Дружеская переписка эпохи просвещения: из истории публикации писем митрополита Евгения (Болховитинова) к его воронежскому приятелю В.И. Македонцу

Содержание

Статья посвящена истории публикации писем митрополита Евгения (Болхо­витинова) к его воронежскому приятелю В. И. Македонцу. Автор ставит перед собой задачу сопоставить рукописи писем, хранящиеся в двух архивных со­браниях, и их публикации, а также ввести в научный оборот два письма. Дру­жеская переписка двух воронежских приятелей длилась 12 лет, с того времени, когда Е. А. Болховитинов покинул родной Воронеж и направился в Петербург, с которым связано начало его монашеского и епископского служения, и до кончины В. И. Македонца в 1812 г. Спустя несколько десятилетий рукописи писем митрополита Евгения к В. И. Македонцу были случайно обнаружены и спасены от уничтожения преподавателем воронежского кадетского корпуса Э. А. Завадским (1830–1862). Первая публикация 90 из 113 известных в насто­ящее время писем была осуществлена Н. Е. Северным в “Русском архиве” в 1870 г. Затем оригиналы писем поступили в Чертковскую библиотеку, а позже попали в рукописное собрание Исторического музея. В настоящее время эта часть писем, объединенная под единым переплетом, хранится в Ф. 445 Черт­ковых в ОПИ ГИМ. 10 писем попали к сотруднику Императорской публичной библиотеки А. Д. Ивановскому, который опубликовал фрагменты из них в Евгениевском сборнике в 1871 г. Оригиналы этих писем впоследствии оказались в составе коллекции историка, собирателя и исследователя рукописей академика Николая Петровича Лихачева (1862–1936) (Ф. 238 архивного собрания НИИ СПб VI РАН). Введение в оборот рукописного материала позволяет нам рас­ширить наши знания о личности митр. Евгения, получить некоторые важные и даже уникальные свидетельства о его личных и научных контактах в процессе его становления как просветителя и представителя ученого монашества.

Эпоха Просвещения как широкое идейное течение, в рамках которого была осу­ществлена постановка проблемы человеческой личности, способной к крити­ческому восприятию и творческому преобразованию окружающей действитель­ности на рациональных началах, способствовала развитию различных форм ин­теллектуальных коммуникаций, в том числе эпистолярного общения. Перепи­ска, являясь нормой повседневной жизни образованных людей XVIII–XIX вв., сочетала в себе и практические функции средства общения и обмена информацией, и служила формой выражения личностного начала, передающей отноше­ние человека к описываемым событиям, его чувства, размышления. В большей степени субъективность автора проявлялась в письмах частного характера, от­личающихся от деловой переписки свободной формой изложения, эмоциональ­ной окраской речи, мозаичным содержанием и тем, что они, как правило, не предназначались для публикации. Частное письмо как исторический источник личного происхождения интересно для исследователя именно этой субъектив­ной своей стороной, позволяющей приоткрыть завесу внутреннего мира его автора, образа его мыслей, ценностных ориентаций, этических и эстетических предпочтений¹.

Обращаясь к изучению идейных и нравственных исканий в русском обще­стве последней трети XVIII – начале XIX в., Б. И. Краснобаев отмечал, что знамением того времени было «стремление людей к сближению на основе общности взглядов, интересов, жизненных позиций, вкусов, возникновение различных обществ»². Дружеское письмо рождается в этот период как продол­жение личного разговора разделенных расстоянием духовно близких людей, ис­пытывающих насущную потребность в общении друг с другом³. Помимо других присущих частной переписке черт дружеская переписка несет в себе отражение того стиля общения, того тона, который характерен для дружеского сообщества, члены которого в ней участвуют⁴. К такому типу относится переписка предста­вителей одного поколения – митрополита Евгения (Болховитинова) и Василия Ивановича Македонца, принадлежащих к дружескому по характеру общения и просветительскому по целям и направлению своей деятельности воронежскому кружку конца XVIII– начала XIX в.

