Максим Грек

Максим Грек, Монах Афонской горы, Ватопедской Обители, муж знаменитый в Российской Церковной Истории многими трудами над исправлением Славянских Церковных книг, и великими за то претерпенными гонениями в XVI веке. Обыкновенное Историков наших мнение, что якобы он и призван в Россию именно для поправления книг. Но сие опровергается тем, что, по свидетельству самых учеников его, Монаха Зиновия, Нила и других, он до приезда в Москву не знал Славянского языка и уже по долгом пребывании в России научился оному. Гораздо вероятнейшая причина его вызова означена в одном Жизнеописании его, находящемся между рукописями в 8 долю листа библиотеки Новгородского Софийского Собора. Там сказано, что Великий Князь Василий Иванович, вступивши на Великокняжеский Престол и разбирая Царские сокровища своих предков, нашел в некоторых палатах бесчисленное множество Греческих книг, которых в России тогда никто не мог разобрать, и потому послал в Константинополь просить себе такого человека, который бы мог описать сии книги. Константинопольский Патриарх по долгом искании нашел в Афонской горе двух таковых Монахов, Даниила и Максима и последнего из них послал в Россию. В сей же повести сказано, что Максим родом был из Албанского города Арша, отец его именовался Мануил, а мать Ирина; словесным наукам и философии учился он в Париже у Иоанна Ласкаря, во Флоренции и в других Европейских знатных Училищах, а потом, пришедши на Афонскую Гору, постригся в Ватопедской Обители; в 7014, или 1506, году позван в Москву и по прибытии принят был с честью от Великого Князя Василия Ивановича и Митрополита Симона. Ему определено было местопребывание в Чудове Монастыре, а содержание все от Двора. Когда Великий князь показал ему собрание своих Греческих книг, то Максим, удивившись бесчисленному множеству оных, с клятвой признался, что и в Греции нигде нет такого. Ибо, де, по пленении Царя-града благочестивые Греки и Латины все оные вывезли в Европу. Тогда Князь препоручил ему разобрать сию библиотеку, и если которые книги найдутся еще непереведенные на Славянский язык, то под его надзиранием повелел перевести оные. По разобрании библиотеки Максим подал Великому Князю список непереведенных книг, которые и приказано было хранить особо, а ему сперва препоручено было переводить Псалтирь Толковую седьми Толкователей. Но поскольку он не знал еще тогда довольно Славянского языка, то даны ему два Латинские Толмача Димитрий и Василий, которым он переводил сию книгу на Латинской, а они уже на Славянский язык. Для переписки перевода назначены ему писцами Монах Сильван и Михаил Медоварцов, и всем им положено содержание также от Двора. Через год и пять месяцев Псалтирь сия была переведена и представлена Великому Князю, который отослал оную к Митрополиту на Соборное рассмотрение и всеми оная была одобрена. За сим просил Максим увольнения в Афонскую Гору, дабы по обещанию своему кончить жизнь там, где пострижен. Но его уговорили еще остаться для переводу книг. Он начал переводить Златоуставы Беседы на Евангелиста Иоанна; а когда научился и сам через учеников своих Славянскому языку, то препоручено было ему свести с подлинниками Греческими и поправить прежнего перевода Славянские Церковно-служебные Книги. Во всех сих трудах провел он 9 лет и, нашедши множество ошибок в Славено-Русских книгах не только от переписчиков, но и от первых переводчиков по неискусству их в Греческом языке, огласил в народе Славено-Русские книги неисправными и несколько нескромно при всех случаях опрочивал оные. За сие жарко вступились приверженные к древлеписьменным книгам, почитавшимся у них переведенными от Богодуховенных переводчиков. Они вопияли, что по древлеписьменным книгам спаслись Святые Отцы Российские и что Максим портит только поправками древние Славянские Книги. А когда он жестоко начал укорять таковых невежд, противоречивших ему, и доказал, что в Россию вошли переводы даже некоторых и Еретических книг, как-то одной не православной книги О