вашего Сиятельства, но и своих, по обычному английскому выражению friends.

Осмелюсь ли же приложить при сем и те экземпляры, которые он желал бы препроводить к поименованным на адресах лицам.

Между прочим, недовольный моим переводом «Слова православия», он готовит и его к печати. Во всяком случае перевод будет кончен.

Является только новое обстоятельство, какой-то ревнитель Рима перевел «Слово православия» на итальянский язык и просить теперь г. Allies’a, о котором в нем упоминается, написать опровержение на это слово, или иначе опровергнуть самого себя. Что последует на такой вызов, еще не могу сказать; но полагаю, что ретивый Allies примется за дело с свойственной ему горячкой.

Замечаю к тому, чтобы предварить тем знаменитого нашего писателя А. Н. Муравьева.

С совершенным почтением.

22 июня 1853 года.⁹²

Сегодня, как слышу, в последний раз можно будет воспользоваться официальным отправлением бумаг. Всего еще 12 дней прошло со времени моего возвращения, а событий пронесся уже целый ряд! Повсюду слышание браней; но среди бранного шума раздается и голос миролюбцев. Быть может, то голос вопиющего в пустыне; тем не менее голос мира. Вот почему я поспешил и позволил себе перевести одну из прилагаемых при сем брошюр⁹³, и теперь осмеливаюсь переводные свои листки повергнуть на милостивое благо рассмотрение Вашего Сиятельства. При сем должен сказать, что при переводе я держался, сколько возможно, подлинника, дабы оставить все в настоящем виде. В случае, если подобная брошюра не совсем окажется неуместною, смею ли позволить себе покорнейше просить Ваше Сиятельство ознакомить с нею (в переводе) графа Матвея Юрьевича Виельгорского. Велят спешить; спешу и оканчиваю.

С глубочайшим почтением.

27 января 1854.⁹⁴

Среда нашей Светлой Пасхи была здесь для здешних, по их выражению, днем смирения «The Day of humiliation». Итак, в мире противоречий, каков здешний, все стало возможно! Не погрешая и не согрешая сказать можно и должно, что если есть смирение паче гордости, то конечно это упомянутое «stereotyped humiliation»⁹⁵. Среди выходок тщеславия и гордости было, однако же, явление, которое, по крайней мере, меня, в моем одиночестве, отчасти утешило. Явился проповедник (знакомый, но не близкий мне), который видно побоялся Бога, пожалел свою совесть и сказал более или менее правду. Вот почему не столько из уважения к внешнему достоинству его поучения, сколько из уважения к внутреннему его содержанию и направлению, я и беру смелость препроводить его к Вашему Сиятельству (в переводе), за исключением некоторых общих мест. В печати едва ли оно появится; я получил его в литографических листках. Е. В. высокопреосвященнейший владыка Никанор⁹⁶ изводил некогда заметить мне, что он желал бы видеть какие-либо образчики здешнего церковного красноречия, и особенно в духе здешних «High-Churchmen». Смею ли же думать, что прилагаемые при сем листки⁹⁷ могут заслужить некоторое внимание его высокопреосвященства?

Дело о «Bishopric of Jerusalem», о котором я имел честь доводить до сведения Вашего Сиятельства, продолжается, но «expedition» в Иерусалим или Константинополь еще не устроилось. Пальмер все еще в отсутствии, на Востоке. «High-Churchmen и Puseyites» продолжают, по-видимому, обращаться ко мне с прежним «sympathies»; но сердце мое теперь далече от них отстоит. Спасаюсь более молчанием от их многоглаголания.

Если верить приметам и тайным голосам, которые слышатся здесь по временам, хотя не вслух, и не для всех и каждого, то скоро породится всеобщее недовольство... и неудовольствие. Твори Господь волю Свою! Призывая на Вас и присных Вам грешною, недостойною моею молитвой благословение настоящих светло радостных дней Воскресения Христова, честь имею быть.

Пяток Св. Пасхи, 1854 года.