Некогда известный историк, член полутора десятков университетских и академических научных обществ, автор ряда церковно-исторических, крае­ведческих, источниковедческих и других публикаций митрополит Киевский и Галицкий Евгений (Болховитинов) (18/29.12.1767 – 23. 02/07. 03.1837 г.), в миру Евфимий Алексеевич, приобрел наибольшую известность в России и за рубе­жом благодаря созданию словарей светских и духовных писателей⁵, представ­ляющих собой своеобразную энциклопедию русской словесности X – начала XIX в. Он стоял у истоков русской исторической науки, переживавшей в алек­сандровскую эпоху период обретения своих институциональных форм, опреде­ления собственного содержания, выработки методологии. Все это происходило в обстановке всплеска национального самосознания, вызванного событиями Отечественной войны 1812 года и стремительно возросшего в связи с этим обще­ственного интереса к прошлому своей страны⁶. Епископ Евгений принадлежал к узкому кругу признанных знатоков славянских древностей, экспертов, к чьим услугам и советам прибегали Н. П. Румянцев, Г. Р. Державин, Н. М. Карамзин и другие деятели русской культуры первой четверти XIX в. Годы, прошедшие по­сле его кончины, изгладили память о трудах и заслугах ученого, и сегодня имя митрополита Евгения известно только специалистам, стремящимся расширить свои представления об интеллектуальной атмосфере Александровской эпохи.

Одним из постоянных адресатов митр. Евгения на протяжении 12 лет был Василий Иванович Македонец⁷, входивший в 1792–1806 гг. в числе других чи­новников, учителей народных училищ и врачей Воронежа в небольшой кружок единомышленников, получивший в исследовательской литературе название “болховитиновский”, по фамилии тогдашнего преподавателя местной семина­рии Евфимия Алексеевича Болховитинова. Лидер объединения и после своего отъезда в Петербург продолжал проявлять живой интерес к просветительской деятельности учрежденного им на родине сообщества⁸. Известно, что митр. Ев­гений очень дорожил теплыми дружескими отношениями, связывавшими его с Македонцем, испытывал глубокую благодарность к своему старшему товарищу как за его былую заботу и покровительство⁹, так и за ту дружбу, которая продол­жала соединять их в разлуке. “Спасибо вам за то, что вы письма мои с любовью принимаете. Да, правду сказать, и я ни к кому так искренно от сердца не пишу, как вам”¹⁰, – признавался митрополит.

Среди эпистолярного наследия митр. Евгения его письма к Македонцу за­нимают значительное место по своему объему и разнообразию содержащихся в них сведений: от светских новостей, передаваемых из столицы в провинцию, до частных замечаний, касающихся личных взаимоотношений двух давних прия­телей, и многочисленных наблюдений и размышлений их автора. В настоящее время известно 113 писем митр. Евгения В. И. Македонцу, охватывающих пер­вые 12 лет пребывания Е. А. Болховитинова вдали от родного Воронежа на новом поприще монашеского и епископского служения. Первое из сохранившихся пи­сем было написано на третий день пребывания Евфимия Алексеевича в Москве проездом в Петербург 17 февраля 1800 г.¹¹, последнее датируется годом кончины Македонца: оно было отправлено из Вологды 18 ноября 1812 г¹². Большая часть из них – 90 – была напечатана в журнале “Русский архив” за 1870 г.¹³ Фрагмен­ты восьми писем были помещены в юбилейном Евгениевском сборнике¹⁴.