Вочеловечении Христове, писанной неким Персианином Афродитианом, которую многие неискусные в Вере читали и уважали; то негодование разлилось по всему народу. Притом подпал он гневу и Московского тогдашнего Митрополита Даниила за то, что не послушался повеления его перевести на Славянский язык Церковную Историю Феодорита, Епископа Курбского, извиняясь тем, что многим перевод сей будет в соблазн и претыкание потому, де, что у него приводятся Послания Ария, Македония и других Еретиков, злословивших Православную Веру. Но извинение сие было не уважено. Завидовавшие особенно его доверенности у Великого Князя злобились и на то, что сей часто поступал по его советам. Наконец довершил его несчастие гнев самого Великого Князя Василия Ивановича за то, что, как пишет Князь Щербатов в Истории своей, Максим с Монахом Князем Вассианом и Князем Симеоном Курбским противились разводу его с первой супругой своей Соломонией Юрьевной за ее неплодие, и второму браку его с Княжной Еленой Васильевной Глинской, а когда Великий Князь требовал от Максима, чтобы он выписал Каноническое мнение о расторжении его брака, то Максим прямо объявил, что Правила Святых Отцов ради неплодия разводится не позволяют. Некоторые не верят сему последнему сказанию,-но есть в Патриаршей библиотеке особая о сем повесть между рукописями, да и Князь Курбский и Хронограф Графа Толстого о сем упоминают. Есть еще в Московском Архиве Иностранной Коллегии следственное дело 7033, или 1525, года, по осуждении уже Максима, о бывших у него с Боярином Иваном Берсенем-Беклемишевым речах, предосудительных для Великого Князя Василия Ивановича и матери его Великой Княгини Софии. Враги хотели и в сем обвинить его. Все сии причины споспешествовали возбуждению всеобщей ненависти на Максима, и он предан был суду, по коему, яко Еретик и развратник Писания, вместе с Новоспасским Архимандритом Саввою, родом из Греков же, в Январе 1525 года, осужден Собором, отлучен даже от Церкви и свезен на заточение сперва в Волоколамский Иосифов, но вскоре потом в Тверской Отрочь Монастырь; сообщники же его, Савва заключен на Вознищи, а Монах Князь Вассиан в Волоколамском Монастыре; да и все ученики Максимовы разосланы по Монастырям; а бумаги отобраны у него в Царскую Палату. Более двенадцати лет пребывал Максим безысходно в совершенном заключении; но, по смерти Митрополита Даниила, осудившего его, Тверской Епископ Акакий облегчил несколько его заточение, и с позволения Митрополитов Иоасафа и потом Макария, Максим допущен, по крайней мере, ходить в Церковь и причащаться Святых Тайн. По кончине уже Великого Князя Василия Ивановича, по представительству некоторых благомысленных Бояр, защищавших его невинность, и по просьбе Артемия, Игумена Троицы Сергиева Монастыря, Царь Иван Васильевич повелел перевести его в сей Монастырь, где он и жил до кончины своей, случившейся в 1556 году через 33 года страданий; а погребен близ Церкви Сошествия Святого Духа, где Платоном, Митрополитом Московским, над гробом его устроена и часовня. В продолжение всего заключения его переменилось в Москве три Митрополита,-но ни один не осмелился вопреки народной всеобщей ненависти и неудовольствия Царской фамилии, произшедшей от второго брака Великого Князя Василия Иоанновича, освободить или оправдать Максима. Даже никто не упомянул о нем и на Стоглавном Соборе, бывшем за 5 лет до его кончины, на коем в главе 5 и 27 более всего занимались предписаниями о исправлении Книг Церковных, которые вообще и явно уже тогда признавались неисправными. Царь Иоанн Васильевич, после второго своего Казанского похода и после тяжкой своей болезни, бывши в 1554 году в Троицком Сергиевом Монастыре на богомолье с супругой своей и малолетним сыном Димитрием, удостоил его своего собеседования, и Максим, между прочим, отсоветывая ему по болезни дальнейшее путешествие, предсказал смерть Царевичу Димитрию, что и случилось. О сем свидетельствует самовидец Князь Курбский. Но свобода Максиму и тогда не была возвращена.