Прилагаемая при сем (в переводе) брошюрка написана не духовным англиканским, как предполагали было, а светским; написана исключительно почти с религиозной точки зрения и сколько мне известно, с живым личным убеждением. Вот почему, и не видя в ней какого-либо литературного достоинства, единственно же из уважения к её содержанию и личному характеру её писателя, беру смелость препроводить ее на благо рассуждение Вашего Сиятельства.

Люди, спокойно рассуждающие, полагают, что с осенним охлаждением атмосферы, мало-по-малу станет проходить и моральная горячка и вслед за тем послышатся де и многие другие голоса в том же тоне, в каком проговорился упомянутый писатель брошюрки. Время покажет; теперь же остается ждать и терпеть. На беду явился у них новый хрустальный дворец, в котором самоугождение и самоуслаждение британское не находит себе пределов. Это, право, для них нечто в роде капища, где с каждым днем, строятся новые алтари в угоду народному самолюбию.

Наступающая неделя будет если не для всех, то для многих неделей пытки. За наши «Inmense boasting⁹⁸» мы уже довольно дорого поплатились, говорит Times; а успеха не видать: ужели ж и «New credit of 3 millions» также разлетится на воздух? Погода напротив установилась, а то не видать было ясных и теплых дней. Бывали вечера, что градусник показывал только восемь градусов тепла.

Дороговизна во всем; и по всему видно, что к зиме на все поднимутся страшные цены.

Новости все заключаются в новых движениях и проявлениях бессильной злости и мести.

Больше не смею утомлять Вашего внимания.

С глубочайшим почтением.

12 июля 1854 года.

Соотечественники!

Все наше внимание обращено теперь на распрю между Россией и Турцией. Все наши газеты и журналы всех возможных политических партий заняты ею. И странно, все приходят к одному заключению!

И вот потому самому, что вы принимаете такое участие в этом деле, я осмеливаюсь обратиться к вам.

Кажется, как будто с самого начала сделан был уговор во всем газетном мире и теми, которые разделяют его мнения, постоянно и одно твердить, что Россия не права, что Россия виновата. И так удивительно ли же теперь, что все и каждый повторяют одно и то же без дальнейшего разбирательства дела. Но спрашивали ли вы когда-либо себя, в спокойную минуту, из-за чего и для чего эта распря? Я думаю, нет. Я думаю даже, что немногие из вас и пожелали бы слышать этот ответ, даже про себя самих. И не потому, что вы не сумели бы дать себе ответ, но потому, что, пытаясь себе ответить, вы не сумели бы себе объяснить, откуда и отчего разлилось в вас такое огромное количество желчи, смешанной с завистью. Да, отчего эта желчь и зависть? Не от того ли, что, говоря об одном вопросе, вы думаете о другом? Не от того ли, что вы воображаете, будто вопрос о святых местах служит только предлогом к приведению в действие честолюбивых замыслов всероссийского императора. Мне так и слышится ответ ваш: «ну да, все дело в том».

И вот сколь возможно кратко я желаю доказать вам три пункта: I) что и из-за того одного, на что русские указывают, им можно и стоит поднять войну; II) что это и есть настоящая причина войны, и III) что все остальные причины суть только мнимые причины, и существуют более в нашем воображении.

I) Русским можно было и стоило поднять войну из-за того только, что Турция не удовлетворила требований русского императора касательно святых мест. Богобоязливые из вас и особенно те, которые приемлют учение церкви, что хранение Христовой веры наипаче вверено попечению предстоятелей церкви, разумею, епископов, которые, как преемники святых апостолов, и делают то, что церкви, управляемые ими, продолжают быть апостольскими и соборными, те, говорю, из вас, которые верят, что вера таким образом сохраняется и охраняется непрерывным апостольским преемством, верят равно и тому, что эта вера, преданная единою святым, и есть единственный предмет в сем мире, о котором стоит и состязаться и подвизаться. Российская церковь, собирательно называемая православною святою восточною или попросту греко-российскою церковью (и другие в общении с нею) столь же строго держится этого учения, как и мы, и естественно каждый раз исполняется праведным негодованием, когда её права или устраняются или не уважаются.