Основной массив писем митр. Евгения к Македонцу был подготовлен к публикации в журнале «Русский архив» бывшим учителем воронежской гим­назии, впоследствии чиновником московского архива Министерства юстиции Н. Е. Северным (1837–1919)¹⁵. По его сообщению, письма были случайно обна­ружены на воронежском рынке и спасены от уже начавшегося уничтожения пре­подавателем кадетского корпуса Э. А. Завадским (1830–1862), после кончины которого законоучитель воронежской гимназии Н. А. Волков передал десять из имеющихся писем для публикации А. Д. Ивановскому, а остальные предоста­вил в редакцию «Русского архива». На основании рассказа Волкова Северный высказал предположение, что переписка сохранилась не полностью¹⁶. Остается невыясненным, какова была судьба писем митр. Евгения в течение нескольких десятилетий после кончины в 1812 г. Македонца, бережно сохранявшего их при жизни¹⁷. После публикации в «Русском архиве» подлинники писем были переда­ны в Чертковскую библиотеку, при которой издавался этот журнал¹⁸. После того как в 1871 г. Г. А. Чертков передал свою библиотеку в дар Москве, она поступи­ла в ведение Московского городского управления, а в 1887 г. вошла в собрание Исторического музея. В настоящее время эта часть писем, объединенная под единым переплетом, хранится в Ф. 445 Чертковых в ОПИ ГИМ¹⁹. Кроме писем к Македонцу в этом архивном деле находится хорошо известное исследователям письмо Е. А. Болховитинова к другим членам воронежского кружка – директору училищ Воронежской губернии Григорию Андреевичу Петрову, медику Ивану Никитьевичу Еллинскому, помещику Ивану Никитьевичу Черенкову и учите­лю народного училища Воронежа, впоследствии профессору русской истории и права Харьковского университета Гавриле Петровичу Успенскому, в котором он сообщает своим приятелям о первых днях пребывания в Петербурге и монаше­ском постриге²⁰, а также копии других документов, адресованных Евгению.

В «Русском архиве» письма опубликованы в хронологическом порядке с примечаниями²¹, указанием даты и места отправления для каждого письма, снаб­жены сквозной нумерацией. Следует отметить, что письмо № 38 в публикации датировано 27 ноября 1802 г.²², что расходится с оригиналом, где указана дата 28 ноября 1802 г.²³, а письмо от 30 июля [1803 г.] объединено под № 45 с письмом от 16 июля 1803 г. как дополнение²⁴.

Стремясь представить письма митр. Евгения к Македонцу как источник, свидетельствующий о времени александровского царствования от лица предста­вителя образованной и влиятельной части духовенства, Северный предложил вниманию читателя лишь те фрагменты, которые могли иметь общее значение, опустив при этом множество сведений личного характера, раскрывающих для нас внутренний мир и образ мыслей Евгения Болховитинова в первое десяти­летие его монашеского служения. Вполне объяснимое желание Северного со­кратить текст публикуемых писем за счет исключения из него повторений и не­значительных, на его взгляд, хозяйственных и других подробностей создало ис­кусственные препятствия для исследователей жизни и деятельности митр. Евге­ния (Болховитинова), опиравшихся только на журнальный вариант переписки. За рамками публикации остались некоторые любопытные сюжеты, наблюдая за развитием которых, читатель может увидеть процесс внутренней трансформа­ции, происходившей с Евгением в первые годы монашества.

Приезд Болховитинова в столицу, его пострижение по настоянию петербург­ского митрополита Амвросия (Подобедова) и поступление его на службу в Пе­тербургскую академию в качестве префекта, учителя философии и красноречия открывали прямой путь к высшим церковным должностям. Подлинники писем содержат размышления архимандрита Евгения о своем новом положении. Имея возможность с близкого расстояния наблюдать жизнь и служение митр. Амвро­сия (Подобедова) в столице, он отмечал не только «лестны отличия» его сана и сопутствующих ему монарших милостей, но и «его вздохи от тяжести их»²⁵. Ар­химандрит Евгений писал, что митрополит «с добрым своим сердцем желал бы покойного уголка. Но пост его так высок, что с него сдвинуться нельзя иначе, как вниз»²⁶. Сам он держался того мнения, что «архимандритам (NB: однако ж не петербургским) лучше жить, нежели епархиальным архиереям».²⁷ Себя он не мыслил в рядах синодальных членов и высших церковных иерархов. «Боже, из- бави от Петербурга! – писал архимандрит Евгений Македонцу. – Завиден он только издали. И то тем, которые интриг здешних близко не видали. Я хоть не­давно здесь, но азбуку здешней жизни почти познал. А до грамматики нескоро можно достигнуть, философию же немногие знают»²⁸.