До заточения и в заточении своем Максим много писал разных сочинений Догматических о Вере и Обрядах Церкви; Обличительных на Иудеев, Еллинов, Латинов и Агарян и часто на Россиян; Филологических о разных предметах относительно переводов и толкования; Толковательных о разных неудобопонятных вещах Богословских, Церковных, Обрядных и Философических; Нравоучительных в наставление многим высшего и низшего звания; Ответных на разные вопросы, и Собеседований с самим собою, или Молитв, и проч. Есть между ими и одно Просительное о прощении Послание его к Даниилу, бывшему Всероссийскому Митрополиту, осудившему и заточившему его, и после и самому осужденному Боярами и заточенному в Иосифов Волоколамский Монастырь. Должно заметить при сем, что в сочинениях Максимовых, самих по себе духовных, весьма много Исторических и характеристических сведений о современных ему в России предрассудках и пороках во всех званиях. При Христианском смирении, он везде строг против злоупотреблений и развратов своего времени, часто даже до негодования и ожесточения. Сверх всего писал он и в оправдание свое много Посланий к Митрополитам. В одном из них говорит он: «понеже неции, невем, что ся им случившее, Еретика мене, неповинна человека, не страшатся называти, а врага и изменника Богохранимые Державы Российские; явими ся нуждно и праведно малыми о себе отвещати ми, и яже о себе, научити ми оклеветающих мене неправедным оклеветанием сицевым, яко Благодатию истинного Бога нашего Иисуса Христа и правоверен Христианин по всему, и Богохранимыя Державы Русския доброхотен и прилежен Богомолец; и исправлением же не стыжуся, ниже отреваю е, но и вельми желаю его и любезне воспринимаю е, аки тверд наставляющее мене ко упова-емому благоверным Небесному Царствию, и проч.» А в 1542 году, через 18 лет своего удаления, писал он к Митрополиту Иоасафу: «Бог поне всех Содетель и Господь, свидетель вам благовернейшим от мене недостойного Максима Инока, яко ничтоже по лицемерию, или чрез устав Богодухновенных Отец ниже пииту, ниже вещаю к вашему благоверию, ниже ласках вам, аки желая получити славу некую привременную и отраду от лютых, в них же одержим есмь люте уже осьмьнадесять лет: но убо Божественною ревностию жегом, о нем же возбранен есмь некиими служити Богу же и вам; в них же силен есмь Благодатию Христовою, глаголю же в переводе и исправлении книжном, ово же и охапаем немало; о нем же неции, не вем что ся случившее им, враждебне ко мне имущимся, и мене Еретика называют и Богодухновенныя Книги растлевающа, а не правяща, иже и слово воздадят Господеви, яко не точию возбраняют таковому Богодухновенному делу, но зане к сему и мене бедного неповинна суща клевещут и ненавидят, яко Еретика, и чрез всякого Закона Христианского отлучают Пречистых Христовых Тайн. Но о сущем убо во мне соблюденном исповедании Православные Веры довольно вам во уверение во книзе моего ответа. А яко не порчу Священныя Книги, якоже клевещут мя враждующий неправедно, но прилежно и великим вниманием и страхом Божиим и правым разумом исправляю их, в них же растлешася ово убо от переписующих их, ненаученных сущих и неискуссных в разуме и хитрости Грамматикийстей; ово же и от самех исперва сотворивших книжный перевод приснопамятных мужей (речет бо ся истинна) есть негде неполно разумевших силу Еллинских речений, и сего ради далече истинны отпадоша», – и проч. После сего Максим в доказательство неисправности и ошибок древних переводов даже против Догматов Веры, выписывает для примера многие места. Наконец, он писал к Великому Князю, к Митрополиту и ко многим другим, дабы, по крайней мере, отослали его к Цареградскому Патриарху и предали бы его суду; потому что он в Россию вызван на время и не есть ее подданный, а следовательно, и суду здешнему не подлежит. В 1545 году писал о нем к Царю Иоанну Васильевичу и Александрийский Патриарх Иоаким, защищая его невинность оклеветанную и прося освободить его и отпустить обратно в Афонскую Гору. Однако же все и самого Максима представления, и ходатайство за него других были безуспешны.