Всем же известно, что права греческой церкви были попираемы, и она сама хулима, как Турцией, так и другими державами в разных случаях. Я укажу вам хоть на два. 1) В 1841 и 1843 годах Англия и Пруссия посредством так называемой Г. Бунзеном «common negotiation» – общей сделки, которая в самой вещи заключалась в таких угрозах Турции, каких, наверное, не позволял себе и князь Меньшиков, вытребовали себе у султана позволение построить в Иерусалиме епископальную капеллу, куда бы могли сходиться протестанты всех или никаких исповеданий. А к тому еще – это соборище английско-немецкой неологии отдали в управление пришельцу, которого и звание, и призвание было в руках какого-то комитета по делу обращения евреев, и члены которого ladies and gentlemen и думают представлять собою англиканскую церковь в Палестине. Что вся эта проделка была явным оскорблением прав св. восточной церкви, должно быть очевидно для всех вас, потому что вы должны согласиться со мною в той общей истине, что на одном престоле не может быть двух епископов. Один из них должен быть лже епископ. Который же из них в сем случае должен быть назван сим именем, само собою очевидно. И английское правительство не отчасти только виною этого незаконного вторжения, несчастные следствия которого уже открылись, и известны всякому, кто хотя мало справлялся о сем деле. План обращения иудеев не удался, мусульманское народонаселение ограждено законом от влияния протестантских учителей самозванцев, и вот предметом их ревности осталась одна местная господствующая церковь; при помощи неверных и их правительства, они вторглись в нее, и всякого встречного, особенно же тем или другим не довольного, стараются привязать к себе, и составить таким образом какое-то новое тело. Эта схизматическая проделка, которою нарушаются все правила церкви, презренна в глазах всех, и в особенности, в глазах более верных сынов англиканской церкви.

2) Второй случай касается наших близких соседей – французов. Года два тому назад, между представителями Франции и России завязалась дипломатическая битва из-за святых мест, и кончилась в пользу первой; вследствие сего греческая церковь в Палестине заняла второстепенное положение сравнительно с римско-католическою. По-видимому это не весьма важное обстоятельство; но возьмите во внимание, во-первых, то, что чиноположение сей последней церкви было следствием развития токмо западного христианства, и следовательно чуждо духу восточной церкви, и во-вторых, то, что с этим перевесом римской церкви невольно теряют силу те права, которыми пользовались греки и по многочисленности своей, и по влиянию своему, и по учености своей, и в силу православия своего, и на основании прежних примеров и обычаев, и вы поймете, что в самой вещи это дело весьма важное. Припомните при сем и то еще обстоятельство, что настоящий французский узурпатор, около того времени провозгласивши себя императором, возымел намерение (без сомнения, вследствие этого успеха) величать себя «протектором святых мест»; не новая ли это обида греческой церкви и законному монарху всея России, который один, в силу древнего трактата и вследствие единения его по вере с восточными, имеет право сим именем называться!

Эти два случая показывают вам, что восточная церковь была двояко оскорблена, и что те, которые ревнуют по её чести и славе, имеют полную причину вступаться за нее и требовать удовлетворения; и Россия, так ясно и решительно вступившись за нее в деле, которое другие державы, задабривая Турцию, намеренно или ненамеренно, запутали, сделала только то, что каждый бы из нас сделал, если бы мы были в таком же отношении к восточной церкви, как она, и если б наша вера (предположив, что и мы столь же дорожим ею, как она) была подобным образом оскорблена.

Так потому-то, что вера восточных так им дорога, и обиды, причиненные ей, так многообразны и велики, мы и полагаем, что и этой одной причины довольно было для начатия войны.