Подлинники писем раскрывают для нас глубокую связь Евгения со своим родным Воронежем. В первые два года пребывания в Петербурге он много писал воронежским приятелям, живо интересовался воронежскими делами и радовал­ся каждому приезжающему из родных мест. Только в феврале 1802 г. он смог, на­конец, сказать о себе: «Я теперь чужеземец»²⁹. Однако спустя несколько месяцев он, пожаловавшись Македонцу на свою хлопотливую столичную жизнь, от ко­торой «по выражению Кутейкина, всякое утро процветет и погибнет»³⁰, пишет: «Кстати пришло на мысль, о чем давно уже собирался я вас просить – нельзя ли мне через вас достать коротенький план города Воронежа – отечества мое­го? Я бы, глядя на него на стене ежеминутно и вас припоминал, а еще бы луч­ше, когда к нему прибавлен был еще и вид»³¹. В следующем письме Евгений по­благодарил за исполнение его просьбы и сообщил о намерении поставить план «за стекло», несмотря на «неверности и небрежение в оном»³².

Обращение к подлинникам писем позволяет расширить наши знания об интеллектуальных связях митр. Евгения. С большим чувством описывал он свои встречи с ученым, соединившим в себе наиболее значимые для него качества: «Не больше двух раз мне удалось говорить... с греком Евгением, коего охоте к наукам при самой уже дряхлой старости и твердой памяти я удивился. Он все еще говорит с огнем, когда его затрогают. Я любовался его просвещением и об­ширными знаниями, редкий нашего века ученый! И что удивительно, занима­ется сочинениями и переводами доднесь. А уже 86 лет, и едва на ногах стоять может. Он говорит с светскими по-французски, а с духовными по-латыни»³³. В лице архиепископа Славенского и Херсонского Евгения Булгара (1715–1806) архимандрит Евгений увидел разностороннего ученого, деятельного, сохраняв­шего творческое горение, несмотря на столь почтенный возраст, и умевшего общаться как со светскими, так и с церковными людьми. Образ жизни ученого монаха показался архимандриту Евгению близким и достойным подражания. Между двумя Евгениями завязалось тесное общение³⁴.

За пределами публикации остались уникальные сведения о знакомстве Евге­ния с ученым химиком Тертием³⁵ Степановичем Борноволоковым (1764–1813)³⁶, о чем становится известно благодаря архивной рукописи его письма Македон­цу из Вологды: «Посылаю... вам новую книжку, сочиненную бывшим вологод­ским прокурором, а ныне в архангелогородской уголовной палате советником, в нынешнем июле туда переведенном Тертоем Степановичем Борноволоковым, моим приятелем, человеком весьма сведующим»³⁷. Это краткое известие позво­ляет расширить наши скудные представления о круге общения Евгения в Во­логде.

Меньшая часть переписки митр. Евгения с Македонцем была представле­на читателям А. Д. Ивановским. По его сообщению, он получил письма митр. Евгения к Македонцу от бывшего инспектора Воронежской гимназии Кова­левского. Это могло произойти в период между 1861 и 1871 гг³⁸. Ивановский не ставил себе задачу представить читателю письма целиком. Желая осветить глав­нейшие события, очевидцем которых был Евгений в период своего пребывания в Петербурге с 1800 по 1804 г., он использовал материалы как из доставленных ему оригиналов, так и из писем, опубликованных в «Русском архиве», поме­стив получившийся обзор в приложении к сборнику под заголовком «О време­ни пребывания митрополита Евгения в Петербурге в бытность архимандритом и префектом Александро-Невской духовной академии 1801–1804 гг.»³⁹ Отсюда тематический характер расположения материала. Сначала собраны фрагменты, отражающие свежие впечатления провинциала, переселившегося в столицу, о петербургском климате, ценах на продукты и заморских деликатесах⁴⁰, затем по­казана разнообразная деятельность будущего церковного иерарха в академии от преподавания философии и высшего красноречия до копки каналов и бла­гоустройства территории⁴¹. Затем следуют политические и придворные события, современником которых был Евгений: сведения о военных победах, кончине и погребении А. В. Суворова⁴², о похоронах Павла I⁴³ и начале царствования Алек­сандра I⁴⁴. Много внимания уделено описанию различных празднеств и цере­моний, деятельности Комитета Благотворительного общества, работе Евгения над историей Грузии и т. д. Фрагменты из разных писем, описывающих эти и другие сюжеты, в некоторых случаях представлены как единый текст без обозна­чения дат и с нарушением хронологической последовательности⁴⁵. Иногда даты указаны ошибочно⁴⁶, есть искажения оригинального текста в виде опечаток или изменения формы слов для получения связного текста⁴⁷.