Сочинения его, под именем Слов и Главизн, находятся рукописными в Патриаршей Московской и других библиотеках, как порознь, так и в совокупности. Совокупно их в иных списках считается до 40, в иных до 70, в иных до 86; а в иных до 110 и до 134. В последней главе при многих списках помещается сказание о самом Максиме и Грамота ему прощальная и разрешальная от Иеремии, Константинопольского Патриарха, бывшего в Москве 1589 года. Посему-то при указаниях на Максимовы сочинения иные ссылаются на так называемую Малую Книгу Максимову, а иные на Полную. Но не сам Максим делал сие собрание. Ибо в различных списках различный порядок его сочинений. Из слов его одно на Латинов о Св. Духе напечатано было в Почаевской типографии 1618 г. при книге Кирилла Транквиллиона, называемой Зерцало о Богословии, а помощь в Москве особо при Патриархе Иосифе, и при Кирилловой книге 7152 года. В Никоновой Книге Скрижали, изданной 1656 г., напечатано его слово Еже како подобает известно и твердо блюсти Символ Православной Веры; также при второй части Краткой Церковной Российской Истории Преосв. Митрополита Платона, 1805 г. изданной, напечатаны его три слова: 1) Исповедание Православной Веры; 2) О исправлении книг Русских; 3) о том же. Переведенные им в 7032, или 1524, году вместе с учеником своим, Троицы Сергиевским Монахом Селиваном, 80 Бесед Златоустовых на Евангелие Иоанново, с приложением четырех Бесед: 44, 45, 46 и 47, переведенных Андреем Курбским, напечатаны в Москве 1665 г. в лист, по исправлении оных Архимандритом Дионисием Греком из Святогорских Монахов, с некоторыми другими, в сем ему помогавшими: но Беседы, переведенные Курбским, оставлены не поправленными. В библиотеке Иосифа Волоколамского Монастыря есть между рукописями его перевод Слова о Покаянии, сделанный 1542 г. из сочинений Кирилла, Архиеп. Александрийского. В Патриаршей библиотеке между рукописями также есть особое Максимово Послание к Царю Ивану Васильевичу, о еже не брити брады. Там же находится прекрасный список его перевода Толковой Псалтири, писанный в 1692 году. Патриарх Иоаким, в книге своей, именуемой Остен, свидетельствует, что Максим Грек в лето 7029, то есть 1521 (а по другим спискам-7050, то есть 1542 г.) «переведе с Греческого на Славенский язык Правила Св. Апостол и Вселенских и Местных Синодов цело и всесовершенно, яже книга его переводу, – говорит он, – и до днесь в нашей Патриаршей Ризнице обретается». Ученик Максимов, Монах Нил Курлятев, в сказании о сем Учителе своем, пишет, что он, Нил, упросил его перевести себе Псалтирь буквально с Греческого на Русский язык, и что Максим действительно в 7060 (1552) г. перевел оную для него без всякого толкования, иногда сказывая ему Русский сей перевод, а иногда и сам писавши на тетради против написанного Греческого подлинника в ряд. Нил говорит притом, что в сие время Максим уже совершенно знал Русский язык и хорошо диалекты Сербский, Болгарский и Славянский. Он присовокупляет, что другие Переводчики с Греческого языка многое переводили более Сербскими словами, а не чистыми Славянскими и Русским, и что Киприан Митрополит, поправляя перевод Славянской Псалтири, сделал его непонятнее, вмешавши в него большей частью Сербское наречие; ибо по-Гречески и по-Русски знал он несовершенно. Есть еще в Патриаршей библиотеке между рукописями Максимова сочинения Канон Молебен к Божественному и покланяемому Параклиту (Св. Духу) воспеваемый, написанный им в Волоколамском заключении углем по стенам. Сей Канон был и печатаем в Киевских Канонниках, как, напр. 