II. Если ж и этой причины довольно, и Россия не дает никакой другой, то имеем ли мы право не верить и говорить, что не это действительная причина войны! Или российский император систематический лжец? Или он может надеяться выиграть в глазах своих и в глазах других нечестивой ложью? На это низкое подозрение лучшим ответом служат личные его высокие достоинства как человека и семьянина, его благочестие, выражающееся в его преданности церкви и покорности её уставам, его пламенное желание распространить Христову веру среди язычников, и его готовность, сколь возможно, содействовать ко благу своих подданных душевному и телесному. Человек с такими чертами характера не может не заслуживать доверия, когда он выдает то или другое за истину. И так мы видели, какая причина войны, теперь спрашивается:

III. Единственная ли это причина? и не нужно ли взять во внимание и разные общеизвестные нам подозрения? Я отвечаю, что это есть единственная причина, и что общие толки о завоевании Турции, о всесветной Империи и подобные чистые пустяки. Вы возразите, что нерасположение к России почти всеобщее. На это я скажу, что как бывает с частными людьми, так бывает и с целыми народами: воображение усиливаясь более и более, иногда доходит до того, что совершенно овладевает рассудком, истина против воли нашей, не намеренно, но бессознательно, совершенно теряется из виду. Так вот и в настоящем случае. Мы западные так мало можем входить в чувства восточных и, особенно, в деле религии, что не можем себе и вообразить, чтобы люди стали сражаться из-за титула, из-за ключа, из-за церкви, или из-за сада.

Вследствие того мы и думаем, то тут непременно должна быть другая лукавая причина и со временем более и более думая об этой мнимой причине, совершенно уверяемся в ней, и наконец, чтобы избежать улики в собственном нашем неразумии, закрываем слух наш для всех противных нам обличений, и твердим себе: «так или иначе, но будет же по-нашему». Что до меня, то я, по всей моей совести, не только верю, что причиной войны действительно есть то, что выдается за причину, но еще думаю, что все остальные причины, предполагаемые нами, существуют в нашем воображении. Вы думаете, что вступление России в задунайские провинции верный знак того, что она хочет овладеть Турцией. Я думаю не так. Мне все говорит, что она овладела этими провинциями для того только, чтобы иметь возможность отстоять свои права и истребовать себе законное удовлетворение, подобно тому, как и мы, четыре года тому назад поступили с Грецией. Мы также наложили бы нашу руку на Турцию, если бы она не побоялась угроз нашего посланника в этой «common negotiation», на которую я выше указал. Вы воображаете, что потому самому, что Россия уже так обширна, ей нужно распространять свои владения. Я полагаю, что настоящие её колоссальные размеры служат лучшим ручательством, что она не будет более искать распространения своих пределов. Я думаю даже, что она и не хочет. Прочитайте на сей случай ноту министра иностранных дел, публикованную 22 июня прошедшего года. В этой ноте сказано, что основное правило политики императора состоит в том, чтобы Восток охранять in status quo. Считая русского министра джентльменом и полагая, что он верно излагает волю своего государя, я без малейшего затруднения нахожу в этой ноте удовлетворительный ответ на всю болтовню теоретиков и фантазеров о всемирной империи, и прочее.

Соотечественники, я показал вам вкратце причины, по которым я думаю, что Россия права в своем деле, и что наши народные толки неосновательны и ложны. Вы не согласитесь со мною, но тем не менее я передаю вам мои убеждения не обинуясь. Здесь я остановился бы, но есть еще нечто, на что вы любите указывать среди ваших состязаний. Вы говорите, что русский император хочет усвоить себе право избирать и назначать Константинопольского Патриарха. Но надеюсь, здесь вы не станете оспаривать меня, что право избрания лучше идет к лицу государя, исповедующего одну и ту же веру с избираемым предстоятелем церкви, чем к лицу султана мусульманского. Что же до вмешательства во внутреннюю политику султана, которое вы находите в усвоении этого права, то оно, конечно, никак не больше того вмешательства, которое мы видим в назначении на английско-прусскую кафедру, вовсе не канонически основанную в Иерусалиме, и нисколько не хуже того, которое позволяет себе римский епископ в деле назначения единоверных с ним прелатов в Англии и Ирландии. Оставляя эти замечания на ваше благорассуждение, я исполняю только пред вами долг вашего соотечественника и согражданина. Если вы мое заблуждение назовете моим несчастием, то чем же мне назвать будет ваше заблуждение?

Предполагали было сначала, что эта брошюрка писана была духовным англиканской церкви, принадлежащем к так называемой, High-Church-party; в самой же вещи она написана светским и, сколько мне лично известно, честным и истинно добросовестным человеком.⁹⁹

10 июля 1854 года.