Остается неясной дальнейшая судьба оригиналов писем, оказавшихся у А. Д. Ивановского. Известно, что в нынешнее архивное собрание НИИ СПб VI РАН они вошли в составе коллекции историка, собирателя и исследователя рукописей – академика Николая Петровича Лихачева (1862–1936)⁴⁸. Рукописи 10 писем митр. Евгения Македонцу находятся в Ф. 238. Оп. 2. Карт. 136. Д. 4 среди писем другим адресатам. Два письма из этого собрания публикуются в Приложении 1.

Анализ общей картины переписки митр. Евгения к Македонцу позволяет проследить изменение интенсивности эпистолярного общения двух приятелей. В первые четыре года монашества до поставления Евгения в епископа Старо­русского в январе 1804 г. он писал своему воронежскому адресату чаще чем один раз в месяц: 19 писем в 1800 г.; 17 – в 1801; 15 – в 1902; 19 – в 1803. С 1804 по 1809 г. митр. Евгений отправлял корреспонденцию Македонцу в среднем не чаще чем один раз в два месяца: 8 писем в 1804 г; по 7 – в 1805 и 1806; 8 – в 1807, 5 – в 1808, 6 – в 1809 г. За последние три года переписки сохранились толь­ко два письма, что косвенно свидетельствует об утрате части корреспонденции этого периода.

Постепенное отдаление старых воронежских приятелей друг от друга вы­ражается не только в уменьшении числа писем, но и в сокращении их объема. В первый год пребывания в Петербурге Евгений испытывал большую потреб­ность в эпистолярном общении с Македонцем, его письма хранят следы спон­танно возникшего желания обратиться к товарищу. В письме от 14 мая 1800 г. мы читаем: «Милостивый государь Василий Игнатьевич! Несколько шагов промеряв по покою, вспомнил я про вас, и вдруг сажусь за стол писать, что на ум взбредет. Но что писать? На прошедшей почте, кажется, все выписано. Быть так, чтобы не показаться истощавшим материи, напишу что-нибудь»⁴⁹. Далее следует письмо, занимающее все свободное пространство двух листов с оборотом. В заключение Евгений прибавляет: «Писать больше места нет»⁵⁰. В письме от 25 апреля 1801 г. после необходимых приветствий, поздравлений и обмена новостями Евгений продолжает: «Вот вам и ответ на все ваше пись­мо. Теперь чем же наполнить оставшуюся белую бумагу? А с пробелом письма, я знаю, досаднее всего между друзьями. Обыкновенно на это говорят: вот де на разговоры с другом и материи не достало. Так что же писать?»⁵¹ Евгений заполняет остаток свободного бумаги «анекдотами о монархе»⁵². С течением времени Евгений все чаще пеняет на «недосуги» и принимает жалобы от своего адресата, получавшего «сухие письма»⁵³. После переезда Евгения в Новгород в 1804 г. письма значительно теряют в объеме, в них остаются пустые страницы. Неопубликованное письмо от 14 августа 1805 г. представляет собой краткую сопроводительную записку к посылке с портретом Евгения⁵⁴. Последнее не­большое письмо митр. Евгения было получено Македонцем незадолго до его кончины. Так постепенно угасающая переписка двух друзей завершилась есте­ственным образом.