1739 г. и в других. Многие приписывают Максиму же Греку Грамматику Славенскую, напечатанную при Патриархе Иосифе в Москве 1648 г. в 4 долю листа,– но сие несправедливо. Грамматика сия не Максимова, а Мелетия Смотрицкого (см. статью о Мелетии Смотрицком), а в конце только оной приложено издателями рассуждение Максимово О пользе Грамматики, Риторики и Философии, с азбучной росписью и толкованием имен Святых Мужей, в Месяцеслове Церковном находящихся, и с Грамматическим разбором двух Молитв: Царю Небесный и Отче наш и проч. Сии прибавления к вышеупомянутой Грамматике особо напечатаны покойным купцом Алексеем Степановичем Сыромятниковым (известным и ревностным защитником Православной Церкви против Раскольников) в Москве в 3 долю листа 1782 г. под названием Беседование Максима Грека о пользе Грамматики и проч. В Новгородской Софийской библиотеке есть прекрасный собственноручный Максимов Греческий список Псалтыри, с киноварью, в малую 4 долю листа, переплетенный в бархат. В конце сей Псалтири подписано самим Максимом следующее: Εγραφη το παρον ψαλτηριον εν πολει Τφερη χειρι και πινω μοναχου τινος αγιορητου Βατοπεδινου Μαξιμου τουνομα κατα το ΜΗ ετος της ογδοης Χιλιετιας αναλωμασι Βενιαμιν του ευλαβεστατου Ιεροδιακονου και Ιεροφιλακος του Θεοφιλαστα του Επισκοπου Τφερης, Κυριου Ακακιου. Οι αναγινωσκοντες μη καταγιγνωσκοτε του γραψαντος, ει πουτι της υγιης γκαφης ημαρται αυτω. Ανθρωπινον γαρ αμαρτανειν και κοινον ατυχημα. Ερρωσθς εν Κυριω και ευχεσθς υπερ εμου του αμαρτωλου, т.е.: «Написася сия Псалтирь во граде Твери рукой и трудом Монаха некоего Святогорца Ватопедского, Максима именем, в 48 лет осьмыя тысящи (1540), иждивением Вениамина, благоговейного Иеродиакона и Ризничего Боголюбивейшего Епископа Тверского, Господина Акакия. Читатели не осудите писавшего, естьли где что-нибудь против здравого писания погрешил он. Человеческое бо дело погрешать и общее нещастие. Здравствуйте о Господе и молитеся о мне грешнем».

Достойно замечания, что в некоторых Словах Максимовых есть о двуперстном Крестном Знамении и о сугубой Аллилуйи мнения, сообразные мудрованию наших Раскольников. Такую странность в его сочинениях заметил еще Патриарх Иоасаф в книге своей Жезл Правления, и после его Патриархи Иоаким и Андриан в Предисловии к Следованной Псалтири. Они предполагают, что мнения сии либо от Раскольников с умыслу вставлены в слова Максимовы, либо сам Максим, утесняем будучи долговременным заключением и страшась еще больших утеснений, имел слабость уступить мнениям сим, которые в то время по невежеству народа сделались в Российской Церкви уже всеобщими, как то видно из 21 главы Стоглавного Собора. Но Слово О сугубой Аллилуйи, и особенно второе, можно почитать все ложным, каковым и Московский Собор 1667 года, состоявший из трех Патриархов и многих других Духовных, признал оное потому, де, что Максим премудр бяше и немогл бы сице противных писати. Даже и слог сего слова не похож на Максимов и смешан с простонародными выражениями, каких Максим не употреблял в других сочинениях. А о Крестном Знамении не во всех списках Максимовых Слов написано одинаково, и в иных утверждается триперстное, а в иных так сбивчиво и темно, что ничего определительно понимать не можно. Подробнейшее описание жизни, трудов и страданий Максима Грека есть в Патриаршей и Новгородской Софийской библиотеке. Он имел общую всем знаменитым мужам участь, как в гонении, так и в том, что по смерти самые враги почли его невинным и праведным, и только себе в оправдание приписали ему свои заблуждения.