Подводя итог истории публикации писем митр. Евгения к Македонцу, сле­дует отметить, что введение в оборот рукописного материала позволяет нам рас­ширить наши знания о личности митр. Евгения, получить некоторые важные и даже уникальные свидетельства о его личных и научных контактах в процессе его становления как просветителя и представителя ученого монашества.

Вступительная статья, публикация, комментарии, приложения М. Ю. Клочковой

Приложение 1. Два письма митр. Евгения к В. И. Македонцу⁵⁵

I.

II.

Приложение 2

Заключительная страница последнего письма митр. Евгения к В. И. Македонцу с его автографом. НИИ СПб VI РАН. Ф. 238. (Коллекция Н. П. Лихачева). Оп. 2. Карт. 136. Д. 4. Л. 140

Ключевые слова: Александровская эпоха, русское религиозное Просвещение, дру­жеская переписка, рукописи, история публикации, болховитиновский кружок, ученое монашество.

Список источников

Список литературы

Акиньшин А. Н. Воронежский круг общения Е. А. Болховитинова // Из истории Воронеж­ского края: Сб. статей. Вып. 8. Воронеж, 2000. С. 44–56.

Вологда в минувшем тысячелетии: Очерки истории города. Вологда, 2006.

Грот Я. К. Несколько заметок на письма митр. Евгения к Македонцу и Н. И. Зиновьева к его сыну // Русский архив. 1870. Вып. 7–12. С. 1768–1776.

Козлов В. П. “История государства Российского” Н. М. Карамзина в оценках современ­ников. М., 1989.

Лазарчук Р. М. Дружеское письмо второй половины XVIII как явление литературы: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Л., 1972.

Ласунский О. Г. Интеллигентские кружки в провинциальном городе // Общественная жизнь в провинциальной России в XV – начале XX в. Воронеж, 1995. С. 193–201.

Марасинова Е. Н. Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII века: По материалам переписки. М., 1999.

Победимова Г. А., Срединская Н. Б. Российская академия наук. Институт Российской истории. Санкт-Петербургский филиал. Фонды и коллекции архива: Краткий спра­вочник. СПб., 1995.

Путеводитель по фондам личного происхождения отдела письменных источников Госу­дарственного исторического музея. М., 1967.

[Савваитов П. И.]. Описание Вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря. Вологда, 1902.

[Савваитов П. И.]. Описание Тотемского Спасо-Суморина монастыря и приписной к нему Дедовской Троицкой пустыни. Вологда, 1911.

Северный Н.[ Е.] Несколько слов о митрополите Евгении и его письмах // Русский архив. 1870. Вып. 4–5. С. 871–880.

Смирнов С. К. История Московской Славяно-греко-латинской академии. М., 1855.

Степанов Н. Л. Дружеское письмо начала XIX в. // Русская проза: Сб. статей / Под. ред. Б. Эйхенбаума и Ю. Тынянова. Л., 1926. С. 74–101.

Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей россиския церкви. СПб., 1877.

Фортунатов Ф.[Н.] Памятные записки вологжанина (Вологда в 1812 году, Сперанский, Магницкий, Трощинский, Макшеев, Монаков, Каразин, Словцов и др.) // Русский архив. 1867. № 12. С. 1646–1707.

St. Tikhon's University Review.

Series II: History. Russian Church

History.

2018. Vol. 80. P. 135–150

Klochkova Marina,

Graduate Student, Lecturer,

Lomonosov Moscow State University.

LETTER EXCHANGE BETWEEN FRIENDS IN THE ENLIGHTENMENT AGE: FROM THE HISTORY OF PUBLICATION OF METROPOLITAN EUGENÉS (BOLKHOVITINOV) LETTERS TO HIS VORONEZH FRIEND V. I. MAKEDONETS